Дон Кихот и князь Мышкин (по роману Сервантеса «Дон Кихот» и роману Ф. М. Достоевского «Идиот»)

Не случайно Мышкин способен практически следовать заветам любви. Роман Достоевского проникнут предвосхищением будущего в духовной жизни человечества, мыслью о единой морально-целостной жизни общества, мечтой о подлинно гуманных формах общения между людьми. Салтыков-Щедрин так писал об этом: «По глубине замысла, по ширине задач нравственного мира, разрабатываемых им, этот писатель стоит у нас совершенно особняком. Он не только признает законность тех интересов, которые волнуют современное общество, но даже идет далее, вступает в область предвидений и предчувствий, которые составляют цель не непосредственных, а отдаленнейших исканий человечества». В романе имеется ценностный аспект отражения жизни, т. е. писатель утверждает идеал как определенную духовную ценность, выходящую за пределы изображаемой конкретной исторической эпохи 60-х годов.

" Ценность" дается заранее определенной и как нечто общечеловеческое, вечное, абсолютное и противопоставленное современному конкретно-историческому миру Заостренной духовностью Мышкин, несомненно, обращен к будущему этапу человеческой истории и предвосхищает это будущее. Но вместе с тем он лишь приближается к «вековечному идеалу» — возлюбить ближнего как самого себя, потому что полное осуществление этого идеала связано, по мысли Достоевского, с концом земного существования человека, с перерождением его в другую натуру, в другое высшее существо, которое «не женится и не посягает». Как и любой другой человек, Мышкин находится в состоянии «переходном», некоторыми свойствами своего характера он связан с эпохой цивилизации: хотя он и лишен гордости и тщеславия, но ему свойственно личное начало, проявляющееся непроизвольно. Участник всеобщей человеческой трагедий, Мышкин связан с ней началом личности, сказавшимся в истории его отношений с Настасьей Филипповной. В чистую сферу сострадания он вносит личное влечение и восхищение, которые в данном случае, согласно авторской концепции, следует рассматривать как роковую, непоправимую ошибку, породившую тяжелые последствия.

Идеал бескорыстной любви оказался неосуществленным — именно этим князь Мышкин связан с «переходным» периодом человеческой общественной истории.

Цель изобразить «положительно-прекрасного человека» в реальных обстоятельствах России 60-х годов приводит писателя к созданию трагического героя, обращенного в будущее лучшими помыслами, но еще связанного с настоящим историческим моментом человечества прежде всего до конца неизжитой «обособленностью», а также некоторой раздвоенностью своей личности. Ученые уже обратили внимание на борьбу противоположных начал во внутреннем мире Мышкина, различных сфер его сознания. Мораль сострадания — это мировоззренческая сфера героя, органически связанная с его внутренним нравственно-психологическим строем, но он ощущает, и темную бездну подсознания в себе, отсюда его внимание к сложному сочетанию добра и зла в человеке. Гармоничность Мышкина — выстраданная гармоничность. Простодушие, доверчивость не мешают князю быть проницательным: «Насквозь человека пронзаете, как стрела, такою глубочайшею психологией наблюдения».

Достоевский, как уже говорилось в настоящей работе, будучи православным мыслителем, понимал грех как катастрофу сознания, осознания человеком себя отделенным от Бога, т. е. способным рассудочно познавать себя, мир и самого Бога. Следовательно, рассудочность — главное людское качество на грешной земле. Не случайно начало перехода князя в мир людей, осознания тоски и собственной «новой жизни» ознаменовано большим общением с Аглаей и Ипполитом и меньшим с Настасьей Филипповной и Рогожиным. Князь даже говорит Аглае о Настасье Филипповне: «Бог видит, Аглая, чтобы возвратить ей спокойствие и сделать ее счастливою, я бы жизнь мою, но… я уже не могу любить ее, и она это знает!». В особенности Ипполит во многом причастен к открытию князю «новой жизни» — он выразил словами и сообщил Мышкину то, о чем последний тосковал глухо и немо; без слов Ипполита он не осознал бы трагедии людского отчуждения, трагедии богооставленности, теперь же «ему казалось, что он все это говорил и тогда, все эти самые слова, и что про эту „мушку“ Ипполит взял у него самого, из его тогдашних слов и слез».

Князь Мышкин, сказав однажды «теперь я к людям иду», готовил себя к некоей миссии и был готов «исполнить свое дело честно и твердо» — он должен был сострадать, ибо сострадание, по его собственным словам, «есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества». Он должен был проходить земной путь со всеми людьми вместе, принять их всех в свою душу со всей их тоской, грехами и «гордостью» богооставленности — стать всем братом. Он выполнил свою миссию: любил всех и страдал за всех. Своей любовью и страданием князь свидетельствовал об истине, об утраченной целостной, Божественной жизни, принимая в свою душу как рассудочный грех Ипполита, так и чувственный грех Рогожина.

Князя Мышкина в Швейцарии окружали дети, там он был счастлив и не знал людей (потому и думал, уезжая: «…теперь я к людям иду»); там грезил он о «новой жизни», но это был лишь неясный, беспокойный сон о земных людях. Князь Мышкин попадает на землю, оскверненную грехопадением, к людям, которые захотели стать, «яко бози», и отделили себя от целого, и узнали зло и скорбь, и полюбили скорбь; они стали «чужими» и «выкидышами» на этом «пире, которому нет конца», где каждая «крошечная мушка … во всем этом пире и хоре участница, место знает свое, любит его и счастлива». Их любовь на грешной земле всегда заключает в себе тоску, душа как бы хранит память об идеале, о жизни в раю несогрешившего человека. Это и было именно то, что хотел узнать князь: «отчего тоскуют люди»; это было именно то, что открыл для себя в рассказе «Дневника писателя» зеркальный двойник князя Мышкина, увидев людей, еще приобщенных к «пиру, которому нет конца»; «…у них было какое-то насущное, живое и беспрерывное единение с Целым вселенной <…> По вечерам, отходя ко сну, они любили составлять согласные и стройные хоры <…> Я часто говорил им, что вся эта радость и слава сказывалась мне еще на нашей земле зовушею тоскою, доходившею подчас до нестерпимой скорби». Если зеркальный двойник Мышкина заразил собой счастливую, безгрешную землю, то Мышкин (как и подобает зеркальному двойнику) сам заразился тоской грешных людей.

Заключение

«Среди общей массы живущих всегда есть люди, которых нечто выделяет человека в толпе, не дает его спутать ни с кем. Это такая манера поведения, или точнее, отсутствие манеры, когда видишь: человеку нельзя мешать, он занят мыслями поистине непостижимыми, а в моменты, когда вдохновение отступает, человек томится над загадкой того, что он есть».

Чудаки движут ходом истории. Почему? Потому что только они, выпавшие из контекста тусовки, вписаны в контекст эпохи. Или, может потому и выпадают, что вписаны явно не в серую массу.

В сущности, искать чудаков можно везде: в прошлом, в будущем, в бумажной литературе или в сети интернет. Кому-то из них повезло больше, кому-то меньше.

Чувство сострадания, мне кажется, присуще русским людям присуще больше всего. Они всегда готовы прийти на помощь ближнему, очень часто забывая о себе и собственном благополучии.

Герои, которых все привыкли слегка жалеть, едва ли не самые счастливые в нашей литературе. В них нет недовольства людьми, они ни в ком не видят ничего дурного.

Интересно, что просто от прикосновения к сердцу «странного человека», даже через книгу, в душе нашей что-то нежное просыпается, доброе.

Во многих произведениях мировой литературы интерес представляют некие чудаки именно потому, что они спустя время становятся символами, теми литературными героями, которые, несмотря на время, продолжают нести в себе тайну жизни, ее развития.

«Странные люди» мировой и русской литературы ищут свое счастье где-то внутри себя. Глубокий и сокровенный смысл их жизни придают самые обыкновенные мечты, наполняя тихим теплом их жизнь. Мы жалеем «странных людей» потому, что очень обидно: страдающими, обиженными становятся самые добрые и чистые… Они живут в своем измерении, окружают же их обычные люди, поэтому никому из чудаков не удается быть до конца счастливым.

Блаженные не замечают гадостей, зла, жестокости. Для них существуют только несчастные, лишенные сострадания.

«Хорошо и отрадно становится на душе, от того, что до сих пор живут на нашей планете люди, согревающие нас своей теплотой и любовью, странные люди…»

Библиография Достоевский Ф. М. Идиот -Л.:Лениздат, 1987

Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 10- тт.-М.:Художественная литература 1958

Сервантес Мигель, де Хитроумный идальго Дон Кихот Ломанчиский Т. I-II /перевод Г. Л. Лодзинского .-М, 1935;1937

************************************************************************

Багно В. Е. Дорогами «Дон Кихота». — М.: Книга, 1988

Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского .- М., 1974

Бахтин М. М. Влпросы литературы и эстетики: Исследования разных лет.-М.:Наука, 1975

Берковский Н.Я.

Литература

и театр.

М, 1969

Бочаров С.Г. О композиции Дон Кихота//Бочаров С.Г. О художественных мирах: Сервантес. Пушкин, Бараынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов.

М:Наука, 1988

Гражис П.И. О взаимодействиях реалистического и романтического начала в романе Достоевского «Идиот"//Вопросы романтического метода и стиля.

Калинин.-М, 1978 — С.87−88

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 2.

Иванов В. Кризис индивидуализма. К 300- летию годовщины «Дон Кихота"//Вопросы жизни.-1905.-№ 9.-С60−61

Карманный словарь иностранных слов, входящих в состав русского языка, издаваемый Н. Кирилловым.

СПб., 1845

Вып. 1

Курляндская Г. Б. Нравственный идеал героев Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского.

М.:Просвещение. 1988

Плавскин З.И.

Литература

Возрождения в Испании.

СПб: Изд-во С-Петербургского ун-та, 1994

Поспелов

Г. Н. Дотоевский и реализм русских романов 1860-х годов//Достоевский и русские писатели: Традиции новатарства и мастерства.

М.:Просвещение. 1971

Салтыков -Щедрин Полное СОБР. Соч.Т.

8.-М, 1937

Сервантовские чтения.

Л.:Наук, 1984

Тюхова Е. В. Проблемы положительного героя в романе Ф. М. Достоевского «Идиот». -Орел, 1964

Фридлендер Г. М. Реализм Достоевского.

М, Л, 1964

Бочаров С.Г. О композиции Дон Кихота//Бочаров С.Г. О художественных мирах: Сервантес. Пушкин, Бараынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов.

М:Наука, 1988.-С.5

Бахтин М. М. Влпросы литературы и эстетики: Исследования разных лет.-М.:Наука, 1975.-С.132

Сервантес Мигель, де Хитроумный идальго Дон Кихот Ломанчиский Т. I /перевод Г. Л. Лодзинского .-М, 1935;1937.-С.42

Бочаров С.Г. О композиции Дон Кихота//Бочаров С.Г. О художественных мирах: Сервантес. Пушкин, Бараынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов.

М:Наука, 1988.-С.6

Плавскин З.И.

Литература

Возрождения в Испании.

СПб: Изд-во С-Петербургского ун-та, 1994.-С. 217

Сервантес Мигель, де Хитроумный идальго Дон Кихот Ломанчиский Т. I /перевод Г. Л. Лодзинского .-М, 1935;1937.-С.11

Там же Т. II-C/58

Там же .ТI.-С.25

Бочаров С.Г. О композиции Дон Кихота//Бочаров С.Г. О художественных мирах: Сервантес. Пушкин, Бараынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов.

М:Наука, 1988.-С. 26

Сервантес Мигель, де Хитроумный идальго Дон Кихот Ломанчиский Т.-II /перевод Г. Л. Лодзинского .-М, 1935;1937.-С.26

Сервантес Мигель, де Хитроумный идальго Дон Кихот Ломанчиский Т.-II /перевод Г. Л. Лодзинского .-М, 1935;1937.-С.26

Там же ._С.25

Сервантес Мигель, де Хитроумный идальго Дон Кихот Ломанчиский Т.-II /перевод Г. Л. Лодзинского .-М, 1935;1937.-С.10

Там же .-С.14−15

Бочаров С.Г. О композиции Дон Кихота//Бочаров С.Г. О художественных мирах: Сервантес. Пушкин, Бараынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов.

М:Наука, 1988.-С.36

Сервантес Мигель, де Хитроумный идальго Дон Кихот Ломанчиский Т.-II /перевод Г. Л. Лодзинского .-М, 1935;1937.-С.32

Сервантес Мигель, де Хитроумный идальго Дон Кихот Ломанчиский Т. I-II /перевод Г. Л. Лодзинского .-М, 1935;1937

Багно В. Е. Дорогами «Дон Кихота». — М.: Книга, 1988. -С.46

Там же -С.47

Иванов В. Кризис индивидуализма. К 300- летию годовщины «Дон Кихота"//Вопросы жизни.-1905.-№ 9.-С60

Сервантовские чтения.

Л.:Наук, 1984.-С.174

Там же .-С.174

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 2. С. 4.

Карманный словарь иностранных слов, входящих в состав русского языка, издаваемый Н. Кирилловым.

СПб., 1845

Вып. 1 С. 75—76

Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского .- М., 1974. — С.45

Курляндская Г. Б. Нравственный идеал героев Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского.

М.:Просвещение. 1988.-С.227

Фридлендер Г. М. Реализм Достоевского.

М, Л, 1964.-с.245

Фридлендер Г. М. Реализм Достоевского.

М, Л, 1964.-с.246

Достоевский Ф. М. Идиот -Л.:Лениздат, 1987.-С.137

Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского .- М., 1974.-С37

Достоевский Ф. М. Идиот -Л.:Лениздат, 1987.-С.198

Курляндская Г. Б. Нравственный идеал героев Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского.

М.:Просвещение. 1988.-С227

Там же .-С.228

Достоевский Ф. М. Идиот -Л.:Лениздат, 1987.-С.174

Цит. По кн. Курляндская Г. Б. Нравственный идеал героев Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского.

М.:Просвещение. 1988.-С231

Тюхова Е. В. Проблемы положительного героя в романе Ф. М. Достоевского «Идиот». -Орел, 1964.-С.177

Достоевский Ф. М. Собрание сочинений

Т.

8.-М.:Художественная литература 1958.-С.78

Там же ._С.79

Салтыков -Щедрин Полное СОБР. Соч.Т.

8.-М, 1937.-С.498

Поспелов

Г. Н. Дотоевский и реализм русских романов 1860-х годов//Достоевский и русские писатели: Традиции новатарства и мастерства.

М.:Просвещение. 1971.-С.45

Достоевский Ф. М. Идиот -Л.:Лениздат, 1987.-С.265

Там же .-С.272

Там же .-С.91

Достоевский Ф. М. Идиот -Л.:Лениздат, 1987.-С.112

Там же.-С.67

Багно В. Е. Дорогами «Дон Кихота». — М.: Книга, 1988.-С.12

Там же.-С.48