Введение. 
Неформальные отношения между русскими и иностранцами в конце XVI-XVII веков

Актуальность исследования. Изучение истории пребывания иноземцев в России представляет важность для понимания социальной и политической истории России XVI — XVII вв., а также для изучения русской истории в общеевропейском контексте. В отечественной историографии существует тенденция к пересмотру устоявшихся представлений о допетровском обществе как абсолютно нетерпимом к чужеземцам и иноверцам. Анализ словарей-разговорников русского языка, составленных иностранцами для изучения русского языка, может дать сведения, которые позволят верифицировать различные мнения историков. Например, словари-разговорники содержат сведения о бытовых неофициальных контактах иноземцев с местным населением.

Наиболее известные источники о представлениях иноземцев о России XVI—XVII вв. — «записки иностранцев» — содержат, как правило, «внешние», довольно поверхностные наблюдения, а их авторы концентрируются на таких аспектах, как государственное устройство, территория и политическая культура. Словари-разговорники, с другой стороны, могут дать представление именно о непосредственных контактах иноземцев с местным населением. Это важно для того, чтобы составить более верное представление о межкультурном диалоге между западноевропейцами и жителями Московского государства.

В историографии, как отечественной, так и зарубежной, словари-разговорники русского языка рассматривались главным образом с филологической точки зрения. Их сведениям по истории общества и культуры уделялось меньше внимания. Большинство работ последних лет, так или иначе посвященных иноземцам в России XVI—XVII вв., не используют материалы словарей-разговорников русского языка. Однако, как будет показано в данной работе, эти памятники содержат много информации о контактах иноземцев с местным населением.

Новизна исследования заключается в привлечении максимального количества известных словарей-разговорников языка и анализ их содержания именно с исторической точки зрения.

Объектом исследования являются словари-разговорники русского языка конца XVI—XVII вв., составленные иностранцами.

Предметом исследования являются бытовые контакты иноземцев с населением Московского государства конца XVI—XVII вв., а также представления иноземцев о Московском государстве и его жителях.

Целью работы является анализ бытовых контактов между жителями Московского государства и иноземцами в конце XVI—XVII вв. на основе обозначенных источников, выявление особенностей этих контактов в разных условиях и разные периоды.

Задачи исследования:

• 1) Обозначить границы термина «иноземец» применительно к рассматриваемому периоду и обозначить смысл, который будет вкладываться в это слово на страницах данной работы. В общих чертах рассмотреть обстоятельства присутствия иноземцев в Московском государстве в интересующий нас временной период. Эта задача является вспомогательной и призвана дать лишь общую теоретическую базу, необходимую для понимания контекста рассматриваемых далее контактов.
• 2) Проанализировать содержащиеся в словарях-разговорниках данные относительно пребывания иноземцев в Московском государстве, а именно их бытовых контактов с местным населением, а также представлений иноземцев о Московском государстве, выраженных на страницах словарей-разговорников.
• 3) На основе изученного материала сделать выводы относительно ценности словарей-разговорников, как источника по пребыванию иноземцев в Московском государстве и новизны данных, которые он дает относительно бытовых контактов иноземцев с местным населением и их представлениях о Московском государстве конца XVI—XVII вв.

С методологической точки зрения, данная работа представляет собой исторический анализ письменных памятников.

При написании этой работы использовались материалы курсовой работы по теме «Неформальные отношения между русскими и иностранцами в Пскове в XVI—XVII вв.», защищенной мной в 2015 г. под научным руководством П. С. Стефановича.

Обзор историографии.

Одним из наиболее ранних исследований, специально посвященных иноземцам в России XVI—XVII вв., является работа В. О. Ключевского о «сказаниях» иностранцев о Московском государстве. Основное внимание Ключевский обращает на «записки» иноземцев, прежде всего дипломатов, к примеру, «записки» Сигизмунда Герберштейна или Адама Олеария. Основной целью работы является оценка информативности и полезности этих источников для изучения истории Московского государства. По мнению Ключевского, русское общество было нетерпимо по отношению к иноземцам, которые, в свою очередь, были не высокого мнения о русских. Так, Ключевский приводит свидетельства иноземцев о «скрытности» русских, которые не доверяли иноземным послам Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. — М., 1866. С. 19., обращает внимания на строгость содержания дипломатических миссий.

Упоминается, что иностранцы нередко задавались вопросом, является ли дикость русских следствием деспотической власти московского государя или же наоборот — деспотическая власть является следствием народной дикости. Стоит отметить, что сам исследователь оговаривается, что речь идет именно о членах иноземных посольств, а не обо всех иноземцах.

А.С. Лаппо-Данилевский рассматривает присутствие иноземцев в России в более узкий временной период — в правление Михаила Федоровича Лаппо-Данилевский А. С. Иноземцы в России в царствование Михаила Федоровича // Журнал министерства народного просвещения. № 9. — СПб., 1885. Он описывает различные наиболее характерные рода деятельности иноземцев и их происхождение. В отличие от Ключевского, Лаппо-Данилевский концентрируется главным образом на иноземцах, долго пробывших в России, таких как купцы, наемники, ремесленники и медики.

Исследователь отмечает, что в правление Михаила Федоровича, правительство в целом было достаточно благосклонно к иноземцам, причем государство, по мнению Лаппо-Данилевского, охотнее принимало на службу западноевропейцев, нежели православных единоверцев из Османской империи. Считалось, что западноевропейцы обладали полезными, нужными государству навыками. Автор заключает, что русское правительство приглашало западноевропейских специалистов, используя в качестве посредников других иноземцев, уже находящихся на службе. При этом предпочтение отдавалось лютеранам и кальвинистам, нежели католикам.

Работа А.С. Лаппо-Данилевского посвящена главным образом «внешним» аспектам пребывания иноземцев в России. Тем не менее, вкратце отмечается, что прежде иноземцы были вынуждены носить «платье на русский лад», чтобы «оградить себя против ругательств и оскорблений черного народа», но их все равно «бесчестили бранными словами». При Михаиле Федоровиче же иноземцам было приказано носить свою национальную одежду, а тот, кто оскорблял «немцев» подвергался наказанию.

А.С. Мулюкин рассматривает присутствие иноземцев в России начиная с «удельного» периода, хотя основной акцент приходится на эпоху Московского государства. Мулюкин А. С. Приезд иноземцев в Московское государство. Из истории русского права XVI—XVII вв. — СПб., 1909. Основное внимание уделено правовому положению иноземцев, в частности мерам правительства по ограничению въезда иноземцев в Московское государство и регулированию их торговых операций в России, а также национальному вероисповедному вопросу.

По мнению исследователя, в «удельный» период въезд иноземцев на территорию русских княжеств был свободным, в то время как для периода Московского государства были характерны всевозможные ограничения. Наиболее серьезная попытка вновь установить свободный въезд, как считает А. С. Мулюкин, была предпринята Иваном IV, который стремился разрешить англичанам право въезда без различия профессий и цели приезда. Тем не менее, касалось это только англичан, да и к тому же договор в итоге не был подписан и «яркий проблеск пропал среди темноты бесследно» до правления Петра I, когда, наконец, был разрешен вопрос о свободе приезда и выезда иноземцев. Мулюкин А. С. Указ. соч. С. 250−252.

Что касается контактов иноземцев с местным населением, то по мнению Мулюкина, наличие достаточно тесных связей между русскими и иноземцами было невозможно в силу того, что любое общение русского с иностранцем воспринималось как нечто подозрительное: «Всякие разговоры между русскими и иностранцами навлекали подозрения не только в русской вере, но и политической.» Мулюкин А. С. Указ. соч. С. 58−59.

Однако уже в этот период имели место попытки отчасти пересмотреть такое представление о контактах между местным населением и иноземцами. Д. В. Цветаев в работе, посвященной истории протестантизма в России, упоминает наличие в домах иноземцев прислуги из числа местных жителей, а также «докладной выписки» 1686 г., которая запрещала иноземцам Архангельска и Холмогор иметь у себя русскую прислугу. Причем, обвинение было возведено архангелогородским духовенством, опасавшимся «совращения» паствы иноземцами. Обвинения были обжалованы иноземцами и государство пошло на компромисс Цветаев Д. В Памятники к истории протестантства в России. — М, 1888. С. 5. На основе этого, Цветаев делает вывод, что «разобщенность между Русскими и иноземцами не была настолько велика, как обыкновенно теперь представляется» Цветаев Д. В Указ. соч. С. 5.

Таким образом, исследователи XIX-начала XX вв. обращали внимание на присутствие иноземцев в России XVI—XVII вв., но при этом акцентировали внимание на правовом статусе иноземцев и их взаимоотношении с государством либо же опирались на свидетельства самих иноземцев, в которых также шла речь главным образом об официальных контактах с представителями Московского государства. В качестве исключения можно выделить работу Д. В. Цветаева, который обратил внимание на наличие русской прислуги в домах иноземцев. Тем не менее, и в работе Цветаева такой аспект взаимоотношений русских и иноземцев упомянут лишь вкратце.

Что касается иностранных словарей-разговорников русского языка, то уже в XIX в. на них обратили внимание исследователи. Так, например, С. М. Строев, описывая славяноязычные памятники, хранящиеся в библиотеках Англии и Франции, упоминает словари-разговорники Томаса Шрове и «Ein Rusch Boeck» — анонимный словарь-разговорник XVI в.

С.М. Строев ограничивается лишь самым кратким описанием этих памятников и приводит примеры слов «необходимых в общежитии, особенно при торговле», записанных в словарях-разговорниках Строев С. М. Описание памятников славяно-русской литературы, хранящихся в публичных библиотеках Германии и Франции. — М., 1841. С. 132. При этом «разговорной» части этих текстов исследователь не уделяет внимания. Что касается авторства словарей-разговорников, Строев ограничился предположением, что автором словаря Томаса Шрове являлся сам Томас Шрове — купец, живший в России в XVI в., а авторство второго словаря-разговорника неизвестно, но автор мог быть выходцем из Пруссии, так как в нем встречается выражение «по Прусскому обычаю».

Позднее на указанные выше памятники обратил внимание П. А. Сырку, ограничившись кратким описанием и заключением, что оба текста по-видимому были созданы иноземцами и предназначались для изучения русского языка, отметив также что оба памятника перспективны для изучения Сырку П. А. Два памятника живого русского языка XVI-го века. — СПб., 1897.

В целом, можно заключить, что несмотря на то что словари-разговорники русского языка были известны российским исследователям уже в XIX в., работы, им посвященные, носят главным образом описательных характер и попыток изучить их содержание более пристально не предпринималось.

Для советской историографии характерно относительное падение интереса к теме присутствия иноземцев в России XVI-XVII, в., однако в то же время именно в советский период начинается интенсивное изучение таких ценных источников как иностранные словари-разговорники русского языка.

Работа А. И. Яцимирского, опубликованная в 1921 г. в целом, вписывается в дореволюционную традицию изучения словарей-разговорников. Так же как С. М. Строев и П. А. Сырку, А. И. Яцимирский обратил внимание на словарь-разговорник Т. Шрове и анонимный словарь-разговорник XVI в., хранившиеся на тот момент в Берлинской королевской библиотеке. Однако, как и предшественники, он ограничился лишь самым общим описанием этих памятников Яцимирский А. И. Описание южно-славянских и русских рукописей заграничных библиотек Т.1. // Сборник отделения русского языка и словесности Российской Академии наук. Т.98. — Петроград, 1921. С. 484−488.

В 30−40 гг. XX. в. изучение словарей-разговорников вышло на более высокий уровень. В частности, стоит выделить работы академика Б. А. Ларина, опубликовавшего некоторые из словарей-разговорников, а именно Парижский «Словарь московитов» Ларин Б. А. Парижский словарь Московитов 1586 г. — Рига, 1948., словарь-дневник Ричарда Джеймса Ларин Б. А. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джеймса (1618−1619 гг.). — Рига, 1959. и грамматику Лудольфа Лудольф Г. В. Русская грамматика. Оксфорд, 1696. Переизд., пер., вступительная статья Б. А. Ларина. — Л., 1937. Помимо, собственно, публикации словарей-разговорников, Б. А. Ларин исследует их с филологической точки зрения, обращая внимание главным образом на «разговорный язык». Так, например, во вступительной статье к публикации грамматики Лудольфа, исследователь отмечает, что в тексте Лудольфа содержатся свидетельства относительно его пребывания в России, позволяющие судить о том, где он был и что видел. Но, тем не менее, по мнению Ларина, в центре внимания Лудольфа находится язык, в то время как вышеупомянутые заметки встречаются лишь «мельком». Такое замечание вполне справедливо, но это, тем не менее, не отменяет необходимости более подробного рассмотрения свидетельств о пребывании иноземцев в Московском государстве в «грамматике» Лудольфа в частности и в словарях-разговорниках в целом. Что касается, собственно, оценки «грамматики Лудольфа» с лингвистической точки зрения, то она дает представление в первую очередь о разговорном языке XVII в.

По мнению Ларина, «грамматика» Лудольфа незаслуженно игнорировалась или критиковалась предшествующими ему исследователями в силу «скудности или ложности их представлений о русском языке XVII в» Лудольф Г. В. Русская грамматика. С. 21. Другие опубликованные Б. А. Лариным словари-разговорники — Парижский словарь московитов и словарь-дневник Ричарда Джеймса также интересуют исследователя в первую очередь с филологической точки зрения.

М.П Алексеев изучал как словари-разговорники русского языка (в частности — словарь-разговорник Томаса Шрове), так и отношения между русскими и иноземцами (конкретно: англичанами). В статье, посвященной словарю-разговорнику Томаса Шрове, Алексеев выдвигает точку зрения, согласно которой 1546 г. не является датой составления «Русской книги» Томаса Шрове и она была создана в более ранний период Алексеев М. П. «Книга русского языка» Т. Шрове 1546 г. и ее автор. // Памяти Л.B. Щербы. — Л., 1951. С. 109.

Опираясь на тот факт, что человек по имени Томас Шрове встречается в городских актах Дерпта и Ревеля в конце XV в., Алексеев делает вывод, что рукопись словаря-разговорника также, по-видимому, была создана не позднее конца XV в. Исследователь отмечает, что сам Томас Шрове не знал русского языка, о чем он говорил в реляции 1494 г. о своей поездке в Москву и Новгород и поэтому вероятнее всего являлся не автором текста, а переписчиком. Установить авторство и точную дату создания оригинала Алексееву не представлялось возможным. В 1546 г., как отмечает Алексеев, текст, по-видимому, был в очередной раз скопирован вместе с именем Шрове, о котором новый переписчик ничего не знал. Известный же нам текст является очередной копией и датируется периодом после 1582 г.

Местом создания «Русской книги» Алексеев определяет либо Новгород, либо «западнорусские окраины», а целью создания были «интересы представителей ганзейско-русской торговли». Об этом говорит, в частности, перечень городов в словаре-разговорнике, где упомянуты ганзейские города и русские города, связанные с ганзейской торговлей.

Так, в частности, стоит отметить его статью, посвященную русско-английским связям. В ней рассматривается не только пребывание англичан в Московском государстве, но и русских в Англии. Одной из основных тем, затронутых в статье является пересмотр выводов относительно отчетов русских послов в Англии XVI в. Согласно мнению М. П Алексеева, лаконичное по форме содержание этих отчетов является следствием того, что послы просто не считали нужным описывать в официальных документах свои впечатления, уделяя внимание лишь фактам, важным для понимания политической обстановки в Англии. Интересен также упомянутый М. П Алексеевым факт поездки нескольких русских учеников в Англию в период правления Бориса Годунова. Один из них стал англиканским священником, двое других, по словам англичан погибли в Ост-Индии, а судьба еще одного из русских учеников неизвестна Алексеев М. П. Англия и англичане в памятниках московской письменности// Ученые записки: Серия исторических наук: выпуск 15. — Л., 1947. С. 50. Однако, по мнению М. П. Алексеева, поездки русских людей в Англию имели меньшее значение, нежели пребывание англичан в России.

Упоминая о том, что перемещение англичан по русским городам было ограниченным властями, М. П Алексеев, тем не менее, считает, что серьезность возникавших затруднений не стоит преувеличивать и связи русских с англичанами со временем развивались, особенно в торговой среде. Алексеев. М. П. Указ. Соч. С. 54. Отмечается также наличие значительного числа наемных работников из числа местных жителей у англичан, причем не только бытовой прислуги, но и помощников в торговых делах, что подтверждает довольно тесные связи англичан с населением русских городов.

В другой статье, также посвященной русско-английским связям (точнее — русскому языку в Англии и английскому языку в России), М. П. Алексеев рассматривает, помимо прочего, знакомство англичан XVI—XVII вв. с русским языком. По мнению исследователя, в силу развитых торговых и дипломатических связей России и Англии в этот период, русский язык был широко известен в Англии, в отличие от английского языка в России. Именно незнание английского языка в Московском государстве побуждало имеющих в России какой-либо интерес англичан к изучению русского языка. Другой причиной, по мнению Алексеева, было то, что в аристократической и купеческой среде Англии эпохи Возрождения было распространено знание нескольких иностранных языков. Алексеев М. П. Английский язык в России и русский язык в Англии. // Ученые записки. Серия филологических наук. Вып. 9 Л.: Издание Ленинградского Государственного Ордена Ленина Университета, 1944. С. 78. В качестве свидетельства распространенности русского языка в Англии в рассматриваемый период, М. П. Алексеев приводит применение отдельных русских слов англичанами даже вне контекста общения с носителями языка. В частности, упоминается, что некоторые деятели искусства, например, Томас Гейнвуд и Джордж Тебервиль использовали отдельные русские слова в своих произведениях. Упоминается и о существовании словарей-разговорников русского языка, составленных англичанами: словаря-дневника Ричарда Джемса и «грамматики» Лудольфа.

Среди исследователей, изучавших словари-разговорники русского языка можно упомянуть А. Л. Хорошкевич, которая уделяла внимание не только филологическому анализу, но также и содержанию словарей-разговорников, в частности Томаса Шрове и Тенниса Фонне. Так, например, исследовательница отметила, что в словаре-разговорнике Тенниса Фонне упоминаются профессии, существовавшие в Пскове XVII в., о которых не упоминают отечественные источники. Хорошкевич А. Л. Ремесло Пскова по русско-немецкому словарю начала XVII в. // Города феодальной России. Сборник статей памяти Н. В. Устюгова. — М.: НАУКА, 1966.

В другой статье А. Л. Хорошкевич рассматривает русско-немецкие культурные связи в Пскове на основе словаря-разговорника Тенниса Фонне. По мнению исследователя, словарь Тенниса Фонне является наиболее полным и информативным среди других аналогичных памятников. По мнению автора, словарь Тенниса Фонне незаслуженно был обделен вниманием историков-международников, которые обращались, главным образом, к путевым заметкам иностранцев. По мнению исследовательницы, в отличие от большинства «записок иностранцев» словари-разговорники лишены субъективности. Хорошкевич А. Л. Быт и культура русского города по словарю Тонни Фенне 1607 // Новое о прошлом нашей страны. Памяти академика М. Н. Тихомирова. — М.: НАУКА, 1967. С. 38 — 39. Основное внимание автор уделяет той части словаря-разговорника, которая посвящена торговле и дает представление об особенностях торговли в Пскове и о тех товарах, которые были предметами этой торговли.

Также заслуживает внимания статья Н. Г Савич, посвященная русско-немецким связям. Среди источников, позволяющих судить об отношениях русских и иноземцев в указанный период, Н. Г Савич называет и словари-разговорники, особый акцент делая на словаре Генриха Невенбурга 1629 г. Также Н. Г Савич упоминает факт принятия иностранцев на службу в Посольский приказ в качестве толмачей-переводчиков, что свидетельствует о хорошем знании ими русского языка. Обращая внимание на то, что имела место практика посещения русских городов иностранцами специально для изучения русского языка, Н. Г Савич отмечает, что большинство купцов не имело возможности позволить себе обучаться языку несколько лет, чем и обусловлено составление словарей-разговорников, призванных помочь самостоятельно овладеть русским языком.

Н.Г Савич упоминает, что Генрих Невенбург, автор одного из словарей-разговорников как раз был одним из иноземцев, служившим переводчиком при Посольском приказе и, составляя свой разговорник, переводил немецкие имена на русский язык, причем, в уменьшительно-ласкательной форме. По мнению Н. Г Савич, вызвано это было тем, что иностранцам нередко приходилось составлять челобитные на имя царя, а для этого они были должны употреблять русские «переводы» своих имен. Упоминаются в статье также другие словари-разговорники, свидетельствующие, помимо всего прочего, о том, что отношения русских и иностранцев далеко не всегда носили характер недоверия и неприязни, например, словарь Тенниса Фонне, «русская грамматика» Лудольфа, «Парижский словарь московитов». Таким образом, по мнению Н. Г Савич, отношения русских и иностранцев, в том числе бытовые, были куда более доброжелательные, чем это может представляться на основе записок иностранцев, на которые в основном и ориентировались многие исследователи вопроса, в частности В. О Ключевский.

Таким образом, можно заключить, что тенденция к пересмотру устоявшихся представлений о взаимном неприятии русской и западноевропейской культур в XVI—XVII вв. наметилась уже в советское время, причем не последнюю роль в этом сыграло изучение иноземных словарей-разговорников русского языка.

Изучение словарей-разговорников русского языка продолжилось и постсоветский период. В частности, словарями-разговорниками продолжила заниматься А. Л. Хорошкевич, обратившая внимания на вопрос об истории создания словарей-разговорников Т. Шрове и Т. Фонне.

Другой темой, рассматриваемой Хорошкевич являются вопросы «дружбы и ссоры» между русскими и иноземными купцами на основе разговорников Томаса Шрове и Тенниса Фонне, на записках Мартина Груневега, купца из Данцига (Гданьска). Также приводятся примеры их нескольких процессов по «Слову и делу государеву», опубликованных Н. Я. Новомбергским. По мнению А. Л. Хорошкевич, несмотря на значительные различия в культуре, приводившие иногда к недопониманию (например, в вопросах соблюдения принятого в России этикета), взаимоотношения между русскими и иностранными купцами были вполне доброжелательны, за исключением случаев, когда, к примеру, иноземец высказывал явное непочтение к особе государя или же грозил войной. Хорошкевич А. Л. «Дружба» и «ссора» в бытовом общении русского и иностранного купечества XVI — первой половины XVII в. // Россия и мировая цивилизация. К 70-летию члена-корреспондента РАН А. Н Сахарова. — М., 2000. С. 146−147. Впрочем, стоит отметить, что в данном случае речь идет о городах Северо-Запада России, бывших «относительно вольными».

О.С. Мжельская в работе, посвященной лексике обиходно-разговорного языка Московской Руси, опирается на словари-разговорники русского языка. Среди них она упоминает словари Т. Шрове, Т. Фонне, Р. Джемса, Парижский словарь Московитов, Грамматику Г. Лудольфа и словарь-разговорник И. Геемера. Помимо анализа лексики словарей-разговорников, исследовательница также рассматривает словари-разговорники как источник для изучения общественных отношений, экономики и культуры Московского государства. Так, например, уделяется внимание названием профессий и родов деятельности, упоминаемых в словарях-разговорниках. По мнению Мжельской, перечисление большого числа слов для обозначения родов деятельности, в том числе, синонимичных, может свидетельствовать об экономическом развитии крупных торговых городов XVI—XVII вв. и дифференциации ремесел. Мжельская О. С. Лексика обиходно-разговорного языка Московской Руси XVI—XVII вв. (по данным иностранных руководств для изучения русского языка) — СПб.: Изд-во С.-Петерб. Ун-та, 2003.

Также автор обращает внимание на этнографические наблюдения Ричарда Джеймса, которые он приводит в своем словаре-дневнике. По мнению Мжельской, наблюдения Джеймса относительно русской материальной и духовной культуры отличаются разнообразностью и достоверностью. Здесь, впрочем, стоит отметить, что такое утверждение справедливо не для всех сведений, приведенных Джеймсом. Так, например, в его словаре-дневнике содержатся сведения о «народе карликов» в Сибири, воюющем с журавлями или о неком Царьграде на озере. Алексеев М. П. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джеймса (1618−1619 гг.). С.118; 130. Отмечается также наличие в словарях-разговорниках большого количества терминов, связанных с судоходством. По мнению Мжельской, большинство этих терминов имеют местное происхождение и довольно явно делятся по территориальному признаку. Дальнейшее развитие терминологии судоходства в Северном и Северо-западном регионах России было, по мнению исследовательницы, нарушено распространением английских и голландских терминов в Петровскую эпоху. Мжельская О. С. Указ. соч. С. 169−170.

В другой работе О. С. Мжельская анализирует понятия «хороший» и «плохой» в русском языке XVII в. на примере словаря-разговорника Т. Фонне. Исследовательница отмечает, что слова «хороший» и «плохой» в рассматриваемый период начинают вытеснять традиционные понятий «добрый» и «худой», что иллюстрируется содержанием упомянутого словаря-разговорника Мжельская О. С. Выражение понятий «хороший» — «плохой» в «Разговорнике» Т. Фенне (Псков, 1607 г.) // Севернорусские говоры. Вып. 6 / Отв. ред. А. С. Герд. — СПб., 1995.

Статья А. А. Зализняка также посвящена словарю-разговорнику Тенниса Фонне Зализняк А. А. Из наблюдений над «Разговорником» Фенне. // РПЛХФСПРПН. К 70-ти летию Владимира Николаевича Топорова. — М.: Индрик, 2003.. В этой статье, как и в большинстве других работ, словарь разговорник Фонне рассматривается с филологической точки зрения. Проанализировав издание Р. Якобсона и Х. Хаммериха, и работу А.Х. Ван-ден Баара, представляющую собой словоуказатель по разговорнику Фонне, Зализняк предлагает собственные интерпретации некоторых слов и выражений, содержащихся в разговорнике Фонне, значение которых не до конца ясно. По мнению исследователя, работа Ван-дер Баара отличается крайней неточностью. Отмечается, что в некоторых случаях Ван-дер Баар указывает неверную грамматическую форму, а также «причесывает» текст под современный язык. Зализняк отмечает, что буквальный перевод некоторых выражений, встречающихся в разговорнике, может быть неверен, что затрудняет их интерпретацию. Тем не менее, по мнению исследователя, словарь Фонне содержит множество примеров русской разговорной речи XVII в. и содержит некоторые слова, не встречающиеся в других источниках. Отмечается также, что фразы, которые, по мнению исследователя, составлены самим Фонне (а не услышаны и записаны им), «весьма несовершенны».

В целом, по мнению Зализняка, записи русских слов и выражений в словаре разговорнике Фонне более точны, чем считалось более ранними исследователями, включая издателей памятника. К такому выводу исследователь приходит на основе собственного филологического исследования тех элементов словаря-разговорника, в которых, как считалось ранее, содержатся грамматические и лексические ошибки.

Также следует отметить некоторые современные работы, не связанные напрямую со словарями-разговорниками русского языка, но затрагивающих тему присутствия иноземцев в Московском государстве.

Так, например, Т. А. Опарина рассматривает положение иноземцев в России XVI—XVII вв., обращая внимание главным образом на конфессиональный аспект проблемы. Опираясь на различные полемические сочинения, а также на архивные материалы о перекрещивании иноземцев, Т. А. Опарина приходит к выводу, согласно которому русская православная церковь воспринимала любые другие христианские конфессии как некое единое явление, открыто враждебное православию.

Католицизм, например, сравнивался с арианством, манихейством и даже иудаизмом (критика ранних христианских богословов направленная против таких «ересей» как арианство или манихейство механически переносилась на католиков). Протестанты же понимались как «версия католичества» и зачастую перечислялись в одном ряду с католиками. Также протестанты напрямую сравнивались с византийскими иконоборцами. Очевидной представлялась связь и Папы Римского с Антихристом, в то время как такие реформаторы, как Лютер и Кальвин (не воспринимавшиеся как противники Папы Римского), отождествлялись с библейскими лжепророками. Опарина Т. А. Представления о христианине другой конфессии в России первой половины XVII в. // ДРЕВНЯЯ РУСЬ И ЗАПАД. Научная конференция. Книга резюме. «Наследие», 1996. Т. А. Опарина не дает уверенного ответа на вопрос, были ли такие грубые обобщения следствием неосведомленности русского православного духовенства или же вызваны показным безразличием. Так или иначе, стоит отметить, что речь идет об официальной позиции духовенства.

В работе, посвященной биографиям отдельных иноземцев, обосновавшихся в России и принявших православие, Т. А. Опарина отмечает, что, будучи крещенными в православии, иноземцы теряли свой «иноземный» статус, и с точки зрения русских властей становились также подданными царя. Обратной стороной перекрещивания нередко являлась потеря влияния в среде иноземных торговых корпораций. Опарина Т. А. Иноземцы в России XVI—XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии. — М.: Прогресс-Традиция, 2007. С.214−215. Попытки же отречься от православия воспринимались как государственная измена и обычно пресекались.

Правовому статусу иноземцев посвящены работы С. П. Орленко Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы в России XVII в. (правовой статус и реальное положение). — М.: Древлехранилище, 2004.. Объектом исследования являются не все иноземцы, а только выходцы из Западной Европы. Исследователь рассматривает самые различные вопросы, связанные с присутствием иноземцев в России XVII в., такие как подсудность иноземцев, ограничение их прав и привилегии, отношения иноземцев с церковью и различными слоями русского общества.

С.П. Орленко особо отмечает противоречие, с которым сталкивались власти. С одной стороны, государство всячески стремилось «оградить» православных подданных от влияния иноземцев, что проявлялось в таких мерах как запрет продавать иноземцам поместья, запрет на наём русских рабочих и прислуги, принудительное выселение «немцев» за пределы Москвы. В то же время власти были заинтересованы в привлечении иноземцев на службу, особенно в контексте проходившей в XVII в. реорганизации русской армии по западноевропейскому образцу. То же можно сказать и о иноземных купцах, торговые операции которых обеспечивали стабильный доход казне и потому их присутствие было также выгодно московским властям.

Отношение общества и к иностранцам, по мнению С. П. Орленко также было отнюдь не всегда нетерпимым, несмотря на конфессиональные различия и политику властей и церкви. Так, например, он отмечает, что неизвестно ни одного случая насильственных действий против выходцев из Западной Европы, а о неприязни русских к иноземцам последние судили исходя из их поведения, например, уличных насмешек. Более того, сами иноземцы, по мнению С. П. Орленко, зачастую не слишком стремились к сближению с местным населением, будучи невысокого мнения о его нравах.

Диссертация О. В. Скобелкина также посвящена, главным образом, правовому статусу иноземцев в России XVI-XVII, причем акцент сделан на служилых иноземцах Скобелкин О. В. Западноевропейцы на русской военной службе в XVI — 20-х гг. XVII в. Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук (на правах рукописи). — Воронеж, 2015. В частности, рассматриваются пути иноземцев на русскую службу, их взаимоотношения с приказной системой Московского государства (главным образом — Разрядным и Посольским приказами). Рассматриваются также привилегии, которые имели иноземцы по отношению к местному населению и наоборот — ограничения иноземцев в правах. Выделение в правовом отношении служилых иноземцев из остальной массы служилых людей, по мнению О. В. Скобелкина, происходило постепенно с середины XVI по середину XVII, как и введение тех или иных ограничений для иноземцев.

Вышеупомянутые исследования, впрочем, посвящены главным образом правовому аспекту пребывания иноземцев в Московском государстве, в то время как неформальным отношениям иноземцев с местными жителями практически не уделяется внимания.

Тема неформальных контактов между жителями Московского государства и иноземцами рассматривается во вступительной статье П. С. Стефановича и Б. Н. Морозова к публикации «Псковского архива английского купца». Роман Вилимович в гостях у Петра Игнатьевича: Псковский архив английского купца 1680-х годов / Публикацию подготовили Стефанович П. С. и Морозов Б. Н. — М.: Индрик, 2009. «Псковский архив» включает в себя переписку неких Петра Игнатьевича и Романа Вилимовича. По мнению исследователей, речь идет о переписке псковского посадского человека с английским купцом, основным мотивом общения которых было обучение русскому языку.

П.С. Стефанович и Б. Н. Морозов выдвигают предположение, согласно которому Петр Игнатьевич занимался преподаванием русского языка для иноземцев профессионально (в частности, в тексте переписки упоминаются и другие его ученики). Однако отношения Петра Игнатьевича и Романа Вилимовича были, по-видимому, не только деловыми, но вполне дружескими. В письмах друг к другу, они затрагивают самые разные вопросы, от здоровья семьи до рассуждений на религиозные темы. «Псковский архив», таким образом, является еще одним ценным источником о неформальных отношениях иноземцев с местными жителями наряду с словарями-разговорниками русского языка.

Иностранные словари-разговорники русского языка также изучались польскими филологами: А. Фаловским, А. Болек и Б. Ходурской Й. Куницкой. Этим исследователям принадлежит заслуга публикации словаря-разговорника Томаса Шрове, который долго время считался утерянным в годы Второй мировой войны «Einn Russisch Buch» Thomasa Schrouego. Sіownik i rozmуwki rosyjsko-niemieckie z XVI wieku. Czкњж II. Transliteracja tekstu. Indeks wyrazуw i form rosyjskich, (red. A. Faіowski, wspуіopracowanie A. Bolek, H. Chodurska, J. Kuniсska), Grell, Krakуw 1997. Эти ученые, в частности, выдвинули предположение, согласно которому словари-разговорники Томаса Шрове и Тенниса Фонне, содержание которых совпадает примерно на 80% имеют в своей основе некий протограф.

Кроме того, А. Фаловский опубликовал анонимный словарь-разговорник XVI в. («Ein Rusch Buch»). Исследователь согласился с предположением П. А. Сырку, что памятник стоит датировать XVI в., а также отметил, что автором словаря-разговорника, по-видимому, действительно являлся немец, так как в тексте словаря-разговорника присутствует фразы, указывающие на происхождение автора, например: «Ja prijechal Is lubcku» (я приехал из Любека) «Ein Rusch Boeck…». Rosyjsko-niemiecki anonimowy sіownik i rozmуwki z XVI wieku. Analiza jкzykowa, Universitas, Krakуw 1996. S. 11.

А. Болек отмечает, что словари-разговорники русского языка не только являются ценными источниками по русскому и немецкому языкам рассматриваемого периода, но также вписываются в более широкий культурный контекст (например, в этот же период существовали польско-немецкие разговорники, выполнявшие аналогичную функцию) Болек А. Псковские разговорники-словари в работах краковских русистов. // Псков в Российской и европейской истории: Международная научная конференция: В 2 т. Т.2. — М.: МГУП, 2003. С. 215−216. Отмечается также, что словари-разговорники содержат множество «сентенций, воззваний к Богу и использованных текстов с библейскими мотивами». По мнению исследовательницы, это может свидетельствовать о том, что иноземцы стремились найти общий язык с местным населением и на конфессиональной почве, стараясь соотнести лютеранскую и католическую обрядность с православной. Различие систем русской и западноевропейской систем религиозности, по мнению Болек, не становилась препятствием к мирному существованию.

А.Фаловский также рассмтаривает словарь-дневник Ричарда Джеймса. Исследователь отмечает, что в свете современных знаний о русском языке XVII в., можно заключить, что «филологические умения» Джеймса и уровень знания им русского языка заслуживает большего доверия, чем предполагал Б. А. Ларин, а многие неточности в записях слов, отмеченные последним, не являются таковыми Faіowski A. Словарь-дневник Ричарда Джемса 1618−1619 гг. в свете новых диалектных и исторических данных, [w:] Язык и метод. Русский язык в лингвистических исследованиях ХХI века (1), red. D. Szumska, Krakуw 2012, s. 95−104.

Следует выделить работы немецкой исследовательницы Э. Гюнтер также занимающейся словарями-разговорниками русского языка. В частности, она опубликовала словарь-разговорник Генриха Невенбурга (1629 г.) Gьnther Erika, Das deutsch-russische Sprachbuch des Heinrich Newenburgk von 1629. Einfьhrung, sprachliche Analysen, Text, Faksimile. F-a-M., 1999. и русско-нижненемецкий словарь-разговорник Иоганна Геемера (1696) Gьnther Erika, Das niederdeutsch-russische Sprachbuch von Johannes von Heemer 1696, F-a-M., 2002. Как и другие зарубежные исследователи, Э. Гюнтер рассматривает словари-разговорники русского языка с филологической точки зрения, концентрируясь на особенностях языка.

П. Хендрикс и Д. Схекен отмечают наличие общего протографа у Фонне, Шрове и анонимного разговорника, причем тексты Шрове и Фонне связаны между собой сильнее чем с анонимным словарем-разговорником. Исследователи выдвинули концепцию, согласно которой тексты, известные нам как словари-разговорники Томаса Шрове и Тенниса Фонне восходят напрямую к одному и тому же тексту, не соглашаясь с А. Л. Хорошкевич, предполагающей, что тексты, известные нам как словари-разговорнии Фонне и Шрове отделены от общего источника несколькими копиями каждый По мнению Хендрикса и Схекена, изначальный текст был создан в XV веке и связан с именем Томаса Шрове, дерптского бургомистра. Позднее, в 1546 году словарь был переиздан, сохранив имя Шрове. Позднее, в 80−90е гг. XVI вв. появилась еще один извод текста, дошедший до нас под именем «книги русского языка Томаса Шрове». В целом, это согласуется с концепцией, предложенной еще М. П. Алексеевым Алексеев М. П. Книга русского яызка Томаса Шрове, 1951. По мнению исследователей, создатель этого текста попросту «механически» перевел нижненемецкий текст на верхненемецкий диалект, а русский язык ему, видимо, не был известен вовсе. При этом, предполагается, что за исключением механического перевода с нижненемецкого на верхненемецкий, текст, известный нам как словарь-разговорник Т. Шрове, по-видимому, довольно точно передавал содержание своего протографа.

Что касается текста, известного как словарь-разговорник Т. Фонне, то его создатель, видимо был более компетентен и знал русский язык, с чем и связана замена многих русских слов и выражений из текста протографа на синонимичные (по-видимому, более актуальные на тот момент). Те части разговорника Фонне, не встречающиеся у Шрове, по-видимому, являлись собственно, добавлениями самого автора словаря Фонне.

Обзор источников.

В рамках этой работы рассматриваются следующие словари-разговорники: «Русская книга» Томаса Шрове, Словарь-разговорник Тенниса Фонне, «Парижский словарь московитов», Словарь-дневник Ричарда Джеймса, «Русская грамматика» Генриха Лудольфа, словарь Иогана Геемера.

Словарь-разговорник Томаса Шрове является одним из наиболее объемных и подробных памятников этого типа. Однако полный текст словаря был долгое время недоступен исследователям, так как памятник был утерян в годы Второй Мировой войны. Только в 1992 г. словарь-разговорник Томаса Шрове был опубликован польскими филологами А. Болек, Х. Ходурской и Й Куницкой. Изначально рукопись хранилась в Прусской Берлинской библиотеке, однако в годы Второй мировой войны из-за угрозы бомбардировок памятник был перевезен в бенедиктинский монастырь в Силезии. После того, как в 1945 г. Силезия вошла в состав Польши, словарь-разговорник Томаса Шрове был переправлен в Ягеллонскую библиотеку Кракова Болек А. Псковские разговорники-словари в работах краковских русистов. С. 213.

Дискуссионным является вопрос о датировке словаря-разговорника Томаса Шрове. Еще до публикации памятника, М. П. Алексеев высказывал мнение, что имеющаяся рукопись словаря (с которой он был знаком по выпискам предшественников) датируется периодом после 1582 г. и является копией рукописи 1546 г. Она же в свою очередь являлась копией рукописи, которая датируется концом XV в. Этот текст в свою очередь был переписан с оригинального текста (также датируемого XV в.) по заказу Томаса Шрове — дерптского бургомистра. Алексеев М. П. «Книга русского языка» Т. Шрове 1546 г. и ее автор. // Памяти Л.B. Щербы. Л., 1951. А. Болек и Х. Ходурска позднее выдвинули предположение, согласно которому составители словаря-разговорника Томаса Шрове лишь услышанные ими слова, то есть были знакомы с языком только со слуха, не изучая его. Bolek F., Chodurska H. «…Ein Russisch Buch…». Slownik I rozmowniki rosyjsko-niemeckie XVI wieku. S.9. Такого же мнения придерживалась А. Л. Хорошкевич. Хорошкевич А. Л. К истории создания немецко-русских словарей-разговорников «Томаса Шрове» и «Тенниса Фенне». С. 221.

Что касается содержания разговорника, то он имеет довольно ярко выраженный «торговый» характер, так как в нем содержится множество терминов, связанных с торговлей, приведены наиболее распространенные при товарообмене слова и выражения. Однако словарь-разговорник Томаса Шрове отнюдь не ограничивается этим материалом. Здесь присутствует в большом количестве лексика, связанная с бытовым общением иноземцев с местным населением, напрмиер сюжеты связанные с совместной трапезой, досугом, личными взаимоотношениями.

Разговорник Тенниса Фонне, по-видимому, является более поздним памятником, чем словарь-разговорник Томаса Шрове. Издатели словаря-разговорника Л. Хаммерих и Р. Якобсон датируют его 1607 г. Важной вехой в изучении словарей стало предположение польских исследователей А. Болек и Х. Ходурска, что оба словаря-разговорника восходят к одному тексту Bolek F., Chodurska H. «…Ein Russisch Buch…». Slownik I rozmowniki rosyjsko-niemeckie XVI wieku. S. 10. Также этого мнения придерживается А. Л. Хорошкевич Хорошкевич А. Л. К истории создания немецко-русских словарей-разговорников «Томаса Шрове» и «Тенниса Фенне». p. 220., П. Хендрикс и Д. Схекен Pepijn Hendriks and Jos Schaeken. On the composition and language of three early modern Russian-German phrasebooks. С. 236. По мнению этих исследователей, протограф обоих словарей можно отнести приблизительно ко второй половине XV в, хотя А. Л. Хорошкевич также отмечает, что отдельные фрагменты могут быть связаны и с более ранним периодом XIII—XIV вв. Хорошкевич А. Л. К истории создания немецко-русских словрей разговорников."Томаса Шрове" и «Тенниса Фенне». С. 228.

С тем, что известные нам тексты Шрове и Фонне восходят к одному тексту согласны большинство исследователей, однако вопрос о взаимоотношении этих памятников остается дискуссионным. Так, А. Л. Хорошкевич предполагает, что тексты Шрове и Фонне отделены от своего протографа «цепочками» из нескольких копий, в то время как П. Хендрикс и Д. Схекен придерживаются мнения, что тексты обоих словарей восходят напрямую к одному тексту Pepijn Hendriks and Jos Schaeken. On the composition and language of three early modern Russian-German phrasebooks. p. 236−237; Хорошкевич А. Л. К истории создания немецко-русских словрей разговорников."Томаса Шрове" и «Тенниса Фенне».С. 224−229.

Не вполне ясно, кем именно был Теннис Фонне, однако известно, что он был выходцем из Любека и явно был связан с торговлей. Неизвестно, был ли он в России или лишь составил разговорник на основе более ранних словарных записей. В частности, как упоминалось выше, это допускается А. Л. Хорошкевич, в то время как Н. Г Савич придерживается мнения, что Фонне лично посещал Псков и изучал русский язык. Савич Н. Г. Указ соч. С. 251.

Слова и предложения, содержащиеся в разговорнике, в основном связаны с торговлей, бытом, но также встречается религиозная тематика. По-видимому, этот словарь-разговорник был предназначен для германоязычных купцов, ведущих дела в России. Оригинал разговорника Тенниса Фонне хранится в Королевской библиотеке Копенгагена. В научном обороте словарь разговорник Тенниса Фонне находятся с XIX в., однако опубликован он был лишь в 1961 г. Р. Хаммерихом, Р. Якобсоном и Е. ван Схоневельд. Fenne’s T. Low German Manual of Spoken Russian. Pskov, 1607. Ed. By L. Hammerich, R. Jakobson, El. Van Schooneveld. v. I. Copenhagen, 1961. При написании этой работы использовалось электронное издание текста, подготовленное П. Хендриксом и Д. Схекеном Pepijn Hendriks and Jos Schaeken, Slavic department, Leiden University. Electronic text edition of Tonnies Fenne (Pskov 1607): version 1.1 (July 2008).

Анонимный словарь-разговорник XVI в., известный как «Ein Rusch Boeck», является, по-видимому, более ранним памятником, нежели словарь-разговорник Т. Фонне, однако в значительно меньшей степени пересекается с текстом Т. Шрове, вследствие чего его уместно рассматривать отдельно.

Как и словарь-разговорник Т. Шрове, анонимный словарь-разговорник хранился в Берлинской библиотеке, а после Второй мировой войны попал в Ягеллонскую библиотеку Краковского университета. Опубликован анонимный словарь-разговорник был польским исследователем А. Фаловским в 1994 г. Неизвестно, кто конкретно является автором этого памятника, однако А. Фаловский предположил, что рукопись, скорее всего, была создана в Пскове середине XVI в. немцем, предположительно из Любека, знавшим русский язык «Ein Rusch Boeck…». Rosyjsko-niemiecki anonimowy sіownik i rozmуwki z XVI wieku. Analiza jкzykowa, Universitas, Krakуw 1996. С. 11. .

Как в большинстве словарей-разговорников, «Ein Rusch Boeck» содержит не только слова и выражения, связанные с торговлей, но также фразы бытового характера и целые диалоги, иллюстрирующие личное общение иноземцев с местными жителями.

Авторство Парижского «Словаря Московитов» приписывается капитану Жану Соважу или купцам Коласу и Дю Ренелю. На авторство словаря претендовал также королевский космограф Андрэ Тэве, однако его роль, по мнению Б. А. Ларина сводится к переработке и упорядочиванию текста. Ларин Б. А. Парижский словарь Московитов 1586 г. — Рига, 1948. С. 8. Существует список словаря, представляющий собой обработанный Тэве текст, однако Б. А. Ларин, опубликовавший этот памятник, пользовался рукописью из Парижской национальной библиотеки (список Дюпюи), который, по его мнению, позволяет установить первоначальный вид словаря. Опубликован словарь был в Риге в 1948 г.

Территориально Парижский словарь Московитов, так же как более поздний словарь-дневник Ричарда Джеймса, относится к Русскому Северу. Его возможные составители (Соваж, Колас и Дю-Ренель) были участниками французской экспедиции в устье Северной Двины. Б. А. Ларин отмечает, что некоторые слова, приведенные в словаре-разговорнике характерны только для этого региона.

Что касается содержания словаря, то он, как и большинство рассматриваемых здесь памятников содержит главным образом наиболее ходовые слова и выражения (например, приветствия, обращения, дежурные вопросы). Присутствуют и выражения, связанные с трапезой и другими бытовыми ситуациями, что в рамках нашей темы представляет особый интерес. Присутствуют и всевозможные названия товаров, что позволяет предположить, что словарь предназначался, в том числе для купцов, однако он все же не носит такого ярко выраженного «торгового» характера как словари Томаса Шрове и Тенниса Фонне.

Словарь-дневник Ричарда Джеймса отличается от других рассматриваемых памятников тем, что представляет собой не только словарь-разговорник, но также содержит записи повествовательного характера, что позволяет говорить о нем, как о словаре-дневнике. В рамках рассматриваемой темы это обстоятельство имеет особое значение, так как «дневниковые» записи дают более ясное представление об опыте пребывания автора словаря в России.

Этот словарь-дневник датируется 1618—1619 гг., о чем сообщается в самом источнике. Местом создания большей части памятника являются Холмогоры, о чем также сообщает сам автор источника. Хранится словарь-дневник Ричарда Джеймса в Бодлеанской библиотеке. Был опубликован советским филологом Б. А. Лариным в 1947 г. как часть докторской диссертации. Затем словарь-дневник был переиздан ученым в 1959 г. Ларин Б. А. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джеймса (1618−1619 гг.). — Рига, 1959.

В отличие от большинства других словарей-разговорников, которые помимо записей отдельных слов содержат целые фразы, в словаре-дневнике Р. Джеймса записаны только отдельные слова и выражения. Однако, как говорилось выше, некоторые из слов и выражений дополнены комментариями автора на английском, или реже на латинском языках. В этих комментариях как правило разъясняется значение того или иного слова (особенно если оно непереводимо), нередко с отсылками к личному опыту автора словаря.

Комментарии приведены на английском и, частично, на латинских языках, в то время как по-русски латиницей записаны только сами слова, которые комментирует автор. Б. А. Ларин в публикации словаря-дневника Р. Джеймса снабдил эти комментарии русским переводом.

Такие комментарии нередко имеют характер этнографических наблюдений, а в случаях, когда речь не идет о личном опыте автора, могут отражать представления иноземцев о местах, в которых они не бывали. Так, например, сведения, приводимые Джеймсом относительно Русского Севера, основываются либо на личном опыте, либо на рассказы знакомых, в то время как его представления о более отдаленных регионах иногда имеют мало общего с реальностью.

Словарь разговорник Генриха Невенбурга, датирующийся 1629 г., имеет несколько особенностей. Во-первых, в отличие от большинства других словарей-разговорников, чье происхождение связано с торговыми центрами Северо-Запада и Севере России, словарь-разговорник Невенбурга, по-видимому, был создан в Москве. Кроме того, о личности его автора известно сравнительно больше, чем обычно известно об авторах других словарей-разговорников.

К примеру, Н. Г. Савич попыталась проследить биографию Невенбурга. Он работал переводчиком в Посольском приказе, что говорит о его уровне владения русским языком. Также об этом свидетельствует тот факт, что в словаре-разговорнике Невенбурга русские слова и выражения записаны не только латиницей, как в более ранних памятниках, но и кириллицей. Это будет характерно для памятников последнего десятилетия XVII в, однако для 1629 г. это, как можно судить, было довольно необычным. При этом, словарь-разговорник Невенбурга отличается сравнительно малым объемом в сравнении с другими словарями-разговорниками.

Рукопись словаря Г. Невенбурга хранится в архиве университетской библиотеки города Галле (Германия). Опубликован памятник был немецкой исследовательницей Э. Гюнтер в 1999 г. Gьnther Erika, Das deutsch-russische Sprachbuch des Heinrich Newenburgk von 1629. Einfьhrung, sprachliche Analysen, Text, Faksimile. F-a-M., 1999.

Содержание словаря-разговорника Г. Невенбурга довольно стандартно для такого рода текстов и включает в себя описание совместных трапез, общения с товарищами из числа местных жителей, а также общение со слугой.

«Русская грамматика» Генриха Лудольфа является наиболее поздним из рассматриваемых памятников и датируется 1690-ми годами XVII в. Книга была издана Оксфордской Академией вскоре после написания и в 1686 г. ее экземпляр был отправлен в Москву. В отличие от авторов некоторых других словарей-разговорников, личность Лудольфа более или менее известна. В частности, сохранились биографии Лудольфа, написанные вскоре после его смерти. Лудольф Г. В. Русская грамматика. Оксфорд, 1696. Переизд., пер., вступительная статья Б. А. Ларина, Л. 1937. С. 106. Итак, известно, что Лудольф был выходцем из германских земель, работавшим в Англии. Он много путешествовал по миру. Так, например, помимо России он посетил многие западноевропейские государства, а также Турцию и Палестину. Там не менее, наиболее известна именно его деятельность в России.

Отличительной особенностью «Русской грамматики» от других словарей-разговорников является то, что она не только служит пособием для иноземцев, но также и попыткой упорядочить, собственно, русский разговорный язык. Собственно, словарю-разговорнику в книге Лудольфа предшествует значительная теоретическая часть. Существует спорное мнение, согласно которому грамматика Лудольфа является первой грамматикой русского разговорного (не церковнославянского) языка.

В словаре Лудольфа приводятся не только наиболее употребляемые, по мнению автора разговорника, слова и выражения, но также конкретные предложения, необходимые непосредственно для диалога, то есть, собственно, разговорник (аналогично подобному в словарях-разговорниках Тенниса Фонне и Томаса Шрове). Это типично для всех рассматриваемых разговорников, кроме словаря-дневника Ричарда Джеймса. Приведенные здесь выражения разбиты по трем группам и предназначены, как указывает сам автор, для разговора «между хозяина и слуги», «о путешествовании и инних делехъ» и «о службе божеи». Последний раздел примечателен тем, что включает в себя общение на тему богослужения, а также фрагменты евангелия в церковнославянском, немецком и латинском вариантах.

К последнему десятилетию XVII в. также относится русско-нижненемецкий словарь-разговорник Иоганна Геемера. Датируется этот памятник 1696 г., на что указывает текст самого источника. Рукопись словаря-разговорника хранится в Нижнесаксонской библиотеке Ганновера. Впервые памятник был изучен немецкой исследовательницей Э. Гюнтер как часть диссертации в 1964 г. (вместе со словарем Генриха Невенбурга) и опубликован ей же в 2002 г. Gьnther Erika, Das niederdeutsche-russische Sprachbuch von Johannes von Heemer 1696, F-a-M., 2002.

Как и большинство рассматриваемых в рамках этой работы памятников, словарь-разговорник Иоганна Геемера включает в себя как «словарную», так и «разговорную» часть, однако четкого деления на разделы в тексте нет и столбцы отдельных слов и связных предложений чередуются. Как и большинство других словарей-разговорников, словарь-разговорник Иоганна Геемера включает в себя как термины и выражения, связанные с торговлей, так и фразы, описывающие различные бытовые ситуации, такие как совместная трапеза или досуг.

Подводя итог, следует сказать, что особенностью словарей-разговорников русского языка является то, что несмотря на то, что они представляют собой источники личного происхождения, неизбежная субъективность изложения сказывается на них в значительно меньшей степени чем, к примеру, в «записках» иноземцев (таких как записки С. Герберштейна, И. Массы, Г. Штадена и др.). В отличие от авторов этих текстов составители словарей-разговорников не стремятся познакомить читателя с обычаями и нравами Московского государства. Записи в словарях-разговорниках имеют «сухой», «практический» характер и, за исключением словаря-дневника Ричарда Джеймса, практически лишены субъективных комментариев (однако и у Джеймса они почти не носят оценочного характера). Однако именно такой характер материала позволяет получить определенное представление о бытовом взаимодействии иноземцев с местными жителями, о темах их разговоров, досуге. Авторы словарей-разговорников стремились дать своим соотечественникам некие базовые знания языка, которые должны пригодиться им при посещении России, при этом, возможно невольно, описывая собственный опыт пребывания там без пристрастий и тенденциозности. Именно это, на мой взгляд, придает словарям-разговорникам особое значение.