Далее С. Воложин обращает внимание на следующие строки: «Заперев лавку, прибил он к воротам объявление о том, что дом продается и отдается внаймы, и пешком отправился на новоселье». Воложин пишет: «Тоже можно улыбнуться — и на это „пешком“ (мог бы и прокатиться на радостях), и на безграмотное адрияновское „и“: дом продается и отдается внаймы („или“ надо бы поставить Адрияну)». Но если рассуждать столь примитивно, то можно подумать, что Пушкин испытывает неприязнь и презрение к среднему сословию. Но это, разумеется, не так. Таким образом, Воложин подводит нас к мысли, что здесь, в текстах Пушкина существует какая-то иная ирония — не эта, явная, высмеивающая «маленького человека», а незаметная на первый взгляд, то есть «ирония второго порядка».
Воложин пишет: «Баратынский, отлично знавший Пушкина, имел повод на каждой строчке именно ржать и биться: Пушкин же написал повесть, сумев прикинуться каким-то мальчишкой-максималистом. Простая ирония автора к своему персонажу Баратынского не довела бы до того, чтоб ржать и биться». Следовательно, не содержание повестей довело Баратынского до такого состояния. В таком случае, что же? Здесь некоторые исследователи, в том числе, А. Н. Барков, полагают, что в Белкине Баратынский узнал фигуру. П. А.
Катенина: «Баратынский ржёт и бьётся, потому что узнал в Белкине Катенина. А тот декабрист был когда-то, за что осмеян Пушкиным сейчас». Обратимся к фигуре. П.
А. Катенина. Это неоднозначная личность на литературном небосклонеXIXвека. В одном из своих стихотворений он написал: Как лебедь восстанет белее из воды, Как чище золото восходит из горнила, Так честная душа из опыта беды — Гоненьем и борьбой в ней только крепнет сила. Он принадлежал к тем поэтам, которые не сумели до конца воплотить себя в творчестве. Тем не менее, это был человек разнообразных дарований. Не только поэт — блестящий знаток театра, наставник В. Каратыгина и А. Колосовой, переводчик-драматург, воскресивший, по слову Пушкина, «Корнеля гений величавый»; темпераментный критик-полемист (здесь снова уместно вспомнить Пушкина: «…кому же, как не тебе, забрать в руки общее мнение и дать нашей словесности новое, истинное направление? Покамест, кроме тебя, нет у нас критика»).При этом он достоин памяти не только как литератор.
П. А. Катенин — боевой офицер 1812 года. И всё же ему не удалась ни боевая, ни литературная карьера.
Будучи грозным полемистом и глубоким знатоком литературы, Катенин не находит литературной трибуны. С закрытием пушкинской литературной газеты, опубликовавшей грандиозный цикл его «Размышлений и обзоров», в котором была сделана попытка дать исторический очерк основных европейских литератур, он окончательно утрачивает доступ к печатным органам. И в театре Катенин, благоговевший перед французскими классиками, был забыт сразу же после шумного торжества романтической драмы. Но болезненнее всего Катенин переживал неудачи на поэтическом поприще. Современникам Катенинаего стихи казались тяжеловесными, язык нарочито затруднённым. Произведения поэта придирчиво разбирал Н. Гнедич, над ним издевался А. Бестужев-Марлинский, о нём как о забытом при жизни стихотворце вспоминал Кс.
Полевой. Приговор общественного мнения гласил: он опоздал родиться. При этом Пушкин, Грибоедов, Кюхельбекер признавали наличие у Катенина большого поэтического дарования. Но хвала подлинных знатоков была негромкой, тогда как хула критиков гремела с журнальных страниц. Так мог ли Пушкин, благожелательно и уважительно относившийся к Катенину, вывести его в образе недалёкого и ограниченного Белкина? Вспомним литературные пристрастия Белкина, отражённые в «Истории села Горюхина». Как указывает В. Э. Вацуро, «Письмовник» Курганова был его «литературнымевангелием», в юности
Белкинстарательноизучает критические статьи"Благонамеренного", а также и «мечтает о знакомстве с сочинителем"Б.» — т. е. Ф. Булгариным". Разница между Булгариным и Катениным — огромна, и если бы захотел Пушкин кого-то из них высмеять, то скорее первого, нежели Катенина. К тому же, незатейливый герой Пушкина"переписываетв свои тетрадки «Опасного соседа», «Критику на
Московский бульвар", «на „Пресненские пруды“ и трудитсянад эпической поэмой, из которой получаетсялишь надпись к портрету. Всё это пародийно очерчиваетнам облик низового, „мелкотравчатого“ литератора-любителя, — почти все его литературные образцы былик 1830 г. достоянием провинциальных грамотеев». Очевидно, что данная характеристика никак не соотносится с характеристикой П. А. Катенина и отношением к нему Пушкина.
Эту же мысль высказывает и В. Мильдон. Он говорит о том, что если Катенин столь ничтожная фигура, почему же Пушкин уделяет ему столько времени? И далее: «…Белкин не рассыпается, а расслаивается, ибо не он один рассказчик, их несколько, а потому нет низкохудожественного образа, а есть образ сложный; есть и пародия, но не Катенина, а приёмов, потерявших эстетическую привлекательность, известнейших сюжетов (Ромео и Джульетта, Блудный сын).
Пушкин искал такую фигуру повествователя (или приемы), которые позволяли объединить разный материал, разных рассказчиков". В. Вацуро более всего обращает внимание на «мистификацию» так называемого «второго порядка», которая создавалась как контрастмежду «полупародийным обликом «автора» и подлинным, настоящим, в котором отсутствовала всякая стилизация. Исследователем имеет в виду повествовательный стиль Пушкина, который «лукаво возлагал на Белкина иего приятелей ответственность за выбор сюжетов». Именно этот яркий контраст способствовал созданию в восприятии читателя «постоянный эффект обманутого ожидания».
Именно такой тип контраста появлялся"между традиционной, привычной разработкой знакомых сюжетов и той, которуюпостоянно предлагал Пушкин. Этот-то замысел и почувствовал тонкий и изощрённыйценитель Баратынский, который «ржал и бился"от эстетического наслаждения». А не от насмешки над трагической фигурой непризнанного поэта. Существуют и другие мнения. Так, М. Елифёрова связывает реакцию Баратынского с именем Шекспира. Начиная своё исследование, Елифёрова приводит выдержку из письма Пушкина о веселье Баратынского и прибавляет к этому запись из дневника Кюхельбекера, который тоже нашёл для себя на страницах пушкинских повестей немало занимательного: «Поутру плачет человек, А в вечер в радости смеется. Сегодня я испытал всю истину этих стихов: мне до самого обеда и часа два и после обеда было очень грустно; мне даже вспал на ум вопрос такой, которого бы после стольких опытов и размышлений от самого себя не ожидал! — да простит мне его мой милосердый отец небесный! — что же? Прочёл я четыре повести Пушкина (пятую оставляю pourlabonnebouche на завтрашний день) — и, читая последнюю, уже мог от доброго сердца смеяться. Желал бы я, чтоб об этом узнал когда-нибудь мой товарищ; емуверно приятно было бы слышать, что произведения его игривого воображения иногда рассеивают хандру его несчастного друга"Елифёрова, разбираясь в причинах подобной реакции, полагает, что всё дело в Шекспире.
Она говорит, что и Пушкин и Кюхельбекер — оба были весьма увлечены Шекспиром, который в XIX веке воспринимался иначе, чем теперь. Для Кюхельбекера Шекспир был образцом юмора, к тому же друг Пушкина разрабатывал тогда собственную теорию юмора, в рамки которой удачно вместились и шекспировские произведения, и «Повести Белкина». Указывает Елифёрова и на другой факт. Она сообщает, что Пушкин писал и редактировал свой цикл параллельно с изучением Шекспира. Есть и некоторые сведения, почерпнутые из записей Плетнёва, что Пушкин собирался написать трактат о Шекспире.
Как известно, замысел этот не был претворён в жизнь. И Елифёрова делает следующее предположение: «Что, если «Повести Белкина» — это и есть то, что заменило ученый «трактат» о Шекспире, так и не написанный? Вместо критического труда Пушкин предложил тонкую и язвительную отповедь полемистам, чаще всего по-настоящему Шекспира не читавшим. Иными словами, не есть ли «Повести» — пародия на отечественный шекспиризм?"Весьма смелое предположение, но, тем не менее, имеющее право на существование. И хотя ни одна из названных версий не доказана, каждая из них приоткрывает новые грани в этом литературном детективе. Вывод: на основании всего вышесказанного можно предположить, что Баратынского в «Повестях Белкина» насмешило: зашифрованная под личиной Белкина фигура А.
П. Катенина (что нам кажется маловероятным); тонкий замысел, построенный на принципе контраста между традиционной, привычной разработкой знакомых сюжетов и той, которую постоянно предлагала современная литература (версия В. Э. Вацуро); скрытый под незамысловатыми историями Белкина трактат о Шекспире (версия М. Елифёровой).Заключение
Данная работа была посвящена изучению прозы Пушкина (в частности, цикла «Повести Белкина) и попытки выяснить, что в этом произведении вызвало странную реакцию Е. А. Баратынского, который „ржал и бился“ над её чтением. В ходе исследования нами были сделаны некоторые выводы."Повести Белкина», несмотря на лёгкость и стремительность их создания, являются результатом долгого творческого процесса, зревшего в мировоззрении автора. Написанные во время знаменитого Болдинского заточения, «Повести» оказались оригинальным явлением, знаковым явлением в русской литературе.
В «Повестях» отразилась полемика автора с существующей литературной ситуацией 20 — 30-х гг. XIX века и удачной попыткой изменить не только форму русской прозы, но и её язык, а также способ изображения героев. Критика, существовавшая во времена А. С.
Пушкина, не могла подняться до того уровня, на котором уже находилась пушкинская проза и, следовательно, не могла дать верной исторической, художественной и эстетической оценки этому новому явлению русской литературы — циклу повестей, объединённых именем вымышленного автора. Образ Ивана Петровича Белкин был необходим автору по нескольким причинам: для создания литературной маски, литературной пародии на господствующие в литературе вкусы. Образ Белкина был нужен для «оправдания» сюжетов, для ввод в канву повествования других рассказчиков, для того, что поставить некую усреднённую фигуру на границе между двумя мирами: вымышленным и реальным, «деревенским». Благодаря этому, Пушкин таким образом выстраивает структуру произведений, что в них реальное, настоящее непременно торжествует над мнимым, книжным, а разрушенная мистификация позволяет читателю понять всю глубину авторского замысла."Повести Белкина" явились поистине новаторским произведением, в которым новым было всё: язык — простой, ясный, лаконичный и точный; в области формы, которая найдёт своё дальнейшее совершенствование в прозе Лермонтова, Толстого и Достоевского; в способе изображения характеров героев — обычных людей, которые под воздействием обстоятельств открывают в себе новые грани; в стилистике, основанной на простоте, но такой простоте, которая позволяла открыть все сложности жизни. Таким образом, «Повести Белкина» позволили русской литературе выйти на иную ступень развития. На основании всего вышесказанного можно предположить, что Баратынского в «Повестях Белкина» насмешило: зашифрованная под личиной Белкина фигура А. П. Катенина (что нам кажется маловероятным); тонкий замысел, построенный на принципе контраста между традиционной, привычной разработкой знакомых сюжетов и той, которую постоянно предлагала современная литература (версия В. Э. Вацуро); скрытый под незамысловатыми историями Белкина трактат о Шекспире (версия М.
Елифёровой).Литература
Абакумов С. И. Из наблюдений над языком «Повестей Белкина». — М.: Наука, 1968.
— 499 с. Бестужев-Марлинский А. А. Избранное. -
М.: Художественная литература, 1995. — 250 с. Воложин С. И. Пушкин. Повести Белкина. Художественный смысл//Сборник статей.
— М.: Алгоритм, 2001. — 368 с. Вацуро В. Э. Пушкин А.
С. Повести покойного Ивана Петровича Белкина: 1830/1831. — М.: Книга, 1981. -
150 с. Виноградов В. В. Стиль Пушкина. — М: Гослитиздат, 1941. — 855 с. Гиппиус В. В.
От Блока до Пушкина. — Л.: Наука, 1966. — 388 с. Григорьев А.
А. Эстетика и критика. — М.: Просвещение, 1980. -
468 с. Елифёрова М. Шекспировские сюжеты, пересказанные Белкиным// «Вопросы литературы» 2003, № 1Казинцев А. И. Опыт беды. О поэзии и судьбе Павла Катенина//Катенин П. А.
Избранное. — М.: Советская Россия, 1989. — 240 с. Кюхельбекер В. К. Дневник. Л.: Наука, 1929.
— 176 с. Мильдон В. Прогулки с Барковым. — М.: Алгоритм, 2013.
— 350 с. Петров С. М. А. С. Пушкин. Очерк жизни и творчества. -
М.: Просвещение, 1973. — 351 сПозднякова А. И. «
Повести Белкина" А. С. Пушкина в ситуациях литературной полемики конца 20-х — начала 30-х годов XIX века. Диссертация на соискание степени кандидата филологических наук. — М., 2005. — 150 с. Полевой Н.
А. Избранное. — М.: Художественная литература, 1988. — 155 с. Прокофьева Н. Н.
" Повести Белкина" А. С. Пушкина// Энциклопедия мировой литературы. — СПб.: Невская книга, 2000. — 656 с. Пушкин А.
С. О прозе// Пушкин А. С. Сочинения в 3-х т. Т. 3. Проза.
— М.: Художественная литература, 1987. — 528 сПушкин А. С. Повести покойного Ивана Петровича Белкина// Пушкин А. С.
Сочинения в 3-х т. Т. 3. Проза. -
М.: Художественная литература, 1987. — 528 с. Пушкин А. С. Гробовщик// Пушкин А. С. Сочинения в 3-х т.
Т. 3. Проза. — М.: Художественная литература, 1987.
— 528 сПушкин А. С. Метель//Пушкин А. С. Сочинения в 3-х т. Т.
3. Проза. — М.: Художественная литература, 1987. — 528 с. Пушкин А.
С. О народной драме и драме «Марфа Посадница"// Пушкин А. С. Сочинения в 3-х т. Т. 3.
Проза. — М.: Художественная литература, 1987. — 528 сПушкин А. С. Станционный смотритель// Пушкин А.
С. Сочинения в 3-х т. Т. 3. Проза. -
М.: Художественная литература, 1987. — 528Пушкин А. С. Полное собрание сочинений.
Т.
5. — М.: Художественная литература, 1989. — 876 с. Пушкин А. С. Письма//Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т.
6. — М.: Художественная литература, 1989. — 899 сСидяков Л. С. Пушкин и развитие русской повести в начале 30-х годов XIX века. -
М.: Наука, 1986. — 268 с. Слюсарь А. А. Проза А. С.
Пушкина и Н. В. Гоголя. Опыт жанрово — типологического сопоставления / А. А. Слюсарь. — Киев; Одесса: Лыбидь, 1990. — 190 сТолстой Л.
Н. О литературе, М. 1955
Тынянов Ю. Н. В. К. Пушкин. — М.: Художественная литература, 1989
Чернышевский Н. Г. Избранное. — М.: Правда, 1976. — 305 с.
