Сталинский террор

Те, кто был виновен в действительности (а такие были, и немало) по определенным причинам, мемуаров не оставили.

Общий же тон тех, кто пережил террор, или их родственников — убежденность в правоте дела партии. То же, что случилось с ними — результат чудовищной ошибки. Вот фрагмент из воспоминаний вдовы Н. Бухарина А.Лариной: «Николай Иванович… просил воспитать сына большевиком. Просил бороться за его оправдание и не забыть ни единой строки из письма — завещания. Он свято верил в идеалы Октябрьской революции и хотел, чтобы я рассматривала как временную, надеясь на очищение и справедливость». [10]

Жертвой Большого террора в Советском Союзе мог стать кто угодно, вне зависимости от происхождения, социального положения, образования и прочего. Террор потому и называют Большим, что охватил своими «щупальцами» всю страну. От крестьян до представителей высшей партийной элиты — через арест, следствие, суд и лагерь прошли сотни тысяч людей.

Через жернова Большого террора прошли сотни тысяч человек. И для каждого из них, виновного или не виновного, он был особенным, ведь решалась его судьба, а часто — и сама жизнь. Для кого-то арест становился отложенной пыткой, кто-то морально готовился (если это вообще возможно) долгие месяцы — вызовы в органы партийного контроля, «беседы» в НКВД, которые зачастую заканчивались арестами. Многочисленные свидетельства и документы свидетельствуют, что через это прошли очень многие — например Г. Зиновьев и Н. Бухарин, у которых от первых «трудностей» до расстрела прошло несколько лет. Самыми страшными были ночи, ведь именно тогда происходили в основном аресты. И не было разницы — в Москве или в Казани.

Хотя были и другие, для которых собственный арест был полной неожиданностью. Чаще всего это были военные. Пик арестов среди военных пришелся на 1937 год, когда очень многие были заподозрены в участии в военном заговоре. Самым известным стало «дело Тухачевского», когда от ареста до расстрела прошло чуть больше месяца. Это дело «потянуло за собой» массу других, в которые попали люди совершенно не причастные. Для примера — будущий маршал К. К. Рокоссовский, который летом 1937 года был начальником гарнизона Пскова (пограничного города). В августе его вызвали в Ленинград. «

Едва он приехал на вокзал, к нему подошли несколько человек и, предъявив удостоверения сотрудников органов внутренних дел, посадили в машину. Автомобиль доставил комкора по адресу Литейный пр., дом 4, в так называемый Большой дом, где располагалось городское управление НКВД. Долго с ним там не церемонились. Сорвали погоны, изъяли ценные вещи и отправили на другой берег Невы — в темную, мрачную тюрьму «Кресты». Так в один день из уважаемого и заслуженного человека комкор Рокоссовский превратился в заключенного". [7]

Прежде чем выносить приговор, следственным органом необходимо получить признание обвиняемого в совершенных им преступлениях. «Признание — царица доказательства» — такой доктриной Генпрокурора Вышинского руководствовались органы НКВД при проведении следствия. На протяжении нескольких месяцев — постоянные допросы, на которых следователи пытались получить от заключенных нужные показания. Периоды допросов сменялись полным молчанием, когда неделями арестантов не вызывали, и это действовало еще сильнее. После этого — неизбежный для всех арестованных — конвейер, когда допрос продолжался несколько суток без перерыва. Для того, чтобы сломить волю подследственного использовали еще один прием: ему сообщали, что его коллеги, или родственники уже дали против него показания. Также для давления на свидетеля использовались очные ставки с бывшими коллегами или родственниками. Не обходилось и без методов «физического воздействия».

Комкору Рокоссовскому при аресте предъявили обвинения в шпионаже в пользу Польши: «Он отрицал эти абсурдные обвинения, пытался объяснить, что всей своей жизнью он доказывал преданность стране, ее народу, партии. Через некоторое время начались пытки. Поначалу его жестоко избивали. Во время допросов Рокоссовскому сломали три ребра, выбили несколько зубов, молотком разбили пальцы ног…» [7]

Позже применили еще один прием — будущего маршала дважды выводили на расстрел. Стоящих справа и слева от него расстреливали, он оставался жив.

Кстати, в тюрьму он попал из-за доноса его бывшего сослуживца, арестованного по «делу Тухачевского». В отличие от него, Рокоссовский никаких показаний ни на одного своего сослуживца не дал, несмотря на все пытки. Может быть, это и спасло ему жизнь.

Исследователи этой темы сходятся во мнении, что своего пика Большой террор достиг не во время коллективизации, когда погибло более восьми миллионов человек, а когда «под топор» репрессий пошла так называемая «советская элита»: «Наибольшую известность получила чистка политическая — так называемая „кадровая революция“, которая началась еще осенью 1936 года. Хозяйственные руководители и партработники, военные, писатели и учёные, советская элита, представители которой оказались на скамье подсудимых во время знаменитых московских процессов, собственно, и сформировали наше первоначальное представление о жертвах террора». [2]

Тенденцию этому задал Хрущев в своем знаменитом выступлении на ХХ съезде КПСС: «Именно в этот период (1935;1938 гг.) сложилась практика массовых репрессий по государственной линии сначала против противников ленинизма — троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, давно уже политически разбитых партий, а затем и против многих честных коммунистов, против тех кадров партии, которые вынесли на своих плечах гражданскую войну, первые, самые трудные годы коллективизации, которые активно боролись против троцкистов и правых, за ленинскую линию партии». [11]

Хрущев, заметим, возмущается уничтожением партийных кадров, однако судьба миллионов крестьян и горожан, погибших в эти годы, его не слишком трогает.

Истребление партийных кадров (а их было уничтожено примерно сорок процентов от общего числа членов партии) не могла не остаться незамеченной из пределами страны. И не всегда действия Сталина вызывали только осуждение: «в СССР жертвами теперь являются те, кого мы и сами без колебаний повесили бы» — заметил в июне 1937 года генерал А. А. Лампе, один из близких сподвижников в годы эмиграции П. Врангеля. [8]

Репрессии затронули все, без исключения слои населения Советского Союза. Поэтому говорить о том, что жертвы Большого террора стояли как-то особняком затруднительно. Ведь у всех были родственники, и далеко не все принадлежали к номенклатуре. Другой вопрос, что для многих именно партийная номенклатура была источником тех несчастий, которые обрушились на страну. Но для тех, кто оказался с ними «в одной лодке», все эти социальные различия уже становились неважными.

Конечно, среди граждан СССР было много таких, которые свято верили всему, что писали газеты и требовали сурового наказания «врагам народа», кто-то все понимал, но наученный горьким опытом предпочитал молчать. А кто-то — предпочитал уйти в буквальном смысле в степь или в тайгу, куда даже советскому государству было не дотянуться, и тем самым спасти себе жизнь. Кто-то же немало выгадал на Большом терроре, ведь не секрет, что многие были посажены в лагеря и тюрьмы благодаря доносам. Поэтому таким непростым был период, когда по выражению А. Ахматовой «встретились две России: одна которая сажала, и вторая — которая сидела». Сколько подлинных трагедий разыгралось тогда — наверное, уже никогда не станет известным.

Большой террор — колоссальное потрясение, как для всей страны, так и для отдельного человека. Он происходил в стране, режим которой с полным основанием называли тоталитарным, т. е. таким, где государство контролирует всех и все. Таким образом, перед ним равны все — и жертвы, и палачи. Только их трагедии немного (совсем немного) разведены во времени.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Иосиф Сталин правил Советским Союзом без малого тридцать лет. За эти годы он создал практически совершенную систему, которая позволила СССР просуществовать так долго, хотя с экономической точки зрения, при тех условиях существования экономики, это было бы невозможным.

Командно-административная система цементировала страну, направляла его жизнь по тому руслу, которое определила ей партия. Но партия — это лишь название, главное — человек, который все эти годы возглавлял эту партию. Сталин построил пирамиду и прочно закрепился на ее вершине.

Формой управления страны можно назвать режим личной власти одного человека. Сталин его создавал постепенно, не торопясь, рассчитывая каждый следующий шаг, и наголову превосходя противников и конкурентов в интуиции и таланте интриги.

Сталин виртуозно смог совместить все эти принципы, и это позволило ему не только чувствовать, но и быть подлинным Хозяином страны, сумевшим заставить ее выполнять все его идеи, какими бы безумными или невыполнимыми они казались

.

Белади Л. Краус Т. Сталин М., 1989.

Бордюгов Г. Большой террор: национальное измерение /www. mail.rossia.ru 2007, август.

Волкогонов Д. Сталин. Политический портрет М, 1996.

Жид А. Возвращение из СССР / Из сборника «История Отечества в документах. 1917;1993». — М, Илби, 1994 Т.

3.

История Отечества в документах 1917;1993, КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. М., 1983.

Каpа-Муpза С. История советского государства и права, 2003.

Константинов К. Рокоссовский. Победа не любой ценой. М., ЭКСМО, 2006.

Левандовский А. Россия в ХХ веке М., Просвещение, 1999.

Медведев Р. Они окружали Сталина / Юность, 1989, № 3.

Медведев Ф. Он хотел переделать жизнь, потому что ее любил / Из сборника «Страницы истории. Дайджест прессы. 1987» Л., Лениздат, 1988.

О культе личности и его последствиях. Доклад Н. С. Хрущева ХХ съезду КПСС/ Из сборника «Свет и тени великого десятилетия». Л., Лениздат, 1989.

Прудникова Е. Сталин. Второе убийство. — СПб: Нева, 2004.

Прудникова Е. Сталин. Второе убийство СПб, Нева, 2004