Рональд Рейган во взглядах американских неоконсерваторов

Следующим типом консервативной идеологии является либеральный консерватизм, также известный как консервативный реформизм. На политическом спектре он располагается левее относительно двух других своих «собратьев»: традиционализма и правого экстремизма. Согласно Галкину и Рахшмиру, в США либеральный консерватизм представлен особым интеллектуальным и политическим движением, носящим название неоконсерватизм.

У основ этого движения стоят выдающиеся интеллектуалы, среди которых журналисты Ирвинг Кристол и Норман Подгорец, социологи Натан Глейзер и Дэниел Белл, основоположник теории модернизации Сеймур Мартин Липсет, специалист-международник Джин Киркпатрик и другие. В середине ХХ века все эти деятели были интеллектуальной частью либерального лагеря и тяготели к реформизму в духе умеренного социализма. Некоторые, например Кристол и Белл, будучи студентами, были серьезно увлечены идеями марксизма и троцкизма, но позднее отступили на более умеренные позиции. В своих трудах 1950;1960;х гг. они рассматривали проблемы американского общества во всей их сложности, отвергая упрощенное видение правых и левых, как основанное на определенной идеологии, нежели на «реалистичном анализе». Название книги Дэниела Белла — «Конец идеологии» (1960) — говорит само за себя.

При этом левые интеллектуалы отвергали традиционалистский взгляд в прошлое и были больше озабочены будущим. Стоя на позициях социального инжиниринга, они применяли научные методики для определения проблем и составления практических рекомендаций по их решению. В 1960;е они поддержали реформы того времени по расширению социальных и других программ, среди которых также был проект «Великого общества» президента Линдона Джонсона.

Однако в конце 1960;х гг. либеральные интеллектуалы начали разочаровываться в реформах подобного рода, понимая, что поставленных целей эти преобразования не достигают. Одни находили причины провала реформ в теориях, на которые они опирались. Другие усматривали причину в т.н. позитивной дискриминации, которая только обостряла общественные противоречия. В целом, будущие неоконсерваторы разочаровались в социальном инжиниринге и роли государства в организации общества. Известное высказывание Ирвинга Кристола иллюстрирует подобное разочарование: «Неоконсерватор — это либерал, измордованный реальностью» [Галкин, Рахшмир, 1987, с. 161−164].

Возникшее в конце 1960;х гг. движение «новых левых», вместе с его утопической идеологией, намеками на антисемитизм и нападками на концепции либеральной демократии, а также студенческие восстания в университетах, переполнили «чашу терпения» послевоенных либералов. В 1970 году Норман Подгорец — основатель журнала «The Commentary» — начинает использовать его в качестве платформы для контратаки на «новых левых». Вскоре его и других «защитников Нового курса и либерализма в стиле поздних 40-х» начинают называть — в противоположность «новым левым» — «новыми консерваторами», а позже — неоконсерваторами.

Специфика происхождения идеологии американского неоконсерватизма обуславливает набор ее главных идейно-ценностных установок, коих всего четыре. Во-первых, неоконсерваторы сохраняют верность своему научному социологическому подходу. В особенности это справедливо в отношении отцов-основателей неоконсерватизма. В отличие от своих традиционалистских «коллег по цеху», которым свойственно переводить социально-экономические проблемы в религиозно-этическую плоскость, неоконсерваторы по большей части работают в модусе скрупулезного исследования, для которого характерны научный стиль и стремление отыскать действительную причину исследуемой проблемы [Neoconservatism, 2014]. В то же время, неоконсерваторы разделяют скептическое отношение к абстрактным теоретическим моделям и их применению на практике. Они осознают, что социальные проблемы и противоречия в какой-то степени могут быть сглажены, но полностью избавиться от них невозможно.

Отсюда логически происходит вторая установка неоконсерватизма: принятие экономического и социального неравенства. Неоконсерваторы признают, что общество, где все равны, крайне «неповоротливо и неработоспособно» [Neoconservatism, 2014]. Они больше склоняются к идее равенства возможностей и принципу достижений, согласно которому статус и доход, как правило, распределяются на основе образования и способностей [Галкин, Рахшмир, 1987, с. 161−164].

В-третьих, неоконсерваторы продолжают поддерживать концепцию «государства всеобщего благосостояния». Они не склонны отвергать достижения рузвельтовского Нового курса и пересматривать программы социальной или медицинской помощи бедным и пожилым. Неоконсерваторам свойственно отвергать новые дорогостоящие программы социального обеспечения и сосредотачивать усилия на увеличении эффективности существующих, в частности, посредством их децентрализации [Neoconservatism, 2014].

В-четвертых, во внешней политике неоконсерватизм был отмечен сильным стремлением защищать основы западной демократии. Неоконсерваторы являются ярыми врагами коммунизма, поскольку считают, что он морально не ограничивает государство в своих действиях, а, следовательно, ведет к деспотизму. Либеральная демократия, хоть и не лишена недостатков, рассматривается неоконсерваторами как единственная надежда человечества на прогресс. На протяжении Холодной войны, неоконсерваторы, ведомые их «крестным отцом» Ирвингом Кристолом, отстаивали роль США в качестве «мирового полицейского», а Советский Союз клеймили как мирового проводника хаоса и нестабильности [Neoconservatism, 2014].

Неоконсерваторы занимали и, во многом, продолжают занимать позицию военного отстаивания западных ценностей и американских интересов во всем мире. Например, в 1970;е гг. они выступали против вывода американских войск из Вьетнама, что послужило одной из причин их выхода из рядов Демократической партии [Neoconservatism, 2014].

Порвав с демократами и оказавшись в оппозиции, неоконсерваторы примкнули к лагерю республиканцев. В их лице консервативное движение США заручилось огромным интеллектуальным ресурсом, включая влиятельные журналы, газеты, издания и «мозговые тресты». Численно, неоконсервативный лагерь был не на передовых позициях. Делая ставку на элиту, а не на «низы», неоконсерваторы не обладали широкой общественной поддержкой, какая была, например, у «Движения чаепития». Однако, как справедливо отмечает американский историк Алан Бринкли, «несмотря на их относительно небольшое число и элитное происхождение, влияние неоконсерваторов на формирование внешней и внутренней политики [США — Н.К.] превзошло влияние больших по численности групп консерваторов» [Brinkley, 2011, p. 751].

На выборах 1980 года неоконсерваторы поддержали Рональда Рейгана, что сыграло немалую роль в его победе [Neoconservatism, 2014]. Во время президентства «Гиппера» неоконсерваторы хоть и оставались его союзниками, их отношения были далеки от идеальных. Неоконсерваторы не стеснялись критиковать Рейгана, особенно по вопросам внешней политики, обвиняя его в излишней мягкотелости [См.: Podhoretz, 1984; The Neo-Conservative Anguish Over Reagan’s Foreign Policy, 1982].

Однако все это не помешало новому поколению неоконсерваторов активно проповедовать наследие Рейгана после его ухода с поста президента. Одним из таких ярких «проповедников» является Уильям Кристол (род. 1952) — политолог, журналист, видный деятель неоконсервативного движения, сын «крестного отца» [Bailey, 2001] неоконсерваторов Ирвинга Кристола. Во время президентства Рейгана Кристол служил заведующим администрацией министра образования США Уильяма Беннетта (другого известного консервативного теоретика и комментатора) с 1985 по 1989 гг., затем продолжив работу в администрации Джорджа Буша.

В 1995 году Билл Кристол, вместе с журналистом Фредом Барнсом и бывшим спичрайтером Рональда Рейгана Джоном Подгорецом, основывает политический журнал «The Weekly Standard», который со временем получает признание в качестве ведущего органа по продвижению «агрессивных неоконсервативных внешнеполитических идей» [Weekly Standard, 2014]. За свою характерную политическую ангажированность различные издания в свое время окрестили этот журнал «цитаделью неоконсерватизма» и «библией неоконов» [The neocon bible, 2005]. Сам Уильям Кристол по сегодняшний день занимает должность главного редактора журнала.

В 1996 году в журнале «The Foreign Affairs» публикуется статья «К нео-рейгановской внешней политике», написанная Кристолом в соавторстве с другим неоконсерватором, специалистом по вопросам внешней политике Робертом Кейганом [Kristol, Kagan, 1996]. Несмотря на то, что статья не посвящена исключительно Рейгану, та оценка и роль во внешней политике, которые дают ему авторы довольно показательна для понимания неоконсервативного подхода к сороковому президенту США.

Не случайно данная статья вышла летом 1996 года, в преддверии ноябрьских президентских выборов — довольно сложного и противоречивого периода для консерваторов. С одной стороны, два года назад Республиканцы одержали крупную победу на выборах 1994 года, устроив своим соперникам демократам «эпическое побоище» и впервые за несколько лет сформировав консервативное большинство в Конгрессе США. С другой стороны, предвыборная программа этой «Республиканской революции», отраженная в программном документе, носившем название «Контракт с Америкой», была основана большей частью на вопросах внутренней политики. Если внутриполитическая повестка дня консерваторов выделялась на фоне либеральной повестки, то, сколько-либо отличительное видение внешней политики США республиканцам предложить так и не удалось.

Таким образом, статья Кристола и Кейгана является попыткой утвердить неоконсервативную внешнеполитическую повестку дня и пробудить внимание консерваторов к вопросам внешней политики. Авторы пишут в алармистском ключе, их беспокоит «вялый консенсус», в который впали консерваторы. «Во внешней политике консерваторы дрейфуют» — пишут авторы [Kristol, Kagan, 1996, p. 18]. Они не могут принять какую либо определенную концепцию внешней политики. Презирая «вильсонианский мультилатерализм» Клинтона, и удерживаясь от соблазнения неоизоляционозмом Бьюкенена, консерваторы неуверенно опираются на «некое подобие консервативного „реализма“ Генри Киссинджера и его учеников» [Kristol, Kagan, 1996, p. 18].

После падения СССР, как отмечают авторы, внимание к внешней политике уменьшилось, появилась возможность «вернуться к нормальности» в финансовых затратах на оборону, умерить национальные интересы США. На смену «внешнеполитическому президенту» Бушу в 1992 году пришел Клинтон, который обещал фокусироваться «как лазер» на внутренней экономике [Kristol, Kagan, 1996, p. 18−19].

Подобная смена акцентов с внешней политики на внутреннюю отразилась и на консерваторах, которые стали выкраивать свою политику соответственно интересам американской публики. Последняя же больше хотела «сбалансировать бюджет, нежели чем вести мир за собой», получать «мирные дивиденды», нежели вести расходы на предотвращение будущих войн или участие в них [Kristol, Kagan, 1996, p. 19].

Против подобного политико-ценностного мейнстрима и выступают Кристол и Кейган, призывая себе на помощь наследие Рональда Рейгана. В середине 1970;х гг., отмечают авторы, Рейган столкнулся с очень похожей ситуацией «вялого консенсуса» [Kristol, Kagan, 1996, p. 19]. В основе этого консенсуса, во-первых, была идея приспособления и вынужденного сожительства с Советским Союзом, и, во-вторых, осознание того, что Америка неизбежно теряет свои силы. Любая перемена статус-кво рассматривалась либо как слишком опасная, либо как слишком дорогостоящая [Kristol, Kagan, 1996, p. 19].

Рейган же «бросил вызов» подобному консенсусу и предложил видение идеологической и стратегической победы над коммунизмом. Он призвал покончить с благодушием перед лицом советской угрозы, призвал к большим расходам на оборонный сектор, поддержке антикоммунизма в странах третьего мира, а также к моральной ясности во внешней политике. Рейган отстаивал американскую исключительность во времена ее глубочайшей непопулярности. Самое главное, он отказался признавать факт существования ограничений, якобы накладываемых печальными реалиями внутренней политики на «американскую силу» в мире.

Такая позиция, отмечают авторы, даже союзниками Рейгана была встречена в штыки, который был вынужден «объявить войну» собственной партии. В итоге Рейган «преуспел в трансформации Республиканской партии, консервативного движения в Америке … и в трансформации страны и мира» [Kristol, Kagan, 1996, p. 19].

Для авторов подобный подход Рейгана является во многом примером, моделью, следование которой сегодня является жизненно необходимым. Кристол и Кейган отмечают, что спустя двадцать лет снова пришло время бросить вызов «равнодушной Америке и запутавшемуся американскому консерватизму». В противном случае «консерваторы не смогут управлять Америкой в долгосрочной перспективе, если они не предложат более возвышенное видение ее международной роли» [Kristol, Kagan, 1996, p. 20]. Однако Кристол и Кейган считают, что следование заветам «нео-рейгановской внешней политике» будет благом не только для американского консерватизма, но и для самой Америки. Оно поможет сохранить то превосходство, каким обладает США на международной арене.

В этом месте в дискурсе Кристола и Кейгана можно наблюдать особую реформаторскую логику, присущую либеральному консерватизму. Ключевым элементом этой логики является принцип достижения общественного консенсуса посредством поддержания уже сложившегося естественным образом положения вещей. Реформа как таковая является не целью, а лишь вынужденным средством сохранения и поддержания некоего статус-кво [Галкин, Рахшмир, 1987, с. 105]. В данном случае, внешнеполитическое превосходство США — это статус-кво, который требуется сохранить, а изменение идеологического вектора во внешней политике — это вынужденная реформа. Так, авторы предлагают концепцию «доброжелательной гегемонии». Она заключается в том, чтобы поддерживать всеми силами уже существующее и признаваемое многими другими странами стратегическое и идеологическое превосходство США. Проблема в том, что это превосходство есть результат той внешней политики, которой больше не следуют. «Наиболее трудно сохранить ту вещь, которая, якобы не нуждается в сохранении» — отмечают Кристол и Кейган [Kristol, Kagan, 1996, p. 22]. Сейчас и в скором будущем, как отмечают авторы, США будет сталкиваться с единственным врагом — собственной слабостью. «Американская гегемония» — единственное средство поддержания мира и международного порядка. Следовательно, цель — сохранить эту гегемонию. Для этого Америке нужна «нео-рейгановская внешняя политика военного превосходства и моральной уверенности», которая должна базироваться на трех главных императивах: увеличении бюджетных затрат на оборону, привлечении граждан и «моральной ясности» [Kristol, Kagan, 1996, p. 23] .

Так, политика больших бюджетных отчислений в оборонный сектор — одно из ныне несправедливо забытых наследий президента Рейгана. Например, именно армия, которая в 80-х создавалась с целью удержать Советский Союз, в дальнейшем одержала победу в Иракской войне (1990;1991). Отход от этого наследия ставит под угрозу будущее США. Кристол и Кейган добавляют, что для поддержания как мира на своих границах, так и мира во всем мире, «военный бюджет был урезан слишком сильно» [Kristol, Kagan, 1996, p. 24].

Согласно второму столпу, политики должны принимать меры по сближению гражданской и военной культур. «Граждане должны научиться ценить военные жертвы» [Kristol, Kagan, 1996, p. 27].

Авторы отмечают, что третий столп — «моральная ясность» всегда была отличительной чертой внешней политики Рейгана: «Во времена Рейгана США настаивала на переменах в диктатурах, как правого толка, так и левого, среди друзей и среди врагов — на Филиппинах, в Южной Корее, Восточной Европе и даже в Советском Союзе» [Kristol, Kagan, 1996, p. 27]. Политика давления на авторитарные и тоталитарные режимы имела «практические цели», и в итоге дала «стратегические преимущества» [Kristol, Kagan, 1996, p. 27]. В этом утверждении относительно «моральной ясности» и постоянном давлении на диктаторские режимы можно увидеть скрытые отсылки на известную программную статью «Диктатуры и двойные стандарты» (1979), написанную другим неоконсерватором, советником Рейгана по вопросам внешней политики Джин Киркпатрик. Таким образом, авторы статьи опираются не столько на наследие самого Рейгана, сколько следуют уже устоявшейся неоконсервативной традиции, сформировавшейся еще до президентства Рейгана.

Кристол и Кейган отмечают, что обращение Рейгана к американской «исключительности», давало американцам миссионерскую интерпретацию действий США во внешней политике. И благодаря этому, американцы больше поддерживали бюджетные (налоговые) отчисления в военный сектор, нежели расходы на социальные программы [Kristol, Kagan, 1996, p. 28]. Более того, по мнению авторов, такая апелляция к «национальному» жизненно необходима для успеха республиканцев. Как только последние отвергли рейгановскую «апелляцию к исключительности» и стали интерпретировать военные операции США с более прагматической точки зрения, тут же их «умопомрачительные успехи»^** Имеется в виду все та же победоносная для США Иракская война 1990;1991, известная также как война в Персидском заливе. во внешней политике были «выброшены на помойку» благодаря усилиям демократов. Сами республиканцы вскоре отказались не только от «рейганизма», но и от внешней политики как таковой, сосредоточив свое внимание на «делах домашних» [Kristol, Kagan, 1996, p. 29].

В последних они преуспели, благодаря опять же следованию «традиции Рейгана». Начиная с 1990 года, консерваторы формировали свою повестку дня с опорой на два столпа «рейганизма». Первый из них состоял в «ограничении правительства посредством сокращения наиболее навязчивых и непродуктивных аспектов современного социального государства». Второй заключался в том, чтобы «повернуть вспять повсеместное крушение моральных норм в американском обществе» [Kristol, Kagan, 1996, p. 30−31].

Благодаря консервативной повестке дня, сформированной на этих принципах, республиканцам удалось «взять» выборы 1994 года и впервые за несколько лет отправить демократов в оппозицию. По большому счету, эти выборы стали «последней победой внутриполитической повестки дня Рональда Рейгана» [Kristol, Kagan, 1996, p. 30].

Однако как отмечают Кристол и Кейган, нельзя забывать и о том, что определенная система внешнеполитических принципов была и остается третьим столпом «рейганизма». «В долгосрочной перспективе, — отмечают авторы, — победа американских консерваторов в равной степени зависит и от улавливания духа внешней политики Рейгана». Моральное обновление Америки невозможно без «морального обновления американской внешней политики» заключают Кристол и Кейган [Kristol, Kagan, 1996, p. 31].

Другим активным проповедником наследия Рональда Рейгана является комментатор, журналист и публицист Генри Олсен. Он является ведущим сотрудником одного из «бастионов неоконсерватизма» — Центра этики и публичной политики, основанного в 1976 году в Вашингтоне, округ Колумбия [Brailsford, 2014]. В этом «мозговом тресте» Олсен специализируется на вопросах электоральной политики современного американского консерватизма. Также, он регулярно публикуется в таких известных журналах, как «The Wall Street Journal» и «The Washington Post», а также, в ряде таких консервативных периодических изданиях, как «The National Review» и «The Weekly Standard» [Henry Olsen’s profile…].

Генри Олсен является автором ряда статей и кратких заметок по различным вопросам, в которых Рейган выступает как образец для подражания для современных консерваторов [Olsen, 2008; Olsen, 2010a; Olsen, 2010b; Olsen, 2012]. Однако наиболее «симптоматичным» является расширенное эссе «Если бы Рональд Рейган был жив сегодня, ему исполнилось бы 103», написанное Олсеном в соавторстве с его коллегой Питером Вейнером — другим ведущим сотрудником Центра этики и публичной политики. Это эссе, опубликованное в ноябре 2014 года в неконсервативном журнале «The Commentary», получило довольно широкую огласку и вызвало противоречивые оценки [Devine, 2014] (См.: Глава 1).

Статья целиком посвящена Рональду Рейгану и его наследию. Сейчас, во время приготовления к президентским выборам 2016 г., каждый из потенциальных кандидатов-республиканцев «присваивает Рейгану свои собственные взгляды». Авторы считают, что такое использование политиками имени Рональда Рейгана в поддержку своих собственных идей и убеждений «на самом деле мешает нашему пониманию сущности наследия Рейгана».

По мнению Олсена и Вейнера, эта сущность у Рейгана была; он не был своего рода «универсальным консерватором» [Olsen, Wehner, 2014]. Но Рейган создал определенную модель для успешного американского консерватизма. У Рейгана была определенная «политическая философия», которая шла лейтмотивом через всю жизнь президента. Однако ключевые термины этой философии, по мнению авторов, были неправильно поняты большинством поклонников Рейгана [Olsen, Wehner, 2014].

По мнению Олсена и Вейнера, главным концептом политической философии Рейгана была не «человеческая свобода», а «человеческое достоинство». Именно это понятие было сердцем его мысли. Рейган, прежде всего, видел «трудное положение обычных людей» [Olsen, Wehner, 2014]. Согласно позиции авторов статьи, именно «человеческое достоинство» для Рейгана идет на первом месте и делает возможным «человеческую свободу» — не наоборот. Для Рейгана такое принципиальное различие, по мнению авторов, означало, что личный выбор каждого человека, не важно, великий ли он, либо ничтожный, заслуживает защиты и права на существование. В силу «человеческого достоинства», каждому человеку «должно быть позволено прожить жизнь так, как он считает нужным» [Olsen, Wehner, 2014].

К программам социального страхования авторы настроены не однозначно. Здесь как раз и проявляется «прошлое» неоконсерваторов. Авторы пишут, что Рейган не отвергал этих программ полностью, но и полностью не принимал их. Он занимал срединную позицию. Рейган всецело принимал обязанность помогать пожилым и нетрудоспособным. В то же время, он был против системы, которая способствует тому, чтобы зарплата заменялась пособием по безработице, тем самым, разрушая уверенность в своих силах, достоинство и самоуважение [Olsen, Wehner, 2014].

Рейган никогда не принимал «идеологии неограниченного свободного рынка», которая часто приписывается ему. Это следует из его речей, в которых он говорит о необходимости подержания социального минимума, о том, что «никто не должен существовать ниже определенного уровня жизни», и о том, что «никто не должен быть лишен медицинской помощи, только лишь из-за отсутствия финансирования» [Olsen, Wehner, 2014].

Авторы считают, что Рейган не был расположен делать ставку на предпринимателя. Снижение налогов не проводилось с одной лишь целью «разгрузить одинокого предпринимателя»; оно давало возможность всем свободнее распоряжаться своими благами. Снижение налогов было продиктовано стремлением снизить государственное регулирование, посягающее на человеческое достоинство: «государство не может контролировать экономику, не контролируя людей» [Olsen, Wehner, 2014]. В этом смысле, предприниматель стоял в одном ряду с другими профессиями. Авторы аргументируют это тем, что слово «предприниматель» в период 1979;1981 гг., в самый разгар «серьезнейшего экономического кризиса со времен Великой депрессии» появлялось только однажды во всех его речах, посвященных налогам и экономике [Olsen, Wehner, 2014].

С другой стороны, Рейган отвергал большинство программ Нового курса и Великого общества из-за их уравнительной формы и бесполезности: программы «давали пособия тем, кто не нуждался в них, и тем, кто сам никак не обогащался с них». Идеальное государство признает индивидуальные различия в возможностях и предпочтениях, а не будет принудительным и уравнительным [Olsen, Wehner, 2014].

Вместо этого, у президента было свое видение: «Государство всеобщего благосостояния Рейгана будет помогать только тем, — пишут авторы, — кто действительно нуждается в помощи». Например, его реформа социальных выплат на посту губернатора Калифорнии не только сократила число получателей пособий, но и увеличило число выплат оставшимся участникам программы. «» Надо" для Рейгана было объективным понятием, а не просто синонимом «хочу» «- заключают авторы [Olsen, Wehner, 2014].

Олсен и Вейнер вспоминают и про переход Рейгана от демократов к консерваторам, и видимо, находят параллели с собственным движением. Они отмечают, что это не Рейган покинул партию, но партия, «скатывающаяся влево» покинула его. Следовательно, в каком-то смысле, Рейган остался либералом, остался верен принципам Нового курса, согласно которым, государство обязано помогать нуждающимся. Он отвергал чисто консервативное видение, разделяющее все американское общество на «дающих» и «берущих». Для Рейгана все американцы были «makers», и все были способны стать «takers», в смысле «partakers», то есть, быть причастным к щедрости своей страны [Olsen, Wehner, 2014].

Ту же двойственную природу мы можем встретить в политическом поведении Рейгана. Он отличался своим оптимизмом и необычайным мужеством, с каким он отстаивал свои убеждения; его часто клеймили как «расиста, поджигателя войны и черствого угнетателя бедных». При всем этом, он всегда оставался «в четырех углах реальности». Понимая, что большие пласты Нового курса и Великого общества плотно вросли в общественную жизнь США, Рейган не растратил себя и свое президентство на тщетные попытки их искоренения. У него «не было интереса травмировать американское общество». В этом смысле, Рейган был больше беркианским консерватором, нежели якобинцем [Olsen, Wehner, 2014]. По своему стилю, «Рейган не был злым или возбужденным» [Olsen, Wehner, 2014]. Он не давал намека на существование у себя некой темной стороны, в отличие от Ричарда Никсона, например. Он не ронял своего достоинства, как Барак Обама. И он всегда милосердно относился к убеждениям своих противников. «Помните, у нас нет врагов, только оппоненты» — цитируют авторы Рейгана [Olsen, Wehner, 2014].

На вопрос, как Рейган правил, как человек твердых убеждений, либо, как политик, охотно идущий на компромисс, авторы отвечают: «и то, и другое». Наиболее непреклонным он был в вопросах внешней политики. В то же время, Рейган не был застрахован от ошибок. Вспомнить хотя бы нашумевший скандал Иран-контрас [Olsen, Wehner, 2014].

Во внутренней политике упорство Рейгана проявило себя в проведении кампании по снижению предельной ставки подоходного налога и в увольнении 11 тысяч бастующих авиадиспетчеров в 1981 году [Olsen, Wehner, 2014]. В тоже время, много раз говоря о необходимости сокращения разрастающегося государства, Рейган в результате добился малых успехов в этом направлении. Напротив, он приложил свои усилия в других областях. Авторы отмечают, что вообще для консерваторов, характерна абстрактная борьба с большим государством, нежели борьба «в деталях» [Olsen, Wehner, 2014].

В конечном счете, у авторов получается «картина человека, чьи убеждения твердо обоснованы философски, упорного в достижении своих целей, исключительно решительного, а также гораздо более гибкого в своих средствах и методах, чем многие из современных его почитателей в нем видят» [Olsen, Wehner, 2014].

В конце, авторы формулируют ряд рецептов, которым могут научиться у бывшего президента современные консерваторы. Помимо многочисленных положительных качеств Рейгана, прежде всего, республиканскому истеблишменту нужно перенять рейгановское убеждение, что он был избран не для того, чтобы топтаться на месте, но чтобы внести изменения. Он не «играл без риска» и «был полон страстного желания» продвигать свою повестку дня [Olsen, Wehner, 2014]. Движение «Чайная партия» и ее союзники могут научиться у Рейгана «разумности», способности идти на компромисс, «вести сражение мудро, и не видеть в каждом вопросе вершину, которую стоит удерживать любой ценой» [Olsen, Wehner, 2014].

Также, Рейган предохраняет консерваторов от чрезмерного теоретизирования. Приверженность абстрактной идеологии перед лицом реальности представляется совершенно противоположной консерватизму [Olsen, Wehner, 2014]. В то же время, авторы предупреждают современных консерваторов от попадания в ловушку тени Рейгана. Они против «слепого» подражания Рейгану; «действуя так, как если бы сейчас на дворе был 1980;й», республиканцы могут наступить на те же грабли, на которые наступили демократы, безумно подражая Рузвельту и Кеннеди. Рейган был политиком своего времени, в котором он жил полностью, имея дело с его реалиями. «Рейган, будучи консерватором до мозга костей никогда бы не позволил себе стать пленником прошлого» — заключают авторы [Olsen, Wehner, 2014].

Неоконсервативный «культурный» подход к Рейгану демонстрирует Мидж Дектер. Журналист, жена одного из идеологов-основателей неоконсервативного движения Нормана Подгореца, в правых кругах она известна также как «первая леди неоконсерватизма» [Person Jr., 2014]. По мнению Дектер, Рейган был первым нетипичным президентом со времен Второй мировой войны и самым «приятным» в истории США за исключением Линкольна [Decter, 1991].

Мидж Дектер создает образ «типичного президента» второй половины ХХ века в США и противопоставляет ему Рейгана, который и разрушил этот образ. Так, до Рейгана кандидат на пост президента должен быть движим безграничными амбициями и в то же время, быть полностью созданием своего окружения, тех людей, которые помогают ему в политической борьбе. Причем, довольно часто это окружение состоит из продажных людей и попросту грабителей. Ведется очень напряженная политическая борьба за президентство и вот после «индивидуального самопожертвования» и «изнурительного периода самодисциплины», новый президент входит в Овальный кабинет, неся на своих плечах армию моральных, денежных и политических «кредиторов». Президентство есть ни что иное как возвращение долгов; «президенту приказано быть „лидером“ в том плане, что лидерство это отречение от самого себя во имя намерений и планов других» [Decter, 1991].

Рейган имел гораздо больше «кредиторов», нежели у кого бы то ни было. Консерваторы больше «библейских сорока лет» странствовали по пустыне, и пришли в Вашингтон жаждущими революции. И в то же время, Рейгану удалось избежать «попадания в плохую историю», которого не удалось избежать, например, Никсону. Последнего критиковали за его прошлое; Рейгана же — за будущее, за те слова, которые он произносил на публике [Decter, 1991].

Эти слова не осуществились полностью, и «никакой революции [Рейгана — Н.К.] не случилось». Однако само по себе артикулирование этих идей вызывало панику со стороны либералов. Война, которую вел Рейган, была культурной войной. Либералы предполагали, что некоторые социальные группы (например, черные или гомосексуалы) являются более «равными», чем остальные американцы, урезая последних в правах на благо первым [Decter, 1991]. Рейган первым указал на то, что американская нация заблудилась и находится вдалеке от «правильного и животворящего слова „свобода“». Пусть Рейган и не установил в структуре власти того механизма, который разбирался бы с провалами либеральной политики, он первым начал снимать «завесу» с провалов либеральных теорий и практик [Decter, 1991].

В заключении следует резюмировать основные положения неоконсервативного взгляда на «фигуру» Рональда Рейгана. Первое, что стоит отметить — это подход неоконсерваторов к Рейгану как к модели для подражания. Они утверждают, что чтобы современным республиканцам преуспеть на политическом поприще, жизненно важно следовать во всем наследию президента — как во внешней, так и во внутренней политике.

Что касается первой, неоконсерваторы видят Рейгана как непреклонного проводника жесткой внешней политики, стоящей на двух «китах»: стратегическом (военном) и идеологическом (моральном) превосходстве США. Первое удалось достичь благодаря щедрому финансированию оборонного сектора. Вторая основывалась на национальной идее «американской исключительности», особой миссии американского народа. На практике рейгановская внешняя политика воплощалась в постоянном военном и идеологическом давлении на т.н. «авторитарные и тоталитарные режимы». Все это и предопределило гегемонию США на мировой арене.

Непреклонный во внешней политике, по вопросам внутренней политики «неоконсервативный» Рейган придерживается куда более мягких позиций. Неоконсерваторы не видят в нем сторонника неограниченного свободного рынка и успешного борца с «большим правительством». Взамен этого, Рейган делал ставку на поддержание государством социально-экономического минимума. Необходимость и первоочередность последнего обосновывается посредством понятия «человеческое достоинство», которое, по мнению неоконсерваторов, в ценностной иерархии президента стояло выше понятия «человеческой свободы». Таким образом, «неоконсервативный» Рейган понимал необходимость велфера. В то же время, он боролся против неэффективных социальных программ, против того государственного вмешательства, которое имеет своей целью не помочь «нуждающимся», а принудительно искоренить природное общественное неравенство.

В своих позициях Рейган отличался относительной гибкостью, трезвостью и нежеланием травмировать общество. Он был готов идти на уступки, не тратя энергию на отстаивание каких-либо идеологических рубежей «ценой жизни и смерти».