Раннее христианство и его правовое значение

Раннее христианство и его правовое значение.

христианство правовой политический религия

Христианство возникло в I в. н.э. в римской провинции Иудее. Римская империя переживала глубокий кризис. Восставали покоренные народы — во второй половине 60-х гг. прошла тяжелая иудейская война. Но и в самом Риме царили внутренний разлад, распущенность и моральная опустошенность верхов. Атмосфера неуверенности и ожидания конца благоприятствовала возникновению множества религиозных сект. Они проникали в Рим из стран Востока и легко обретали последователей: в переломные эпохи людям особенно нужна надежда на спасение.

Одной из таких сект и было христианство, зародившееся в лоне иудейской религии, но скоро отколовшееся или отторгнутое от нее. Иудаизм — первая последовательно монотеистическая (признающая единого Бога) религия. Она возникла более трех тысяч лет назад. Священные тексты иудаизма (Библия) создавались с XII по II в. до н.э. В длительном процессе формирования содержание религии менялось. В ней противоречиво сочетались суровые традиции древних племен, жертвоприношения, насилие, жестокость и поиски нового в духовной и нравственной сферах, подготовившие почву для христианства.

Старые традиции нашли выражение и в этнической основе иудаизма. Все древние религии носили племенной характер.

Иудаизм также представлял собой религию одного народа, считавшего себя избранным на том основании, что Бог через Моисея дал ему закон. Приняв этот закон, иудеи вступили в особые отношения с Богом, заключили с ним договор, который обеспечивал им божественное покровительство в случае соблюдения всех его предписаний.

Ростки нового в религии древних иудеев заключались в монотеизме и в особых представлениях об истории, не характерных для других древних народов. Согласно Библии история целенаправленна, суть ее — не в разрушении первоначально созданного совершенства, а в движении к своей высшей точке, к установлению Царства Божьего на земле, к вознаграждению за добрые дела, к воскрешению праведников. Типичное для многих современных народов понимание истории как поступательного движения связывается с иудейско-христианской традицией. Иудеи верили в пришествие мессии — спасителя, ниспосланного Богом Иеговой для установления справедливости. Ветхий Завет содержал предсказание, что мессия должен происходить из рода царя Давида. Иисус Христос (Христос по-гречески — помазанник (Мессия) для его последователей — христиан — и был таким Мессией. Правоверные же иудеи предали его суду как самозванца, посягавшего на основы их веры. Это и привело к выделению христианства в качестве особой религии, которая к священным книгам иудеев, названных христианами Ветхим или Старым Заветом, прибавила Новый Завет Иисуса Христа, не признаваемый евреями.

Новый Завет — главный источник суждений о политической мысли раннего христианства. Он состоит из четырех Евангелий, что означает по-гречески «благая весть» (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна), книги Деяний апостолов, 21 послания апостолов и Откровения Иоанна Богослова, более известного под греческим названием Апокалипсис (что и значит «откровение»). Это самая ранняя по времени написания часть Нового Завета — ее относят к 60-м гг. I в. В Апокалипсисе рисуются жуткие картины конца света и Страшного суда, содержится суровая критика Рима, называемого «вавилонской блудницей», гниющим и смердящим царством зла и порока, которому суждена гибель. Остальные канонические тексты сложились в период от середины I в. до середины II в. Вся раннехристианская литература дошла до нас на греческом языке.

Христианство — результат глубокой неудовлетворенности состоянием общества, которая особо остро ощущалась на периферии Римской империи, среди колонизованных, покоренных народов. Иисус призывает отрешиться от всех ценностей этого общества — от власти, богатства, наслаждений, славы и обещает взамен спасение души. В его проповеди аскетизма, смирения при всей ее аполитичности содержалось скрытое осуждение иудейско-римской действительности, признание ее порочной, несправедливой. Иисус, если верить Евангелиям, говорил о наступлении дня, когда последние станут первыми, а первые последними. Среди христиан сначала преобладали бедные люди — у них было больше оснований для недовольства, большая потребность в утешении, в поисках выхода. Понимали они учение по-разному. Одни связывали обещания Христа с загробным миром, со спасением души. Другие думали, что Царство Божие должно наступить на земле и жили напряженным ожиданием конца света, Страшного суда и последующего торжества справедливости. Это послужило основой для создания бунтарского образа Христа. В нем иногда видят проявление «революционно-демократического духа». Говорят даже, что Иисус-Бог, вероятно, имел своим историческим прототипом действительно существовавшего Иисуса — предводителя восставших. В Апокалипсисе находят революционную программу действий. Подобные суждения основаны на выдержках из Евангелий такого рода: «Предаст же брат брата на смерть, отец — сына… восстанет народ на народ, и царство на царство…» (Мф. 10, 21; 24, 7). «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10, 34). Такое представление о Христе искусственно. Евангелие — особый источник, эмоциональный, символический, он допускает разные толкования. Приведенные слова — не программа действий, а пророчество, предвидение бед, которые ожидают человечество. Им противостоят идеи непротивления злу, осуждения насилия («взявший меч от меча и погибнет»). Эти положения больше соответствуют духу христианства. Программа и суть христианства не в преобразовании мира, а в спасении души. Тело и все зримое и осязаемое, в том числе богатство, власть, — это низшая, бренная часть нашего существования. Душа нетленна и о ней надо заботиться. В Евангелии от Иоанна на вопрос Понтия Пилата «Ты Царь Иудейский?» Иисус отвечает: «Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда». Иисус пришел преобразовывать не общественный строй, а души. И все его и апостолов слова нужно воспринимать не в материальном, а в духовном смысле. Христиане не одобряли рабство. В посланиях апостола Павла говорится, что нет ни раба, ни свободного. Августин Блаженный считал рабовладение проявлением греха. Но это не значит, что христиане готовы были возглавить восстание рабов. Ничего подобного. В послании Павла к Галатам положение «нет ни раба, ни свободного» дается в контексте, который позволяет правильно понять его смысл: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3, 28). Есть же и мужской пол, и женский, но во Христе они равны, и только во Христе. Так же и с рабами. Подобная позиция нам уже встречалась в буддизме. Касты равны по отношению к этому учению, но не в действительности. Шудры могут приобщиться к благодати. Это не значит, что нужно свергнуть кшатриев. Возникновение христианства — революция, но не социальная, не политическая, а сугубо религиозная. Ф. Энгельс, не раз говоривший о революционности раннего христианства, нашел точные слова для определения его роли: христианство указывало путь «внутреннего спасения от испорченного мира».

Не призывая к сопротивлению, раннее христианство тем не менее находилось в явной оппозиции к режиму, существовавшему в Иудее и в Римской империи в целом. Оно воспринималось властями не только с подозрительностью, но и враждебно. И если вину за казнь Христа Евангелия возлагают на иудеев, то последующие преследования христиан осуществлялись повсеместно римлянами.

Не бросая прямого вызова Риму, христианство подтачивало его основы. В Риме, как и в Греции, государство сливалось с обществом, регулировало все стороны жизни человека. Религия была государственным делом, а христианство возникло как религия негосударственная. Оно провозгласило, что есть сферы, неподвластные государству, выходящие за рамки его полномочий. Культ впервые отходил от власти, а индивид отгораживал участок, в котором считал себя свободным от контроля государства. Христиане, во всем подчиняясь властям, отказывались участвовать в языческом культе, в первую очередь в поклонении императорам. То же самое делали иудеи, и римляне терпели это. Но иудаизм — вера одного маленького народа, а христианство было космополитично. Оно отказалось от иудейского принципа религии для одного избранного народа. Апостол Павел писал в посланиях: нет ни эллина, ни иудея — все они равны во Христе. Это делало христианство чрезвычайно привлекательным для париев империи, к какой бы народности они ни принадлежали, и позволяло ему быстро распространяться сначала по Средиземноморью, а потом и за его пределами.

Христиане объединялись в товарищества, общины, где вели совместную жизнь по обычаям, прямо противоположным римским. Римляне, как и греки, считали физический труд позорным, уделом рабов, а в христианских общинах все были обязаны трудиться собственными руками для пропитания, как подчеркивается в посланиях апостола Павла Фессалоникийцам (1 Фес. 4, 11) и Ефесянам (Еф. 4, 28). Свобода от производительного труда считалась в Риме достоинством гражданина, а в христианских общинах Павел рекомендовал следовать правилу: «…если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3, 10). В послании Коринфянам говорилось: «…каждый получит награду по своему труду» (1 Кор. 3, 8). Римское право довело до совершенства институт частной собственности, а в общинах первых христиан все было общее: «И никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее», «разделяли всем, смотря по нужде каждого» и «не было между ними никого нуждающегося…» (Деян. 2, 44−45; 4, 32−35). Эти принципы (общность имуществ, всеобщая обязанность трудиться, распределение по труду или по потребностям) позволяют говорить о христианском коммунизме. Особенности его в том, что он замкнут в религиозных общинах, а не является всеобщим правилом и носит в основном потребительский и распределительный, а не производительный характер.

Первые христиане осуждают богатство, связывая его с угнетением бедных. В послании апостола Иакова говорится: «Не богатые ли притесняют вас, и не они ли влекут вас в суды?» (Иак. 2, 6). Стяжательство объявляется несовместимым с верой в Бога: «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6, 24; Лк. 16, 13). «…Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Лк. 18, 25).

Христианские общины поддерживали связи друг с другом и по мере их распространения становились как бы государством в государстве. Они не боролись с империей, но стремились отгородиться от нее, решать все свои дела, даже тяжбы, без государственного вмешательства. Так рекомендовал апостол Павел.

Неудивительно, что замкнутость первых христиан, их самостоятельность, неучастие в официальном культе вызывали раздражение, подозрительность и преследования. Их обвиняли в анархизме, в подрыве империи, хотя справедливо это было лишь по отношению к немногочисленным экстремистским сектам, например к гностикам, которые заявляли, что Иисус всех сделал свободными. Преследования не сломили дух христиан, наоборот, они подогревали рвение. У веры появились мученики, а, как правильно заметил историк инквизиции Г. Ч. Ли, гонимая церковь всегда сохраняет праведность.

Но время шло, общины обрастали хозяйством, святых заменяли чиновники, складывалась иерархизированная и централизованная организация, у которой появились мирские интересы. Началось вырождение церкви, превращение ее в царство от мира сего. Ее главной целью становится расширение своего влияния. Церковь, ранее отгораживавшая себя от государства, теперь врастает в него, налаживает с ним отношения, обещая лояльность. Разоблачения Рима под видом «вавилонской блудницы» и предсказание его гибели в Апокалипсисе оставались в силе, но отступали на второй план. Конечно, это было «царство Сатаны», но в нем приходилось жить, а значит, нужно было с ним мириться.

Крайние секты, требующие неповиновения властям, отвергаются отцами церкви. Возникает апологетическая литература. Используя опыт крайних сект, римляне обвиняли христиан в подрыве империи. Апологеты доказывали, что эти обвинения несправедливы, что христиане — лояльные подданные, законопослушные люди. У них был убедительный аргумент — слова, приписываемые Евангелием от Матфея Христу: «…отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу».

Принцип покорности властям четко выражен в посланиях апостольских. В первом послании Петра говорится: «Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, — ибо такова есть воля Божия…» В своем втором послании апостол Петр угрожает в день Страшного суда суровыми карами «наипаче тех, которые… презирают начальства, дерзки, своевольны и не страшатся злословить высших» (2 Пт. 2, 10).

Особая заслуга в утверждении покорности властям и искоренении анархистских сект принадлежит апостолу Павлу, которого иногда называют вторым основателем христианства. В послании Римлянам он дает знаменитую формулу: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены». «Посему противящийся власти противится Божию установлению…» (Рим. 13, 1, 2). Это положение стало для христианства основополагающим и открыло ему путь сначала для легитимации, признания наряду с другими религиями (так называемый Миланский эдикт 313 г. правивших тогда совместно императоров Константина и Лициния), а вскоре и к превращению христианства в господствующую религию. Константин стал первым христианским императором. Церковь освятила его власть, возник союз трона и алтаря.

Гонимая церковь стала господствующей, и это пагубно сказалось на ней. Энтузиазм в ее рядах уступает место интересу. Высокая нравственность, идеализм — расчету и корысти. Едва освободившись от преследований, христиане стали преследовать представителей других религий и инакомыслящих (еретиков) в своей среде. Выигрыш, который давало обособление церкви от государства в плане свободы личности, был в значительной мере утрачен благодаря их сближению.

Тем не менее проблема соотношения духовной и светской властей, возникшая с христианством, сохранялась и даже стала основной для политической мысли на многие столетия. В Восточной Римской империи она решалась просто. Юстиниан в VI в. провозгласил себя высшей властью в церкви. На Западе этому помешали кризис светской власти, крушение империи. Перед лицом варваров церковь оставалась единственным оплотом римской и христианской цивилизации. Здесь не произошло подчинения церкви государству. Это поднимало престиж папства. На Западе в V—VI вв. сложилась доктрина «двух мечей», двух властей. Она исходила из дуализма человеческой природы. Человек обладает бренным телом и бессмертной душой. Тело подчиняется земной, светской власти, душа — небесной, церковной. В идеале обе власти равны, ни одна не подчинена другой, они не должны сталкиваться и соприкасаться. Но на деле конфликты были неизбежны, ими питалась политическая мысль. Церковь не смогла удержаться на высоте представлений о разделении духовной и светской властей, об их равенстве и независимости. Слабость королей подталкивала папство к провозглашению своего верховенства. Выдвигались два аргумента. Во-первых, вечная, загробная жизнь важнее земной, значит, и духовная власть выше светской; во-вторых, церковь, папство символизировали единство христианского мира, церковь, как душа, объединяла всех христиан, все княжества и царства, и потому папа представлял собой верховную власть на земле, поставленную над императорами и князьями.

Христианство доминировало в европейской политической мысли более тысячелетия. Эпоха феодализма прошла под его знаменем. Христианство поддержало этот строй, как и Западную Римскую империю в последние века ее существования. Влияние его было противоречивым, как и само христианское учение. Помимо того, что оно воздавало «кесарево кесарю», христианство способствовало торжеству мистики, иррационального в сознании людей. Греко-римская рационалистическая традиция была им вытеснена. Религиозная мифология — создание мира из ничего, всякая власть от Бога, государство как результат грехов людских — заменила попытки анализа естественного и исторического процесса. Были утрачены многие блистательные разработки греческих и римских философов и юристов по вопросам права и лучшего государственного строя. Перед лицом вечной жизни это казалось не столь важным.

Но наряду с этим христианство выдвинуло ряд новых идей, не известных древним и создающих условия для развития. Главная из них — отделение духовной жизни от мирской, церковной власти от светской. Это означало, что личность уже не принадлежит всецело государству, как это свойственно греко-римской традиции, где полис, империя поглощали человека. Христианство приоткрыло люк к свободе, нашло путь к небу не через государство. У человека появилось первое неотъемлемое право — право на бессмертие. Сфера автономии, раз возникнув, могла расширяться. Создание внегосударственной общины верующих выдвинуло проблему политической обязанности — следует ли подчиняться распоряжениям властей, если они несправедливы. Большинство христиан склонялось к повиновению, но не беспредельному. Если повеление противоречит вере, оно не связывает христианина. В разделении властей заложена основа сопротивления. Христианская идеология позволяла оправдывать даже тираноубийство.

Христианство содействовало гуманизации политической мысли, пропитало ее идеями нравственной ответственности. Греко-римское понимание уравнивающей или распределяющей справедливости было обогащено призывом к милосердию и любви к ближнему. Провозглашение равенства всех народов и социальных групп, уважение к физическому труду также справедливо связывают с христианством. При этом, однако, христианству было свойственно пренебрежение к проблемам этого мира и выдвижение на первый план религиозного идеала спасения души.

Разумеется, позитивные тенденции христианства были ослаблены его перерождением, его альянсом со светской властью. Практика церкви имела мало общего с христианским идеалом. Церковь запятнала себя корыстью, жестокостью, нетерпимостью, беспринципностью, участием в мирских делах. Тем не менее до XVII в. и даже позже христианство поставляло идеи и людей не только для защиты существующего строя, но и для его преобразования (различные еретические, реформационные течения). Это значит, что в нем содержались зерна прогресса.