Культурный контекст и переводческие решения в переводе текста романа «Заводной апельсин» В. Бошняка

Образцовым переводом «Заводного апельсина» считается перевод, выполненный В. Бошняком. Роман в переводе Бошняка был впервые опубликован в 1991 году. Сам переводчик так комментировал свою работу:

«…переводчик вынужден прибегнуть к достаточно условному приёму выделяя в русском тексте слова, относящиеся к русскоязычному жаргону персонажей, латиницей, чтобы, во-первых, продемонстрировать их непосредственную перенесённость из текста оригинала, а во-вторых, заставить читателя слегка поломать над ними голову. Латиница нужна ещё и для того, чтобы эти „жаргонные“ слова как можно резче отличались от тех же слов, но встречающихся в обычной, не жаргонной речи (в нейтральных описаниях, в речи взрослых персонажей и т. д.) Тем более что лексически полностью отграничить их невозможно, поскольку в основном персонажи в качестве жаргонных используют обычные русские общеупотребимые слова типа „мальчик“, „лицо“, „чай“ и т. д. Это совершенно естественно, так как англоязычным подросткам нет смысла выбирать из всего русского языка какиелибо особые словечки — на жаргон годится любое иностранное слово, и в первую очередь как раз простое и наиболее употребимое». [6:35].

Бошняк использовал особый способ передачи лексических единиц «надсата» латиницей, что является удачной находкой, так как это сразу же выделяет «надсат» в тексте и привлекает к нему внимание читателя. Такие элементы либо представляют собой выражения идентичные «надсадизмам» оригинального текста (pitt, biblio, и т. д.), либо автор перевода заменяет их на аналогичные (zavedenije вместо «mesto», shtutshki вместо «veshches», и т. д.). Также в некоторых случаях Бошняк записывает латиницей слова, не встречающиеся в оригинале вообще, или же наоборот, слова из оригинала становятся обычными русскими выражением, переданными кириллицей.

Написание латиницей является важной особенностью, обеспечивающей восприятие «надсата» как оригинального и непохожего ни на что элемента, он сразу бросается в глаза читателю. Однако это происходит лишь с графической точки зрения, так как в плане лексики «надсат» Бошняка смешивается с большим числом элементов обычного сленга и, тем самым, теряет свою лексическую уникальность. Читателю нет необходимости задерживаться на «надсадизмах» дольше, чем на других элементах текста, поскольку они все являются привычными для него. Кроме того, Бошняк добавляет в «надсат» реальный русский сленг, так же передавая его средствами латинского алфавита (plevatt, rvatt kogti, babki, kodla, и т. д). Таким образом, Бошняк, как и Синельщиков, сводит «надсат» всего лишь к необычному сленгу, не обращая внимания на замысел Берджесса создать не просто сленг, но особый язык.

Смешение «надсадизмов» с реально существующим сленгом ярко заметно в следующем фрагменте:

Оригинал Перевод.

I fumbled out the dengs to pay and one of those lil ptitsas said:"Who you gettin, brattny? What biggay, what.

Я вынул deng-deng заплатить, и тут одна из kisok говорит: — И кто это пришел? И чем это он обарахлился? only?" These young devotchkas had their own like way of govoreeting. «The Heaven Seventeen? Luke Sterne? Goggly Gogol?» And both giggled, rocking and hippy. Then an idea hit me and made me near fall over with the anguish and ecstasy of it, O my brothers, so I could not breathe for near ten seconds. I recovered and made with my new-clean zoobies and said: «What you got back home, little sisters, to play your fuzzy warbles on?» Because I could viddy the discs they were buying were these teeny pop veshches. «I bet you got little portable like picnic spinners.» [5:63].

— У мелких kisk была своя манера govoriting. — Кто у тебя в прихвате, папик? «Хевен Севентин»? Люк Стерн? «Гоголь-Моголь»? — И обе захихикали, вихляя popami. Тут вдруг мне пришла идея, я прямо что чуть в осадок не выпал, да, бллин, я аж дохнуть не мог секунд десять. Пришёл в себя, ощерил свои недавно чищенные zubbja и говорю: — Что, сестрички, оттягиваетесь пилить диск на скрипучей телеге? — А я уже заметил, что пластинки, которые они накупили, сплошь был всяческий nadtsatyi kal. — Наверняка же у вас какие-нибудь портативные fuflovyje крутилки. [4:70].

Итак, здесь видно, что главный герой, являясь носителем «надсата», наравне с ним употребляет в речи и обычный сленг, перенимая стиль других не владеющих «надсатом» героев. А это в некоторой степени нарушает функцию «отчуждения», изначально заложенную в «надсат» Берджессом. Бошняку не удается в полной мере показать главного героя как члена обособленного круга, отразить его принадлежность к определенной социальной группе.

«Надсадизмы», написанные на латинице полностью подчиняются всем правилам морфологии и синтаксиса правила русского языка. Таким образом, в целом этот вариант Бошняка не представляет особенной сложности для русскоязычного читателя, также как и перевод Синельщикова, этот вариант не требует подключения воображения для расшифровки речи главных героев. В отличие от текста оригинала в переводе «надсат» утрачивает непонятность как свою важнейшую характеристику и легко поддается разгадке, не требуя при этом особых усилий со стороны читателя. Некоторую сложность может составить только использование элементов, созданных по английской модели, например слова «dralsing», «krasting», и подобные представляют собой субстантивированные существительные, образованные путем слияния русских корней и английского окончания «-ing». Однако современный русский язык насыщен словами английского происхождения и поэтому, такие элементы не способны в значительной степени осложнить восприятие «надсата» для русскоязычного читателя.

Сам Бошняк, комментируя свой перевод, писал о том, что исходная ребусность и зашифрованнность «надсата» была сохранена: «…сам принцип того, чтобы жаргон, который Бёрджесс сконструировал из русских слов, передавать не всегда русскими, но квазирусскими словами, записанными латиницей, я по-прежнему считаю верным. При этом к точности воспроизведения русских слов латиницей я как раз не стремился. Наоборот, иронически шифровал, задавал читателю простенькие ребусы, стараясь, чтобы слова звучали так, как будто их произносят иноязычные персонажи, которым русский язык совершенно чужд и в их устах он слегка режет ухо. Специально путал корни с суффиксами. Если память мне не изменяет, я их заставлял, скажем, слово „старикашка“ сокращать до „кашка“. Эту ухмылочку я почерпнул из оригинала. Там Бёрджесс — то ли нарочно, то ли по незнанию — делает похожие вещи». [6: 36].

Как известно, при создании «надсата» Берджесс использовал английский сленг «кокни», отличающийся рифмованными элементами. В своем переводе Бошняк пытается воссоздать эту особенности, в некоторых случаях прибегая к рифмованным фразам. Например, «Трраммбумбия, сижу на тумбе я». Использование характерных особенностей «надсата», фигурирующих в английском тексте является одним из достоинств данного варианта перевода, поскольку он сближает перевод и оригинал.

Также к безусловным достоинствам перевода Бошняка относится способность сохранить в русском тексте особую мелодичность и ритмичность оригинала:

Оригинал Перевод.

…crash and plop and a whish whish… groowwwwowwwwowwwwww… 4:181].

Раздался хлоп-трясъ-шкварк-хлысъхлысъ…и я сразу врубил орган, взревевший бууууу-бууууу [4:181].

Данный фрагмент демонстрирует передачу в переводе приема звукоподражания, используемого в оригинале.

В отличие от рассмотренного выше перевода Е. Синельщикова, вариант Бошняка достаточно точно передает стиль оригинала. Однако в некоторых моментах Бошняку не удается сохранить характерные черты стилистики Берджесса. Известно, что Берджесс был большим поклонником не только экспериментальной прозы Дж. Джойса, но и классических работ Шекспира, что нашло свое отражение в его авторском стиле. Так, в оригинальном тексте романа автор описывает даже самые безобразные цены насилия с присущей ему изящностью. Но при переводе передать эту авторскую особенность не удается.

Как правило, в эпизодах, описывающих зверства главных героев, Бошняк использует большое количество слов разговорного стиля, не пренебрегая при этом и вкраплениями вульгаризмов (Житуха, бллин, хреновина, это Hren, от балды). Эти выражения сниженного стиля отчасти искажают не только стиль, но и смысл романа, поскольку преподносят ключевые для «Заводного апельсина» сцены жестокости как бесцельные скитания подростков по городу, сопровождаемые совершением злодеяний. Таким образом, несмотря на то, что в целом перевод Бошняка хорошо отражает особенности романа, ему не всегда удается в полной мере сохранить стиль и передать все оттенки смысла, заложенные автором.

Для лучшего понимания особенностей двух вариантов перевода романа целесообразно рассмотреть их в сравнении с текстом оригинала, и одновременно относительно друг друга. Для анализа особенностей передачи «надсата» на русский язык целесообразно воспользоваться классификацией лексических еиниц данного вымышленного сленга, рассмотренной в главе I.

Итак, согласно моделям их образования, все «надсадизмы» можно разделить на пять основных групп:

• 1) Заимствования
• 2) Слова, образованные способом сокращения.
• 3) Слова, образованные способом словосложения.
• 4) Слова, взятые из реально существующего англоязычного сленга
• 5) Авторские окказиональные новообразования.

«Надсадизмы» каждой из данных групп представляют трудность при передаче на другой язык, поскольку важнейшей задачей переводчика является, во-первых, распознать лексическую единицу, образованную по одной из вышеприведенных моделей, и во-вторых, необходимо наилучшим образом передать ее на другой язык, добившись наибольшей переводческой эквивалентности, а значит, сохранив при этом и смысл, и эмоциональную окраску данной единицы. [12:9].

Итак, сопоставительный анализ двух вариантов перевода романа показывает, что перевод В. Бошняка является наиболее близким к оригиналу, что достигается посредством следующих приемов перевода:

• · Транс-калькирование, которое предполагает смену языкового кода внутри калькируемого сложного слова или словосочетания
• · Транскрибирование и транслитерация, в частности транстранскрибирование и ре-транскрибирование.

Несмотря на недостаток трудностей в разгадке данного вымышленного языка при чтении русского варианта текста, написание «надсата» латиницей можно считать верным приемом, поскольку это, несомненно, выделяет его элементы в тексте и привлекает внимание читателя. Приемы транс-калькирования и транстранскрибирования позволяют В. Бошняку добиться наибольшей переводческой эквивалентности. Кроме того, использование транслитерированных слов в большей степени способствует передаче эмоционального фона «надсата» и сохранению его оригинальной стилистики.

У перевода Синельщикова есть неоспоримое преимущество, заключающееся в том, что переводчик подошёл к своей работе творчески, почти что соавторски. Однако сосредоточившись на создании русского варианта «надсата» Синельщиков не смог передать особенности авторского стиля и сам замысел Берджесса.

Рассмотренные варианты перевода объединяет то, что и Синельщиков, и Бошняк используют сленговые выражения русского языка. Помимо потери стилистических и смысловых особенностей оригинального текста, основной недостаток использования реально существующего сленга заключается в том, что со временем любой сленг устаревает, выходит из моды и постепенно забывается. А Берджесс стремился создать язык «вне времени», который не утратил бы своей актуальности.

Итак, сравнив переводы романа, выполненные В. Бошняком и Е. Синельщиковым, можно сделать вывод, что хотя перевод В. Бошняка не лишен недочетов, его можно назвать адекватным, в то время как перевод Е. Синельщикова в полной мере не отвечает требованиям полной передачи коммуникативного эффекта оригинала. При этом ни тому, ни другому переводчику не удалось выразить важнейшую особенность «надсата» — его необычность, зашифрованность. Таким образом, возникает задача поиска оптимального варианта перевода.