Произведения Ю. Нагибина о Москве как предмет изучения

Юрий Михайлович Нагибин (1920;1994) большую часть жизни жил в Москве, затем оказался на фронте, где в сорок третьем году опубликован первый сборник рассказов «Человек с фронта». После окончания войны занимался журналистикой. В середине 1950 годов вышли сборники «Чистые пруды», «Человек и дорога», «Ранней весной». Становление Нагибина как писателя исследователи связывают с рассказами «Трубка», «Зимний дуб», «Комаров». Циклы рассказов «Чистые пруды», «Книга детства» получили широкую известность у читателя. С конца 1950;х Нагибин много работал в кино, принял участие в создании сценариев для фильмов «Председатель», «Чайковский», «Дерсу Узала».

В книге «Юрий Нагибин. Литературный портрет» И. А. Богатко посвящает несколько страниц сборнику рассказов «Московская книга», городской теме творчества, которая во многом обусловлена биографическим контекстом: детство писателя прошло на Чистых прудах. Становление человека — одна из главных тем Нагибина на протяжении всей его творческой жизни. И. Гринберг пишет: «И. В. Астафьев, И. Ю. Нагибин, возвращались к давно пережитому, как бы руководствовались желание понять и увидеть, что же было истоком, отправною точкою их творчества, их существования в литературе… Писателей заботила не биография фактов, а открытие глубинного смысла».

Исследователь обращается к сборнику рассказов «Чистые пруды»: «У Москвы Нагибина свой характер, город, всегда оставаясь добрым, поворачивается в этих рассказах к нам самыми разными своими гранями. Москва Чистых прудов и Покровки, со звоном трамваев, дневной сутолокой и ночной „тихой, темного пустынностью“ (Чистые пруды), где „бродят странные, добрые люди, которые не дадут тебе пропасть“, окраинная Москва тридцатых годов — „низенькие домики“ в один — два этажа, иной раз с каменным низом и деревянным верхом палисады с почерневшей от ранних заморозков сиренью, водопроводные колонки на уличных перекрестках, обезглавленные церкви, ставшие хранилищем картофеля и зерна, золотые кренделя и бледные калачи на вывесках булочных, круглые тумбы, оклеенные цирковыми афишами, заводские трубы в глубине пространства» [13]. В заключение И. А. Богатко пишет, что, будучи городским человеком, Нагибин-писатель интересуется своеобразием становления психологии и мироощущения горожанина, в автобиографическом цикле, главный упор делает Нагибин на характеры [13].

С повести «Как был куплен лес» началась книга сложными рассказами и повестями о людях искусства прошлого. К концу создания автобиографического цикла появились произведения, в которых, по выражению критика В. Сахарова начале, «сохраняя чистоту и высокую ноту тургеневско-бунинской элегичности"[43].

«Дневник» Ю. М. Нагибина являет героя-повествователя — человека сложного, неоднозначного, противоречивого. Особый интерес представляет интимная особенно составляющая «Дневника», особенно те ее моменты, где Нагибин размышляет о творчестве, искусстве и о своем жизненном предназначении писателя. Некоторые моменты «Дневника» прямо перекликаются с художественным творчеством, с «Вечными спутниками», многое добавляя к образам художников (Тютчева, Рахманинова, Пушкина.), делая их менее однозначными, более сложными и противоречивыми[54].

По рассказам Нагибина о детстве можно легко представить себе городской быт тридцатых годов, ход повседневной жизни москвичей. Читатель узнает, в каких квартирах тогда жили (от перенаселенный коммунальной до роскошных хором, набитых вещами); что ели; что носили; во что играли; какие песни пели; каким транспортом пользовались (от извозчичьих саней и пролеток до звенящего трамвая и чуда первого метро); что смотрели в кино; какие спектакли были модными; как ходили на «протырку» в оперу и без билета на каток; какими зачитывались книгами; каким «богам» молились. Районы Покровки, Чистых прудов воссозданы с топографической точностью.

Исследователи отмечают, что герои вырастают из быта, как «из глубины пейзажа». При этом быт не подменяет собою главного — духовного содержания жизни тех далеких лет. Нравственная атмосфера времени для Нагибина неизмерима важнее «вещного» окружения[13].

Специальных исследований о московской теме в творчестве Ю. М. Нагибина мы не обнаружили. Изучены диссертации, посвящённые отдельным аспектам поэтики произведений Нагибина. Так, Т. А. Шестакова в работе «Структура персонажа и принципы психологизма в рассказах Юрия Нагибина, 1960;1970;е гг.» ставит целью выявить своеобразие персонажей нагибинской новеллистки на уровне структуры текста. Материалом исследования стали «Книга детства», ранние рассказы, которые относятся к переходному периоду творчества.

В первой главе работы «От „Чистых прудов“ к „Книге детства“» исследуется становление и развитие концепция личности, своеобразие ее художественного воплощения. Предметом анализа стали художественные и публицистические произведения, в том числе очерк 1978 г. «Москва… Как много в этом звуке…». Исследователь отмечает, что Нагибина интересуют в большей степени на глубинные процессы в душе человека, сложные загадочные события его внутренней жизни. Для писателя сама личность является сложной и многомерной. «Книга детства» намечает, с точки зрения диссертанта, абсолютно новые психологические подходы по сравнению с «Чистыми прудами». Так, например, даётся очень точное описание чувств, внутреннего состояния героя в экспериментальных ситуациях. Т. А. Шестакова выявляет психологическую традицию в «Книге детства»: от Чехова к Толстому. По наблюдениям исследователя, Нагибин отдаёт предпочтение прямым формам психологизма (при сравнении «Книги детства» с «Чистыми прудами и при сопоставлении первой части «Книги детства» со второй и третьей частями). В итоге исследователь приходит к выводу, что «Книга детства» знаменует начало нового этапа творчества.

У многих исследователей особый интерес вызывает близость творчества Ю. Нагибина к классической традиции. А. П. Казаркин рассматривает в общем контексте авторской позиции «Книгу детства», устанавливает близость «Жизнью Арсеньева» И.А. Бунина[11].

Способы создания характера в произведениях Ю. Нагибина в связи с классической традицией литературы изучались в работах Н. А. Брябиной, Л. С. Шепелевой. Они склонны считать, что Нагибин является продолжателем новеллистических традиций А. П. Чехова.

Взаимоотношения автора и героя, соотношение прямой и не собственно прямой речи в рассказах 50−60-х гг. ХХ в., композиция внутренних монологов, диалогов, особенности не собственно прямой речи в рассказах 60−70-х гг. ХХ в. являются предметом исследования в диссертации Е. Л. Соловьевой «Автор и герой в прозе Ю.М. Нагибина». 80-гг. ХХ в. в творчестве писателяэто, по словам Е. Г. Мущенко, «попытка сбросить оковы настоящего и отпустить фантазию в далекое прошлое к судьбам людей исключительных, которых не поглотила река времени"[43].

Примечательно, что Ю. Нагибин создает цикл рассказов-психологических версий, над которым он продолжал работать до начала 90-х гг. К циклу как жанру он обращался и раньше: известны циклы его охотничьих и детских рассказов. Но циклизация как принцип жанровой организации малой прозы не охватывает всего творчества писателя. Многие его рассказы не объединены в циклы.

Отдельные исследования посвящены лингвистическому анализу произведений Ю. М. Нагибина. Так, в диссертации Н. И. Беляевой «Содержательные категории художественного текста и их языковая экспликация» решаются задачи создания и систематизации текстовых концепций, выявление способов языковых воплощений категорий. В отдельной главе исследованы категории «Человек, пространство, время» на примере текстов Ю. М. Нагибина.

В ходе анализа нагибинских текстов особое внимание уделено лексическим способам номинации, текстовой категории времени. Отмечено, что в произведениях Ю. М Нагибина используются такие темпоральные указатели, как названия исторических происшествий, наименования служебных чинов, социальное положение лиц, название предметов быта. Средством временной ориентации служит прием цитации. Проанализировав способы языкового воплощения текстовой категории художественного времени в произведениях Ю. М. Нагибина, исследователь приходит к выводу, что поле этой содержательной категории художественного текста в корне отличается от поля функционально-семантической категории темпоральности. После анализа способов языкового выражения текстовой категории «пространство» в произведениях Юрия Нагибина, автор заключает: к центру поля этой категории относятся различные лексические средства; содержательная категория «человек» выражается в тексте чаще на лексическом уровне (в слове персонажа, в речи автора, в прямой речи, монологах героев и т. д.). Автор считает, что в основу анализа текстовой категории «человек» могут быть положены и другие параметры: психологический тип личности, его физические и интеллектуальные волевые качества.

А.Е. Куксина исследует языковую картину мира Ю. М. Нагибина. Ею проанализированы структурно-семантические типы сложных эпитетов, которые представляет собой определение, передающее информацию о каком-либо свойстве описываемого предмета или явления. Во второй части своей работы А. Е. Куксина выявляет основные структурные типы сложений с позиций смысловых отношений между компонентами. Проводится исследование, которое показывает, что рассматривание дефисных, раздельных и слитных написаний композитов в тексте Ю. М. Нагибина является равноправными. Автор выделила две структурно-семантические группы. Первая группа — сложные эпитеты со смысловыми отношениями сочинения. В ней обозначены три подгруппы: с отношениями соединения; с добавочно-усилительным значением; с сопоставительными и противопоставительными отношениями компонентов. Сложные эпитеты с противительными отношениями предполагают смысловой контраст сочетающихся основ и являются приметными элементами идиостиля Ю. Нагибина. Антонимичное соотношение основ является потенциально оксюморонным: грустное торжество, радостная тревога, сладкая горечь, спокойная насмешка, стремительная сдержанность. Вторая группа — сложные эпитеты, компоненты которых находятся в отношениях подчинения. В этой группе А. Е. Куксина выделяет четыре подгруппы: сотношениями принадлежности; со значением направленности действия на прямой или косвенный объект; с конкретизирующим значением; слитные эпитеты. Образования указанной словообразовательной группы заключают в себе уподобление реалии, которая обозначается основой относительного прилагательного. Особой продуктивностью в художественной прозе Ю. Нагибина, по мнению исследователя, обладают композиты, в которых опорным компонентом является прилагательное цветообозначения с конкретизирующим значением. Художественное произведение — продукт, который представлен писателем, в нем содержится фрагмент действительности и отражение процесса его познания. А. Е. Куксина считает, что данное языковое средство у Юрия Нагибина выражено по-авторски индивидуально, это и позволило автору в своей работе исследовать бикорневое сложение, как основное лексическое и стилистическое средство отражения реальной картины мира в художественном тексте. Автор находит отличительный признак, который в лексико-семантических группах сложных эпитетов, является прием наложения психологических характеристик. Ю. Нагибин отражает картину мира, объединяя несколько разноаспектных признаков изображаемого явления для описания комплекса эмоций.

Центральное место в описании структуры языковой картины мира писателя занимает аксиологический аспект, в котором получает отражение определенное видение человека в аспекте его личностного, избирательного отношения к миру. Отличительным признаком языковой картины мира художественной прозы Ю. Нагибина исследователь называет прием наложения психологических характеристик или объединения разноаспектных признаков изображаемого явления.