1. Сущность и виды психологических метафор.
Метафора происходит от двух др.-греч. слов «мета» — между, после, через; «фора» — движение, перенесение.
В современной науке метафора понимается уже не столько как сходство объектов, сколько как взаимодействие смыслов. Подобный подход к метафоре возник как реакция на тот факт, что, во-первых, не всегда удается обнаружить общие признаки («хрустальная печаль» — сравнение хрусталя и печали оказывается весьма проблематичным), и, во-вторых, порой вообще нет необходимости в нахождении объекта сравнения («мертвый голос», «черное солнце»). Подобные наблюдения привели к появлению различных теорий метафоры.
Так, например, в теории Айвора Р. Ричардса понятие метафоры охватывает не только отношение подобия, но и, к примеру, соположенности, так что там, где есть «возможность различить хотя бы два взаимодействующих друг с другом употребления, мы имеем дело с метафорой».
В теории метафоры Дерика Бикертона, например, выделяется четыре класса выражений, образованных связью знака (Х) с атрибутом (У). По типу «присваиваемых атрибутов» выражения распадаются на:
— «буквальные» («черная кошка») — присвоение атрибута типично;
— «постоянные» («серебро волос») — присвоение атрибута устойчиво в лексике культуры;
— «разовые» («гиацинтовый Пегас», «смычок черноголосый») — авторское присвоение атрибута;
— «бессмысленные» («промедление пьет учетверенность») — присвоение атрибутов случайно.
В психологии метафора и другие виды непрямой речи выступали первоначально только как экспериментальные материалы. Так, К. Бюлер предлагал испытуемым пословицы в качестве материала для интроспекции. Как справедливо замечает Р. Хонек, К. Бюлера больше интересовали закономерности мышления вообще, а не специфика мышления над пословицами. Поэтому выводы, полученные в экспериментах с пословицами, были распространены на «мышление вообще». Ж. Пиаже предлагал детям-испытуемым установить соответствие между пословицами и фразами, выражающими ту же мысль. На основании этого исследования он делает выводы о вербальном понимании детей вообще, но не о понимании детьми пословиц.
Заложенные в сказках метафоры оказываются волшебным инструментом, помогающим ребенку лучше и глубже понимать себя, свой внутренний мир. Поскольку метафоричность присутствует даже в научных текстах, то представляется целесообразным и естественным максимально использовать прием метафоризации понятий. Этот подход является оправданным и потому, что перед психологами не стоит задача обучить детей психологии как науке (такая задача в принципе неприемлема на данном этапе): они стремяться лишь познакомить детей с базовыми психологическими понятиями.
Введение
системы этих понятий потребовало поиска «ключевой» метафоры, которая позволила бы выстроить новый фрейм — тот сценарий, в контексте которого можно изучать психологические объекты. Такой метафорой становится такая, на образ которой переносится представление о психическом мире человека — со своими законами, «волшебными» правилами и «обычными» чудесами.
Опыт ребенка, связанный с познанием собственного внутреннего мира, составляет основу для огромного разнообразия метафор, в котором психические процессы и состояния, переживания и идеи могут трактоваться как предметы и вещества. Например, «У него высокие способности», «В вас слишком много ненависти», «У тебя очень мягкий характер, надо добавить твердости в твои отношения с сыном», «Переживания совсем сломали ее» и т. п. Такие метафоры Лакофф и Джонсон называют онтологическими.
Исследователи (лингвисты, психологи, философы) не раз отмечали, что в волшебных сказках постоянно используется прием материализации целого ряда категорий: все значимые для ее содержания элементы приобретают четкую форму, выраженную телесность (например, волшебные способности представлены в виде предметов или существ — конь, скатерть, печь, золотая рыбка и т. д.); конфликты, споры реализуются не в нудных препирательствах, а в конкретных действиях, чаще всего соревновательных: кто со Змеем справится, кто дальше стрелу пустит.
