Формирование руководством РСФСР-СССР партийно-государственной политики по отношению к интеллигенции в октябре 1917-1925 гг

В условиях формирования новой российской государственности объективно возрастает необходимость разработки отвечающей национально-государственным интересам политики по отношению к интеллигенции, которая интеллектуально и идеологически прокладывает путь обновлению общества, сохраняет культурно-историческую преемственность поколений, ориентируясь на отечественный и мировой опыт. Успешное осуществление поставленных государственным руководством задач в значительной степени определяется тем, насколько эффективно будет задействован интеллектуальный и культурный потенциал российской интеллигенции. Поэтому вопрос об интеллигенции, ее участии в новом государственного строительстве приобретает особую актуальность.

Анализ опыта взаимоотношений власти и интеллигенции па переломных этапах отечественной истории, извлеченные из него уроки будут способствовать объективному пониманию властвующей элитой стоящих перед государством проблем. Несомненный научный интерес в этом плане приобретает исследование государственной политики большевиков по отношению к интеллигенции, анализ исторического опыта взаимоотношений представителей власти и интеллигенции с октября 1917 г. до середины 1920;х гг.

Октябрь 1917 года является одним из самых значительных по своим последствиям событий мировой истории XX века, положивших начало грандиозному эксперименту партии большевиков по созданию нового общества, отношения в котором должны были соответствовать многовековым чаяниям трудящихся масс, определять вектор развития мировой цивилизации. На протяжении последующих восьми — десяти лет государственным руководством осуществлялся интенсивный поиск политических решений по реализации поставленных задач. Он происходил в условиях активного противостояния различных политических сил, которые пытались реализовать собственное видение развития российского государственного и общественного устройства.

Эти годы во многих чертах сходны с характером нынешних процессов в экономике, политике, идеологии и культуре, когда руководству страны необходимо избегать радикальных решений, которые не только устраняют отрицательные последствия общественного развития недавнего прошлого, но часто разрушают многое позитивное, что было достигнуто, порывают с отечественной культурно-исторической традицией. Характерной особенностью рассматриваемого периода была непродолжительная и уникальная в советской истории борьба в партийно-государственном руководстве за выбор альтернатив в политике по отношению к интеллигенции, попытки целенаправленной трансформации «военно-коммунистических» отношений с интеллигенцией в демократическом направлении.

Одним из важнейших следствий этого процесса стал диалог идеологов российской интеллигенции с представителями политического руководства советского государства, которые в условиях неудавшегося непосредственного перехода к принципам коммунистического производства и распределения, отрицания исторических традиций и норм общественной жизни пытались вывести страну из кризиса, опираясь, в частности, на культурный и интеллектуальный потенциал российской интеллигенции. Эти процессы, при всей их противоречивости и непоследовательности, находились в русле общемировой тенденции успешного решения крупномасштабных задач государственного строительства, в рамках которого необходимо оптимальное использование руководством страны интеллектуального потенциала нации.

Степень разработанности проблемы. Тема государственной политики по отношению к российской интеллигенции была одной из наиболее идеологизированных в отечественной историографии. Это было связано с тем, что интеллигенция генерировала и пропагандировала идеи, составлявшие конкуренцию коммунистической идеологии и представляла как субъект общественной деятельности объективную опасность для монопольно управлявшей обществом коммунистической партии. Сразу после октября 1917 г. появились работы, составившие первый этап развития историографии, который охватывает время до конца 1920;х гг. Для большинства из них характерным является некритическое отношение к источникам, недостаточное внимание было уделено методологии, в результате чего публицистичность преобладала над научностью.

В. А. Быстрянский одним из первых проанализировал взгляды В. И, Ленина, установки коммунистической партии и практическую деятельность коммунистов. Ссылаясь на авторитет вождя, он доказывал необходимость привлечения к социалистическому строительству интеллигенции для развития духовной жизни общества, пытался обозначить методы руководства интеллигенцией в советских условиях1.

А. Богданов, напротив, утверждал, что коммунистическая партия не нуждается в интеллигенции, способна самостоятельно развить в рабочем классе творческие способности, которые необходимы для построения нового общества .

В начале 1920;х гг. М. П. Керженцев пришел к выводу, что творческий потенциал интеллигенции должен быть использован в создании новой пролетарской культуры3, а В. С. Рожицын был сторонником.

1 Быстрянский В. А. Пролетариат и наука. — Петроград, 1918; он же. Коммунизм и духовная жизнь // Книга и революция. — 1920. — № 5- он же. Революция и литература // Там же. — № 6- он же. Газета в пролетарском и буржуазном государстве. — Петрофад, 1921.

2 Богданов А. Наука и общественное сознание. — Петроград, 1918.

3 Керженцев Г1. М. К новой культуре. — Петроград, 1921. аналогичного подхода применительно к развитию точных и естественных наук4.

В идейном и концептуальном плане первый период более насыщен по сравнению с последующими. Для литературы этих лет характерен плюрализм мнений. Имели место разнообразные, нередко прямо противоположные оценки политики по отношению к интеллигенции у авторов, принадлежавших к различным идейно-политическим лагерям, а также существенные различия в подходах к формам и методам использования интеллигенции в социалистическом строительстве. Все это отражало специфику общественно-политической жизни ИЭПа.

В области литературы и искусства значительный интерес представляют сочинения В. П. Полонского, П. С. Когана и А. З. Лежнева. Авторы, несомненно, выполняли социальный заказ правящей партии, в их работах дан анализ основных литературных течений, направлений и школ, которые формировались под влиянием государственной политики, но отношению к интеллигенции в литературе первого послеоктябрьского десятилетия, творчества отдельных авторов, а также литературной критики тех лет. Была оценена «эффективность» партийно-государственной критики поэтов и писателей, прослежен процесс переориентации их творчества с «буржуазных» и «мещанских» позиций в сторону большей лояльности к советской власти.

Особенно в этой связи следует отметить работы В. П. Полонского, в которых, на наш взгляд, дана достаточно объективная оценка деятелей культурной политики правящей партии5. Значительный интерес представляет книга П. С. Когана «Литература Великого Октября», в которой автор представил анализ литературных явлений текущего десятилетия6.

Рожицьш В. С. Новая наука и марксизм. — Харьков, 1922.

5 Полонский В. П. Уходящая Р>сь. — М, 1924; его же. Очерки литературного движения революционной эпохи (1917;1927). — M.-JI., 1928.

6 Коган U.C.

Литература

Великого Октября. — М.-Л., 1928.

Задачу «выяснения общественной ценности выбрасываемых на рынок о произведений» решал в своих работах А. З. Лежнев, Он неоднократно указывал на некомпетентное вмешательство в вопросы литературной критики людей, не обладавших достаточным уровнем профессиональной квалификации, высмеивал малообразованных литераторов, которые, пользуясь низким культурно-образовательным уровнем масс, пытались занять место классиков российской литературы и литературной критики8.

Значительный интерес представляют материалы литературно-публицистической и научной деятельности российской интеллигенции, ставшие заметным явлением духовной жизни общества в годы НЭПа. Интеллигенция в этот период выражала свою общественно-политическую позицию в таких журналах, как «Артельное дело», «Время» ," «Берег», «Записки мечтателей», «Вестник литературы», «Парфенон», «Феникс», «Экономист», «Экономическое обозрение» и других изданиях,' в которых прослеживается рефлексия российской интеллигенции на происходящие в стране события.

Ценную информацию для историков представляет литературно-публицистическая деятельность идеологов российской интеллигенции сменовеховской ориентации, произведения которых издавались как в советской России, так и за рубежом. Здесь следует отметить статьи главного идеолога восточного крыла сменовеховства Н. В. Устрялова, которые публиковались в 1920;е гг. в редактируемой им харбинской газете «Новости жизни». Позднее они были переизданы отдельными сборниками9.

Н.В. Устрялов, трезво оценивая перспективы продолжения вооруженной борьбы с советской властью, считал, что «перед.

Лежнев А.З. О литературе: сб. ст. — М., 1927. С. 4.

8 Лежнев А. З. Русская литература в истекшем году // Печать и революция. — М., 1926. С. 40.

9 Устрялов Н. В. В борьбе за Россию. — Харбин, 1920; он же. Под знаком революции. -Харбин, 1925; он же. Россия: У окна вагона. — Харбин, 1926. непререкаемыми доводами жизни должна быть оставлена идеология вооруженной борьбы с большевизмом". Если его не удалось победить силою оружия в гражданской войне, то он будет эволюционно изживать себя в обстановке гражданского мира, и задача русской интеллигенцииспособствовать этому процессу10.

Западное сменовеховство интересовало большевиков, прежде всего, как течение общественной мысли, которое можно исиользовать для разложения и ослабления политического влияния антисоветской белоэмигрантской диаспоры русского зарубежья. Оно представлено пражским сборником «Смена вех» (июль 1921 г.), куда вошли статьи Ю. В. Ключникова, Н. В. Устрялова, A.B. Бобрищева-Пушкина, С. С. Чахотшш, Ю. Н. Потехина. Все авторы этого издания разделяли патриотические настроения, хотели видеть свою родину могучим государством, выступили против продолжения вооруженной борьбы с Советской Россией. Деятельность сплочения эмигрантской интеллигенции на почве признания существующей в России власти была продолжена парижским еженедельником «Смена вех» (октябрь 1921 г. — февраль 1922 г.) и берлинской газетой «Накануне» (26 марта 1922 — 15 июня 1924 г.). В ее заключительном номере редколлегия (Б. В. Дюшен, С. С. Лукьянов, П. А. Садыкер и С.С. Чахотин) обозначили задачи, которых они добивались: «сорвать с эмиграции маску и показать русской трудовой интеллигенции подлинное лицо эмигрантщины <.> клеймить и разоблачать ее выступления против России и русской интеллигенции"11. Идеи и практическая деятельность сотрудников этих изданий использовались, а затем направлялась партийно-государственным руководством РСФСРСССР с целью возвращения части эмигрантов на родину.

10 У отрядов Н.В. В борьбе за Россию. С. 5.

11 Всегда вперед! // Накануне. 1924. 15 июня.

Эмигрантская литература представляет несомненный интерес, прежде всего, потому, что ее авторы обладали высоким культурно-интеллектуальным потенциалом, ценными источниками информации о жизни интеллигенции в России и о политике советской власти по отношению к ней. В этой связи следует отметить работы, опубликованные в эмигрантских журналах представителями различных общественно-политических течений российской эмиграции — от «умеренно-социалистических» до монархических («Руль», «День», «Свободная Россия», «Высший монархический совет», «Знамя борьбы», «Дело труда», «Современные записки» и др.), из которых только в 1927 г. выписывалось из-за границы.

1 у для ознакомления членов Политбюро 49 изданий .

Разработка Политбюро политики по отношению к интеллигенции и отстаивание национально-государственных интересов СССР базировались также на идейно-теоретическом фундаменте «евразийцев», который члены Политбюро пытались использовать. «Евразийцы», несмотря на нетерпимое отношение к большевикам и их методам государственного руководства, признавали закономерность произошедшего в России октябрьского переворота, уделяли внимание проблемам преемственности русской истории и культуры на переломных этапах общественного развития13.

Большой интерес в Политбюро вызывали работы П. II. Милюкова. Он развивал идеи относительно поверхностности достижений демократии в России и полагал, что ее дальнейшее развитие в условиях советской действительности неизбежно будет связано с «откатыванием» назад, в казалось уже пройденные, фазисы прошлого14. П. Н. Милюков также.

12 Список учреждений, получающих белоэмигрантские периодические издания в 1927 голу: |Утв. Политбюро ЦК РКП (б) 16 декабря 1926 года]. // Российский государственный ацх и в социально-политической истории (далее — РГАСПИ.) Ф. 17. Оп. 3. Д. 619. Л. 18.

Трубецкой II, О туранском элементе в русской культуре // Евразийский временник. -1925. № 4.

14 См. напр.: Милюков П. Н. История второй русской революции. — София, 1921; он же: Очерки истории русской культуры. — Париж, 1925; он же: Эмиграция на перепутье. обратил внимание на то, что в советской литературе 1920;х гг., даже в случае желания работать с новой властыо, интеллигенция изображалась неумелой, бессильной, предательской15.

Жесткую позицию по отношению к советской власти занимал известный философ и писатель Ф. А. Степун, который был выслан из советской России в 1922 г. В своих «Мыслях о России», опубликованных в 1923 — 1924 гг., он писал, что «большевики, захватившие власть, были, конечно, злом. Со злом необходимо бороться силою. Это не подлежит никакому сомнению» 16. Однако реальных сил для борьбы с большевиками к этому времени интеллигенция уже не имела.

Категоричным в оценках перспектив участия интеллигенции в развитии российской государственности и русской культуры в условиях советской действительности был Г. П. Федотов — один из крупнейших представителей общественной мысли русского зарубежья. В 1926 году он следующим образом оценивал социальную природу большевиков: «Русская социал-демократия, несомненно, самое почвенное из русских революционных движений. В нем практически профессионалы революции путем радикального упрощения своего интеллигентского сознания сливались с верхушкой «сознательных пролетариев», образуя не новую интеллигенцию, а кадры революционных деятелей <.> самая природа большевизма максимально противоположна русской интеллигенции: большевизм есть преодоление интеллигенции на путях революции. большевики — профессионалы революции, которые всегда смотрели на нее как на «дело», как смотрят на свое дело капиталистический купец и.

Париж, 1926; он же: Россия на переломе. Большевистский период русской революции. Т.1. Происхождение и укрепление большевистской диктатуры. — Париж, 1927; он же: Республика или монархия. — Париж, 1929.

15 Милюков П. Н. Очерки истории русской культуры: В 3 т. Т, 2. Ч. 1. М., 1994. С. 7.

16 Степун Ф. Мысли о России // Русская идея в кругу писателей и мыслителей русского зарубежья: В 2 т. Т. 1. — М., 1994. С. 238. дипломат, вне всякого морального отношения к нему, все подчиняя.

1 7 успеху". В рамках этого подхода будущего у старой интеллигенции дореволюционной формации в новой советской России не было.

Несомненно, на процессе формирования партийно-государственной политики по отношению к интеллигенции сказался тот фактор, что в своих сочинениях интеллигенция, находившаяся в эмиграции, сходилась, но мнении о недопустимости развития России «по большевистскому сценарию», однако формы и методы борьбы с советской властью представителями различных течений русской эмиграции предлагались разные — от содействия внутреннему перерождению режима посредством работы в советских учреждениях вместе с коммунистами, просвещая, образовывая и переориентируя их с целью возрождения России (II. В. Устрялов, Ю. В. Ключников, Ю.Н. Потехин) до свержения новой власти путем иностранной интервенции (Г. П. Федотов, Ф. А. Стеиун, И. В. Гессен). Это обстоятельство позволяло большевистской элите маневрировать, использовать противоречия внутри различных слоев интеллигенции для устранения ее идейно-политического влияния на общественную жизнь.

В литературе первого послеоктябрского десятилетия были поставлены и решены следующие задачи: предложена приоритетная форма сотрудничества (уважительный диалог власти с интеллигенцией, но вопросам строительства нового общества) — определен основной метод, с помощью которого власть рассчитывала добиться максимально эффективной работы интеллигенции (путем увлечения ее масштабом и грандиозностью преобразований в стране) — разработана система идеологического влияния на интеллигенцию и контроля за ее деятельностью (через комсомольские, профсоюзные, партийные.

17 Федотов ГЛ1. Трагедия интеллигенции // Судьба и грехи России. — СПб., 1991.1. 1. С. 95, 97, 98. организации, общественное мнение производственных коллективов, печать, спецслужбы).

Второй этап развития историографии охватывает 1930;е гг. — первую половину 1950;х гг. Его характерной особенностью является сужение исследовательских задач и ограничение субъектов историографического процесса. Было прекращено издание работ не только представителей интеллигенции, которые отстаивали ее специфические интересы, но и умеренных, склонных к компромиссам с интеллигенцией, деятелей большевистской интеллектуальной элиты, сторонников проведения т. н. «культурной» политики по отношению к ней.

Историческая наука могла развиваться исключительно в рамках официальной доктрины, сформулированной И. В. Сталиным и изложенной в' его работах, документах съездов партии. В учебнике «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс», одобренном ЦК ВКП (б) в 1938 г., старая российская интеллигенция вообще не рассматривалась как социально значимый слой общества, была наделена негативными эпитетами («буржуазные спецы» и др.)18, акцент сделан на том, что советская интеллигенция — «совершенно новая интеллигенция»: «в большинстве она вышла из рабочей и крестьянской среды. Она служит не капитализму, как старая интеллигенция, а социализму» 19.

В докладе И. В. Сталина на XVIII съезде ВКП (б) была дана такая трактовка истории создания советской интеллигенции: «Наряду с этим мучительным процессом дифференциации и разложения старой интеллигенции шел бурный процесс формирования, мобилизации и создания новой интеллигенции. Сотни тысяч молодых людей, выходцев из рядов рабочего класса, крестьянства, трудовой интеллигенции, пошли в вузы и техникумы, и, вернувшись <.> заполнили поредевшие ряды.

См.: История Всесоюзной коммунистической партии (болыпсвикок): Краткий курс. — М., 1951. С. 279, 299,301. интеллигенции. Они влили в интеллигенцию новую кровь и оживили ее по-новому, по-советски. Они в корне изменили весь облик интеллигенции, по образу своему и подобию. Остатки старой интеллигенции оказались растворенными в недрах новой советской интеллигенции. В этой схеме не оставалось места для взаимодействия и преемственности, передачи лучших черт и традиций профессиональной и нравственной культуры предшествующих поколений последующим. Сталинская оценка роли старой российской интеллигенции стала аксиомой, определив вектор исторических исследований вплоть до середины 1950;х гг. Главное внимание теперь уделялось новой советской интеллигенции — выходцам из рабочих и крестьян21.

Общественная обстановка того времени, в которой историки создавали свои работы, хорошо описана академиком Б. А. Келлером. «Лет 15 тому назад я задал вопрос одному из крупных московских профессоров: «Почему в Москве чувствуется среди ученых определенная враждебность к большевикам?» Он мне тогда ответил: «Ведь многие из кадетов, которые ушли в эмиграцию, — это наши единомышленники, и они как бы завещали нам свою борьбу с большевиками «Нет сомнения, — продолжал Б.А.

Келлер, — что и сейчас еще в составе интеллигенции найдутся враги своего народа, его правительства и партии. Но теперь это одиночки, вынужденные глубоко скрывать свое преступное лицо, потому что иначе они вызову!

9 Там же. С. 328 — 329.

20 Сталин И. В. Вопросы ленинизма. — М., 1939. С. 508.

21 См.: Спектров А. С. Подготовка красных специалистов. — М., 1930; Бешшн А. Е. Кадры специалистов в СССР: их формирование и рост. — М., 1935; Келлер Б. А. Пролетарская революция и советская интеллигенция. — М., 1937; Волин Ь. Октябрьская революция и интеллигенция // Исторический журнал. — 1938. — № 11- Кафтанов С. Советская интеллигенция в первой пятилетке. — М., 1947; Смирнов И. С. В. И. Ленин и советская культура. — М., 1949; Процко М. А. О роли интеллигенции в советском обществе. — М., 1953 и др. сильнейший гнев и возмущение не только среди рабочих и крестьян, но и среди новой интеллигенции"22.

Публиковались материалы о государственной политике по отношению к буржуазным специалистам, в которых акцентировалось внимание на том, что, подавляя тех, кто открыто выступал против «завоеваний Октября», пролетариат неизменно на передний план выдвигал задачу так называемого «мирного завоевания» старой российской интеллигенции. Интересно, что уже в этот период в некоторых работах предпринимаются попытки рассмотреть вопрос о политическом расслоении специалистов23.

В начале 1930;х гг. в литературе появляется, а затем начинает доминировать тезис о том, что представители старой технической интеллигенции были тем ближе к советской власти, чем ниже была их квалификация. А. И. Иванов и В. Л. Швейцер были первыми исследователями советской технической интеллигенции, которые в 1932 г. выс.

24 казали эту мысль. Она распространилась на все профессиональные отряды старой интеллигенции и «тиражировалась» в качестве «методологического подхода» в изучении и освещении ее деятельности в литературе на всем протяжении рассматриваемого периода25.

Большое влияние на оценку позиций буржуазных специалистов оказали взгляды И. В. Сталина. Он утверждал, что «верхушечная», наиболее квалифицированная часть интеллигенции встала на путь борьбы против советской власти, менее влиятельная и квалифицированная заняла выжидательную позицию, а рядовая присоединилась к народу. Таким.

22 Келлер. Б. А. Указ. соч. С. 16, 22.

См.: Бурыкин С. М. О политической дифференциации среди просвещенцев. — М., 1932;

24 Иванов А. И., Швейцер В. Л. Борьба за кадры пролетарских специалистов. — М.- Л., 1932.

Впервые па это обстоятельство обратил внимание М. Е. Главацкий. См. подробнее: Главацкий М. Е. Историография формирования интеллигенции и СССР. — Свердловск, 1987. С. 16. образом, расслоение специалистов ставилось в прямую зависимость от их образования и квалификации. Такой подход характерен для авторов многих статей и монографий в конце 1930;х — первой половине 1950;х гг.26.

Некоторые исследователи показали, что процесс дифференциации протекал сложно и противоречиво. На общем фоне покровительственной, и зачастую уничижительной критики старой российской интеллигенции в конце 1930;х гг., весьма интересную мысль высказал И. Луппол. Он отметил, что бытие и сознание интеллигенции в общем определялось бытием господствующих классов, однако характер работы и отсутствие личной собственности привлекали ее на сторону эксплуатируемых. Именно эти противоречия определяли судьбы интеллигенции. Таким образом, читатель подводился к выводу, что «разлом» происходил и внутри.

27 выделенных И. В. Сталиным групп интеллигенции .

Наряду с работами об интеллигенции, в которых исследовались вопросы государственной политики по отношению к ней, в 1930 — 1950;е гг. оо появилась литература о культурном строительстве в СССР. Можно отметить работу Н. Белькович и монографию Л. С. Фрид — одной из старейших работниц «культурного фронта», в которой дано в основном последовательное освещение развития партийно-просветительной работы с.

См.: Волин Б. Интеллигенция советского народа // Под знаменем марксизма. — 1938. — № 10- Вольфсои С. Интеллигенция как общественная прослойка при капитализме и социализме// Под знаменем марксизма. — 1939. — № 1- Ярославский П. Об интеллигенции прежде и теперь // Историк-маркеисг. — 1939. — № 1- Кафтанов С. О советской интеллигенции // Большевик. — 1939. — № 8- Лупиол И. Интеллигенция и революция // Новый мир. — 1939. — № 7- Оснос 10. Из послеоктябрьской истории интеллигенции // Историк-марксист. — 1940. — № 8- Танднт Л. Партия Ленина-Сталина и социалистическая интеллигенция. — М., 1939; Процко М. А. О роли интеллигенции в советском обществе. -М., 1953 и др.

27 Луппол И. Указ. соч. С. 117.

См.: Милютин В. Достижения культурного строительства в СССР. — М., 1933; История советского театра: Очерки развития. Т. 1: Петроградские театры. — N1., 1933; Семашко Н. Культурное строительство в СССР. — М., 1934. первых дней советской власти до конца 1920;х гг. и участие в ней старой российской иптеллигенции2').

Победа советского народа в Великой Отечественной войне и роль интеллигенции в ней не давали историкам повода усомниться в правильности оценок довоенного периода, и авторы по-прежнему главное внимание уделяли советской генерации этого социального слоя, а о старых специалистах писали главным образом в рамках обозначенной И. В. Сталиным на XVIII съезде ВКП (б) оценки.

В послевоенные годы буржуазная интеллигенция как предмет исследования все меньше интересовала историков. Основной массив работ был посвящен новой интеллигенции и ее вкладу в социалистическое строительство. Считалось, что только партия участвовала в процессе создания советской интеллигенции, а «буржуазные спецы» саботировали этот процесс и занимались «вредительством» как на хозяйственном, так и на идеологическом фронте. Тем не менее, в послевоенные годы в разработке темы был сделан значительный шаг вперед. Стала расширяться проблематика исследований, начали складываться центры коллективной разработки истории интеллигенции в Москве и Ленинграде.

Из работ этого периода можно выделить исследования М. Г1. Кима30 и А. Г. Лашина31, которые отметили высокую конфликтность и неэффективность работы левых коммунистов с интеллигенцией.

К достижениям историографии этого периода следует отнести: постановку вопроса о причинах неэффективности государственного руководства высококвалифицированной интеллигенцией (А. И. Иванов и В.

См.: Белькович Н. Социально-культурное строительство в РСФСР. — М., 1938; Фрид Л. С. Очерки по истории развития политико-просвститсльной работы и РСФСР (19 171 929). — Л., 1941.

30 Ким М. П. Коммунистическая партия — организатор культурной революции и СССР. -М., 1955.

31 Лапши А, Г. Культурно-воспитательная деятельность советского юсударства. -М., 1955.

Л. Швейцер) — попытки анализа зависимости политического расслоения интеллигенции от практики и успехов социалистического строительства (С. М Бурыкин) — негативные оценки левых коммунистов, которые своими действиями провоцировали интеллигенцию на забастовки, препятствовали ее эффективной работе (М. П. Ким, А. Г. Лашин).

Появившиеся в эти годы работы с точки зрения ретроспективной оценки не были идеальными во многих отношениях. В них бытовали пренебрежение к источникам и стремление опереться на авторитетное мнение вождя, анализ всей совокупности явлений подменялся стремлением привести факты в соответствие с заданной схемой, господствовал иллюстративный метод. Не все архивные материалы были доступны исследователям, да и сам уровень подготовки кадров, которые изучали проблемы интеллигенции в русле историко-партийной проблематики, значительно отставал от профессионального уровня их коллег, занимавшихся дореволюционной историей России, и, тем более, историков, исследовавших проблемы древнего мира и средних веков других стран и народов, которые обладали большей исследовательской свободой в подходах, оценках и выводах по изучаемым проблемам.

Третий этап историографии охватывает вторую половины 1950;хпервую половину 1980;х гг. Новые подходы к проблеме обозначились в работах В. Т. Ермакова, С. А. Федюкина, Л. К. Ермана, И. И. Минца, Л. М. Зак.

В. Т. Ермаков в 1955 г. выразил несогласие с тем, что «только новая советская интеллигенция из людей рабочего класса и трудящихся нашей страны может развивать советскую науку"32, а, следовательно, исторический анализ осуществления государством властных функций по отношению к старой интеллигенции не утрачивает свою актуальность.

32 См.: Ермаков В. Т. Борьба Коммунистической партии за перестройку научных учреждений в годы первой пятилетки: дис. канд. ист. паук. — М., 1955. — С. 3.

С. А. Федюкин уже в одной из своих ранних монографий отметил недостатки историографии предшествующих лет. По его мнению, было ошибочно при формировании партийно-государственным руководством политики по отношению к интеллигенции исходить из убеждений о том, что вся интеллигенция враждебно встретила социалистическую революцию, что сменовеховство было во всех отношениях реакционным течением, что «спецеедство» не имело корней в рабочем классе, а насаждалось исключительно троцкистами, бухаринцами и т. и.

С. А. Федкжиным в 1970;1980;е гг. были опровергнуты широко распространенные в предшествующий период представления о том, что политическая дифференциация старой российской интеллигенции была жестко детерминирована ее дореволюционным социальным статусом и.

I .1 происхождением, а также уровнем квалификации. Такая упрощенная схема давала власти основания осуществлять репрессии, ограничивать в правах ту часть интеллигенции, которая не представляла опасности режиму, но могла внести уникальный вклад в строительство нового общества.

С. А. Федюкин в целом правильно определил основные приоритеты политики власти по отношению к сменовеховству (расслоение русской эмиграции, пресечение попыток буржуазного перерождения советской власти, участие ряда печатных изданий в этих процессах)35.

Среди работ 1960;х гг. своей фундаментальностью выделяется коллективная монография «Советская интеллигенция (история формирования и роста). 1917;1965». В ней авторы объективно оценили, что.

33 Федюкин С. А. Привлечение буржуазной интеллигенции к социалистическому строительству в СССР. — М., 1960.

14 Федюкин С. Л. Великий Октябрь и интеллигенция. — М., 1972; он же. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к НЭГ1у. — М., 1977; он же. Партия и интеллигенция. — М., 1983 и др.

Федюкин С. А. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к нэпу. — М., 1977. -С. 12−14,36−79, 114−115, 121−135. главным фактором, который использовало партийно-государственное руководство для мотивации профессиональной деятельности и политического поведения «специалистов старой школы», было понимание прогрессивных изменений в судьбах Родипьг, которые песет с собой новый общественный строй и служение отечеству36.

37 38.

Р. А. Шипилова и Г. А. Матвеев исследовали политику по отношению к литераторам и театральным работникам, выделили факторы, которые сыграли свою роль в их переходе на сторону советской власти (учет определенной части интересов этих отрядов интеллигенции).

В монографии Л. М. Зак39 были впервые подробно рассмотрены статьи, доклады и речи А. В. Луначарского, Н. К. Крупской, М. Н. Покровского, К. Цеткин, принимавших активное участие в разработке н осуществлении политики по отношению к интеллигенции. Л. М. Зак особое внимание обратила на то, что максимальной эффективности в идейной и политической переориентации интеллигенции партия добилась, используя литературу, печать, научную и производственную пропаганду.

В исследованиях советских историков не просто выделяются различные профессиональные отряды интеллигенции, но и прослеживаются особенности воздействия на нее различных субъектов системы политического режима (партии, комсомола, советов, профсоюзов, различных звеньев государственного аппарата)40.

36 Советская интеллигенция / под ред. М. П. Кима. — М., 1968.

37 Шшшлова P.A. Деятельность Коммунистической партии в области театральною искусства (1920 — 1927 гг.): дне. канд. ист. паук. — Ростов н / Д., 1970.

3 8.

Матвеев Г. А. Формирование политики Коммунистической партии в области художественной литературы (1921 — 1925 гг.): дис.. канд. ист. наук. — Ростов и / Д., 1973.

ЗУ.

Зак JI. М. История изучения советской культуры. — М., 1981.

40 См.: Ульяновская В. А. Формирование научной интеллигенции в СССР (1917—1937). — М., 1966; Антонов В. В., Штепбук В. С. Борьба партии за учительство в первые годы inna (1921;1923) // Советская педагогика. — 1967. — № 7. С. 8−18- Алексеева Г. Д. Октябрьская революция и историческая наука (1917—1923). — М., 1968; Иовлев А. И.

Крупной работой, подводящей итоги этого периода историографии, стал выход коллективной монографии под редакцией академика М. П. Кима, в которой была отмечена противоречивость политики правящей партии в 1917 — 1927 гг41.

Отмечая несомненный шаг вперед — введение в научный оборот новых источников, совершенствование концептуальной и методологической базы исследований, категориального аппарата, расширение проблематики исследований, следует отметить, что общественно-политические условия, а также недоступность источников (особенно по репрессиям в отношении интеллигенции) стали главным препятствием для обобщения материалов, касающихся эволюции взаимоотношений интеллигенции с партийно-государственным руководством. Исследователи не вышли за рамки официальной идеологической доктрины КПСС, исходящей из «презумпции непогрешимости» партии и советской власти во всех сферах деятельности. Однако ставить это «в вину» советским историкам интеллигенции, на наш взгляд, вряд ли ухместно.

Следующий этап изучения в отечественной историографии начался со второй половины 1980;х гг. Он характеризовался пересмотром прежних концептуальных представлений, анализом явлений, послуживших причиной искаженного отображения в историографии политики советской власти по отношению к старой интеллигенции, мотивов, которыми руководствовалась российская интеллигенция при выборе общественно-политической позиции. Прежде всего, следует отметить постепенное преодоление идеологической заданности исследований, влияния марксистско-ленинской методологии на их направленность, значительное расширение.

Разработка и осуществление ленинской политики в отношении специалистов старой армии (1917—1920 гг.)//Вопросы истории КПСС. — 1968. -№ 4. С. 30−43.

1 Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры, 1917;1927 гг. — М., 1985. источниковой базы.

Отмечая наиболее значительные, на наш взгляд, работы этого периода, следует выделить монографию М. Е. Главацкого, в которой проанализирована история изучения советской интеллигенции с октября t’y.

1917 года до середины 1980;х годов Эта работа является своеобразным «путеводителем» для исследователей истории российской интеллигенции. Обобщая накопленный советской историографией опыт, М. Е. Главацкий справедливо отмечал, что появление обобщающих работ по данной теме сдерживалось неодинаковой степенью изученности различных путей формирования кадров, этапов и отрядов интеллигенции43.

В концептуальном плане этот период прежде всего характеризовался стремлением историков реабилитировать «честное имя» старой российской интеллигенции, что в предшествующий период было характерно для работ только отдельных историков (В.Т. Ермаков, С.А. Федюкин), объективно исследовать политику советской власти по отношению к ней. Впервые за 50 лет появилась возможность дать не только позитивные, но и критические оценки деятельности коммунистической партии и органов советской власти. Началась выработка новых подходов к изучению истории взаимоотношений власти и российской интеллигенции, основанных на приоритете общечеловеческих ценностей и новых политических реалиях.

Начало пересмотру прежних представлений было положено публикацией материалов обсуждения видными историками, занимающимися разработкой истории российской интеллигенции, проблем культурной революции44. B.JI. Соскин справедливо отмечал: «Многое из сказанного и написанного в прошлые годы не вызывает сомнений, а другое,.

42 Главацкий М. Е. Историография формирования интеллигенции в СССР. — Свердловск, 1987.

43 Там же. С. 104.

4−1.

Красилышков С. А., Лисе Л. Ф., Соскип B.JI., Илизаров B.C. Культурная революция и духовный прогресс // Историки спорят: Тринадцать бесед. — М., 1988. С. 335—379. можно надеяться, выдержит перепроверку на истинность. Однако сама постановка вопроса о необходимости такой проверки в свете уроков правды.

45 представляется мне необходимой и неизбежной". Новосибирский исследователь обратил внимание на то, что среди важнейших недостатков в изучении истории российской интеллигенции — «прямолинейность, односторонность, стремление представить развитие по неизменно восходящей линии» 46. Другой участник круглого стола С. А. Красильников высказал мысль, что «в конце 1920;х годов произошло ранее <.> замалчиваемое фактическое изменение партийно-государственной политики по отношению к интеллигенции, прежде всего к старым специалистам. „Спецеедство“ снизу и „спецеедство“ сверху как бы сомкнулись», что проявилось в серии судебных процессов над различными профессиональными группами интеллигенции конца 1920;х — начала 1930;х гг., каждый из которых имел рецидивы антиинтеллигентских настроении47.

Вместе с тем, несмотря на вынужденность сотрудничества интеллигенции с большевиками, как справедливо заметил С. А. Красильников, 1920;е гг. характеризовались известным смягчением нравов и «пролетарской коммунистической нетерпимости», расширением социальной базы новой власти, потому что режим нуждался в более тонком механизме привлечения интеллигенции, чем тот, который практиковался в годы.

JO.

Гражданской войны .

Заметной вехой стала статья B.C. Волкова, в которой проанализированы недостатки прежних концептуальных подходов, показана их научная несостоятельность, вскрыты причины, вызвавшие.

45 Там же. С. 339.

46 Гам же. С. 349.

47 Там же. 354−355.

Красильников С. А. Предисловие // Судьбы русской интеллигенции: материалы дискуссий, 1923 -1925 гг. — Новосибирск, 1991. С. 5.

Волков B.C. К научной концепции истории советской интеллигенции // В поисках исторической истины. — JI, 1990. С. 48 — 65. искаженное видение процессов. «Порочным, — писал B.C. Волков, — был основополагающий тезис литературы об интеллигенции. Он сводился к тому, что процесс ее эволюции, духовная жизнь в стране протекали. как это должно было быть в идеале, «в переходный период от капитализма к социализму» «50. Была отмечена и другая «концептуальная ошибка» исторической литературы I960 — 1970;х гг. об интеллигенции, имевшая «идеологическую подоплеку»: преувеличение степени заботы партии об интеллигенции дореволюционной формации в 1920 — 1930;е гг. «Утверждение, что «многогранная деятельность партии и государства по привлечению старой интеллигенции к строительству социалистического общества была пронизана высокогуманной идеей ее перевоспитания в процессе совместного труда с рабочими и крестьянами, согрета верой в способность специалистов осознать историческую необходимость и прогрессивность социализма и влиться в боевые ряды борцов и строителей нового мира», плохо совмещается с трудовой повинностью, арестами в качестве заложников, безосновательными репрессиями, произволом, которые пришлось испытать интеллигенции от органов власти» 51.

Заслуживает внимания и другое замечание B.C. Волкова относительно того, что, «пользуясь термином „специалисты“, В. И. Ленин хотел подчеркнуть, что советская власть, идет на сотрудничество с ними как знатоками в области определенной профессии, как бы оставляя в стороне их способность и желание формулировать и выражать интересы сл разных социально-классовых сил», и, добавим от себя, общечеловеческие ценности в целом как альтернативу коммунистической идеологии, поскольку отстранение интеллигенции от политики и ограничение ее влияния на общественную жизнь страны стало одним из принципов.

50 Там же. С. 49−50.

51 Там же. С, 52.

52 Там же. С. 55. государственной политики коммунистической партии по отношению к этому слою.

Представляет интерес выступление В. Л. Соскина на научной конференции в г. Кемерово. Он отметил, что нельзя считать подлинной интеллигенцией целенаправленно создаваемую в 1920;е гг. властью массовую армию специалистов, если иметь в виду не формальные признаки, а традиционно присущие ей черты свободолюбия и гуманности, критического отношения к действительности, приверженности общечеловеческим ценностям. «Эти качества, — отмечает В. Л. Соскин, — как не „проходящие“ через игольное ушко классового подхода были отринуты советской системой в ходе долголетнего воспитания новых кадров» 53.

По-новому оценивал В. Л. Соскин и мотивы сотрудничества интеллигенции с советской властью в 1920;е гг. Главным фактором, обусловившим это сотрудничество, по его мнению, было не признание интеллигенцией «исторической правды» большевиков и «приобретение ею социалистических черт», а то, что она видела в этом единственную возможность самореализации и воспринимала такой союз как безальтернативный54.

Серьезным исследованием является докторская диссертация А. Г1. Купайгородской55. Ее работа была выполнена на солидной источниковой базе (главным образом, на фондах Наркомпроса). В своих выводах она справедливо заметила, что процесс развития советской высшей школы был сложен и противоречив, в нем отчетливо выявились разногласия между партийным руководством и сложившейся к 1917 г. интеллигенцией. В ее.

53 Соскин В. Л. Оценка исторического пути советской интеллигенции в свете современного кризиса социализма // Интеллигенция в системе социально-классовой структуры советского общества: тез. докл. и сообщ. науч. конф. Выи. И. — Кемерово, 1991.С. 4.

54 'Гам же. С. 5.

55 Купайгородская А. П. Советская высшая школа в 1917 — 1928 гг.: дис.. д-ра ист. паук. -Л., 1990. среде задолго до Октября вынашивались идеи демократического развития России, культурного прогресса, обновления высшей школьт, а Наркомпрос требовал безоговорочного признания своих предложений вузовской администрацией, возводя любые возражения в ранг саботажа. Прежде всего, это касалось вынашивавшейся долгие годы идеи автономии высшей школы, расставание с которой представлялось вузовской интеллигенции попранием одного из важнейших своих принципов56.

В монографии A.B. Квакина57, которая выполнена на новой источпиковой базе (использованы открывшиеся после 1985 г. возможности работы с мемуарами эмигрантов и литературой русского зарубежья, материалами личного происхождения) большое внимание уделено пересмотру российской интеллигенцией идейно-политических позиций после Гражданской войны, причинам и характеру эмиграции, идейно-политическим процессам в среде российской интеллигенции в условиях т. н. «нэповского гражданского мира». Докторская диссертация A.B. Квакина содержит ряд новых выводов. По его мнению, новая экономическая политика создавала возможность для пересмотра отношения различных групп интеллигенции к советской власти, однако, ее программа не предполагала каких-либо изменений в блоке «собственность — власть — идеология». В результате оказался неизбежным возврат к прежним, «военно-коммунистическим», формам и методам руководства. Последствиями этого стало то, что определенная часть интеллигенции была морально и физически сломлена, другая слилась с расплывчатой группой служащих, бюрократов, чиновников, а «определяющим условием.

56 Там «лее. С. 381.

57 Квакин Л. В. Идейно-политическая дифференциация российской интеллигенции в период нэпа. 1921 — 1927. — Саратов, 1991. существования творческой интеллигенции становится готовность выполнять социальный заказ власти" 58.

В 1994 г. новосибирские ученые подготовили сборник статей, посвященных положению интеллигенции в Сибири59. По концептуальному содержанию и источниковой базе (привлечены недоступные до недавнего времени документы из архива Президента Российской Федерации) он выходит за рамки региональной тематики.

Так, в статье Т. Н. Осташко впервые был рассмотрен процесс государственного регулирования профессиональной деятельности интеллигенции в период военного коммунизма, сформулирована суть «военно-коммунистической» политики в сфере труда, которая заключалась в отказе от рынка рабочей силы и общепринятых капиталистических методов найма и управления работниками60. С. А. Красильников проследил становление таких институтов карательной политики, как высылка и ссылка российской интеллигенции61.

По мнению B. J1. Соскина, новое государство в первое послеоктябрьское десятилетие остро нуждалось в специалистах, особенно в научных кадрах, но отнюдь не в интеллигенции как духовной элите общества, концентрировавшей в своем сознании и поведении прогрессивные традиции русского народа и мирового сообщества, органически присущее ей критическое восприятие действительности, возможное только при наличии минимума независимости62.

Квакни A.B. Идейно-политическая дифференциация российской интеллигенции в условиях новой экономической политики (1921—1927 гг.): дис.. д-ра ист. паук. — М., 1991.-С. 339−441.

59 Дискриминация интеллигенции в послереволюционной Сибири (1920—1930 гг.): сб. науч. тр. — Новосибирск, 1994.

60 Осташко Т. П. Государственное регулирование профессиональной деятельности интеллигенции в период «военного коммунизма» // Дискриминация интеллигенции в послереволюционной Сибири. С. 6 — 24.

61 Красильников С. А Высылка и ссылка интеллигенции как элемент советской карательной политики 20-х — начала 30-х гг. // Там же. С. 24 — 60.

62 Соскии В. Л. Ученые Сибири в фокусе дискриминации (20-е гг.) // Там же. С. 60 — 96.

Проблематика научного поиска последнего десятилетия нашла свое отражение в тематике научных конференций, проведенных в Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Новосибирске, Иванове63. Значительное количество опубликованных материалов было посвящено истории российской интеллигенции и политике власти по отношению к ней64.

Отмечая на одной из конференций достижения в области ингеллигентоведения, руководитель Межвузовского центра РФ «Политическая культура интеллигенции, ее место и роль в истории Отечества» и недавно созданного НИИ ннтеллигентоведепия В. С Меметов обратил внимание на то, что совместная работа историков, философов, социологов, литературоведов в рамках открытого при Ивановском.

63 Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии: тез. докл. межгосударственной научно-теоретической конф. В 2 т. — Иваново, 1995; Интеллигенция, провинция, Отечество: проблемы истории, культуры, политики: тез. докл. межгосударственной научно-теоретической конф. — Иваново, 1996; Российская интеллигенция на историческом переломе. Первая треть XX века: тез. докл. и сообщ. научи, конф. — СПб., 1996; Интеллигенция России: традиции и новации: тез докл. межгосударственной научно-теоретической конференции. — Иваново, 1997; Нравственный императив интеллигенции: прошлое, настоящее, будущее: тез докл. межгосударственной научно-теоретпческой конференции. — Иваново. 1998; Интеллигент и интеллегентоведепие на рубеже XXI века: итоги пройденного пути и перспективы: тез докл. X международной научно-теоретической конференции. — Иваново. 1999; Генезис, становление и деягльность интеллигенции: междисциплинарный подход: тез. докл. XI международной научно-теоретической конференции. — Иваново. 2000; Культура и интеллигенция сибирской провинции в XX веке: материалы научной конференции. -Новосибирск, 2000; Интеллигенция и проблемы формирования гражданского общества в России: тез. докл. Всероссийской конференции. — Екатерипбург.2000; Российская интеллигенция: критика исторического опыта: тез. докл. Всероссийской конференции. -Екатеринбург. 2001; Классы и социальные группы в судьбах России: материалы 32-й Всероссийской заочной нартой конференции. — СПб., 2003; Изучение истории России: наиболее актуальные историографические тенденции: материалы 33-й Всероссийской заочной конференции. — СПб., 2004; История России сквозь призму борьбы за власть: материалы 34-й Всероссийской заочной конференции. — СПб., 2004; Интеллигенция России и Запада в XXXXI вв.: поиск, выбор и реализация путей общественного развития: материалы научной конференции. — Екатеринбург, 2004 и др.

64 Материалы на отмеченные конференции были представлены практически всеми ведущими иптеллигентоведами современной России, занимающимися проблемами взаимоотношений власти и интеллигенции — A.C. Ахиезером, Г. А. Бордюговым, В. Р. Веселовым, B.C. Волковым, М. Е. Главацким, В. Т. Ермаковым, М. С. Каганом, А. В, Квакнным, М. И. Кондрашевой, С. А. Краснлышковым, B.C. Меметовым, В. В госуниверситете НИИ интеллигентоведения показала правильность избранного пути, а будущее этой отрасли научного знания представляется только при использовании междисциплинарного комплексного подхода с дальнейшим привлечением к работе в НИИ психологов, политологов и других специалистов65.

B.J1. Соскин, оценивая положение, сложившееся в изучении истории российской интеллигенции на рубеже XX века, констатировал, что многие сегодняшние оценки не лишены конъюнктуры, а провозглашенные в начале 1990;х гг. и подхваченные многими историками лозунги «деполитизации» и «деидеологизации» исторического сознания в социально неоднородном обществе были и остаются мифом. Вместе с тем, большинством исследователей осознана необходимость избежать крайностей и прежней односторонности при переосмыслении советского прошлого66.

О. В. Козлов большое внимание уделил комплексному исследованию реализации государственной политики в области просвещения и культуры, революционной перестройке государственных органов управления народным образованием и становлению советских культурно-просветительских организаций67. Интеллигенции в этих процессах отводилась роль исполнителя партийных указаний, политика, но отношению к ней не предполагала проявления инициативы в обновлении общества.

Москвиным, C.II. Полтораком, B.JI. Соскиным и др., также их последователями и учениками.

65 Меметов B.C. Интеллигситоведение рубежа третьего тысячелетия: актуальные проблемы // Интеллигент и интеллигситоведение на рубеже XXI века: тез, докл. X Междунар. науч.-теорст. конф. — Иваново, 1999. С. 49.

66 Соскин B.JI. История советской культуры: некоторые историографические и методологические аспекты // Культура и интеллигенция сибирской провинции в XX веке: теория, история, практика: Материалы науч. конф. — Новосибирск, 2000. С. 8.

67 Козлов О. В. Взаимодействие власти и общества в процессе создания советской системы управления народным образованием и культурой в российской провинции в.

В работе А. Г. Данилова обращает на себя внимание попытка представить системный анализ функциональной роли интеллигенции в обществе, при этом он опирается на опыт своих предшественников, -работы А. В. Ушакова, В. Р. Лейкиной-Свирской, Л. К. Ермана68. Это позволяет увидеть многообразие сфер приложения интеллектуального труда и оценить недостатки в процессе формирования партийно-государственной политики большевиков по отношению к интеллигенции.

Н. В. Саранцев, исследуя политику формирования большевистской элиты, обосновывает положение, что в нее выдвигались не наиболее сильные, образованные, обладающие специальными знаниями и опытом представители интеллигенции, а люди управляемые, с готовностью подчиняющиеся воле партийных лидеров69.

Можно констатировать, что работы последних лет находятся в русле выявившихся на рубеже веков исследовательских тенденций, обозначенных.

70 71 72 на конференциях в Санкт-Петербурге, Иванове, Екатеринбурге и.

Новосибирске. Ученые продолжили исследование вопросов, связанных с.

1917 — 1922 гг. (На материалах Западного региона РСФСР): дис.. дою. нет. наук. -Смоленск, 2001.

68 Данилов А. Г. Интеллигенция Дона, Кубани, Ставрополя в конце XIX — начале XX века.: дис.. докт. ист. наук. — Ставрополь, 2001. С.28−69.

69 Саранцев II. В. Большевистская партийно-политическая элита: Возникновение, становление, трансформация (начало 1900;х — конец 1930;х гг.): дис.. докт. ист наук. — Саратов, 2002.

70 Классы и социальные группы в судьбах России: материалы 32-й Всероссийской заочной научной конференции. — СПб., 2003; Изучение истории России: наиболее актуальные историографические тенденции: материалы 33-й Всероссийской заочной конференции. — СПб., 2004; История России сквозь призму борьбы за власть: материалы 34-й Всероссийской заочной конференции. — СПб., 2004.

71 Генезис, становление и деятельность интеллигенции: междисциплинарный подход: тез. докл. XI международной научно-теоретической конференции. — Иваново. 2000.

72 Культура и интеллигенция России как исследовательская проблема: итоги и перспективы изучения: тез докл. и сообщ. конф. поев. 85-летию проф. Л. М. Зак и 70-летию проф. В. Г. Чуфарова. — Екатеринбург, 2003; Интеллигенция России и Запада в XXXXI вв.: поиск, выбор и реализация путей общественного развития: материалы научной конференции. — Екатеринбург, 2004.

73 Культура и интеллигенция сибирской провинции в XX веке: материалы научной конференции. — Новосибирск, 2000. участием интеллигенции в общественном развитии74, большое внимание.

75 отведено ее представителям, оказавшимся в эмиграции, определены перспективные направления научного поиска междисциплинарных исследований, которые дают импульс появлению новых интересных работ76. Можно отметить повышенное внимание исследователей к проблеме.

77 взаимоотношений интеллигенции и церкви. Наметился количественный рост исследований посвященных интеллигенции национальных меньшинств Российской Федерации78.

Таким образом, необходимо отметить, что, несмотря на несомненные достижения отечественной исторической науки в изучении.

Из истории русской интеллигенции: eG. материалов и ст. к 100-летшо со дня рождения В.Р. Лейкиной-Свирской. — СПб., 2003; Гражданские позиции интеллигенции «Ка.мо грядеши? .: сб. статей, но материалам междунар. теорет-мстодол. конф. — N1., 2004; Вишневский Б. К демократии и обратно. — М., 2005.

75 Русский Харбин / сост., прсдисл. и компепт. Е. П. Таскинои. — М., 1998; Ершов В. Ф. Российское военно-политическое зарубежье в 1920;1945 гг. (Организация, идеология, ¦экстремизм): дне.. докт. ист наук. — N1., 2000; Малыхии К. Г. Русское зарубежье в 1920;е — 1930;е гг. (Оценка большевистской модернизации) дис.. докт. ист. паук. — Ростов-на-Дону, 2000; Александров A.B. Образ будущей России в общественно-политической жизни Российского Зарубежья 1920;х гг. дисс. канд. ист. паук. — М., 2001; Горкавенко ПЛ. Российская интеллигенция в изгнании: Маньчжурия, 1917;1946. — Владивосток, 2002; Вшшик A.B. Российская реэмиграция из Германии в 1920;е гг.: дисс. канд. ист. наук. — Тверь, 2002; Квакни A.B. Документы по истории Российского Зарубежья из коллекции баронессы Марии Врангель Гуверовского архива США // Вестник архивиста, 2004, — № 3−4(81−82), — С.242−276- Российская интеллигенция на родине и в зар>бежье: сб научи статей / отв. ред. Ю. Н. Емельянов — М., 2005.

См. напр.: Беляев В. А. Народ, власть, интеллигенция: пути достижения национального согласия. — Казань, 2002; Возилов В. В. Философия интеллигенции: разум как-революционная сила истории. — Иваново, 2002; Демин В. М. Современная шпеллшенция и русская национальная идея. — М., 2003; Интеллигенция в потоке времени: размышления и судьбы: межвуз. сб. научн. трудов. — Курск, 2004.

77 Архангельский М. Е. Интеллигенция, гуманизм, христианство. — N1., 2003; Собор. Вын.З. Православие и интеллигенция. — Елец, 2003; Интеллигенция и церковь: прошлое, настоящее, будущее: Материалы XV Междунар. науч.-тсорет конф. — Иваново, 2004.

78 Радчепко А. П. Формирование и развитие технической интеллигенции Чувашской АССР в 1920;е гг.: дисс. канд. ист. паук. — Чебоксары, 2002; Александров Г. А. Чувашские интеллигенты. — Чебоксары, 2002; Ширяев B.JI. Интеллигенция Севера (Ненецкого автономного округа). — Нарьян-Мар, 2003; Хабенская Е. О. Татары о татарском (Бунтующая этничность). — М., 2003; Дапькин H.A. Интеллигенция Хакасии в конце XIX — 30-е гг. XX века. — Абакан, 2004; Сайтов У. Г. Башкирская художественная интеллигенция: происхождение, становление, взаимодействие с обществом и властью. -Уфа, 2004. государственной политики по отношению к российской интеллигенции в первые послеоктябрьские годы, до настоящего времени не подвергся комплексному изучению ряд существенных проблем.

Не изучена проблема противостояния и сотрудничества в партийно-государственном руководстве ортодоксальных коммунистов, прагматиков и большевистских либералов, эволюция их отношений и влияние на формирование политики к интеллигенции, судьбы ее конкретных представителей.

Требует дальнейшего выяснения персональное участие деятелей большевистской партии и советского государства в реализации культурной политики в отношении интеллигенции, мотивы и аргументация принятых решений.

Не исследована политика в отношении партийной прессы, а также заграничных изданий, деятельность которых была направлена на привлечение внимания старой российской интеллигенции, способствовала ее реэмиграции, активному вовлечению в восстановление и развитие отечественной промышленности, науки и культуры.

Обозначенные выше проблемы определили цель исследования: изучение процесса формирования партийно-государственным руководством страны политики, но отношению к интеллигенции в октябре 1917;1925 гг.

Реализация цели достигается решением следующих задач:

1. выявить факторы, повлиявшие на эволюцию государственной политики в отношении интеллигенции;

2. раскрыть характер борьбы внутри РКП (б) между сторонниками различных подходов в политике по отношению к старой интеллигенции (коммунистическими ортодоксами, прагматиками-центристами и большевистскими либералами), определить их персональный состав и социальную базу, влияние на формирование политики и конкретные судьбы представителей интеллигенции;

3. определить факторы мотивации профессиональной и политической деятельности российской интеллигенции;

4. раскрыть причины конфронтации между большевистским руководством и интеллигенцией;

5. обозначить сферы деятельности власти и интеллигенции, в которых сотрудничество между ними осуществлялось наиболее конструктивно;

6. предложить рекомендации государственным структурам, партиям, общественным и профессиональным организациям интеллигенции по устранению препятствий в совместной работе по укреплению новой российской государственности, развитию демократии и росту благосостояния населения Российской Федерации.

7. наметить перспективные направления дальнейших исследований взаимоотношений власти и интеллигенции.

При определении термина интеллигенция автор опирался на социально-классовый, образовательный и культурно-личностный критерии, которые характеризуют этот феномен. Представители интеллигенции выполняют общественную функцию духовного производства, хранения и распространения его результатов, имеют, как правило, высшее образование, осознают специфические интересы своего социального слоя, потребности национально-государственного и мирового развития. Классификация (выделение слоев, групп или т.н. отрядов) отражает внутреннюю структуру интеллигенции, которая соответствует сферам профессиональной деятельности ее представителей.

Объектом исследования являются взаимоотношения представителей власти и интеллигенции, партийно-советского аппарата с одной стороны, и общественных организаций, объединений, союзов, печатных изданий интеллигенции — с другой.

Предметом диссертационного исследования является изучение процесса формирования государственной политики по отношению к интеллигенции. Выбор в качестве предмета анализа отдельных профессиональных отрядов и объединений интеллигенции, а также ее конкретных представителей был определен автором исходя из их значительного общественного влияния, представлявшего непосредственную угрозу для удержания большевиками государственной власти, из заявленных целей исследования, учета репрезентативности источников. После введения новой экономической политики РКГ1(б) сконцентрировала внимание преимущественно на тех профессиональных отрядах и группах, от которых зависела переориентация идеологических установок, мировоззренческих ценностей самой интеллигенции и всех общественных слоев в советско-коммунистическом направлении — сменовеховцах, литераторах, научно-педагогической, а также технической интеллигенции, которая была приоритетным объектом влияния в связи с задачей восстановления и развития промышленности.

Хронологические рамки исследования (октябрь 1917;1925 г.) определяются тем, что в этот период формировались основы политики правящей партии по отношению к интеллигенции — от захвата государственной власти до принятия постановления ЦК РКП (б) «О специалистах» в 1925 г. — наивысшей точки либерализации политики по отношению к интеллигенции.

Территориальные рамки очерчены в соответствии с логикой работы, охватывают территорию советской России, но, главным образом, Петроград и Москву, как основные центры сосредоточения органов государственной власти и интеллигенции, которая отличалась активной общественной деятельностью. Включены также Берлин, Париж, Прага, Харбин — города, где проживала значительная часть эмигрировавшей интеллигенции.

Методологическая основа исследования. В концептуальном плане автор использовал подход евразийцев о неоднозначном влиянии иноземной политической культуры на общественное развитие России, славянофильские идеи о необходимости культурно-исторической преемственности в развитии православно-славянской цивилизации, а также положения западников, согласно которым динамичное и гармоничное становление российского социума невозможно без сохранения нрав и свобод личности.

Принцип историзма является в работе основополагающим. Он позволяет рассмотреть формирование партийно-государственной политики как процесс, который имел свою внутреннюю логику, проанализировать обстоятельства, в которых принимались решения, и их практическое осуществление.

В наибольшей степени приблизиться к истине позволяет принцип объективности. Он дает возможность выявить самые разнообразные, в том числе, и взаимоисключающие тенденции общественного развития (демократическую и тоталитарную) в исследуемый период, ориентирует на творческий поиск баланса интересов представителей власти и интеллигенции.

Особое значение эти принципы имеют в силу значительной в прошлом идеологизации темы. Их реализация в работе достигается использованием следующих методов. Историко-генетический метод применен для выявления наиболее значимых факторов, которые повлияли на эволюцию государственной политики по отношению к интеллигенции.

При анализе позиций и конкретных программ деятельности, выдвинутых наиболее авторитетными представителями власти и интеллигенции, автор опирался на возможности историко-сравнительного метода. Большое значение для выявления причинно-следственных связей имеет историко-системпый метод. Прежде всего, это касается влияния идеологических установок большевиков на формирование политики, обусловленности общественно-политической позиции и мотивации деятельности интеллигенции системой ее мировоззренческих ценностей. Он же позволяет представить интеллигенцию как целостный социально-культурный феномен, а партийно-государственное руководство, соответственно, как социально-административный феномен общественной жизни.

Историко-типологический метод применен для выявления внутри большевистской элиты разных позиций, групп — коммунистических либералов, центристов и ортодоксов, которые выступали за различные варианты политики по отношению к интеллигенции. Проблемно-хронологический метод использован в целях достижения последовательности, логичности и полноты исследования.

Источниковая база. Основную группу источников составляют документы центральных органов правящей партии, в которых нашла отражение выработка и реализация политики РСДРП (б)-РКП (б) по отношению к интеллигенции с октября 1917 г. до середины 1920;х гг. (опубликованные материалы VIII — XIV партийных съездов, конференций, пленумов, совещаний ЦК РСДРП (б) — РКП (б)).

В фондах Российского государственного архива социально-политической истории наиболее важный источниковый массив составляют неопубликованные делопроизводственные документы. Среди них: протоколы заседаний Политбюро ЦК РСДРП (б) — РКП (б) и приложения к ним, в том числе решения, находящиеся в т.н. «особых папках» (Ф. 17. Он. 3). В них нашла отражение деятельность практически всех крупных государственных деятелей, которые участвовали в формировании и реализации партийно-государственной политики по отношению к интеллигенции — В. И. Ленина, И. В. Сталина, JI. Д. Троцкого, А. В. Луначарского, Ф. Э. Дзержинского, М. Н. Покровского.

Значимыми для диссертационного исследования являются произведения, выступления, мемуары и другие документы видных деятелей.

РСДРП (б) — РКП (б) и советского государства, которые непосредственно занимались разработкой и реализацией политики по отношению к интеллигенции. Эта группа источников позволяет проследить эволюцию их взглядов на протяжении рассматриваемого периода. Документы частично опубликованы, однако следует отметить, что произведения многих отстраненных от политического руководства И. В. Сталиным во второй половине 1920;х гг. и позднее репрессированных политических деятелей РКП (б) (Н. И. Бухарина, Г. Е. Зиновьева, Е. А. Преображенского, Л. Д. Троцкого и других) до второй половины 1980;х гг. находились в спецхранах и не использовались историками, публикации их произведений конца 1980;х — 1990;х гг. отличались фрагментарностью.

По-новому позволяют взглянуть на политику власти по отношению к интеллигенции в годы революции и Гражданской войны неопубликованные решения пленумов ЦК партии такие, как: «Об объединении книгоиздателей», «О прессе», «О красном терроре и лозунгах», «О формах слияния Пролеткульта с Наркомпросом», «О компетенции ВЧК», «О применении амнистии» (Ф. 17. Он. 2). Это прежде всего касается форм контроля органов государственной власти за проявлениями общественно-политической активности интеллигенции.

Документы отдела агитации и пропаганды ЦК РКГ1(б) (1921;1925 гг.) ((I). 17. Оп. 60) раскрывают содержание политики в отношении средств массовой информации того времени, финансируемых правительством газет и журналов, литературно-публицистических и художественно-литературных изданий и издательств. Богатый материал содержится в фондах редакций газет «Правда», «Известия», «Новый мир», «Накануне" — издательств «Красная новь», «Безбожник у станка», «Красный архив». «Театр и студия», «Вестник искусства». В материалах фонда отражена деятельность отдела агитации и пропаганды ЦК РКП (б) по обследованию и инспекциям вузов, участию в приемных комиссиях в 1922;1924 гг., когда был взят курс на пролетаризацию учебных заведений.

Представляют значительный интерес документы и материалы бюро секретариата ЦК РСДРП (б)-РКП (б) за рассматриваемый период (Ф. 17. Оп. 113). В них нашла отражение подготовка важнейших политических решений: «о специалистах», «о помощи голодающим» и участии в ней представителей интеллигенции, «о высшей школе», «о политике партии в области художественной литературы» и ряд других.

Из неопубликованных и впервые вводимых в научный оборот источников этой группы использованы докладные, служебные записки, распоряжения и так называемые «предложения» В. И. Ленина, И. В. Сталина, Л. Д. Троцкого, Н. И. Бухарина, Ф. Э. Дзержинского, Н. II. Крестинского, А. В. Луначарского, В. М. Молотова, Е. А. Преображенского, А. И. Свидерского, И. С. Уншлихта, Я. А. Яковлева, которые выносились для обсуждения на заседания Политбюро и пленумов ЦК РСДРГ1(б)-РКП (б), коллегии ВЧК-ОГПУ и коллегии Наркомпроса.

В материалах секретного отдела бюро секретариата ЦК РКП (б) (1919 — 1925 гг.) (Ф. 17. Оп. 85) автора диссертационного исследования прежде всего интересовали те документы, которые оказали влияние на судьбы тысяч рядовых тружеников интеллектуального труда и выдающихся представителей интеллигенции — А. М. Горького, А. А. Блока, В. Г. Короленко. Однако по причине «политической целесообразности» они были засекречены и до настоящего времени находятся в так называемых «особых папках». Это прежде всего переписка В. И. Ленина, Ф. Э. Дзержинского и И. С. Уншлихта по поводу возможных последствий эмиграции известных российских литераторов.

Реализация партийно-государственной политики среди творческой интеллигенции нашла отражение в документах фракции ЦК РКГ1(б) Всероссийского союза работников искусств (Ф. 103. Оп. 1).

Отдельную группу источников составили делопроизводственные материалы высших органов советской власти. Это протоколы Совета Народных Комиссаров (Ф. 19. Оп. 1) и малого СНК (Ф. 19. Оп. 2), протоколы Совета труда и обороны, приложения к ним (служебные записки, отчеты руководителей наркоматов и ведомств, характеристики и т. д.) (Ф. 19. Оп. 3). Их анализ позволил выяснить взаимосвязь принятия партийных и правительственных решений, проследить как партийные установки трансформировались в «практику социалистического строительства».

Большую группу источников составили документы различных звеньев государственного аппарата. В работе привлечены опубликованные частично обследования Наркомпроса и Главпрофобра высших учебных заведений.

Из фондов Государственного архива Российской Федерации были изучены материалы Наркомпроса (Ф. А-2306) и Главного управления профессионально-технического образования — Главпрофобра (Ф. А-1565), который осуществлял руководство высшими и средними специальными учебными заведениями. Это протоколы и стенограммы совещаний, отчеты с мест и доклады работников центрального аппарата, служебные записки, характеристики, циркуляры. Наибольший интерес вызывают отчеты секций уездных и губернских комитетов, которые позволили увидеть положение дел на местах, протоколы совещаний и съездов профессиональных союзов интеллигенции, в ходе проведения которых проявилось различие подходов представителей власти и преподавателей к реализации принципов профессионального образования в советской России.

На основании протоколов заседаний и документов рабоче-крестьянской инспекции показаны материальные условия существования интеллигенции (Ф. 4085. Оп. 1).

Значительную группу документов составили материалы профессиональных организаций интеллигенции, в которых нашло отражение отстаивание инженерами, учителями, врачами, научными работниками своих профессиональных интересов. Это протоколы, стенограммы заседаний первичных организаций, съездов интеллигенции, переписка с партийными, советскими, профсоюзными органами (Ф. 5490. Он. 1- Ф. 5508. On. 1- Ф. 5548. Он. 1,3- Ф. 5588. On. 1).

Несомненный интерес представляют введенные в научный оборот документы ГАРФ (фонд Русского заграничного исторического архива) Это уставы эмигрантских организаций: «Общества помощи русским гражданам в Берлине», кооператива «Русская колония в Берлине», переписка с эмигрантами о выдаче им ссуд и пособий и о снабжении продовольствием и одеждой, протоколы заседаний «Комитета по делам русских беженцев в Германии» (Ф. Р-6007). Материалы фонда наглядно свидетельствуют об исключительно тяжелом материальном и морально-психологическом положении подавляющей части эмигрантов, среди которых осуществляла свою деятельность «сменовеховская группа» и редакция газеты «Накануне».

Деятельность русской эмигрантской интеллигенции по оказанию помощи в ликвидации голода в России в 1921;1922 гг. исследована на основании фондов «Комитета помощи голодающим в России при союзе русских студентов в Чехословацкой Республике» (Ф. Р-5920), «Русского общественного комитета во Франции помощи голодающим в России» (Ф. Р-5877). Уставы, протоколы заседаний бюро комитетов и их секций (финансовой, агитационно-пропагандистской, театрально-художественной и др.) позволяют судить о том, какой широкий размах приняла эта работа и насколько различными были подходы к оказанию помощи у русской эмигрантской интеллигенции и гуверовской American Relive Administration (ARA).

Также использованы протоколы заседаний «Русского телеграфного агентства и бюро печати» в Праге (Ф. Р-6139), руководимого П. Б. Струве, редакционные материалы парижских газет «Последние новости» (П, Н. Милюкова) (1918 — 1925 гг.), «Воля России» (1920;1922 гг.), берлинской газеты «Руль» (В. Д. Набоков, И. В. Гессен). Выбор этих изданий автором определялся тем, что именно они на протяжении первой половины 1920;х гг. вели непримиримую борьбу со «сменовеховцами».

Из материалов периодической печати изучены и использованы: газеты «Правда», «Известия ВЦИК» (1917 — 1925 г.), «Новый мир» (1921 г.), «Накануне» (1922;1924 гг.) — а также журналы: «Печать и революция» (19 211 925 гг.), «Культура и жизнь» (1922 г.), «Красная новь» (1921;1925 гг.), «Спутник коммуниста» (1920;1925 гг.), «Коммунистический Интернационал» (1919;1925 гг.), «Коммунистическая революция» (19 201 925 гг.).

Особое место среди общественно-политических и литературно-художественных изданий занимает журнал «Новая Россия» (1922 г.) -«Россия» (1922;1926 гг.). Содержание публикаций в нем отражает попытки представителей русской интеллигенции (А. М. Горького, С. С Лукьянова, С. Андрианова, Н. Ашешова, В. Г. Тана, А. 3. Лежнева) помочь власти избавиться от революционного догматизма, а старой интеллигенцииадаптироваться к жизни в советской России.

Интересная информация о жизни интеллигенции и ее общественно-политической позиции во время октябрьских событий 1917 г. и в первые месяцы советской власти содержится в газетах: «Русские ведомости», «Речь», «День», «Воля народа», «Новое время», «Петроградская газета», «Петроградский листок» и др.

Особую группу источников, использованных в диссертации, представляют опубликованные в советской России и за границей публицистика, а также материалы личной переписки представителей интеллигенции. Выбор был остановлен на тех авторах, которые являлись ее идеологами: II. В. Устрялов, П. Н. Милюков, Г. П. Федотов, С. А. Аскольдов, II. А. Бердяев, С. А. Булгаков, А. С. Изгоев, П. Б. Струве, Ю. В. Ключников, А. В. Бобршцев-Пушкин, С. С. Лукьянов, С. С. Чахотин, Ю. II. Потехин, Г. Л. Кирденцов, Б. В. Дюшен, А. Н. Толстой и др. Научная новизна исследовании.

1. Определены факторы влияния мировоззренческих ценностей интеллигенции (патриотизм, демократизм, профессиональная этика, отстаивание чести и достоинства личности) па ее общественно-политическую позицию и профессиональную деятельность и доказано, что именно они обусловили сопротивление интеллигенции большевикам на начальном этапе революции, а затем повлияли на изменение политики большевиков по отношению к этому слою в годы НЭПа.

2. Выявлено, что специфический характер борьбы внутри большевистской элиты был обусловлен ее политической неоднородностью (наличием в ней коммунистических либералов, центристов и консерваторов-ортодоксов). Установлен персональный состав каждой из выделенных групп: коммунистические либералы или так называемых «мягкие коммунисты» — представители культурной политики: A.M. Горький. А. В. Луначарский, Л. Д. Троцкий, Г. М. Кржижановский, А. К. Воронский, Н. А. Семашко, П. П. Малиновский, М. М. Литвинов, Г. В. Чичерин, Н. Н. Крестинский, Л. С. Сосновский (с некоторыми оговоркамиВ. Г1. Полонский, М. В. Фрунзе, в последние 2−3 года жизни Ф. Э. Дзержинский) — центристы: В. И. Ленин, И. В. Сталин, А. И. Рыков, К. Б. Радек, Д. И. Курский, И. Л Мещеряков, А. С. Бубнов, Н. В. Осинский, В. А. Смолянинов, Н. П. Горбунов, И. И. Скворцов-Степанов, А. И. Свидерский, В. Я, Чубарь, И. И. Ионов, В. А. Быстрянский, Н. М. Шверник- «жесткие коммунисты» — Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, Ю. М. Стеклов, М. М. Лашевич,.

И. С. Уншлихт, А. Г. Шляпников, М. Н. Покровский, Е. А. Преображенский, Я. А. Яковлев, В. П. Яковлева, Е. А. Ликенс, А. К. Тимирязев, М. Н. Томский. Борьба между обозначенными группами принимала формы внутрипартийного соперничества, укрепления личного влияния в партии, создания блоков и коалиций, которые персонально не совпадают с утвердившимися в исторической литературе. Обосновано, что утверждение «культурной политики» по отношению к интеллигенции стало следствггем фактического союза коммунистических либералов и центристов против сторонников жесткого курса в руководстве РКП (б) (так называемых ортодоксов).

3. Выявлено, что каждая из отмеченных групп в партии имела свою фактическую программу деятельности по отношению к интеллигенции: ортодоксы — никаких уступок интеллигенции, подавление всех проявлений ее активности в экономике, политике, культуре, науке, образовании, литературе и искусствепрагматики выступали за разумные компромиссы, при которых учитывалась часть интересов интеллигенции: повышение уровня материального благосостояния, относительная свобода в научной и культурной деятельности, в литературе и искусствелиберальные деятели РКГЦб) рассматривали свой курс как долгосрочную перспективу общественного развития, ггри которой старая интеллигенция полностью восстановит свой дореволюционный социальный статус в новых условиях, а потребности общественного развития повернут эволюцию СССР в демократическом направлении и приведут к созданию «двух — двух с половинной» партийной системы.

4. Определена социальная база политических течений большевистской элиты. Ортодоксы опирались на малообразованные массы города и деревни, преимущественно люмпен-пролетарские элементы, которые были восприимчивы к радикальным лозунгам и средствам ведения политической борьбы. Центристы имели большое влияние среди партийных и советских аппаратчиков всех уровней, средние слои города и деревни, ориентированные на традиционные ценности русской культуры, уставшие от войн и революций и стремившиеся к стабильности в обществе. Коммунистические либералы опирались на подавляющую часть старой интеллигенции в советской России, сторонников нэпа в городе и деревне.

5. Сделан вывод о том, что центристы манипулировали общественным мнением в стране с помощью коммунистических ортодоксов и либералов. Первые использовались в роли жупела в полемике с несговорчивой частью интеллигенции, а вторые вселяли надежду на скорую перспективу демократизации большевистской власти.

6. Введена в научный оборот классификация, согласно которой все мотивационные факторы деятельности интеллигенции разделяются на внешние (репрессии, экономическое принуждение и т. д.) и внутренние (личностные — патриотические настроения, демократические убеждения, защита профессиональных интересов, чести и достоинства и др.). Несмотря на то, что большевики эмпирическим путем пришли к пониманию значения мировоззренческих ценностей интеллигенции для ее эффективной профессиональной деятельности, им не удалось их в полной мере реализовать. Главными причинами этого были: низкий культурно-образовательный уровень подавляющей части партийцев и особенности марксистского учения (экономическая детерминация общественной жизни).

7. Предложено отказаться от прои антикоммунистического подходов в исследованиях, априорно признав историческую обусловленность в деятельности всех противоборствующих субъектов российской истории.

8. Сделаны выводы относительно перспективных направлений научного поиска. В настоящее время актуализировались проблемы изучения формирования политики по отношению к следующим группам интеллигенции: государственникам, космополитам, представителям русской диаспоры за границей и национальных меньшинств в Российской Федерации.

Практическая значимость работы определяется тем, что исследование обозначенных проблем находится в русле выявившихся в последнее время актуальных направлений в изучении истории российской интеллигенции и может способствовать извлечению уроков из нашего исторического прошлого, содействовать разработке современной политики по отношению к интеллигенции, которая отвечает задачам создания новой российской государственности. Выводы исследования будут способствовать преодолению сложившихся в отечественной исторической науке и общественном сознании стереотипов конфронтации на классовой, политико-идеологической и культурно-психологической основе, формированию толерантности политических деятелей и рядовых граждан России, выработке взвешенных оценок исторического прошлого.

Результаты и фактический материал исследования могут быть использованы в учебном процессе, в лекционных курсах по истории России, спецкурсах по истории русской интеллигенции, интеллигентоведению и элитологии.

Апробация исследования. Выносимые на защиту положения диссертации прошли научную апробацию в: межвузовском центре Российской Федерации «Политическая культура интеллигенции, ее место и роль в истории Отечества», межвузовском центре гуманитарного образования по политологии, политической культуре и мировой политике, научно-исследовательском институте интеллигентоведения (ИвГУ, Иваново) в качестве докладов на пленарных заседаниях в 2000;2004 гг., сообщений в 1994;1999 и 2005;2006 гг.- научно-исследовательском институте русской культуры и межвузовском центре «XX век в судьбах интеллигенции» (УрГУ, Екатеринбург) (2000, 2001 и 2004 гг.) — институте истории (СО РАН, Новосибирск) в 2000 г.- центре региональных и трансграничных исследований (ВолГУ, Волгоград) (2003 г.).

Основные положения работы нашли отражение в двух монографиях и более чем в пятидесяти печатных работах общим объемом 60 печатных листов, из них две статьи в изданиях ВАК.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Формирование политики РСДРП (б)-РКПб) и советской власти, но отношению к российской интеллигенции определяли следующие факторы: концептуальные представления руководства страны о положении в обществе и роли в общественных преобразованиях российской интеллигенции, реальные возможности, находящиеся в распоряжении советской власти для реализации своих программных установоквнутрипартийная борьба между центристами, сторонниками «жесткой» линии и приверженцами «мягкой», «культурной», политики по отношению к интеллигенцииотношение последней к большевикам и советской властиреальные возможности отстаивания российской интеллигенцией своих интересов и системы мировоззренческих ценностей в условиях диктатуры большевистской партии.

Проведенный анализ позволяет утверждать: господствовавший в советской историографии тезис о том, что отрицательное отношение российской интеллигенции к большевистскому государственному перевороту определялось преимущественно «зависимостью от денежного мешка буржуазии», «боязнью потерять свое прежнее привилегированное положение в обществе», «буржуазной ограниченностью мировоззрения российской интеллигенции» и т. д. был выдвинут идеологами большевистской партии, а впоследствии лег в основу т. н. «марксистско-ленинского» методологического подхода для общественных наук в СССР, занимавшихся проблемами взаимоотношений советской власти и старой российской интеллигенции с целью дискредитировать ее мировоззренческие ценности, общественно-политическую позицию и деятельность после октябрьских событий 1917 г.

Действительные мотивы, которыми руководствовалась российская интеллигенция в своем неприятии Октября и сопротивлении большевикам, были совершенно иными, чем те, которые ей приписывались советской историографией. Это были патриотические настроения российской интеллигенции. Она не хотела признавать «позор Бреста», потерю Украины, Финляндии, Прибалтики, Польши, Молдавии, других российских территорий, за которые Россия вела многовековую дипломатическую и кровопролитную вооруженную борьбу.

На отношение интеллигенции к советской власти повлияло ее «народолюбие», поклонение народу и служение ему, обманутому большевиками, как считала интеллигенция. Она выступила противником перераспределения собственности, разжигания большевиками классовой ненависти за счет т.н. «низменных инстинктов народа» — зависти, жадности, возможности легкой наживы. Понимание интеллигенцией отрицательных последствий разрушительной большевистской деятельности приводило к соответствующим оценкам и общественно-политической позиции.

Одним из главных факторов отрицательного отношения к новой власти стали демократические традиции российской интеллигенции. Разгон Учредительного собрания и расстрел его сторонников в Петрограде в январе 1918 г. убедил интеллигенцию, что новый режим власти использует еще более жестокие методы подавления российской демократии, чем режим царского самодержавия.

На политическом поведении интеллигенции отразилась ее стремление защитить свои профессиональные интересы, честь и достоинство в условиях «спецеедства» и третирования «несознательными элементами класса-гегемона», в деятельности которых, как правило, проявлялась личная неприязнь к «представителям враждебного мира».

Отмеченные факторы определили оппозиционные отношение российской интеллигенции к власти большевиков, вынудили ее оказать сопротивление их деятельности, которое оценивалось как выполнение своего патриотического, гражданского и профессионального долга.

Система ценностных ориентации старой российской представляла обоснованную альтернативу общественного развития, в рамках которой большевики не могли выступать с претензиями на политическое и нравственное руководство обществом.

Поэтому руководствуясь политической целесообразностью удержания власти РСДРП (б) приступила к маргинализации интеллигенции, лишала ее возможности отстаивания своих корпоративных и общенациональных интересов:

• российская интеллигенция лишалась права публично выражать и отстаивать свои взгляды (закрытие печатных изданий и общественных организаций);

• уничижительной критике подвергались мировоззренческие ценности интеллигенции, особенно те, которые угрожали политической гегемонии большевиков или составляли идейную конкуренцию коммунистической идеологии;

• широкое распространение получили такие превентивно-воспитательные меры как лишение продовольственных карточек, выселение из квартир, аресты, принудительная трудовая повинность;

• большевистское партийное руководство и печать использовали запугивание, моральный террор по отношению к интеллигенции, что на бытовом уровне, в условиях безнаказанности со стороны властей, находило выражение в еще белее жестоких формах доведения до самоубийства.

Эти действия привели к ужасающей смертности среди российской интеллигенции от голода, недоедания и болезней, а оставшуюся в живых фактически заставили под угрозой физического истребления осуществлять свою профессиональную деятельность в состоянии депрессии и крайнего напряжения последних сил, сломали морально и психологически.

В стремлении принудить интеллигенцию к обслуживанию интересов нового режима, большевики злоупотребляли властными функциями, недооценивали общенациональное значение культурно-интеллектуального потенциала российской интеллигенции дореволюционной формации, являвшегося достоянием не только российской, но и мировой культуры.

Вместе с тем партийная элита руководствовалась прагматическими соображениями, оказывала материальную и моральную поддержку тем представителям интеллигенции, кто по различным причинам шел на сотрудничество с новой властью. Особое внимание было уделено выдающимся деятелям литературы, искусства, науки, которых можно было использовать в качестве своего рода «знамени», основателей научных школ для развития соответствующих отраслей знания, а также демонстрации своей лояльности к представителям русской интеллигенции имеющим мировую известность с целыо снижения эффективности антисоветской пропаганды. В этом качестве использовались A.A. Блок, В. В. Маяковский, К. С. Станиславский, К. А. Тимирязев, А. Ф. Иоффе, М. И. Пеменов, ПЛ. Капица, В. И. Вернадский, U.M. Тулайков, И. М. Губкин и др.

Материальная и моральная поддержка деятелей литературы, науки и искусства, помимо реализации агитационно-пропагандистских функций среди интеллигенции, объективно способствовала сохранению интеллектуального потенциала России, ее культурной и научной элиты, отчасти способствовала созданию положительного имиджа советской власти за рубежом.

Используя органы ВЧК-ОГПУ советская власть контролировала общественно-политическую деятельность российской интеллигенции, пренятствовала ее консолидации на антисоветской платформе. С этой целыо РСДРП (б)-РКП (б) либо подчиняла своему руководству общественные организации интеллигенции, либо, если этого не удавалось осуществить, ликвидировала те из них, которые последовательно отстаивали интересы последней, а взамен их создавала новые, всецело находящиеся под контролем и проводящие политику правящей партии.

Устранение «политически неблагонадежных элементов» учебных заведений осуществлялось посредством т. н. выборов и перевыборов для занятия педагогических и административно-педагогических должностей. Они проходили под контролем т. н. комиссий, в которые были включены представители власти и ее сторонники из педагогов учебных заведений, хорошо осведомленные о политических взглядах своих коллег.

Переориентация российской интеллигенции на обслуживание интересов новой власти осуществлялась также в виде повышения квалификации и овладения новыми достижениями науки, приобщения интеллигенции к классовой борьбе в науке, историческому и диалектическому материализму, который она отныне должна была пропагандировать и использовать в своей творческой, научной и педагогической деятельности.

На изменении позиции основной массы российской интеллигенции, которая стала склоняться к поддержке советской власти, также сказались опыт реставрации белыми режимами на занятых ими территориях старых порядков, жизнеспособность советской власти, проявившаяся в ходе боевЕ, 1х действий с белогвардейцами.

В конце 1918 — начале 1919 г. в руководстве партии происходит изменение приоритетов в политике по отношению к интеллигенции. Это было связано с рядом факторов. В результате тесного общения в процессе совместной работы с интеллигенцией наиболее культурные представители правящей партии пришли к выводу, что доктринально-концептуальные представления первых послеоктябрьских месяцев правления большевиков о мотивах деятельности интеллигенции («свора лакеев капитала», всецело зависящая от денежного мешка буржуазии, и т. д.) во многом не соответствуют действительности, а интеллигенция в основной массе в своей деятельности руководствуется другими приоритетами: патриотизмом, профессиональной этикой, демократическими традициями. Объективная оценка этого факта привела к пересмотру прежнего однозначно негативного отношения к интеллигенции внутри большевистской элиты. Политика советской власти претерпела эволюцию также в связи с неэффективностью «военно-коммунистических» мер «использования» старой российской интеллигенции, трудовых мобилизации и т. д.

В руководстве РКП (б) постепенно сформировались три течения, каждое из которых имело своих лидеров, последователей и социальную базу.

Первое было представлено культурно-интеллектуальной элитой правящей партии (A.M. Горький, A.B. Луначарский, Л. Д. Троцкий, H.A. Семашко, Г. М. Кржижановский, К. Б. Радек, А.К. Воронский). Эти деятели объективно оценивали особенности менталитета российской интеллигенции, последовательно выступали за проведение т. н. «мягкого» курса, «культурной» политики, отказ от жестких, «военно-коммунистических» и военно-террористических, методов воздействия на интеллигенцию. У них сложились наиболее конструктивные, а в ряде случаев доверительные отношения с наиболее авторитетными представителями интеллигенции, ставшими на путь сотрудничества с советской властью. Убедившись в невозможности ее свержения, интеллигенция видела в них защитников своих интересов в высшем эшелоне государственного руководства, составляла социальную базу этого течения.

Коммунистическим либералам противостояли жесткие коммунисты.

Е.А. Преображенский, М. П. Томский, ПЛ. Мещеряков, Г. Е. Зиновьев, И. С. Ун шлихт, А.Г. Шляпников), которые по-прежнему рассматривали интеллигенцию через призму классовой нетерпимости и настаивали на продолжении «военно-коммунистических» и военно-террористических методов воздействия. Социальную базу этого течения составляли представители партийно-советского аппарата на местах, выдвиженцы, малообразованные рабоче-крестьянские массы видевшие в интеллигенции своих классовых врагов.

Третье течение составляли прагматики-центристы, которые в интересах удержания власти корректировали принципы коммунистической доктрины, осуществляли политическое маневрирование, шли на компромиссы, заключали временные гласные и негласные соглашения с интеллигенцией (В.И. Ленин, Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, В. М. Молотов, И. В. Сталин, Ф.Э. Дзержинский). Занимая ключевые партийно-правительственные посты, они пользовались наибольшим авторитетом в партии и органах государственного управления. В конечном счете, именно позиция центристов была определяющей в процессе выработки политики, но отношению к интеллигенции, и от того, насколько убедительными представлялись «центру» аргументы «мягких» или «жестких» коммунистов, зависело принятие решений на уровне политбюро, пленумов и съездов партии.

Внутрипартийная борьба за выбор альтернатив в политике по отношению к интеллигенции продолжалась как во время Гражданской войны, так и в период НЭПа. Сторонники «жесткой» политики по отношению к интеллигенции постоянно стремились апеллировать к «низовому партийному аппарату», партийным функционерам на местах, пролетарской массе, где наибольшее распространение имела «военно-коммунистическая» идеология и классовая нетерпимость к «бывшим» с целью заручиться их поддержкой. Представители «культурной» политики по отношению к интеллигенции умело маневрировали, избегая открытых столкновений с «жесткими» коммунистами на съездах и конференциях, использовали конфликты, которые постоянно возникали у «жестких» коммунистов из-за их нетерпимости к интеллигенции, доводили их до сведения «центристов» (прежде всего В.И. Ленина), стремились заручиться их поддержкой и, в конце концов, добились устранения с ответственных постов «жестких» коммунистов, не сумевших найти общего языка с интеллигенцией.

В результате реализации «культурной» политики в отношении интеллигенции и тактики борьбы со своими внутрипартийными оппонентами — «жесткими» коммунистами, ко времени введения НЭПа «мягкое» руководство в РКП (б) значительно укрепило свои позиции и добилось принятия центристами предложенной линии.

Политика советской власти к интеллигенции в условиях НЭПа оставалась прежней: обеспечение сотрудничества с нею в профессиональной сфере через выдвижение прежде всего тех, кто поддерживал советскую власть, изоляция и разложение враждебных к ней элементов, подталкивание к сотрудничеству колеблющихся. Этот курс разделяли все лидеры РКП (б). В то же время тактика его осуществления определялась фактическим союзом центристов и коммунистических либералов, которые игнорировали инициативы жестких коммунистов.

Анализ деятельности этого «союза» в период нэпа позволяет отметить весьма существенное обстоятельство, которое использовали центристы прн реализации своей политики по отношению к интеллигенции. Руководство РКП (б) сознательно ставило интеллигенцию перед выбором: или вы, интеллигенты, имеете дело с нами, инициаторами НЭПа, принимаете наши условия, пли мы «умываем руки», и вам уже придется иметь дело с «жесткими» коммунистами, политику которых вы уже испытали и которые будут разговаривать с вами по-другому.

Утверждение «культурной» линии в руководстве РКП (б) и осуществление союзом коммунистических либералов и центристов своей политики имело значительные последствия: ограничение цензуры, предоставление возможности интеллигенции публично выражать свои взгляды в неправительственных изданиях, принятие решительных мер по пресечению «спецеедства», ограничение влияния ОГПУ и ведение судопроизводства в законодательном порядке, ликвидация некомпетентного вмешательства партийных чиновников пролеткультовской ориентации" в вопросы культуры, театра, поэзии, художественной литературы, привлечение интеллигенции к сотрудничеству в советских изданиях.

Вместе с тем, оценивая деятельность РКП (б) и советской власти в период нэпа, на наш взгляд, не следует идеализировать т. н. «культурную» политику, целью которой по-прежнему являлось утверждение политического господства РКП (б) и монопольного положения коммунистической идеологии. Когда на смену военному противостоянию выдвинулась идеологическая борьба, учитывая трудности идейной полемики с признанными идеологами интеллигенции, руководство РКП (б) нашло выход в выявлении и выдворении за пределы России тех идеологов интеллигенции, которые генерировали и пропагандировали в стенах высшей школы и периодических изданиях российской интеллигенции идеи, составлявшие конкуренцию коммунистической идеологии. Высылка цвета российской интеллигенции в 1922 г. является наглядным подтверждением неизменности общей стратегической линии советской власти на установление господства коммунистической партии и ее идеологии в российском обществе. С этой же целью высылке подвергались часть студентов, был установлен жесткий классовый отбор при приеме в вузы, а уже поступившие студенты из числа «социально чуждых элементов», непролетарского происхождения, были отчислены по политическим мотивам.

Одновременно РКП (б) активизировала пропаганду в среде интеллигенции сменовеховской идеологии, которая в значительной степени учитывала особенности менталитета российской интеллигенции (патриотизм, профессионализм, служение Родине и народу, надежды на эволюцию коммунистического режима в буржуазно-демократическом направлении). Власть использовала для этой цели признанных идеологов российской интеллигенции из числа эмигрантов (Ю.В. Ключникова, Н. В. Устрялова, Н. В. Потехина и др.). Эта акция решала следующие задачи: раскол и ослабление противостоящего советской России эмигрантского блока заграничной российской диаспоры и возвращение определенной ее части в советскую Россию, которая испытывала острый недостаток в квалифицированных кадрах интеллигенции, а также «обращение» российской интеллигенции в «сменовеховскую» веру, основным постулатом которой являлось признание советской власти, примирение с нею и работа под ее руководством. И первая, и вторая задачи были решены руководством РКП (б) благодаря активной моральной, материальной и организационной поддержке лидерам «сменовеховства» в советской России и за границей.

Проведенный автором исследования анализ документов Политбюро свидетельствует о том, что идеологи сменовеховства, осуществляя секретные контакты с высшим политическим руководством советской России, не руководствовались корыстными интересами материального порядка или карьеры, а искренне желали возрождения России, облегчения участи, а по возможности, и обретения душевного равновесия своим соотечественникам, оказавшимся в эмиграции, за границей, и в т. н. «внутренней эмиграции», в советской Россиистремились к тому, чтобы российская интеллигенция «нашла себя» и свое место в новой России, помогла своим исправлению «издержек коммунистического быта» и изъянов советской власти".

Совпадение целей и совместная работа идеологов «культурной» политики РКП (б) и «сменовеховцев» имела место, однако ни о какой «продажности» при подобной постановке вопроса, на наш взгляд, не может быть и речи. Что же касается Н. В. Устрялова, то, как свидетельствуют документы Политбюро, он не имел никаких контактов с представителями РКП (б). Его печатные работы Политбюро не допустило для распространения в советской России. Широко публиковавшиеся в советской печати «пожелания» власти в его адрес хоть на йоту «сдвинуться со своих позиций», обозначенных им в самой ранней «сменовеховской» работе «В борьбе за Россию», не изменили его непреклонной позиции.

Культурная" политика достигла своего апогея после реализации т. н. «Практических предложений по вопросу о создании нормальных условий для специалистов в промышленности, сельском хозяйстве и на транспорте и других отраслях хозяйственной и государственной работы», утвержденных Политбюро 13 августа 1925 года, на основании которых появилось Постановление ЦК РКП (б) «О специалистах» от 18 сентября, определившее политическую перспективу во взаимоотношениях власти и основной массы старой российской интеллигенции. Однако в данном случае, заслуживают внимания мотивы государственного руководства при реализации «культурной» политики. Анализ документов Политбюро, ЦК РКП (б), Совнаркома позволяет утверждать, что, удовлетворяя определенную часть интересов, нужд и потребностей интеллигенции, РКП (б) преследовала не столько гуманистические сколько прагматическими цели.

В первую очередь власть интересовали передача опыта и знаний старой российской интеллигенции, дореволюционной формации новой пролетарской, интеллигенции. И в целях наибольшей эффективности этого процесса, по мнению идеологов «культурной» политики, она должна была осуществляться в дружеской обстановке товарищеского сотрудничества с молодыми специалистами, где старая интеллигенция не чувствовала бы себя ущемленной в правах, а, напротив, пользовалась бы всеобщим почетом и уважением за свои знания и их передачу новому поколению российской интеллигенции. Поэтому прагматизм «мягкого» руководства в данном случае способствовал улучшению положения интеллигенции, особенно инженерно-технической, в середине 1920;х гг.

Но многие традиционные для русского общества ценности, которые культивировала в своей среде старая дореволюционная интеллигенция оказались не нужны новой власти и при передаче советской интеллигенции были утрачены или воспроизведены не в полном объеме. Такие качества как долг, честь, совесть, сострадание, милосердие заменялись идеологическими суррогатами. Те же, кто сумел сохранить их оказывались, в лучшем случае, в положении «чудаков», как правило — «мягкотелых интеллигентов», первыми попадали в категорию «классовых врагов».

Можно утверждать, что «культурная» (по выражению A.B. Луначарского) политика по отношению к интеллигенции, оформившаяся к середине 1920;х гг., стала следствием частичного перехода партийных центристов на позиции большевистских либералов. Это способствовало более эффективному использованию интеллигенции для возрождения России после Первой мировой и Гражданской войн. В условиях сложившейся в советской России однопартийной системы только дальнейшая эволюция центристов в обозначенном направлении могла привести к оптимальному варианту консолидации социально-классовых сил.

Однако упорное сопротивление «жестких» коммунистов, низкий культурно-образовательный уровень и преобладание «военно-коммунистических» и люмпен-пролетарских настроений в партийных низах и среди рабочих, внутрипартийная борьба и несомненная «закомплексованность» коммунистическими догмами «центристов» в руководстве РКП (б), боязнь «буржуазного перерождения», послужили причинами того, что наиболее предпочтительный вариант не был полностью реализован. Главными социальными причинами этого были низкий культурный уровень и политическая пассивность основной массы населения — крестьянства, социально-политическая незрелость большей части рабочих, отсутствие среднего класса, противоречия социокультурного характера между основной массой населения и очень тонким слоем общества — интеллигенцией.

Тем не менее, нельзя отрицать несомненных успехов в осуществлении «мягкими» коммунистами т. н. «культурной» политики по отношению к интеллигенции в первые годы нэпа, выразившейся в профессиональном сотрудничестве основной массы старой российской интеллигенции с советской властью, в их конструктивных отношениях друг с другом в середине 1920;х гг. К сожалению, эта линия просуществовала недолго. Во второй половине 1920;х гг. политика власти по отношению к старой российской интеллигенции стала все более ожесточаться и была окончательно сломлена в конце 1920;х гг. Однако именно благодаря усилиям «мягких» коммунистов — сторонников т. н. «культурной» политики (другой реальной политической силы, способной противостоять «военно-коммунистическому» курсу «жестких» коммунистов после окончания Гражданской войны, не существовало) — была реализована далеко не самая тяжелая по своим последствиям для российской интеллигенции альтернатива в политике РКП (б). Отрицать это можно, только отказавшись от исторической правды в угоду политической и идеологической конъюнктуре, что в свое время принесло огромный ущерб развитию отечественной исторической науки.

Наиболее актуальными в плане дальнейшего изучения представляется исследование:

• персонального вклада представителей власти в формирование политики по отношению к интеллигенции, их взаимоотношений в процессе ее разработки, влияния внутрипартийной борьбы не только на судьбы деятелей РКП (б), но и представителей интеллигенции;

• деятельности органов ВЧК-ОГПУ (руководящих работников и рядовых сотрудников этой организации) по реализации политики, но отношению к интеллигенции в советской России и за границей;

• полемики, которая велась на страницах прои антисоветских изданий русской интеллигенции в эмиграции;

• опыта функционирования общественных организаций русской интеллигенции за границей и возможности его использования в современных условиях применительно к объединениям наших бывших соотечественников, которые после 1991 г. оказались за пределами отечества, но пытаются сохранить в своей среде русский язык и культуру.

Анализ исторического опыта взаимоотношений власти и интеллигенции в исследованный автором период позволяет высказать следующие рекомендации законодательным, исполнительным и судебным органам государственной власти, партиям и общественным организациям.

1. Недопустимость репрессий, т.н. «морального террора» или иных санкций, препятствующих деятельности инакомыслящей интеллигенции в профессиональной сфере (за исключением идеологов террористических организаций).

2. Необходимость фактического руководства общественными организациями интеллигенции со стороны партии, находящейся у власти и наличие аналогичных организаций у оппозиционных партий.

3. Рекрутирование во властвующую элиту, прежде всего, тех представителей интеллигенции, которые стоят на патриотических позициях.

4. Возможность широкого привлечения «партией власти» своих политических оппонентов из числа интеллигенции к реализации общенациональных программ по повышению благосостояния населения, улучшению демографической ситуации, развитию экономики, науки, культуры, и, напротив, ограниченное использование этих людей в тех сферах, которые непосредственно влияют на взятие, удержание и распоряжение властью (формирование политических предпочтенийСМИ, т.н. силовые ведомства и властная вертикаль).

5. Возвращение интеллигенции современного эквивалента ее социального статуса, который она имела до октябрьских событий 1917 г. (в настоящее время он не соответствует уровню советского периода).

6. Завоевание лояльности интеллигенции проведением мероприятий, которые соответствуют ее представлениям о социальной справедливости (ликвидация чрезмерного расслоения, даже по западным представлениям, уровней благосостояния между богатыми и бедными в России).

7. Опыт форсированной модернизации большевиками политической организации общества привел в первой половине 1920;х гг. к созданию в рамках однопартийной фактически т.н. «двух — двух с половинной системы», которая не получила своего окончательного оформления в условиях концентрации власти у одного человека (И.В. Сталина) на длительную перспективу. В настоящее время это препятствие для развития демократии отсутствует, а политическая трансформация осуществляется в том же направлении, и политические лидеры, если не хотят остаться в роли наблюдателей, должны учитывать отмеченную перспективу.

Современная фрагментация российского общественного сознания затрудняет зачисление в герои и антигерои российской истории тех ее представителей, которые ориентировались на разные приоритеты в развитии российского общества и государства. Представляется, что единственным объективным критерием в данной ситуации является деятельность, направленная на сохранение российской государственности как необходимого условия существования и развития русского этноса, его языка и культуры, как фактора самоиндефикации нации, укрепления великорусского ядра ориентированного на ценности православно-славянской цивилизации являющегося главным фактором стабильности в России, а в настоящее время в РФ и на постсоветском пространстве, а в перспективе (в том случае, если государственное руководство окажется в состоянии избежать национальной и цивилизационной катастрофы) и мирового сообщества в процессе глобализации.