Написать 5 работ на предоставленные темы (по 1 работе на каждую тему)

Причем на одного из этих русских «бесов» в романе это подействовало настолько, что он в результате настолько стал нерусским, что из западных моральных уродов Моллешота, Бюхнера и им подобных соорудил аналой и молился этим западным богам, то есть полностью свихнулся, причем опасно для общества.

Заканчивается этот роман оригинально — мрачно и оптимистически, ибо почти все «герои» романа погибают, и утопически — главный идеолог прозревает и раскаивается в библейской манере.

Роман «Бесы» был задуман как художественное обличение той части русской интеллигенции, которая стремилась к революционному перевороту. Достоевский сумел разгадать за розовыми иллюзиями либеральных чаяний подлинный сатанинский лик грядущей революции. Он гениально угадал диалектику коммунизма, начавшегося в качестве исторически объяснимого и по-своему возвышенного заблуждения и переродившегося затем с внутренней необходимостью в порождение злой воли, начавшегося призывом к освобождению человека и закончившегося его закрепощением.

Конкретным поводом для описания центральных событий в романе явилось, как уже было сказано, раскрытие заговора революционного кружка «нечаевцев». В романе руководитель кружка выведен в образе Петра Верховенского. В словах последнего с удивительной точностью раскрывается сущность грядущей сталиновщины: «каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, и все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях — клевета и убийство, а главное — равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов.

Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям — не надо высших способностей… Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство… Горы сравнять — хорошая мысль…"

Достоевский говорит о том, что любовь к человечеству, лишенная нравственных корней, легко переходит в презрение или равнодушие к тому же человечеству, а особенно к конкретному человеку.

«Но вот грозные предсказания сбылись во всей точности, — писал митрополит Антоний (Храповицкий), — народ тонул в крови, исчах от голода и холода, сгнил от болезней; все возненавидели друг друга. Хватаясь за голову и ломая руки, они восклицают: ведь все это нам предсказано; все это всей стране возвещалось в книгах (роман „Бесы“ и др.) которые мы все читали; но мы, безумные, смеялись над нашим пророком именно за эти предсказания, хотя и благоговели перед его гениальным умом и талантом».

Как религиозный мыслитель и пророк Ф. М. Достоевский противостоял надвигающейся на человечество новой эпохи воинствующего атеизма и скрытого богоборчества в виде идеологии либерализма и коммунизма. Он противопоставлял им русскую идею как «всесветное единение во имя Христово», которым для него была церковь. «Я не про здания церковные теперь говорю, — писал Достоевский, — и не про притчи, я про наш русский „социализм“ теперь говорю (и это обратно противоположное Церкви слово беру именно для разъяснения моей мысли, как ни показалось бы это странным), цель и исход которого всенародная и вселенская Церковь, осуществленная на земле, поскольку земля может вместить ее. Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нем присущую, великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христово… Не в коммунизме, не в меланхолических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово».

Для Ф. М. Достоевского быть русским означало быть православным. Он считал русский народ великим, вероисповедным народом-богоносцем, главное призвание которого служить Господу Иисусу Христу и вселенскому православию. «В народе нашем, — писал Ф. М. Достоевский, — сложилось и укрепилось даже такое понятие, что вся Россия для того только и существует, чтобы служить Христу и оберегать от неверных все вселенское Православие». Ф. М. Достоевский глубоко верил (и предсказал), что у России и русского народа есть особая религиозно-мессианская роль в истории — нести православную веру во Христа для спасения народов мира. «Сущность русского призвания, говорил он — состоит в разоблачении перед миром Русского Христа, миру неведомого и которого начало заключается в нашем родном Православии».

Без сомнения, Достоевский опередил время: по-настоящему глубокое прочтение его произведений — удел двадцатого (и, вероятно, двадцать первого) века. Многие писатели-современники относились к нему неодобрительно. Наиболее яркий пример — реакция на роман «Бесы», заключавшаяся в провозглашении Достоевского ретроградом. А ведь сегодня «Бесы» воспринимаются как актуальнейшее произведение!

Излюбленный персонаж Достоевского — герой-идеолог, герой, обладающий определенной системой ценностей. Это эмоциональные позывы, которые принимают вид абстрактного теоретизирования и превращаются в руководящие жизненные принципы.

Двадцатый век стал веком тотального засилья идеологий — идеологий, навязываемых обществу и человеческой личности и уродующих эту личность. Идеологии являются разобщающими барьерами между людьми. Достоевский предугадал это тлетворное влияние человеческих греховных идеологий и произнес суд над ними.

В основе идеологий лежат низменные страсти человека. Таковы идеологические рассуждения Раскольникова, толкающие его на ужасное преступление. Таковы революционные идеи низких и беспринципных людей в «Бесах». Одна из греховных страстей, лежащих в основе человеческих идеологий, — гордыня.

Герои не делятся на два лагеря — положительных и отрицательных. Диалектика персонажного ряда гораздо сложнее. В центре внимания автора отнюдь не фантастические злодеи, а личности чрезвычайно богатые, неоднозначные, борющиеся — Раскольников, Ставрогин, Дмитрий и Иван Карамазовы, Настасья Филипповна. Они зачастую бывают соотнесены с персонажами (своими «двойниками»), в которых абсолютизированы или извращены те или иные их черты, — Лужин и Свидригайлов, Петр Верховенский, Смердяков. Именно эти образы позволяют наиболее ярко увидеть уродливость идеологий, их разрушительность.

Оказавшийся столь не угодным многим роман «Бесы» вскрывает уродливость уже не лжерелигиозной, а политической идеологии — идеологии революционеров-террористов. Сегодня он воспринимается как пророчество ужасных катаклизмов XX века, как предостережение.

Идеология здесь губит своих создателей, что ярко показано на примере главного героя — Ставрогина. Как писал Николай Бердяев в статье «Ставрогин», «он не мог и не хотел сделать выбора между Христом и антихристом». Будучи богатой и привлекательной личностью, Ставрогин потерял себя, «ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее…» А ведь и ему в качестве спасения предлагался путь любви.

Спустя тридцать пять лет после «Бесов» наступил год 1905;й: прогноз и диагноз Достоевского подтверждался по крайней мере в части огненного испытания. Начиналась эпоха интерпретаций романа — литературно-общественная мысль силилась уловить связь реалий исторической действительности с изобличенной и осужденной писателем «бесовщиной». Как правило, такая связь обнаруживалась: новый этап революционного движения в России давал основания видеть в романе Достоевского концепции универсального характера. «Дешевое глумление над…

нигилизмом и презрение к смуте", как определял отношение Достоевского к революции Салтыков-Щедрин 2, вдруг, в начале XX века, осозналось как предощущение трагическое: символистская критика — В. Розанов, Д. Мережковский, Л. Шестов, А. Волынский, Н. Бердяев — открыла в Достоевском «вечное».

Наступившая вслед за 1905 годом реакция с ее карательными экспедициями и виселичными столбами была ими перетолкована в мистическом духе, напоминающем бредовую фантастику «Бесов», зыбкую двуличную пропаганду Верховенского-младшего. Волна самоубийств, прокатившаяся по двум столицам и губернским центрам России, взывала к памяти инженера Кириллова, другого персонажа «Бесов».

Роман «Бесы» был опубликован в «Русском вестнике» в 1871 году. Один из противоречивых романов, долгое время стоял в ряду антинигилистических романов русской литературы (Лесков «На ножах»). Роман «Бесы» был воспринят как памфлет, как жестокая сатира на революционное движение в России. Эта точка зрения долгое время существовала именно тогда, когда роман вышел в свет. Демократическая критика не приняла роман, роман осуждали как ту книгу, что направлена против революции.

Эта позиция занимала одно из ведущих мест, вплоть до 60-х годов 20 века. В период первой оттепели появилась другая точка зрения, стремящаяся хоть как-то реабилитировать роман, спасти его художественную ценность: роман направлен не против революции, а против подмены революции анархизмом и прочими движениями. Дореволюционная точка зрения, что созрела в кругах православных ученых: Сергей Булгаков (о.Сергий) в 1914 году напечатал свою статью «Русская мистерия» по поводу романа Достоевского. Сергей Булгаков считал роман религиозно-философским, а не социальным. С точки зрения философа, это «средневековая мистерия» в духе современных коллизий. Пророческий роман, который провидел развитие истории.