Христианство как духовный стержень средневековой культуры

Христианство как духовный стержень средневековой культуры Жизнь средневекового человека была всесторонне проникнута религиозными представлениями. Все в этой жизни приводилось в связь с христовой верой. Все основывалось на религиозном восприятии вещей и событий. Это было время действительного расцвета искренней веры.

Христианство очевидно имело тогда цивилизующее значение и являлось фактором окультуривания жизни.

Христианство — религия спасения, спасения душ человеческих. Но для того, чтобы спастись, надо было жить в соответствии с христианскими заповедями. И не только ветхозаветными (не убий, не лги, не кради, не прелюбодействуй и т. д.), но и новозаветными, позитивными, призывавшими возлюбить не только Господа, но и ближнего своего.

Ницше потом осуждал христианство как лицемерное выражение эгоизма слабых, как религию рабов. И ведь христианство исходно действительно было религией обездоленных, униженных, тружеников. Они, в качестве детей божьих, оказывались не только не ниже, а порой и как бы выше богатых и знатных.

Христианство пришло в мир с идей равенства всех перед Богом. Оно принесло с собой взгляд на человеческое страдание как на высокую ценность. Христианином оказывался прежде всего тот, кто пострадал за веру, и не только за веру, а и за других людей. Как Христос, который являл пример нравственной самоотверженности.

Следуя этому примеру, христианин и должен был по-христиански относиться к божьему миру, божьим тварям и, тем более, к людям.

Христианская вера, если не порождала, то усиливала чувство стыда за собственное несовершенство, будила совесть в случаях, если поведение человека не соответствовало божьим установлениям.

Помимо этого, и наряду с этим, цивилизация, окультуривание земной жизни происходили через просвещение.

Центрами же мудрости, в частности книжной, в Средние века являлись поначалу (да и потом) именно монастыри. Позже школьное образование стало концентрироваться в городах, в которых школы устраивались прежде всего при кафедральных соборах. И, наконец, в позднем средневековье появились и начали множиться европейские университеты.

Изучение Библии и богословия, теологии и в школах и в университетах занимало важнейшее место. Но и элементы светского образования постепенно становились все более значимыми. Средневековому обществу понадобились специально подготовленные (для целей реализации дел веры и дел управления, государственного и местного), образованные люди.

При все этом, в Средневековом обществе напряженная эмоциональная религиозность очевидно сочеталась с формализацией веры, ее рационализацией, ритуализацией, обмирщением. Именно во время полновластного господства церкви в жизни, когда все на свете соизмерялось с религией, когда она переплелась со всей жизнью, жизнь в ее нерелигиозных формах стала оказывать существенное воздействие на религию.

Священное, сакральное как бы растворялось в житейском (соприкасаясь с ним), обретало пусто-рациональные или даже гротескно-комические формы. Хейзинга упоминает о том, что народные проповедники могли обсуждать со слушателями вопрос о том, принимала ли Дева в зачатии Христа достаточно активное участие, чтобы действительно считаться матерью Божией. Церковные праздники проходили среди необузданного веселья с игрой в карты, пьянством, бранью.

Жизнь народа текла в привычном русле поверхностной религиозности, при весьма прочно укорененной вере с ее восторженными порывами и страхами.

Это касалось отношения к Богу, проповедником которого выступало духовенство. Но к самому духовенству в Средние века выработалось общее презрительное отношение, хотя отдельные проповедники и священники могли вызвать страстную любовь и уважение.

Презрение объяснялось, во-первых, тем, что в народном восприятии никогда полностью не исчезала неприязнь к тем, кто не умеет держать в руках ни орудий труда, ни оружия и, к тому же, обязаны соблюдать целомудрие. религиозный духовный христианство Во-вторых, высшее, да и среднее духовенство обмирщалось, жило вполне светской жизнью, зачастую роскошествовало ничего не производя. А низшее духовенство оказывалось именно низшим, «деклассированным». И те, и другие, нисколько не меньше, чем миряне грешили, развратничали, жадничали, злословили, нарушали все божественные заповеди.

Но это презрительное отношение могло меняться на почтительное. Для Средних веков вообще характерна импульсивная совмещенность благочестивого и греховного.

Французский король Филипп Добрый, который жил среди роскоши, имел множество внебрачных детей, был расчетливым, гневливым, надменным повелителем, — это же король мог поститься четыре дня в неделю, подолгу молился, даже рискуя проиграть из-за этого сражение. Греховность и благочестивость вполне уживались.

Человек мог истово устремляться к святости и грешить, не зная меры и удержу. Но, по мнению Хейзинги, как правило, существовало шаткое равновесие между тем и другим. И церковь старалась поддерживать его, не допуская крайностей. Церковь стремилась ввести своих прихожан в русло нормированности, ритуализованности.

Вместе с этим, религиозная впечатлительность, экзальтированность были велики. И это способствовало складыванию культов. Культов святых, и иных культов, в том числе и светских.

Христианство в его развитии стало весьма противоречивым феноменом культуры, и не только культуры. Христианская вера в ее земной реализации могла быть выражением культуры самого высокого уровня и явного бескультурья: невежества, аморальности, лицемерия. Эта двойственность сказывалась в таком явлении как монашество.

В светской жизни столь же двойственным было еще одно порождение средневековой цивилизации — рыцарство.