Испания времен Дон Кихота

Удивительна жизнь Испании времён Сервантеса! Тогда она была могущественной державой, управляющей множеством стран — от Вест-Индии до Германии, владычица Бургундии и Фландрии, Лотарингии и Сицилии, Неаполя и Милана, собственно, почти всей Италии, кроме Венецианской республики, Папской области и Савойи. Из заморских колоний корабли знаменитого испанского флота везут полные трюмы золота и серебра. И в то же время бесконечные войны обескровили страну, а её правители оказались не в силах удерживать в повиновении завоёванные страны, драгоценные потоки из Южной Америки развращали общество, приводя города к упадку.

Усиление феодально-абсолютистской реакции в последние десятилетия XVI и в первой трети XVII века стимулировало рост оппозиционных настроений не только у низового дворянства, но и у других категорий дворянского сословия. Своеобразие социально-экономической истории Испании XVI века, установление в ней формы абсолютной монархии и крайняя агрессивность всей реакционной надстройки в идейной жизни эпохи обусловили и некоторые существенные особенности испанского Возрождения Набоков В. Лекции о «Дон Кихоте» / Пер. с англ.; Предисл. Ф. Бауэрса, Г. Дэвенпорта. — М.: Издательство Независимая Газета, 2002. — 328 с.

Поскольку абсолютная монархия не выступала здесь в качестве цивилизующего центра и основоположника национального единства, а национальная буржуазия не сложилась в ту общественно-политическую силу, которая могла бы стать ведущим началом культурной жизни страны, в испанском Возрождении возобладали традиции народного, демократического сознания.

К этим традициям обращались лучшие представители низовой дворянской, оппозиционно настроенной интеллигенции, а также отдельные выходцы из ремесленно-буржуазной среды. В силу создавшихся социально-политических условий классовые и сословные перегородки между этими социальными категориями оказывались настолько шаткими и тонкими, что свободный кастильский крестьянин мог сознавать себя равным дворянину — идальго, а деклассировавшийся и оскудевавший дворянин переживал процесс глубокой демократизации своего мировоззрения.

Это обстоятельство наложило особый отпечаток на идейное и художественное содержание литературы испанского Возрождения, необычайно усилив в ней, в особенности в ее драматургии, народное, демократическое начало, противостоявшее силам абсолютистско-деспотической, феодально-аристократической и церковной реакции.

Если экономическая и политическая действительность в Испании XVI—XVII вв.еков уничтожила ряд предпосылок для всестороннего развития культуры Возрождения и в ряде случаев подчиняла ее идейным интересам феодально-абсолютистской и клерикальной реакции, то тем острее в идейной жизни страны выявлялось демократически-оппозиционное, народное начало этой культуры. Давние и устойчивые традиции народного самосознания сочетались с философскими устремлениями высокого и радикального в своем политическом содержании гуманизма. Недаром именно в условиях реакционного политического режима и террора инквизиции в Испании столь широко дискутировались проблемы совершенного народоправства, а утопическая концепция «золотого века» счастливого человеческого существования заняла такое важное место в мировоззрении Сервантеса.

Впрочем, золотая волна орошала немногих, заставляя забывать о тех, кто делался всё беднее. Знатные и действительно богатые вели жизнь до такой степени роскошную (и это, кстати, диктовалось желанием затмить других блеском своего дома и свиты), что, в конечном итоге, оказались в огромных долгах. Религиозный фанатизм соседствовал с весьма вольно трактуемыми моральными принципами, а искреннее благочестие загадочным образом уживалось с поразительной нравственной распущенностью и вседозволенностью.

В книге «Повседневная жизнь Испании золотого века», рисуя эту картину, автор метко замечает, что «испанец, похоже, скорее готов умереть за своего Бога, нежели отказаться во имя Его от своих желаний и побуждений» Дефурно М. Повседневная жизнь Испании золотого века. — М.: Молодая гвардия, 2004. — 314 с. Оказывается, жить в такой стране скромному благородному идальго не так-то просто. Способов заработать на жизнь не слишком много. И, прежде всего потому, что особое, преувеличенное восприятие понятия «честь» («убить человека или запятнать его репутацию — это одно и то же», — гласил кастильский кодекс XIII в. «Партиды») не позволяет дворянину опуститься до занятий торговлей, да и, пожалуй, любого другого труда, кроме ратного. Что, собственно, и произошло с Мигелем Сервантесом.

Сын обедневшего идальго, успешно начав своё образование и даже заявив о себе в двадцать с небольшим лет как об одарённом поэте, успев побывать в Италии в свите посланника папского престола, он неожиданно поступает на военную службу.

Автор книги о Сервантесе считает, что в испанской армии «царствовали три главные заповеди: любовь к отечеству, католическая вера и честь воина. Сервантес их воспринял всецело. Он так высоко ценил военную службу, что спустя сорок лет после того, как её оставил, уже будучи известным писателем, и в старости продолжал считать себя солдатом». Да, казалось бы, устами Дон Кихота говорит сам Сервантес: «Теперь уже не подлежит сомнению, что рыцарское искусство превосходит все искусства и занятия, изобретённые людьми, и что оно тем более достойно уважения, что с наибольшими сопряжено опасностями» Франк Б. Сервантес / Пер. с нем. А.Кочеткова. — М.: Книга, 1982. — 367 с. Но Сервантес — не двойник Дон Кихота! Он не мог не видеть того, что видели его современники.

Вот что пишет посол Венеции при дворе Филиппа III: «В испанском войске замечается исчезновение старой боевой дисциплины, которая заставляла считаться с ним весь мир. Испанские солдаты, пренебрегая сознанием воинского долга, который, по их мнению, сам по себе не приносит побед, дошли до полного падения и потеряли всякое чувство долга». Об этом пишет и Сервантес в других своих произведениях. В эту эпоху уже далеко не каждый дворянин стремится к стяжанию воинской славы. Большинство предпочитает искать удачи при дворе, а не на поле битвы. Тем не менее, ещё не рождённый пером писателя Дон Кихот побеждает.

Главным итогом освоения многими поколениями читателей романа Сервантеса явилось такое культурное явление, как «донкихотство».

Термин «донкихотство» с каждой новой эпохой наполнялся новым содержанием: одни акцентировали уничижительное значение слова, другие подчёркивали высокий смысл «донкихотства».

Дон-Кихот мечтает возродить рыцарские времена в эпоху, когда они уже давно ушли в прошлое. Он один не понимает того, что рыцарство отжило свой век и, как последний рыцарь, представляет собой комическую фигуру. В феодальную эпоху всё строилось на основе кулачного права. И вот Дон-Кихот хочет, опираясь на силу своей руки, изменить существующие порядки, защитить вдов и сирот, наказать обидчиков.

На самом деле он творит беспорядки, причиняет людям зло и страдания. Но вместе с тем мотивы поступков Дон-Кихота человечны и благородны. Он убеждённый защитник свободы и справедливости, покровитель влюблённых, поклонник науки и поэзии. Этот рыцарь — истинный гуманист. Его прогрессивные идеалы порождены великим антифеодальным движением эпохи Возрождения. Они родились в борьбе против сословного неравенства, против отживших феодальных форм жизни. Но и то общество, которое шло ему на смену, не могло осуществить эти идеалы. Чёрствый богатый крестьянин, прижимистые трактирщики и купцы издеваются над Дон-Кихотом, над его намерением защищать бедных и слабых, над его великодушием и гуманностью Унамуно М., де. Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно. — СПб.: Наука, 2002. — 394 с.

.

Двойственность образа Дон-Кихота состоит в том, что его прогрессивные гуманистические идеалы выступают в реакционной, отжившей свой век рыцарской форме. Рядом с Дон-Кихотом действует в романе крестьянин — оруженосец Санчо Панса. На него наложила свой отпечаток ограниченность деревенских условий существования: Санчо Панса наивен и даже порой придурковат, он — единственный человек, поверивший в рыцарские бредни Дон-Кихота.

Но Санчо не лишён хороших качеств. Он не только обнаруживает свою сообразительность, но и оказывается носителем народной мудрости. Под влиянием рыцаря-гуманиста Дон-Кихота Санчо нравственно развивается. Его замечательные качества раскрываются в знаменитом эпизоде губернаторства, когда Санчо обнаруживает свою житейскую мудрость, бескорыстие и нравственную чистоту. Ни в одном из произведений западноевропейского Ренессанса нет такого апофеоза крестьянина.

Два главных действующих лица романа с их фантастическими и наивными понятиями показаны на фоне реальной будничной Испании, страны чванливой знати, трактирщиков и купцов, зажиточных крестьян и погонщиков мулов.

Если Сервантес уклоняется от изображения в своем романе верхов общества и духовенства, то он дает в нем широкую картину народной жизни, изображая правдиво и красочно крестьян, ремесленников, погонщиков мулов, пастухов, бедных студентов, солдат, трактирных служанок и т. п. Снеткова Н. «Дон Кихот» Сервантеса. — М. — Л., 1965. Всех этих маленьких людей, ходящих «по земле просто ногами», он описывает объективно и разносторонне, не скрывая грубоватости, жадности, сварливости, склонности к плутовству многих из них, то в то же время подчеркивает таящийся в них огромный запас трудолюбия, активности, оптимизма и добродушия.

Сервантес полон доверия и искренней симпатии ко всем этим людям, он старается показать их с хорошей стороны. Грубая трактирная служанка Мариторнес на последние гроши покупает кружку пива для бедняги Санчо Пансы. Хозяйка постоялого двора заботливо лечит избитого погонщиками мулов Дон-Кихота. Эту полунищую, но полную живых творческих сил Испанию Сервантес противопоставляет официальной Испании, хищной, надменной и богомольной, идеализировавшей себя в напыщенных картинах рыцарских романов или слащавых образах романов пасторальных.

Во всех этих сценках, образующих основной фон романа, даны элементы здоровой жизни, способные к дальнейшему развитию. Дополнением к ним является нсеколько вставных новелл, в которых изображены высшие, очень сложные формы жизни, опоэтизированные отчасти в трагических, отчасти в сентиментальных тонах.

Новеллы эти перекликаются с некоторыми эпизодами основного повествования. Назначение этих новелл — показать возможность благородных и прекрасных форм человеческой деятельности на чисто реальной базе здравых чувств и понятий в противоположность рыцарским бредням Дон-Кихота.

Глубокая народность романа Сервантеса заключается во вдумчивом и сочувственном изображении широкого фона народной жизни; в сближении ДонКихота с Санчо Пансой, в показе творческих возможностей, таящийся в этом сыне испанского народа; в ясном и трезвом отношении к жизни; в обличении всякой социальной неправды и насилия; в глубокой любви уважении к человеку, о котором говорит эта книга; в том оптимизме, которым она дышит, несмотря на грустный характер большинства ее эпизодов и на пронизывающую ее печаль.

Всему этому соответствует замечательный реалистический язык романа, ясный, красочный, богатый оттенками, вобравший в себя множество элементов народной речи. Язык персонажей Сервантеса различен в зависимости от их общественного положения и характера. Особенно отчетливо выступает противоположность между размеренным и важным, иногда даже несколько архаическим языком Дон-Кихота и не всегда правильной, но сочной и выразительной, пересыпанной пословицами, поговорками, междометиями, подлинно народной речью Санчо Пансы. Язык персонажей меняется у Сервантеса также в связи с характером ситуации или душевного состояния говорящих, принимая то ораторский, то разговорный, то патетический, то шутливый или фамильярный оттенок.

Сервантес гениально уловил основные тенденции и проблемы своей эпохи. Обобщив их в образах двух главных героев своего романа, он вложил в них большое общечеловеческое содержание. Благодаря этому центральные образы романа, отражая действительное состояние Испании XVI — XVII вв., вместе с тем приобрели гораздо более широкое значение, сохранив свою жизненность и выразительность и в последующие века.

В частности, поскольку Сервантес, писавший свой роман в условиях кризиса гуманизма, отразил в нем с огромной силой столкновение идеальных устремлений человеческого ума с миром корысти и личных интересов, «Дон Кихот» стал для будущих поколений мыслителей и писателей образцом противопоставления идеала и «низменной действительности». В искусстве изображения этой обыденности Сервантес не имеет себе равных. «Дон-Кихот» — величайшая народная книга Испании, замечательный памятник испанского литературного языка. Сервантес завершил превращение кастильского наречия, одного из наречий феодальной Испании, в литературный язык складывавшейся испанской нации.

Перед читателем развертывается широчайшая панорама испанской жизни. В нем есть то, что совершенно отсутствовало в романах рыцарских, — изображение типических черт реальной действительности. Ибо как ни исключительна, почти фантастична история Дон Кихота, донкихотизм явление вполне типическое, коренящееся в конкретных жизненных условиях. А вокруг шумит Испания, настоящая Испания начала XVII в. По пыльным дорогам движутся погонщики мулов, монахи, купцы, нищие, богомольцы, ремесленники, горожане и крестьяне. Каторжников ведут на галеры, дворяне гарцуют на конях, «бичующиеся» несут статую богоматери, пастухи гонят стада овец и свиней, поселяне готовятся к бою быков.

Мы попадаем на постоялые дворы, на представление кукольного театра, на сельскую свадьбу, во дворец знатных вельмож, на улицы и площади Барселоны и даже в лагерь каталонских разбойников — кстати, благородный разбойник крестьянский сын Роке Гинарт (а он действительно существовал) обошелся с Дон Кихотом гораздо человечнее, чем сиятельный герцог. Под пером Сервантеса оживает Испания социальных контрастов, бедная и богатая, занятая трудом и привыкшая пребывать в праздности, исполненная благородного душевного порыва и погрязшая в мелких корыстных расчетах.

Сервантесу удалось создать поистине грандиозное произведение, в котором глубина мысли сочетается с эпическим размахом, а сила и значительность художественного обобщения — с точностью реалистического рисунка.

В.Г. Белинский имел основание утверждать, что «Дон Кихотом начиналась новая эра искусства — нашего, новейшего искусства. Он нанес решительный удар идеальному направлению романа и обратил его к действительности. Это сделано Сервантесом не только сатирическим тоном его произведения, но и высоким художественным его достоинством: все лица его романа — лица конкретные и типические. Он более живописал действительность, нежели пародировал устарелую манеру писания романов, может быть, вопреки самому себе, своему намерению и цели» Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах. Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 — январь 1840. // Ред. Н. К. Гей. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примеч. В. Г. Березиной. — М., Художественная литература, 1977. .