Дневниковая проза

Он видит свою задачу в том, чтобы «отстоять жизнь», иными словами — писать и, по возможности, выжить: «ставка теперь не на сильную личность в широком творческом смысле слова, а на личность, которая выживает».

Сам Пришвин, как мы уже неоднократно упоминали в этой работе и будем далее подчеркивать это, живет простой жизнью и жизнь это отражается в его дневниках, среди бытовых забот, обычных для человека, живущего с семьей в собственном доме и вынужденного думать о заработке. Пришвины держат корову, и жена писателя продает соседям молоко. Человек народной жизни и судьбы, он не принадлежит к писательской элите, хотя и не попадает в число гонимых. В своем дневнике Пришвин отмечает: «надо …жить своей обыкновенной жизнью и записывать, как обыкновенная жизнь изменяется в связи с событиями».

Не упускает из внимания Пришвин и своих знаменитых современников, хотя и не часто мы найдем в его дневнике хоть какие то упоминания о писателях, его собратьях по перу.

Особе место в жизни писателя занимает М. Горький, с которым у него были не простые, ревностные отношения, одновременно они и критиковали друг друга и притягивались к друг другу как магниты.

Вот запись, где Пришвин опять же бросает камень в огород Горького, упоминает Есенина: «Помню, еще Камeнев на мое донесение о повседневных преступлениях ответил спокойно, что у них в правительстве все разумно и гуманно. „Кто же виноват?“ — спросил я. „Значит, народ такой“, — ответил Камeнев/ А такие люди, как Тихoнов, Базарoв, Гoрький еще отвлеченнее, чем правительство, их руки чисты не только от крови, но даже от бoльшевистских портфелей… Для них, высших бар марксизмa, гoлoвотяпами являются уже и Сталины… Их вера, опорный пункт — разум и наука/. Эти филистeры и не подозревают, что именно они, загородившие свое сердце стенами марксистскoгo „разума“ и научной классовой борьбы, являются истинными виновниками „гoловoтяпствa“. И пишет Пришвин, критикуя, своих современников, далее:» Они презирают правительство, но сидят около него и другого ничего не желают. Вот Есенин повесился и тем спас многих поэтов: стали бояться их трогать.

Предложи этим разумникам вместе сгореть, как в старину за веру горели русские люди. «За что же гореть? — спросят они, — все принципы у нас очень хорошие, желать больше нечего: разве сам по себе коллективизм плох или не нужна стране индустриализация?

Защита материнства, детства, бедноты — разве все это плохо? За что гореть?20″

Так что мы видим здесь какую оценку дает писатель самоубийству Есенина, в том, что это самоубийство у него не возникает никаких сомнений.

Важнейшее место в дневниках и в жизни Пришвина занимает И. А. Бунин, в 1943 году в деревеньке Усолье под Переславлем-Залесским он пишет в дневнике: «Вчитывался в Бунина и вдруг понял его, как самого близкого мне из всех русских писателей. Для сравнения меня с Буниным надо взять его „Сон Обломова-внука“ и мое „Гусек“. „Сон“ тоньше, нежнее, но „Гусек“ звучнее и сильнее. Бунин культурнее, но Пришвин самостоятельнее и сильнее. Оба они русские, но Бунин от дворян, а Пришвин от купцов21».

Появление Бунина на страницах пришвинского Дневника одновременно и закономерно, и неизбежно, и поразительно. Поразительно тем, что в отличие от устремленного к современности Пришвина, Бунин всю свою жизнь любил Россию древнюю — чем древнее, тем она ему была дороже — и не переносил Россию современную, советскую, которую пытался понять и принять Михаил Пришвин и которой служил если не он сам, как теперь мы видим из его дневников, но его любимые герои. А неизбежно появление имени Бунина в контексте пришвинского творчества потому, что здесь столкнулись не просто две крупные личности, два мировоззрения или даже два класса, но два русских времени: прошедшее и будущее.

Оба они принадлежали к одному поколению, были земляками и прожили долгие, хронологически совпадающие жизни; в судьбах этих писателей есть некое странное равновесие схожих и разительно отличных черт, внешних и внутренних совпадений, относящихся к детству и ранней молодости обоих, и едва ли не первая и главная из них — бедность и очень неровные, изломанные отроческие годы, из которых так трудно было вырваться и выбиться в люди. Существуют поразительные точки сближения в их творческом пути, поражает их глубочайший и выстраданный диалог о России, о русской революции, о народе, о вере в Бога, который заочно, сами того не ведая, вели они и в своих дневниках, и в художественной прозе друг с другом. Однако напомним, что Бунин Пришвина фактически не знал или по крайней мере никак о его книгах и о нем не высказывался, а у Пришвина было к нему в разные годы разное отношение и с эмигрантским творчеством первого русского нобелевского лауреата он знаком не был за исключением разве что «Митиной любви» («До неприятности все близкое (елецкое) и так хорошо написано, будто не читаешь, а ликер пьешь»), ничего не меняет. Как мы увидим далее отношение Пришвина к Бунину действительно неоднократно менялось от неприязненного и в конце концов к глубочайшей симпатии.

Пришвин мало перед кем раскрывался, если только не считать страниц своих дневников, но все же даже дненвники, какими бы искренними они ни были, освещает лишь часть человеческого «я» и под определенным углом зрения, создавая ощущение полной раскрытости и в то же время многие вещи затеняя и пряча. А главное, идею взять себе в провожатого Бунина, без всякого сомнения, одобрил бы и сам Пришвин, вот какую запись мы можем найти в его дневниках: «Есть люди такие, как Ремизов или Бунин, о них не знаешь, живы ли, но их самих так знаешь, как они установились в себе, что не особенно и важно узнать, живут они здесь с нами или там, за пределами нашей жизни, за границей ее22», — писал он за год без трех дней до смерти Ивана Алексеевича.

Встречается на страницах дневника и А. Блок, с которым у Пришвина также были не простые отношения, так как Пришвин превозносил Блока, ставил его всегда очень высоко, но Блок относился к Пришвину более чем прохладно,. Посетив в 1915 году салон Сологуба, где бурно обсуждался еврейский вопрос, Михаил Михайлович дал убийственную характеристику всем собравшимся за исключением Александра Александровича: «Салон Сологуба: величайшая пошлость самоговорящая, резонирующая, всегда логичная мертвая маска… пользование… поиски популярности… Горький, Разумник и неубранная голая баба. Бунин — вид, манеры провинциального чиновника, подражающего петербуржцу-чиновнику (какой-то пошиб). Карташов все утопает и утопает в своем праведном чувстве. Философов занимается фуфайками. Блок — всегда благороден23».

Заключение

Итак, подводя итоги, можно сказать что мы добились поставленной цели, показали, раскрыли внутренний мир писателя, раскрыли средство с помощью которого до нас доходят важнейшие мысли и чувства писателя -дневниковые записи Без дневника М. М, Пришвина, он так бы и остался для нас лишь «певцом природы» и кроме слов Паустовского о том что «Если бы природа могла чувствовать благодарность к человеку за то, что он проник в ее тайную жизнь и воспел ее красоту, то прежде всего эта благодарность выпала бы на долю писателя Михаила Михайловича Пришвина».

Не только красоты природы воспевал писатель, но и прозу жизни. Значительное место в пришвинских дневниках отведено суровой действительности, тяжелейшим тридцатым годам. «совесткая» тема сквозит постоянно лейтмотивом во всех пришвинских дневниках именно поэтому мы так часто обращались к ней. Писатель наблюдает и записывает кощунственные вещи, такие как снос колокольни в Сергиевом Посаде и прочее, дает нам свои оценки, суждения.

Дневники Пришвина — большой труд всей его жизни, величайшая часть его творчества, открывающая нам личность писателя с доселе неизведанной стороны.

Дневник Пришвина — не только и не столько рассуждения и идеи, но и повседневная жизнь конкретных людей, известных и совсем неизвестных, людей, пытающихся, каждый по-своему, выжить, — их на этих страницах десятки и десятки, и кажется, что сама жизнь здесь обрела голос, и этот голос не громкий, тон не пафосный. Пришвин не страшится банальностей, общих мест, не заботится об оригинальности размышлений, выводов или суждений — он «поэтически описывает» жизнь, не обходя вниманием, кажется, ни единого темного уголка, и в то же время не разрушая остро переживаемой им связи между событиями в природе, в истории и в его собственной жизни.

Варламов А. Заметки о современной прозе.

http://www.litkarta.ru/russia/mosco.w/persons/varlamov;

Варламов А. Пришвин или Гений жизни. «Октябрь» 2002, № 1. С.56

Ефремов А. см. Электронные публикации института русской литературы.

http://www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1390

Капица П. Л. Из воспоминаний. М., 1980. с.87

Козловский Ю. «О Михаиле Михайловиче Пришвине и его дневниках». М., Правда.

1990. С. 3−9.

Лебедева В.Д. «Пришвин в Дунине». М, 1978. с.89−90

Отшельник В. Дневник Пришвина в контексте социалистического реализма.

http://www.dnevnikovedenie.ru/Arhiv/tld20.html

Пришвин М. М. Дневники. М., «Правда» 1990.

Рязанова Л. А. Дневник 1939 г. «Октябрь» 1998, № 2, С.7−9.

Соловьевы М. и Д. Корень жизни М. Пришвина.

http://www.manwb.ru/articles/persons/fatherlands_sons/mikhail_prishvin/

1 Варламов А. Заметки о современной прозе.

http://www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/varlamov-a/

2 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.

185.

3 Там же.

4 Там же.

5 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.

206.

6 Там же. С.

170.

7 Там же.

8 Там же.

9 Там же. С.

177.

10 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.

180.

11 Цит. по Отшельник В. Дневник Пришвина в контексте социалистического реализма.

http://www.dnevnikovedenie.ru/Arhiv/tld20.html

12 Цит. по Отшельник В. Дневник Пришвина в контексте социалистического реализма.

http://www.dnevnikovedenie.ru/Arhiv/tld20.html

13 см. Электронные публикации института русской литературы.

http://www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1390

14 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.202;

15 Там же;

16 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.

111.

17 Там же, С.

145.

18 Там же, С.

167.

19 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.

194.

20 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.

298.

21 Варламов А. Пришвин или Гений жизни. «Октябрь» 2002, № 1. С.56

22 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.

455.

23 Пришвин М. М. Дневники.М., Правда.

1990.

с.

424.