Коммуникативные неудачи. 
Особенности диалогической формы речи в детской литературе. 
Синтаксический и прагматический аспекты (на материале произведений Н. Носова, В. Драгунского и М. Москвиной)

Коммуникативная неудача определяется как несоответствие перлокутивного эффекта реплики-реакции иллокутивному намерению реплики-стимула. Причинами коммуникативных неудач могут быть особенности языка (ошибки дейксиса и референции), различие в прагматических установках говорящих [Ермакова, Земская 1993]. В произведениях исследуемых авторов обнаруживаются оба указанных типа коммуникативных неудач.

В диалогах рассказов Н. Носова и В. Драгунского коммуникативные неудачи между героями-детьми могут возникать по причине ошибочной референции или неопределенного дейксиса: — Конечно, «Москвич», — говорит Мишка. — Посмотри, какой у него капор. — Какой, — говорю, — капор? Это у девчонок бывает капор, а у машины — капот! Ты посмотри какой кузов. — Ну, такое пузо, как у «Москвича» (Н., 11); — А её нет, веревки. — Где же она? — Там. — Где — там? — Ну… в колодце (Н., 114). Коммуникативные неудачи становятся способом воплощения комического. Референциальные неудачи, связанные с ошибками употребления созвучных слов, позволяет реализовывать познавательную функцию детской литературы: разрешение коммуникативной неудачи предполагает необходимость определение паронимичных слов. Дейктические неудачи, связанные с неточным употребление указательных местоимений, разрешаются за счет повторов-переспросов и связанных с ними ответных реплик, позволяющих снять ошибки дейксиса посредством уточнения.

В качестве единичных отмечаются коммуникативные неудачи, возникающие по причине употребления омонимичных синтаксических конструкций: — Вера Сергеевна, у вас есть хвост? — Разве я очень похоже на черта? (Др., 299). Несоблюдение принципа количества (отсутствие локатива и уточняющего определения к слову хвост) ведет к неправильной трактовке вопроса со стороны адресата, и, как следствие, неверной реакции на него.

Коммуникативные неудачи в рассказах Н. Носова и В. Драгунского — относительно редкое явление, которое используется в художественных и дидактических целях, позволяя пополнить лексический запас читателей-детей, продемонстрировать условия коммуникативно успешного и коммуникативно неуспешного диалогов.

В диалогах рассказов М. Москвиной коммуникативные неудачи — явление более частое. Их основной причиной, в отличие от диалогов произведений Н. Носова и В. Драгунского, становится разность прагматических установок коммуникантов: Если мама просила его поискать в магазинах носки или ботинки, папа отвечал: — Я ищу в жизни не ботинки и носки, а контакты с инопланетным разумом (М., 159). Сочетания глагола искать с предметными и отвлеченными существительными (искать носки — искать контакты с инопланетным разумом) дают возможность сделать вывод о различных намерениях говорящих, которые становятся причиной коммуникативной неудачи.

Незнание основных импликатур общения, позволяющих идентифицировать косвенные речевые акты, еще одна причина коммуникативных неудач: — Бескрылые личности! — сердито сказал папа. — Наш современник на утлых судах бороздит океаны, бросает вызов пикам и отрогам, летает на воздушных шарах, а вы сидите и не знаете, чем вам заняться. — Я знаю, — сказала мама. — Ты, Михаил, будешь только рад, если я улечу на воздушном шаре. — Необязательно великие свершения, — возразил папа (М., 148). Предикат с глаголом ментального действия знать и предикат состояния с усилительной частицей (будешь только рад) в реплике-стимуле являются показателями субъективной модальности, позволяющими трактовать реплику как имплицитное утверждение типа ты хочешь от меня избавиться. Реплика-реакция представляет собой ответ только на диктальную, поверхностную часть утверждения, но не учитывает ее глубинный смысл.

Обнаруживаются также коммуникативные неудачи, связанные с ошибками дейксиса: — Может, у вас есть клопы? Или тараканы? — спросил я у Каракозовой. — Папа всех здорово морит (М., 130). Неточное употребление определительных местоимений, выражений с указательными местоимениями становится не только элементом комического, но и одним из способов создания образа героя.

Ошибки референции, обнаруживаемые в диалогах рассказов М. Москвиной, относятся к употреблению имен собственных: — Ты знаешь, кто такой Отелло? — спросил он. — это лётчик, — сказал я. — Герой великой Отечественной войны. — Герой войны — Гастелло, — говорит Варежкин. — Отелло — герой английской трагедии. Он из-за ревности удушил замечательную женщину Дездемону (М., 193). Разрешение этой неудачи гипотетически должно указывать на реализацию познавательной функции рассказов исследуемого автора, но художественные особенности этих произведений, предполагающие размывание границ хронотопа и границ общения усложняют для читателя-ребенка верификацию информации, отнесение ее в разряд фактологической или фикциональной.