Концепция легитимности в анализе политических процессов

В рамах данной работы электоральное поведение россиян объясняется через легитимность региональной власти. Этот факт, в свою очередь, предполагает использование нескольких концепций легитимности. Наиболее классические и влиятельные были упомянуты уже во введении, однако, каждая из них имела продолжение в конце XX — начале XXI века.

Прежде всего, одним из тех, кто первый агрегировал и наиболее успешно критиковал подходы Макса Вебера, Х. Линца и Липсета был не менее известный ученый Матей Доган. К основным положениям его критики в отношении концепции М. Вебера было то, что концепция не имеет четкой взаимосвязи между легитимностью и политическим режимом. Как отмечает М. Доган исторически традиционная и харизматическая типы власти проявлялись в автократиях, в то время, как легально-рациональная власть скорее характеризовала демократический строй, хотя и не исключала возможности появления в автократии. Именно поэтому, для данной работы важно принимать идеи М. Вебера только в контексте обобщения, но не для операционализмами переменных, т.к. его концепция не устанавливает четких причинно-следственных связей.

В свою очередь, М. Доган предлагает несколько иную концепцию легитимности, основывающуюся в большей степени на эмпирике. Несмотря на то, что в природе не существуют режимы со 100% легитимностью, Доган предлагает оценивать данный феномен посредством социологических опросов, в который включается три блока вопросов: во-первых, вопросы о том, признает ли респондент существующие законы и существующую систему правления; во-вторых, вопросы о наличии недостатков в системе и возможности/невозможности реформировать существующий порядок; в-третьих, вопросы о необходимости коренных изменений в обществе в случае недоверия респондента к существующей политической системе.

Именно поэтому, необходимо включить в анализ легитимности региональной власти социологические опросы, посвященные данной тематике, при этом, следуя логике М. Догана необходимо различать легитимность политического режима в целом и конкретного института или должностного лица, для чего необходимо проводить социологические опросы (или в нашем случае анализировать только те вторичные источники социологических данных), которые посвящены непосредственно конкретному институту.

В то же время, в силу увеличения роли государства в экономике М. Доган, вслед за Х. Линцем, предлагает рассматривать легитимность политической системы (института) в социально-экономическом контексте. При этом Липсет приводит несколько исторических примеров взаимозависимости экономической эффективности и легитимности: во-первых, падение демократии в Чили на фоне экономического кризиса и гиперинфляции, во-вторых, высокая корреляция между кривой безработицы и числом сторонником крайне правых партий в Веймарской республике в последние годы ее существования. Доган М. Легитимность режимов и кризис доверия// Социологические исследования. — М., 1994. — № 6. — C. 147−156.

В то же время, если несколько отойти от классических концепций и их агрегирования М. Доганом, то необходимо отметить также концепцию П. Бурдье, понимавшего легитимность в большей степени термином fides implicita, используемом в теологии и означающем скрытую верность. Именно поэтому, легитимность для Бурдье — «негласное доверие, молчаливая самоотдача, когда выбирают свое мнение через выбор своего официального выразителя». Бурдьё П. Социология политики. — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 78−113 с. В свою очередь государство, будучи актором, концентрирующим символический капитал, стремясь к увеличению влияния в распределении экономического и политического капитала, должен быть легитимным. Для чего оно создает представление о том, что у всех рядовых членов политики есть равный доступ к участию в управлению в государстве посредством выборов. Ожиганов Э. Н. Пьер Бурдье: господство и социология// Социология власти. — М., 2003. — № 4. — С.125.

Ч.Р. Миллс пошел несколько дальше и привязал абстрактную теорию Бурдье к американской реальности, выделив элиту, которая и навязывает то самое представление о равности избирателей. Миллс Ч. Р. Социологическое воображение. — М.: Nota Bene, 2001. — C.49 (264).

Из этого следует, что при анализе легитимности власти необходимо также учитывать и электоральное наполнение региональных политических процессов.

В то же время, нельзя не сказать о том, что легитимностью в российском контексте интересовались многие ученые не только нашей страны, но и многих западных стран. Так, например, Rudra Sil & Cheng Chen исследователи российский политический режим и его легитимность в сравнительной перспективе. Как оказалось, согласно социологическим опросам, посвященным легитимности, респонденты выделяли несколько разных характеристик советского (опрос проводился в конце 70-х гг.) и постсоветского режимов (опрос проходил в 1998 г.) представленных в таблице 1, при этом как отмечают авторы коренные изменения в виде конкретных индикаторов (Сильный vs Слабый и т. д.) и свидетельствуют об изменении степени легитимности политической власти в России.

Таблица 1. Наиболее характерные особенности советского и постсоветского режима

В то же время, авторы данного исследования не пытаются объяснить данную динамику посредством того, что россияне, предпочитая демократические институты, считают, что данные правила игры не функционируют в полной мере. Напротив, мотивация именно таких ответов объясняется неспособностью государства производить и перераспределять общественные блага, которые оказываются крайне важными для рядовых граждан. Sil R. and Chen C. State Legitimacy and the (In)significance of Democracy in Post-Communist Russia// Europe-Asia Studies. — London., 2004. — № 3. — P. 347−368.