Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Корейская национальная традиция историописания и историческая травма корейского народа

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Территориальные рамки диссертационного сочинения, охватывающие область формирования историографической традиции Кореи, ограничиваются зоной исторической локализации — Корейским полуостровом. Однако в связи с малоизученностыо проблемы развития исторической науки на Севере Корейского полуострова, а также труднодоступностыо достоверных источников по современному положению в КНДР, вторая глава… Читать ещё >

Корейская национальная традиция историописания и историческая травма корейского народа (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • 1. Историографическая традиция Корейского полуострова
    • 1. 1. Становление конфуцианской традиции историописания. СпецификаКореи
    • 1. 2. Историография в период правления династии Ли. Укрепление позиций конфуцианской традиции историописания
    • 1. 3. Историописание в Корее после «открытия страны» (конец Х1Хв.) и в период японской оккупации (1910−1945 гг.)
  • 2. Современная южнокорейская историография и рефлексия об исторической травме корейцев во второоой половине XIX — начале ХХ1вв
    • 2. 1. Векторы развития современной корейской историографии (1945−2010 гг.)
    • 2. 2. Историческая травма национальной идентичности корейцев в XX в.: истоки, проявления, последствия

Актуальность темы

Будучи одной из древнейших в мире, корейская историографическая традиция до сих пор остается малоизученной. Большинство ученых, при обращении к вопросу об историописании на Дальнем Востоке, акцентирует внимание на том, как к созданию исторических сочинений относились в Китае. Действительно, китайская (конфуцианская) традиция историописания распространилась далеко за пределы Поднебесной и пустила глубокие корни в странах Северо-Восточной Азии. Однако также как и само учение Конфуция, конфуцианская историографическая традиция в третьих странах приобретала формы, несколько отличавшиеся от тех, что существовали в Поднебесной империи. Это утверждение относится и к Корейскому полуострову. Поэтому изучение подхода корейцев к проблеме историописания является необходимым условием для понимания общего процесса развития историографии в регионе. Ограничение исследования указанной темы лишь генезисом китайской историографии будет сродни рассмотрению западной историографической традиции как единого целого, что в корне неверно. Также как в западной историографии существует деление на немецкую, французскую, английскую национальные традиции, в восточной необходимо выделить наряду с китайской японскую и корейскую, которые зачастую остаются в тени.

Необходимость изучения корейской историографии не ограничивается лишь научными рамками, она сформирована и ясным социальным посылом. Историография является неотъемлемой (и наиболее рафинированной) частью процесса формирования и бытования национального самосознания, которое приобретает в Корее сложные, подчас трагичные и противоречивые формы.

Многие специалисты по истории Кореи указывают на тот факт, что до конца XIX — начала XX вв. историческое, а, следовательно, и национальное сознание жителей Корейского полуострова было недостаточно развито. Во многом этому способствовало вассальное положение Кореи по отношению к.

Китаю вплоть до 1895 г., а также сложившаяся в конфуцианской ойкумене традиция историописания, доступная лишь элитарному сословию.

Краткий период независимости Кореи сменился рядом новых серьезных потрясений: корейский народ пережил эпоху японского колониализма, раскол страны, гражданскую войну, имевших свое продолжение и в начале века нынешнего в виде второго северокорейского ядерного кризиса 2002 г. и нерешенности вопроса об объединении государства.

Столь тяжелые потрясения стали причиной исторической травмы национального самосознания корейцев. Несмотря на то, что в настоящее время создается видимость преодоления негативных последствий вышеперечисленных событий, потеря национальной независимости и государственный раскол являются слишком тяжелыми ударами для нации, чтобы «излечиться» от них за такой короткий срок.

Одним из подходов к преодолению последствий травмы национальной идентичности является постепенное создание новой. В последнее время в Республике Корея все чаще стали говорить о создании новой национальной идентичностиюжнокорейской. В ее пользу свидетельствует тот факт, что жители Республики Корея все чаще воспринимают КНДР как отдельное, независимое государство. Однако можно говорить лишь о начале формирования новой южнокорейской идентичности, так как подавляющее большинство южан согласно с тем, что население Корейского полуострова по обе стороны от 38-й параллели является представителями одной национальности.

Таким образом, актуальность проблемы изучения историографической традиции Корейского полуострова и исторической травмы корейского народа тесно связана с вопросом о том, в каком направлении будет эволюционировать национальное самосознание жителей Республики Корея и КНДР в веке нынешнем.

Научная новизна предпринятого диссертационного исследования определяется малой и фрагментарной изученностью проблемы становления историографической традиции Корейского полуострова, а также рассмотрением сложившейся в XX в. Корейской проблемы и национальной идентичности современных корейцев сквозь призму теории исторической травмы, которая ранее не применялась в корееведении. Многие источники, используемые в работе, впервые введены в исследование на русском языке.

Объект исследования формирует эволюция традиции историописания и исторического сознания в целом на Корейском полуострове.

Предмет исследования составляют становление корейской национальной историографии и рефлексия об исторической травме корейского народа во второй половине XX — начале XXI вв.

Степень изученности проблемы. Всю литературу по интересующей нас теме можно условно разделить на три блока: российская, корейская и западная историография.

Отечественные корееведы стали обращаться к проблеме развития летописания на Корейском полуострове еще в 1960;70-е гг., когда, по мнению Л. Р. Концевича, одного из ведущих российских специалистов-корееведов, произошла закладка фундамента данного научного направления в нашей стране.

Самгук саги"1 Ким Бусика в переводе М. Н. Пака стала, по сути, первым крупным средневековым памятником корейской письменности, переведенным на русский язык и изданным в нашей стране. В предисловии к работе вместе с общей характеристикой «Самгук саги» М. Н. Пак представил краткий экскурс в проблему развития корейской историографии. Акцент сделан на первых летописях Корейского полуострова, в частности, в статье охарактеризованы исторические сочинения Трех государств — Когурё, Пэкче и Силла, так как именно на них опирались авторы при написании «Самгук саги». На данный момент эта летопись остается единственным крупным историческим сочинением корейского народа, изданным на русском языке.

1 Ким Бусик. Самгук саги: в 2 т. М., 2001. Т. 1.

Обзорно проблема становления и развития историографии на Корейском полуострове представлена в трудах, посвященных истории Кореи или же отдельным историческим эпохам на Корейском полуострове. Из работ современных российских авторов можно назвать труды С. О. Курбанова 2 и И. А. Толстокулакова 3. Известные отечественные корееведы обратились к этой проблеме в рамках рассмотрения вопроса об эволюции корейской культуры. Не вдаваясь в конкретику, они ограничились общей характеристикой векторов развития историографии во времена правления различных корейских династий.

Среди работ, посвященных непосредственно историческим сочинениям Корейского полуострова, особое место занимает исследование Т.М. Симбирцевой4. Автор сделала краткий анализ развития историописания в Древней Корее и подробно разобрала процесс создания «Чосон ванджо силлок» — главной исторической хроники периода правления династии Ли, перечислив все документы, использовавшиеся историками при ее компиляции. Однако данная работа не ограничивается лишь историей создания средневековых летописей Кореи. Т. М. Симбирцева проследила их судьбу вплоть до нынешнего момента и обозначила роль, которую они играют в жизни современного корейского общества.

Анализ отдельных исторических сочинений Кореи был сделан с с п.

С.О. Курбановым, Л. Р. Троцевичем и В. М. Тихоновым. Последний посвятил свою работу проблеме исследования «южного» и «северного».

2 Курбанов С. О. История Кореи: с древности до начала XXI в. СПб., 2009.

3 Толстокулаков И. А. Культура государства Чосон [Электронный ресурс] // Корё сарам: записки о корейцах. Электрон, текст, дан. [Б.м.], 2010. URL: http://kore-saram.ru/kultura-gosudarstva-coson (дата обращения: 11.04.2012).

4 Симбирцева Т. М. Средневековые летописи Кореи: новое прочтение в эпоху глобализации [Электронный ресурс] // Корё сарам: записки о корейцах. Электрон, текст, дан. [Б.м.], 2009. URL: http://kore-saram.ru/Articlcs/ArticleInfo.aspx?Id=c78d (96f-5064−415d-9bf7−23d4e0b582d3 (дата обращения: 11.03.2012).

5 Курбанов С. О. Биография конфуцианцев в неофициальной истории династии Корё «Мокчэ касук хвичхан ёса"// Российское корееведение: альманах. М., 2003. Вып. 3.

6 Троцевич А. Ф. Рукописные собрания «неофициальных историй» (яса) в библиотеке Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета // Российское корееведение: альманах. М., 2001. Вып. 2.

7 Тихонов В. М. Фрагменты из «Карак-кукки» (к вопросу о «северном» и «южном» компонентах в этногенезе корейцев)//Российское корееведение: альманах. М., 2003. Вып. 3. компонентов в этногенезе корейцев, взяв за основу «Карук-кукки» — летопись Кая. Не преследуя цели сделать подробный разбор данного источника, он представил его беглый анализ и рассказал об истории создания.

С.О. Курбанов и JI.P. Троцевич занимались изучением «неофициальных историй» Корейского полуострова — «яса». Будучи независимыми, а, следовательно, свободными от государственной идеологии, «яса» представляют большой интерес как источники «альтернативной» истории.

Значительно большее внимание вопросам своей национальной традиции историописания уделили корейские исследователи. В 1980 г. Чхве Инхо 8 представил работу, посвященную истории развития корейской историографии. Автор начал свое исследование с изучения китайских летописей, в которых впервые упоминалось о населении Корейского полуострова, и далее проанализировал эволюцию корейской историографии на разных этапах исторического развития корейского государства и общества. В заключении Чхве Инхо отметил, что данная отрасль знаний практически не развита и, за исключением нескольких работ, до 1980;х гг. в Корее не существовало исследований, освещавших историю корейской историографии.

Общие работы, посвященные проблеме развития корейской историографии в XX в., появились в Республике Корея в последние десятилетия. Квон Ёнун9 на пороге нового столетия решил подвести итоги тем изменениям, которые произошли в историографической науке Кореи за последние 100 лет. Начав свое исследование с «низвержения» на Корейском полуострове конфуцианской традиции историописания, автор представил историю проникновения и развития новых подходов к изучению прошлого, привнесенных в Корею с Запада через Японию и частично Китайнационального, ранкеанского (позитивистского) и марксистского. Последующие два раздела работы посвящены историографии Северной и.

8 Choi Yng-ho. An Outline History of Korean Historiography// Korean Studies. 1980. Vol. 4.

9 Kwon Yonung. Korean Historiography in the 20th Century: a Configuration of Paradigms // Korean Journal. 2000. Spring.

Южной Кореи соответственно. Квон Ёнун является одним из немногих, кто проанализировал проблему развития историографии на севере Корейского полуострова после капитуляции Японии. Автор отметил, что своей консолидации северокорейская историография достигла в 1960;х гг. и к 1980;м гг. смогла завершить написание национальной истории с позиций идей «чучхе». Исследуя южнокорейскую историографию, автор сделал особый акцент на популяризации исторической тематики в стране, начиная с 1980;х гг. В заключительном разделе статьи Квон Ёнун представил перспективы дальнейшего развития корейской традиции историописания.

Проблема становления корейской историографии второй половины XX в. также представлена в работе Мина Хёнку «Основные направления изучения современной корейской историографии 1945;2000"10.

Большое внимание проблеме развития национальной традиции историописания уделено в работе Хана Ёну11, южнокорейского историка. Автор посвятил проблеме становления историографии на Корейском полуострове несколько разделов своего труда по истории Кореи.

Наряду с общей рефлексией о развитии на Корейском полуострове национальной традиции историописания южнокорейские ученые исследовали отдельные письменные источники, такие как летопись «Чосон ванджо силлок» 12 и книги ритуалов «ыйгве» 13. Традиции написания последних был посвящен один из выпусков журнала «Korea Journal», в рамках которого было издано пять статей, рассказывающих о роли «ыйгве» в описании придворных ритуалов времени правления династии Ли14.

10 Min Hyonku. Trends in the Study of Modern Korean History, 1945;2000 // International Journal of Korean History. 2003.

11 Han Young Woo. A Review of Korean History: in 3 vol.: transi, from kor. [S.I.], 2010. Vol. 1: Ancient / Goryeo EraVol. 2: Joseon Era.

12 Exploring Korean Histoiy Through World Heritage. [SI], 2010.

13 Yi Song-Mi. Euigwe and the documentation of Joseon Court Ritual Life // Archives of Asian Art. 2008. Vol. 58.

14 Kim Ji-young. Politics of Royal Rituals and Banchado Illustrations of Uigwe in the Late Joseon // Korea Journal. 2008. SummerKim Jong Su. Royal Banquets and Uigwe During Late Joseon Period // Korea Journal. 2008. SummerKim Moonsik. Royal Visits and Protocols in the Joseon Dynasty: Focusing on Wonhacng Eulmyo Jeongni Uigwe Compiled During King Jeongjo’s Reign // Korea Journal. 2008. SummerPark Chan Seung. Unearthing Joseon Court Life from Uigwe, Joseon’s Documentary Heritage // Korea Journal. 2008. SummerShin Byung Ju. Court Life and the Compilation of Uigwe During the late Joseon // Korea Journal. 2008. Summer.

На рубеже XX—XXI вв. южнокорейские специалисты обратились к проблеме переосмысления отдельных травматичных событий из истории страны. Наиболее популярной стала тема воспоминаний о Корейской войне 1950;1953 гг. Ким Сыози Чиён 15 и Чон Сынхи 16 применили как исследовательских ресурс южнокорейскую художественную прозу. Ученые проанализировали работы авторов — непосредственных участников трагических событий середины прошлого столетия и пришли к выводу, что именно посредствам новелл им удалось выразить всю тяжесть пережитого и таким образом освободиться от груза прошлых воспоминаний. Тема.

17 18.

Корейской войны также присутствует в работах Хана Мёнхи и Ли Хёнджу, которые попытались показать, каким образом изменилось ее восприятие в XXI в.

С проблемой памяти тесно связаны вопросы о становлении национализма и последующей травме национальной идентичности на Корейском полуострове, которые активно обсуждаются корейскими и западными специалистами. Ущемление национального достоинства, вызванное японской оккупацией, спровоцировало у корейцев повышенный интерес к собственному прошлому, а раскол страны заставил по-новому взглянуть на настоящее и будущее. Однако, изучение раскола Кореи как национальной травмы, несмотря на разработанность теории травмы и ее актуальность в современной науке, остается в современном мировом корееведении мало востребованной.

В южнокорейской историографии присутствует мотив изучения «мест памяти», среди которых выделяют память о войне 1950;1953 гг., дворец Кёнбоккун — символ власти династии Ли и, впоследствии, колониальная.

15 Kim Susie Jie Young. Remembering Trauma: History and Counter-Memories in Korean Fiction // Manoa. 1999. Vol. 11, no. 2.

16 Jeon Seung-Hee. War Trauma, Memories, and Truths: Representation of the Korean War in Park Wan-so's Writings and in «Still Present Pasts» // Critical Asian Studies. 2010. Vol. 42, no. 4.

17 Hahn Myung-hee. Wartime Trauma Etched Deeply in the Korean Heart // Koreana. 2010. Summer.

18 Lee Hyeon Ju. Remembering and Forgetting the Korean War in the Republic of Korea // Suomen Antropologi: Journal of the Finish Anthropological Society. 2010. No. 2. 9 резиденция японского генерал-губернатора19, вехи развития национального кинематографа, ставшего средством антикоммунистического воспитания масс20 и демилитаризованную зону — символ раскола страны21.

В западном корееведении проблема эволюции историографической традиции Корейского полуострова, как и в России, не является востребованной. Причиной того можно считать общий низкий уровень.

• 22 развития корееведения в мире. По данным организации «Korea Foundation» корееведческие отделения существуют в 735 университетах в 62 странах мира, но этот совокупный интеллектуальный вектор не ставит перед собой целью формирование целостного образа корейской историографии. За гранью исследований, как правило, остается древняя и средневековая история Кореи, численно и тематически доминируют более «актуальные» вопросы, такие, как современное экономическое развитие страны, межкорейские отношения и ядерный кризис.

Наглядным примером подобного состояния может послужить история развития корееведения в США. Американцы стали активно изучать своего западного соседа лишь с началом второй мировой войны, так как стране нужны были разведчики, способные работать на Корейском полуострове. Однако уже в 1950;1960;е гг. корееведение перестало вызывать интерес у исследователей, а акцент был перенесен на изучение Японии и Китая. Спорадические же всплески интереса к Корее были связанны с событиями, имеющими международное значение — Сеульская Олимпиада 1988 г., продовольственный кризис в КНДР и т. д.

М.Д. Шин называет и другие причины низкого уровня развития корееведения в Северной Америке — это ограниченное количество.

19 Choi Jongdeok. The Palace, the City and the Past: Controversies Surrounding the Rebuilding of the Gyongbok Palace in Seoul, 1990;2010 // Planning Perspectives. 2010. Vol. 25, no. 2.

20 Shim Ae-Gyung. Anticommunist War Films of the 1960s and the Korean Cinema’s Early GenreBending Traditions // Acta Koreana. 2011. Vol. 14.

21 Kim Suk-Young. Staging the «Cartography of Paradox»: the DMZ Special Exhibition at the Korean War Memorial, Seoul // Theatre Journal. 2011. No. 63.

22 Korea Foundation [Electronic resource]: official web-site. Electronic data. URL: http://www.kf.or.kr/ eng/main/index.asp (access date: 10.11.2011). специализированных журналов, которые к тому же испытывают значительные трудности с изданием, а также малочисленность специализированных конференций. Те же самые проблемы существуют и в европейском корееведении.

Наиболее общей работой по вопросу о развитии историописания в Корее является труд Д. Бэйкера23, в котором схематично представлены основные вехи становления историографии на Корейском полуострове вплоть до настоящего времени. В исследованиях Р.Е. Брёкера24, О. Миллера25.

9 (у и К. М. Уэллса проблемы корейской исторической науки освещены более подробно. Работа первого автора посвящена развитию историографии в государстве Корё, сделаны акценты на важнейших этапах эволюции историописания в средневековой Корее, отмечены ее отличительные черты. Труд Р. Е. Брёкера представляет собой замечательный источник для изучения средневековой корейской традиции историописания.

О. Миллер в своих сочинениях анализирует процесс развития в оккупированной, а также послевоенной Корее исторического материализма и в его русле — «теории стагнации». Он отмечает, что вслед за японскими учеными, пытавшимися доказать отсталость корейской нации, многие корейцы сами стали приверженцами этой теории. Однако цели они преследовали совершенно другие: обратившись к историческому материализму, они пытались доказать, что оккупация является лишь одним из этапов развития страны и что в скором будущем корейцы вновь обретут свою государственность.

23 Baker D. Histories and Counter-Histories: Writing the History of the Korean People, in the Past, the Present, and the Future [Electronic resource] // Don Baker’s Site. Korean history and religion. Electronic data. [S.I.], 2011. URL: http://ubcdbaker.shawwebspace.ca/asset/view/ 5653/historiescounterhistories.pdf (access date: 28.12.2011).

24 Breuker R. E. Writing History in Koryo // Korean Histories. 2010. Vol. 2, no. 1.

25 Miller O. Marxism and East Asian History from Eurocentrism and Nationalism to Marxist Universalism // Marxism 21. 2010. Vol. 7, no. 2- Miller O. The Idea of Stagnation in Korean Historiography: from Fukuda Tokuzo to the New Right // Korean Histories. 2010. Vol. 2, no. 1.

26 Wells К. M. The Nation, the World, and the Dissolution of the Shin’ganhoe: Nationalist Historiography in South Korea//Korean Studies. 2001. Vol. 25, no. 2.

Развитие на Корейском полуострове национального подхода к истории охарактеризовано в работе К. М. Уэллса. Автор пришел к выводу, что глобализация как общемировая тенденция, привела в Корее к развитию феномена «глокализации». Другими словами, открытие Кореи внешнему миру и встраивание государства в мировую систему стало одной из причин обращения нации к собственным корням.

Проблема трансформации национальной идентичности корейского народа также попадает в фокус внимания некоторых западных исследователей. В 1986 г. вышла работа американского исследователя.

М. Робинсона, в которой автор рассмотрел проблему эволюции национального самосознания корейцев на рубеже XIX—XX вв. Большой вклад в развитие национального самосознания жителей Кореи в данный период внесли члены «Общества независимости», которые на протяжении недолгого времени (1896−1898 гг.) пытались «научить» корейцев быть единой.

28 независимой нацией, гордящейся своим прошлым .

Р. Блейкер и Д. Хундт с точки зрения рефлексии о «колониальном синдроме» корейской исторической памяти проанализировали стихи южнокорейского поэта Ко Уна.

Таким образом, существует обширный круг работ российских, корейских и западных ученых, посвященных отдельным аспектам истории исторической мысли и исторического сознания корейского народа. Однако систематических исследований в рамках заявленной темы диссертационного исследования не проводилось.

Целью данной работы является исследование процесса развития исторической мысли на Корейском полуострове, а также истоков, проявлений и способов преодоления исторической травмы национального самосознания корейцев, полученной в XX в.

27 Robinson M. Е. Nationalism and the Korean Tradition, 1896−1920: Iconoclasm, Reform and National Idcntity // Korcan Studics. 1986. Vol. 10.

28 Vipan Chandra. Sentiment and Ideology in the Nationalism of the Independcnce Club (1896−1898) // Korean Studies. 1986. Vol. 10.

29 Bleiker R., Hundt D. Ko Un and the Poetics of Postcolonial Idcntity // Global Society. 2010. Vol. 24, no. 3.

В диссертации поставлены следующие исследовательские задачи:

1) изучить конфуцианскую традицию историописания, доминировавшую в странах Дальнего Востока, и выявить ее отличительные черты в Корее с точки зрения классической китайской и западной традиций;

2) определить основные этапы развития историографии на Корейском полуострове в контексте конкретно-исторических условий;

3) оценить степень изученности корейской традиции историописания в современной историографии;

4) обосновать роль историографии в развитии национальной исторической мысли и национальной идентичности жителей Корейского полуострова;

5) выявить последовательную череду событий, которые могут быть расценены как травмирующие, то есть ставшие причиной травмы национального самосознания корейцев;

6) исследовать проблему национальной исторической травмы как фактора, определяющего современные межкорейские отношения.

Хронологические рамки диссертационного исследования довольно широки, что обусловлено самой темой работы. Они охватывают период с VI в. — времени создания первых исторических сочинений в Когурё, Пэкче и Силла, с которых ведет свое начало корейская историография, — до начала XXI в. Это позволяет воссоздать процесс эволюции корейской традиции историописания и национального самосознания корейцев вплоть до нынешнего столетия.

Территориальные рамки диссертационного сочинения, охватывающие область формирования историографической традиции Кореи, ограничиваются зоной исторической локализации — Корейским полуостровом. Однако в связи с малоизученностыо проблемы развития исторической науки на Севере Корейского полуострова, а также труднодоступностыо достоверных источников по современному положению в КНДР, вторая глава диссертационного исследования, посвященная современным аспектам историографии и исторического сознания, ограничена территорией Республики Корея. В связи с широтой объекта исследования, в некоторых параграфах территориальные рамки исследования расширены до территории Северо-Восточной Азии, а также стран Западной Европы.

Теоретико-методологической основой исследования выступили принципы историзма и объективности, которые являются базовыми для работы историка. Принцип историзма дал возможность исследовать проблему становления историографической традиции Корейского полуострова как в хронологической последовательности, так и в ее концептуальном единстве. Объективность в работе достигалась путем охвата широкого комплекса историографических источников, авторами которых являются корейские, западные и отечественные специалисты.

Среди специальных методов были использованы историко-генетический и сравнительно-исторический. Первый метод позволяет изучить закономерности развития корейской историографии с древнейших времен до настоящего времени, в то время как второй — выявить ее отличительные черты в сравнении с классической китайской и западной историографическими традициями.

Сочетание различных методов позволяет провести комплексное исследование традиции корейского историописания, которая включает в себя ряд проблемных вопросов, носящих как самостоятельный, так и взаимосвязанный и взаимозависимый характер.

Также в проведенном исследовании при анализе последствий японской оккупации и Корейской войны активно использовались теория исторической травмы (К. Карут, С. Шама, Дж. Эдкинс) и теория национальной идентичности, которые легли в основу анализа современной корейской исторической литературы. Основным принципом этой методологии исследования является прояснение «забытых» или ставших «фигурами умолчания» травматических событий прошлого, прорывающихся на поверхность общественного сознания чаще в виде художественных образов.

Определенным методологическим ресурсом диссертации стала также концепция «мест памяти» («lieux de memoire»). Занимаясь проблемами культурной памяти французский историк Пьер Нора и коллектив его соавторов выявили, что историческая память приобретает овеществленную форму не только в виде географических объектов. Столь же почти вещественным, символическим наполнением для исторической памяти могут обладать исторические персоналии, предметы, события, шедевры культуры, если они в какой-то мере определяют национальную идентичность ныне живущих поколений30.

Концепция национальной идентичности, являющаяся одним из ключевых направлений развития как теорий социального конструктивизма, так и современных процессов этнополитического самоопределения, начиная с 1970;х гг., позволяет выявить набор ценностей, символов, мифов, традиций и воспоминаний, определяющих базовые характеристики общественного сознания современного южнокорейского социума31.

Источпиковую базу исследования составляют научные труды специалистов Республики Корея, опубликованные как в южнокорейских, так и западных периодических изданиях. По полноте представленного материала данные работы не являются равнозначными, но представляют несомненную научную ценность, так как в своей совокупности дают представление о развитии рассматриваемой в диссертации проблемы. Еще одной отличительной чертой данных источников является их неоднородность, что связано с особенностями предмета исследования.

В соответствии с целями и задачами диссертационного исследования источники можно разделить на несколько тематических групп.

В первой группе собраны работы, посвященные становлению историографической традиции Кореи. В своей сумме данные исследования.

30 Франция — память / П. Нора [и др.]. СПб., 1999.

31 Трубникова II. В. Научный и политический дискурсы идентичности: способ самоопределения или изобретение традиций? // Политики культурной идентичности: международный журнал исследований культуры. 2010. Вып. 1. позволяют проследить процесс зарождения и развития корейской историографии с древнейших времен до начала XXI в.32.

Вторая группа источников посвящена анализу отдельных исторических хроник, созданных на Корейском полуострове. Авторы этих работ изучили содержательную сторону летописей, а также сам процесс их создания и значение, которое хроники имели для развития исторической мысли33.

К третьей группе источников относятся исследования проблем национальной идентичности жителей Корейского полуострова с XIX по начало XXI вв.34.

Четвертую группу источников составляют издания, позволяющие выявить основные травматические события в новой и новейшей истории Кореи: аналитика «мест памяти», южнокорейская поэзия и проза35.

32 Choi Yng-ho. An Outline History of Korean Historiography // Korean Studies. 1980. Vol. 4- Kwon Yonung. Korean Historiography in the 20th Century: a Configuration of Paradigms // Korean Journal. 2000. SpringMin Hyonku. Trends in the Study of Modern Korean History, 1945;2000 // International Journal of Korean History. 2003. Vol. 5- Yi Tae-Jin. The Dynamics of Confucianism and Modernization in Korean History. New York, 2007; Чон Чэхун. 19 сеги Чосон-ый чхульпхан мунхва (Издательская культура Чосона в 19 в.) // Хангук мунхва (Культура Кореи). 2011. Вып. 54.

33 Exploring Korean History Through World Heritage. [S.I.], 2010; Ilyon. Samguk Yusa: Legends and History of the three Kingdoms of Ancient Korea: transl. from kor. [S.I.], 2006; Kim Pusik. The Koguryo Annals of the Samguk Sagi: transl. from kor. [S.I.], 2011; Shin Byung Ju. Court Life and the Compilation of Uigwe During the late Joseon // Korea Journal. 2008. SummerYi Song-Mi. Euigwe and the documentation of Joseon Court Ritual Life // Archives of Asian Art. 2008. Vol. 58.

34 Boo Eung Koh. The Transformation of Korean National Identity // Bikyomunhak. 2008. Vol. 44- Chung Byung-Ho. Between Defector and Migrant: Identities and Strategies of North Koreans in South Korea // Korean Studies. 2008. Vol. 32- Lee Kwang-rin. The Rise of Nationalism in Korea // Korean Studies. 1986. Vol. 10- Park Chan Seung. Japanese Rule and Colonial Dual Society in Korea // Korea Journal. 2010. WinterPark Sang Mi. The Paradox of Postcolonial Korean Nationalism: State-Sponsored Policy in South Korea, 1965 — Present // The Journal of Korean Studies. 2010. Vol. 15, no. 1- Shin Gi-Wook, Burke Kristin C. North Korea and Identity Politics in South Korea // The Brown Journal of World Affairs. 2008. Vol. 15, no. 1- Shin Gi-wook. Ethnic Nationalizm in Korea: Genealogy, Politics, and Legacy. Stanford, 2006; The Development of Modern South Korea. State Formation, Capitalist Development and National Identity / ed. Kyong Ju Kim. Oxon, 2006; Young Chul Cho. Security, Nationalism and Popular Culture: Screening South Korea’s Uneasy Identity in the Early 2000s // East Asia. 2009. No. 26.

35 Choi Jongdeok. The Palace, the City and the Past: Controversies Surrounding the Rebuilding of the Gyongbok Palace in Seoul, 1990;2010 // Planning Perspectives. 2010. Vol. 25, no. 2- Jeon Seung-Hee. War Trauma, Memories, and Truths: Representation of the Korean War in Park Wan-so's Writings and in «Still Present Pasts» // Critical Asian Studies. 2010. Vol. 42, no. 4- Hahn Myung-hee. Wartime Trauma Etched Deeply in the Korean Heart // Koreana. 2010. SummerKim Suk-Young. Staging the «Cartography of Paradox»: the DMZ Special Exhibition at the Korean War Memorial, Seoul // Theatre Journal. 2011. No. 63- Kim Susie Jie Young. Remembering Trauma: History and Counter-Memories in Korean Fiction // Manoa. 1999. Vol. 11, no. 2- Lee Hyeon Ju. Remembering and Forgetting the Korean War in the Republic of Korea // Suomcn Antropologi: Journal of the Finish Anthropological Society. 2010. No. 2- Shim Ae-Gyung. Anticommunist War Films of the 1960s and the Korean Cinema’s Early Genre-Bending Traditions // Acta Koreana. 2011. Vol. 14.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в возможности использования его материалов при подготовке учебных пособий, аналитических сообщений по истории исторической мысли, а также истории и культуры Кореи.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования получили отражение в восьми научных публикациях, две из которых вышли в журналах, рекомендованных ВАК, а также в выступлениях автора на трех международных, одной всероссийской и двух региональных научных конференциях. Кроме того, результаты диссертационной работы были использованы при разработке лекционного курса по истории Кореи.

Диссертационное исследование имеет следующую структуру: введение, две главы и заключение.

В первой главе представлен генезис исторической мысли на Корейском полуострове с древних времен до конца нового времени, обозначены его основные этапы. Первый параграф главы посвящен вопросам о становлении в Северо-Восточной Азии традиции классического конфуцианского историописания, ее отличительных чертах в сравнении с античной традицией, а также о влиянии Китая на формирование историографической традиции Корейского полуострова. Конфуцианская традиция историописания на многие века вперед предопределила развитие исторической мысли во всей Северо-Восточной Азии и, в частности, в Корее. Однако до прихода к власти на полуострове правящей династии Ли, при которой конфуцианство стало государственной идеологией, историки Кореи позволяли себе некоторую степень свободы, отходя от установленных в конфуцианстве строгих норм историописания. В частности, содержание первых «силлок» («реальные записи») Корё и Чосона было шире, чем приписывалось канонами конфуцианской историографиина Корейском полуострове существовала традиция «сечхо» («стирать бумагу») и т. д.

Во втором параграфе показаны изменения, которые претерпела историческая мысль Кореи с приходом к власти новой правящей династии.

Ли, сделавшей конфуцианство государственной идеологией. На рубеже Х1У-ХУ вв. в результате дискредитации буддизма, являвшегося государственной религией, конфуцианству удалось укрепить свои позиции при дворе. Отныне все сферы жизни корейского общества приводились в соответствие с учением Конфуция. Именно таким образом свершился переход ко второму этапу развития корейской историографии. В этот период развитие получают такие жанры исторических сочинений, как «силлок», «ыйгве», «яса» и другие.

Третий параграф раскрывает сущность трансформации традиции историописания Корейского полуострова в процессе «открытия» страны западным державам и захвата власти в Корее японцами. Переняв западный подход к изучению прошлого (в частности, в Японии уже утвердился позитивистский подход), колониальные власти стали применять его в Корее. Конфуцианская традиция историописания и конфуцианство, как таковое, к этому моменту были дискредитированы в глазах корейского общества, так как стали хоть и косвенной, но причиной потери национальной независимости.

Подход японских ученых к изучению истории Кореи был обусловлен политическими потребностями Японской империи доказать правомерность оккупации Корейского полуострова, что привело к сильным перекосам в ее изложении. Как следствие, мысль о культурной и экономической отсталости Кореи укоренилась глубоко в сознании корейцев, став основой глубокой и до сих пор непреодоленной исторической травмы.

Наряду с колониальным японским в Корее получили определенное распространение марксистский, национальный и позитивистский (сциентистский) подходы к изучению истории. За содержание, противоречащее японскому видению корейского прошлого, работы, написанные с точки зрения представленных концепций, находились под запретом, а авторы подвергались гонениям.

Можно констатировать, что историографическая традиция Корейского полуострова, развивавшаяся в соответствии с канонами конфуцианской традиции историописания, в виду своей специфики не оказала значимого влияния на формирование национальной идентичности жителей Корейского полуострова. Ограниченность доступа к официальным историческим сочинениям, вассальная зависимость от Китая, а также использование китайских иероглифов при составлении исторических хроник, препятствовали формированию единой корейской нации. И лишь потеря независимости под пятой Японской империи в начале XX в. заставила жителей полуострова осознать необходимость национального объединения.

Вторая глава диссертационного исследования посвящена проблеме развития исторической науки в Корее после освобождения страны от японского колониального правления и раскола нации, а также вопросу о влиянии травматических событий XX в. на национальную идентичность корейцев. В первом параграфе раскрывается суть изменений, произошедших в историографической традиции Корейского полуострова после образования на его территории двух независимых государств — Республики Корея и КНДР, однако, в связи с отсутствием достоверной информации о развитии исторической науки Северной Кореи акцент сделан на ее развитии в южной части полуострова.

Необходимость переосмысления исторического прошлого, приведшего к потере страной независимости и Корейской войне, обусловила дальнейшее развитие историографической традиции Корейского полуострова.

Из тех сведений, которые нам доступны, можно сделать вывод, что главной задачей северокорейских историков является доказательство превосходства корейской нации над соседними государствами при акцентировании внимания на роли северной части Корейского полуострова в процессе становления государственности на данных территориях.

В своем развитии южнокорейская историография претерпела ряд трансформаций, обусловленных изменением внутриполитической ситуации.

Авторитарный режим и обстановка идеологического противостояния привели к фактически полному отрицанию марксистской методологии, популярной в среде молодых интеллектуалов, недовольной политикой правительства. Но, парадоксальным образом, именно прежние марксистские конструкции «азиатского способа производства» и «теории стагнации» сохранились, со времен японской оккупации, как основные методологические подходы южнокорейской историографии вплоть до конца 1990;х гг.

Во втором параграфе главы показана взаимосвязь современной историографии и национального самосознания, рассмотрены как травма национальной идентичности корейского народа последствия японской оккупации Корейского полуострова и раскола Кореи, проанализирован процесс преодоления южными корейцами своей исторической травмы.

После раскола корейским историкам по обе стороны от 38-й параллели предстояло объяснить, чем было обусловлено данное разделение. Многие из них не нашли логического объяснения расколу страны, считая, что это событие не было обусловлено внутренним развитием страны. Часть ответственности за разделение нации до сих пор возлагается корейскими историками на внешние силы, а именно — на СССР и США.

Об исторической травме свидетельствуют противоречия исторического сознания южнокорейцев, которые продолжают относить себя и северокорейцев к единой нации, но при этом не воспринимают Республику Корея и КНДР как единое целое. Более того, в этой сложной ситуации происходит формирование новой национальной идентичностиюжнокорейской, основанной на акцентировании внимания исключительно на достижениях Республики Корея.

В заключении диссертационного исследования представлены основные выводы работы.

Заключение

.

Создание исторических сочинений является неотъемлемой частью эволюции любого человеческого общества. Делая записи на бумаге, бересте, бамбуке и т. д., люди показывали свое стремление сохранить память о тех или иных событиях для потомков, что является главным признаком зарождения у них исторического сознания.

Племена, заселявшие Корейский полуостров с древнейших времен, приступили к созданию исторических хроник одними из первых в мире, практически одновременно с созданием первых государств, чему немало способствовало соседство с Китайской империей.

На Корейском полуострове становление историографической традиции проходило в четыре этапа. На первом, который можно условно ограничить периодом Трех государств и государством Корё, происходило ее зарождение.

Первыми историческими сочинениями Корейского полуострова были летописи Когурё, Пэкче и Силла. Так как они дошли до наших дней только в виде отдельных отрывков, у ученых отсутствует возможность провести их подробный анализ, однако можно с уверенностью заявить, что данные хроники воспевали добродетели ванов, с целью легитимации их власти. Следовательно, первые летописи Корейского полуострова способствовали сплочению племен, входивших в состав Когурё, Пэкче и Силла и, таким образом, способствовали генезису формирования национальной идентичности жителей данных государств. Наиболее значимыми сочинениями первого этапа развития историографии на Корейском полуострове являются «Самгук саги» и «Самгук юса». Написание первой хроники было инициировано корейским монархом, в то время как вторая была составлена по личной инициативе буддистского монаха Ирёна, что свидетельствует о зарождении «неофициальной» или «альтернативной» истории на Корейском полуострове.

Несмотря на то, что исходя из названия, «Самгук саги» должна освещать историю всех Трех государств, то есть Когурё, Пэкче и Силла, акцент в ней все же сделан на истории последней. Таким образом, исторические сочинения, главной целью которых было сплочение корейской аристократии, объединение жителей страны, в методологическом плане не было ориентировано на ее достижение. Уделяя внимание истории Силла, автор сместил акценты, что привело к замедлению процесса формирования национальной идентичности на Корейском полуострове.

Развитие историографии в Корее происходило под влиянием соседнего Китая, где примером «правильных» исторических хроник служили работы Конфуция. Конфуцианская традиция историописания на многие века вперед предопределила развитие исторической мысли во всей Северо-Восточной Азии и, в частности, в Корее. Однако до прихода к власти на полуострове новой правящей династии Ли, при которой конфуцианство стало государственной идеологией, историки Кореи позволяли себе некоторую степень свободы, отходя от установленных в конфуцианстве норм историописания. Но на рубеже Х1У-ХУ вв. в результате дискредитации буддизма, являвшегося на тот момент государственной религией, конфуцианству удалось укрепить свои позиции при дворе. Отныне все сферы жизни корейского общества приводились в соответствие с учением Конфуция. Именно таким образом свершился переход ко второму этапу развития корейской историографии.

В этот период развитие получают такие жанры исторических сочинений, как «силлок», «ыйгве», «яса» и др. «Силлок», появившись еще в Корё, своего расцвета достигли только при правлении династии Ли, что обусловлено рядом причин, главной из которых была общая сложная ситуация в стране, вызванная внутренней борьбой за власть и разрушительными нашествиями воинственных племен с Севера (киданей и чжурчжэней), а также монголов.

Чосон ванджо силлок" является самым объемным и длительным по времени произведением данного жанра, а его значение как источника по истории Кореи невозможно переоценить. Главным недостатком «Анналов Чосон» являлась их крайняя секретность и труднодоступность. Лишь придворные историки обладали правом доступа к ним, что опять же не способствовало развитию национальной идентичности жителей Кореи. Отсутствие возможности ознакомиться с историческими сочинениями, повествовавшими о прошлом страны, негативным образом сказывалось на процессе формирования исторического самосознания, а, следовательно, национального духа и чувства патриотизма — составляющих, без которых невозможно представить ни одно национальное государство.

Изменение ситуации в лучшую сторону произошло с развитием «яса» -«неофициальных историй», авторами которых были видные политические деятели страны. Содержание данных произведений зачастую было разнообразнее официальных исторических сочинений и концентрировалось не только на событиях, происходивших при дворе, но и на других аспектах жизни страны. Проблема заключалась лишь в том, что среднестатистический кореец не обладал достаточным уровнем образования, чтобы ознакомиться с сочинениями, написанными китайскими иероглифами.

Таким образом, национальная идентичность начала формироваться на Корейском полуострове во времена правления династии Чосон лишь в среде аристократии. Общему же подъему национализма в стране способствовало не столько развитие исторической мысли, сколько внешняя угроза в лице японцев, а затем и маньчжуров.

Следующий, третий этап развития историографии на Корейском полуострове приходится на время японской оккупации. Япония приступила к проведению реформ по западному образцу еще в середине XIX в., поэтому к моменту колонизации Корейского полуострова многие сферы жизни японского общества уже прошли кардинальную перестройку, коснувшуюся и сферы исторической науки.

Переняв западный подход к изучению прошлого (в частности, в Японии уже утвердился позитивистский подход), колониальные власти стали применять его в Корее. Здесь стоит отметить, что конфуцианская традиция историописания и конфуцианство как таковое к этому моменту были дискредитированы в глазах корейского общества, так как стали хоть и косвенной, но причиной потери национальной независимости.

Подход японских ученых к изучению истории Кореи был обусловлен политическими потребностями Японской империи доказать правомерность оккупации Корейского полуострова, что привело к сильным перекосам в ее изложении. Как следствие, мысль о культурной и экономической отсталости Кореи укоренилась глубоко в сознании корейцев, и избавиться от нее полностью не удалось до сих пор.

Однако далеко не все население Корейского полуострова поддалось японской пропаганде и, как следствие, развитие получили такие подходы к изучению истории, как марксистский, национальный и позитивистский (сциентистский). За содержание, противоречащее японскому видению корейского прошлого, работы, написанные с точки зрения представленных концепций, находились под запретом, а авторы подвергались гонениям.

Освобождение страны от японской колониальной зависимости привело к либерализации режима внутри страны, и те историки, которым приходилось скрываться от японских властей, получили возможность приступить к переизданию учебников по истории Кореи.

Однако раскол страны и кровопролитная гражданская война 1950;1953 гг., закрепившая разделение корейской нации на два независимых государства, замедлила этот процесс. Дальнейшее развитие историографии на Корейском полуострове происходило уже в рамках Республики Корея и КНДР. И если на Севере по понятным причинам развитие получил социально-экономический подход, то на Юге — позитивистский.

Необходимость переосмысления исторического прошлого, приведшего к потере страной независимости и Корейской войне, обусловила дальнейшее развитие историографической традиции Корейского полуострова.

Судить о том, в каком направлении в настоящее время развивается историческая наука КНДР достаточно тяжело. Из тех сведений, которые нам доступны, можно сделать вывод, что главной задачей северокорейских историков является доказательство превосходства корейской нации над соседними государствами при акцентировании внимания на роли северной части Корейского полуострова в процессе становления государственности на данных территориях.

В своем развитии южнокорейская историография претерпела ряд трансформаций, обусловленных изменением внутриполитической ситуации. Авторитарный режим и стремление превзойти своего соседа на полуострове, что, кстати, было характерно и для северокорейских ученых, привели к фактически полному отрицанию марксистской методологии, популярной в среде молодых интеллектуалов, недовольной политикой правительства, и развитию националистической историографии, не потерявшей своей актуальности и при переходе к демократии.

Всплеск националистических идей в период японской оккупации стал своеобразным свидетельством травмы национальной идентичности. Лишившись суверенитета, корейцы пытались найти в собственном прошлом объяснение своему угнетенному положению, что привело к развитию, с одной стороны, формационного подхода и теории азиатского способа производства, а с другой, к упрочению позиций «теории стагнации». Оба этих подхода были призваны объяснить, почему Корея потеряла независимость, и вселить надежду в корейцев, что это лишь временно и вскоре страна восстановит свое былое положение в качестве суверенного государства.

В соответствии с наиболее общим определением понятия «травма», она является неожиданным событием, потрясением, резко выделяющимся из общего хода истории. И японская оккупация, и Корейская война относятся именно к такими событиям. Они внесли смятение в повседневную жизнь людей и вызвали резкую реакцию отторжения, выразившуюся во всплеске национализма, как в восприятии Японии, так и КНДР.

Можно констатировать, что историографическая традиция Корейского полуострова, развивавшаяся в соответствии с канонами конфуцианской традиции историописания, в виду своей специфики не оказала значимого влияния на формирование национальной идентичности жителей Корейского полуострова. Ограниченность доступа к официальным историческим сочинениям, вассальная зависимость от более развитой Китайской империи, а также использование китайских иероглифов при составлении исторических хроник препятствовали формированию единой корейской нации. И лишь потеря независимости в начале XX в. заставила жителей полуострова осознать необходимость национального объединения.

Однако уже в середине века произошел раскол корейской нации на два независимых и, более того, враждебных государства, сопровождавшийся кровавой Гражданской войной.

Раскол Кореи может расцениваться как историческая травма корейского народа. Корейским историкам по обе стороны от 38-й параллели предстояло объяснить, чем было обусловлено данное разделение. Многие из них не нашли логического объяснения расколу страны, считая, что это событие не было обусловлено внутренним развитием страны. Часть ответственности за разделение нации до сих пор возлагается корейскими историками на внешние силы, а именно — на СССР и США.

Об исторической травме свидетельствуют противоречия исторического сознания южнокорейцев, которые продолжают относить себя и северокорейцев к единой нации, но при этом не воспринимают Республику Корея и КНДР как единое целое. Более того, в этой сложной ситуации происходит формирование новой национальной идентичностиюжнокорейской, основанной на акцентировании внимания исключительно на достижениях Республики Корея.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Аарелайд-Тарт А. Историческая социология. Теория культурной травмы (опыт Эстонии) / А. Аарелайд-Тарт // Социологические исследования. — 2004. — № 10. — С. 63−72.
  2. М.А. Эпохи и идеи: становление историзма / М. А. Барг. М.: Мысль, 1987.-348 с.
  3. Д., Бертронг Э. Конфуцианство : пер. с англ. / Д. Бертронг, Э. Бертронг. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004. — 303 с.
  4. Ю.В. Окончание Второй мировой войны и Корея / Ю. В. Ванин // Проблемы Дальнего Востока. 1995. — № 6. — С. 6−12.
  5. М.В. Корея до второй трети VII века: этнос, общество, культура и окружающий мир / М. В. Воробьев. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1997.-432 с.
  6. Прежде неба и земли: даосская притча Электронный ресурс. // Притчи.ру. Электрон, текст, дан. [Б.м.], [б.д]. URL: http://pritchi.ru/id441 (дата обращения: 05.03.2012).
  7. Ки Кван Со. Московское совещание министров иностранных дел (декабрь 1945 г.) и раскол Кореи / Ки Кван Со // Проблемы Дальнего Востока. 1997. — № 5. — С. 97−108.
  8. Конфуций. Я верю в древность / Конфуций — сост., перевод и коммент. И. И. Семененко. М.: Республика, 1995. — 382 с.
  9. JI.Р. Российское корееведение на современном этапе / Л. Р. Концевич // Российское корееведение: альманах. М.: Муравей, 2003. -Вып. З.-С. 7−59.
  10. С.О. Биография конфуцианцев в неофициальной истории династии Коре «Мокчэ касук хвичхан ёса» / С. О. Курбанов // Российское корееведение: альманах. М.: Муравей, 2003. — Вып. 3. — С. 100−112.
  11. С.О. История Кореи: с древности до начала XXI в. / С. О. Курбанов. СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та, 2009. — 626 с.
  12. Нихон сёки анналы Японии: в 2 т. / пер. и коммент. Л. М. Ермаковой и А. Н. Мещерякова. — СПб.: Гиперион, 1997. — Т. 1: Свитки I-XVI. — 496 с.
  13. Л.А. Взлет и падение марксистской историографии в Корее (1920-е 1960-е гг.) Электронный ресурс. / Л. А. Петров // North Korean Studies. [S.I.], [s.a.]. URL: http://www.north-korea.narod.ru/DPRKhist.htm (дата обращения: 28.04.2012).
  14. Л.П. История исторического знания: пособие для вузов / Л. П. Репина, В. В. Зверева, М. Ю. Парамонова. М.: Дрофа, 2004. — 288 с.
  15. Т.М. Российское корееведение сегодня / Т. М. Симбирцева // Восток. 2007. — № 6. — С. 125−133.
  16. П.К. Анналы- Малые произведения- История : пер. с лат. / П. К. Тацит. М.: ACT, 2001. — 992 с.
  17. В.М. Фрагменты из «Карак-кукки» (к вопросу о «северном» и «южном» компонентах в этногенезе корейцев) / В. М. Тихонов // Российское корееведение: альманах. М.: Муравей, 2003. — Вып. 3. — С. 8599.
  18. И.А. Культура государства Чосон Электронный ресурс. / И.А. Толстокулаков// Корё сарам: записки о корейцах. Электрон, текст, дан. [Б.м.], 2010. URL: http://kore-saram.ru/kultura-gosudarstva-coson (дата обращения: 11.04.2012).
  19. A.B. Корейский вопрос / A.B. Торкунов // Международная жизнь.-2003.-№ 5.-С. 61−74.
  20. А.Ф. Рукописные собрания «неофициальных историй» (яса) в библиотеке Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета / А. Ф. Троцевич // Российское корееведение: альманах. М.: Муравей, 2001. — Вып. 2. — С. 197−208.
  21. Н. В. Научный и политический дискурсы идентичности: способ самоопределения или изобретение традиций? / Н. В. Трубникова //
  22. Политики культурной идентичности: международный журнал исследований культуры.-2010.-Вып. 1.-С. 18−22.
  23. Франция память / П. Нора и др. — СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та, 1999.-326 с.
  24. Д.О. Бернард Гизен. Триумф и травма / Д. О. Хлевнюк // Социологическое обозрение. 2010. — Т. 9, № 2. — С. 112−117.
  25. П. Социальное изменение как травма / П. Штомпка // Социологические исследования.-2001.-№ 1.-С. 6−16.
  26. Bhikhu Parekh. A New Politics of Identity: Political Principles for an Interdependent World / Bhikhu Parekh. Palgrave Macmillan. — 2008. — 318 p.
  27. R., Hundt D. Ко Un and the Poetics of Postcolonial Identity / R. Bleiker, D. Hundt // Global Society. 2010. — Vol. 24. — № 3. — P. 331−349.
  28. Boo Eung Koh. The Transformation of Korean National Identity / Boo Eung Koh // Bikyomunhak. 2008. — Vol.44. — P. 297−317.
  29. Breuker R. E. Writing History in Koryo / R.E. Breuker // Korean Histories. 2010. — Vol. 2. — № 1. — P. 57−84.
  30. Callahan W.A. Negotiating Cultural Boundaries: Confutianism and Trans/national Identity in Korea / W.A. Callahan // Cultural Values. 1999. — Vol. 3. — № 3. — P. 329−364.
  31. Cha Seung Ki. The Colonial-Imperial Regime and Its Effects: Writer Kim Sa-ryang as an Exception / Cha Seung Ki // Korea Journal. 2010. Winter. — P. 99−126.•l ttf
  32. Choi Jongdeok. The Palace, the City and the Past: Controversies Surrounding the Rebuilding of the Gyongbok Palace in Seoul, 1990−2010 / Choi Jongdeok // Planning Perspectives. 2010. — Vol. 25. — № 2. — P. 193−213.
  33. Choi Yng-ho. An Outline History of Korean Historiography / Choi Yng-ho // Korean Studies. 1980. — Vol.4. — P. 1−27.
  34. Chung Byung-Ho. Between Defector and Migrant: Identities and Strategies of North Koreans in South Korea / Chung Byung-Ho // Korean Studies. 2008. -Vol. 32.-P. 1−27.
  35. Duncan J. The Confucian Transformation of Korea: A Study of Society and Ideology (book review) / J. Duncan // Korean Studies. 1994. — Vol. 18. — P. 210−213.
  36. Dunkan J. Confucianism in The Late Koryo and Early Choson / J. Duncan // Korean Studies. 1994. — Vol. 18. — P. 76−102.
  37. Exploring Korean History Through World Heritage. Academy of Korean Studies Press. — 2010. — 244 p.
  38. Ford D.R. Teaching History in the Two Koreas and the Future of National Identity on Korean Peninsula / D.R. Ford. The Graduate School of North Korean Studies. Kyungnam University. — Seoul, 2004. — 94 p.
  39. Glade J. Collaboration and Resistance: Representations of Colonial Korea / J. Glade // Studies in Asia. Series II. — Vol. 1. — № 1. — P. 56−65.
  40. Hahn Myung-hee. Wartime Trauma Etched Deeply in the Korean Heart / Hahn Myung-hee // Koreana. -2010. Summer. P. 17−21.
  41. Han Young Woo. A Review of Korean History: in 3 vol. Vol. 1. Ancient/Goryeo Era: transl. from kor. / Han Young Woo. Kyongsaewon Publishing Company. — 2010. — 382 p.
  42. Han Young Woo. A Review of Korean History: in 3 vol. Vol. 2. Joseon Era: transl. from kor. / Han Young Woo. Kyongsaewon Publishing company. -2010.-320 p.
  43. Ilyon. Samguk Yusa: Legends and History of the three Kingdoms of Ancient Korea: transl. from kor. / Ilyon. Silk Pagoda, 2006. — 378 p.
  44. Jeon Seung-Hee. War Trauma, Memories, and Truths: Representation of the Korean War in Park Wan-so's Writings and in «Still Present Pasts» / Jeon Seung-Hee // Critical Asian Studies. 2010. — Vol. 42. — № 4. — P. 623−651.
  45. Kerwin Lee Klein. On the Emergence of Memory in Historical Discourse / Kerwin Lee Klein // Representations. Special Issue: Grounds for remembering. -2000.-№ 69.-P. 127−150.
  46. Kim Ji-young. Politics of Royal Rituals and Banchado Illustrations of Uigwe in the Late Joseon / Kim Ji-young // Korea Journal. 2008. Summer. — P. 73−110.
  47. Kim Jong Su. Royal Banquets and Uigwe During Late Joseon Period / Kim Jong Su // Korea Journal. 2008. Summer. — P. 111−135.
  48. Kim Jongmyung. A Search for New Approaches: to Research on Korean Buddhist History / Kim Jongmyung // Korean Histories. 2010. — Vol. 2, no. 1. -P. 45−56.
  49. Kim Jung Bae. The Name «Haedong Samguk» (Three Kingdoms East of the Sea) as Recorded in Traditional Chinese Historical Documents / Kim Jung Bae // Journal of Inner and East Asian Studies. 2004. — Vol. 1. — P. 7−23.
  50. Kim Moonsik. Royal Visits and Protocols in the Joseon Dynasty: Focusing on Wonhaeng Eulmyo Jeongni Uigwe Compiled During King Jeongjo’s Reign / Kim Moonsik // Korea Journal. 2008. Summer. — P. 44−72.
  51. Kim Pusik. The Koguryo Annals of the Samguk Sagi: transl. from kor. / Kim Pusik. The Academy of Korean Studies Press. — 2011. — 302 p.
  52. Kim Suk-Young. Staging the «Cartography of Paradox»: the DMZ Special Exhibition at the Korean War Memorial, Seoul / Kim Suk-Young // Theatre Journal. 2011. — No. 63. — P. 381−402.
  53. Kim Susie Jie Young. Remembering Trauma: History and Counter-Memories in Korean Fiction / Kim Susie Jie Young // Manoa. 1999. — Vol. 11.-No. 2. — P. 42−46.
  54. Koen De Ceuster. When History is Made: History, Memory and the Politics of Remembrance in Contemporary Korea / Koen De Ceuster // Korean Histories.-2010.-Vol. 2, no. l.-P. 13−33.
  55. Kwon Yonung. Korean Historiography in the 20th Century: a Configuration of Paradigms / Kwon Yonung // Korean Journal. 2000. Spring. -P. 33−53:
  56. Kwon Yonung. The Royal Lecture and Confucian Politics in Early Yi Korea / Kwon Yonung // Korean Studies. 1982. — Vol. 6. — P. 41−62.
  57. Language and National Identity in Asia / ed. A. Simpson. Oxford University Press. — 2007. — 466 p.
  58. Lee Hyeon Ju. Remembering and Forgetting the Korean War in the Republic of Korea / Lee Hyeon Ju // Suomen Antropologi: Journal of the Finish Anthropological Society.-2010.-No. 2.-P. 48−55.
  59. Lee Jung-Shim. History as Colonial Storytelling: Yi Kwanssu’s Historical Novels on Fifteenth-century Choson History / Lee Jung-Shim // Korean Histories. 2009. — Vol. 1, no. l.-P. 81−105.
  60. Lee Kwang-rin. The Rise of Nationalism in Korea / Lee Kwang-rin // Korean Studies. -1986. Vol.10. — P. 1−12.
  61. Miller O. Marxism and East Asian History from Eurocentrism and Nationalism to Marxist Universalism / O. Miller // Marxism 21. 2010. — Vol. 7, no. 2. — P. 202−238.
  62. Miller O. The Idea of Stagnation in Korean Historiography: from Fukuda Tokuzo to the New Right / O. Miller // Korean Histories. 2010. — Vol.2, no. 1. -P. 3−12.
  63. Min Hyonku. Trends in the Study of Modern Korean History, 1945−2000 / Min Hyonku // International Journal of Korean History. 2003. — Vol. 5. — P. 128.
  64. Pankaj N. Mohan. The Imagined Histories of Early Korea SjieKTpoHHtmpecypc. / Pankaj N. Mohan // NIAS Nordic Institute of Asian
  65. Studies. Electronic data. Copenhagen, s.a. URL: // http://nias.ku.dk/nytt/2002−4/imagined.htm (дата обращения: 12.12.2011). -
  66. Park Chan Seung. Japanese Rule and Colonial Dual Society in Korea /
  67. Park Chan Seung // Korea Journal. 2010. Winter. — P. 69−98. j
  68. Park Chan Seung. Unearthing Joseon Court Life from Uigwe, Joseon’si
  69. Documentary Heritage / Park Chan Seung // Korea Journal. 2008. Summer. — P. 5−9.
  70. Park Sang Mi. The Paradox of Postcolonial Korean Nationalism: State-Sponsored Policy in South Korea, 1965 Present / Park Sang Mi // The Journal of Korean Studies. — 2010. — Vol. 15, no. 1. — P. 67−93.
  71. Robinson M.E. Nationalism and the Korean Tradition, 1896−1920: Iconoclasm, Reform and National Identity / M.E. Robinson // Korean Studies. -1986.-Vol. 10.-P. 35−53.
  72. Sato Masayuki. The Archetype of History in the Confucian Ecumene / Sato Masayuki // History and Theory. 2007. — Vol. 46. — P. 218−232.
  73. Seaton Ph.A. Japan’s Contested War Memories. The Memory Rifts' in Historical Consciousness of World War II / Ph.A. Seaton. Routledge. — 2007. -258 p.
  74. Shim Ae-Gyung. Anticommunist War Films of the 1960s and the Korean Cinema’s Early Genre-Bending Traditions / Shim Ae-Gyung // Acta Koreana. -2011.-Vol. 14.-P. 175−196.
  75. Shin Byung Ju. Court Life and the Compilation of Uigwe During the late Joseon / Shin Byung Ju // Korea Journal. 2008. Summer. — P. 10−43.
  76. Shin Gi-Wook. Burke K.C. North Korea and Identity Politics in South Korea / Shin Gi-Wook // The Brown Journal of World Affairs. 2008. — Vol. 15. -No. l.-P. 287−303.
  77. Shin Gi-wook. Ethnic Nationalizm in Korea: Genealogy, Politics, and Legacy / Shin Gi-wook. Stanford University Press, Stanford, — 2006. — 307 p.
  78. Smith A.D. National Identity / A.D. Smith. University of Nevada Press, Reno, Nevada. — 1991. — 230 p.
  79. The Development of Modern South Korea. State Formation, Capitalist Development and National Identity / Kyong Ju Kim. Oxon: Routledge, 2006. -240 p.
  80. Vipan Chandra. Sentiment and Ideology in the Nationalism of the Independence Club (1896−1898) / Vipan Chandra // Korean Studies. 1986. -Vol.10.-P. 13−34.
  81. Wells K.M. The Nation, the World, and the Dissolution of the Shin’ganhoe: Nationalist Historiography in South Korea / K.M. Wells // Korean Studies. 2001. — Vol. 25. — No. 2. — P. 60−80.
  82. Yi Song-Mi. Euigwe and the documentation of Joseon Court Ritual Life / Yi Song-Mi // Archives of Asian Art. 2008. — Vol. 58. — P. 113−133.
  83. Yi Tae-Jin. The Dynamics of Confucianism and Modernization in Korean History / Yi Tae-Jin Cornell University, Ithaca, New York, 2007. — 402 p.
  84. Young Chul Cho. Security, Nationalism and Popular Culture: Screening South Korea’s Uneasy Identity in the Early 2000s / Young Chul Cho // East Asia. -2009.-No. 26.-P. 227−246.
  85. Чон Чэхун. 19 сеги Чосон-ый чхульпхан мунхва (Издательская культура Чосона в 19 в.) / Чон Чэхун // Хангук мунхва (Культура Кореи). -2011. Вып. 54.-Р. 131−152.
Заполнить форму текущей работой