Сравнительная характеристика покаянных стихов анонимного автора и «Канона ангелу Грозному воеводе» Ивана Грозного

Ясно, что здесь пишет не обычный человек.

Свои литургические тексты Грозный писал на закрепившиеся уже в богослужебной практике традиционные напевы. В «Каноне Ангелу Грозному воеводе» для каждой из восьми имеющихся в нем песен даны указания на определенный ирмос из числа входящих в постоянный состав русских ирмологиев. Тексты предначинательных молитв и ирмосы канона для удобства его использования даны в послениконовской редакции.

По жанру «Канон Ангелу Грозному» примыкает к традиции «стихов покаянных», главная тема которых — «помышление о смерти». «Помышление о смерти» в XV веке становится главным предметом древнерусской философии, доказательством чему служит редакция «Диалектики» Иоанна Дамаскина, созданная митрополитом Даниилом. Митрополит Даниил на первое место среди тем философского исследования ставит «помышление о смерти». И это не случайно, ведь комплекс представлений, связанных с ожиданием конца телесного существования, включает в себя представления об отношении души и тела, о предназначении телесного и духовного страдания, о посмертной судьбе и телесном воскрешении, т. е. темы, бывшие с античных времен предметом философского размышления.

Страх смерти, извечный спутник человека, пронизывает «Канон Ангелу Грозному»: «Далече ми с тобою путешествати. Страшный и грозный ангеле, не устраши мене маломощнаго». Подчеркивание мрачных, а порой и шокирующих современного человека натуралистических подробностей — характерная черта средневековых описаний телесности. При описании грешной души часто применялись эпитеты «наполненная злосмрадия», «грешная», что должно было подчеркивать ее «сращенность» с телом. Очистить душу от «телесного хлама», и тем самым спасти ее не может и «смертоносный» ангел, архангел Михаил. Он несет смерть, от которой, по мысли автора, может избавить лишь Богородица: «Упование наше, Богородице, крепкая помощнице скорбящим, и от смерти изимаеши и от муки избавляеши…». Богородица — человек, и лишь она может простить слабости людей. Идея заступничества за людей выражена в одном из самых популярных на Руси апокрифе «Хождение Богородицы по мукам», в котором рассказывается, как архангел Михаил показывает Богоматери мучения грешников после Страшного Суда. Богородица «слишком» человек, и не случайно в период иконоборчества в Византии велась борьба и против ее культа.

Выступали против ее культа и современные Грозному еретики-антитринитарии. В молитвах «на исход души» всегда упоминается Богородица: «Ныне убо время всего моего живота, яко дым прейде. Каплям подобно дождевным, злии и малии дние мои, и летним обхождением оскудевающи, помалу исчезают уже. Но Ты, Владычице, спаси мя».

Однако в рассматриваемых покаянных стихах простые смертные обращаются все же к Христу: «Милостивец, помилуй меня!», «Христе, за молитвы родившей тебя избави души наши», «О, душа моя! Зарыдай, вопия ко Христу: Иисусе, спаси меня, по молитвам всех святых твоих избавь меня от вечных и горьких мучений», «О владыка небесный царь, Христос бог наш, дай нам, боже, терпение сносить их обиды, избавь от их насилия, спаси нас, господи, спаси, человеколюбец».

Страх перед мытарствами души смешивается в каноне с надеждой на спасение. Бессмертие человека в христианской парадигме неотъемлемо от его смертности. Человек смертен во временном бытии, в вечностной же перспективе он бессмертен. Временное бытие — это часть вечностного бытия, но «автоматический» переход из времени в вечность невозможен, цена за него — искупление (как личное, так и общее для всего человечества), его этапы: жизнь человечества полная страданий и прозрений, Распятие, Страшный Суд и время «пакыбытия» — жизни будущего века. По средневековым представлениям, тот, кто пройдет все эти испытания, перестанет быть смертным, его «естество» переплавится и станет бессмертным. Круг жизни-смерти столь характерный для языческого миросозерцания, в христианской традиции размыкается, но время освобождения отодвинуто на неизвестный срок. И это — характерная черта древнерусской философии, где все «замкнуто» на этико-антропологических трактовках, концентрирующихся вокруг идей богоподобия и богообразности, полное обретение которых откладывается на время «пакыбытия». И незавершенность человека, его пограничность также является отличительной чертой средневековья, в котором человек, будь он столпник или разбойник, до наступления конца времен пребывает в состоянии «уже, но еще нет»: «стояще посреде царства и суда, посреде съмерти и жизни», но надеясь обрести бессмертие.

Заключение

Средневековая русская культура представляет собой гипертекст, стержнем которого является христианское вероучение. Изложенное в книжности, оно обуславливало характер визуальных видов искусств и формировало письменную и устную культуру. Эта культура была логоцентрична, в центре ее находился Божественный Логос — Иисус Христос, чье устное слово и деяния были письменно зафиксированы апостолами. С учением о слове письменном как образе Иисуса Христа связан культ письменного слова, который оказал значительное влияние на культуру стран, в которых государственной религией являлось христианство. Следствием сакрализации письменного слова в восточнославянской традиции стало особое отношение к книге, и в частности негласный запрет на изложение «письменами» иных произведений, кроме как дидактического и богословского характера. Своеобразие этому гипертексту придавали идущие из дохристианских времен образы национальной архаики, они вторгались во все его слои и уровни, плотно «прошивая» тело культуры. В качестве «гипертекста» русская культура средних веков обладала способностью порождать различные контексты, которые в свою очередь могут изменять саму культуру, способствуя слиянию языковых и культурных тем, что в свою очередь приводит к созданию новых концептуализированных областей смысла.

Философские взгляды Ивана Васильевича Грозного интересны своей «пограничностью», в них заметно смешение традиционных православных учений с новыми настроениями, для которых были характерны натурфилософские и экзистенциальные интенции. Чего, конечно же, нет в покаянных стихах анонимного автора.

Канон Ангелу Грозному воеводе был вполне серьезен на этом фоне, в нем нет элементов глумления над религией, но тем не менее сам объект обращения приобретал не «исполу» христианские, а «исполу» антихристианские черты и поэтому не мог быть назван по имени. И в этом уже отличие от покаянных стихов, которые являются истинным выражением раскаяния. Образ Ангела Грозного воеводы соединился в сознании Ивана Грозного с образом тех «лютых ангелов», которые, по средневековым представлениям, ведали загробными мучениями грешников. Больная совесть Грозного заставляла его думать о смерти и о загробных мучениях — главных темах покаянных стихов. Однако, тем переосмысленных индивидуальным сознанием, что позволяет при всей общности жанровых черт говорить о разной ценности и влиянии покаянных стихов анонимного автора, являющихся собственно частью церкви и фольклора, и «Канона Ангелу Грозному», представляющему собой проявление самостоятельного таланта и воззрения на существующие устои и религию, а также принадлежащему историческому наследию как факт передающий важные для истории настроения государя, а потому преобразующий традиционные жанровые черты в своих целях.

Канон Ангелу Грозному воеводе // Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972.

Покаянные стихи // Памятники литературы Древней Руси. XVI век. М., 1986. С. 552−563.

Добиаш-Рождественская О. А. Культ святого Михаила. Пгр., 1917.

Лихачев Д. С. Канон и Молитва Ангелу Грозному воеводе Парфения Уродивого (Ивана Грозного) // Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972.

Русское стихосложение. Традиции и проблемы развития. М., 1985.

Тарланов Е. З. Анализ поэтического текста. Петрозаводск, 2000.

Канон Ангелу Грозному воеводе // Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972. С. 22.

Там же. С. 23.

Добиаш-Рождественская О. А. Культ святого Михаила. Пгр., 1917. С. 392.

Там же. С. 25.

Там же.

Там же.

Там же. С. 26.

Лихачев Д. С. Канон и Молитва Ангелу Грозному воеводе Парфения Уродивого (Ивана Грозного) // Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972. С. 19.

Здесь и далее покаянные стихи анонимного автора цитируются по следующему изданию: Памятники литературы Древней Руси. XVI век. М., 1986. С. 552−563.

Канон Ангелу Грозному воеводе // Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972. С. 24.

Канон Ангелу Грозному воеводе // Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972. С. 22.

Там же. С. 27.