Ученые древности, философы о старости

Главной задачей философов, «любителей мудрости», различных исторических эпох был поиск ответов на вопрос в чем смысл человеческой жизни в различные ее периоды? Теме старости посвятили свои труды философы древности, подчас рассматривая её в сопоставлении с юностью, как бы на разнополярных уровнях.

Пифагор (ок.570-ок.500 гг. до н.э.) разделял человеческую жизнь строго на четыре равных периода «Двадцать лет — школьник, двадцать — юнец, двадцать — юноша, двадцать — старец» Все возрасты, по Пифагору, соразмерены временами года: мальчик — весна, юнец — лето, юноша — осень, старец — зима. Юнец у него — молодой человек, юноша — зрелый муж.

Современники Диогена Синопского (ок.404 — ок.324 гг. до н.э.) вспоминают, что когда ему говорили: «Ты стар, отдохни от трудов», он отвечал: «Как, если бы я бежал дальним бегом и уже приближался к цели, разве не следовало бы мне, скорее напрячь все силы, вместо того, чтобы идти отдыхать». В ответе древнего философа назидание всем ныне здравствующим представителям старшего поколения к активной, содержательной, насыщенной старости.

Просветитель древности Эпикур (324−270 гг. до н.э.) в «Письме к Менекею» рекомендует тем, кто еще молод упражняться в философствовании, и тот, кто стар, по его мнению, не должен уставать, философствуя, т.к. никогда не поздно начать беспокоиться о своем духовном здоровье «…заниматься философией следует и молодому и старому: первому — для того, чтобы он и в старости оставался молод благами в доброй памяти о прошлом, второму — чтобы он был и молод и стар, не испытывая страха перед будущим». Далее Эпикур отмечает, что большинство людей то бегут от смерти как величайшего из зол, то жаждут её как отдохновения от зол жизни. А мудрец не уклоняется от жизни, и не боится смерти, а наслаждается ею как приятным временем.

На схожесть двух периодов старости и детства обращает внимание древнегреческий философ Гераклит (ок.544−483 гг. до н.э.) отмечая, что «старость, дитя действующее, в бабки играющее: дитячье царствие».

Анализируя труды древних по поводу понимания ими процессов старения, можно заметить единогласие писаний, в которых постоянно поднимается вопрос о чести и мудрости пожилого возраста, об особенных склонностях пожилых людей к высшим должностям, к управлению общиной и судейству.

Древние греки особо ценили мудрость возраста. В произведениях Гомера мы находим упоминание об особых способностях пожилых людей, подчеркивается готовность молодежи подчиняться совету мудрецов или приговору старших. В эпосе Гомера старцы пользуются правом первого и решающего слова при обсуждении важнейших дел общины. Клятва старейшины является критерием выполнения обещания и авторитетом. Духовное воздействие стариков осуществлялось в форме советов живых, а также в виде влияния души умерших предков, представителями которых выступали старики.

Платон (427−347 гг. до н.э.) видел в преклонном возрасте особые преимущества, например, только с 60 лет, по его мнению, человек мог быть выдвинут на должность церковного служителя. Мнение старейшин имело решающее значение и на судебных процессах. Как современно звучит платоновская мысль о том, что старение организма компенсируется духовной зрелостью, проницательностью, внутренней свободой. По его словам, когда закрываются физические очи, открываются духовные. В первую очередь, он выделяет индивидуальный компонент старения и видит переживания стадии старения исходящими из образа жизни в молодости и середине жизни. Платон велит старикам присутствовать при телесных упражнениях, плясках и играх юношества, с тем, чтобы они могли радоваться гибкости и красоте тела других, утраченных ими самими, и оживлять в памяти благодать и прелесть этого цветущего возраста.

Философ признает старость счастливой, поскольку человек освобождается от неизменно обуревавшего его полового побуждения. По его мнению, освобождаясь от этого влечения, человек становится более благоразумным. Устами Кефалоса, отца Полемарха, автор «Политии» утверждает, что жалобы некоторых пожилых людей на отношение к ним их близких связаны с образом мышления, свойственным им в прошлом. От самих пожилых зависит, как человек встречает старость и воспринимает ее трудности. Нельзя не согласиться с выводом Платона о том, что встретить старость мудро и невозмутимо, можно следуя совету вести достойную жизнь в более ранних возрастных периодах. По нашему мнению, уже молодым людям следует прививать такие привычки, знания, которые позволят им в дальнейшем наслаждаться спокойной старостью. Любая геропрофилактика должна начинаться в детском и юношеском возрасте, и быть составной частью программ образования и воспитания молодежи.

Негативный портрет пожилого человека создал Аристотель (384−322 гг. до н.э.). Он не находит в старости ничего положительного, считая, что в этот период людей покидают физические и умственные силы, духовные способности. Долгую жизнь он называет несчастьем, а стремление к полноценному участию в общественной жизни толкует, как слабость.

В его работах мы находим немало отрицательных характеристик пожилых: склонности к скандализму, подозрительность и недоверчивость. Старики малодушны, потому, что жизнь смирила их, «не щедры», «трусливы», «настроены противоположно юношам», «ворчливы», «нерешительны», «злонравны», «…более живут воспоминаниями, чем надеждой, потому что для них остающаяся часть жизни коротка, а прошедшая — длинна, а надежда относится к будущему, воспоминания же к прошедшему. В этом же причина их болтливости: они постоянно говорят о прошедшем, потому, что испытывают наслаждение, предаваясь воспоминаниям». Аристотель определяет возраст как сумму трех периодов жизни человека «…юность, зрелый возраст и старость». У него старость — третий период жизни.

Последняя ступень жизни и в современном представлении является третьим возрастом.

Аристотель создал предпосылки к рассмотрению старения с точки зрения социологии. Середина жизни у него представлена центральной фазой, которая объединяет в себе преимущества, как юности, так и старости, сама же старость, несмотря на накопленные познания и мудрость, является неизбежным разрушением человека. Он утверждает, что болезнь — это преждевременно приобретенная старость, старость же — естественная болезнь.

Вслед за Аристотелем мыслители поздней римской античности на первый план выводят физическое старение человека, изображают его одряхлевшим, немощным, жалким и больным. Гораций (65−8 гг. до н.э.), называл стариков алчными и тяжелыми людьми, порицателями молодости, восхваляющими то время, когда сами были юны… Центральная в его произведениях тема — потеря или, как минимум, уменьшение ощущения жизненного счастья. Старость представлена в мрачных тонах, он постоянно сожалеет об утрате молодости.

Овидий (48−8 гг. до н.э.) в «Метаморфозах» представляет человеческую жизнь, как череду сменяющихся периодов, которые он сравнивает с временами года.

Овидий называет старость «шаткой», «подрывающей жизнь» и «разрушающей прежние силы». Человек превращается в бессильное, беззубое, дряблое существо, с глубокими морщинами, которое медленно подстерегает смерть, уничтожающая всё. Старость, по Овидию, — четвертый возраст. Многие современные геронтологи относят его к возрасту долгожителей.

Сенека (4 г. до н.э. — 65 г. н.э.) также разделяет человеческую жизнь на четыре периода «младенчество», «детство», «отрочество», «старость». Старость у него — возраст усталости, а не полной немощи, «гнет возраста чувствует только тело, а не душа и состарились одни только пороки и то, что им способствует». Душа ощущает «самый рассвет». Главный атрибут старости у него мудрость, которую необходимо приобретать на протяжении жизни. Только мудрость, несмотря на физическую немощь, облегчает силу духа. Чтобы быть мудрее — необходимо заниматься философией, которая дает «веселость, мужество и радость, несмотря на состояние тела, несмотря на бессилие».

Сенека рекомендует заниматься в старости разнообразной деятельностью. Занятия книгами необходимо чередовать прогулками пешком, физическими упражнениями, творчеством, осмыслением опыта. Он предлагает пожилым, которые имеют опыт, и немало свободного времени заниматься общественной деятельностью, делает упор на то, что в старости нужно не только «созерцать, согласно природе, а в деятельности активно служить сообществу людей.».

Необходимо радоваться жизни, каждому даруемому дню. Любовь к жизни, как цепь, которая «держит нас на привязи». Радость должна быть неразлучной с человеком, она в «самом человеке», а всякое веселье «лишь разглаживает морщины на лбу»; оно мимолетно. Счастливым в старости человек делает себя сам.

Высшее благо, которого необходимо достичь в жизни, по мнению Сенеки, это — знания. Именно они позволяют человеку «познать божественное, и человеческое…» и стать ровней богам. Учением необходимо заниматься во всяком возрасте, подчеркивает он, но очень важно больший объем знаний приобретать в юности, не откладывая эту задачу на зрелость. «В молодости следует копить, а в старости — пользоваться знаниями». «Стыдно и смешно смотреть, как старик берется за азбуку». Здесь с ним вряд ли можно согласиться. Ибо, нет ничего зазорного, обучаться азам наук, так как многие пожилые, особенно в сельской местности, сегодня не владеют элементарными знаниями. По-разному складывалась жизнь нынешнего поколения пожилых, прошедших войну, нелегкие послевоенные годы, им нужно было думать, иногда, не только об обучении, а и о добывании хлеба насущного.

Нам представляется, что мнение древнего философа может быть дополнительным аргументом в пользу подтверждения важности и необходимости образования пожилых в России.

Наиболее знаменитое и известное произведение из сохранившихся трудов о старости периода античности принадлежит перу Цицерона (106−43 гг. до н.э.). Каждое положение автора звучит современно, и не потеряло своей актуальности в сегодняшней действительности по прошествии двух тысячелетий. Человек борется против законов природы, которые он должен принять, что похоже на битву великанов с богами. Для Цицерона существует единственно разумная возможность признать проблему старости, а точнее с ней согласиться, ибо «борьба» со старостью всегда заканчивается поражением. Однако, по его мнению, признание законов природы и неизбежность процессов жизненного цикла не означает необходимости предоставить себя в распоряжение судьбы. Цицерон считает, что человек может и должен бороться против бремени старости, ибо в этом закаляется его плоть и дух. Справедливо подчеркивается, что уважение не заслужить сединой в волосах, его надо заработать своей жизнью, своими поступками. Подтверждение этой мысли мы находим в многочисленных судьбах людей, в том числе и наших современников.

Цицерон обратил внимание не только на физические, но и на социальные изменения, свойственные людям в процессе старения, а также указывает на изменения умственных способностей в почтенном возрасте. Способности не убывают с возрастом, а проявляются с полной силой лишь в старости, но для этого надо их «тренировать» в течение всей жизни.

Необходимо не останавливаться, постоянно действовать, упражняться во всем! В старости еще возможно узнать что-то новое в дополнение к накопленному опыту, и использовать все в совокупности. Эта важнейшая мысль, которая и сегодня является вектором в определении смысла жизни в третьем возрасте. Цицерон выделяет четыре основные причины, которые негативно влияют на процесс старения. Первая: пассивность и отклонение от полноценной деятельности. Вторая: физическая слабость и болезни. Третья: недостаток положительных эмоций, отказ или отстранение от приятных переживаний или радостей жизни. Четвертая: сознание близости смерти. Кроме того, указывается положительная роль общения, сглаживающая процессы старения. А также ничего не может быть приятнее старости, которая проходит в окружении молодежи, жаждущей перенять лучшее.

Цицерон выдает несколько рецептов обретения счастливой старости. Он подчеркивает необходимость заблаговременной подготовки к ней. Основной призыв его — обретение деятельности «…старость не только пребывает в бездеятельности и праздности, но даже трудоспособна, и всегда «что-нибудь совершает и чем-то занята».

Одним из занятий могло быть, по мнению Цицерона, — обучение и воспитание молодежи по исполнению задач, связанных с долгом. Некую долю былых сил в старости помогут восполнить упражнения. «При этом надо поддерживать не только тело, но и в гораздо большей степени, ум и дух; ведь и они, если в них, как светильник, не подливать масла, гаснут от старости; тело наше, переутомленное упражнениями, становится более тяжелым, но ум от упражнений, становится более гибок».

Цицерон противник «праздной», «ленивой» и «сонливой» старости. Он одобряет «…старика, в котором есть что-то молодое. Только деятельная старость не даст „духу“ состариться». Отмечая одно из достоинств старости — наличие множества свободного времени, он считает необходимым разумно им распорядиться, найдя себя в обретение знаний, садоводстве, обработке земли, писании воспоминаний, занятии творчеством, общении.

«Венец старости — авторитет, который могут завоевать те, кто прекрасно в нравственном отношении прожил собственную жизнь. Удовлетворение всех человеческих стремлений, приводит к удовлетворенности жизнью».

Средневековая наука сделала крутой вираж в сторону мистики и алхимии, и этим влияниям подверглись и геронтологические знания. Еще Авицента порицал веру в астрологические предсказания здоровья и болезней. Тогда как, во времена средневековья, оригинальный философ, оксфордский выпускник и преподаватель, борец с невежеством и проповедник светского образования Роджер Бэкон (1214−1294 гг.) уверял, что с помощью сокровенных средств и магии можно человеческое тело освободить от всех неправильностей и продлить жизнь на многие столетия. Популярной в средневековой историографии и философии была концепция всемирно-исторических эпох, понимаемых как возрасты человечества.

Аврелий Августин (354−430гг.) насчитывает шесть периодов человеческой истории, в соответствии с шестью эпохами, показанными в Ветхом Завете (от сотворения Адама до потопа, от потопа до Авраама, от Авраама до Давида, от Давида до вавилонского пленения, от вавилонского пленения до рождества Христова и, наконец, от Христа до конца света). Он сравнивает их с шестью периодами жизни человека — младенчество, детство, отрочество, юность, зрелость и старость. После явления Христа человечество вступило в пору старости.

Августин в творении «Об истинной религии» дает определение старости, как периода покоя, который наступает «после трудов мужеского возраста». Возраст до самой смерти «наиболее дряхлый, наиболее подверженный болезням и слабый. Такова жизнь человека живущего по телу и связанного пожеланиями временных предметов». Такого человека Августин называет ветхим, внешним и земным. У человека, которого Августин называет «новым, духовным и небесным» есть «свой духовный возраст, соответствующий не количеству лет, а внутреннему преуспеванию». Жизнь такого человека делится на семь периодов. Так, по Августину, «пятый — период мирный и во всех отношениях покойный, когда человек живет в богатстве и изобилии неизменяемого царства высшей и неизреченной мудрости; шестой — время всестороннего изменения для вечной жизни, когда человек, вполне забывая о временной жизни, переходит в форму совершенную, созданную по образу и подобию божию; седьмой — уже вечный покой и вечное блаженство, не различаемое никакими возрастами. Ибо как концом ветхого человека служит смерть, так концом нового человека служит вечная жизнь; потому что первый — человек греха, а второй — праведности».

Обычная для средневекового сознания склонность к символическому пониманию любого явления в учении о семи возрастах человечества носит оттенок исторического пессимизма. Лучшие, самые счастливые времена в жизни человечества прошли в обстановке морального упадка и приближается конец света.

Из учения об аналогии между микрокосмосом и макрокосмосом делается вывод о параллельном старении мира и человека. Можно заметить любопытный парадокс, что общество, одержимое мыслью о старении, дряхлости мира и начитавшееся библейских патриархов и седобородых пророков, было обществом, которым правили преимущественно нестарые люди. Абеляр и Фома Аквинский стали профессорами неполных тридцати лет. Сорокалетних, в те годы, уже считали пожилыми. Идеальный же возраст — тридцать пять лет, возраст, в котором, пожелал завершить свою жизнь Христос. Идеал средневекового общества — монах, святой аскет, человек, отрешившийся от земных интересов, забот и соблазнов, и потому, более всех остальных приблизившийся к богу.

Проблемам старости и старения немало места отводит в своих «Опытах» мастер психологического анализа, писатель Эпохи Возрождения Мишель Монтень (1533−1592 гг.) Он выделяет три периода человеческой жизни, сопоставляя их с природой. Это пора «первых побегов», затем цветов и плодов, и увядания. Монтень называет старость «могущественной болезнью», которая награждает человека многими изъянами в виде «болтливости, несносных и непостижимых причуд, суеверий, смехотворной жажды богатств…».

В качестве совета, чтобы не прослыть скупым, рекомендует, что вовсе не обязательно отдавать детям все, что накоплено, ибо нет такой необходимости «…раздеваться раньше, чем придется лечь спать». Достаточно, как считает мудрый Монтень «раздеваться до очень теплого халата» и расстаться с тем, что для него не по зубам". Старость связана с множеством слабостей, она так беспомощна, что может вызывать презрение; поэтому, наилучшее приобретение, какое она может сделать, это любовь и привязанность близких. И в наши дни актуально звучит мысль, высказанная М. Монтенем об особенностях пожилых восхвалять доброе, старое время и постоянно критиковать все новое.

Старикам свойственна «коварная злоба», «зависть». Чтобы замедлить процесс старения необходимо обладать большим запасом знаний. Здесь мы находим мудрый совет Монтеня, с которым нельзя не согласиться, что надо приобретать и в этом возрасте знания, будить мысль, загружать ум, расширять кругозор. Этому во многом поможет чтение, размышление. «Книги сопровождают меня в мои старые годы и в моем уединенном состоянии, читая их, упражняем душу». «Я не жду никакого другого удовольствия от книг, кроме разумной занимательности, и занят изучением только одной науки, науки самопознания, которая должна меня научить хорошо жить, и хорошо умереть». Результат самообразования, чтения, Монтень видит в понимании «стать» только, более мудрее, а не более ученым или красноречивым…" «Моя философия в действии», восклицает Монтень и призывает радоваться каждому дню, дарующему жизнь, изгонять с омраченного лица старческую угрюмость. Процесс развития человека осуществляется всю его жизнь: «в пытливой погоне за знаниями нет, и не может быть конца…, конец на том свете» Знание должно быть подчинено выработке способности суждения «…у тех, кто умеет хорошо использовать свое свободное время, знания и опыт растут вместе с жизнью». Философия жизни в действии, естественном и безотлагательном пользовании благами жизни. Человек независимо от возраста должен пользоваться всеми физическими и духовными наслаждениями, которые дарует ему природа — таково одно из основных положений жизнелюбивой философии Монтеня, такова сверх задача современной геронтополитики.

Великие поэты и мыслители ранних времен, осмысливая процессы старения, ассоциировали его не только с потерей физических сил, но и с изменениями в отношении к жизни. Шекспир (1564−1616 гг.), представлял себе жизнь разделенной на семь ступеней, изображая их очень образно. Так, шестой возраст у него — «это носки и худые панталоны, очки на носу и кошелек на боку; штаны молодости, тщательно сбереженные, уже слишком узки для больной поясницы. Куда-то делся густой мужской голос, ему на смену пришел детский, свистящий и квакающий тон. Последний акт, который и завершает эту своеобразную историю — это второе детство, полное забытья, без глаз, без зубов, без вкуса и без всего».

Светлую и радужную характеристику старости, мы находим у Иммануила Канта (1724−1804 гг.). Он считал, что философствование омолаживает человека, продлевает его дни, приносит удовлетворение и дает силы. Однако, не только философствование, но и любая другая осмысленная деятельность, в отличие от «ничегонеделания» приносит подобные результаты.

Мы находим подтверждение данной мысли на примере жизни известных людей, которые в зрелом возрасте достигали величайших достижений в литературе, искусстве, науке.

В работах немецких философов Шлейермахера (1768−1834 гг.) и Шопенгауэра (1788−1860 гг.) рассматривается молодость и старость в противопоставлении. Понятие старости имело для Шлейермахера двоякое значение. С одной стороны, под старостью он понимал физическое увядание, с другой стороны — старость не прекращает духовного развития, это — особое состояние души. Шлейермахерская свобода духа, свобода человека возможна лишь в состоянии «вечной молодости», которую можно сохранить. Так как юность является символом поиска и стремления познать истину, то у человека действующего, работающего над собой, стремящегося к самопознанию и совершенствованию, в старом теле может жить молодая душа.

Для Артура Шопенгауэра, призванием молодости является поэзия, философия — призвание старости. Только достигнув зрелого возраста, человек обретает целостное представление о жизни, наблюдая ее рождение и закат. «В молодости преобладает созерцание, под старость — мышление; поэтому первая — время поэзии, а вторая — более пора философии». В старости «…и наслаждения жизни замирают, как деревья зимою, тогда в самую подходящую пору, и распускается дерево славы как истинная неувядающая зелень; можно сравнить её также с зимними плодами, растущими летом, но вкушаемыми зимою. В старости нет лучшего утешения, как видеть все силы юности внедренными в твои творения, не стареющие вместе с их творцом». Говоря о человеческой жизни, Шопенгауэр образно называет каждый прожитый день целой жизнью в миниатюре: каждое пробуждение есть маленькое рождение, каждое свежее утро — маленькая юность, каждое засыпание — маленькая смерть. «Утро — это юность дня; утром все ясно, свежо и легко: мы чувствуем свои силы и располагаем всеми способностями. На него надо смотреть как на квинтэссенцию жизни и некоторым образом считать священным. Вечер, напротив — это старость дня. Вечером мы утомлены, болтливы и легкомысленны. Время нашей жизни имеет у Шопенгауэра ускорительное движение, как катящийся вниз шар. И как на вертящемся диске, каждая точка движется тем быстрее, чем она дальше от центра, так и время каждого человека несется тем быстрее, чем дальше он от начала жизни. Шопенгауэр рассматривает проблемы старости постоянно сопоставляя ее с молодостью. У молодости, как он считает, «больше концепции, и человек в эти годы может создать больше из того немногого, что он знает». Нельзя не согласиться с суждением о том, что у старости же «больше основательности и верности суждения». «В широком смысле можно сказать, что первые сорок лет жизни представляют текст, а последующие тридцать — комментарий к нему, поясняющий нам истинный смысл и связь текста вместе с моралью и всеми его тонкостями». Не соглашаясь с утверждением, что молодость это счастливая пора жизни, а старость печальная пора, философ утверждает, что под старость, когда улеглись половые влечения, «охладилась кровь и раздражимость, опыт уяснил истинную цену вещей. И в этот период каждый старик, даже самых обыкновенных способностей, приобретает оттенок мудрости». «Но главным образом все это способствует спокойствию духа, которое есть важная составная часть счастья и собственно даже существенное его условие». Мы разделяем мнение Шопенгауэра о том, что одиночество, к которому приводит старость, не всегда сопровождается скукой. Она действительно не угрожает людям, которые обогатили свой дух и развили свои силы и способности. В России проблема одиночества третьего возраста одна из острейших. Нам представляется очень важным помочь одиноким людям найти смысл жизни, найти компенсирующие факторы, сглаживающие проблемы одиноких и включить механизм их действия. Отчасти это могут быть систематические занятия и общение со сверстниками в университете «золотого» возраста.

Счастье возможно в старости, когда у пожилых людей присутствует любовь к своему любимому делу, занятиям музыкой, театру, творчеством, искусством восприимчивости к внешнему миру. То, что человек имеет в себе самом, никогда ему так не пригодится, как в старости. Совершенно справедливо, замечает Шопенгауэр, что самое большое несчастье в старости — это бедность. И не только, и подчас не столько недостаток материальных средств, служит источником неблагополучия, а в большей мере, бедность и скудность интересов, недостаток общения являются во многом причинами безрадостной старости и фрустрации.

По мнению Хельдерлина (1770−1843 гг.), беспокойная и мечтательная старость наступает мирно и весело. «Постоянно растущие отрешенность и миролюбие пожилых людей не связаны с оплакиванием тех качеств, которые уже не вернуть». В приведенных высказываниях старость показана не только как трудное время, но и как период жизни, который имеет и свои преимущества.

Можно смело брать на вооружение советы мыслителей, как наиболее верно приблизиться к старости, при каких условиях она может оказаться нетрудной. Так, «следует радоваться самым мелким и незначительным событиям повседневности, надо учиться ограничивать свои желания, в конце жизни нам будет лучше, если мы не будем требовать от мира слишком много и то, что он нам дает, будем воспринимать как удачную находку».

Богатым источником информации об испытаниях, которые готовит старость, являются произведения Гёте (1749−1832гг.), который выступает против любых ограничений в поведении. Он дает советы, предлагает приспособиться к новой ситуации и побуждает к действию. В его работе «Максимумы и отражения» содержится совет избегать рассредоточенности в деятельности, учитывая её многогранность. Чем старше становится человек, тем сложнее ему приступать к новому виду деятельности, здесь надо придти ему на помощь. Стареть по Гёте — «значит само по себе начинать новое. Все поведение изменяется, и следует либо вообще прекратить действовать, либо принять новую роль мужественно и осознанно».

«Принять новую роль…» — эта, как нам представляется, сверх задача, которую необходимо помочь осмыслить и реализовать пожилым людям. Эта проблема становится одной из важнейших задач для людей в третьем возрасте, успешное решение которой определяет душевное здоровье человека в старости.

Эрнс Блох (1885−1977 гг.) в работе «Принцип надежд» писал, что старость жаждет покоя, покоя, который, как бальзам смягчит боль прошлого и настоящего, покоя, который поможет пережить утрату молодости. Но такой покой и забвение возможны лишь в социалистическом обществе, капиталистическому строю с его суетой и спешкой, которую он считает настоящей жизнью, покой не мыслим. Блох сильно идеализировал старость, рисуя пожилого человеком мудрым и знающим, умеющим отделять «зерна от плевел» и поступающим всегда разумно.

Жан Амери (1912;1978 гг.) также считает, что для буржуазного общества пожилой человек не является особой ценностью. Он призывает к размышлению о старости, и выделяет пять способов её восприятия. «Старость как ощущение времени, и возрастные изменения в организме, как социальную категорию, как культурную величину, и старость как предшественницу смерти и небытия». По его мнению, «общество отрицает старость». Чтобы избежать этого, необходимо соответствовать «прописанному» правилу «быть как бы ничем, только тогда человек начинает что-то из себя представлять». «Я существую, потому что я не существую. Существует только моя старость.

Актуальны ли эти слова для нашего времени? Может ли человек подругому взглянуть на мир, размышляя над ним? По нашему мнению, каждый решает для себя этот вопрос сам. Но, несомненно, справедливо, что необходимо менять сложившиеся стереотипы о старческой немощи, инертности и пассивности третьего возраста. Активным участием в выборах функция пожилых людей не исчерпывается. Еще велико влияние старшего поколения в семье, воспитании детей, внуков. Развитие социальной активности представителей третьего возраста может оказать помощь в продвижении России по пути к демократическому обществу.

Благоговение перед жизнью в любом возрасте является, по мнению, немецкого философа Альберта Швейцера (1875−1965 гг.) фактором жизни. «Надо особенно думать и всеми силами поворачивать людей к добру, к ясности, к самопознанию, пониманию смысла жизни, что они такое и как им жить». И в этом — одна из задач образования пожилых людей. Можно помочь людям третьего возраста организовать активную, деятельную жизнь в старости, используя жизненный опыт и мудрость пожилых. По нашему мнению, именно от общества, которое однажды определяет «роль пожилого человека», зависит, станет ли старость проблемой или периодом развития для каждого из его представителей. Эта идея в 60-е годы ХХ столетия вновь получила распространение. В Германии этой проблемой занимался Томае. Опираясь на эмпирические учения и многочисленные исследования, он постоянно поднимал вопрос о социальной обусловленности старения и предлагал, как минимум, «уравнять значимость социального и биологического фактора, утверждая, что старение — сегодня в первую очередь, социальное явление и лишь во вторую функциональное или органическое изменение».

Немалый вклад в становление и развитие социологии старости внес Розенмайер. Изучая отношения людей различного возраста друг к другу, он указывает на то, как социология юности непосредственно анализирует взаимоотношения молодежи и общества, а проблема отношений между пожилыми людьми и обществом, по его мнению, остается вне поля зрения. Розенмайер обращает внимание на то, что пожилые люди «не считаются значимой частью общества».

Аналогичное мнение бытует и в российской действительности, когда пожилые люди являются лишь объектом социальной помощи и опеки, и не рассматриваются как социально активная часть общества. Не востребованным остается их жизненный опыт, интеллектуальный потенциал, накопленная за многие годы энергия и навыки общественной деятельности.

На основании краткого обзора мнений, высказываний, рассуждений о понимании старости представителей философской мысли, можно сделать некоторые обобщающие выводы.

• — В широком контексте старость — неотъемлемая составляющая всей жизни человека.
• — Наиболее распространенное представление о старости заключается в том, что физическое, духовное и умственное состояние пожилого человека находится в непосредственной взаимосвязи с его прежним образом жизни. Тот, кто стремится к контактам, социальным связям, кто занимается умственным трудом, тот обретает здоровую старость. Правильно оценивая прошлое, человек стареет «с удовольствием». В этом смысле, по нашему мнению, обучение в старости означало бы заботу о физическом, духовно-умственном благополучии, социальных контактах, размышлении о жизни.
• — Имеет значение в старости не только физическое и умственно-духовное состояние человека, но и его достижения и успехи. В любом возрасте человека уважают за то, чего он добился на протяжении своей жизни. Нам представляется, что обучение важно и потому, что оно открывает двери новым успехам, а также вызывает уважение, в том числе и молодежи.
• — В старости физическая немощь компенсируется силой духа, мудростью. Каждый должен заботиться о своей духовной зрелости, духовном росте. Несмотря на физические недостатки, человек может жить счастливо только тогда, когда он будет работать над собой. Этот этап жизни может стать наивысшей ступенью радости и удовлетворения, если человек, свободный от плотских желаний, накопивший опыт и знания, молод душой и духовно здоров.
• — Существует и противоположный взгляд на старость. Это период, когда человека ждут болезни, спад физической активности, чего, по мнению некоторых философов, особенно мыслителей римской античности, не избежать.

В истории философии постоянно возникал вопрос о смысле жизни в старости. Некоторые считают, что смысл бытия открывается человеку в природе, другие — божественном прозрении. Мы же предлагаем еще одну точку зрения: смысл жизни человеку открывается только тогда, когда он сам будет его искать и обязательно найдет. Каждый определяет сам, чем станет дня него старость: прощанием с жизнью, подготовкой к смерти, бурной деятельностью, познавательной активностью, общением с животным и растительным миром, детьми и внуками, сверстниками. Если человек ставит перед собой вопрос о смысле жизни в старости, он должен определить для себя, что является для него наиважнейшим делом.

Итак, обращаясь к истории философии, мы видим два противоречащие друг другу взгляда на старость. Зависят они от условий общественной и личной жизни, мироощущения, мировосприятия философов. Говоря об образовании в старости, мы утверждаем, что учиться в третьем возрасте — означает учиться жить!