Развитие исторической науки России в конце 50-60 гг

Развитие исторической науки России в конце 50−60 гг.

Историографическая ситуация. Общественно-политическая жизнь СССР в середине 50-х и начале 60-х гг. характеризуется явлением, названным «оттепелью». Она была подготовлена всей экономической и политической ситуацией предшествующего времени. Послевоенный восстановительный период закончился, в связи с чем произошла известная переоценка ценностей, в том числе стимулов и факторов трудовой активности. Принцип выполнения заданий «любой ценой» все больше утрачивал свою оправдательную функцию. Усилилась волна критических выступлений снизу. Перед страной стояла альтернатива — или десталинизация, или возобладание старых сил, цепляющихся за отживающее. Все это и определило историографическую ситуацию данного этапа развития отечественной исторической науки.

XX съезд КПСС и опубликованное вскоре постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», положившие начало обновлению страны, были знаменательной вехой и для исторической науки. Началась борьба с догматизмом и начетничеством, стал восстанавливаться метод творческих дискуссий как главное средство решения спорных вопросов. В какой-то мере программным для исторической науки послужила выступление на съезде академика А. М. Панкратовой, которая говорила об уроне, нанесенном культом личности исторической науке, об умалении роли народных масс в истории, о серьезном отставании в развитии общественных наук, особенно в изучении советского общества. Достаточно сильно прозвучало в ее речи положение о необходимости критического рассмотрения национально-колониальной политики царизма, раскрытия национальных движений, освобождения от стереотипных оценок захватнических войн царской России — как войн всегда справедливы (См.: XX съезд КПСС: Стенографический отчет. М., 1956. Т.1 С. 619 — 625).

Аналогичные мысли, однако с более глубокой проработкой аргументацией, были высказаны Э. Н. Бурджаловым в записке о состоянии исторической науки. Ее пять разделов охватили наиболее важные и требующие разработки проблемы: вопросы истории КПСС, национально-освободительные движения и колониальная политика царизма, вопросы внешней политики и международных отношений, история общественной мысли, характер руководства исторической наукой. Каждый из разделов содержал последовательную критику стереотипов сталинизма и намечал пути их преодоления:

1-й раздел — отмечалась характерная для историко-партийных работ тенденция к лакировке действительности, замалчивание трудностей, ошибок и поражений;

2-й раздел — указывалось на отступления от принципов интернационализма и проявления великодержавного шовинизм при оценке национально-освободительных движений народа России;

3-й раздел — выявлялось стремление усмотреть традиции дружбы народов не в связях революционного и рабочего движения разных стран, а исключительно в союзе правительств эти стран;

4-й раздел — отмечалась изолированность изучения общественных идей в России от Запада и принижение значения французского просветительства, немецкой классической философии;

5-й раздел — высказывалась идея создания общества историков, предлагалось организационно оформить сеть исторических журналов и т. п.

Нельзя сказать, что историческое разоблачение культа личности И. В. Сталина шло гладко и быстрыми темпами. Имелось внутреннее, носящее чисто субъективный характер сопротивление, хорошо показанное П. С. Хрущевым в воспоминаниях. Ом писал: «В течение трех лет мы не могли порвать с прошлым, собраться с мужеством и решиться поднять покров тайны, скрывавшей от нас правду об арестах, судебных процессах, казнях и произволе, обо всем, что произошло в годы правления Сталина. Казалось, что мы были скованы как цепями своими собственными действиями под руководством Сталина…» (Цит. по: Городецкий Е. И. Журнал «Вопросы истории» в середине 50-х годов // Вопросы истории. 1989. № 9. С.73).

Существовало и внешнее противодействие различных уровней. Давление со стороны отдельной части партийных руководителей было зафиксировано в документах июньского Пленума ЦК КПСС 1957 г. «Тт. Маленков, Каганович и Молотов, — говорилось в его постановлении, — упорно сопротивлялись тем мероприятиям, которые проводил Центральный Комитет и вся наша партия по ликвидации последствий культа личности, по устранению допущенных в свое время нарушений революционной законности и созданию таких условий, которые исключают возможность повторения их в дальнейшем» (КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК-8-е изд.М., 1971. Т.7. С.269).В. И. Молотов грубо вмешивался в работу редакции «Правды», требуя «прекратить критиковать Сталина». Были отмечены факты противодействия и со стороны отдельных историков, целых коллективов. Например, на историческом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова и на кафедре истории КПСС Академии общественных наук при ЦК КПСС прошли обсуждения публикаций журнала «Вопросы истории», который наиболее активно выступал за ликвидацию последствий культа личности. Они сопровождались требованиями репрессий, в выступлениях звучали обвинения в духе 1937 и 1949 гг. в «национальном нигилизме», «ревизионизме». Профессор Д. И. Надточеев заявил, например: «Кто выступает против Сталина, тот выступает против нашей партии» .

Наличие сопротивления и целый ряд иных факторов, прежде всего идеологического плана, определили нерадикальность и непоследовательность политики десталинизации, ее, по точному выражению В. Д. Поликарпова, «спазматические рывки из стороны в сторону» (См.: Портрет без ретуши // Лит. газ. 1989. № 32). Создавались условия, мешающие целенаправленной исследовательской работе. Порой сам Н. С. Хрущев заявлял о том, что в науке и культуре были люди, которые «теряли шаг, спотыкались об обломки прошлого, сбивались с пути сами и пытались мешать другим» (Хрущев Н.С. К новым успехам литературы и искусства // Коммунист, 1961. № 7. С.6), что приводило к поиску «спотыкающихся». Порой историки тешили себя самообманом, как это было, например, в 1962 г. па Всесоюзном совещании о мерах подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам, которое пришло к выводу о том, что «культ личности, подобно кандалам, висел на ногах советской исторической науки, но она все же продолжала идти вперед» (Всесоюзное совещание о мерах улучшения подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам, 18 — 21 декабря 1962 г М. 1964. С.21).

Ограниченные возможности, противоречивость и иллюзорность идейно-теоретических исканий свидетельствовали о методологическом кризисе исторического знания в СССР, выход из которого попытались найти в обращении к наследию классиков марксизма — ленинизма. В 1955 г. началась публикация второго собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса в 39 томах, включавшая около 1600 произведений и 4000 писем (завершено в 1966 г). Продолжал выходить «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса». Свет увидели труды, отразившие духовные искания К. Маркса и Ф. Энгельса. В 1957 г. было принято решение о публикации полного собрания сочинений В. И. Ленина, осуществленное к 1965 г. В связи с этим активизировались исследования, связанные с ленинским теоретическим наследием, с анализом вклада основателя партии в развитие марксизма. В течение 1957 1959 гг. в свет вышел пятитомник «Избранных философских произведений» Г. В. Плеханова, хотя в полную силу историке не смогли воспользоваться его трудами в качестве методологического источника обновления своей науки.

Попытки методологического обновления исторических исследований фактически провалились в результате выдвижения партийным руководством утопических формул о «всемирно-исторической победе социализма». Они, «сформулированные в виде сбывшихся пророчеств, явились отправным моментом для постановки более высокой задачи — обеспечить «постепенное перерастание социализма в коммунизм» (Наумов В.П., Рябов В. В., Филиппов Ю. И. Об историческом пути КПСС в свете нового мышления // Вопросы истории КПСС. 1989. № 10. С.6).

Историки, как и все обществоведы, были вынуждены растрачивать свои усилия на ложно-теоретические импровизации вокруг таких «актуальных» проблем, как пути превращения социалистического труда в коммунистический, условия преодоления существенных различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом и т. л. Нельзя не согласиться с авторами коллективной монографии «XX съезд КПСС и его исторические реальности», которые утверждали: «Примат теории, родившейся не из реалий, а из доктринальных схем подновленного, облагороженного сталинизма, определял облик всех отраслей обществоведения в 50 — 60-е годы. Дистанция от заблуждений к прозрению оставалась огромной» (XX съезд КПСС и его исторические реальности. М, 1991. С.255).

Гораздо более успешно развивалась источниковая база исторической науки. Исторический факт становился воздухом ученого, благодаря недолгой, типичной для второй половины 50-х — начала 60-х гг. открытости архивов. Если в 1947 г. в читальных залах системы Государственного архивного управления получили доступ к документам более 4 тысяч человек, то в 1957 г. — свыше 23 тысяч (Там же. С.243). Расширению источниковой базы способствовала публикаторская деятельность Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Начался выпуск многотомных «Протоколов ЦК РСДРП (б) — РКП (б)», переписки секретариата ЦК партии с местными организациями. Увидели свет протоколы Русского бюро ЦК РСДРП (б), материалы мартовского совещания большевиков в 1917 г. и т. д.

Определенные изменения произошли в структуре исторической науки. Организационными центрами исторических исследований стали научные советы по крупным проблемам при АН СССР, функция которых заключалась в координации исследовательской работы в масштабах всей страны. Наиболее важными были научные советы по следующим проблемам: закономерности исторического развития общества и перехода от одной социально-экономической формации к другой; основные закономерности и особенности развитии России в период империализма; история Великой Октябрьской социалистической революции; закономерности развития социализма и перехода к коммунизму; история внешней политики ССОР и международных отношении; история международного рабочего и национально освободительного движения; история исторической науки. Возникли научные советы по славяноведению, востоковедению, в 1958 г. начал свою работу Симпозиум по аграрной истории стран Восточной Европы.

Фактом, влияющим па историческую ситуацию конца 50 — 60-х гг., явилась подготовка к изданию ряда коллективных трудов. В 1957 г. было принято решение об издании «Советской исторической энциклопедии», которая стала выходить с 1961 г. После издания учебника по истории КПСС, подготовленного коллективом под руководством академика Б. И. Пономарева (1959 г), началась работа над многотомной историей партии. Первые книги этого труда увидели свет в 1964;1967 гг. В 1957 — 1960 гг. выпуском третьего — пятого томов было завершено издание «Истории гражданской войны в СССР». В 1960 — 1965 гг. вышли в свет шесть томов «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза». Вновь была поставлена задача создания многотомной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней». В 1961 г. «Вопросы истории» опубликовали план-проспект, а во второй половине 60-х гг. вышли тома первой серии.

Академик Н. М. Дружинин высоко оценил работу над коллективными трудами. В интервью журналу «Вопросы истории» в 1969 г. он говорил: «Наиболее эффективной формой научных связей является совместная подготовка коллективных монографий и крупных обобщающих трудов. Разработка плана издания, мобилизация и изучение обширного материала, обсуждение и редактирование представленных текстов требуют в таких случаях продолжительной совместной работы, коллективных поисков наиболее правильных решений, согласования различных разделов и общих выводов» (Дружинин Н. М. Избранные труды: Воспоминания, мысли, опыт историка. М., 1990. С.401). В то же время следует учитывать и то, что в коллективных трудах изложение материала строилось чаще всего на основе несложной концепции, простота и доступность которой закладывалась в самом привлечении к написанию труда значительного числа специалистов.

В 50 — 60-е гг. довольно плодотворно стало развиваться сотрудничество отечественных историков с их зарубежными коллегами. Особое значение имели международные симпозиумы и конгрессы. В сентябре 1955 г. в Риме состоялся X конгресс историков, в работе которого приняла участие советская делегация (21 человек). Наибольший интерес вызвали сообщения Л. В. Арциховского об археологических открытиях в Новгороде и В. В. Пиотровского о раскопках урартской крепости на холме Калмир-Блур. В 1960 г. в Стокгольме на XI конгрессе историков присутствовала делегация в 42 человека. Выступления советские ученых были посвящены достаточно большому спектру проблем: М. Н. Тихомиров, Б. А. Рыбаков, А. В. Арциховский — осветили отдельные проблемы русского средневековья; Н. А. Сидорова и С. Д. Сказкин коснулись некоторых закономерностей общественного развития отдельных европейских стран в период зарождения капитализма; А. Л. Сидоров проанализировал структуру промышленности России в конце XIX в. На XII конгрессе историков в Вене (1965 г) делегация советских исследователей составила уже 60 человек. Показательным было то, что прозвучали коллективные доклады: М. В. Нечкиной, В. Т. Пашуто, Е. Б. Черняка об эволюции исторической мысли в середине XX в., А. А. Губера и А, Ф. Миллера о политических и экономических изменениях в странах Азии и Африки в XX в.; А. Л. Сидорова, В. И. Бовыкина, П. В. Болобуева о проблемах первой мировой войны.

Изучение дореволюционной отечественной истории. Тематически отечественная историческая наука продолжала разработку проблем, интерес к которым был традиционен.

Генезис феодализма па Руси с наибольшей полнотой был представлен Б. А. Рыбаковым, концепция которого изложена в главах коллективной монографии «Очерки истории СССР, III — IX вв.» (1958 г) и авторской работе «Первые века русской истории» (1964 г). Он показал, что начавшийся у наиболее развитых славянских племен в первые века нашей эры кризис первобытных отношений к VI в. достиг отчетливых форм. Переход от подсечного земледелия к пашенному, который в лесостепных нечерноземных районах начался уже во II—V вв., а в лесостепной полосе с суглинистыми почвами — в IX — XI вв., повлек за собой перерождение большесемейной общины в территориальную. Неизбежное следствие этого — имущественная дифференциация и социальное неравенство, отчетливо проявившееся в восточно-славянской среде в VII и VIII вв. Именно на это время приходится возникновение в Поднепровье дружинных поселков — зародыша боярской усадьбы. Б. А. Рыбакову удалось становить существование в VI в. в бассейне Роси, притока Днепра, и прилегающих к нему территорий устойчивого племенного союза, ставшего историческим ядром Киевской Руси. Он показал, что короткий период княжения норманнов на Руси был незначительным эпизодом, не оказавшим существенного влияния на формирование древнерусской государственности.

Концепция Б. А. Рыбакова была достаточно ярко проиллюстрирована археологическими работами В. И. Довженко, А. В. Кирьянова, В. П. Левашевой, которые показали большую древность земледельческой культуры на Руси. При изучении археологического материала к интересному выводу пришли исследователи Государственного Исторического музея: русское крестьянское производство X—XIII вв. в своих основных чертах дожило до XIX в.

Процесс становления феодально-зависимого населения рассматривался Л. В. Черепниным и И. И. Смирновым. Л. В. Черепнин поднял вопрос о статусе сельского населения, именуемого смердами. По его мнению, смерды являлись крестьянами-общинниками, находящимися в зависимости от феодального государства. Лишь позднее они перешли в зависимость от отдельных феодалов. И. И. Смирнов рассматривал эволюцию вотчины. В XI в. по его мнению, вотчина выступала феодальным хозяйством, основанным на эксплуатации труда различных групп челяди, а ее социальным антиподом была вервь, выступавшая внешним, чуждым миром. В XII — XIII вв. их антагонизм ликвидируется, вервь оказывается включенной в сферу феодальных отношений и феодальной зависимости. Возникновение этих новых черт знаменовало переход от раннефеодальной вотчины к вотчине — сеньории развитого феодализма.

Большой интерес представляют вышедшие в конце 50−60-х гг. работы по истории материальной и духовной культуры Древней Руси. Данная тематика получила отражение в работах Д. С. Лихачева, М. К. Картера, И. П. Еремина и др. Однако особо следует выделить вышедшую в 1961 — 1962 гг. двухтомную монографию Н. Н. Воронина «Зодчество Северо-Восточной Руси ХII — XV вв. «, удостоенную Ленинской премии. Автор не только раскрыл величие русского зодчества, по и показал его значение для изучения политической и социально-экономической истории. Отметим и вышедшую в 1963 г. монографию Б. А. Рыбакова «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи», в которой была предпринята попытка комплексного освещения духовной культуры Руси.

В 1963 г. одареннейший историк А. А. Зимин высказал мнение о подражательном характере «Слова о полку Игореве», что вызвало «взрыв» в академических кругах и «дискуссию» в Отделении истории АН СССР.А. А. Зимин считал автором «Слова о полку Игореве» монаха XVIII в. Иоиля Быковского. Н. И. Павленко вспоминает: «Последующие события развивались так: рукопись Зимина была тиражирована в нескольких десятках экземпляров, каждому из них, как архисекретному документу государственной важности, был присвоен номер. Рукопись под расписку раздали избранному кругу специалистов, которые в мае 1964 г. участвовали в закрытом ее обсуждении. Дерзость Зимина была осуждена, отменена его научная командировка в Болгарию, а монография не опубликована и поныне» (Павленко Н. И. Историческая наука в прошлом и настоящем // История СССР. 1991. № 4. С.97). Фактически А. А. Зимина поддержал лишь В. Б. Кобрин, который в рецензии на обсуждаемую книгу написал: «Заслугой А. А. Зимина является большая научная честность, щепетильность, добросовестность. Он приводит не отдельные факты, вырванные из окружения, а все факты, в том числе и такие, которые, на первый взгляд, говорят не в его пользу. Именно поэтому так убеждает его аргументация, именно поэтому самый придирчивый взгляд (даже человека, не разделяющего его основных положений) не найдет в работе А. А. Зимине, следовательно, вольной или невольной подтасовки, подгонки фактов под концепцию» (Цит. по: Юрганов Л. Л. Творческое наследие В. Б. Кобрина в контексте истории исторической науки // Отечественная история. 1993. № 1. С.14).

В рассматриваемое время в изучении развитого феодализм ведущей оставалась социально-экономическая тематика, однако по сравнению с предшествующими этапами в литературе появились новые моменты:

1) углубленному изучению подвергалась история производительных сил периода феодальной раздробленности (В.П. Левашова, А. В. Кирьянов, Г. Е. Кочин, А.Д. Горский);

2) детальнее стали представления о сельских промыслах средневековой Руси (А.В. Успенский, В. А. Мальм, М.Н. Левинсон-Нечаева и др.);

3) пересматривались утвердившиеся в литературе представления об эволюции феодальной земельной ренты (А.П. Пьянков, А. Д. Горский, Л.В. Черепнин).

Среди монографических работ по социально-экономической тематике стоит выделить наиболее значимые. В 1965 г. вышла в свет книга Г. Е. Котика о сельском хозяйстве в период образования Российского централизованного государства, в которой был поставлен вопрос о связи уровня развития земледелия в отдельных частях страны с колонизацией и формированием великорусской народности. В ходе дискуссии о «восходящей» и «нисходящей» стадиях феодализма В. А. Голобуцким было высказано мнение о том, что «применение наемного труда в условиях развивающегося в недрах феодализма товарно-денежного хозяйства явилось… вполне достаточным показателем возникновения и развития буржуазных отношений» (Голобуцкий В.Л. О начале «нисходящей» стадии феодальной формации // Вопросы истории. 1959. № 9. С.129). Эта мысль легла в основу изданной в 1960 г. в Смоленске монографии Д. П. Маковского «Развитие товарно-денежных отношений в сельском хозяйстве Русского государства XVI в. «, который утверждал, что капиталистические отношения появились в России уже в XV в., но их становление было искусственно прервано крепостнической реакцией второй половины XVI в. Отношение большинства специалистов к работе Д. П. Маковского выразила Л. В. Данилова, которая писала: «Нужно безусловно согласиться с Д. П. Маковским в том, что централизация государства имела не только положительные, но и известные отрицательные последствия для экономического развития России, Но общие выводы работы — выводы о возникновении капиталистического уклада в России в конце XV в., а затем, спустя столетие, гибели его вследствие распространения крепостничества и разорения, вызванного опричниной, а позже польско-шведской интервенцией — не убедительны» (Советская историческая наука от XX к XXII съезду КПСС. История СССР. М., 1962. С. 61).

Политическая история Феодальной России, относительно слабо разрабатываемая прежде, становится во второй половине 50−60-х гг. объектом пристального внимания. Уже в 1956 г. вышла в свет монография В. Т. Пашуто «Героическая борьба русского народа за независимость (XIII век)», в которой автор характеризует политический строй Руси того времени как органическое порождение социально-экономических отношений. Развитие этой идеи можно проследить в фундаментальной работе Л. В. Черепнина «Образование Русского централизованного государства в XIV — XV вв.» (1960 г). Уделив большое внимание складыванию новых форм феодальной земельной собственности и аграрных отношений, Л. В. Черепнин пришел к выводу о крепостничестве не только как следствии, но и предпосылке централизации. Составными частями концепции Л. В. Черепнина явилось рассмотрение воздействия на процесс образования централизованного государства классовой борьбы в городе и деревне, роста товарно-денежных отношений и т. п.

В начале 60-х гг. с попыткой пересмотра сложившихся в историографии воззрений на возникновение централизованного государства выступил А. М. Сахаров, который обосновал коренное отличие процесса централизации в России от аналогичных явлений в Западной Европе. По его мнению, в Западной Европе социально-экономической базой централизации был рост городов и формирование класса мелкой буржуазии. Базой же Русского централизованного государства, в его трактовке, служило расширение феодальной земельной собственности и рост феодальной зависимости крестьянства.

В мае 1956 г. историки Москвы и Ленинграда обсуждали яркий полемический доклад С. М. Дубровского «О культе личности и некоторых работах по вопросам истории (об оценке Ивана IV и других)», положивший начало переосмыслению истории XVI в. Докладчик призвал покончить с идеализацией Ивана IV Грозного и признал бессмысленность опричной политики и борьбы с боярством. Установление самодержавия С. М. Дубровский трактовал как явление отрицательное. В ходе обсуждения участники дискуссии призвали соблюдать принцип историзма и не впадать в крайности. Было отмечено, что С. М. Дубровский сам представляет роль Ивана IV Грозного нечетко. С одной стороны, в его трактовке, царь выступает результатом деятельности определенного класса, с другой — некоторые существенные моменты истории России XVI в. представляются только как результат личных действий Ивана Грозного.

Дискуссия заметно активизировала изучение истории XVI в. Уже в 1958 г. вышла монография И. И. Смирнова «Очерки политической истории Русского государства 30 — 50-х годов XVI в. «, в которой автор пришел к выводу о дворянском характере политики Ивана Грозного. Он обоснованно критиковал традицию подмены вопроса о правительстве 50-х гг. XVI в. проблемой «Избранной Рады». И. И. Смирнов сделал заключение по поводу развития государства, выраженного «прежде всего в росте и развитии бюрократического аппарата — в росте роли и значения приказов и дьяков». В 1960 г. вышла монография А. А. Зимина «Реформы Ивана Грозного», спустя четыре года ее продолжение — «Опричнина Ивана Грозного». В отличие от И. И. Смирнова он негативно оценил деятельность Ивана IV Грозного, подчеркнул грубо насильственный характер его политики. Аналогичные оценки содержала вышедшая в 1963 г. книга С. Б. Веселовского «Исследования по истории опричнины» .

Дальнейшая разработка истории эпохи Ивана Грозного связана с именем Р. Г. Скрынникова, который далее всех отошел от предшествующих воззрений на опричнину. В 1966 г. он выпустил книгу «Начало опричнины», в 1969 г. — «Опричный террор» .Р. Г. Скрынников разделил историю опричнины на два периода. В первый, завершившийся Собором 1566 г., опричнина имела ярко выраженную антикняжескую направленность, подорвала политическое влияние княжеской аристократии и привела к крушению княжеско-вотчинного землевладения. Опричные мероприятия и сопровождающие их злоупотребления затронули интересы старомосковской знати и широких кругов дворянства, что вызвало всеобщую оппозицию в среде феодалов. Пытаясь упрочить свое положение, монархия прибегла к массовому террору. Начался второй этап в истории опричнины.

Особое место в исследованиях истории XVI в. занимают работы о системе государственной власти и отдельных ее элементах. Интересны работы В. Б. Кобрина о местничестве, С. О. Шмидта о дьячестве, А. К. Леонтьева об организации приказной системы, М. Н. Тихомирова о земских сборах. Новый аспект проблемы был впервые проанализирован И. Е. Носовым в монографии «Очерки по истории местного управления Русского государства первой половины XVI века» (1957 г). Он обратился к истории местной власти — созданию института городских приказчиков, осуществлению первых этапов губной реформы. Им же был наиболее глубоко проработан вопрос о существовавшей, но нереализованной возможности развития России по пути сословно-представительной монархии. Этому была посвящена вышедшая в 1969 г. книга «Становление сословно-представительных учреждений в России» .

При характеристике работ, посвященных XVI в., стоит назвать монографию М. Н. Тихомирова «Россия в XVI столетии» (1962 г), представляющую собой чуть ли не единственное историко-географическое исследование. Анализируя специфику различных областей страны, автор выступил против тех концепций, которые были склонны преувеличивать степень централизации и смешивать могущество великого князя с понятием централизации.

История России XVII — XVIII вв. в конце 50 — 60-х гг. исследовалась, на наш взгляд, слабо и чаще всего в связи с дискуссией о «восходящей» и «нисходящей» стадиях феодальной формации. В ходе ее большинство ученых отнесли зарождение буржуазных отношений к XVII в., однако в оценке степени развития этого процесса имелись существенные различия.А. Г. Маньков, например, в вышедшей в 1962 г. монографии «Развитие крепостного права в России второй половины XVII века» показал усиление крепостничества в XVII в. В. И. Шунков доказал феодальный характер общественно-экономических отношений па материалах Сибири XVII в. Достаточно четко заявила о своей позиции в монографии о формировании пролетариата о XVII — XVIII вв.А. М. Панкратова, которая писала: «Ни в XVII, ни далее в XVIII в., за исключением двух — трех последних его десятилетий, не может быть и речи ни о капитализме, ни о пролетариате… «. Иную позицию занимала группа исследователей, поддержавших концепцию С. Г. Струмилина об экономическом развитии страны. В 1966 г. вышла монография А. Н. Сахарова о русской деревне XVII в., написанная по материалам патриаршего хозяйства. Автор доказывал, что постепенное развитие денежной ренты и вообще вся эволюция форм ренты, включая их унификацию и деление районов на барщинные и оброчные, происходили под влиянием роста товарно-денежных отношений и что в русской деревне XVII в. появились буржуазные тенденции, носителем которых было крестьянство. В. Я. Кривоногой на примере горнозаводской промышленности Урала пытался доказать капиталистический характер мануфактур того времени.

В какой-то мере компромиссную позицию занимали исследователи истории XVIII в.И. И. Павленко в монографии по истории металлургии в России в XVIII в. (1962 г) писал о сложном переплетении феодальных и капиталистических элементов в промышленности. К осторожному выводу о формировании капиталистического уклада в области сельского хозяйства с 60-х гг. XVIII в. пришел Н. Л. Рубинштейн в своей книге о сельскохозяйственном производстве и крестьянстве (1962 г).

Значительный материал по социально-экономической истории XVIII в. содержится в монографиях 3.С. Когана о вотчинах Куракиных в Пензенской и Саратовской губерниях (1960 г), II.А. Булыгина о крестьянском хозяйстве на примере Пензенской губернии (1966 г), С. А. Волкова о крестьянах дворцовые владений (1959 г), Е. И. Индовой о дворцовом хозяйстве в первой половине XVIII в. (1964 г).

Из политической истории XVII — XVIII вв. разрабатывались преимущественно сюжеты о классовой борьбе. В 1958 — 1961 гг. на страницах журнала «Вопросы истории» развернулась дискуссия по ряду спорных вопросов по истории крестьянской войны начала XVII в. В ней приняли участие А. А. Зимин, И. И. Смирнов, В. И. Корецкий, Р. В. Овчинников, И. М. Скляр, С. С. Лурье. Начало обсуждению положила статья А. А. Зимина, который предложил включить в понятие крестьянской войны начала XVII в. все события классовой борьбы этого периода. Он считал, что крестьянская война начала XVII в. задержала наступление крепостничества и содействовала колонизации юга и Сибири вследствие перемещения масс беглого населения. С общей постановкой вопроса участники дискуссии согласились, однако утверждение А. А. Зимина о том, что война затормозила процесс закрепощения русских крестьян признано было неубедительным. Закрепощение русских крестьян в основном уже было завершено до начала войны. Колебания в законодательстве первой половины XVII в. касались лишь срока сыска беглых.

Среди работ, посвященных крестьянской войне под руководством С. Т. Разина, следует отметить книгу В. И. Лебедева, содержащую краткий обзор восстания. Первым же фундаментальным исследованием стала монография И. В. Степанова (1966 г). Об отдельных событиях войны писали И. П. Паньков, Н. Р. Романов, Е. В. Чистякова, А. Л. Шапиро. Достаточно широко изучалась крестьянская война под руководством Е. И. Пугачева (Е.И. Глазатова, Н. И. Сергеева, В. Н. Степанов, М, Н. Мартынов, И. Ф. Ушаков, М.Д. Курмачева). На базе исследований хода войны в различных регионах страны была написана трехтомная коллективная монография «Крестьянская война в России в 1773 — 1775 годах. Восстание Пугачева» (1961 — 1970 гг.). В начале 60-х гг. Е. П. Подъяпольской была высказана мысль, ставившая восстание под руководством К. Булавина в один ряд с крестьянскими войнами.

Результаты специальных исследований попытались синтезировать И. И. Смирнов, А. Е. Маньков, Е. П. Подъяпольская, В. В. Мавродин в коллективной работе «Крестьянские войны в России XVII — XVIII вв.» (1966 г). Однако даже после ее выхода многие вопросы не были решены. Например, не была выявлена направленность крестьянских войн: был ли это протест против феодального строя в целом или же только против крепостничества как его наиболее жесткой и трубой формы?

Достаточно прочным был интерес к эпохе Петра I. Продолжалось издание возобновленной в 1946 г. серии документов и материалов «Письма и бумаги Петра Великого». Вышли в свет сборники статей, посвященные 250-летию Полтавской битвы. В конце 50-х гг. были опубликованы фундаментальные исследования Л. А. Никифорова и С. А. Фейгиной по истории внешней политики и дипломатии России на заключительном этапе Северной войны.

В 1908 — 1971 гг. в журналах «История СССР» и «Вопросы истории» была проведена дискуссия об абсолютизме в России, начатая по инициативе А. Я. Авреха. В апреле 1968 г. он выступил на советско-итальянской конференции с обоснованием тезиса об относительной самостоятельности государства в России, которое наряду с интересами господствующего класса обеспечивало и общенациональные интересы, и это дало ему массовую социальную базу — крестьянство. В абсолютной монархии он видел прототип буржуазного государства, противопоставляя ее деспотической форме, неограниченной самодержавной власти. А. Я. Аврех был поддержан П. В. Волобуевым и Н. И. Павленко, с критикой выступила М. В. Нечкина. К сожалению, дискуссия не была завершена, но она показала необходимость учета конкретно-исторической обстановки возникновения абсолютизма.

Разложение феодальных и развитие капиталистических отношений явились центральными проблемами истории России первой половины XIX в., активно разрабатываемыми исследователями конца 50 — 60-х гг. В центре внимания оказались категории крестьянства. В 1959 г. вышла книга Н. П. Гриценко об удельных крестьянах Среднего Поволжья. Поскольку в регионе была сосредоточена половина всех удельных крестьян России, выводы исследователя распространялись на всю категорию. Н. П. Гриценко удалось показать два типа явлений: деградация под влиянием тяжелой зависимости крестьян от удела и некоторое расширение экономической самостоятельности крестьянского хозяйства благодаря неотвратимым изменениям хозяйственной жизни. Одновременно увидела свет монография И. Д. Ковальченко «Крестьяне и крепостное хозяйство Рязанской и Тамбовской губерний в первой половине XIX в. «. Исследователь пришел к выводу, что кризис возник в 30-е гг. XIX в. в результате энергичного наступления помещиков на крестьянское хозяйство, выразившегося в форме сокращения наделов и повышения феодальных повинностей. Это происходило как раз в то время, когда крестьянское хозяйство и без того претерпевало большие трудности, сложившиеся к 20-м гг. XIX в. В основе разорительной политики помещиков лежала их сильно укрепившаяся связь с рынком.

С именем И. Д. Ковальченко связано первое в отечественной историографии использование методов математической статистики применительно к материалу первой половины XIX в. С наибольшей полнотой результаты подобных исследований были изложены им в монографии «Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX века» (1967 г). И. Д. Ковальченко удалось дать оригинальные решения некоторых основополагающих проблем перехода от феодализма к капитализму:

1) исследователь доказал, что развитие товарно-денежных отношений в деревне не могло быть завершено в рамках феодально-крепостнической системы;

2) показал определяющее влияние товарно-денежных отношений в условиях кризиса феодально-крепостнического строя не только на помещичьи, но и на крестьянские хозяйства;

3) установил неоднородность процесса расслоения крепостного крестьянства, который мог проходить начальную стадию даже во время кризиса феодально-крепостнических отношений.

Большое внимание продолжала привлекать к себе тема отмены крепостного права, центральное место в изучении которой заняли труды П. А. Зайончковского. Он первым отошел от трактовки законоположений 1861 г. в формально-юридическом плане и обратился к анализу уставных грамот. Чрезвычайно важное значение имело выявление П. А. Зайончковским факта определения размеров крестьянского надельного земледелия и условий получения надельной земли не только уставной грамотой.

Пореформенное развитие села России в конце 50 — 60-х гг. исследовалось значительно слабее. Можно назвать книгу Н. А. Ешазарова об аграрном кризисе конца XIX в. (1959 г) и монографию П. Г. Рындзюнского о крестьянской промышленности 60 — 80-х гг. XIX в. (1966 г). Трудности в изучении данного периода были обусловлены нерешенностью вопроса о путях эволюции крестьянского хозяйства и преобладающих его типах. Сложность проблемы одной из первых осознала П. И. Малахинова, выпустившая в 1962 г. в Улан-Удэ монографию «О двух типах аграрной революции в России» .

Особый интерес исследователей вызвало крестьянское движение XIX в. Наиболее ценными из вышедших в рассматриваемое время можно назвать работы И. И. Игнатович о выступлениях крестьян первой четверти XIX в. (1963 г), Я. И. Линкова о крестьянских выступлениях 1825 — 1861 гг. (1952 г); Характерной чертой изучения крестьянского движения явился поиск новых подходов. Уже в начале 60-х гг. В. Л. Федоров попытался собрать и изучить требования крестьян, т. е. исследовать идейную сторону движения. Дальнейшее развитие этой тенденции четко просматривается в интересе к общественному сознанию крестьянства, о чем свидетельствуют монографии А. И. Клибанова о социальных утопиях в крестьянских движениях (1966 г), Л. А. Когана о крепостных вольнодумцах (1966 г), К. В. Чистова о народных социально-утопических легендах (1967 г). Другой подход к традиционной теме наблюдается у Б. Г. Литвака, предложившего в 1967 г. изучать крестьянское движение методами статистики. Кроме того, в 60-е гг. обнаружилась нелепость формулы «положение крестьянства ухудшалось», ведь надо было бы исходить из характеристики крестьянина, скажем, в Киевской Руси как обитателя дворцов и владельца несметных стад и т. п. Поэтому на смену пришли менее жесткие формулировки типа: «петля крепостничества затянулась туже», «нищета возросла» и т. п.

Важнейшим направлением изучения истории России XIX в. явилось исследование генезиса и развития капитализма в промышленности. В этой связи встал вопрос об уточнении датировки и сущности промышленного переворота. В 1958 г. появилась статья Б. Л. Цыпина, который значительно ограничивал представления о перевороте как в территориальном, так и в отраслевом отношениях. Он был фактически поддержан А. А. Нестеренко в монографии «Развитие промышленности на Украине» (1959 г). Крупнейший знаток экономической истории России В. К. Яцунский предложил свое видение проблемы. Он разбил развитие промышленного производства дореформенного периода на два этапа. Первый, по его мнению, охватывал 1790 — 1835 гг. и характеризовался расцветом мануфактуры. Отличительная черта этапа — рост в обрабатывающей промышленности капиталистической мануфактуры, обгонявшей по размерам производства мануфактуру с принудительным трудом. Второй этап охватывал 1836 — 1860 гг., и его основным содержанием было начало промышленного переворота.

Во второй половине 50 — 60-х гг. появились новые основательные исследования в отраслевом и локальном разрезах. Вышли в свет работы К. А. Пажитнова по истории русской текстильной промышленности (1958 г), Я. С. Резенфельда и К. И. Клименко по истории машиностроения (1961 г), И. А. Бакланова о судостроении (1959 г), П. М. Лукьянова о химической промышленности (1959 г), Б. В. Тихонова о переработке сахарной свеклы (1958 г). Усилилась разработка промышленной тематики в региональном отношении. Были опубликованы исследования Л. В. Филимоновой о хлопчатобумажных фабриках Иванова, И. А. Гуржия о рабочем классе Украины, Г. К. Бакрадзе о промышленности Грузии, В. Ю. Меркиса о мануфактурном производстве в Литве.

Серьезные шаги были сделаны в изучении торговли и финансов. Г. А. Дихтяр проанализировал состояние внутренней торговли, С. Я. Боровой изучил кредит и банки России. Однако наибольший интерес, на наш взгляд, представляют работы И. Ф. Гиндина по истории экономической политики правительства. Основной чертой правительственного курса он считал непосредственное вмешательство в хозяйственную жизнь, направленное на повышение доходности находившихся под покровительством царизма отраслей производства, отдельных предприятий или капиталистов.

Традиционной темой советской историографии является история русского революционного движения и общественной мысли XIX в. Историки второй половины 50 — 60-х гг. получили от предшествующих этапов в этом плане богатое наследство в виде введенных в научный оборот источников, исследований по общим и частным вопросам и т. д.

Историю революционного движения традиционно начинают с фигуры А. Н. Радищева, которому были посвящены монографии А. И. Старцев, а и В. В. Пугачева, вышедшие в 1960 г. и содержащие уже устоявшуюся трактовку наследия русского революционера. С иных позиций подошел к проблеме Г. П. Шторм, выпустивший в 1965 г. книгу «Потаенный Радищев». Он подверг переоценке последний этап жизни А. Н. Радищева и пришел к выводу о завершении работы над «Путешествием из Петербурга в Москву» только в 1799 — 1800 гг., когда, по его мнению, были написаны самые яркие и революционные страницы. Г. П. Шторм привел для подтверждения своей концепции богатый фактический материал, извлеченный, в частности, и из ЦГА Республики Мордовия в Саранске. Книга Г. П. Шторма вызвала резкую отповедь со стороны Ю. Ф. Карякина и Е. Г. Плимака, которые в монографии «Запретная мысль обретает свободу» (1966 г) выступили против предлагаемого понимания эволюции взглядов А. Н. Радищева.

Историография декабризма пополнилась академическим изданием «Русской правды» П. И. Пестеля (1958 г) и записок И. И. Горбачевского (1963 г), что позволило существенно расширить источниковую базу. Наиболее крупными работами были монография С. С. Волка об исторических взглядах декабристов (1958 г), книга Г. П. Шатрова «Декабристы и Сибирь» (1962 г), исследование С. Б. Окуня о М. С. Лунине (1962 г). Впервые В. А. Федоровым монографически была разработана тема солдатского движения как составной части антикрепостнической борьбы, роли солдат в выступлениях декабристов.

Общественно-политическое движение второй четверти XIX в. получило детальное освещение в монографии И. А. Федосова (1958 г). Он уточнил и расширил сведения о кружках братьев Критских, Сунгурова, привел данные о ранее неизвестных организациях. В связи с революционными кружками он осветил деятельность В. Г. Белинского и Д. П. Герцена. Принципиальное значение имел вывод И. А. Федосова о незавершенности процесса размежевания революционной и либеральной идеологии в 40-е гг. XIX в. Достаточно обширная литература была посвящена В. Г. Белинскому, различные аспекты деятельности которого освещались в книгах Ю. Г. Оксмана (1959 г), М. Я. Полякова (1960 г), И. Я. Дьякова (1962 г). Кирилло-Мефодиевскому обществу была посвящена вышедшая в 195' - г. монография П. Д. Зайончковского. Автор положительно решил спорный вопрос о членстве Т. Г. Шевченко, которого он считал единственным представителем революционного направления в этой организации. В целом общество оценивалось как либерально-реформистское.

Особое место в изучении революционного движения в России занимает история петрашевцев, освещавшаяся в целом ряде интересных работ.В. В. Богатов в вышедшей в 1958 г. монографии характеризовал петрашевцев как дворянских революционеров, антикрепостнические настроения которых определялись положением разорявшегося мелкопоместного и беспоместного дворянства. Н. К. Каратаев считал их либералами, постепенно переходящими на позиции демократов. Следствием подобных оценок определилась концепция о двух течениях в движении петрашевцев, которая не была поддержана большинством исследователей. Вышедшая в 1965 г. книга В.Р. Лейкиной-Свирской «Петрашевцы» подвела итоги изучения этой темы.

В 1962 г. был отмечен 150-летний юбилей А. И. Герцена, в ходе которого достаточно четко выявились две тенденции в изучении его жизни и деятельности: раскрытие мировоззрения и показ его как революционера и социалиста. Большее количество работ посвящалось другу и соратнику А. И. Герцена Н.П. Огареву (Я. Черняк, В. А. Путинцев, Е.Л. Рудницкая).

В 1958 г. при Институте истории АН СССР под руководством М. В. Нечкиной была создана проблемная группа по изучению революционной ситуации 1859 — 1861 гг., которая подготовила и издала семь томов сборников статей «Революционная ситуация в России в 1859 — 1861 гг.». Кроме того, этой группой был переиздан ряд ценнейших источников («Колокол», «Полярная звезда», «Голоса из России»). Основными направлениями исследовательской деятельности группы были:

1) ленинская концепция революционной ситуации: 2) экономические предпосылки революционной ситуации;

3) крестьянское движение к стране и его особенности в годы революционной ситуации;

4) солдатское движение в годы революционной ситуации;

5) революционное движение в России и польское национально-освободительное движение 1863 г.;

6) деятельность Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. II. Герцена, П. П. Огарева в годы революционной ситуации;

7) революционная деятельность «Земли и Воли» 60-х гг.;

8) студенческое движение в годы революционной ситуации;

9) кризис «верхов» ;

10) революционное движение в различных регионах страны и на национальных окраинах.

Особый интерес при обобщении литературы по истории революционного движения в России представляет изучение народничества, спорным вопросам которого были посвящены дискуссии в журналах «Вопросы литературы» (1960 — 1961 гг.) и «Истории СССР» (1961 — 1962 гг.). Разногласия возникали при оценке сроков появления и характера народничества. Относительно сроков возникновения народничества были высказаны две точки зрения:

1) Б. П. Козьмин считал, что народническая доктрина была сформулирована уже в трудах Н. Г. Чернышевского и А. И. Герцена;

2) Ш. М. Левин доказывал, что оформление доктрины народничества произошло на рубеже 60 — 70-х гг. в проведениях П. Л. Лаврова, М. А. Бакунина, П. Н. Ткачева, при определении характера движения мнения также разделились. Г. И. Ионова и С. Ф. Смирнов заявили о том, что три черты народничества, выделенные В. И. Лениным, относятся как к революционным народникам 70-х гг., так и к либеральным народникам 80 — 90-х гг. Против выступили В. В. Широков, В. Ф. Захарина, П. С. Ткаченко.

Проблемам конкретных народнических организаций были посвящены монографии П. С. Ткаченко (1961 г), Р. В. Филиппова (1962 г), Н. А. Троицкого (1963 г), Э. С. Виленской (1965 г), С. С. Волка (1966 г), М. Г. Седова (1966 г). Появились первые специальные исследования о «хождении в народ» (Б.С. Итенберг, В.Н. Гинев).

Революционная ситуация конца 70-х — начала 80-х гг. исследовалась М. И. Хейфецем, выпустившим в 1963 г. книгу «Вторая революционная ситуация в России (конец 70-х — начало 80-х годов XIX в). Кризис правительственной политики», и П. А. Зайончковским, опубликовавшим следом монографию «Кризис самодержавия на рубеже 1870 — 1880-х годов». Причем подход авторов к проблеме по сути дела противоположен.И. И. Хейфец решающим фактором второй революционной ситуации считал крестьянское движение 70-х гг. XIX в.П. Л. Зайончковский же писал, что непосредственной причиной растерянности правительственных кругов была борьба народников.

Объектом изучения во второй половине 50 — 60-х гг. служило рабочее движение как составная часть революционною движения. Исследования опирались па документы, воспоминания, пролетарских руководителей (В.Г. Герасимов, II.А. Моисеенко), архивные материалы. Историки проанализировали роль народников в вовлечении рабочих г. борьбу с самодержавием (М.Я. Киперман, В. С. Корякина, П. А. Троицкий, И.И. Миндлина), а также деятельность самих рабочих организаций (А.С. Трофимов). Особое внимание обращалось на связь рабочего движения с марксизмом (Р.Л. Казакович). Процесс возникновения марксизма в России был изучен Ю.3. Полевым, издавшим в 1959 г. монографию по данной проблеме. Специалисты оценили ее в общем положительно, указав на спорность утверждения о существовании в России «рабочего утопического социализма» .

В атмосфере относительной свободы конца 50-х — начала 60-х гг. в отечественной исторической науке стало формироваться «новое направление», характерной чертой которого было применение системного подхода к анализу исторических явлений эпохи империализма. В 1957 г. П. В. Волобуев заявил о необходимости изучения «взаимодействия отсталых и передовых черт русской экономике» и определения значения и места в этой взаимосвязи в победе социалистической революции. В 19б2 г. К. Н. Тарновский сделал вывод о существовании в литературе двух направлений при трактовке проблем государственно-монополистического капитализма. Споры шли вокруг тезисов подчинении государственного аппарата самодержавия монополиям: степени влияния феодальных пережитков в экономическом и политическом строе и т. д. К. Н. Тарновский же определил понятие многоукладности как исходное для анализа предреволюционной экономики.

Сторонники «нового направления» трактовали многоукладность как сочетание капитализма (ведущего, определяющего уклада) с пережитками феодализма и патриархальщины, с одной стороны, и как сочетание в пределах капиталистического уклада мелких кустарных промыслов с крупной монополизированной индустрией — с другой. Кроме того, отмечалась связь многоукладности российской экономики с характером аграрных отношений и перспективами развития революции. Один из лидеров «нового направления» П. В. Волобуев писал, что оно «стало развивать идеи об отсутствии прямой связи между уровне развития производительных сил и зрелостью страны к социалистической революции, об особом, российском тиле капиталистической эволюции и порожденном им новом типе революционно-освободительного движения, о роли многоукладности экономики, о принципиально иной расстановке классовых и политических сил в ходе Октябрьской революции, чем считалось ранее, о демократическом потенциале социалистической революции в России и т. п.» (Волобуев П. В. От редактора // Тарновский К. Н. Социально-экономическая история России. Начало XX в. Советская историография середины 50-х — начала 60-х годов. М., 1990. С.5).

Во второй половине 50-х — 00-х гг. произошли некоторые изменения организационных структур, изучающих историю России конца XIX — начала XX в. В конце 1957 г. был создан научный совет по проблеме исторических предпосылок Октября, преобразованный в 1962 г. в секцию «Общие закономерности и особенности развития России в период империализма» научного совета по истории революции.

Если говорить о конкретных исследованиях, то в первую очередь следует выделить работы по истории концентрации производства и монополизации. Наряду с обобщающими разработками (В.И. Бовыкин, Я. И. Лившиц, Т.Д. Крупина) по данной проблеме были опубликованы работы о монополизации отдельных отраслей промышленности (А.П. Корелин, Б. Ю. Ахундов, М.П. Вяткин). Наиболее типичным примером служит монография В. Я. Лаверычева о монополистическом капитале в текстильной промышленности (1963 г). Оформился цикл исследований о взаимоотношениях государственного аппарата с монополиями (Т.Д. Крупина, В. И. Бовыкин, Э. Уребис), появились работы о сращивании российского банковского капитала с промышленным (В.С. Дякин, Ю. Б. Соловьев, А.А. Фурсенко), увидели свет новые данные о роли иностранного капитала в экономике России (Ц.Л. Фридман, К. Ф. Шацилло, Ю. Нетесин).

Среди монографических работ этого периода заметно выделяется исследование А. Л. Сидорова «Финансовое положение России в годы первой мировой войны (1914 — 1917 гг.) «(1960 г). Содержание монографии выходит за хронологические рамки войны — в первой главе дается характеристика финансового положения России накануне военных действий. А. Л. Сидоров проанализировал внутренние источники покрытия военных расходов и общую военную задолженность царского и временного правительств.