Социально-политическая и хозяйственная жизнь на Аравийском полуострове в V в

аравийский мухаммад мусульманский исламизация Аравия в силу климатических условий всегда делилась на две неравные части: большую часть её территории занимают саванно-степные пространства и пустыни, пригодные лишь для кочевого или полукочевого скотоводства и охоты, и лишь на южной оконечности полуострова, в гористом Йемене и Хадрамауте возможно было интенсивное земледелие. Здесь с древности существовала развитая земледельческая цивилизация и концентрировалось более половины всего населения Аравии.

Механическое разделение жителей Аравии на оседлых и кочевников не совсем точное: непроходимой границы между ними не существовало. Здесь имелось много типов смешанной экономики. А чистые кочевники составляли подавляющее большинство только в особенно пустынных районах. Это необходимо принимать во внимание при оценке уровня развития социально-экономических отношений в Аравии накануне появления ислама.

Население Аравии вследствие её географической изолированности было чрезвычайно стабильным. Ни о каких вторжениях в неё крупных инородных масс в историческое время не известно — движение шло только из Аравии (амореи, арамеи), — а мелкие этнические группы, попадая сюда откуда-то случайно, ассимилировались и бесследно растворялись в основной массе населения.

Однако само население Аравии издавна делилось на две большие этнические группы: жителей Южной Аравии, носивших в раннее средневековье собирательное название «химьяриты», и население, в основном кочевое, заселявшее остальную часть полуострова, которое соседи с VII в. до н. э. называли «арабами».

Химьяриты, создатели древней цивилизации Йемена, говорили на языке, который относился к южносемитской группе, а жители пустынь, полупустынь и степей Аравии — на другом языке, который относился к северо-семитской группе. Несмотря на наличие большого фонда общесемитских корней и взаимопроникновение лексики в ходе многовековых связей, взаимопонимание носителей этих двух языков, очевидно, было усложнённым. Разница между ними ещё более подчёркивалось несхожестью образа жизни.

Сложность существовала ещё и в том, что мы не знаем, можно ли считать одним народом разъединённые кочевые и полукочевые племена Аравии и рассеянное между ними население оазисов; не знаем, насколько они ощущали своё единство и как называли себя, если это единство существовало.

Древнеарабская поэзия, к примеру, не сохранила никаких намёков на существование у жителей Северной и Центральной Аравии самоназвания «араб» и представления об их общности. Потому высказывается идея, что «арабами» их издавна называли оседлые соседи из Месопотамии, Передней Азии и Южной Аравии, а сами они переняли это название, когда в 30 — 40-х годах VII в. в ходе великих завоеваний осознали своё единство перед лицом покорённых народов.

Таким образом, для V — VI вв., если мы называем жителей Аравии, которые говорили на диалектах арабского языка, арабами, то должны учитывать при этом, что разговор идёт не об одном народе, а о группе родственных племён, связанных общность исторических судеб.

Арабы долгое время не имели собственной письменности. На юге они пользовались южно-арабским письмом, а на севере — разными вариантами арамейского. Только около V в. на базе арамейского письма был создан собственно арабский алфавит, который учитывал особенности фонетики арабского языка.

Во всяком случае, к моменту выходу арабов на широкую историческую арену они имели собственное письмо, наличие которого в момент создания новой религии и государства сыграло большую роль в формировании средневековой арабской культуры как особого этапа развития культуры Средиземноморья и Среднего Востока.

К слову, письменность в домусульманскую эпоху была достоянием очень узкого круга людей: правителей, жрецов, крупных купцов. Главной же формой накопления и передачи информации было запоминание и устное воспроизведение. Особую роль в этом играла поэзия, а поэты в арабском обществе были очень уважаемыми людьми.

В кочевом мире сложилась своеобразная форма племенных эпосов (рассказов о героических событиях прошлого). Записанные в конце VIII в. арабскими филологами, они получили название «аййам ал-араб» («дни арабов»).

Аййам, как и чисто поэтические собрания — «диваны», служат для нас основным источником сведений о жизни и представлениях домусульманских кочевников Аравии.

В V — VI вв. политическое первенство в Аравии постепенно переходит к бедуинским племенам, медленно и неуклонно давившим с севера на Южную Аравию и всё глубже проникавшим на её территорию. В социально-экономической структуре оседлого общества Южной Аравии в это время происходит разложение городских самоуправляющихся общин (ша'бов), объединявших население города или крупного поселения с его сельской округой, и появление крупного землевладения, не связанного с принадлежностью к этим общинам. Старая структура, обеспечивавшая стабильность и солидарность общины, слабела и распадалась. На первое место выходят представители высшей царской администрации: кайли, наместники, мактавы (первоначально — частнозависимые от царя воины, возможно даже, из бывших рабов). Постепенно кайли вытесняют глав ша’бов — кабиров («великих»). Одновременно, к концу VI в., исчезает и царская власть, которая охватывала весь Йемен. Маликами (царями) называли уже владетелей небольших областей. Противостоять давлению кочевников было некому.

Кочевое общество Аравии не было периферийным по отношению к развитым обществам. Оно существовало в окружении древних земледельческих цивилизаций Египта, Передней Азии и Месопотамии. Торговые пути, издревле связывавшие эти развитые страны, в разных направлениях пересекали степную Аравию. Вдоль побережья Персидского залива, Красного моря и на торговых путях из Южной Аравии в Нижнюю Месопотамию существовали многочисленные города и торговые фактории. Кочевое население вольно или невольно оказывалось втянутым в торгово-денежные отношения.

Процесс феодализации, рассмотренный уже на примере Йемена, шёл также и в кочевых племенах (каба'ил). Во главе их стояли вожди — сейиды, которые приобретали своё доминирующее положение благодаря собственному авторитету и богатству. Ни о каких формах выборов сейидов, равно как и о народных собраниях сведений в источниках нет. То же можно сказать и о племенных судьях. На этом фоне усиливается неравноправие между чужими и родственными племенами. Однако неразвитость внутренней организации племён в сочетании со счётом родства по материнской линии, полиандрии, свободы расторжения брака со стороны женщины создают впечатление большой примитивности общества бедуинов в интересующий нас исторический период.