Вспоминая Тарханы, Шан-Гирей называет сады, Круглый и Средний («сад с разрушенной теплицей»), Большой пруд, упоминает о роще, что и сейчас стоит невдалеке от села, где на месте старых дубов поднялась теперь чаща молодых крепких дубков, говорит о Дальнем саде, что в стороне, уже у самых полей.
Из зимней жизни Шан-Гирею особенно запомнилась «стенка» на Большом пруду. На льду сходились для кулачного боя стена на стену разбившиеся на две партии местные крестьяне. Сердце замирало, когда с плотины смотрели на этот бой.
Старинную «потеху», которой предавались тарханские крестьяне, Лермонтов, верно, вспоминал, когда писал «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» :
Как сходилися, собиралися.
Удалые бойцы московские.
На Москву-реку, на кулачный бой,.
Разгуляться для праздника, потешиться.
Кулачный бой Лермонтов видел не только в детстве, но и в 1836 году. «Стенка» дожила до 1917 года.
На бой друг против друга сходились две стороны Тархан, расположенные на противоположных берегах Большого пруда. Жители указывают, откуда шли «враждебные» партии. Бугор и Овсянка спускались к плотине от «казенного амбара», находившегося неподалеку от сельской церкви. Противоположная сторона Тархан, Яшинка и Ильинка, готовилась к бою на возвышении, откуда дорога спускается к пруду. Сойдясь на плотине и на льду, вызывали друг друга. Так начинался бой Вспомним «Песню» :
На просторе опричник похаживает,.
Над плохими бойцами подсмеивает:
" Присмирели, небось, призадумались!
Так и быть, обещаюсь, для праздника,.
Отпущу живого с покаянием… «.
Шан-Гирей называет тех, кто окружал Лермонтова в Тарханах: учителя Капэ, о котором мы выше уже упоминали, бывшего офицера наполеоновской гвардии, попавшего в плен и навсегда оставшегося в России; бежавшего из Турции грека, который довольно быстро оставил свою педагогическую деятельность в доме Арсеньевой; добрую старушку немку Христину Осиповну Ремер, мамушку Мишеля; домашнего доктора Левиса.
К тому, что рассказано Раевским, Пожогиным-Отрашкевичем, Шан-Гиреем, кое-что добавляют свидетельства современников, собранные впоследствии, и рассказы, дожившие до наших дней.
Кроме Шан-Гирея, М. Пожогина-Отрашкевича и Давыдова, в Тарханах разновременно жили еще и другие сверстники Лермонтова: Н. Пожогин-Отрашкевич, два брата Юрьевых, Николай и Петр Максютовы и другие.
Все они вместе учились — проходился обычный курс наук, много внимания уделялось языкам; дети предавались свойственным их возрасту забавам и играм; в тарханском доме создавалась видимость семьи и подобие школы. Потерявший мать мальчик, разлученный с отцом, жил повседневно в тесном общении со сверстниками и, на внешний взгляд, был так же беззаботен, как и они.
