Книжная культура воспитанников Орловского Бахтина кадетского корпуса

В статье на основе анализа воспоминаний бывших кадет и материалов дореволюционной периодической печати дается характеристика книжной культуры воспитанников Орловского-Бахтина кадетского корпуса. Автор подробно описывает круг кадетского чтения, роль корпусной библиотеки в заполнении досуга кадет, официальное и неофициальное руководство кадетским чтением со стороны начальства и педагогов. Показывается влияние книжной культуры на формирование мировоззрения воспитанников и их духовное развитие. кадет книжный культура мировоззрение Ключевые слова: книга, книжная культура, библиотека, кадеты, Орловский-Бахтина кадетский корпус.

This article gives the characteristic of book culture of pupils of Orel Bakhtin military school based on the analysis of memoirs of former pupils and materials of pre-revolutionary periodical press. Author describes in detail the sphere of cadets' reading, official and unofficial direction of cadets' reading from the side of command and teachers. The influence of book culture on the forming of outlook of pupils and their spiritual development is also shown.

Key words: book, book culture, library, pupils, Orel Bakhtin military school.

Кадет и книга… Достаточно противоречивое сочетание. Противоречие здесь, разумеется, следует трактовать с позиций диалектики. С одной стороны, популярный в кадетской среде обычай презирать все невоенное временами распространялся и на просвещение, порождая традицию рвать учебники и конспекты после завершения экзаменов и заставляя выпускников клясться, что после производства в офицеры они не станут корпеть над книгами: университет — для «штафирок», военная академия — для «чижиков» и «моментов»! [1] Офицер, носивший очки, воспринимался как неблагонадежный «философ и вольнодумец». С другой стороны, в XIX — начале XX вв. книга, особенно художественная, играла куда большую роль в жизни грамотного человека, чем сегодня; гениальные произведения Толстого, Тургенева, Фета, обаяние поэтов «серебряного века» не могли не найти отклика в сердцах будущих офицеров, происходивших в своем большинстве из культурных семей. Некоторые кадеты и сами не без успеха «марали бумагу»; у каждого выпуска, как правило, был свой «поэт», вписывавший новые строки в священную корпусную книгу — «Звериаду».

Орловский-Бахтина кадетский корпус был основан в 1843 году, в суровую николаевскую эпоху. Первые годы существования заведения описаны К. Ф. Кулябкой и В. К. Шатиловым, они характеризуют педагогов и офицеров, повседневную жизнь кадет, их шалости и развлечения. По свидетельству К. Ф. Кулябки, «в свободное время воспитанники играли в лапту, ходили на ходулях и пели хоровые песни» [2]. Роль чтения была невелика, в первую очередь «благодаря» активности начальства. Корпусная библиотека, помещавшаяся на четвертом этаже здания, играла чисто декоративную роль: «книги были расставлены по ранжиру, в красивых переплетах, но трудно сказать, для какой цели она существовала, так как воспитанники ею не пользовались и не видно, чтобы ею пользовались преподаватели и офицеры» [3]. Воспитанникам дозволялось читать лишь «Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений». Это было солидное издание, выходившее раз в 2 недели и имевшее следующие разделы: 1) изящная словесность, 2) история, 3) науки (в том числе и военные) и художества, 4) смесь. Воспитанники «Журнал…» любили и зачитывали его до дыр. Однако «Журналу…», при всем многообразии помещаемых материалов, в одиночку трудно было удовлетворить культурные запросы кадет. Самовольное расширение круга чтения ограничивалось «геркулесовыми столпами» официальной системы воспитания и «прокрустовым ложем» корпусной цензуры. Книги, приносимые из дома, должны были быть просмотрены инспектором классов или его помощником; без разрешительной надписи: «Сию книгу иметь дозволяется» — в корпусе нельзя было иметь даже Библию. Когда генерал-майора Тинькова на посту директора сменил полковник Вишняков (это случилось в 1854 г.), были учреждены ротные библиотеки — в помещении каждой роты отныне стояли шкафы с книгами. Однако чтением воспитанников никто не руководил, «…и этим делом, кажется, никто из начальства не интересовался, заведовал библиотекой один из кадет роты, редко, но все-таки проникала в среду кадет и нелегальная литература, как-то: „Три мушкетера“ и прочие романы Дюма, которые читались с большой осторожностью, во избежание отобрания» [4]. Чтение приключенческой литературы не поощрялось, так как в то время участились случаи побегов воспитанников в Америку [5].

В 1864 г. Орловский-Бахтина кадетский корпус в числе первых был преобразован в военную гимназию. Под руководством талантливого педагога, бывшего профессора тактики Николаевской академии Генерального штаба Д. Х. Бушена [6] Орловская-Бахтина военная гимназия наряду со Второй Санкт-Петербургской военной гимназией стала полигоном передовых педагогических идей. В их числе — забота о чтении кадет. Так, на заседании педагогического комитета гимназии, состоявшемся 24 июня 1865 г., воспитатели обсуждали проблемы, связанные с необязательными занятиями воспитанников в свободное от уроков время и в праздничные дни. Воспитатели 1-го возраста, штабс-капитан Витторф и поручик Грессбек, сделали следующие предложения: увеличить библиотеку возраста (возрастами были заменены роты — А.Г.) и предоставить право получать книги из фундаментальной библиотеки с согласия воспитателя. Педагогический комитет, обсудив это предложение, признал, что библиотека возраста снабжена совершенно достаточно книгами серьезного содержания, и желательно пополнить ее только сочинениями русских авторов, а именно: Тургенева, Гончарова, Григоровича и др., а также переводами произведений Диккенса, Теккерея и других английских писателей. Относительно выдачи книг из фундаментальной библиотеки корпуса воспитанникам педагогический комитет признал это вполне возможным не только во время праздников Рождества и Пасхи, как это было до тех пор, но и в течение всего курса, с тем, чтобы чтение не шло в ущерб классным занятиям, за что будут ответственны воспитатели [7].

Были составлены и «Правила для читальной комнаты Орловской-Бахтина военной гимназии»:

• 1. Библиотека открыта ежедневно с 12 до 16 часов.
• 2. Последний номер газеты или журнала может быть взят на дом в 15−30 и возвращен на следующий день в 12−30.
• 3. Штраф за просрочку — 25 копеек за день.
• 4. Все остальные номера газет и журналов берутся свободно.
• 5. Можно взять 1 журнал или 3 газеты на 4 дня [8].

В нашем распоряжении нет мемуаров бывших питомцев гимназии, из которых мы могли бы узнать, какие книги читали воспитанники. Зато известно, какие книги полагалось им читать во время летних лагерных сборов. В лагере в 1866 г. в отделении старшего возраста, состоявшем из воспитанников 5 и 4 классов, читались следующие книги: «Природа и люди» Павловского, «Путешествие в полярные страны» Кэна, «Смутное время Московского государства» Костомарова. В 1-м отделении среднего возраста (3-й класс) досуг воспитанников был заполнен чтением «Чудес подземного мира» Гартвига, «Географических очерков» Грубе, «Жизни птиц» Брема, «Богдана Хмельницкого» и «Смутного времени Московского государства» Костомарова. Во 2-м отделении среднего возраста (3 и 2 классы) и в 1-м отделении младшего возраста (2 и 1 классы) воспитатель читал мальчикам вслух следующие книги: «Географические очерки» Грубе, «О Ломоносове» Фурмана, «Естественную историю» Франклина, «Детские годы Багрова» Аксакова, «Фрегат „Паллада“» Гончарова, «Путешествие» Дарвина [9].

К сожалению, после того, как Д. Х. Бушен в 1867 г. был назначен на должность директора Пажеского корпуса, дух «просвещения» в гимназии начал мало-помалу угасать и поддерживался лишь отдельными педагогами. Генерал Е. З. Барсуков, поступивший в гимназию в 1876 г., в своих мемуарах отмечал, что учебно-воспитательная работа находилась в состоянии глубокого упадка: «За время семилетнего моего пребывания в корпусе ни воспитатели, ни преподаватели не вели бесед и не делали никаких докладов на военные темы. Только преподаватели географии и космографии вели изредка довольно интересные беседы по своим предметам с так называемыми „туманными картинами“… Преподаватели русского языка читали иногда на уроках произведения русских классиков и вели беседы по литературе» [10]. Из таких педагогов-новаторов Барсукову запомнился Цветаев, который вел особенно интересные и увлекательные беседы и чтения. Под впечатлением чтения и бесед Цветаева Барсуков полюбил Пушкина, Лермонтова и в особенности Тургенева. К сожалению, Цветаев пробыл в гимназии лишь два года, после чего стал преподавателем Московского университета.

Необходимо отметить, что сам дух эпохи подталкивал воспитанников к чтению, возбуждал в них потребность читать серьезные книги и размышлять над прочитанным, делиться мыслями с друзьями. Е. З. Барсуков вспоминал: «Как большинство молодежи 80-х гг. прошлого столетия, я стал лирически настроенным юношей, мечтавшим о „свободе, равенстве и братстве“ народов, о „вере, надежде и любви“, сделался дилетантом в искусстве» [11]. Между тем среда, из которой вышел Барсуков, была далека от философских исканий, элегий и лирики: «Братья Барсуковы с юных лет добровольно пошли служить в строевых рядах армии, учились в низших военных школах и из рядовых дослужились до офицерского звания. Отец их, мой дед Мирон, был неграмотным, жил в крестьянской хате в с. Саран Рязанской губернии, занимался хлебопашеством вместе со старшим своим сыном Алексеем, также не обученным грамоте и остававшемся при отце» [12].

Е.З. Барсуков окончил Орловский-Бахтина кадетский корпус в 1883 г. (в 1882 г. все военные гимназии были преобразованы в кадетские корпуса). Следующие 20 лет — огромная лакуна в истории социокультурного пространства заведения. Источников личного происхождения, повествующих об этом периоде, не выявлено, поэтому говорить о том, что читали воспитанники, невозможно.

Жизнь корпуса в первые годы XX в. описана Г. Месняевым, чьи воспоминания «Кадетские годы» публиковались в 1950;х гг. в эмигрантском журнале «Военная быль», выходившем в Париже, и замечательным советским актером, режиссером и театральным педагогом Б. Е. Захавой (ректор знаменитой «Щуки», он начал свою карьеру ролью Наполеона в кадетском спектакле, а на склоне лет сыграл Кутузова в киноэпопее Сергея Бондарчука). Месняев учился в Орловском корпусе в 1902;1909 гг.; Захава носил погоны ОБКК три с небольшим года — с 1906 г. до начала 1910 г. (закончил он уже 3-й Московский кадетский корпус).

Борис Захава до поступления в корпус рос в творческой обстановке. Под руководством отца — офицера, бывшего питомца Орловского-Бахтина кадетского корпуса — мальчик даже создал домашний театр. Книги и спектакли заполняли досуг будущего режиссера и тогда, когда он по воле судьбы оказался в числе кадет Орловского корпуса. Борис Евгеньевич так вспоминал свои кадетские годы: «Читал я много. Сижу, бывало, в свободное время в классе за партой, уткнувшись в книгу и подперев кулаками голову, а в классе в это время возня, шум, толкотня; играя в догонялки, ребята цепляются по дороге за мою парту, двигая ее то в одну, то в другую сторону, и я катаюсь на ней по всему классу, но ничего этого не замечаю» [13]. Участвовал Борис Захава и в концертах, и в литературных вечерах, которые устраивались в корпусе в порядке самодеятельности. В этих концертах принимали участие не только кадеты, но и педагоги со своими дочерьми и женами. Программы концертов были весьма разнообразными: в них входили и музыкальные, и вокальные, и танцевальные, и чтецкие номера. Захава выступал в этих концертах в качестве чтеца, исполнял стихи Пушкина, Надсона, Никитина. А в дни празднования 100-летнего юбилея Отечественной войны с Наполеоном читал стихи, связанные с событиями того времени: «Воздушный корабль» и «Бородино» Лермонтова, «Полководец» Пушкина. Будущий народный артист СССР считался в корпусе одним из лучших чтецов и имел успех у публики [14].

Воспоминания Г. Месняева также свидетельствуют о том, что орловские кадеты в начале XX в. были поклонниками серьезной литературы.

В те времена в обществе было распространено мнение, что кадеты по степени своего общего развития и по кругу своих интересов стоят гораздо ниже гимназистов и реалистов. Популярностью пользовался анекдот, как офицер, дрессируя собачку и поглядывая при этом на студента, приговаривал: «Учись, учись, собачка, — студентом будешь». «А не доучишься — офицером будешь», — парировал студент.

По признанию Месняева, в глубине души сами кадеты, до некоторой степени, соглашались с этим общераспространенным взглядом. Каково же было удивление мемуариста, когда его репетитор, студент одного из самых трудных высших учебных заведений (электротехнического института) в разговоре с ним обнаружил незнание, кем был Обломов. Такое невежество было совершенно немыслимо для любого кадета Орловского корпуса. Месняев писал: «Мы не читали тогдашних литературных знаменитостей, вроде Горького или Андреева, не знали разницы между социал-демократами и социал-революционерами, но мы хорошо были знакомы с русской классической литературой и большинство из нас ее любило. Эта любовь прививалась нам и чтением нам вслух воспитателями, на так называемых „пустых“ уроках, и набором книг в наших ротных библиотеках, и, конечно, преподавателями русского языка. Я всегда отличался приверженностью к книгам и уже с первого класса в нашей библиотеке четвертой роты нашел настоящий клад для удовлетворения своей читательской страсти. Начиная с „Бедной Лизы“ и „Наталии, боярской дочери“ Карамзина, романов Загоскина, Лажечникова и Салиаса, и сентиментальных „Рыбаков“ и „Антона-горемыки“ Григоровича и кончая Тургеневым и Толстым — все было прочитано мною, часто в ущерб занятиям. Особенно благотворную роль в нашем развитии сыграл учитель русского языка Воскресенский» [15].

Следующие строки из воспоминаний Г. Месняева полностью опровергают расхожее мнение о том, что из стен корпуса выходили солдафоны с ограниченным кругозором и убогим внутренним мирком: «Было исключительно хорошо лежать с книгой, где-нибудь под деревом, одетым свежей весенней или ярко-осенней листвой, в шелковистой траве, полной цветами клевера, дикой ромашки и павилики, впитывая в себя свежее дыхание весны или бодрящее дыхание осени, и упиваться прозой тех художников русского слова, которые воспевали именно эту среднерусскую природу. Недаром кто-то шутя сказал, что, в сущности, нет русской литературы, а есть литература тульско-орловская — Жуковский, Лермонтов, Фет, Толстой, Тургенев, Лесков, а позже — Бунин, Зайцев» [16].

Разумеется, корпус не был ни монастырем, ни институтом благородных девиц; многие из кадет сквернословили, популярны были очень грубые казарменные песни, почитывались книжки барковского стиля, — «но все это было скорее проявление некоего молодечества, нежели признаками нашей испорченности» [17].

Месняеву запомнился и корпусной поэт, Ананий Рышков. Он отличался острословием, был начитан и слегка тронут либеральными веяниями. Рышков сочинял сатирические стихи на темы из корпусной жизни. Так, пародируя известные тогда куплеты: «чепуха, чепуха, или просто враки», Рышков в своих виршах, как нечто невероятное, утверждал, что: «причесался Л-в, поумнел Л-ий», имея в виду, что прическа воспитателя Л-ва с трудом поддавалась щетке, а другой воспитатель, Л-ий, «несколько флегматичный и плотный мужчина, с туго закрученными усами и рачьими глазами, подозревался нами, без особенных на то оснований, в глупости». Когда Рышков угодил в карцер за то, что позволил себе заузить по тогдашней кадетской моде форменные брюки, он на досуге сочинил целую балладу:

«И был в темницу ввержен я, И мрак ее объял меня Своею жуткой тишиной.

И дверь захлопнулась за мной.

На ложе жесткое упав, Хотел забыться и заснуть, Но сон бежал от глаз моих…".

Затем перед узником появился некий дух, «жилец иного мира», который воспросил:

«Скажи мне, юноша строптивый, За что такие терпишь муки?

И хладным ужасом объят, Чуть слышно прошептал: «Я сузил брюки».

Интересно отметить, что на поэтические упражнения Рышкова натолкнула встреча с И. А. Буниным, его земляком, который, будучи уже известным писателем, посетил родные места и «поразил воображение прозябавших в степной глуши разорявшихся дворян своими элегантными нарядами, рассказами о заграничных поездках и некоторым снобизмом» [18].

Были ли орловские кадеты друзьями книги? Можно с уверенностью сказать: да, были. Дружбе этой порой немало мешала антипросветительская позиция корпусного начальства и равнодушие педагогов. Однако даже в самые неблагоприятные для умственного развития времена из стен корпуса выходили люди образованные. Доказательством тому служат имена выпускников, среди которых были и генералы, и ученые, и писатели, и музыканты.

• 1. «Штафирка» — презрительное прозвище штатского человека; «чижиками» и «моментами» в армейской среде именовали офицеров Генерального штаба.
• 2. Кулябка К. Ф. Воспоминания старого орловца // Русская старина. 1908. № 8. С. 374.
• 3. Там же. С. 376.
• 4. Там же. С. 377.
• 5. Алпатов Н. И. Учебно-воспитательная работа в дореволюционной школе интернатного типа (Из опыта кадетских корпусов и военных гимназий в России). М.: Учпедгиз., 1958. С. 153−154.
• 6. Бушен Дмитрий Христианович // Военная энциклопедия. Спб., 1911. Т. 5. С. 180−181.
• 7. Извлечения из протоколов заседаний педагогических комитетов Орловской-Бахтина военной гимназии за 1865 г. // Педагогический сборник. 1866. № 11. С. 548−549.
• 8. Правила для читальной комнаты Орловской-Бахтина военной гимназии // Педагогический сборник. 1866. № 8. С. 439.
• 9. О занятиях воспитанников Орловской-Бахтина военной гимназии в течение лагерного времени в 1866 г. // Педагогический сборник. 1866. № 10. С. 508−509.
• 10. Барсуков Е. З. Мое военное прошлое // НИОР РГБ. Ф. 218. 307−1. Л. 15−16.
• 11. Там же. Л. 16.
• 12. Там же. Л. 5.
• 13. Захава Б. Е. Воспоминания. Спектакли и роли. Статьи. М.: Всероссийское театральное общество, 1982. С. 18.
• 14. Захава Б. Е. Кадетский корпус. М.: Academia, 2000. С. 239.
• 15. Месняев Г. Кадетские годы // Военная быль. 1956. № 16. С. 7.
• 16. Месняев Г. Кадетские годы // Военная быль. 1955. № 14. С. 10.
• 17. Месняев Г. Кадетские годы // Военная быль. 1955. № 13. С. 9.
• 18. Месняев Г. Кадетские годы // Военная быль. 1956. № 16. С. 8.