Формирование студенческого состава Московского университета в первой половине XIX века: государственная политика и общественный интерес

Актуальность темы

исследования. Первая половина XIX в. занимает особое место в истории образовательной системы России. В этот период в стране впервые была создана единая система народного образования с широкой сетью учебных заведений начальной, средней и высшей ступени. Во главе этой системы были поставлены университеты. В начале XIX в. университеты должны были стать основным источником кадров для осуществления модернизации страны. Выполнение данной задачи во многом зависело от условий и результатов формирования студенческого состава университетов. Их изучение на материалах первой половины XIX в. является актуальной задачей, поскольку и сегодня на новом этапе реформирования образовательной системы в России решение вопроса о новых правилах формирования студенческого состава высших учебных заведений рассматривается в качестве определяющей основы для обеспечения дальнейшей модернизации страны, включая повышение эффективности экономического развития, государственного управления, улучшение качества жизни населения в целом. Обращение к историческому опыту постановки и решения проблемы поможет лучше понять и учесть механизмы выполнения конкретных задач, связанных, например, с обеспечением высокой предварительной подготовки абитуриентов и одновременно доступности высшего образования, «прозрачности» процесса поступления в вуз, целевого комплектования контингента студентов.

Научное значение осмысления процесса формирования студенческого состава российских университетов в первой половине XIX в. связано также с тем, что его особенности представляются одним из основных факторов, определивших состав и мировоззрение российской интеллигенции. Характер вмешательства государственной власти в процесс формирования студенческого состава университетов является одним из наиболее тонких индикаторов перемен в политическом курсе правительства.

Особое значение приобретает изучение данной проблемы на примере Московского университета, который в настоящее время часто оказывается в центре внимания при изучении многих вопросов, связанных со становлением университетского образования в России в целом. Проблема формирования студенческого состава Московского университета в той или иной мере затронута во многих трудах, посвященных не только истории этого университета и его студенчества, но и истории университетского образования и студенчества России в целом. Частота обращений к этой проблеме создала впечатление полной изученности условий и результатов формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в., отодвинула их в разряд иллюстративного материала в исследованиях при характеристике общего вектора правительственной политики в области образования. Однако, многочисленность суждений по разным частям проблемы привела к противоречивым выводам не только о степени влияния отдельных факторов и событий на формирование студенческого состава Московского университета, но и о наличии этих факторов и связи событий с рассматриваемым явлением. Характерным примером является наличие в историографии четырех дат введения платы со студентов за обучение в Московском университете, причем в различные периоды изучения истории университета сосуществовали до трех таких дат.

Важной причиной такого положения стало то, что первоначальное осмысление процесса формирования студенческого состава российских университетов в первой половине XIX в. происходило на базе материалов Казанского, Харьковского и С.-Петербургского университетов. На их примере демонстрировались и региональные особенности процесса формирования студенческого состава. Характеристика проблемы в отношении Московского университета сводилась к общим для всей университетской системы России первой половины XIX в. условиям.

Последующее привлечение сведений, относившихся непосредственно к формированию студенческого состава Московского университета, чаще всего приобретало значение иллюстративного материала к ранее известным положениям. Когда же новые данные вели к новым интерпретациям обстоятельств или результатов формирования студенческого состава Московского университета, то их применение относилось к очень короткому отрезку времени. При более широких обобщениях новые предложения приобретали значение частных замечаний или вовсе не учитывались, что приводило к сосуществованию различных точек зрения на проблему. Периферийное же положение проблемы в рамках дискуссий по истории Московского университета как научного, образовательного или культурно-просветительского учреждения, обусловленное развитием историографии, привело к отсутствию до сих пор всестороннего критического анализа деталей противоположных мнений по конкретным вопросам темы. Между тем, последние исследования показывают, что в течение первой половины XIX в. Московский университет выступал основным полигоном при разработке и апробации новых принципов организации университетского образования в России, получавших в Москве наиболее полное воплощение, в отличие от Казани, С.-Петербурга и Харькова. Очевидно, именно характеристика процесса формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. должна стать основой понимания проблемы в отношении остальных университетов, а не наоборот, как это произошло в силу развития историографии.

Таким образом, комплексное изучение условий и результатов формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. является сейчас очень актуальной темой для самостоятельного научного исследования.

Историография проблемы. Порядок приема в университет, отдельные статистические данные и другие сведения о формировании студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. затронуты во многих работах. Обозначить в кратком обзоре взгляд каждого автора на проблему с присущими ему нюансами невозможно. Здесь следует остановиться на основных этапах изучения темы, точках зрения по ключевым вопросам и их обосновании. Российская историография проблемы делится на три периода: дореволюционный, советский и современный.

Первый период открывается публикациями, связанными со столетним юбилеем Московского университета в 1855 г. Прежде всего, это работа С. П. Шевырева, посвященная вековой деятельности университета1. Данный труд имеет преимущественно описательный характер, но через последовательное изложение событий автор показал постепенное развитие университета, его научно-образовательного процесса, рост вклада в подготовку специалистов различного профиля. Следует отметить собранные С. П. Шевыревым данные.

0 приеме в университет и общей численности учащихся за 1813−1825 и 18 361 854 гг., ставшие первым опытом систематизации статистических сведений о московском студенчестве первой половины XIX в.2. Автором приведены основные требования к абитуриентам, в том числе, введение в 1841 г. платы за обучение в университете. Много примеров поступления в Московский университет с различной степенью подробности представлено в «Биографическом словаре» его профессоров и преподавателей, многие из которых сами учились нем3. П.Илл. Страхов описал порядок зачисления в студенты учеников гимназии, состоявшей при университете до 1812 г. 4.

1 Шевырев С. П. История императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею. 1755−1855. Репринтное издание. М., 1998 (далее: Шевырев С. П. История).

2 Там же. С. 459, 574.

3 Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Московского университета, за истекающее столетие, со дня учреждения января 12-го 1755 года, по день столетнего юбилея января 12-го 1855 года, составленный трудами профессоров и преподавателей, занимавших кафедры в 1854 году, и расположенный по азбучному порядку: в 2 ч. / Под ред. С. П. Шевырева. М., 1855 (далее: БСППИМУ).

4 Страхов П.Илл. Краткая история Академической гимназии, бывшей при Императорском Московском университете. Репринтное издание. М., 2000.

До начала XX в. по истории Московского университета вышло еще несколько работ описательного характера, содержавших некоторые данные о студенческом составе, о внимании попечителей к приему учащихся в университет, о трудностях возобновления учебного процесса после войны 1812 г., уточнены сведения о поступлении в университет известных лиц5.

Теоретическое осмысление процесса формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. происходило в рамках обобщающих трудов по истории университетского образования в России, роли университетов в развитии общества и их взаимоотношений с государственной властью. В первый период историографии наиболее полную картину государственного регулирования студенческого состава и его результатов составили авторы либерального направления. Основу понимания проблемы заложила работа М. И. Сухомлинова по истории университетов в правление Александра I6.

Главной чертой университетской политики Александра I автор считал проведение принципа всесословной доступности, включая крепостных7. Важное место занимала задача привлечения молодежи в университеты, поскольку в начале XIX в. для всех слоев населения было характерно непонимание ценности высшего образования. Из-за слабой подготовки абитуриентов в отдельных предметах университеты снижали требования на приемных экзаменах, создавали приготовительные отделения8.

5 Васильчиков A.A. Семейство Разумовских. Т. 2. СПб., 1880- Любавский М. К. Московский университет в 1812 году. М., 1913; Попов H.A. Московский университет после 1812 года // Русский архив (далее: РА). 1881. Кн. 1. № 2. С. 386−421- Попов H.A. Новые сведения о Полежаеве // РА. 1881. Кн. 2. № 2. С. 471−474- Эйнгорн В. Московский университет, губернская гимназия и другие учебные заведения Москвы в 1812 г. Вып. 1: Исторический очерк. М., 1912.

6 Сухомлинов М. И. Материалы для истории образования в России в царствование императора Александра I // Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению. Т. 1. СПб., 1889. С. 1−538. (Впервые опубликовано в 1865 г.).

7 Там же. С. 54−55.

8 Там же. С. 66.

Основой труда М. И. Сухомлинова послужило богатое собрание архивных и опубликованных документов. Однако, они относились к Казанскому, Харьковскому и С.-Петербургскому университетам. На их примерах он привел некоторые региональные особенности формирования студенческого состава9. Для ознакомления с жизнью Московского университета автор предложил читателям воспользоваться материалами, изданными в 1855 г. 10. Несмотря на это, последующие исследователи не только поддержали общие выводы М. И. Сухомлинова. Включение материалов по Московскому университету в состав новых работ по теме не сопровождалось определением особенностей формирования состава московского студенчества. Примерами региональной специфики продолжали выступать Казанский, Харьковский и С.-Петербургский университеты.

B.C. Иконников дополнил идеи М. И. Сухомлинова характеристикой сословной политики правительства в отношении студенчества11. Признавая установление в начале XIX в. всесословного доступа в университеты, B.C. Иконников подчеркнул, что уже тогда правительство рассчитывало, прежде всего, на приток в студенты дворян. В остальном автор выделил два периода сословной политики. В первой четверти XIX в. правительство старалось привлечь дворян в университеты, используя сначала поощрительные меры, а затем принудительные12. Во второй четверти XIX в. правительство сосредоточилось на ограничении доступа в университеты лицам недворянского происхождения. Данная тенденция особенно усилилась в 1840-е гг. в связи с наметившимся ростом численности студентов: была увеличена плата за обучение, впервые введенная, по словам исследователя, в 1817 г., от абитуриентов податного происхождения стали требовать.

9 См.: Там же. С. 63−67.

10 Там же. С. 35.

11 Иконников B.C. Русские университеты в связи с ходом общественного образования // Вестник Европы (далее: ВЕ). 1876. Кн. 9. С. 161−206- Кн. 10. С. 492−550- Кн. 11. С. 73−132.

12 Там же // ВЕ. Кн. 10. С. 527, 546−547. увольнительные свидетельства, попечителям предписано действовать в данном направлении административными средствами13. Также автор отметил противоречивость политики правительства в 1848—1855 гг., связанной, с одной стороны, с усилением мер по «аристократизации» университетов, а с другой, с заявлениями, чтобы дети дворян готовились преимущественно к военной службе, «для чего университетское образование не есть необходимость"14. Данное противоречие автор не объяснил.

В русле работ М. И. Сухомлинова и B.C. Иконникова государственную политику по формированию студенческого состава университетов в первой половине XIX в. осветили П. Ферлюдин, Б. Б. Глинский и С.П. Никонов15. Отдельно следует отметить замечание П. Ферлюдина, что устав 1804 г. разрешал принимать выпускников гимназий в университеты без вступительного экзамена. Начало внедрения обязательного приемного экзамена для всех абитуриентов автор датировал 1833 г., когда по уставу Киевского университета «гимназическое свидетельство принималось лишь в особое уважение"16. Кроме того, Б. Б. Глинский отнес введение платы за обучение в университетах к 1839 г. 17.

Вместе с университетами во второй половине XIX в. исследователи активно изучали процесс становления и развития гимназического.

1Я образования в России. В данных исследованиях было уточнено, что.

13 Там же // ВЕ. Кн. 11. С. 87−88,90−91, 105−106.

14 Там же. С. 102−103.

15 Глинский Б. Б. Университетские уставы. (1775−1884) // Исторический вестник. 1900. № 1. С. 324−351- Никонов С. П. Университетские реформы в России // Вестник права. 1901. № 9. С. 60−96- Ферлюдин П. Исторический обзор мер по высшему образованию в России. Вып. 1: Академия наук и университеты. Саратов, 1894.

16 Ферлюдин П. Указ. соч. С. 86.

17 Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 344.

1 Я.

См.: Алешинцев И. История гимназического образования в России. (XVIII и XIX век). СПб., 1912; Материалы для истории и статистики наших гимназий // Журнал Министерства народного просвещения (далее: ЖМНП). 1864. Ч. СХХІ. № 1. Отд. 2. С. 129−171 (Отд. паг.) — № 2. Отд. 2. С. 355−390 (Отд. паг.) — Милюков П. Очерки по истории русской культуры. Ч. 2: Церковь и школа (вера, творчество, образование). СПб., 1897. С. причиной создания приготовительных отделений при университетах в первой четверти XIX в. стала не столько слабая подготовка абитуриентов в отдельных предметах, сколько комплексные недостатки в организации предуниверситетского образования. Реализация реформы 1802−1804 г. столкнулась с большим недостатком учителей, учебных пособий и других средств. Их восполнение имело отличия между учебными округами и было завершено только в связи с введением в действие устава гимназий, уездных и приходских училищ 1828 г. При этом возникло два взгляда на сословную направленность данного устава. По мнению большинства исследователей, его положения были рассчитаны на затруднение доступа лиц податного происхождения в гимназии и последующее поступление в университеты19. Е. Шмид подчеркнул сохранение за податными сословиями возможности обучения своих детей как в гимназиях, так и в университетах20.

Окончательный вид концепция либеральных историков о процессе формирования студенческого состава российских университетов в первой половине XIX в. получила в работах C.B. Рождественского, прежде всего, в «Историческом обзоре деятельности Министерства народного просвещения"21. Автор привлек широкий пласт опубликованных источников и материалов министерского архива. Особо следует отметить произведенное C.B. Рождественским разделение государственной политики по формированию российского университетского студенчества в первой половине XIX в. на четыре направления, которое исследователи используют до сих пор: обеспечение университетов учащимисядостижение высокой предварительной подготовки студентов, принятых в университеты, и.

303−355- Шмид Е. История средних учебных заведений в России / Пер. с нем. А. Ф. Нейлисова с дополнениями по указанию автора. СПб., 1878.

19 Алешинцев И. Указ. соч. С. 115- Материалы для истории и статистики наших гимназий. С. 160−161- Милюков П. Указ. соч. С. 319.

20 Шмид Е. Указ. соч. С. 231−236.

9 I.

Рождественский C.B. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802−1902. СПб., 1902. унификации источника их предварительного обучениярегулирование сословного состава студенчестваиспользование университетов для русификации населения западных регионов империи. К достоинствам работы C.B. Рождественского также следует отнести анализ системы политических взглядов каждого министра народного просвещения, влиявших и на проводимую ими политику в области университетского образования.

Говоря о привлечении учащихся в университеты в начале XIX в., исследователь дополнил ранее известный список мер правительства в данной области. Он также подчеркнул сохранение нехватки студентов во второй половине правления Александра I, в связи с чем министерство «развивало.

22 меры, намеченныя и отчасти осуществленныя. предшественниками". Стремление увеличить число студентов отодвинуло задачу по обеспечению высокого уровня их предварительной подготовки на второй план. Общее изложение развития предуниверситетского образования составлено на основе специальных работ по теме, но C.B. Рождественский подчеркнул значение педагогических соображений при повышении требований к абитуриентам. Курс на ужесточение приемных требований в университеты автор отнес к.

1831 г.. Стремясь установить единообразие в системе общего образования, правительство постепенно брало под контроль частное преподавание.

Подобно предшественникам, C.B. Рождественский выделил два основных периода в политике правительства по регулированию сословного состава университетского студенчества. Возникновение стремления правительства к сословным ограничениям автор связал с официальными заявлениями A.C. Шишкова, назначенного на пост министра просвещения в 1824 г., хотя конкретные действия в данной области были предприняты только при Николае I24. В последующих статьях C.B. Рождественский сделал ряд уточнений в характеристике сословной политики правительства в первой.

22 Там же. С. 58−62,129.

23 Там же. С. 188.

24 Там же. С. 171−172.180, 187−188, 195−198,204−205,263−263,271−275. четверти XIX в.. Заметив, что университетские уставы начала XIX в. не содержали достаточно четких предписаний о допущении в число студентов представителей любого сословия, он считал, что положения уставов не могут быть подвергнуты однозначной трактовке. По его мнению, требование от абитуриентов «законных свидетельств о состоянии» могло ограничивать доступ лиц податного происхождения в университеты. Лишь указом от 10 ноября 1811 г. «вопрос о допущении лиц податных состояний в л/университеты разрешен был в положительном смысле». Затем последовали циркуляры министров просвещения, подчеркивавшие различие между студентами из привилегированных и податных сословий, но, по мнению автора, эти меры «еще не выражали собою принципиальнаго отрицания.

27 безсословности высшаго, университетскаго образования". Такое заключение встраивало новые данные в существовавшую периодизацию сословной политики правительства по двум царствованиям.

C.B. Рождественский достаточно подробно разработал еще одно направление государственной политики в отношении студенческого состава, почти неосвещенное предыдущими авторами. В начале 1830-х гг. перед.

Министерством народного просвещения (далее: МНП) была поставлена задача «умственного слияния» славянских народов западных губерний с русским, «с надлежащим перевесом» русского народа. Главной мерой в данном направлении стала реорганизация училищной системы в «западном крае», бывших польских и в остзейских губерниях. Московский университет был связан с данным процессом в рамках приема некоторого числа.

28 стипендиатов из белорусских губерний и уроженцев Царства Польского .

25 Рождественский C.B. Сословный вопрос в русских университетах в первой четверти XIX века. СПб., 1907. См. также: Рождественский C.B. Университетский вопрос в царствование имп. Екатерины II и система народного просвещения по Уставам 1804 года. Памяти А. Н. Пыпина // ВЕ. 1907. Кн. 7. С. 5−46.

9 f*.

Рождественский C.B. Сословный вопрос в русских университетах. С. 18.

27 Там же. С. 27.

Рождественский C.B. Исторический обзор деятельности. С. 297−326.

Предложенный C.B. Рождественским взгляд на формирование студенческого состава российских университетов в первой половине XIX в. был воспринят в других обобщающих работах по истории образования в России29, а также поддержан в работе Д. М. Щепкина о состоянии Московского университета в середине 1820-х гг.. Поддерживая общее мнение о политической основе учебной реформы Николая I, автор подчеркнул, что в этот период Московскому университету «требовалось обновление преподавательского состава. освежение затхлой университетской жизни"31. Следует отметить, что Д. М. Щепкину был доступен архив его деда, П. С. Щепкина, преподававшего в Московском университете в 1817—1835 гг. В работе А. Воробьева, основанной преимущественно на материалах публикаций 1855 г., формирование студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. изложено в духе сочинений М. И. Сухомлинова и B.C. Иконникова32.

C.B. Рождественский консолидировал богатую доказательную базу, без последовательного анализа которой невозможно было предложить новое обоснованное понимание процесса формирования студенческого состава российских университетов в первой половине XIX в. без игнорирования положений его работ. Это видно на примере работ дореволюционных авторов марксистской направленности. Среди них следует остановить внимание на работе И. Н. Бороздина.

И.Н. Бороздин стремился показать единство сословной политики правительства в области университетского образования в течение второй половины XVTII — первой половины XIX в., ее «дворянский, классовый.

Князьков С.А., Сербов Н. И. Очерк истории народного образования в России до эпохи реформ Александра II / Сост. С. А. Князьков, Н.И. Сербов-.под ред. C.B. Рождественского. М&bdquo- 1910.

Щепкин Д. М. Московский университет в половине двадцатых годов // BE. 1903. Кн. 7. С. 226−261.

31 Там же. С. 229,232.

Воробьев А. Московский университет // Москва в ее прошлом и настоящем. Вып. 12 / Сост. Д. Н. Анучин и др. М., 1912. С. 76−105. характер". Однако, автор признал, что конкретные сословно-ограничительные меры в первой половине XIX в. были предприняты только при Николае I. Односторонне освещена проблема обеспечения университетов учащимися в начале XIX в. Автор не упомянул о действиях власти в данном направлении, сведя все к ожиданиям: «правительство полагало, что, написав и подписав хорошую бумагу, оно сделало уже все, а.

33 остальное, т. е. проведение в жизнь предначертании, не столь существенно" .

Особенностью взгляда И. Н. Бороздина является строгое соотнесение роста численности студентов в 1830-е — 1840-е гг. с переменой отношения общества к университетам, когда общество в лице интеллигенции «воспринимает научное и общественное воспитание в русском университете», а «культурная и общественная миссия университета встречала гармоническое созвучие в настроении передовых слоев общества». Автор также подчеркнул ведущую роль министра просвещения С. С. Уварова в усилении в этот период сословных ограничений34. В духе работы И. Н. Бороздина проблема обрисована в книге Б.Р. Фромметта35.

Новый этап в изучении проблемы ознаменовали работы советских авторов середины XX в., посвященные специальному изучению истории Московского университета36. Господство марксистско-ленинской идеологии при изучении общественных институтов и процессов определило в данный период сильные и слабые стороны при освещении проблемы формирования студенческого состава Московского университета.

Бороздин И. Н. Университеты в России в первой половине XIX века // История России в XIX веке: Дореформенная Россия (1800−1840). Т. 2. СПб., 1907;1908. Гл. X. С. 349−350, 357.

34 Там же. С. 371−374, 376.

1С.

Фромметг Б. Р. Очерки по истории студенчества в России / Предисл. В. В. Водовозова. СПб.-М., 1912.

36 История Московского университета. Т. 1: 1755−1917 / Отв. ред. М. Н. Тихомиров. М., 1955 (далее: ИМУ) — Очерки по истории Московского университета. Т. 1: 1755−1890 / Под ред. проф. И. Д. Удальцова и др. М., 1940; Федосов И. А. Московский университет в 1812 году // Вопросы истории (далее: ВИ). 1954. № 6. С. 106−117.

Особенностью советской историографии стало использование 50-процентного барьера от общего числа студентов как объективного критерия для оценки результатов регулирования их сословного состава. С этой точки зрения, даже в период ужесточения сословных ограничений во второй четверти XIX в., правительству не удалось добиться цели. Разночинцы преобладали над дворянами. Материальный подход к определению статуса социальных групп показывал, что успехи правительства были еще ниже, поскольку «имущественное положение значительной части студентов-дворян было не лучше положения разночинцев». Целью продворянской политики авторы считали увеличение доли крупнопоместных и среднепоместных дворян среди студентов, которые редко шли в университет37.

Следует отметить, что еще дореволюционные авторы указывали на связь политики правительства в отношении университетов с практическими и просветительскими задачами развития страны. Отличием советской историографии стало строгое соотнесение сословной политики в отношении студенчества с потребностями государственного аппарата и страны в целом в высокообразованных специалистах: «ввиду необходимости обеспечить растущий государственный аппарат грамотными чиновниками и получить необходимых стране специалистов в «Предварительных правилах» был даже декларирован буржуазный принцип бессословности, бесплатность.

38 обучения.". Нехватка чиновников с высшим образованием привела к незавершенности сословной-ограничительной политики в правление Николая I39. Вслед за И. Н. Бороздиным подчеркнута инициативная роль С. С. Уварова в усилении сословных ограничений в 1830-х — 1840-х гг. Отмечено прямое влияние внутриполитической обстановки на сильное падение количества поступлений в университет в середине 1820-х — первой половине 1830-х гг.40.

37 ИМУ. С. 114,117- Федосов И. А. Указ. соч. С. 109, 115.

38 ИМУ. С. 78- Федосов И. А. Указ. соч. С. 107.

5Q.

Очерки по истории Московского университета. С. 40−41.

40 ИМУ. С. 84−85, 111−112, 118.

Усиленная антикрепостническая и антисамодержавная риторика и принципиальное соотнесение развития социальных институтов и явлений с объективными факторами развития общества заложили основу для тенденциозного освещения некоторых обстоятельств формирования студенческого состава Московского университета в первой четверти XIX в. Подобно И. Н. Бороздину, авторы умолчали о комплексе правительственных мер по привлечению молодежи в университет. Увеличение числа студентов связывалось с объективными факторами: «потребности экономического развития, рост культурных запросов народа приводили к неуклонному возрастанию числа студентов Московского университета» в первое двадцатилетие XIX в.41. Конкретные механизмы влияния названных факторов на приток молодежи в университет не раскрыты. Отмечено, что введение платы за обучение в университете, отнесенное к 1820 г., «очень сильно отразилось на количестве и составе студентов университета. Оно привело к сокращению общего числа студентов."42. При этом не сделано пояснений по поводу данных, приведенных еще С. П. Шевыревым и показывавших постоянный рост численности учащихся университета в течение 1820−1825 гг.43.

Перечисленные положения были поддержаны в ряде последующих работ советских исследователей, затрагивавших вопросы организации университетского образования в России и формирования студенческого состава в первой половине XIX в.44. При этом Л. А. Булгакова отнесла время.

41 ИМУ. С. 84.

42 Там же. С. 100.

43 См.: Шевырев С. П. История. С. 459.

44 См.: Булгакова Л. А. Сословная политика в области образования во второй четверти XIX в. // Вопросы политической истории СССР: сб. ст. аспирантов и соискателей Института истории СССР / Отв. ред. А. Г. Маньков. М.-Л., 1977. С. 105−124- Камоско Л. В. Изменения сословного состава учащихся средней и высшей школы России (30−80-е годы XIX в.) // ВИ. 1970. № 10. С. 203−207- Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР. XVIII в. — первая половина XIX в. / Отв. ред. М: Ф. Шабаева. М., 1973. С. 195−217- Павлова Г. Е. Организация науки в России в первой половине XIX в. М., 1990. С. 46−47, 5758, 67, 76−81, 88,92−95, 102−104- Танклер Х. Л., Князев Е. А. Университеты России в первой введения платы за обучение в университетах к 1839 г. 45. О некоторых работах следует упомянуть отдельно.

Л.И. Насонкиной проанализирован обширный корпус материалов, относящихся к студенчеству46. Изучение около 6500 личных дел студентов из университетского архива позволило автору детально описать процесс поступления в университет лиц различного происхождения и составить подробное статистическое описание студенческого состава в течение 18 251 835 гг., в том числе, по факультетам: динамику численности студентов, их сословного состава, выпускников, данные о поступающих в университет по экзамену и без экзамена с разбивкой по источникам предварительного образования. Т. Б. Рябикова систематизировала данные о численности и сословном составе московских студентов, в том числе, по факультетам за 1847−1855 гг. на основе официальных отчетов Московского университета47. Их анализ привел автора к выводу о «нерезультативности мер по регламентации сословного состава студентов в 1848—1855 гг.». Неудача правительства была вызвана противоречивостью позиции Николая I, ответившего отказом на раздававшиеся в этот период предложения разрешить обучение в университетах только дворянам. «Объективные законы общественного прогресса, втягивавшие страну на путь капиталистического развития и создававшие тем самым предпосылки для ликвидации сословных перегородок в будущем, обусловили на данном этапе колебания правительства Николая I в вопросе о сословном составе университетов», -заключила Т.Б. Рябикова48. половине XIX в. // Вестник высшей школы. 1988. № 9. С. 85−90- Эймонтова Р. Г. Русские университеты на грани двух эпох. От России крепостной к России капиталистической. М., 1985. С. 31−49.

45 Булгакова Л. А. Сословная политика в области образования. С. 35.

46 Насонкина Л. И. Московский университет после восстания декабристов. М., 1972.

47 Рябикова Т. Б. Численный и сословный состав студентов Московского университета // Вестник Московского университета (далее: ВМУ). Серия IX: История. 1974. № 5. С. 57−67.

48 Там же. С. 66−67.

Нельзя не упомянуть утверждение, сделанное B.C. Нечаевой при характеристике доступности обучения в Московском университете до конца первой трети XIX в.: «с самого основания университета крепостные крестьяне по уставу не имели права поступления в него, и это постановление время от времени подтверждалось новыми распоряжениями в связи с тем, что запрещение обходилось разными способами"49.

Большое практическое значение имеет опыт научной систематизации фактического материала по истории Московского университета в виде особой «летописи"50. В этом справочном издании год за годом прослежена научная и учебная жизнь университета, а также регулирующие ее основные юридические нормы. Из числа последних следует упомянуть о введении платы за обучение в университете в 1841 г. 51. Интересен опыт поденного описания процедуры поступления в Московский университет в конце 1829 г. на примере В. Г. Белинского, предпринятого М. Поляковым .

Современный этап изучения проблемы, начиная с 1992 г., характеризуется стремлением синтезировать наработки дореволюционных и советских авторов и расширением источниковой базы. По степени охвата вопросов, связанных с формированием студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в., и количеству привлеченных материалов, прежде всего, следует остановиться на работах А. Ю. Андреева и Ф. А. Петрова.

Основные идеи А. Ю. Андреева по проблеме отражены в его работе о месте и роли Московского университета в общественной и культурной жизни.

49 Нечаева B.C. В. Г. Белинский: Учение в университете и работа в «Телескопе» и «Молве», 1829−1836. М., 1954. С. 32.

50 Летопись Московского университета: 1755−1979 / Отв. ред. И. А. Федосов. М., 1979 (далее: ЛМУ, 1755−1979). h Там же. С. 68.

Поляков М. Студенческие годы Белинского // Литературное наследство. Т. 56 / Гл. ред. A.M. Еголин. М., 1950. С. 308−313. страны в начале XIX в.53. А. Ю. Андреев в полной мере возродил, а также дополнил взгляд дореволюционных исследователей либерального направления на роль правительства в обеспечении притока студентов в Московский университет в начале XIX в. Он особо отметил позитивное значение организационной деятельности М. Н. Муравьева, занимавшего пост попечителя университета в 1803—1807 гг.54. Поддерживая мнение о снижении требований к абитуриентам в связи с желанием увеличить число студентов в начале XIX в., исследователь отметил, что в 1812 г. «в условиях очевидного наплыва студентов ректор попытался ужесточить условия приема, требуя от поступающих знания латинского языка, но и эта попытка не привела к серьезным изменения в практике зачисления студентов"55.

А.Ю. Андреев впервые попытался установить данные об общей численности студентов и количестве поступлений в Московский университет до 1812 г. По его мнению, резкий рост студенческой статистики в начале XIX в. отражал огромные изменения в жизни университета, «определившие на долгое время пути его дальнейшего развития, его значение в качестве образовательного центра, его роль в общественной жизни России». Наиболее сильному притоку в университет дворян способствовал указ от 6 августа 1809 г., по которому ни один чиновник не имел права на производство в чины VIII и V классов без предъявления аттестата об окончании университета или о сдаче при университете специального экзамена. После 1809 г. основным источником пополнения студенческого состава стал Благородный пансион, состоявший при университете, и «именно студенты-дворяне определяют в этот момент портрет воспитанников университета, как с точки зрения московского общества, так и по их влиянию на русскую.

Андреев А. Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века. М., 2000. (далее: Андреев А. Ю. Московский университет).

54 Там же. С. 60−71.

55 Там же. С. 216. культуру"56. Отмечая установление реформой 1802−1804 гг. всесословного доступа в университет, А. Ю. Андреев подчеркнул принципиальную сторону ограничительных мер 1810-х гг. В отличие от C.B. Рождественского, автор указал на закон от 10 ноября 1811 г. как на «первый шаг к отмене всесословного высшего образования в России"57. Перечисленные положения были закреплены автором в цикле лекций, составленном для чтения спецкурса на историческом факультете Московского государственного f о университета им. М. В. Ломоносова. Правда, в них очень мало внимания уделено формированию студенческого состава после 1812 г.

Наиболее подробный анализ формирования студенческого состава российских университетов в целом и Московского университета в частности в течение 1802−1855 гг. представлен в многотомной монографии Ф.А. Петрова59. Предложенный исследователем взгляд объединил основные достижения предшествовавших исследователей. Освещение проблемы подкреплено многообразием вновь привлеченных источников, как опубликованных, так и почерпнутых из ряда архивов, подробнейшей реконструкцией статистики студенчества разных университетов по многим критериям за 1835−1848 гг. Применительно к этим же годам автором составлено более 20 таблиц, характеризующих студенческий состав Московского университета и каждого его факультета.

В соответствии с наиболее распространенным взглядом, исследователь отметил, что привлечение молодежи в университеты было основой государственной политики в отношении студенчества до 1812 г. Затем правительство отстраняется от данной задачи, но с этого времени, по мнению Ф. А. Петрова, начался значительный рост тяги общества к обучению в.

56 Там же. С. 207−209.

57 Там же. С. 139. fO.

Андреев А. Ю. Лекции по истории Московского университета: 1755−1855. М., 2001 (далее: Андреев А. Ю. Лекции). С. 116−155.

59 Петров Ф. А. Формирование системы университетского образования в России: в 4 т. М., 2002;2003.

Московском университете60. Оценку роста числа студентов российских университетов Ф. А. Петров проводил, исходя из потребностей социально-экономического развития страны. Говоря о динамике студенческого состава Московского университета в начале XIX в., он сдержанно заметил, что мероприятия правительства и местной администрации привели «к определенному увеличению количества студентов», но к концу 1808 г. Московский университет занимал лишь третье место по данному показателю среди других университетов. Общий же рост числа учащихся в российских университетах не мог удовлетворить потребностей страны61.

Ф.А. Петров поддержал мысль А. Ю. Андреева о принципиальном отходе правительства от всесословности университетского образования в связи с принятием указа от 10 ноября 1811 г.. Однако, оценивая вывод А. Ю. Андреева о социальном портрете московского студенчества в начале XIX в., Ф. А. Петров посчитал «излишне категоричным его утверждение о том, что „именно студенты-дворяне определяют в этот момент портрет воспитанников университета“. Нельзя игнорировать роль разночинцев, из которых вышли многие будущие профессора, окончившие Московский университет в этот период». Исследователь неоднократно подчеркнул, что плату за обучение в университетах ввели в.

1820 г. 64. По его мнению, инициативная роль в усилении сословно-ограничительной политики во второй четверти XIX в. принадлежала Николаю I, который стремился «прямо закрыть доступ в университеты всем, кроме дворян». С. С. Уваров, наоборот, старался сдержать намерения Николая I. С помощью риторических уловок, подкрепленных разными фактами и мнениями попечителей, С. С. Уваров,.

60 Там же. Т. 2: Становление системы университетского образования в России в первые десятилетия XIX века. М., 2002. С. 198.

61 Там же. Т. 1: Российские университеты и Устав 1804 года. М., 2002. С. 189- Т. 2. С. 5.

62 Там же. С. 267−268- Т. 2. С. 17.

63 Там же. Т. 1. С. 403.

64 Там же. Т. 2. С. 482- Т. 4: Российские университеты и люди 1840-х годов. Ч. 2: Студенчество. М., 2003. С. 20. как бы отступая от принципа всесословности университетского образования, пытался «перехитрить» Николая I" и, в конце концов, «склонил Николая I к своеобразной отсрочке и к временному сохранению своего права действовать самостоятельно"65. В результате, «в целом к середине 1850-х годов попытка «одворянивания» студенчества оказалась безуспешной, университеты продолжали в значительной мере сохранять разночинский характер», — заключил Ф.А. Петров66. Говоря отдельно о Московском университете, автор отметил сильные продворянские взгляды его попечителя во второй половине 1830-х — 1840-х гг. гр. С. Г. Строганова. Однако, динамика сословного состава московских студентов позволила Ф. А. Петрову заключить, что «вопреки официальной политике Уварова и симпатиям к дворянам самого Строганова, дворяне в Московском университете не.

67 составляли большинства, и он оставался одним из самых «разночинских» «.

Прослеживая экзаменационные требования к абитуриентам, Ф. А. Петров отметил, что в начале XIX в. юношей буквально зазывали в Московский университет, а с середины 1810-х гт. абитуриентам «приходилось держать хоть и весьма облегченный, но все-таки экзамен». Окончательная программа приемных экзаменов в университет была установлена в 1831 г. 68. Подробно проанализировав действия правительства, Ф. А. Петров пришел к выводу, что во второй четверти XIX в. задача по повышению предварительного уровня знаний студентов занимала более высокое место, чем сословно-ограничительное направление69. Вопреки высказанному в советское время мнению, не политические события, а ужесточение приемных экзаменов привело к снижению количества.

65 Там же. Т. 4. Ч. 2. С. 26.

66 Там же. С. 234.

67 Там же. С. 35−42,134−135.

68 Там же. Т. 2. С. 198−199.

69 Там же. Т. 3: Университетская профессура и подготовка Устава 1835 года. М., 2003. С. 210. поступлений в Московский университет в начале 1830-х гг.70. Результаты же политики по унификации источников предварительного образования студентов Московского университета, по мнению Ф. А. Петрова, оказались противоречивыми. Одновременно с ростом численности выпускников гимназий среди студентов сохранялась достаточно высокая доля студентов с.

71 предварительным домашним образованием .

Особенным достижением Ф. А. Петрова стала комплексная разработка проблемы формирования конфессионально-национального состава университетского студенчества. Детально изучив русификаторскую политику в рамках университетского образования во второй четверти XIX в., автор подчеркнул, что в данной области правительство не доходило до шовинизма и действовало мирными средствами. «Русские» университеты данная политика затронула с середины правления Николая I, когда было предписано обязательное прохождение полного курса С.-Петербургского и Московского университетов для занятия различных должностей в Царстве Польском и «западных губерниях». Подробно автор исследовал и развитие политики правительства в области доступа евреев в университеты. Ее отличительной чертой стало разрешение евреям обучаться в университетах без перехода в православие72. Ф. А. Петров досконально изучил изменения конфессионально-национального состава студентов Московского университета в течение первой половины XIX в., включая тот период, когда эта сфера не являлась самостоятельным направлением политики правительства. В теоретическом плане данный аспект формирования студенческого состава Московского университета изучен настолько полно, что предложенное Ф. А. Петровым понимание процесса не вызывает сомнений.

70 Там же. Т. 2. С. 198, Т. 3. С. 196−197.

71 Там же. Т. 4. Ч. 2. С. 140−141.

72 См.: Там же. Т. 1. С. 223- Т. 4. Ч. 2. С. 43−76, 136−140.

73 Там же. Т. 2. С. 220−226- Т. 4. Ч. 2. С. 133−140, 144−171, 380−391.

Много внимания Ф. А. Петров уделил анализу характера административного управления Московским университетом со стороны его попечителей. Правда, в отношении формирования студенческого состава автор ограничивался изложением общих взглядов некоторых попечителей на вопрос и частными примерами их участия в судьбе отдельных студентов.

В русле идей А. Ю. Андреева и Ф. А. Петрова с различными вариантами их сочетания, подробностью изложения и дополнениями фактическим материалом проблема формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. затронута в ряде современных работ, включая диссертационные исследования и курсы лекций, посвященных как всестороннему изучению истории организации и деятельности университетов и высшей школы в России, так и более узким вопросам: роли отдельных органов управления в развитии университетов, взаимодействию государственной власти и социальных слоев в формировании учебной системы страны, вкладу университетов в развитие отдельных направлений научно-образовательного процесса и подготовку специалистов, определению значения опыта деятельности Московского университета в перечисленных областях, — а также студенчеству Московского университета как особой социальной группе74. Отдельно следует отметить книгу A.M. Феофанова,.

74 Аврус А. И. История Российских университетов. Курс лекций: Учебное пособие. Саратов, 1998. С. 21−40- Афонюшкина A.B. Проблемы становления науки «История Нового времени» в университетах России во второй четверти XIX века.: дис.. канд. ист. наук. Воронеж, 1999. С. 42−44- Ершов А. Г. Влияние Московского университета на развитие государственной системы образования в России: 1755 — середина XIX века: дис.. канд. ист. наук. М., 2003. С. 98, 100−101, 118- Жарова Е. Ю. Университетское образование в Российской империи в XIX — начале XX в. // ВИ. 2012. № 9. С. 112−117- Завгородняя О. И. Попечительство в истории университетов России первой половины XIX в.: дис.. канд. ист. наук. М., 2007. С. 58−60, 141−142, 170−171- Захаратос Д. А. Московский учебный округ в 1804—1835 годах: создание государственной системы образования, управление и подготовка педагогических кадров: дис. канд. ист. наук. М., 2003. С. 26−37- Зимин И. В. Подготовка медицинских кадров в России (XIX — начало XX вв.). СПб., 2004. С. 269−285- Зипунникова H.H. «Университеты учреждаются для преподавания наук в высшей степени». Российское законодательство об университетах XVIII — начала XX века: Монография. Екатеринбург, 2009. С. 351−353, 360−363- Змеев В. А. Курс лекций по истории высшей школы Российской империи. М., 2010. С. 155−176- вышедшую на основе его диссертации, посвященную всестороннему изучению студенчества Московского университета как особой социальной группы75.

Привлекая широкий круг источников, A.M. Феофанов расширил научное знание о численности, возрастном и национальном составе, сословном происхождении и предварительном образовании студентов Московского университета за 1802−1825 гг. Ведущим методом исследования стал просопографический метод, предполагающий, по словам A.M. Феофанова, «создание коллективных портретов различных социальных групп прошлого», в частности, «изучение студенчества Московского университета на основании тщательного статистического анализа данных, касающихся как.

76 можно большего числа представителей этого социального слоя". Поэтому автор не только использовал обобщенные статистические данные, но и.

Мантров Ю. Н. Государственная политика России по управлению и развитию университетов в первой трети XIX века: дис.. канд. ист. наук. М., 2007. С. 25−29, 44−48, 59−64, 119−122- Очерки русской культуры XIX века. Т. 3: Культурный потенциал общества / Ред. кол. JI. Д. Дергачева и др. М., 2001. С. 149−151, 167−169- Перковская Г. А. Развитие исторического образования в университетах России во второй половине XVIII — начале XX в.: дис.. канд. ист. наук. Ставрополь, 2005. С. 51−53- Петров Ф. А., Пономарева В. В., Хорошилова Л. Б. Университет для России. Т. 4: Московский университет в николаевскую эпоху. М., 2012. С. 73−76, 315−322, 330−331- Сточик A.M., Пальцев М. А., Затравкин С. Н. Медицинский факультет Московского университета в первой трети XIX в. Изд. 2-е, доп. М., 2001. С. 60−63, 69−72, 222−223,296−299- Хорошилова Л. Б. Студенты // Университет для России. Т. 2. Московский университет в александровскую эпоху / Под ред. В. В. Пономаревой и Л. Б. Хорошиловой. М., 2001. С. 233−279- Чеканова Э. В. Дворянское общество и государственная власть николаевской России: проблемы воспитания и образования: дис.. канд. ист. наук. Самара, 2005. С. 60−61, 96−101, 108−110, 117, 122, 131−132, 164−172- Шевченко М. М. Конец одного величия: Власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. М., 2003. С. 33−35, 49−52, 134−138.

75 Феофанов A.M. Студенчество Московского университета XVIII — первой четверти XIX века. М., 2011 (далее: Феофанов А. М. Монография) — Феофанов А. М. Студенчество Московского университета второй половины XVIII — первой четверти XIX в.: дис.. канд. ист. наук. М., 2006 (далее: Феофанов A.M. Диссертация). Важное отличие монографии от диссертации A.M. Феофанова состоит в том, что в диссертации статистические данные представлены более подробно и в табличной форме. В монографии частично избран графический способ иллюстрации данных, что при формате книги затрудняет определение точных цифр. При рассмотрении статистических данных по мере необходимости будут использованы оба вида работы.

76 Феофанов А. М. Монотрафия. С. 8. привел немало биографических сведений о конкретных студентах, их происхождении, предварительном обучении, процедуре поступления в университет и т. д. Однако, стремление к насыщению текста фактическими данными обусловило недостаточное внимание А. М. Феофанова к выявлению причин изменений социальных характеристик студенческого состава. В отношении 1802−1812 гг. автор следовал идеям А. Ю. Андреева, иллюстрируя выводы последнего новыми данными, но не обсуждая противоположных мнений77. Анализ же изменений социальных черт студенческого состава Московского университета в 1813—1825 гг. преимущественно ограничивается описательной частью и определением тенденций количественных изменений78. Из отдельных замечаний автора следует отметить выявление на основе статистики причинно-следственной связи между дарованием служебных преимуществ в 1818 г. выпускникам Благородного пансиона, состоявшего при университете, и резким сокращением приемом пансионеров в студенты в последующие годы79.

Между тем, по ряду общих выводов и конкретных вопросов в современной отечественной историографии присутствуют мнения, противоположные взглядам как А. Ю. Андреева, так и Ф. А. Петрова. Изучая государственную политику в области образования, Г. В. Кукушкина поддержала мнение C.B. Рождественского о неопределенности положений j уставов начала XIX в. о доступе различных сословий в университеты, а также о том, что лишь указ от 10 ноября 1811 г. закрепил за податными сословиями право на поступление в университеты80. Е. С. Ляхович и A.C. Ревушкин подчеркнули инициативную роль С. С. Уварова в усилении сословно-ограничительных мер по регулированию студенческого состава.

77 Ср.: Андреев А. Ю. Московский университет. С. 207−209, 215−216- Феофанов A.M. Монография. С. 40, 44, 57−58, 86−88, 91−92.

78 См.: Феофанов A.M. Монография. С. 45−46, 67−69.

79 Феофанов A.M. Монография. С. 81−82.

80 Кукушкина Г. В. Политика правительства России в области высшего образования в первой четверти XIX в.: дис. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2003. С. 224−225.

Q 1 университетов. Оценивая роль университетов в социальной истории России и рассматривая студенчество как особую социальную группу, Л. А. Булгакова и Н. В. Макарова отстаивают тезис об успешности сословной политики правительства в рамках первой половины XIX в., поскольку к концу правления Николая I дворяне составляли более половины университетских студентов России. Изучая историю Благородного пансиона, состоявшего при Московском университете, В. В. Пономарева и Л. Б. Хорошилова отметили, что он стал одним из основных источников пополнения студенческого состава уже в 1803—1809 гг.83. В новой «Летописи Московского университета», изданной по случаю его 250-летнего юбилея, введение платы за обучение своекоштных студентов отнесено к 1817 г. 84.

Отдельно следует сказать о последних работах в зарубежной историографии проблемы. Изучая реализацию университетской реформы 1802−1804 гг., Дж.Т. Флинн согласился с мнением C.B. Рождественского о неясности положений реформы 1802−1804 гг. в вопросе доступа податных сословий в университеты, и так же высоко оценил роль указа от 10 ноября 1811 г. При этом американский историк отметил, что стремление выделить.

81 Ляхович Е. С., Ревушкин A.C. Университеты в истории и культуре дореволюционной России. 2-е изд., испр. и доп. Томск, 1998. С. 88, 90, 102−103.

82 Булгакова Л. А. Роль университетов в формировании интеллигенции в дореформенной России // Проблемы истории науки и культуры России: межвуз. сб. науч. трудов / Под ред. В. П. Корзун и В. Г. Рыженко. Омск, 1993. С. 87- Булгакова Л. А. Сословная политика в сфере образования (XVIII — первая половина XIX века) // Сословия и государственная власть в России. XV — середина XIX вв. Международная конференция — Чтения памяти акад. Л. В. Черепнина. Тезисы докладов. Москва, 13−16 июня 1994 г. Часть I. / Ред. кол. H.A. Горская и др. М., 1994. С. 47−48- Макарова Н. В. Общественная жизнь студенчества России в первой половине XIX века: автореф. дис.. канд. ист. наук. М., 1999. С. 21- Макарова Н. В. Студенчество первых российских университетов: социальный состав и численность // Историк и педагог: Сборник статей памяти профессора A.C. Рудя / Отв. ред. В. В. Шелохаев. М., 2012. С. 135−136.

Пономарева В.В., Хорошилова Л. Б. Университетский Благородный пансион. 1779−1830 гг. М., 2006. С. 323−324.

84 Летопись Московского университета. Т. 1: 1755−1952 / Автор-составитель Е. В. Ильченко. М., 2004. (далее: ЛМУ, 1755−1952). С. 96. Также следует отметить начало издания особой «Летописи студенческой жизни» университета: Летопись студенческой жизни Московского университета. Ч. I: (1755−1805) / Сост. А. И. Андреев, В. А. Змеев, И. В. Ильин. М., 2006. учащихся из податных сословий в особую категорию слушателей лекций off наметилось еще до 1811 г.. Говоря о росте общей численности студентов Московского университета в начале XIX в., автор отметил, что к середине 1812 г. Московский университет занимал в данном отношении лишь третье.

О/Г место. Касаясь вопроса становления образовательной системы в России в связи с участием в ней С. С. Уварова, Ц. Х. Виттекер подчеркнула, что сословно-ограничительная политика в области высшего образования во второй четверти XIX в. была характерна и для западноевропейских государств87. С. С. Уваров представлен защитником университетов от наиболее одиозных требований Николая I в образовательной политике в.

88 целом.

Введение

платы за обучение в университетах отнесено ею к 1839 г.. Проблема формирования сословного состава российского студенчества изложена преимущественно в русле идей большинства представителей российской дореволюционной либеральной историографии. В последнее время к широкому изучению архивных источников о Московском и других университетах обратилась Р. Фридман, но ее работа осуществлена в рамках тендерной истории и посвящена формированию у студентов черт поведения, определяющих их социальную роль мужчин в общественной и домашней жизни. Краткий обзор формирования студенческого состава российских университетов составлен в русле работ Дж.Т. Флинна и Ц. Х. Виттекер,.

OQ включая определение срока введения платы за обучение .

Таким образом, к настоящему времени в отечественной и зарубежной историографии накоплен и систематизирован значительный фактический материал по проблеме формирования студенческого состава Московского.

85 Flynn J.T. The University Reform of Tsar Alexander I. 1802−1835. Washington, 1988. P. 25, 76−80.

86 Ibid. P. 60.

87 Виттекер Ц. Х. Граф С.С. Уваров и его время / Пер. с англ. H.JI. Лужецкой. СПб., 1999. С. 158−167. (Оригинальное издание на английском языке вышло в 1984 г.).

88 Там же. С. 205,262−266.

OQ.

Friedman R. Masculinity, Autocracy, and the Russian University, 1804−1863. New York, 2005. P. 21−23. университета в первой половине XIX в., особенно ценны разработки студенческой статистики, по отдельным критериям охватившие весь изучаемый период. В современной историографии восстановлен методологически важный тезис о ведущей регулятивной роли государственной власти в формировании основных черт студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в.

Однако, вплоть до последнего времени в историографии сосуществуют противоположные точки зрения на характер, периодизацию и итоги таких направлений правительственной политики, как обеспечение университета учащимися и регулирование сословного состава студентов. Остаются недостаточно изученными особенности воплощения различных направлений государственной политики по формированию студенческого состава на примере Московского университета, что особенно ярко видно на примере четырех дат введения платы за обучение в нем, попеременно сменявших друг друга в различных исследованиях и сосуществовавших в каждый из периодов историографии, включая зарубежную. Дополнительного изучения требует вопрос об источниках и уровне предварительного образования студентов, реконструкции программы экзаменационных требований в 1820-е — 1830-е гг. в Московском университете. Слабой разработке подвергнуты особенности развития общественного отношения к университетскому образованию как фактора формирования студенческого состава Московского университета.

Следует отметить, что многие авторы затрагивали вопрос привлечения молодежи в Московский университет во второй половине XVIII в. Однако, до сих пор отсутствует комплексное сравнение предпринятых тогда мер со средствами, использованными после 1802 г., что обедняет представление о механизмах обеспечения роста студенческого состава в начале XIX в. Критерий 50-процентного барьера, используемый для определения результатов государственного регулирования отдельных черт студенческого состава Московского университета, не получил теоретического обоснования и недостаточно отражает всей специфики целей власти.

Отмечая высокое значение для правительства сословного направления политики в отношении студенчества, мнение о ее ограничении правилами поступления в университет представляется зауженным. Данный вопрос необходимо рассматривать с учетом функции университета как института вертикальной сословной мобильности, что предполагает попытку выявления в предлагаемой диссертационной работе определенных средств целенаправленной социализации студентов в рамках формирования сословной идентичности. В то же время, мнение о дворянстве только как о социально-политической опоре самодержавной власти российских императоров представляется излишне односторонним. Не исключая важного значения такой линии взаимозависимости для поддержания самодержавно-крепостнического строя в России, следует отметить наличие в историко-философской мысли мнения, согласно которому не только в XVIII в., но и в первой половине XIX в. «дворянство претендовало на роль политического противовеса самодержавию», являлось его соперником в борьбе за власть90. Представляется необходимым апробировать идею политического противостояния самодержавной власти и дворянства в качестве одного из факторов развития сословной политики правительства в отношении университетского студенчества в первой половине XIX в.

Восполнению отмеченных недостатков призвано способствовать специальное изучение механизмов и результатов формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. Разная степень изученности отдельных вопросов и накопленных противоречий предопределяет выделение в самостоятельные области исследования трех частей проблемы: обеспечение университета студентами,.

90 Худушина И. Ф. Царь. Бог. Россия. Самосознание русского дворянства (конец XVIIIпервая треть XIX вв.). М., 1995. С. 19−20. формирование их сословного состава и характера предварительного образования. В рамках обеспечения университета студентами основное внимание необходимо уделить вопросу об обстоятельствах и характере притока молодежи в университет, причин поступления юношей в университет, тогда как стремление правительства регулировать сословный состав и характер предварительного образования студентов призвано было выступать в качестве ограничителей этого притока. Вопрос о формировании конфессионально-национального состава студентов Московского университета в первой половине XIX в. представляется изученным настолько, что не требует дополнительного исследования в качестве отдельной части диссертационной работы. К тому же вмешательство государственной власти в данном вопросе затрагивало положение достаточно малой части студенчества.

Объектом исследования является процесс формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в.

Предметом исследования является государственная политика по регулированию студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. и реакция общества на предпринятые правительством меры.

Научная гипотеза состоит в предположении, что формирование студенческого состава Московского университета в течение первой половины XIX в. было регулируемым процессом, особенности которого преимущественно зависели от целей государственной власти, вырабатываемых с учетом внутриполитической обстановки, и характера реализации данных целей университетской администрацией.

Цель исследования состоит в определении механизмов формирования основных черт студенческого состава Московского университета в течение первой половины XIX в. (динамика поступлений и общей численности, сословный состав, источник и уровень предварительного образования), взаимосвязи этих механизмов друг с другом и результатов их действия. Для выполнения поставленной цели необходимо решить ряд взаимосвязанных исследовательских задач:

— определить задачи государственной политики по регулированию основных черт студенческого состава Московского университета, их развитие в течение первой половины XIX века и комплекс средств, предпринимаемых для выполнения этих задач;

— проследить особенности реализации законодательных положений, касавшихся формирования студенческого состава Московского университета в течение первой половины XIX в., на уровне действий университетской администрации;

— выяснить характер воздействия мер, предпринятых властными структурами, на изменения показателей основных черт студенческого состава Московского университета в течение первой половины XIX в.;

— выяснить характер общественного отношения к университетскому образованию и влияние данного фактора на особенности формирования студенческого состава Московского университета в течение первой половины XIX в.;

— разработать новые критерии оценки эффективности государственной политики и мероприятий университетской администрации по формированию студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в., более точно отражающие специфику целей, преследуемых властью в данной области, и апробировать эти критерии.

Основные хронологические рамки исследования охватывают период с 1802 по 1855 гг. Нижняя граница обусловлена началом всеобъемлющей реформы светского гражданского образования при Александре I и утверждением в ее рамках первых правил приема студентов в университеты, среди которых одно из ведущих мест занял Московский университет. Верхняя граница обусловлена резким изменением общего курса государственной политики в социальной сфере и области образования, ростом общественной активности и влияния общественного мнения на выработку правительственного курса с началом царствования Александра II. Для более объективного понимания некоторых вопросов требуется обращение к сведениям о предшествовавшем и последующем периодах.

Методологическая основа исследования. В основу диссертационного исследования положены научные принципы объективности и историзма, а также системный подход. Согласно принципу объективности, изучаемый в исследовании предмет берется в его многогранности и противоречивости при отсутствии предвзятости решений поставленных вопросов. Принцип историзма требует изучения предмета в его развитии и в связи с контекстуальным окружением на каждом этапе его развития. Поэтому государственная политика по формированию студенческого состава Московского университета должна быть освещена с учетом общего внутрии внешнеполитического положения страны, а также во взаимосвязи с развитием общественного отношения к университетскому образования.

Системный подход требует изучения явления с разных сторон, учитывая взаимосвязь его составных частей. Поэтому формирование каждой черты студенческого состава Московского университета следует одновременно изучать как самостоятельные и как взаимосвязанные элементы одного целого. Особенности законодательного регулирования условий комплектования студенческого состава Московского университета невозможно выявить без учета положений общеуниверситетского законодательства и смежных отраслей законодательства: законов о гражданском и военном образовании, гражданской и военной службе, сословном устройстве общества. При этом особое значение имеет практический подход к анализу законодательных положений. Определение направления каждого закона в рамках государственного регулирования студенческого состава Московского университета должно опираться на характер его практического применения.

Также были использованы общенаучные методы (анализ, синтез, индукция, дедукция, аналогия), специальные методы исторического исследования, а также методы анализа статистики и семиотический анализ быта и бытового поведения. Наиболее важным при изучении предмета диссертационного исследования является историко-сравнительный метод, применяемый в синхронном и диахронном планах и позволяющий выявить сущность изучаемого явления. Сравнение с ходом формирования студенческого состава других университетов, различных специальных учебных заведений, а также с предшествовавшим опытом самого Московского университета (во второй половине XVIII в.) позволяет установить особенные и общие черты в процессе формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в.

С помощью историко-генетического метода можно проследить причинно-следственные связи между отдельными событиями и изменениями в студенческом составе. Как известно, архив Московского университета за 1802−1812 гг. сгорел при нашествии войск Наполеона. Поэтому особое значение приобретает ретроспективный анализ архивных материалов университета, отложившихся в первые годы после Отечественной войны. Изучение количественных показателей студенческого состава обусловило привлечение методов анализа статистики.

Для многих студентов первой половины XIX в. окончание Московского университета означало смену социальной роли не только в возрастной и профессиональной сфере, но и в сословной принадлежности. Поэтому одной из важнейших проблем становится определение сословной идентичности у студентов, ее изменение в процессе обучения в университете, Данная проблема решается с помощью семиотического анализа обустройства быта и бытового поведения студентов Московского университета.

Обзор источников. Для всестороннего изучения поставленных вопросов потребовался комплексный анализ сведений, содержащихся в различных видах опубликованных и неопубликованных источников: законодательных, официального делопроизводства, периодической печати, мемуарной (дневники, переписка, воспоминания) и художественной литературы. Ряд архивных документов впервые введен в научный оборот.

Важнейшее значение для анализа государственной политики по регулированию студенческого состава Московского университета в течение 1802−1855 гг. имеют законодательные материалы. Законы, касавшиеся университетов, объединены в «Сборниках постановлений по Министерству народного просвещения"91. Основные правила приема учащихся в Московский университет прописаны в его уставах, первый из которых был утвержден 5 ноября 1804 г., а второй — 26 июля 1835 г. Направления государственной политики по регулированию основных черт студенческого состава Московского университета проявлялись и в различных уточнениях «уставных» правил и в других узаконениях, в том числе, призванных разрешить возникавшие противоречия между университетским и другими отраслями законодательства. Для ознакомления с нормами других отраслей законодательства использованы материалы собраний законов Российской империи92.

Основная часть материалов текущего делопроизводства Московского университета за первую половину XIX в. содержится в фондах Московского университета (фонд 418) и канцелярии попечителя Московского учебного.

93 округа (фонд 459) Центрального исторического архива г. Москвы. Процедура зачисления юношей в студенты и их увольнение из университета, принятие на казенное или благотворительное содержание и смещение с.

91 Сборник постановлений по Министерству народного просвещения (далее: СПМНП). Т. 1: Царствование императора Александра I. 1802−1825. Изд. 2-е. СПб., 1875- Т. 2: Царствование императора Николая 1.1825−1855. Отд. 1: 1825−1839. Изд. 2-е. СПб., 1875- Т. 2. Отд. 2: 1840−1855. СПб., 1864.

92 Полное собрание законов Российской империи, с 1649 г.: в 45 т. СПБ., 1830. (далее: ПСЗ I) — Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. С 12 декабря 1825 года: в 55 т. СПб., 1830−1885 (далее: ПСЗ II).

93 Центральный исторический архив г. Москвы (далее: ЦИАМ). Ф. 418,459. последних предусматривали переписку руководящих органов университета: Правления, Совета и попечителя.

Особенное значение для исследования означенного предмета имеют дела Правления университета, в которое абитуриенты подавали прошения о приеме в университет с указанием своего возраста, происхождения, места предварительного обучения. Тут же находятся сообщения об итогах вступительных испытаний абитуриентов. В документах Правления первых лет после Отечественной войны 1812 г. находятся прошения студентов, не успевших окончить обучение, о выдаче аттестата об учении для вступления в службу или перехода в другое учебное заведение, а также прошения о выдаче «вторичного аттестата» в связи с утратой оригинального документа тех, кто вышел из университета до войны. Поскольку архив за 1802−1812 гт. сгорел, от просителей требовали предоставления информации об их пребывании в университете с указанием посещенных в то время лекций, что должны были подтвердить профессоры. Часто от просителей требовали более подробных сведений. Такие документы позволяют почерпнуть информацию о формировании студенческого состава университета до 1812 г. Оригиналы документов о приеме в университет и выдаче аттестатов разрозненны по отдельным делам Правления. Единый комплекс таких сообщений собран в журналах заседаний Правления. Помимо оригинальных прошений за разные годы, в ходе исследования были изучены записи журналов за 1813 и, частично, за 1814 гг.

Материалы переписки руководящих органов университета часто дублируют друг друга, но возникавшие иногда коллизии позволяют проследить практическое применение предписаний законов о комплектовании студенческого состава в отношении требований к предварительным познаниям абитуриента, круга документов, необходимых для поступления в университет, сроков их предъявления для зачисления в студенты в зависимости от происхождения и др. Дела указанных органов университета, а также дела инспектора студентов позволяют проследить особенности обустройства бытовых сторон жизни студентов.

К указанным материалам примыкают документы, хранящиеся в фонде Тургеневых в Российском государственном архиве литературы и искусства95. Среди них находятся материалы, касающиеся деятельности последнего директора Московского университета Ивана Петровича Тургенева, занимавшего этот пост с 1796 г. по 21 ноября 1803 г., то есть примерно год после начала образовательной реформы Александра I. В данном фонде также находятся интересные материалы о сыновьях И. П. Тургенева, учившихся в университете или в учебных заведениях, состоявших при университете. Эти документы позволяют уточнить важные детали формирования студенческого состава университета в самом начале изучаемого периода.

Среди опубликованных делопроизводственных материалов, прежде всего, следует упомянуть собрания распоряжений министров народного просвещения96. Многие из этих распоряжений возникали в связи с запросами руководящих органов Московского университета. Некоторые сведения о формировании с! уденческого состава Московского университета в начале XIX в. представлены в опубликованных «всеподданнейших отчетах по Министерству народного просвещения» за 1802−1804 гг.97. Составной частью отчетов министра было сжатое изложение отчетов попечителей учебных округов, в том числе, Московского.

Важным делопроизводственным источником о студенческом составе Московского университета являются официальные ежегодные «отчеты о состоянии и действиях» Московского университета, публиковавшиеся с.

94 Там же. Ф. 418. Оп. 251−271.

95 Российский государственный архив литературы и искусства (далее: РГАЛИ). Ф. 501.

96 Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения (далее: СРМНП). Т. 1−3. СПб. 1866−1867.

Сборник материалов для истории просвещения в России, извлеченных из архива Министерства народного просвещения (далее: Сборник материалов из архива МНП). Т. 4. Вып. 1. СПб., 1902. Стб. 1−78,101−360,390−432. ло середины 1830-х гг.. Они состоят из трех глав, нескольких ведомостей и отчетов о деятельности университетских ученых обществ. Наиболее важным для изучения поставленной проблемы является содержание второй главы «Действия и состояние университета», разбитой на несколько «частей». В «части учебной» находится раздел «учащиеся», в котором указаны общие данные о численности студентов за прошлый и текущий учебные годы: о числе студентов, принятых в университет в текущем году, в том числе, по экзаменам и без экзамена, выбывших до окончания курса обучения, поименные списки выпускников и отличных по поведению. В разделе «учебные пособия» представлена информация о численности студентов, состоявших в Педагогическом и Медицинском институтах при университете, ежегодных выпусках из институтов.

Среди ведомостей особое место занимает «Именная ведомость об учащихся» университета по состоянию на 1 января следующего за отчетным календарного года (под литерой В). Это таблица из нескольких столбцов. В первом столбце учащиеся сгруппированы по факультетам, внутри факультетов — по курсам с распределением на «кандидатов» «действительных студентов», «лекарей», «студентов» (казеннокоштных и своекоштных по отдельности), «слушателей» и «служащих». Здесь же указана фамилия и имя учащегося. Далее следуют столбцы, сообщающие о возрасте, вероисповедании, сословном происхождении, на каком содержании находится учащийся, общей оценке поведения и успехов в обучении, времени пребывания учащегося в университете и предыдущем месте его обучения. В конце ведомости представлены сводные данные о численности каждой категории учащихся по званиям. Здесь также приведена численность.

Отчет императорского Московского университета, с 1-го января 1834-го по 1-ое января 1835 года. [М., 1835]- Отчет императорского Московского университета, с 1-го января 1835-го по 1-е января 1836-го года. [М., 1836]- Отчет о состоянии и действиях императорского Московского Университета за 1835/6 академический и 1836 гражданский годы (далее: Отчет. за NN гр.г.). [М., 1837]- Отчеты. за 1837−1838, 1840−1856 гр. годы. [М&bdquo- 1838−1839,1841−1857]. посещавших лекции гезелей или аптекарских помощников, а также студентов и магистров, присланных из Александровского Финляндского университета, не упомянутых в именных списках. Далее следуют сводные данные о численности слушателей каждого факультета, вероисповедании, сословном происхождении, источнике содержания, поведении, учебных успехах и месте предыдущего обучения. Следует отметить, что за некоторые годы сводная информация учитывает все категории учащихся, кроме аптекарских помощников и присланных из Александровского университета, а иногда и аптекарских помощников. Общие показатели по университету и факультетам, которые можно подсчитать по именным ведомостям учащихся, были подробно установлены Ф. А. Петровым. Для выполнения задач, поставленных в диссертации, не менее важно проследить динамику поступлений в университет. Колебания данного критерия более чутко реагировали на перемены в заинтересованности населения в университетском образовании и в популярности Московского университета, чем колебания общей численности студентов. Поскольку цифирные показания текстов отчета не дают подробные сведения о поступавших по качественным критериям (место обучения, сословная принадлежность и др.), то в данных областях при необходимости можно обратиться к изучению по именной ведомости учащихся состава студентов-первокурсников, учившихся в университете первый год.

Из периодики, прежде всего, следует отметить ведомственные издания МНП. С 1803 по 1819 гг. МНП издавало журнал «Периодическое сочинение о успехах народного просвещения», количество выпусков которого год от года менялось. В 1820-е гг. эпизодически выходили «Записки, издаваемые от департамента народного просвещения». С 1834 г. ежемесячно стал выходить «Журнал Министерства народного просвещения». В указанных изданиях МНП представляло перед обществом свое понимание задач учебной системы и объявляло о достигнутых успехах. В них публиковались новые законы и распоряжения, касавшиеся ведомства МНП, статистические данные о развитии учебной системы страны. Особо следует упомянуть «Ведомость, составленную по последним донесениям, вступившим в Департамент Министерства народного просвещения о числе учебных заведений, в ведении сего Министерства состоящих, о числе в них учащих и учащихся и о числе учеников, по окончании учения из училищ выбывших в течении года» (далее: «Ведомость»), опубликованную в № 23 «Периодического сочинения.» за 1809 г.". При отсутствии иных комплексных сведений, она до сих пор остается основным источником при анализе первых результатов учебной реформы Александрам I на общероссийском и региональном уровнях. «Ведомость» представляет собой таблицу с девятью столбцами. Наиболее общим принципом группировки заведений является их принадлежность к определенному учебному округу, указанному в первом столбце. Внутри округов заведения разбиты по губерниям, а в них — по населенным пунктам. Во втором столбце указано количество училищ, к которым относится последующая информация. Затем идут сведения о времени основания заведения, его преобразования по нормам реформы 1802−1804 гг., если таковое произошло, численности учащих, а затем учащихся мужского, женского пола и «всего». Последний столбец сообщает о числе выбывших из училища. Принято считать, что упомянутые в источнике данные относятся к 1 января 1809 г. Однако, ряд показаний ведомости заставляют усомниться в такой датировке, о чем подробнее будет сказано в одной из глав.

Особое место среди периодических изданий занимает газета «Московские ведомости», выпуском которой в течение изучаемого периода руководил сам Московский университет. По номерам «Московских ведомостей» рассеяны многочисленные заметки и сообщения о развитии учебной системы России в целом и о состоянии Московского учебного.

99 Периодическое сочинение о успехах народного просвещения (далее: ПСОУНП). 1809. № 23. С. 264−335. округа в частности. Важнейшее значение среди них имеют сообщения о ежегодно проходивших торжественных собраниях Московского университета. В 1801—1804 гг. собрания проходили в начале очередного учебного года, а с 1805 г. — по его окончании100. Сообщения о собраниях представляли собой своеобразные ежегодные неофициальные отчеты о деятельности Московского университета. Помимо описания хода самих торжеств, произнесенных речей и т. п., в них приведены поименные списки лиц, которым были присуждены ученые степени, получивших награды, а также лица, произведенные в студенты. Последние данные касаются юношей, принятых в университет. Для периода до 1812 г. эти сведения уникальны. Лица, произведенные в студенты, сгруппированы по графам, часть из которых указывают на место предварительного образования — гимназию (с разделением на казенных и своекоштных учеников) или Благородный пансион, состоявшие при университете, губернские гимназии, иногда упомянуты воспитательные дома. Остальные лица упомянуты без указания места предварительного обучения101. Исследователи неоднократно опирались на данные отчетов о торжественных университетских собраниях. Однако, определение достоверности содержащейся в них статистической информации является сложным источниковедческим вопросом, который будет подробно рассмотрен в основной части диссертации.

100 Московские ведомости (далее: MB). 1801. Прибавление к № 72- 1802. Прибавление к № 71- 1803. № 72- 1804. № 71- 1805. № 54- 1806 № 54- 1807. № 54- 1808. № 54- 1809. № 54- 1810. № 54- 1811. № 54- 1814. № 56, 57- 1815. № 55- 1816. № 55- 1817. № 55- 1819. № 56- 1820. № 56- 1821. № 56- 1822. № 55- 1823. № 56- 1824. № 55- 1825. № 55- 1826. № 63- 1827. № 59- 1828. № 57- 1829. № 56- 1830. № 56- 1831. № 57- 1832. № 60- 1833. № 56- 1834. № 57- 1835. № 58.

101 Сообщения о собраниях университета также выходили в расширенном виде отдельными оттисками под заглавием «Речи, произнесенные в торжественном собрании Императорского Московского университета» (с указанием даты собрания) или имели заголовком название первой речи. В них полностью печатали тексты профессорских речей и студенческих стихов, но статистические данные, входившие в состав «Речей», повторяли публикации в «Московских ведомостях».

Также были привлечены материалы журнала «Вестник Европы». На его страницах дана публичная оценка современниками реформы народного просвещения, предпринятой в начале XIX в.102. Журнал использовали и для привлечения внимания общественности к учебным заведениям, помогавшим.

103 подготовиться к поступлению в Московский университет .

Богатые сведения по всем частям изучаемой проблемы представлены в мемуарной литературе: воспоминаниях, дневниках, переписке. Первое место занимают произведения бывших студентов, учившихся в Московском университете в первой половине XIX в. С разной степенью подробности в них отражены причины и процесс поступления в университет. В большинстве мемуаров описаны обстоятельства приобретения предварительного образования, отношение к университетскому образованию со стороны общественной среды, из которой вышли мемуаристы, запечатлены уникальные сведения о быте студентов. Мемуары студентов публиковались как в тематических сборниках, посвященных Московскому университету или университетскому образованию104, так и отдельно в собраниях сочинений мемуаристов, в дореволюционных журналах «Русский архив», «Русская старина» и в других изданиях105. Тексты, опубликованные в.

102 [Карамзин Н.М.]. О верном способе иметь в России довольно учителей // ВЕ. 1803. № 8. С. 317−326- [Карамзин Н.М.]. О новом образовании народного просвещения в России // ВЕ. 1803. № 5. С. 49−61- [Карамзин Н.М.]. О публичном преподавании наук в Московском университете // ВЕ. 1803. № 23−24. С. 261−268.

103 М. К-ий. Взгляд на Благородный пансион при императорском Московском университете // ВЕ. 1804. № 19. С. 223−239.

104 Воспоминания о студенческой жизни. М., 1899- Московский университет в воспоминаниях современников: сборник / Сост. и авт. примеч. P.A. Ковнаторпод ред. П. А. Зайончковского, А. Н. Соколова. М., 1956; Московский университет в воспоминаниях современников (1755−1917) / Сост. Ю. Н. Емельянов. М., 1989 (далее: МУВС, 1755−1917) — Русские университеты в их уставах и воспоминаниях современников. Вып. 1: Университеты до эпохи шестидесятых годов / Сост. И. М. Соловьев. СПб., 1914.

105 См. напр.: Александр Дмитриевич Боровков и его автобиографические записки / Сообщ. H.A. Боровков // Русская старина (далее: PC). 1898. № 9. С. 533−564- Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. Т. 11: Письма 1829−1840 гг. / Ред. кол. Н. Ф. Бельчиков и др. М., 1956; Воспоминания Егора Федоровича Тимковского / С предисл. Н. Шугурова // Киевская старина (далее: КС). 1894. № 3. С. 359−381- № 4. С. 1−25- Галахов А. Д. Записки человека / Вступ. ст., сост., подг. текста и коммент. В. М. Боковой. М., 1999; Дмитриев тематических сборниках, часто сокращены. Поэтому в данном исследовании преимущественно были использованы самостоятельные издания мемуаров.

Важные сведения о процедуре приема в студенты, согласовании и реализации разных задач по формированию студенческого состава содержат мемуарные сочинения профессоров Московского университета106, письма попечителя Московского университета в 1810—1816 гг. П.И. Голенищева-Кутузова, помощника попечителя в 1832—1847 гг. и попечителя в 1847—1849 гг. Д. П. Голохвастова, а также воспоминания служащего канцелярии.

Правления университета и попечительской канцелярии М. П. Третьякова .

Непреходящее значение имеют свидетельства лиц, не бывших студентами или служащими университета, но связанных с ним по родственным и дружеским отношениям, служебной деятельности или.

1 пя личным интересам. Обычно это беглые замечания и высказывания об обстоятельствах приема в университет, общественном интересе к.

М.А. Главы из воспоминаний моей жизни / Подготовка текста и примеч. К. Г. Боленко, Е. Э. Ляминой и Т. Ф. Нешумовой, вст. ст. К. Г. Боленко и Е. Э. Ляминой. М., 1998; Записки.

H.H. Мурзакевича / Прим. и биогр. очерк кн. В. Д. Дабижа // PC. 1887. № 1. С. 1−46- №. 2. С. 263−298- Костенецкий Я. И. Воспоминания из моей студенческой жизни // РА. 1887. №.

I. С. 99−117- № 2. С. 229−242- № 3. С. 321−349- № 4. С. 73−81- № 6. С. 217−242- Лыкошин В. И. Из «Записок» // A.C. Грибоедов в воспоминаниях современников / Под общ. ред. В. Э. Вацуро. М., 1980. С. 32−38- Назимов М. Л. В провинции и в Москве с 1812 по 1828 год. Из воспоминаний старожила // Русский вестник (далее: PB). 1876. № 7. С. 74−161- и др.

106 Надеждин Н. И. Автобиография / Предисл. П. Савельева // PB. 1856. Т. 2. Кн. 1. С. 4978- Т. Н. Грановский и его переписка. Т. 2: Переписка Т. Н. Грановского. М., 1897- Письма М. П. Погодина к М. А. Максимовичу / С пояснениями С. И. Пономарева. СПб., 1882- Письма М. П. Погодина, С. П. Шевырева и М. А. Максимовича к князю П. А. Вяземскому 1825−1874 годов. (Из Остафьевского архива) / С предисл. и прим. Н. Барсукова. СПб., 1901; Шевырев С. П. Науки жрец и правды воин! / Сост., вступ. ст., путеводитель и коммент. Е. Ю. Филькиной. М., 2009.

107 Васильчиков A.A. Указ. соч. С. 288−443- Голохвастов Д. Д. К истории Московского университета. Дмитрий Павлович Голохвастов // РА. 1887. №. 6. С. 245−253- Императорский Московский университет в воспоминаниях Михаила Прохоровича Третьякова. 1798−1830 // PC. 1892. № 7. С. 105−131- № 8. С. 307−345- № 9. С. 533−553- №.

10. С. 123−148.

1 flA.

Братья Булгаковы: переписка: в 3 т. М., 2010; Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву / Подг. к изданию, прим. и указатель Я. Грота и П. Пекарского. СПб., 1866- Пушкин A.C. Полное собрание сочинений. Т. 9: Письма 1831−1837 / Общ. ред. Д. Д. Благого и С. М. Петрова. М., 1954; Татлина П. Н. Воспоминания (1812−1854) / Сообщено И. П. Татлиным //РА. 1899. № 10. С. 190−224. университетскому образованию. Не составляя целостного описания какой-либо стороны университетской жизни, такие замечания, по верному выражению JI.A. Булгаковой, «имеют самостоятельную ценность, и скидывать их со счетов нельзя"109. Здесь же следует упомянуть записку Н. М. Карамзина «О древней и новой России», являющуюся важным источником об общественной оценке итогов правительственной политики по организации и распространению университетского образования в начале XIX в.110.

В отдельной группе использованных источников представлены художественные произведения. Это не затронутые ранее в университетском дискурсе сочинения И. С. Тургенева «Месяц в деревне» и А. И. Левитова «Лирические воспоминания Ивана Сизова"111. Для произведений А. И. Левитова характерен автобиографический характер, и упомянутое сочинение он опубликовал под псевдонимом Иван Сизой. Хотя произведение было впервые опубликовано только в 1863 г., построенные на опыте собственной жизни автора и получившие художественную обработку, события в «Лирических воспоминаниях Ивана Сизова» относятся к концу правления Николая I, когда А. И. Левитов сам отправился из провинции поступать в университет. «Месяц в деревне» окончен в 1850 г., и отраженная в произведении атмосфера относится к концу 1840-х гг. В данных сочинениях представлено отношение социальных слоев к университетскому образованию и положение студента-разночинца в дворянском обществе. Важные сведения о смене порядка комплектования студенческого состава Московского.

109 Булгакова Л. А. Мемуары как источник по истории университетов дореформенной России // Вспомогательные исторические дисциплины. Т 16. Л. 1985. С. 194.

110 Карамзин Н. М. О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях // Карамзин Н. М. О древней и новой России. Избранная проза и публицистика / Сост., вступ. ст. и коммент. В. Б. Муравьева. М., 2002. С. 378−434.

111 Левитов А. И. Лирические воспоминания Ивана Сизова // Левитов А. И. Избранное / Сост., предисл., примеч. Е. М. Жезловой. М., 1982. С. 175−194- Тургенев И. С. Месяц в деревне. Комедия в пяти действиях // Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Изд. 2-е, испр. и доп. Т. 2: Сцены и комедии 1843−1852. / Ред. кол. Алексеев М. П. и др. М., 1979. С. 285−397. университета после 1802 г. в сравнении с предшествовавшей эпохой.

112 содержатся в «Жалобной песне студентов Московского университета» .

Завершая данный обзор, следует подчеркнуть достаточную полноту и репрезентативность источниковой базы исследования, куда входят разнообразные виды документов, позволяющие с различных сторон осветить проблему формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в.

Научная новизна исследования определяется комплексным переосмыслением сущности и развития механизмов формирования численного и сословного состава студентов Московского университета в первой половине XIX в. на основе подробного изучения реализации мер государственного регулирования студенческого состава на практике. Решен целый ряд противоречий, накопленных в историографии проблемы.

Установлены новые данные о динамике поступлений в Московский университет в начале XIX в. Выявлен новый фактор притока молодежи в Московский университет и уточнены особенности воздействия ранее известных факторов в течение первой половины XIX в. В отличие от общепринятого мнения о поощрительной и просветительско-популяризаторской природе роста студенческого состава в 1803—1808 гг., установлено ведущее значение фактора принуждения в данный период. Вопреки предложенным в историографии версиям о фактическом прекращении действия указа от 6 августа 1809 г. в 1812 или 1820-х гг. и исчезновении его влияния на приток учащихся в Московский университет, установлено сохранение за ним почти полной юридической силы вплоть до его замены новыми правилами чинопроизводства в 1834 г. При этом приблизительно до начала 1820-х гг. указ от 6 августа 1809 г. оказывал ведущее влияние на приток учащихся в Московский университет.

112 Жалобная песнь студентов Московского университета в начале XIX столетия // РА. 1886. № 3. С. 387−388.

Анализ различных источников позволил уточнить развитие общественного отношения к университетскому образованию, впервые выявить и обосновать практическую заинтересованность общественности в скорейшем открытии Московского университета после пожара 1812 г., не связанную с интересом к университетскому образованию как таковому. Установлено, что понимание самоценности университетского образования превращается в самостоятельный фактор притока учащихся в Московский университет приблизительно с начала 1820-х гг., после чего он действует в сложной противоречивой связи с другими условиями.

На основе практического подхода к анализу законодательных положений обнаружена ранее незамеченная преемственность государственной политики по запрету поступления в университеты лицам крепостного состояния и допущения в университеты остальных недворянских категорий населения в течение всего изучаемого периода. В связи с этим выявлен новый принцип разработки государственной политики по регулированию сословного состава Московского университета, действовавший в течение всей первой половины XIX в. и основанный на противоречивости взаимоотношений самодержавной власти российских императоров и дворянского сословия. В качестве особого направления сословной политики правительства впервые выделено и проанализировано целенаправленное формирование сословной идентичности у студентов Московского университета. Определены его цель, средства и результаты.

Вопреки широко распространенному мнению о наличии связи между развитием структуры предуниверситетского образования и целенаправленным регулированием сословного состава студентов Московского университета в течение первой половины XIX в., обоснована принципиальная отстраненность данных процессов друг от друга.

Разработаны и апробированы новые критерии эффективности государственной политики по формированию отдельных черт студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в., основанные на том, каких результатов ожидало правительство и какие предельные возможности регулирования студенческого состава оно имело.

Комплексное изучение процесса реализации общеуниверситетских законоположений на местах позволило установить ряд особенностей формирования студенческого состава Московского университета, в том числе, противоречащих прямым предписаниям закона. Уточнено развитие процедур приема в университет, связанных с требованиями к уровню предварительных познаний абитуриентов. Выявлена взаимосвязь сохранения широкого потока недостаточно подготовленных абитуриентов с функционированием приготовительного отделения при университете, и особенности участия в решении данной проблемы МНП и университетской администрации. Расширена датировка статистических сведений, содержащихся в «Ведомости», опубликованной в № 23 «Периодического сочинения о успехах народного просвещения». Впервые введен в научный оборот ряд новых источников.

Практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы при разработке учебных курсов и научных трудов по истории России имперского периода, русской культуры и образования, социальных структур и менталитета, а также современных норм устройства высшего и среднего образования и их взаимосвязи, методики анализа коррупционных рисков и конечных результатов развития учебной системы.

Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования прошли апробацию на V областной научно-практической конференции «История и культура Подмосковья: Проблемы изучения и преподавания» (Коломна, 1 декабря 2011 г.), Международной конференции «Педагогическое образование: история, современность, перспективы», посвященной 135-летию Казанского педагогического колледжа (Казань, 30 марта 2012 г.), Международной заочной научной конференции.

Исторические исследования" (Уфа, июнь 2012 г.), Всероссийской научной конференции «Региональное управление и проблема эффективности власти в России (XVIII — начало XXI вв.)» (Оренбург, 30 октября — 2 ноября 2012.

11 3 года), а также опубликованы в ряде статей общим объемом 4,1 п.л. .

Структура работы определяется ее целью, задачами и логикой исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы и списка сокращений.

Заключение

.

Формирование состава университетского студенчества являлось одним из важнейших направлений образовательной политики российского правительства в течение первой половины XIX в. Основное внимание правительства в данной области сосредоточивалось на проблемах притока учащихся в университеты, уровня их предварительной подготовки, унификации источника этой подготовки и на характере сословного состава студентов. Несмотря на доминирующее положение Московского университета в университетской системе России первой половины XIX в., представление о принципах правительственной политики в данных вопросах до сих пор зиждилось преимущественно на основе материалов, связанных с историей Казанского, С.-Петербургского и Харьковского университетов. Специальное исследование проблемы на материалах Московского университета позволило не только выявить особенности процесса формирования его студенческого состава в сравнении с другими университетами, но и переосмыслить ряд основных положений о причинах, условиях и оценке результатов формирования состава университетского студенчества России в первой половине XIX в. в целом, характера воздействия государственной власти и других факторов на данный процесс.

Взаимосвязь направлений государственного вмешательства в формирование студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. носила противоречивый характер. С одной стороны, правительство было заинтересовано в как можно большем притоке учащихся в университет. С другой стороны, стремление к повышению уровня предварительной подготовки студентов неизбежно вело к отстранению от университета части потенциальных абитуриентов. Мероприятия правительства в области формирования сословного состава студентов тоже обычно сопровождались ограничительной риторикой, указывавшей на намерение закрыть доступ в университет определенным социальным слоям.

Решение данного противоречия нередко обусловливало отказ правительства от одной задачи по формированию студенческого состава Московского университета ради решения другой.

В начале XIX в. основной выбор был сделан в пользу количественного роста студенческого состава Московского университета. Базовым элементом для понимания процесса притока учащихся в Московский университет стало впервые проведенное на основе архивных и опубликованных материалов установление репрезентативной статистики поступлений в него студентов в первой четверти XIX в., о которой в историографии до сих пор существовали либо ошибочные (для периода до 1812 г.), либо противоречивые сведения (для периода после 1812 г.). Также была систематизирована информация о притоке студентов в Московский университет во второй четверти XIX в. В результате были определены основные факторы притока учащихся в Московский университет в течение изученного периода.

Вопреки принятому в историографии мнению о поощрительной и просветительско-популяризаторской природе первоначального притока учащихся, увеличение числа студентов Московского университета с первых лет XIX в. было связано исключительно с фактором принуждения. В 18 031 808 гг. такое воздействие оказало обещание о введении образовательного ценза для приема в гражданскую службу, объявленное 24 января 1803 г. в «Предварительных правилах народного просвещения». Затем к поступлению в университет подталкивали нормы указа от 6 августа 1809 г., запрещавшие производство в чины VIII и V классов по гражданской службе без предъявления аттестата об окончании университета или о сдаче при университетах специальных экзаменов. Вопреки высказанным мнениям о значительном снижении юридической силы указа от 6 августа 1809 г. уже с 1812 г. или к 1825 г., анализ допущенных исключений из указа показал, что он продолжал действовать почти на весь изначальный круг ведомств, включая наиболее крупные по численности чиновников, вплоть до замены в.

1834 г. новыми правилами чинопроизводства в зависимости от уровня образования. Соответственно, указ об экзаменах на чины продолжал воздействовать и на приток учащихся в Московский университет намного дольше, чем считалось ранее.

Конкретный механизм влияния фактора принуждения на рост численности студентов оказался тесно связан с общественным отношением к университетскому образованию и целями руководства Московского университета. В начале XIX в. среди различных слоев населения преобладало отрицательное отношение к университетскому образованию, к высшим научным познаниям, считавшимся источником безнравственности и безбожия. Комплексный анализ различных источников начала XIX в. показал, что обещание ввести образовательный ценз для вступления в службу по «Предварительным правилам народного просвещения» особенно подействовало на определенные круги дворянства, которые стали искать способы обойти надвигавшуюся угрозу. Воспитательные традиции и нежелание допускать свободное общение своих детей с разночинцами определило обращение дворян к Благородному пансиону, состоявшему при Московском университете, как удобному средству доставления своим сыновьям студенческого звания. Заинтересованное в максимальном увеличении студенческого состава, а, возможно, руководствовавшееся и другими соображениями, начальство Московского университета пошло на уступку и допустило особую схему перевода воспитанников университетского Благородного пансиона в студенты. В диссертации впервые выявлена противозаконность данной схемы, характеризующаяся нарушением общих правил приема студентов в университет.

Изучение законодательства, архивных документов и отчетов о ежегодных торжественных университетских собраниях позволило впервые определить практическую заинтересованность общественности в скорейшем открытии Московского университета после пожара 1812 г. Желая воспользоваться неточностями уставных положений о сроке обучения в университете, многие потенциальные абитуриенты рассчитывали сразу после возобновления занятий стать студентами и вскоре покинуть университет с аттестатом, даровавшим ряд служебных преимуществ, в том числе, освобождение от экзаменов по указу от 6 августа 1809 г. Другая категория лиц, заинтересованных в открытии университета, относилась к студентам, не успевшим получить выпускные аттестаты. Возвращаясь на студенческие скамьи, они также в ближайшем времени старались выходить из университета с заветным аттестатом, нередко не проучившись в общей сложности положенных 3−4 лет. Лишь специальный запрос Московского университета в министерство просвещения и последовавшее затем распоряжение министра прекратило с 1814 г. практику выдачи «полных» аттестатов студентам, преждевременно выходившим из университета.

Анализ мемуарных и других источников позволил установить, что интерес населения к университетскому образованию, понимание его самостоятельной ценности начинает проявляться как заметный фактор увеличения притока молодежи в Московский университет приблизительно с начала 1820-х гг. Причем это касается как привилегированных, так и податных групп населения, хотя, в разной степени. С этого времени становится все труднее проследить ведущее значение какого-либо одного фактора на рост студенческого состава университета, будь то нормы указа об экзаменах на чины, интерес к научным знаниям или другие обстоятельства. Однако, можно определенно сказать, что тяга населения к университетскому образованию с каждым последующим десятилетием крепла все больше.

Особая роль в повышении нравственной репутации университетского образования принадлежала целенаправленным действиям правительства и руководства Московского университета, постоянно декларировавшим о своем пристальном внимании к нравственному воспитанию юношей в течение второй четверти XIX в. Однажды завоевав умы некоторой части населения, мнение о самоценности и, даже, нравственно-воспитательном значении университетского образования захватывало новых последователей. Носителями нравственного негатива начали представляться не сами науки или преподававшие их профессоры, а общественное окружение университета и отдельные представители студенчества. В результате, к середине XIX в. значение самого университетского образования закрепилась настолько, что уже никакие политические ситуации и искусственно создаваемые барьеры не могли привести к серьезному снижению интереса молодежи к его приобретению.

По справедливому заключению исследователей, преимущественное стремление к увеличению численности студентов обусловило снижение экзаменационных требований к абитуриентам Московского университета в начале XIX в. Однако, следует указать на ряд важных дополнений к существовавшему до сих пор пониманию развития требований к образовательной подготовке абитуриентов Московского университета. Подробный анализ программ приемных экзаменов впервые позволил установить систематическое применение экзаменаторами дифференцированного подхода к определению достаточности знаний для слушания профессорских лекций у поступающих, основанного на учете программ оконченных абитуриентами учебных заведений. Данный подход обусловил большую разношерстность студенческого состава Московского университета по уровню предварительного образованию. Унификация требований на вступительных экзаменах началась только около 1812 г., и первоначально коснулась лишь всеобщей проверки познаний абитуриентов в латинском языке. Однако, в результате позиции управляющих органов университета, данный процесс растянулся на несколько десятилетий.

Желая сбалансировать уровень подготовки первокурсников, в 1810-х гг. руководство Московского университета открыло приготовительное отделение. Однако, как было впервые установлено в диссертации, вместо вспомогательной роли, приготовительное отделение усугубило проблему притока в университет недостаточно подготовленных абитуриентов. Зачисление учащихся данного отделения в состав студентов создавало у потенциальных абитуриентов впечатление легкости поступления в университет. Разрубить этот «Гордиев узел» удалось только прямым приказом министра народного просвещения о приеме в университет только тех абитуриентов, которые на приемных экзаменах покажут познания на уровне полной программы губернских гимназий, хотя большинство профессоров и университетский попечитель были против упразднения приготовительного отделения. Однако, возрастающий интерес общества к университетскому образованию подтверждал правильность курса высшего начальства. Сохранение пристального надзора со стороны министерства за уровнем экзаменационных требований к абитуриентам, а также активная политика министерства по усовершенствованию системы среднего образования в России привели к складыванию в 1840-е гг. достаточно ровного в образовательном отношении потока первокурсников, обладавших необходимыми предварительными сведениями.

Регулирование сословного состава заняло особое место в правительственной политике по формированию студенческого состава Московского университета. Вопреки общепринятому мнению, сословная политика правительства в отношении студенческого состава Московского университета в течение первой половины XIX в. отличалась большой преемственностью, не позволяющей разделить ее развитие на периоды по царствованиям. При этом политический курс в данной области не был односторонне «ограничительным», как его часто воспринимали исследователи. Несмотря на насыщенность конкретных законоположений сословно-ограничительной риторикой, в течение первой половины XIX в. действовали преимущественно одни и те же правила поступления в университет для каждой сословной категории населения. Поскольку исследование государственного вмешательства в регулирование сословного состава студентов основываются не только на материалах делопроизводства Московского университета, но и на анализе комплекса общеуниверситетских законодательных положений, то полученные выводы во многом распространяются на всю университетскую систему образования России первой половины XIX в.

Александр I и Николай I придерживались двух принципиальных положений в сословной политике в отношении университетского студенчества: недопущение в университет крепостных крестьян, предварительно не отпущенных на волю, и сохранение доступа в университет выходцам из остальных податных сословий и представителям остальных недворянских сословий в целом. Запрещение крепостным поступать в университеты в первой четверти XIX в. было связано преимущественно с незавершенностью реформ, задуманных Александром I в начале своего правления. В устав 1804 г. была включена расплывчатая формулировка о предъявлении абитуриентами «законного свидетельства о состоянии». Ее интерпретация зависела от смежных юридических норм, действовавших на момент интерпретации. Дарование выпускникам университета служебных прав обусловило необходимость предъявления абитуриентами такого «законного свидетельства», которое позволяло его обладателю вступать в службу. При сохранении крепостнического законодательства данное положение обязывало крепостного предварительно получить «вольную» для поступления в университет. Для Николая I запрет крепостным поступать в университеты представлялся логичным в условиях существования крепостного строя.

Оба императора следовали второму правилу, несмотря на постоянные призывы дворян закрыть доступ к университетскому образованию лицам податного и, в целом, недворянского происхождения. Четкость прописываемых положений в так называемых сословно-ограничительных законах и распоряжениях почти исключали возможность административного вмешательства в регулирование сословного состава студентов со стороны начальства университета. Развитие коммуникативных связей между уже учащимися студентами и потенциальными абитуриентами сужали область действия административного произвола в данном вопросе.

Предложенные в историографии объяснения двойственности сословной политики Николая I в отношении университетского студенчества не позволяют объяснить всех противоречий в его действиях в данной области. Дополнительным объяснением данного явления может служить рассмотрение вопроса с точки зрения противоречивости политических взаимоотношений императорской власти и дворянского сословия, одновременно выступавших как союзники и соперники. Допущение разночинцев к университетскому образованию, а значит, и к государственной службе, выполняло задачу порождения эмоционального беспокойства у дворянства по поводу отстранения от рычагов политической власти. Утверждение же так называемых сословно-ограничительных мер в отношении доступа разночинцев в университет, проникнутых соответствующей риторикой, имело характер знаковых действий, официальной демонстрации продолжающейся опоры монарха на дворянство для сохранения власти над остальным населением. Совместное влияние обоих направлений действий царя создавало условия, подталкивавшие дворян к поступлению в университеты для поддержания своего ведущего социально-политического положения среди населения империи.

В то же время, для обеспечения определенной сплоченности и однородности ведущего социального слоя в глазах остального населения в составе университетов были предусмотрены специальные структуры, приучающие студентов к нормам светского поведения, характерного для дворян. В рамках обучения в университете начинался процесс формирования дворянских сословно-идентифицирующих навыков и черт личности, призванных обеспечить органичный переход лиц недворянского происхождения на более высокую ступень сословной иерархии. Этот процесс затрагивал и студентов-дворян из малообеспеченных семей, неспособных доставить своим детям должное воспитание. Можно полагать, что российский университет первой половины XIX в. выступал в качестве института комплексного регулирования вертикальной социальной мобильности. Восприятие студентами соответствующих навыков было затруднено разными обстоятельствами, но они стремились к их приобретению, сознавая необходимость этого для настоящей и дальнейшей жизни.

Анализ существовавших в историографии объективных способов определения результативности государственного регулирования основных черт студенческого состава показал относительность получаемых с их помощью оценок. Поэтому в диссертации был предложен и апробирован новый критерий эффективности государственной политики в данной области, позволяющий учесть конкретно-исторические условия происходившего процесса. Данный критерий основан на определении целей, преследуемых правительством. В начале XIX в. для правительства были характерны завышенные ожидания притока учащихся в университеты. Это обусловило невыполнение поставленных задач. Однако, общий рост числа университетских студентов, включая учащихся С.-Петербургского Педагогического института в течение первого десятилетия XIX в. примерно в 13 раз следует считать несомненным успехом правительственной политики по привлечению молодежи к университетскому образованию в сравнении с опытом XVIII в. В то же время, на примере Московского университета оказалось видно, что многие студенты недолго задерживались в нем. Вряд ли на таких студентах оставался существенный след университетской образованности, а значит, и ускоренная модернизация страны с помощью кадров, подготовленных в университетах, не могла быть выполнена.

Более результативным оказался вариант планомерного выполнения задачи по унификации источника предварительного образования студентов, принятых в Московский университет во второй четверти XIX в. Такой подход стал прочной основой формирования ровного потока студентов, осваивавших университетскую программу обучения.

Проведенное исследование позволяет наметить наиболее перспективные направления для дальнейшего изучения проблемы формирования студенческого состава Московского университета в первой половине XIX в. Изучение обстоятельств притока молодежи в университет в начале XIX в. выявило насущную потребность в широких генеалогических изысканиях как для восстановления более точных статистических данных, так и для более глубокого понимания процесса формирования студенческого состава в целом. Методологически важной проблемой является разработка методики интерпретации динамики сословного состава студентов, основой которой должно послужить подробнейшее социометрическое изучение колебаний всех социальных черт студенчества, выявление зависимостей между различными показателями студенческой статистики. До решения данной задачи предлагаемые объяснения принципов государственной политики по регулированию сословного состава университетского студенчества будут носить достаточно умозрительный характер, не оттеняя конкретных механизмов статистических изменений либо очерчивая их с большой долей условности.