Выражение внутреннего состояния лирического героя на примере лирики А. Ахматовой и М. Цветаевой

Противоречия между абстрактным и конкретным в пределах окказионализма обнаруживаются и в случаях внурисловной омонимии. В словах, анализированных ранее (например, сказка, стопка, шаром), значение узуального слова, как правило, конкретно, а значение отглагольного окказионализма абстрактно. Приведем еще один пример — из трагедии «Федра».

Ну и вспаивай, ну и вскармливай Вас! Красотка — находка — старого Любит. Дичь для ушей и глушь! .

Слово глушь в узуальном значении («густо заросшая часть леса, сада; отдаленное от поселений, пустынное место; захолустье» — Словарь русского языка) соотносится в реплике кормилицы со словом дичь («нелепость, вздор, чепуха» — там же). В то же время слово глушь, сопровождаемое дополнением для ушей, принимает от глагола глушить окказиональное значение 'то, что оглушает'. Абстрактное значение окказионального отглагольного существительного опирается на прямое значение корня глух- / глуш-, свойственное глаголу, а конкретное значение узуального отадъективного существительного — на переносное значение этого корня, имеющееся в прилагательном. Можно ли из этого сделать вывод, что именно прямое значение легче поддается абстрагированию, чем переносное? Вероятно, да, потому что каждое переносное значение вторично по отношению к прямому, а следовательно, является его частью, абстрагирование же всегда обобщает.

Разряды прилагательных. Размывание границ между конкретным и абстрактным обнаруживается и в межразрядных сдвигах имен прилагательных. А. А. Потебня, Л. П. Якубинский, В. В. Виноградов и другие ученые отмечали, что исторически первично относительное значение прилагательных: «По мере того, как связь прилагательного с его первообразом становится в сознании все более и более отдаленною, увеличивается его отвлеченность — качественность». Качественное значение прилагательного, вытекающее из оценки предметного отношения или действия, потенциально заложено во всех относительных и притяжательных прилагательных, а собственно морфологические признаки качественных прилагательных — их способность образовывать степени сравнения, формы субъективной оценки, отвлеченные существительные, качественные наречия, вступать в сочетания с наречиями и предложно-падежными комплексами — признаки непостоянные и необязательные.

В художественных текстах окачествление относительных прилагательных повторяет исторический путь развития лексико-грамматической категории. Переход качественных прилагательных в относительные обусловлен оживлением образно-метафорических связей. Оба процесса происходят очень активно, т.к. «художественное мышление не только отражает объективную действительность, но и творит другую, художественную, отражая ее в произведении искусства» .

Художественная метафоризация качественных прилагательных, сближающая их с относительными, ярко представлена в «Поэме Лестницы». Эпитеты шаткой, падкой, сыпкой, шлёпкой, хлопкой, каткой, швыркой, дрожкой соотносятся с глаголами шатать (ся), падать, сыпать (ся), шлёпать (ся), хлопать (ся), катить (ся), швырять (ся), дрожать, характеризующими как свойства самой лестницы, так и неустойчивое положение человека на ней. При этом некоторые прилагательные (шаткой, дрожкой) входят в оба ряда — самостоятельного и каузированного движения, а слово падкой заключает в себе внутреннюю омонимию: как окказиональное относительное прилагательное оно употребляется в значении, соотносимом с глаголом падать 'сваливаться вниз', а как узуальное качественное прилагательное падкой выступает в пейоративно-оценочном значении ' склонный к чему-л.'

Совмещение свойств относительных и качественных прилагательных имеется в атрибутивных сочетаниях типа ладанное облако; кофейное гаданье; лучная вонь; из-под ресничного взлету; адский уголь; пепельная груда; дном чашечным; дыма очажного; фуражечный взмах. В связи с проблемой устранения границ между относительными (в том числе притяжательными) и качественными прилагательными остановимся на двух примерах подчеркнуто парадоксальных сочетаний.

В поэме «Царь-Девица» Ветер обращается к героине-богатырше:

Хватай-ка за гриву —

Брать Стамбул-Царьград!

Девичий-свой-львиный Покажи захват! .

Прилагательные девичий и львиный обнаруживают семантическое различие при морфлогическом и синтаксическом подобии. Генетически оба они притяжательные, в цитированном контексте девичий — притяжательное ('свойственный девице'), а львиный — качественное 'подобный свойствам льва, сильный, крепкий'). Вместе с тем объединение прилагательных в парное сочетание мотивируется их фразеологическими связями: Царь-Девица и лев — царь зверей. Слово царь имеется и в названии Царьград. В поэме героиня неоднократно прямо сравнивается и со львом. Нянька говорит ей: Погляжу на кудри гривой, | Погляжу на взор пожаром — | Как не я тебя, а львица | Львиным молоком вскормила!; встречаются перифрастические именования героини Дева-зверь; На зверь-солдатку. При этом анималистические перифразы называющие героиню, противопоставлены анималистическим наименованиям отрицательных персонажей сказки: мачеха-змея, ее помощник колдун — змей-паук, филин-сова, филин-сыч, царь — индюк-кохинхин, т. е. благородная сила Царь-Девицы противопоставлена зловещим свойствам мифологически нечистых тварей и фарсовому образу «важничающей» птицы. В ряду таких метафор прилагательное львиный, не утрачивая качественно-оценочного значения, актуализирует и значение притяжательного прилагательного.