Теоретические аспекты проблемы изучения московского текста на занятиях по литературе

Феномен московского текста в исследованиях литературоведов

Вопросы изучения городских текстов находятся в фокусе внимания современных исследователей. Они отмечают, что быстрое развитие городской темы в искусстве началось с конца ХІХ-начала ХХ вв. и продолжалось до 1930;х годов. В это время завершился процесс развития (В.Н. Топоров) петербургского текста и произошло формирование московского текста. В работах Н. П. Анциферова было показано, что произведения русских писателей о Петербурге есть общие концепты, что позволяет их рассматривать как целое [5]. Б. В. Томашевский подчеркивал, что речь идет не о петербургской теме, а о поэтической линии, которая тянется от Пушкина к Достоевскому в литературе XX в. (особая роль городского пейзажа города, образа героя в Петербурге).

В 70-е гг. ХХ в. город как феномен культуры стал рассматриваться в рамках семиотической школы (как текст и как механизм порождения текстов). Ю. М. Лотман указывал, что город — это механизм, постоянно заново рождающий свое прошлое, которое получает возможность сополагаться с настоящим как бы синхронно[19, с. 36]. В трудах Ю. М. Лотман глубоко исследуется проблема текста как знаковой системы. Ученый пишет, что «любая реальность, вовлекаемая в сферу культуры, начинает функционировать как знаковая. Самоотношение к знаку и знаковости составляет одну из основных характеристик культуры» [31, с. 91].

В 1984 г. В. Н. Топоровым было введено в научный обиход понятие «петербургский текст». Его работа «Петербургский текст русской литературы» и предложенный подход к анализу городского текста легли в основу исследований городских текстов других авторов.

Городской «сверхтекст» строится на произведениях, связанных определенным пространственным локусом и реализующих типологически близкие образы, символы, мифологемы [56]. Петербургский текст определяется как «цельное единство», которое объединяет серию литературных текстов о Петербурге, имеющих общие семантическими и структурными признаки, главным из которых, является «монолитность максимальной смысловой установки (идеи)» [39, с 27]. Классические произведения «петербургской темы» воспринимаются как некий единый текст. Семантика «петербургского текста» у тех или иных русских писателей рождается, не только при сопоставлении с традиции, но и как реализация «мифа о Петербурге», возникающий в миф русского символизма[49].

В современной исследовательской практике разрабатываются теории бытования московского текста, а также региональных текстов. В. В. Абашев пишет о «городе как тексте» как определенной системе знаков и символов культуры[1, с. 22]. Н. Е. Меднис рассматривает городской текст как «сверхтекст» («сложную систему интегрированных текстов о городе), который имеет универсальную внетекстовую ориентацию, образующую незамкнутое единство, отмеченное смысловой и языковой цельностью» [36, с 53]. Исследователь на основе работ В. Н. Топорова выделяет следующие признаки сверхтекста:

Всякий «сверхтекст» имеет образный центр, в котором фокусируется объект.

«Сверхтекст» предполагает знание читателем определенногоколи-чества текстов.

Для понимания «сверхтекстов» необходима синхроничность.

Главным критерием сверхтекста является смысл[36].

Н.Е. Шмидт говорит о городском тексте как комплексе образов, мотивов, сюжетов и т. п., который воплощает авторскую модель городского бытия[61, с 2], Л. Флейшман отмечает, что явление «городского текста» связано с двойной природой города «как изображения и реальности одновременно"[58, с252].

Для нас представляет интерес следующее определение дефиниции «городской текст», которое может быть использовано в качестве рабочего: городской текст — это «корпус произведений, в основном художественных, но также исторических и документальных, основанных на исходной мифологеме, в которых обозначение места действия оказывается структурно значимым, проявляется на сюжетном, композиционном уровнях, влияет на характеристики образной системы, на принцип выбора автором художественных приемов» [16, c.5].

Субъектом и объектом городского текста выступает город, что обусловливает одну из главных задач городского текста — формирование в литературном произведении неделимого художественного образа города, который отображает особенность внешнего характера и внутреннего духа («идеи», по мнению В.Н. Торопова) определенного города.

Одной из важных примет освоения городского пространства является создание мифа, которая реализуется в разных фольклорных и художественных текстах. Городской миф являет собой множество отложившихся в человеческом сознании культурных представлений о городе, накапливающиеся от момента его основания, и включает отраженные в городском фольклоре предания и легенды об основании города, сведения об исторических событиях, личностях, сыгравших существенную роль в жизни города и т. п. [56] Городской миф во многом развивает перцепцию города в человеческом сознании, это накладывает отпечаток на образ жизни горожан, их мироощущение, поведенческую мотивацию, отображающиеся в литературном произведении. 56].

Пространство города, отмечает А. Бобраков-Тимошкин, является естественным генератором культурных, в том числе и литературных мифов [12,с. 49]. Городские мифы представляют метафизический уровень бытия города и выступают в качестве той культурной «вне положенной реальности», которая моделируется в литературном тексте о городе и является его цементирующим началом. По мнению Н. Е. Меднис, именно наличие метафизического обеспечивает возможность перевода материальной данности в сферу символического означивания, и, следовательно, формирование особого языка описания, без чего немыслимо рождение текста [35, с.35].

Закладывающийся в основу литературного городского текста миф огороде на уровне структуры произведения проявляется в проблематике, поэтике заглавия, композиции (мотивы, расстановка персонажей), пейзаже, определенных константных образов, специфике художественной речи и т. д.

Другим концептом, скрепляющим городской текст, исследователи называют концепт эйдетический, предполагающий отображение в литературном городском тексте эйдетического образа города [57] В этом случае философская категория переходит в область литературоведческую: понятие «эйдос» трансформируется в художественный образ. Традиционное философское понимание эйдоса как «идеи, сущности, зримого образа» [57, с. 230], позволяет ученым рассматривать его, как одну из важнейших характеристик образа города в городском тексте. Во многом порожденная городским мифом, укорененная в городском сознании идея города заключает в себе его высший духовный смысл, «душу» города, по мысли Н. Анциферова, характеризующую городской организм как конкретную индивидуальность [4, с. 23]. Идея города, заложенная в основу городского текста, задает его единую смысловую установку, скрепляющую все уровни содержания и формы произведения.

Главным концептом в изучении городского текста считаются городские топосы. Они представляют собой топосы пространства, которые являются общностью среды обитания человека и связаны с построением образа города как определенного макрокосма, обусловливающего характер человеческой жизни [56]. На уровне повествовательной структуры городского текста топосы включают в себя константные образы города, городскую тему, мотив, элементы городского пейзажа и т. д.

При осмыслении понятия «городской текст» необходимо выявить концепт традирования — концепт, сообщающий городскому тексту важную функцию, заключающуюся определении культурного сознания [31]. В городском тексте отображается не только образ города, но и образ городского сознания, благодаря чему городской текст предстает своеобразным хранилищем исторической, культурной и человеческой памяти. Ю. М. Лотман указывал, что город — это механизм, постоянно заново рождающий свое прошлое, которое получает возможность сополагаться с настоящим как бы синхронно[31 с36].

«Московский текст» понимается не только как художественное пространство, созданное тем или иным автором, но и как жизненные реалии, определяющие условия существования того или иного московского писателя [16, c 148]. Характерным признаком «московского текста», по Топорову, являетсято, что не во всех произведениях, вошедших в него, действие происходит исключительно в Москве. Многие из текстов, связанных с изображением Москвы, могут считаться частью «московского текста» на том основании, что содержат в себе определенные его элементы, прежде всего значимые для него концепты, реализующие сходные признаки во всем пространстве данного сверхтекста. Так, пушкинский «Евгений Онегин» и «Война и мир» Л. Н. Толстого, где изображены не только Москва, но и Петербург, и провинция, тем не менее, содержат значимые именно для «московского текста» русской литературы концепты, с помощью которых в пределах этих произведений создается особая сверхтекстовая картина московской жизни. 56]. Таким образом, данные тексты можно расценивать как содержащие элементы «московского текста» и, следовательно, как его составляющие.

Сам «московский текст» по причине некоторой структурной рыхлости, трудно пока представим как единый сверхтекст[41]. На данный момент существуют работы разных авторов, посвященные изучению темы и образа Москвы в литературе преимущественно XIX-ХХ вв.

Учитывая особую значимость и отмеченность Москвы в русской истории и культуре, следует признать, что большой пласт художественных текстов, так или иначе с Москвой связанных, не обладает той степенью внутренней цельности, которая позволила бы безоговорочно вести речь о «московском тексте» русской литературы[56].

Сомнения в существовании «московского текста» именно как текста высказывал в своих исследованиях и В. Н. Топоров.

Самый главный, но не связанный с рождением города, миф покоится на концепции Москвы — третьего Рима. Впрочем, миф этот, оставшись книжным, не утвердился в общенародном сознании и не приобрел того отклика, который зародил мифы о рождении Петербурга. В самом начале авторская, которая принадлежала старцу Филофею, идея эта оторвалась от своего родителя и на определенном этапе стала общегосударственной, породив миф о России как преемнице и преобразовательнице Рима первого и Рима второго (Константинополя), а стало быть, и о ее мировой значимости, что послужило основой для и ныне живого представления о мессианской роли России.

«Московский текст» понимается не только как художественное пространство, созданное тем или иным автором, но и как реальная жизнь, которая определяет условия существования того или иного московского писателя [17, c. 148].