Платон и актуальность его учения в развитии философии

Но тогда получается, что эйдосов намного больше, чем отдельных чувственно воспринимаемых вещей, в которых они воплощаются. Далее Аристотель обращает внимание на то, что эйдосы бывают разной степени общности, находясь друг к другу в отношении рода и вида (как это мы наблюдаем при соотнесении понятий «овчарка — собака — млекопитающее — животное»). И тогда возникает новое противоречие: «одно и то же было бы и образцом, и уподоблением». Наконец, Аристотель выдвигает последний аргумент: если идеи как сущности вещей отделены от самих вещей, то они не могут быть причиной их бытия, возникновения и изменения. Аргумент этот имеет решающее значение для критики «линии Платона» как таковой.

Нельзя сказать, что критика Аристотеля является исчерпывающей: в платонизме, как и во всякой идеалистической системе, многие суждения «не поддаются» ни на достаточную аргументацию, ни на опровержение. Потому для философствования открываются самые широкие возможности, даже если оно становится на путь фантазий и домыслов. Здесь кроется одна из причин того, что философы нередко противоречат не только друг другу, но и самим себе. И не случайно в неоплатонизме, который существенно усилил и усовершенствовал систему Платона, такая фундаментальная проблема, как соотношение Единого и Блага, остается весьма туманной. Например, Плотин, чаще всего их отождествляющий, вместе с тем утверждает, что Единое предшествует Благу. Его последователь Прокл, обосновав довольно спорным образом свой тезис о том, что все сущее эманирует из первой и единой причины, и выдвинув новый — «начало и первейшая причина всего сущего есть благо», так начинает свое доказательство: «В самом деле, если все эманирует из одной причины, то эту причину необходимо называть благом, или превосходящим благо». Абстрактное и бездоказательное отождествление первоединой причины и блага — довольно очевидная натяжка. Их у Прокла немало, и его откровенно пристрастную аргументацию иногда называют «насильственной диалектикой».

Но самым уязвимым местом «линии Платона» считается объяснение того, каким образом дух из себя самого порождает чувственно воспринимаемый мир. К сожалению, и здесь мы не встречаем ничего, кроме произвольно-декларативных и туманных описаний, касается ли вопрос неоплатонической эманации или полагания природы гегелевской абсолютной идеей. Вот как описывает Плотин первую ступень эманации: Единое, которое есть все и ничто, родитель всего сущего, ничего не имеет и ни в чем не нуждается; будучи совершенным, «оно как бы перелилось через край и, наполненное самим собою, создало другое». Этим другим является «нус», который, в свою очередь, изливается в душу, наделенную жаждой творчества. И хотя душа творит «первичное зло» — материю, сотворенный ею мир — лучший из миров, ибо он есть образ интеллектуального божества, его копия, его подлинная природа. Всякая же попытка углубиться в детали «творения» есть, по Плотину, «богохульство в отношении величественных сил».

Весьма характерно, что в этом отношении с Плотином сходятся и современные христианские богословы. Так, С. Н. Булгаков, сделав акцент на том, что основой, «материей» мироздания является чистое, пустое небытие — ничто, или тьма, которая «есть просто не-свет, а потому даже и не-тьма», далее пишет: «Как в этой тьме «кромешной» и бессветной воссиял свет, как в абсолютное ничто всеменено бытие, это есть непостижимое дело всемудрости и всемогущества Божия, творческого «да будет».

Поэтому «безбожные» философии, не признающие божественной тайны, обрекают себя на бесплодные потуги.

Приоткрыть эту тайну в меру своих возможностей попытался Гегель, хотя его философия и не была «безбожной». Согласно его учению, в своем развитии абсолютная идея достигает ступени доказательства, в русле которого рождается необходимость. «Но сфера необходимости есть высший пункт для бытия и рефлексии», и она переходит в свободу понятия. Тем самым свобода приобретает значение абсолютной идеи, «которая хочет через самое себя сообщить себе объективность в объективном мире и осуществить себя». Абсолютная цель выступает как знакомая нам идея блага, идея добра и воли, именуемая здесь практической идеей. В силу своей абсолютной свободы идея «решается из самое себя свободно отпустить себя в качестве природы».

Как видим, прояснить ситуацию Гегелю также не удалось, в связи с чем исследователь его творчества К. Фишер вынужден признать, что переход от логической идеи к природе считается одним из самых трудных мест в гегелевской системе. Пытаясь поддержать ее престиж, К. Фишер пишет, что «не сама идея, а скорее наука о ней, т.

е. логика, переходит, но и то не к природе, а к философии природы". Такая интерпретация резко меняет суть дела, но зато оставляет открытой вековечную проблему сотворения мира Высшим Духом, над которой бьются идеализм и религия.

Несмотря на очевидные узкие места, платонизм оказал огромное воздействие на христианство, а через него — на многие философские концепции, особенно в Европе. Это исторически наиболее ранняя форма идеализма, выросшая из попыток понять природу мыслительной деятельности, духовной жизни. Но уже античная мысль доросла до понимания того, что отношение человеческих представлений к окружающему миру — в значительной степени проблема самостоятельная, не укладывающаяся в платоновскую связку «вещь — идея вещи».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, Платон противопоставляет умозрительный мир идей как истинное бытие чувственному миру, миру мнений и становления. Категория бытия в платонизме обретает окончательное для античного мировоззрения отождествление с категориями истины, добра и красоты.

Вещь, по Платону, есть результат «снисхождения» идеи в материю, то есть материализация идеи с разной степенью соответствия извечному образцу. Весь материальный мир есть отражение и тень мира идеального — мира идей, эйдосов, форм. Идея — вечная сущность, образец, вещь — всего лишь преходящее, явление. При этом мир идей, существующий вне времени и пространства, в «мыслимом месте», имеет собственную структуру и иерархию. Уровни истинного бытия «простираются» от некоего «нижнего» уровня — материи, неопределенной и немыслимой, до «верхнего» — идеи Единого-Блага. Согласно Платону, Благо дает «бытие и существование, хотя само Благо не есть существование, оно — за пределами существования, превышая его достоинством и силой» (Государство, 509b).

Открытие и развитие Платоном теории идей, «второй навигации» — познания сверхчувственного бытия, оказало огромное влияние на всю дальнейшую философскую мысль — и с позиции согласия, и с позиции критики. Объективный идеализм Платона развивается и усиливается в неоплатонизме, повлиявшем, в свою очередь, на становление христианства. От Платона отталкивается и вся классическая идеалистическая философия.

Однако весь объективный идеализм после Платона повторяет его уязвимости. Первым на самое его слабое место указывает Аристотель, ученик и критик Платона, задаваясь вопросом: каким образом идея (дух) может быть причиной бытия вещи, каким образом идея (дух) из себя самой порождает материальный мир?

Несмотря на теоретические недостатки, раскрываемые по мере становления философии, не будет преувеличением сказать, что влияние Платона на развитие мысли беспрецедентно огромно. В качестве примера, постоянного предмета для пересмотра и вдохновения, развития и критики философия Платона остается актуальной и сегодня.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Губин В. Д. Философия. М., 2012.

История философии. Энциклопедия. Мн., 2002.

Канке В. А. Философия. М., 2013.

Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 1. Античность. СПб., 1994.

Хрестоматия по философии. М., 2014.