Семья — как в ее современном понимании компактной «ячейки общества», так и классическом, экстраполированном варианте фамилии, рода, клана — является ключевым институтом человеческого социума, так как в ее рамках осуществляется трансляция от поколения к поколению системы ценностей, в конечном счете во многом определяющей бытие и сознание каждого отдельно взятого человека. Соответственно, обширный комплекс тем и сюжетов, связанных с институтом семьи, всегда имел и будет иметь первостепенное значение для наук о человеке, будь — то социальная философия, социология, культурная антропология или любая другая дисциплина.
Не являются исключением и исторические науки. Фамилия, род, родственные связи — традиционные объекты изучения специальной исторической дисциплины генеалогииболее того, значение семьи в общеисторическом дискурсе неуклонно растет, выходя за строго очерченные границы какой-либо одной специфической области. На протяжении XX века историография постепенно поворачивалась в сторону «микроистории», уделяя внимание реконструкции жизненного мира бытовавших в те или иные эпохи человеческих сообществ и групп, объединенных по родовому, социальному, этническому, тендерному и прочим признакам.
Повседневная жизнь, менталитет, системы ценностей представителей данных групп перемещались с периферии в центр внимания исследователей — феномен, обусловленный как развитием междисциплинарных связей, позволяющих историками использовать инструментарий смежных наук, так и общественным спросом на осмысление и концептуализацию тех областей человеческой жизни, которые остаются за рамками традиционного макроисторического нарратива.
Семья, являясь одной из таких малых групп, постепенно становится принципиальным объектом микроисториив то же время выявление закономерностей социокультурной динамики данной группы требует помещения конкретной семьи или группы семей в макроисторический контекст, который оказывает огромное влияние на развитие родовой культуры и этики.
Сочетание макро и микроуровней особенно актуально, когда речь идет о другой важной для исторической науки человеческой общности, объединяющей людей по социальному признаку — сословии. В истории российской* государственности с момента ее зарождения и вплоть до октября 1917 г. ключевую роль играло дворянство, являвшееся по букве и духу «первым сословием» — опорой престола. По мере развития монархического государства, формирования и укрепления его институтов, эволюционировало и дворянство: его категории, принципы пополнения рядов, характер межсословных социальных связей, вкупе являющиеся макропараметрами проблемы. Вместе с изменениями структуры и внешних границ сословия, развивалась и дворянская семейная культура, ментальность, повседневная жизнь, которые можно отнести к микроуровню.
Если рассматривать российское дворянское сословие более широко, то, с известной долей условности его можно охарактеризовать как «метасемью», учитывая, во-первых, обширные родственные связи между домами и родами (брачными узами были связаны между собой практически все основные старые аристократические фамилии), во-вторых, мощную родовую культуру, тождественную для знатных семейств. Таким образом, в истории дворянского сословия пересекаются два ключевых сюжета — родовой и социальный (социокультурный), в силу чего оно представляет особенный интерес для современного исследователя.
Историография дворянства насчитывает более двухсот лет, начиная с трудов Г. Ф. Миллера, датирующихся концом XVIII в1. На протяжении следующего столетия, количество исследований по истории дворянства неуклонно росло, в результате чего на рубеже XIX — XX вв. сформировался внушительный корпус сочинений, посвященных как дворянству конкретных регионов, так и периодов, либо отдельным аспектам общественного бытия дворянского сословия4. Кроме того, было написано множество работ, обобщающих и осмысляющих историю дворянства в ее политической, социальной и культурной’целостности, что позволяет говорить о дореволюционном российском «дворяноведении» как.
0 важной и самостоятельной отрасли исторического знания5.
Октябрьская революция 1917 г. не только уничтожила дворянство «де юре», как сословие и социальную страту, но и «заморозила» дальнейшее всестороннее изучение этого феномена. В официальной советской историографии дворянство долгое время существовало.
1 Миллер Г. Ф. Сочинения по истории России: Избранное. М., 1996. С. 180 — 226.
См.: Мартынов В. Донское дворянство и заселение их земель крестьянами: (Ист. очерк). СПб, 1891- Сторожев B.C. Тверское дворянство XVII века. Тверь, 1894- Воронежское дворянство в Отечественную войну. М., 1912.
3 См.: Лихачев Н. П. Думное дворянство в Боярской думе XVI столетия. СПб, 1898.
4 См.: Елишев А. И. Служебные права дворян. М., 1894.
5 См.: Романович-Славатинский А. Дворянство в России. СПб., 1870- Яблочков М. Т. История дворянского сословия в России. СПб., 1876- Чичерин Б. Н. Об аристократии, в особенности русской. Лейпциг, 1877- Евреинов Г. А. Прошлое и настоящее значение русского дворянства. СПб., 1898- Павлов-Сильванский Н. П. Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства. СПб., 1898- Семенов Н. П. Наше дворянство. СПб., 1898- Порай-Кошиц И. А. История русского дворянства от IX до конца XVIII века. СПб., 1900; Ключевский В. О. История сословий в России. М., 1913. исключительно в контексте помещичьего землевладения, связанных с ним имущественно-классовых отношений и «ликвидации эксплуататорских классов"6. Вследствие этого не уделялось должного внимания ни социально-политической эволюции дворянства, ни социокультурным аспектам его бытования.
Ситуация изменилась только в 1970 — 1980;е гг., когда, вследствие ослабления идеологических тисков и развития дискуссионного процесса в недрах советской исторической науки, научное освещение получили такие важные вопросы, как социально-экономическая модернизация дворянства в условиях пореформенной России последней трети XIX — начала XX вв. (работы А.П. Корелина7) — место дворянства вменявшейся сословно-классовой структуре общества и динамические взаимоотношения первого о сословия и самодержавной власти (В.М. Кабузан, С.М. Троицкий) и т. д.
При этом, несмотря на положительную динамику изучения дворянского вопроса, история дворянства, с точки зрения советской историографии, заканчивалась в октябре 1917 г., а жизненные судьбы его представителей' в послереволюционное время советскими историками не.
6 Глезерман Г. Ликвидация эксплуататорских классов и преодоление классовых различий в СССР. М., 1949; Очерки истории СССР: Период феодализма: Россия в первой четверти XVIII в. М., 1954; Очерки истории СССР: Период феодализма: Россия во второй половине XVIII в. М., 1956.
7 Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России. 1861 — 1904. Состав, численность, корпоративная организация. М., 1979; Он же. Дворянство и торгово-промышленное предпринимательство в пореформенной России (1861 — 1904) // Исторические записки. 1978. С. 128 — 152.
8 Кабузан В. М., Троицкий С. М. Изменения в численности, удельном весе и размещении дворянства в России в 1782 — 1858 г. // История СССР. 1971. № 4- Троицкий С. М. Изменения в численности, удельном весе и размещении дворянства в России в 1782 -1858 г. // История СССР. 1971. № 4- Он же. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1974; Он же. Дворянство и крепостной строй России XVI—XVIII вв. М., 1975. рассматривались вовсе. Работы, посвященные формированию советской интеллигенции, классовой борьбе и сотрудничеству так называемых «буржуазных специалистов» (среди которых были и представители дворянских фамилий) с новой властью, не уделяли внимания дворянам как таковым и не рассматривали специфику дворянской семейно-сословной культуры в контексте советского общества9.
Эмигрантская историография подходила к дворянскому вопросу с точки зрения фактологии и в ограниченных хронологических рамках: издавались родословия и поколенные росписи10, выходили историко-биографические труды, посвященные отдельным дворянским фамилиямнапример, книга Н.Д. Толстого-Милославского о роде Толстых11, увидели свет работы, посвященные истокам дворянского сословия 12. Историки русского зарубежья, как и, их советские коллеги, в основном обходили тему «дворянской современности», что, с одной стороны, было обусловлено их отрывом от эмпирической базы, с другойконсерватизмом научного подхода, не учитывавшего новейшие тенденции социальных наук.
С конца 1980;х гг. и по < настоящий < момент, после окончательного устранения искусственных идеологических препятствий и изменения общественно-политической конъюнктуры в постсоветской России,.
9 Трифонов И. Я. Очерки истории классовой борьбы в СССР в годы нэпа (1921 — 1937 гг.). М., 1960; Он же. Классы и классовая борьба в СССР в начале нэпа (1921 — 1925 гг.). JL, 1964. Спирин J1.M. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России. М., 1975.
10 См. например: Плешко Н. Д. В. В. Буймистров: Генеалогическая хроника // Новик. Нью-Йорк, 1939. Приложение ко II выпуску. С. 15. Он же. Князья Оболенские. Родословие. Нью-Йорк, 1959. Работы, посвященные генеалогии русского дворянства и частично восполняющие пробелы в истории русского дворянства после 1917 г., выходили и в 2000;е гг.: см. The princes Galitzine. Washington D.C., 2002.
11 Tolstoy N. The Tolstoys: Twenty-Four Generations of Russian History. New York, 1983.
12 RaeffM. Origins of Russian Intelligentsia: the 18-th Century Nobility. N. Y., 1966. дворянская тематика вошла в активный научный и научно-популярный обиход.
Во-первых, увеличился объем работ, посвященных классическому и пореформенному периодам истории сословия, его социально-экономическому, правовому бытованию. Так, широкий спектр проблем, обусловленных адаптацией дворянства к модернизационному процессу рубежа XIX — XX в. — начиная от роли дворянства в торгово-промышленном капитале и заканчивая сословной психологией переходного периода, был рассмотрен К. Н. Курковым, введшим в научный оборот большой массив статистических данных и ранее не.
1 т использовавшихся источников. В работах H.A. Ивановой и В. П. Желтовой обозначились новые подходы к изучению социально-сословной стратификации Российской империи и места дворян в общем социальном организмепроанализирован правовой статус дворян и деятельность региональных сословных корпораций14. Были переведены на русский язык работы1 американских историков Сеймура Беккера и Мишель Ламарш Маррезе, посвященные социально-экономической жизни дворянства в пореформенной России (в контексте юридического статуса и сословных привилегий) и тендерным нюансам дворянского землевладения XVIIIXIX вв. соответственно15.
Во-вторых, появились междисциплинарные исследования, сфокусированные на менталитете, семейной и сословной культуре.
13 Курков К. Н. Адаптация российского дворянства к условиям модернизационного процесса начала XX в. М., 2005.
14 Иванова H.A., Желтова В. П. Сословно-классовая структура России в конце XIXначале XX в. М., 2004; Они же. Сословное общество Российской империи (XVIIIначало XX века). М., 2010.
15 Беккер С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России. М., 2004; Маррезе M. JL Бабье царство: дворянки и владение имуществом в России (1700−1861). М., 2009. дворянства XVIII — начала XX в. Первопроходцем в этой области был Ю. М. Лотман, трактовавший традиционный дворянский быт и великосветский церемониал в семиотической и культурологической плоскостях16. Психологический портрет русской аристократии конца XVIII.
1 7 в. обрисовала E.H. Марасинова — сложный комплекс идеологических воззрений русского дворянства конца XVIII — начала XIX в. с точки зрения социальной философии рассмотрела И.Ф. Худушина18. Предметом осмысления для ряда авторов стали система воспитания и образования русских дворян XIX — начала XX вв. и обусловленные ею особенности дворянской культуры19. Комплексный! социокультурный облик русского дворянства начала XX века реконструировала Е.П. Баринова" .
В-третьих, на повестку дня встал вопрос о жизни бывших дворян и других представителей дореволюционных элит (составлявших маргинальную группу так называемых «бывших людей») в советском государстве, который тенденциозно и однобоко рассматривался в советской историографии.
Увидели свет работы, посвященные отдельным дворянским фамилиям (дворяне Аксаковы, князья Хованские, князья Хилковы, графы Медем и др.), авторы которых пытались (с большим или меньшим.
16 Лотман М. Ю. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). СПб., 1994.
17 Марасинова E.H. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII в.М., 1999.
18 Худушина И. Ф. Царь. Бог. Россия. Самосознание русского дворянства (конец XVIIIпервая треть XIX вв.). М., 1995.
19 Подольцев A.C. Принципы дворянского воспитания и образования // Дворянское собрание: Историко-публицистический и литературно-художественный альманах. 1999. № 10- Сапожников С. А. Дворянство вчера, сегодня, завтра // Вестник геральдиста. 1992. № 5.
20 Баринова Е. П. Российское дворянство в начале XX века: социокультурный портрет. Самара, 2006. успехом) экстраполировать жизненные судьбы представителей конкретного рода после 1917 г. на русское дворянство в целом21. Хотя возможность подобного обобщения на материале одной дворянской семьи представляется неочевидной, учитывая экономическую и социокультурную гетерогенность предреволюционного российского дворянства, данные исследования внесли существенный вклад (как минимум, на фактологическом уровне) в разработку проблемы. Судьбы аристократических семей после 1917 г. рассматривал и В. А. Иванов, однако его исследование затрагивало лишь один из аспектов жизни советских дворян — репрессии22.
Выделились в отдельное направление научного поиска исследования жизненного мира «бывших» (дворян, царской бюрократии, духовенства, предпринимателей и т. д.) и во многом совпадавшей с ними социальной страты «лишенцев» (лиц, лишенных в 1920 — 1930;е гг. избирательных прав на основании «плохого» социального происхождения) Здесь нужно отметить, в первую очередь, работы Т. М. Смирновой, в своих статьях и монографии подробно рассматривавшей различные аспекты жизни «бывших» в период конца 1910;х — 1930;х гг.23. К сожалению, для.
21 Дворянская семья: из истории дворянских фамилий России. СПб., 2000; Кулешов A.C. Аксаковы. История разбитых судеб. М., 2009; Наумов A.B. Судьбы российского дворянства в XX веке (на материале трех поколений хвалынской ветви графов Медемов): Автореф. дис.. к. и. н. Саратов, 2009; Наумов О. IL, Хилков Б. М. История рода князей Хилковых. Екатеринбург, 2008; Хованский С. А. Князья Хованские. М., 2007. Иванов В. И. Миссия ордена: Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х — 40-х годов: на материалах Северо-Запада РСФСР. СПб., 1997.
23 Смирнова Т. М. «Бывшие люди» Советской России. Стратегии выживания и пути интеграции. 1917 — 1936 годы. М, 2003; Она же. «Бывшие». Штрихи к социальной политике советской власти // Отечественная история. 2000. № 2- Она же. «. Чтобы нам дали возможность мирно дожить нашу жизнь.»: Представители бывших привилегированных слоев в поисках новой социальной ниши. Октябрь 1917 — 1921.
Смирновой, как и для большинства других авторов, писавших на эту тему24, дворяне не представляли специального интереса, являясь лишь частью прослойки «бывших» и величиной, скорее, статистического порядка. Поэтому, за исключением отдельных фактов, почерпнутых из архивных документов, сообщить что-либо существенное о жизни дворянской семьи в РСФСР (СССР) эти работы не могут.
То же самое относится к работам зарубежных (прежде всего, американских) историков-советологов, изучавших социальную историю эпохи сталинизма и уделявших преимущественное внимание маргинальным (с официальных позиций) группам — Шейлы Фитцпатрик, Голфо Алексопулос, Катрионы Келли и др.: отдельные сведения о потомках дворянских семьях растворены в массиве информации о «бывших»". Исключением (среди англоязычных исследований) можно считать статью Джона Ченнона, посвященную жизни и уходу из усадеб в годы // Советская власть — народная власть? Очерки истории народного восприятия Советской власти в СССР. СПб., 2003.
24 ДобкинА.И. Лишенцы. 1918;1936 // Звенья. Исторический альманах. Вып. 2. М.- СПб., 1992; Иванов В. А. Бывшие люди // Родина. 1999. № 4- Федорова Н. А. Лишенцы 20-х годов: советское сословие отверженных // Журнал исследований социальной политики. Т. 5. № 4. М., 2007; Фицпатрик Ш. Классы и проблемы классовой принадлежности в Советской России 20-х годов // Вопросы истории. 1990. № 8- Юшин И. Ф. Социальный портрет московских «лишенцев» (конец 1920;х — начало 1930;х годов) // Социальная история. Ежегодник, 1997. М., 1998.
25 Фитцпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2008; Alexopoulos G. Stalin’s Outcasts: Aliens, Citizens, and the Soviet State, 1926 — 1936. Cornell University Press, 2003; Fitzpatrick S. Education and Social Mobility in the Soviet Union 1921 — 1934. London, 2002; Она же. Tear Off the Masks! Identity and Imposture in Twentieth-Century Russia. Princeton, 2005; Rendle M. Defenders of the Motherland: The Tsarist Elite in Revolutionary Russia. New York, 2010. города дворян-помещиков в 1920;е гг., а также статьи Мэттью Рэндла, посвященные различным (особенно повседневным и бытовым) аспектам жизни бывших дворян в советском государстве27.
Параллельно с историками, жизненные судьбы представителей дореволюционных привилегированных слоев изучали специалисты по исторической социологии — С. А. Чуйкина, Е. Фотеева, Д. Берто, К. Герасимова, которые для своей работы активно использовали специфический социологический инструментарий, прежде всего — устные опросы живших на тот момент в Санкт-Петербурге отпрысков российских дворянских фамилийданную методику ввели в оборот В. Б. Голофаст и Т.З. Протасенко28.
26 Channon J. Tsarist Landowners after the Revolution: Former Pomeshciki in Rural Russia during NEP // Soviet Studies. 1987. Vol. 39. № 4. P. 575 — 598.
27 Rendle M. Family, Kinship and Revolution: The Russian Nobility, 1917;1924//Family and Community History. 2005. № 1 (8). P. ЪЬ-М Он же. The Problems of 'Becoming Soviet': Former Nobles in Soviet Society, 1917;1941'//European History Quarterly. 2008. № 1 (38). P. 7−33.
28 Голофаст В. Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. 1995. № 1. С. 71 — 89- Берто Д. Трансмиссия социального статуса в экстремальных ситуациях // Судьбы людей: Россия XX век. М., 1996; Берто Д., Берто-Вьям И. Наследство и род: трансляция и социальная мобильность на протяжении пяти поколений // Вопросы социологии. Т. 1. № 2. М., 1992; Герасимова К., Чуйкина С. От капиталистического Петербурга к социалистическому Ленинграду: изменение социально-пространственной структуры города в 30-е годы // Нормы и ценности повседневной жизни. Становление социалистического образа жизни в России, 1920 -30-е годы. СПб., 2000; Фотеева Е. Социальная адаптация после 1917 года. Жизненный опыт состоятельных семей // Судьбы людей: Россия XX век. М., 1996; Чуйкина С. А. Проблема имени и семейной памяти в семьях «бывших» дворян в 1920;е — 1950;е годы // Право на имя: биографии XX века. Биографический метод в социальных и исторических науках: Чтения памяти Вениамина Иоффе. СПб., 2004.
Именно исследователями данной «школы» была предложена цельная и сформированная парадигма изучения и интерпретации жизненного опыта бывших дворян, в основе которой — проблемы сохранения и трансляции социокультурных практик в среде послереволюционного дворянства. Результатом этих поисков стала первая масштабная попытка изучения жизни бывших дворян в России после 1917 г. — монография С. Чуйкиной «Дворянская память: бывшие в советском городе (Ленинград, 1920 — 30-е годы)». В ней рассмотрены важнейшие вопросы общественного и частного существования дворянских семей: выбор-между эмиграцией и адаптацией к советским реалиям, передачу культурных стереотипов от «дореволюционных» поколений" к дворянской молодежи, идентичность и самосознание советских дворян и т. д.
Чуйкина ввела в научный оборот значительный объем ранее нигде не зафиксированных воспоминаний ныне живущих (живших на момент написания работы) потомков петербургских дворянских фамилий, а также ряд рукописных мемуаров из частных архивов. Вместе с тем, строгие территориальные рамки (Ленинград и область) и специфика используемого инструментария, который, фактически, ограничивал эмпирическую базу работы воспоминаниями дворян 1910;х и более поздних годов рождения, не позволяет считать данную' работу исчерпывающей (дворянские мемуары, дневники и архивные документы использовались автором в «фоновом режиме», для построения контекста).
Анализ историографии русского дворянства показывает, что наименее исследованным периодом его существования является советский. Поскольку юридический статус дворянина был аннулирован, собственность отчуждена в пользу государства, а возможности участия в частных коммерческих инициативах либо сведены к нулю, либо (в период НЭПа) строго лимитированы, наиболее перспективным направлением научного поиска в этой области являются социокультурные аспекты бытования советской дворянской семьи. В пользу данного направления говорят и эмпирическое присутствие феномена дворянской культуры, складывавшегося веками, и актуальность микроисторического исследования семейной и сословной проблематики, отмеченная выше.
Литература
охватывающая данные аспекты дворянской жизни, либо посвящена отдельным родам, либо какой-то одной проблеме (репрессии), либо описывает бытование дворянской семьи в узких территориальных рамках (Ленинград) и создана в рамках смежной научной области, без активного привлечения историографического инструментария. Имеющиеся лакуны в изучении темы обусловливают необходимость всестороннего анализа социальных и культурных аспектов бытования дворянской семьи в РСФСР (СССР) в их динамической взаимосвязи, который и является целью данного исследования.
В соответствии с целями исследования был определена совокупность задач: определение понятия «дворянская семья» и проведение типологического анализа дворянской семейной модели;
— ретроспективный анализ традиционной дворянской семейно-сословной культуры с целью выявления социокультурных констант дворянской семьи в 1920;е- 1930;е гг.;
— реконструкция социального облика русского дворянства накануне октября 1917 г.;
— анализ реакции русских дворян на исторические вызовы октября 1917 в контексте семейно-сословной культуры;
— анализ изменений материального положения и юридического статуса дворянина и их влияния на функционирование дворянской семьи в 1920;е- 1930;е гг.;
— выделение основополагающих моментов советской семейной и социальной политики, формирующих условия бытования дворянской семьи в 1920;е- 1930;е гг.;
— выделение и изучение механизмов социальной адаптации дворян к изменениям повседневной реальности;
— определение степени актуальности устоявшихся дворянских социальных и культурных практик в условиях советского социума 1920;х 1930;х гг.- •.
Решение данных задач позволяет охарактеризовать эволюцию дворянской семьи от дореволюционной к послереволюционной, советской модели и выявить всю совокупность сложных и порой разнонаправленных процессов, протекавших в соответствующей социальной страте.
Объектом исследования являются дворянские семьи, оставшиеся после Октябрьской революции 1917 года в России.
Предмет исследования составляют: семейно-сословная культура советских дворян, рассматриваемая с одной стороны, в органической взаимосвязис дворянской культурой дореволюционного периода и родовой традицией, а с. другой? — в контексте становления и эволюции советского обществаположение дворян в советском социуме и их принадлежность к маргинальной социальной группе «бывшие люди" — проблема дворянского самосознания и идентичностивлияние общественной ситуации: на инерционные и эволюционные процессы, происходившие в дворянской семье и т. д.
Методология настоящего исследования базируется на принципах объективности, системности, историзма и междисциплинарного подхода.
Научная объективность подразумевает критическую' рецепцию источников, их сопоставление и верификацию, строгую причинно-следственную связь между эмпирической базой и концептуальными построениями.
Системный подход требует помещения локального процесса в широкий исторический контекст, изучения всех процессов и явлений в совокупности образующих их элементов и устойчивых внутренних связей, а также применения разнообразных способов интерпретации фактологического материала.
Междисциплинарный подход, неразрывно связанный с принципом системности исследования, обуславливает активное привлечение инструментария смежных наук — исторической социологии, культурной антропологии, культурологии, что дает возможность полновесного и всестороннего изучения предмета.
Принцип историзма отражается в следовании хронологической канве, позволяющей воссоздавать предмет изучения в исторической перспективе, а также в анализе объекта исследования с учетом специфики и в контексте рассматриваемого периода времени. В. ходе исследования активно применялся как микроисторический анализ, подразумевающий пристальное изучение отдельной дворянской семьи и дворянской среды, так и макроисторический, необходимый для выявлении роли дворянской семьи и культуры в социальных процессах, происходивших в России в конце 1910;х- 1930;х гг.
Хронологические рамки диссертации определены 1917 — 1930;ми гг., поскольку в этот период времени дворянская семья и культура претерпевала наиболее значительные видоизменения, обусловленные трансформацией социально-политического и культурного контекста. Социальная траектория дворян простирается от маргинальной и репрессированной социальной группы «пораженных в правах», которую представители первого сословия пополнили в ранний послереволюционный период, до формально-юридического уравнивания бывших с остальными категориями советских граждан по сталинской конституции 1936 г. и полной ассимиляции дворянства в рядах новой советской интеллигенции, завершившейся в эпоху «большого террора».
Территориальные рамки исследования довольно широки и охватывают центральный и северо-западный регионы РСФСР: Петроград (Ленинград), Москву, Московскую, Тульскую, Калужскую, Ярославскую области и т. д., что связано с географией проживания и миграций основного массива дворянских фамилий в интересующий нас период времени, а также состоянием источниковой базы диссертации. При этом, в отдельных случаях и по мере необходимости, диктуемой эмпирической основой исследования, территориальные рамки расширялись за счет других регионов — Уфы, Архангельской области и т. д.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые был предпринят с позиций исторической науки всесторонний анализ способов бытования дворянской родовой и сословной культуры в советское время, показана (на материале большой группы дворянских фамилий) эволюция традиционной модели «семьи-клана», выявлена и осмыслена вся совокупность разнонаправленных социокультурных процессов, имевших местов среде советских дворян и сформировавшегося вокруг данной среды круга «бывших людей». Введены в научный оборот важные данные, касающиеся отдельных представителей дворянских семействи проясняющие особенности как общественной, так и частной жизни дворянства в 1920 — 1930;е годы. Выявлена преемственность социальных и культурных практик от предреволюционного к послереволюционному дворянству, которая позволяет по новому взглянуть на историю благородного сословия в конце XIX — первой третиXX века.
Область применения результатов диссертационного исследования чрезвычайно широка. Предложенные построения, концепции и сделанные выводы актуальны для изучения исторических судеб русского дворянства (особенно в XX веке) и компаративного исследования русской и зарубежной аристократии, для изучения истории русского зарубежья, социальной истории советской России 1920 — 1930;х гг. — в первую очередь, для осмысления и концептуализации опыта «бывших» людей, «лишенцев» и отдельных групп, образующих маргинальные социальные страты, а также для изучения истории советской интеллигенции. Результаты исследования применимы для анализа советской массовой культуры и повседневной жизни советских граждан эпохи «военного коммунизма», НЭПа, индустриализации и сталинского террора.
Рассмотренные в диссертации процессы социальных преобразований в городе после 1917 г., связанные с отчуждением собственности у «бывших людей», «уплотнением» и резким изменением1 «сословно-классовой» стратификации оказали большое влияние на повседневную жизнь как советских, так и постсоветских поколений, что делает результаты диссертационной работы актуальными и для изучения современной истории России.
Диссертация базируется на разнообразных неопубликованных и опубликованных источниках.
I. Неопубликованные источники.
Специфика темы потребовала от автора работы преимущественного обращения к источникам личного характера, составляющим основу эмпирической базы исследования: только в них фиксировались многие аспекты частной жизни дворянской семьи;
По объективным причинам (эмиграция, отчуждение дворянских усадеб и репрессии) состояние базы личных источников по теме оставляет желать лучшего: существенная часть дворянских семейных архивов утрачена безвозвратно, значительная часть сохранившихся документов, находящихся в распоряжении частных лиц, труднодоступна для исследования. Тем не менее, была проанализирована вся совокупность личных источников: мемуары, дневниковые записи и семейная переписка «советских дворян».
Основную группу доступных личных источников составляют неопубликованные дворянские мемуары, дневники и частная переписка, находящиеся на хранении в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки. Исследования велись в фондах Голицыных («Вяземы»), Самариных, Шереметевых, Лютеров, Бутеневых-Хрептовичей, Шаховских, Орловых, Давыдовых и др. дворянских фамилий29.
Помимо источников личного происхождения, автором использовались документы советских учреждений и ведомств, необходимые для уточнения данных о профессиональной деятельности и перемещениях по стране членов той или иной дворянской фамилии: справки об образовании и месте работы, трудовые книжки, командировочные удостоверения. На основании этих данных была воссоздана трудовая биография бывшего предводителя рыбинского уездного дворянства И. И. Лютера и его супруги С. И. Лютер (урожденной Хомутовой)30.
II. Опубликованные источники.
Основную группу опубликованных источников составляют дневники и мемуары членов дворянских семей. Дворянские мемуары можно разделить на две подгруппы.
К первой относятся воспоминания, полностью охватывающие исследуемый период 1920 — 1930;хх гг. и наиболее ценные в плане фактологии. В первую очередь нужно выделить воспоминания Т.А. Аксаковой-Сиверс (1892 — 1981)3', достоинства которых как исторического.
29 ОР РГБ. Ф. 64, 75, 133, 215, 235, 244, 265, 336, 697, 817.
30 ОР РГБ. Ф. 817. К. 82. Д. 13 — 14.
31 Аксакова (Сивере) Т. А. Семейная хроника. Париж, 1988; 2-е изд. М., 2005. Кн. 1 — 2. источника неоднократно подчеркивались исследователями32- воспоминания членов княжеской фамилии Голицыных — князя Кирилла Николаевича (1903 — 1990) и князя Сергея Михайловича (1909 — 1989), а также их родственника О. В. Волкова (1900 — 1996), воспоминания барона М. Ф. Косинского (1904 — 1975)33 и др.
Ко второй подгруппе относятся мемуары членов дворянских фамилий, в которых, по причине эмиграции авторов, описывается лишь часть исследуемого периода. Из этой группы наибольший интерес в контексте источника представляют воспоминания И. Д. Голицыной (урожденной Татищевой) (1900 — 1983, эмигрировала из страны в 1932 г. при посредничестве президента^ Германии Гинденбурга)34- князя С.М. о г.
Волконского (1860 — 1937, эмигрировал в 1921), A.B. Давыдова (1881 -195 5)36 и др.37.
Опубликованные дневниковые записи с точки зрения хронологии и фактологии примыкают ко второйподгруппе: наиболее объемным с хронологической точки зрения является дневник О. Г. Шереметевой.
— I л.
— J (урожденной Чубаровой), заканчивающийся 1935 годом — большинство же опубликованных (как, впрочем, и неопубликованных дневников) i 1.
32 См. Наумов О. Н. Новое издание «Семейной хроники» Т. А. Аксаковой (Сивере) // Отечественная история. 2006. № 2. С. 193 — 195.
33 Волков О. В. Погружение во тьму. М., 1989; Голицын К. Н. Записки князя Кирилла Николаевича Голицына. М., 1997; Голицын С. М. Записки уцелевшего. М., 1990Косинский М. Ф. Первая половина века: Воспоминания. Paris, 1995; Брусилов A.A. Мои воспоминания. М., 2011.
34 Голицына И. Д. Воспоминания о России (1900;1932) М., 2005.
35 Волконский С. М. Мои воспоминания: в 2 т. М., 1992.
36 Давыдов A.B. Воспоминания 1881 — 1955. Париж, 1982.
37 Юсупов Ф. Ф. Мемуары. До изгнания. 1887- 1919. В изгнании. М., 2001.
38 Шереметева О. Г. Дневник и воспоминания. М., 2005. останавливаются на событиях 1918 — 1919 гг.39. Большую ценность для работы представляли дневники выдающегося русского ученого В. И. Вернадского, охватывающие период 1920;хсередины 1930;х гг.40.
Следующую группу опубликованных источников составляют декреты и иные законодательные акты советской власти, так или иначе затрагивающие бывших дворян, а также устанавливающие рамки советской социальной политики: в первую очередь, это декреты «О земле», «Об уничтожении сословий и гражданских чинов», «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов гражданского состояния» и «О расторжении брака"41. К этой группе логически примыкают опубликованные статьи и выступления руководителей советского государства — В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, А. И. Коллонтай, проясняющие политику советской власти в отношении «бывших» и трактующие законодательные инициативы большевистского правительства42.
Последнюю группу опубликованных источников составляют статьи «из советской периодики 1920 — 1930—х. гг.: в первую очередь, это «Красная газета», «Комсомольская газета» и «Литературная правда"43. Привлечение.
39 Сухотина-Толстая Т. Л. Дневник. М., 1979; Дневники А. И. Лютера: ОР РГБ. Ф. 817. К. 81.Д. 7.
40 Вернадский В. И. Дневники, март 1921 — август 1925. М., 1999; Он же. Дневники, 1926; 1934. М&bdquo- 2001.
41 Декреты советской власти. Т. I. М., 1957; Сборник декретов по земельному законодательству РСФСР/СССР, 1917 — 1954. М., 1954; Собрание узаконений (СУ) РСФСР. 1917. № 11. Ст. 160- № 10. Ст. 152.
42 Ленин В. И. Государство и революция // Полное собрание сочинений. Т. 36. М., 1968. Он же. О диктатуре пролетариата // Полное собрание сочинений. Т. 39. М., 1970. Он же. Очередные задачи советской власти // Полное собрание сочинений. Т. 33. М., 1965; Коллонтай А. И. Семья и коммунизм // Коммунистка. 1920. № 7. С 17−18- Троцкий Л. Д. От старой семье — к новой // Правда. 1923. 13 июля. л.
Кто же буржуи // Красная газета. 1918. 3 мартаМеньшой А. Сифилис // Красная газета. 1922. 14янв.- Положение обязывает//Красная газета. 1922. 15янв. данной группы источников необходимо для иллюстрации «классовой борьбы» в советском обществе 1920 — 1930;х годов, а также описания образа «бывших людей», существовавшего в советской пропаганде и распространенного в обществе.
Структура работы выстроена в соответствии с принципом историзма, подразумевающим хронологическую последовательность в рассмотрении исторических процессов, внутренней логикой изложения материала и соподчиненностью тематических блоков, отображающих комплексность проблематики, многоуровневыйи междисциплинарный подход к ее изучению. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованных источников № литературы.
Заключение
.
Экономическая и социокультурная модернизация последней трети XIX — начала XX в. затронула все слои и страты русского общества, в том числе дворянство.
Медленный, но перманентный распад традиционной системы взаимоотношений «помещик — крестьянин», приход аристократии в развивающиеся, «буржуазные» отрасли экономики (торгово-промышленный капитал) и постепенный уход из деревни, точнее, из аграрного сектора, растущая профессионализация и урбанизация «первого сословия», представители которого все больше времени проводили в городских домах и квартирах — все эти факторы в совокупности оказывали сильное давление на традиционную дворянскую семейно-сословную культуру, расшатывая ее патриархальные устои.
Аналогичные последствия имел и процесс размывания социальных границ сословия, обусловленный постоянным увеличением численности «благородных» за1 счет пожалования потомственным дворянством военнослужащих и чиновников' определенного ранга. Уменьшался удельный вес старой аристократии, которая была принципиальным генератором и носителем дворянской семейно-сословной культуры.
Тем! не менее, накануне падения самодержавия и революционных потрясений 1917 года дворянская^ семейная модель продолжала функционировать. За дворянами сохранялись их имения, являвшиеся, как правило, местом консолидации целой группы семейств, а если рассматривать вопрос шире — сохранялась материальная база, требующаяся для ведения традиционного образа жизни и передачи культурных установок новым поколениям. Дворянство оставалось достаточно обособленной стратой, что подразумевало единство внутреннего круга и осознание значимости фамильных связей — факторы, не менее важные для сохранности расширенной семьи-клана и родовой культуры. ^.
Приход к власти большевиков, которые стали осуществлять радикальную программу переустройства общественной и частной жизни, а также планомерно уничтожать прежнюю элиту, нанес сильнейший удар по дворянской семье. Гибель, эмиграция и вынужденное переселение многих членов благородных семейств многократно ускорила процесс измельчания и деградации дворянской семейной общности, резко уменьшившейся в объеме. Отчуждение имений и городского жилья лишило дворянскую семью символического центра и материальной базы, «организационно-технических» возможностей для кланового существования.
Кроме того, эти события повлекли за собой существенный сдвиг в семейной психологии: дворяне, вынужденные привыкать к жизни в резко ограниченном круге ближайших родственников, постепенно утрачивали саму идею полнокровного фамильного бытия, что еще более затрудняло трансляцию семейных ценностей от поколения к поколению.
Пристальный взгляд на различные аспекты повседневной жизни дворянской семьи в конце 1910;х и 1920 — 1930;е гг. обнаруживает и другую, противоположную тенденцию. Тяжелейшие условия жизни, давление со стороны государства сближали «бывших людей» — как в рамках отдельно взятой семьи или группы семей, так и социального круга. Из источников известны многочисленные примеры самоорганизации в среде бывших дворян и близких к ним представителей дореволюционных элит — особенно эффективном, когда речь шла о коллективной самозащите от карательных акций государства или решении насущных бытовых проблем, в частности, поиске работы, затрудненном для бывших «плохим» социальным происхождением.
Более удачливые и легко приспособляющиеся помогали менее удачливымв целом же, трудовые биографии бывших дворян, при общей структуре (должности, не соответствующие уровню компетенции, частые переходы с места на место из-за чисток и т. д.) отличаются вариативностью содержания. Специалисты дворянского происхождения присутствовали во всех отраслях и сферах: от культуры и искусства (приоритетной для них сферы в силу образования) до военной службы, от государственного аппарата до частного предпринимательства (в период НЭПа). Несмотря на отдельные случаи люмпенизации, основной массе бывших дворян удалось найти место, нишу и выжить — как в физическом, так и моральном и социальном отношении.
Жизнестойкость и большие адаптивные способности бывших дворян проявились и в контексте «классовой борьбы» и социального отчуждения данной прослойки. Большинство дворянских семей приняло строгий и сложный кодекс поведения, подразумевавший, с одной стороны, следование определенным правилам игры на публичном поле, которые им приходилось уточнять для себя методом проб и ошибок, с другой — верность дореволюционным устоям в частной жизни. Подобный двойной стандарт, противоречивший дворянскому самосознанию и идентичности, как ни парадоксально, содействовал моральному (а не только физическому), выживанию бывших дворян.
Частная жизнь дворянской семьи в рассматриваемый период времени свидетельствует о силе установок родовой культуры и о воле к ее сохранению (что можно также трактовать и как силу культурной инерции). Везде, где существовала или вновь образовывалась — в результате добровольных или вынужденных миграций — компактная прослойка бывших дворян, существовали (воссоздавались) характерные способы коммуникации, времяпрепровождения, повседневные ритуалы, вытекающие из специфики дореволюционного дворянского образования и воспитания.
Семьи, приверженные родовой культуре, пытались следовать традиционной матримониальной политике, своему пониманию «альянса» и «мезальянса», и даже настаивали на соблюдении сопутствующих браку церковных ритуалов, что в условиях 1920;х и, особенно, 1930;х гг. грозило прямой конфронтацией с властями. Дворянскаяшолодежь воспитывалась в духе традиции, пусть и редуцированной до самых базовых, этических параметров и т. д. Вся эта совокупность ритуалов и практик воспроизводилась в дворянских семьях, несмотря на крайне стесненные материальные обстоятельства, несмотря на враждебность инородного в социальном плане окружения, искусственно нагнетаемую в печати и «общественном мнении»:, воспроизводиласьвопреки определенному кризису идентичности у. новых дворянских поколений.:
Кризис самосознанияхарактерный для дворянской молодежи из семей с менее устойчивойродовой культуройбыл вызван как сбоями в трансляции установок, так и негативным внешним ' фоном: либертарианскаяи безответственная (с точки зрения консервативной морали) политика советской власти в области семьи и брака проводилась в жизнь всеми доступными средствами: Молодежь, более уязвимая1 к внешним воздействиям, чем люди дореволюционной «формации», испытывала когнитивныйдиссонанс из-за столкновенияродовых и общественно-государственных установок. Тем не менее, говорить о скоротечном и полном выпадении новых поколений из системы сословно-семейной культуры неправомерно — как свидетельствуют воспоминания дворян, чье нравственно-психологическое формирование пришлось на 1920 — 1930;ее гг., в их мироощущении традиционные установки занимали важное место.
Охранительные" явления в дворянской семье-клане, имевшие место в описываемый период, откладывали ее окончательный распад, однако процесс атомизации аристократической фамилии был необратим'. В ситуации, когда прекратилось действие главных факторов — многочисленности, интенсивного внутриродового взаимодействия и наличия мест консолидации фамилии, локальные процессы самоорганизации и фрагментарного культурного воспроизводства лишь подчеркивали глобальную тенденцию.
Окончательному распаду семьи-клана и ассимиляции бывших дворян в общей массе советских граждан способствовал социально-политический и правовой климат, установившийся в СССР в 1930;е годы. Во-первых, начался процесс формального уравнивания «бывших людей» и остальной части населения, юридически закрепленный в Конституции 1936 г.: хотя практика сильно отставала от нормы, и факты целенаправленной дискриминации «бывших» имели место и после принятия основного закона, количество таких случаев сокращалось.
Во-вторых, набрал оборот маховик репрессий, потенциальной жертвой которого был любой советский гражданин или группа граждан, вне зависимости от социального происхождения. Повсеместные репрессии куда более эффективно, чем законодательные акты, уравняли в правах бывшего князя, крестьянина, и, скажем, советского инженера, оказавшихся одинаково беззащитными в условиях массового террора. Очевидно, что первый и второй фактор взаимосвязаны: в сталинском дискурсе врагом, «вредителем» мог оказаться кто угодно, от простого рабочего до наркома внутренних дел, поэтому надобность в специальной маргинальной группе, отпала.
Колоссальные по масштабу и зачастую беспорядочные репрессии 1930;х гг. еще сильнее, чем события 1917 — 1920 гг., разъединяли дворянские семьи, меняли их среду обитания. Рушились последние, еще имевшиеся социальные и идеологические перегородки между «бывшими» и «нынешними" — в местах лишения свободы, городах скопления ссыльных и граждан с правом проживания «минус» формировалась новая, куда более. однородная среда. Из-за репрессий и возведенной в ранг официальной политики шпиономании и тотальной подозрительности окончательно распадались связи между отдельными семейными анклавами дворян в разных регионах Россиинавсегда (или на долгие годы) обрывались и без того слабые связи с родственниками, живущими за рубежом.
Типологически схожие процессы в 1930;е годы происходили и в других социальных стратах советского общества. Экстраординарный отток населения из деревни в город (как следствие сталинской индустриализации и политики «большого перелома»), вынужденные перемещения в рамках страны, физические потери и обусловленная различными чрезвычайными обстоятельствами социальная мобильность еще сильнее воздействовали на ординарные семьи, не защищенные, в отличие от дворянских семей, столь развитой родовой культурой. В советском социокультурном пространстве возобладала общая, компактная и унитарная семейная модель.
Жизненный материал дворянских семей помогает уяснить суть данного процесса, являющегося, без преувеличения, одним из доминантных в социальной истории советской России. Это лишний раз подчеркивает нераздельность истории русского дворянства после 1917 г. и истории советского государства и общества в целом, а также важность изучения дворянской семейной модели и ее бытования в послереволюционной России для отечественной науки.
