Актуальность темы
исследования. В настоящее время перед российским обществом стоят масштабные и сложные проблемы его дальнейшего развития. Объективная и всесторонняя характеристика современного положения нашей страны, осознание его сущности и противоречий и выработка на этой основе перспективных направлений поступательного движения вперед невозможны без взвешенного и обстоятельного анализа ее колоссального исторического опыта и его рационального использования в соответствии с современными жизненными реалиями. Особого внимания в данном плане заслуживают такие важные, рубежные и неоднозначные события отечественной истории, как революции 1917 года, которые определили пути развития России на многие десятилетия и даже, в определенной мере, перекликались с процессами радикальных преобразований 90-х годов.
Немаловажное значение сейчас играют различные региональные факторы. Но их всеобъемлющая характеристика не может быть осуществлена без соответствующего знания и всестороннего анализа социальных, политических, этнических, конфессиональных, экономических, географических и, конечно же, исторических особенностей того или иного региона. В полной мере это относится к территориям бывших казачьих войск страны, которые в настоящее время являются проблемными либо в плане своего пограничного положения (земли бывших Донского, Астраханского, Терского, Оренбургского, Сибирского, Забайкальского, Амурского, Уссурийского войск), либо в плане серьёзнейших внутриполитических, межэтнических и даже национально-государственных проблем, вопросов борьбы с радикализмом, сепаратизмом и незаконными вооруженными формированиями (различные районы бывшего Терского войска), либо в плане значительного ограничения прав русскоязычного населения, проживающего в бывших казачьих областях, входящих сейчас в состав Казахстана.
Необходимо учитывать и происходящие в настоящее время во многих бывших казачьих областях весьма непростые и противоречивые процессы возрождения казачества. Для придания им конструктивного характера необходимо, среди прочего, объективное научное знание истории казачества, особенно ее поворотных и кризисных периодов. Одним из них, причем самых основных, является время революций 1917 года.
Важность и необходимость всестороннего и глубокого исследования проблематики казачества накануне и в период революций 1917 года и на начальном этапе гражданской войны определяется и её собственно научной актуальностью. Настоятельная необходимость изучения данной проблемы диктуется исходя как из общеисторических, так и из конкретноисторических аспектов. Ведь в настоящее время сам процесс исторического научного познания выходит на качественно новый уровень. Как правомерно отмечал ещё в начале 90-х годов академик П. В. Волобуев, воссоздание истории казачества во всей её конкретике и богатстве содержания, на основе исторической правды, потребует, с учетом многолетней запущенности исследовательской работы в данной области, усилий не одного поколения историков [1]. При этом особое внимание он обращал на необходимость изучения истории казачества не вообще, а всех одиннадцати казачьих войск, насчитывавшихся к началу XX века, объединенных и общностью судьбы, и вместе с тем отличающихся известным своеобразием [2].
Одной из центральных проблем истории казачества является характеристика его позиций во время революционных катаклизмов 1917 года. При ее изучении перед исследователями встает очень сложная и многогранная задача комплексного рассмотрения как особенностей позиций казаков каждого казачьего войска, так и выявление и анализ общего и своеобразного в данных позициях казачества в масштабах крупных регионов и страны в целом. На необходимость создания обобщающих трудов, освещающих позиции казачества в период революций 1917 года и гражданской войны по отдельным регионам и во всероссийском масштабе, представители научного сообщества обратили внимание достаточно давно. Данная задача была сформулирована ещё в рекомендациях 1-й Всесоюзной научной конференции «Казачество в Октябрьской революции и гражданской войне», состоявшейся в 1980 году, а затем и П-й Всесоюзной научной конференции «Казачество в революциях и гражданской войне», проходившей в 1986 году [3]. А в соответствии с рекомендациями Ш-й Всесоюзной научной конференции «Проблемы истории казачества ХУ1-ХХ в.в.» 1990 г., научному совету АН СССР по изучению истории Октябрьской революции было предложено создать авторитетный авторский коллектив для написания труда о казачестве всей страны в период революций [4]. Однако, ни тогда, ни позже эта задача, в силу своей масштабности и сложности, решена так и не была. Аналогичные рекомендации содержались и в материалах последующих Международных и Всероссийских конференций: «Казачество в истории России» (1993г.), «Возрождение казачества: история, современность, перспективы» (1995г.), «Казачество как фактор исторического развития России» (1999г.), «Гуманитарная мысль Юга России в XX веке» (2000г), «Казачество России: история и современность» (2002г) [5]. Но вплоть до настоящего времени всестороннего обобщающего исследования по данной проблеме по стране в целом в историографии не представлено.
Историография. Процесс исследования темы казачества в период революций 1917 года и начального этапа гражданской войны в своем развитии прошёл три основных этапа. Первый (20-е начало 30-х г. г.) характеризуется постановкой ряда проблем, довольно активное обсуждение которых в то же время велось не столько с собственно научных, сколько с историко-публицистических позиций. Отличительной особенностью данного этапа являлось наличие на его протяжении двух параллельных историографических потоков, различавшихся между собой политико-идеологическими подходами и степенью влияния на них соответствующих официальных установок: советского и эмигрантского. К тому же в большинстве случаев в качестве авторов выступали непосредственные участники рассматривавшихся событий, что в значительной мере обуславливало влияния на их работы различных сугубо субъективных факторов. Второй этап (середина 30-х — 1991 гг.) отличался большой работой по значительному накоплению знаний и расширению круга рассматриваемых вопросов и их довольно обстоятельным изучением. При этом в советской историографии, находившейся в весьма непростых условиях жесткого политико-идеологического диктата официальных партийно-государственных структур, в рамках данного этапа выделялись периоды середины 30-х — 1-й половины 50-х годов, 2-й половины 50-х — 1-й половины 60-х годов- 2-й половины 60-х — 1-й половины 80-х годов и 2-й половины 80-х — 1991 года, которые соответствовали известным стадиям внутриполитического развития страны. В зарубежной историографии определенный интерес к данной проблематике обозначается в основном только в 60-х годах. Для третьего современного этапа (начало 90-х — начало 2000;х гг.) характерно многообразие концептуальных подходов и стремление исследователей к деи-деологизированному объективному и всестороннему рассмотрению обозначенных проблем.
На первом этапе развития историографии (20-х — начало 30-х гг.) в центре внимания авторов стояли, что было вполне объяснимо, вопросы политических позиций казачества в период Октябрьской революции и начального этапа гражданской войны. Вместе с тем, именно в эти годы первые советские исследователи проблемы обратили свое внимание на социально-экономическое и политическое положение казачества накануне революций 1917 года во вполне определенной степени повлиявшем на его политические позиции в период собственно революционных событий. При этом они основывались на известных положениях марксистской теории классовой борьбы и ленинских оценках казачества исключительно как привилегированного крестьянства, отличавшегося значительным землевладением, зажиточностью и сословной обособленностью [6]. Сословные привилегии казачества, прежде всего размеры земельных наделов казаков как основы их более высокого по сравнению с крестьянами уровня благосостояния, рассматривались в работах С. Володарского, И. Гольдентула, Г. Ладохи, И. Лолы, Н. Ишмаева, М. Новосельского, Н. Янчевского [7]. При этом ими было рассмотрено положение только забайкальского, кубанского, сибирского и донского казачества. Обратив внимание на наличие в казачьей среде определенного уровня социальной дифференциации (И.П. Борисенко отмечал преобладание среди казаков середняков [8], позже с данным мнением согласились Н. Т. Лихницкий [9] и Н. Л. Янчевский [10]), большинство авторов в то же время основные противоречия в казачьих областях накануне революции усматривало в межсословных взаимоотношениях казачьего и крестьянского населения. Такой точки зрения придерживались, в частности, И. Гольдентул, И. П. Борисенко, Н. Е. Ишмаев, Г. Ладоха, Н. Т. Лихницкий, Н. Л. Янчевский [11]. Эти исследователи сделали существенный шаг вперед в общем рассмотрении социально-экономического положения казачества.
Основное место в работах исследователей данного периода занимал вопрос отношения казаков к Октябрьской революции и их позиций в начавшейся гражданской войне. В самых первых, популярных по своей сущности работах И. Ульянова, П. Горюнова, М. Донецкого отмечались неоднозначные политические позиции казачества и опровергался известный тезис о сплошной контрреволюционности казаков [12]. Спустя некоторое время, Г. Ладоха, И. Гольдентул, И. Подшивалов, Н. Янчевский, а позже Ф. Попов, Н. Буркин и 3. Кондюрина пришли к заключению о том, что главной причиной напряженной вооруженной борьбы в период гражданской войны являлись сословные антагонизмы между казаками и крестьянами и контрреволюционность всего казачества [13]. Но Н. Евсеев, И. Ульянов, М. Лола, Н. Лихницкий и особенно проделавший большую исследовательскую работу в данном направлении И. П. Борисенко не согласились с такими подходами и говорили о необходимости более взвешенного и дифференцированного рассмотрения вопросов участия казачества в революции и гражданской войне [14]. Ход во-% енных действий в казачьих областях на начальном этапе гражданской войны и характеристика позиций казачества получили отражение в военно-исторических работах В.А. Антонова-Овсеенко [15] и Н. Е. Какурина [16].
Активно данная проблема рассматривалась и в эмигрантской литературе, отличавшейся своими особенностями. Во-первых, большинство работ писалось непосредственными участниками событий, что имело как сильные, так и слабые стороны. В частности, их в основном хорошая фактологическая, а в ряде случаев и серьёзная источниковая база зачастую соседствовала с достаточно четко выраженными во многих книгах субъективными характеристиками и мемуарным изложением. Во-вторых, для эмигрантской литературы было характерно рассмотрение довольно широкого круга вопросов, наличие весьма многочисленных подходов к их изучению, каждый йз которых «V имел свое обоснование. Следствием этого являлось возникновение и активное развитие ряда исследовательских дискуссий. При этом, хотя в них, безусловно, и отмечались многие элементы, обусловленные влиянием различных политических факторов, они отличались достаточно аргументированными собственно научно-исследовательскими подходами. В-третьих, многие из этих работ базировались на разноплановом значительном источниковом материале, в том числе и на многочисленных документах различных антисоветских сил, недоступных советским историкам.
Отношение казачества к Февральской революции, неоднозначные по своему содержанию и результатам внутриполитические процессы в его среде весной — летом 1917 года, позиции казаков, особенно фронтовиков, во время ^ корниловского выступления были отражены в работах В. В. Добрынина, Н.М.
Мельникова, П. Н. Милюкова, С. Г. Сватикова, А. П. Филимонова, Г. П. Яно-ва [17]. А К. П. Каклюгин, Н. М. Мельников, Н. В. Белогорский особое внимание уделили характеристике деятельности в это время высших органов казачьего управления и ряда ведущих казачьих политических деятелей [18].
При этом, правда, они затрагивали в основном Донскую и Кубанскую облас-Р ти.
Основными вопросами в работах эмигрантских авторов являлись, по вполне понятным причинам, отношение казачества к Октябрьской революции и характеристика политических позиций казаков на начальном этапе гражданской войны. П. Н. Краснов, А. П. Филимонов, A.A. Зайцов, В.В. .Добрынин, И. Г. Акулинин, H.A. Дорошин, C.B. Денисов, А. И. Деникин, Н. Н Головин, справедливо отмечали, что в целом казачество отрицательно отнеслось к Октябрьской революции, но к зиме 1917 — 1918 г. г. большинство казаков заняло уже нейтральные позиции [19]. В то же время причины этого ими назывались различные. Так А. П. Богаевский считал, что такая позиция казаков была обусловлена «их желанием испробовать средства мирного разрешения конфликта» между войсковыми органами власти и Советским пра-fr вительством [20]. А В. В. Добрынин главную причину данных позиций казаков усматривал в их стремлении к миру и в обещании мира большевиками [21]. A.A. Зайцов утверждал, что такое поведение казаков диктовалось их уверенностью в возможность обособленного существования казачьих войсковых властных структур наряду с большевистским режимом [22]. Г. Покровский определяющим фактором данных позиций казачества называл влияние большевистской агитации [23]. А. И. Деникин говорил «об упадке духа» казаков в это время [24]. H.H. Головин, отмечая нежелание казаков драться с большевиками, их миролюбивые настроения, констатировал, что казачество «переболевает в этот период нейтралитетом» [25]. Многие эмигрантские авторы высказывали мнение о том, что главной причиной нежелания казаков-фронтовиков участвовать в боевых действиях против советских сил и занятие ими нейтральных позиций являлся якобы довольно острый политический конфликт между разными поколениями казачества: «молодежью» (т.е. казаками-фронтовиками) и «стариками» (т.е. казаками-станичниками пожилого возраста, не участвовавших в мировой войне) [26].
Некоторые эмигрантские авторы справедливо отмечали и особенности процесса установления Советской власти в казачьих областях зимой-весной 1918 года. По их мнению, это был процесс формальной советизации, носивший во многом сугубо внешний характер. Так Г. П. Янов отмечал, что тогда «в станицах начали «гримироваться» под советскую власть. Станичными комиссарами, председателями «местных советов» делались те же станичные атаманы, и в результате в станицах советская власть, как фиктивная, вводится для успокоения, главным образом, местных окружных совдепов и большевистских «главковерхов» [27]. Аналогичное заключение сделал и А. И. Деникин, по словам которого в казачьих станицах в то время «.сменялись лишь названия: атаман стал комиссаром, станичный сбор — советом, станичное правление — исполнительным комитетом» [28]. Данные суждения являлись довольно обоснованными и отражали вполне реальное положение дел в подавляющем большинстве казачьих станиц многих казачьих войск страны. В то же время в ряде войск Востока России, например, в Забайкальском, Амурском, Уссурийском, процессы советизации были гораздо более глубокими, что находило свое отражение в организации органов новой власти и в представительстве в них революционно настроенных казаков. Но этот аспект в работах эмигрантских авторов отражения не нашёл.
Немалый интерес к публикациям эмигрантских авторов в рассматриваемый период проявлялся и в Советском Союзе. Некоторые из наиболее интересных работ эмигрантов, естественно с соответствующими купюрами, предисловиями и комментариями, публиковались и в СССР. Примером может служить выход здесь во второй половине 20-х годов многотомного издания «Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев», первые три тома которого были посвящены Февральской и Октябрьской революциям и начальному этапу гражданской войны [29]. Переиздавались и некоторые отдельные работы эмигрантских авторов. и.
Второй этап развития отечественной историографии (середина 30-х -1991г.г.) характеризуется, несмотря на существовавшие ограничения политико-идеологического плана, довольно значительным исследованием многих аспектов рассматриваемой проблематики. Так после весьма длительного перерыва к рассмотрению вопросов социально-экономического и политического положения казачества к 1917 году ученые вновь обратились только во второй половине 50-х годов. При этом советские историки исходили как из необходимости изучения данной научной проблемы как таковой, так и из важности соответствующих положений марксистской теории классовой борьбы, по которой степень революционности различных социальных слоев населения априори определялась их имущественным и общественным положением. Одними из первых работ в обозначенном направлении стали содержательная статья JI.A. Селивановской об экономическом положении и социальной дифференциации оренбургского казачества [30] и монография A.B. Близняковой, в которой приводились сведения о положении амурского и уссурийского казачества [31]. Позже эти вопросы были затронуты В. А. Болотовым при характеристике донского казачества [32], С. Н. Покровским — семи-реченского [33], В. М. Самосудовым — сибирского [34], М. И. Старковымамурского [35].
Однако на ходе дальнейшей работы в этом направлении негативно сказывалось отсутствие необходимого комплекса разносторонних источников и, самое главное, научно обоснованных и апробированных методик исследований. Большой шаг вперёд в данном плане был сделан учеными в конце 60-х -70 годах. В это время довольно обстоятельно изучались вопросы аграрных отношений в казачьей среде и социальной дифференциации казачества в отдельных казачьих войсках. Так специфику аграрных отношений в казачьих войсках, динамику их развития и внутренних противоречий показали А. И. Козлов в масштабе трех казачьих областей Юга-Востока Европейской России [36], П. А. Шацкий — на Кубани и Тереке [37], А. И. Долгих — в Сибирском войске [38], А .Я. Воронина — в Забайкальском [39].
Одной из центральных проблем данного периода стало рассмотрение уровня социальной дифференциации казачества. Мнения учёных по этому вопросу разделились. В. А. Золотов, Л. И. Берз и К. А. Хмелевский полагали, что среди казачьих хозяйств несколько превалировали бедняцкие [40]. Позже Д. С. Бабичев, А. И. Долгих, а затем Л. И. Футорянский высказали точку зрения о преобладании бедных казачьих хозяйств [41]. Однако большинство исследователей считало, что среди хозяйств казаков больше всего было середняцких. Об этом говорили П. В. Семернин [42], В. П. Зайцев [43], Д. З. Коренев [44], И. П. Осадчий [45], а позднее М. Д. Машин [46] и А. П. Ермолин [47].
Различные точки зрения историков во многом обуславливались как различными источниковыми базами, так и, главным образом, разными исследовательскими подходами. При этом их сущность и составные элементы, как правило, не раскрывались. Методику качественно более высокого уровня предложил А. И. Козлов. В её основу он положил выработанный комплексный многоуровневый подход, опиравшийся на социально-статистический метод. Одним из основных элементов данной методики стал определенный автором показатель годового прожиточного уровня разных по своему экономическому уровню казачьих хозяйств Юго-Востока Европейской части страны. Проанализировав с помощью своей методики значительный фактический материал, А. И. Козлов пришёл к выводу о том, что среди хозяйств казаков региона доминировали середняцкие, которых насчитывалось 51,6%, на долю бедняцких приходилось 24,6%, а кулацких — 23,8% [48]. Обосновав спорность выводов Д. С. Бабичева и Л. И. Футорянского о преобладании среди казачества бедняков и о том, что сословные льготы якобы не играли существенной роли для бедных и даже средних слоёв казачества [49], А. И. Козлов подверг их аргументированной критике. Впоследствии эту точку зрения разделило подавляющее большинство исследователей.
Непростым процессам социальной дифференциации и их сложным последствиям для устойчивого существования казачьей общины и общего социально-экономического положения казаков Сибири и Южного Урала уделили внимание А. И. Долгих [50] и Г. В. Пожидаева [51].
Общая сжатая характеристика социально-экономического и политического положения казачества разных войск содержится в работах В. А. Болотова и А. П. Пронштейна [52], Д. С. Бабичева [53], посвященных донскому казачеству, И. П. Осадчева [54] - кубанскому, Д. З. Коренева [55], Н. П. Гриценко [56] - терскому, Е. И. Дударя [57] и М. Д. Машина [58] - оренбургскому, А. Н. Баталова [59] - сибирскому, Н. А. Шиндялова [60] -амурскому.
В середине 80-х годов исследователи продолжили всестороннее изучение разных аспектов вопроса положения казачества отдельных войск (И.Я. Куценко [61] — Кубанского, И. Л. Омельченко [62] - Терского, а также одновременно ряда войск того или иного региона страныВ.Н. Ратушняк [63] -Юго-Востока Европейской России, Н. А. Хвостов [64] - Востока страны, М. Д. Машин [65] - Урала и Оренбуржья).
Предметом внимания историков стала и имевшая немаловажное значение для общего положения казачества аграрная политика правительства в казачьих областях. Её осуществление в казачьих войсках Сибири показал А. Т. Топчий [66], в Кубанском и Терском — П. П. Матющенко [67], только в Кубанском — Н. И. Лебедик [68].
Масштабное и всестороннее исследование всех сторон сельскохозяйственного производства в Кубанской и Терской казачьих областях, его непосредственное влияние на экономический уровень казачьих хозяйств, динамику их развития и общее социально-экономическое положение казачества осуществил В. Н. Ратушняк [69].
В целом в данный период исследователями была проделана весьма значительная и достаточно разноплановая работа по изучению многих аспектов положения казачества, прежде всего социально-экономического, накануне революции.
Проблемы отношения казачества к Февральской революции, политических процессов в казачьих областях в период от Февраля к Октябрю и связанная с ними динамика общественно-политических позиций казаков предметом изучения в течение первого рассматриваемого историографического этапа практически не являлись. Весьма ограниченное и фрагментарное освещение они получили только в период 2-й половины 50-х — 1-й половины 60-х годов в общих работах, посвященных ходу революционного процесса 1917 года в отдельных регионах, в частности, на Амуре, в Семиречье, на Урале и в Астрахани [70].
Аналогичная ситуация наблюдалась и в эмигрантской литературе, примером чего может служить в общем содержательная работа C.B. Денисова, в которой, однако, данным вопросам уделено крайне мало внимания [71].
Реальный шаг в этом направлении был сделан историками в течение 2-й половины 60-х — 1-й половины 80-х годов. Так позиции казаков 1-го и 4-го Донских казачьих полков, входивших в состав столичного гарнизона и находившихся в Петрограде во время революции, были отражены в посвященных рассмотрению Февральской революции работах Э. Н. Бурджалова, И. И. Минца, И. П. Лейберова, В. И. Старцева, Г. Л. Соболева [72]. Обстоятельнее данные вопросы были изучены Д. С. Бабичевым, А. И. Козловым, Л.И. Футорян-ским [73]. Затронуты они были и в работах, посвященных политическим событиям весны-осени 1917 года в казачьих областях. В. Н. Сергеев рассмотрел их на Дону [74], И. П. Осадчий — на Кубани [75], С. А. Сидоренко — в Оренбуржье [76], А. Н. Баталов, В. Н. Назимок, H.A. Шиндялов, E.H. Бабикова — в Сибири и на Дальнем Востоке [77]. Содержание названных процессов на обширнейшей территории от Урала до Амура, их анализ и сформированные на его основе новые теоретические выводы были представлены в исследовании.
Э.М. Щагина [78]. В это же время историки обратили внимание на проблему отношения казачества к корниловскому выступлению [79].
Во второй половине 80-х — 1991 годах ученые продолжили работу по углубленному изучению рассматриваемых проблем. Так в монографии Ю. К. Кириенко были раскрыты вопросы отношения донских казаков к Февральской революции, развитие их политических взглядов весной — летом 1917 года, отношение к Временному правительству и корниловскому выступлению, итоги их голосования на выборах в Учредительное собрание. Автор показал и работу так называемых общеказачьих съездов в марте и в июне 1917 года в Петрограде, и общефронтового казачьего съезда открывшегося в октябре в Киеве [80]. Специфику политического положения в казачьих областях Сибири в период двоевластия, деятельность органов казачьего самоуправления осветила Е. И. Бабикова [81]. Эти же вопросы, рассматривая положение на Дону, изучил В. Н. Сергеев [82].
Исследуя природу корниловского движения, ход и итоги выступления генерала Л. Г. Корнилова, известные историки В. Д. Поликарпов и Г. З. Иоффе обратили внимание на участие в нём частей донских, амурских и уссурийских казаков, входивших в состав IIIго конного корпуса, негативное отношение казаков к выполнению приказа о походе на Петроград и в целом к праворадикальному политическому движению [83]. Все отмеченные аспекты рассматриваемой проблематики в контексте их проявления во всех казачьих войсках Востока страны получили отражение в монографии H.A. Хвосто-ва [84].
Проблема отношения казачества к Октябрьской революции и острейшему военно-политическому противостоянию противников и сторонников Советской власти в казачьих областях страны в октябре 1917 — марте 1918 годов, позиций и действий казаков в его ходе являлась центральной в историографии рассматриваемого этапа. Она нашла свое рассмотрение не только в советской, но и в эмигрантской, и в иностранной историографии. Довольно обстоятельное отражение она получила в новой работе известного эмигрантского исследователя C.B. Денисова, который показал и ряд особенностей этой борьбы и, что особенно важно, охарактеризовал позиции казаков и причины поражений в это время антисоветских движений в казачьих областях [85]. Широкую картину политической и вооруженной борьбы на территории Оренбургского войска и участие в ней оренбургских казаков отразил в новом, значительно расширенном, варианте своей работы И.Г. Акули-нин [86]. Первая публикация работы И. Г. Акулинина «Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками. 1917 — 1920» состоялась еще в 1924 году в эмигрантском журнале «Казачьи Думы» в сокращенном варианте. Данный факт, к сожалению, вплоть до настоящего времени не нашел отражения в отечественной историографии. Особый интерес в ней, помимо довольно широкого освящения событий, происходивших в Оренбурге, представляют ав-'Ф торские оценки политических позиций казачества в это время и причины их нежелания поддерживать атамана А. И. Дутова и его правительство.
Собственную характеристику рассматриваемых вопросов в общем и сжатом виде дал и A.B. Зуев [87]. Ход и специфику вооруженной борьбы на начальном этапе гражданской войны в Донской области, позиции казаков отразили в своих работах, исходя из собственных и далеко не бесспорных оценок, такие эмигрантские авторы, как A.B. Голубинцев [88], И. А. Поляков [89], Н. М. Мельников [90]. Весьма интересную и объективную характеристику сложившейся осенью 1917 — весной 1918 годов на территории Уральского войска ситуации, политики войсковых властных структур и поведения уральских казаков представил JI.JI. Масянов [91]. Ценность всех этих работ, несмотря на присутствующие в них элементы мемуаристики, заключается как в их собственно содержательной стороне, так и в том, что их авторы, будучи непосредственными участниками описываемых событий, охарактеризовали их спустя уже значительный период времени, исходя, в основном, из продуманных и довольно взвешенных позиций. Хотя в них, как и в большинстве сочинений эмигрантских авторов, также присутствует немалая доля субъективизма и политической предвзятости.
Попытка выяснения содержания противоречий, существовавших в казачьих областях, их влияние на позиции казаков в период Октябрьской революции и начального этапа гражданской войны, причины их изменения, взаимоотношения казачества с Советским правительством предпринимались и в зарубежной, главным образом в английской и американской, историографии. Так американский историк М. Хиндус одним из первых зарубежных исследователей обратил внимание на важный факт существования определенной социальной неоднородности в казачьей среде, что, по его мнению, впоследствии в некоторой мере сказалось на различии занятых казаками политических позиций [92]. Однако большинство иностранных авторов основные противоречия, существовавшие на территориях казачьих войск ко времени Октябрьской революции, усматривали в противостоянии казачества и крестьянства и в сложности существовавших там аграрных отношений. П. Кинез, например, все противоречия в казачьих областях Юга-Востока России однозначно сводил к борьбе казаков и «алчно смотревших на их земли иногородних крестьян» [93]. Основной проблемой, существовавшей на Дону в это время, английский историк П. Лонгуорт также считал земельные отношения [94].
Главную причину начала вооруженной борьбы в казачьих областях осенью 1917 года подавляющее большинство зарубежных исследователей усматривало в направлении сюда Советским правительством военных отрядов против непризнавших его атаманов и войсковых правительств. Об этом, в частности, прямо говорил английский историк Д. Футмэн, полагавший, что гражданская война в России началась тогда, когда «Ленин приказал Антонову-Овсеенко начать завоевание Донской области» [95]. Аналогичную точку зрения отстаивал и П. Лонгуорт [96]. Американский историк Д. Брэдли считал, что атаман A.M. Каледин и его сторонники, одержавшие победу в Донской области на выборах в Учредительное Собрание, «выглядели всецело за-щ нятыми казачьими интересами и автономией, а не вопросами центральной власти. Большевики заставили Каледина стать своим открытым врагом ., а казаки вели справедливую оборонительную войну «[97]. Такая же характеристика причин начала гражданской войны в казачьих областях содержится в работах английского историка Р. Лаккета [98]. А американский исследователь В. Глазков пришёл к схожему заключению о том, что «советский режим, еще не совсем установившейся в самой России (т.е. в центральной части страны. -В.Т.), начал войну против новых государственных образований, провозгласивших себя демократическими республиками» [99].
Доминирующей в зарубежной историографии является и идея о казачьих областях во время начального этапа гражданской войны как о месте сосредоточения всероссийских контрреволюционных сил, своеобразной Ь «русской Вандее». Данный подход с некоторыми вариациями присутствует в работах Чемберлина, Лонгу орта, Кинеза, Суттенхэма [100]. О перемещении в ноябре 1917 года основных оппозиционных сил в лице высшего офицерства старой армии и их сторонников из военной среды из центра страны в казачьи области Юга-Востока Европейской России, фактически в русле идеи о возникновении здесь «русской Вандеи», говорил Дж. Кип [101].
Основную причину отказа казаков поддержать своих атаманов и войсковые правительства и, как следствие, победы Советской власти в казачьих областях на начальном этапе гражданской войны многие зарубежные авторы усматривали в политических противоречиях в это время между казаками-фронтовиками («казачьей молодежью») и станичными казаками («казаками-стариками»). Эту своеобразную теорию конфликта между различными поколениями казаков, «отцами и детьми», развивали в своих работах Д. Футмэн, П. Лонгу орт, П. Кинез [102]. Разделял её и Р. Лаккет, считавший, что именно в обстановке данного конфликта между разными поколениями массы казаков поддались большевистской агитации и отказались защищать самостоятельность своих областей [103]. В зарубежной историографии, как видим, при-0 сутствуют различные характеристики позиций казачества в период Октябрьской революции и начавшейся гражданской войны, особенностей политических процессов и вооруженного противоборства в казачьих областях. В то же время специальных работ по данной проблеме, в которых бы раскрывались её основные аспекты в масштабе всех казачьих областей страны или хотя бы отдельных регионов, иностранными историками создано не было.
Значительное внимание рассматриваемым проблемам в течение данного историографического этапа уделили советские историки. Так уже во время его первого периода (середина 30-х — 1-я половина 50-х г. г.), несмотря на большие трудности, обусловленными известными политико-идеологическими причинами и субъективистскими характеристиками казачества со стороны И. В. Сталина, высказанными им еще в годы гражданской войны о том, что оно якобы являлось «коллективным помещиком» и «исконным орудием русского империализма» и будто бы имевшемся географическом размежевании революционных и контрреволюционных сил [104], в соответствии с которым всё казачество механически рассматривалось как сплошная антисоветская масса, некоторым историкам удалось продолжить изучение обозначенной проблематики. С. М. Петров, например, систематизировал накопленный к тому времени фактический материал и имевшиеся теоретические наработки об отношении оренбургских казаков к Октябрьской революции и начавшемуся антисоветскому дутовскому движению и обосновал собственные подходы к рассмотрению вооруженной борьбы на территории Оренбургского войска и позиций казачества на начальном этапе гражданской войны [105]. Важные аспекты позиций донского, кубанского и тер ского казачества в контексте общей расстановки политических сил в регионе отразил И. М. Разгон [106]. Он одним из первых обратил внимание на значительную политическую роль калединского антисоветского движения во всероссийском масштабе. Проведя самостоятельную серьёзную исследовательскую работу в данном направлении и плодотворно развив взгляды И.М. Раз-ф гона, донской историк М. Н. Корчин обосновал важный вывод о том, что в конце 1917 года антисоветское калединское движение имело не локальное региональное, а в существенной степени всероссийское политическое значение и представляло довольно серьёзную угрозу для неокрепшей центральной Советской власти [107]. Существенное внимание он уделил и рассмотрению политических колебаний донских казаков между антисоветскими и советскими силами на начальном этапе гражданской войны [108].
На протяжении второго периода (2-й половины 50-х — 1-й половины 60-х г. г.) данного историографического этапа вопросы позиций казачества во время Октябрьской революции и начавшейся гражданской войны рассматривались в основном в общих работах, посвященных борьбе за установление Советской власти в отдельных регионах страны. Примерами могут служить % работы JI.E. Вереина по Астраханской области [109], Н. К. Лисовского по.
Оренбуржью [110], С. Н. Покровского, И. В. Русакова и Т. Е. Елеутова по Семиречью [111], A.B. Близнякова и В. П. Малышева по Амурской области [112], Л. И. Берза и К. А. Хмелевского по Донской области [113]. В них, за исключением, пожалуй, только второй монографии Н. К. Лисовского, позиции казачества данных областей не являлись предметом специального изучения и рассматривались в общем плане борьбы местных революционных и контрреволюционных сил. Но, несмотря на это, в плане дальнейшего изучения казачьей проблематики был достигнут вполне определенный прогресс.
Значительные результаты были получены историками на протяжении следующего третьего периода (2-й половины 60-х — 1-й половины 80-х г. г.) рассматриваемого историографического этапа. Изучая ход Октябрьского восстания в Петрограде, такие авторитетные исследователи как Е. Ф. Ерыкалов, П. А. Голуб, В. Д. Поликарпов, И. И. Минц, В. И. Старцев, Г. Л. Соболев затронули и вопросы позиций находившихся там в это время казаков 1-го, 4-го и 14-го Донских полков [114]. Подробнее их рассмотрели донские историки.
Д.С. Бабичев и Ю. К. Кириенко [115]. Участие донских, амурских и уссурийских казаков, части которых входили в состав Ш-го конного корпуса, в походе на Петроград войск Керенского-Краснова, изменение их политических позиций и отказ от участия в вооруженной борьбе с советскими отрядами в определенной мере отразил в своих работах И. С. Лутовинов [116].
Отношение к Октябрьской революции казаков разных казачьих областей, антисоветская политика атаманов и высших органов казачьего управления, острое политическое и военное противоборство на территориях различных войск затрагивались в основном в общих работах, посвященных изучению хода революции в отдельных регионах. Данные вопросы в определенной степени нашли свое отражение в монографиях Д. З. Коренёва [117], Р.Х. Гу-гова[118], в которых изучалась Октябрьская революция на Тереке, коллективной монографии о событиях на Дону и Северном Кавказе [119], Э.М. Ша-гина [120], А. Н. Баталова [121] - в Сибири, H.A. Шиндялова [122], А. И. Крушанова [123] на Дальнем Востоке. При этом некоторые из этих авторов сделали важные выводы о сущности политических позиций казаков в это время. Э. М. Щагин, например, пришёл к аргументированному выводу о том, что основная масса казачества войск Востока страны в рассматриваемый период занимала нейтральные позиции и одним из первых отечественных исследователей показал специфику процесса советизации казачьих областей данного региона в конце начального этапа гражданской войны [124].
Е.И. Дударь изучил позиции оренбургских казаков в период антибольшевистского выступления атамана А. И. Дутова [125], а Д. С. Бабичев [126], Ю. К. Кириенко [127], затем К. А. Хмелевский и С. К. Хмелевский [128] - поведение донского казачества во время калединского движения. Вывод Д. С. Бабичева о том, что осенью 1917 — зимой 1918 г. г. донское трудовое казачество якобы выступило за Советскую власть [129] вызвал споры в научном сообществе. С его обоснованной критикой выступили Я. А. Перехов, Ю. К. Кириенко, К. А. Хмелевский [130], А. И. Козлов [131].
JI.M. Спирин и A.JI. Литвин обосновали собственное заключение о том, что в начале 1918 г. большинство казаков или поддерживало установившуюся в их областях Советскую власть, или занимали по отношению к ней нейтральную позицию [132].
Л.И. Футорянский, А. П. Ермолин, М. Д. Машин сделали шаг вперед и попытались раздвинуть географические рамки исследования проблемы казачества в Октябрьской революции и показать её в масштабе нескольких казачьих войск [133]. Важное значение имела работа А. И. Козлова по анализу имевшихся к середине 80-х годов историографических наработок по основным вопросам проблематики казачества в период Октября и начального этапа гражданской войны и определению задач дальнейших исследований [134].
Вопросы, связанные с политикой Советской власти по отношению к казачеству осенью 1917 — зимой 1918 г. г., конкретные мероприятия Совнаркома и практическая деятельность Казачьего комитета ВЦИКа получили освещение в работах A.M. Сединой [135], Г. Л. Воскобойникова и Д.К. Прилеп-ского [136].
Вооруженная борьба на территории казачьих войск на начальном этапе гражданской войны и участие в ней казаков в определенной мере получили освящение в фундаментальных обобщающих работах по отечественной истории [137], истории отдельных регионов [138] и истории гражданской войны [139].
В течение следующего периода (2-й половины 80-х — 1991 г. г.) данного историографического этапа изучение названных проблем было углублено и, что являлось очень важным, начата работа по их более всестороннему и объективному изучению и даже определённому переосмысливанию существовавших теоретических наработок. Данные тенденции получили отражение в монографии М. Д. Машина и B.C. Семьянинова, в которой, среди прочего, затрагивались и вопросы позиций оренбургского и уральского казачества во время Октябрьской революции и начального этапа гражданской войны [140] и в книге H.A. Хвостова, в которой достаточно всесторонне было рассмотре-4 но отношение к революции и поведение в ходе начавшегося острого военнополитического противоборства казаков Сибирского, Забайкальского, Амурского и Уссурийского войск [141]. Ю. К. Кириенко весьма глубоко осветил поведение донских казаков столичного гарнизона во время большевистского восстания, отношение донского казачества к Октябрьской революции, начало антисоветского движения во главе с атаманом A.M. Калединым, результаты выборов на Дону в Учредительное собрание и протекавшие здесь в конце 1917 года политические процессы [142]. В то же время он значительно преувеличивал значение контактов калединского правительства с представителями стран Антанты и, что немаловажно, степень революционности казаков-фронтовиков основные массы которых зимой 1917;1918 г. г. якобы отошли от Каледина и перешли на сторону Советской власти, убедившись в единстве ifr интересов рабочего класса, крестьянства и казачества [143].
Политика Советской власти по отношению к казачеству, деятельность в этом направлении СНК и Казачьего комитета ВЦИКа, причины, повлиявшие на изменение политических позиций казаков в это время, были показаны в новой книге Г. Л. Воскобойникова и Д. К. Прилепского [144]. Отношение к Октябрю кубанского казачества, процессы трансформации его политических взглядов и соответствующее поведение на начальном этапе гражданской войны, ход советизации кубанских станиц рассмотрел И. Я. Куценко, хотя он также существенно преувеличивал уровень революционности кубанских казаков и их сознательных просоветских действий [145].
Важную работу по историографическому анализу проблемы роли казачества в революции и гражданской войне проделал С. А. Кислицын. Ему удалось не только достаточно всесторонне и ёмко охарактеризовать новые историографические наработки 2-й половины 80-х годов, содержащиеся в них как хорошо обоснованные, так и спорные теоретические подходы и заключения, но в определённой степени и обозначить перспективные направления дальнейших исследований в данном направлении [146]. Исторические аспекты щ. проблемы в контексте рассмотрения Октябрьской революции на Дону и Северном Кавказе нашли отражение в коллективной монографии Р. Х. Гугова, А. И. Козлова, Л. А. Этенко. Среди вопросов, нуждающихся, по их мнению, в дальнейшем изучении, назывались и задачи углубленного рассмотрения позиций казачества региона в период Октябрьской революции и их осмысления на основе обновленных теоретико-методологических подходов [147].
Новый исторический этап, в который вступила страна после крушения коммунистической системы и распада СССР, обусловил принципиально новые условия развития отечественной историографии. Освободившись от существовавших ограничительных рамок методологического монополизма, давления официальных политических установок и идеологических постулатов и определяемых ими многочисленных ограничений, исследователи полу-V чили возможность значительно расширить масштабы и глубину своей научной деятельности, объективно осмыслить и оценить имевшиеся к тому времени научные достижения и проблемы. Начавшийся новый современный историографический этап (начало 90-х — начало 2000 г. г.) ознаменовался, несмотря на имевшиеся многочисленные сложности, появлением ряда весьма разноплановых работ по рассматриваемой проблеме.
Более всесторонне и объективно было освещено положение казачества к 1917 году. При этом обнаружились две важные тенденции: во-первых, стремление к рассмотрению этого вопроса в масштабе нескольких войск различных регионов, во-вторых, — к гораздо более обстоятельному анализу. Общая характеристика положения донских казаков с отражением большинства имевшихся по ней различных историографических подходов, в том числе по сущности социальных отношений в казачьей среде, особенностям казачьего землевладения и землепользования, уровня социальной дифференциации казачества, была представлена в коллективных монографиях «Казачий Дон: очерки истории» [148] и «Донские казаки в прошлом и настоящем» [149].
Авторы аналогичной по характеру коллективной работы «Оренбургское казачье войско: история и современность» хорошо отразили политическое и социально-экономическое положение оренбургского казачества [150]. Широкую характеристику положения и проблем забайкальских казаков дал H.H. Смирнов [151]. Довольно обстоятельно, хотя и весьма неравномерно по отдельным войскам, данные вопросы раскрыли авторы коллективной монографии «История казачества Азиатской России» [152]. Они верно отметили, в частности, такое немаловажное обстоятельство, что разница в земельном обеспечении и общем уровне экономического благосостояния между казачеством и крестьянством Востока страны была намного меньшей по сравнению с другими казачьими регионами, особенно по сравнению с Юго-Востоком Европейской России, а в районах Дальнего Востока она вообще практически отсутствовала. Предпринимаемая авторами этой работы попытка комплексного рассмотрения проблемы положения казачества в масштабе обширного восточного региона, где располагалось семь казачьих войск страны, заслуживает особого внимания и безусловного одобрения. В целом данное монографическое исследование, выполненное на солидной источниковой и историографической базе, содержащее интересные авторские обобщения и заключения, явилось серьезным шагом вперёд в изучении рассматриваемой проблемы. В то же время в ней присутствуют и некоторые недоработки, в частности, наличие противоречащих друг другу данных о размерах казачьего землевладения и землепользования к 1917 году, одни из которых приведены во 2-м томе, а другие в 3-м томе работынеясности с передачей, а затем изъятием больших земельных массивов так называемого «отвода Духовского» у Амурского и Уссурийского войскотсутствие характеристики всех обязанностей казаковнедостаточно всестороннее рассмотрение положения сибирского, уральского и уссурийского казачества. Широкий круг вопросов, характеризующий положение казачества, был затронут в новой работе А. И. Козлова [153]. Автор провёл взвешенный и обстоятельный анализ проблемы на основе значительного круга источников, немалая часть которых впервые вводилась в научный оборот. На примере Донского войска А. И. Козлов показал процесс развития войсковой организации и связанные с ним особенности социально-политического и экономического положения казачества, степень влияния на его изменение факторов внешнего и внутреннего плана.
Общая характеристика положения донского, кубанского и терского казачества и его особенности, сравнительный анализ прав и обязанностей казаков нашли отражение в монографии В. П. Трута [154]. Автор, среди прочего, привёл уточненные данные о размерах казачьего землевладения и землепользования по каждому из трёх войск Юго-Востока Европейской России, особое внимание при этом уделив количеству удобных земель в войсках в целом и в их различных округах и отделах, показал соотношение сословных прав и обязанностей казаков, выделив три тесно взаимосвязанных аспекта (политический, экономический и морально-нравственный) данного вопроса [155].
Значительный фактический материал по социально-экономическому положению казачества страны представлен в работе Л.И. Футорянско-го [156]. Несмотря на то, что она написана на источниковой базе, введенной автором в научный оборот ещё значительно раньше, и не отразила имеющихся историографических достижений советских и современных исследователей в этой области, предпринятая в ней попытка подойти к рассмотрению обозначенной проблемы во всероссийском масштабе заслуживает позитивной оценки. Вместе с тем, ряд утверждений автора, например, о том, что в исторической науке до сих пор (!) не предпринимались попытки «определения, на какие группы распадалось казачество» [157], т. е. степень его социальной дифференциации, а также о том «. что определение слоев казачества по числу имеющихся в хозяйстве лошадей будет, в основном, верным» [158] не могут не вызывать удивления. Положив в источниковую основу изучение этого вопроса сведения военно-конской переписи 1912 г., Л. И. Футорянский привел данные о наличии числа лошадей в казачьих хозяйствах по 9 казачьим областям. Затем он, исходя из собственных подходов, рассмотрел их расслоение по размерам посевов. В результате он пришел к заключению о том, что 39,8% казачьих хозяйств являлись бедняцкими, 34,8% - середняцкими, 25,4% - кулацкими [159]. Эти цифровые выкладки полностью совпали со сведениями, приведенными им в своей работе 70-х годов [160]. О том же, что они ещё в то время вызвали серьёзные возражения подавляющего большинства исследователей и о существовании в историографии других данных о степени социальной дифференциации казачества, автор умолчал.
Новые аспекты рассматриваемой проблемы, подходы к их изучению, более углубленное рассмотрение недостаточно изученных вопросов были представлены в ряде научных статей. Основываясь на современных методологических подходах, масштабной источниковой и историографической базе, В. Н. Ратушняк показал уровень экономического развития и проблемы положения кубанских казачьих хозяйств [161]. Использовав разносторонние источники, Б. В. Коршунов представил сравнительный обзор экономического положения отделов Сибирского казачьего войска [162]. Общую, но достаточно ёмкую характеристику социально-экономического положения казачества Сибири и Урала дал H.A. Хвостов [163]. Аграрные проблемы и особенности административно-аграрных отношений в казачьих областях Северного Кавказа на рубеже XIX — XX в.в. были показаны П. П. Матющенко [164]. Планы правительства по проведению в казачьих областях страны аграрных преобразований в русле столыпинской реформы и неудавшаяся попытка их осуществления получили освещение в работах В. П. Трута [165]. Многие стороны сословного статуса казачества, его права и обязанности были затронуты в статьях Е. Ю. Рукосуева [166] и H.A. Хвостова [167]. Достигнутые исследователями к настоящему времени результаты по изучению проблемы проанализировал В. Н. Ратушняк [168].
Значительное внимание историки уделили дальнейшему изучению вопросов отношения казачества к Февральской революции и особенно становления и деятельности высших органов казачьего управления. По-прежнему наиболее активно изучались позиции во время революции донских и оренбургских казаков и в целом её ход на Дону [169] и в Оренбуржье [170]. Рассматривались эти вопросы и в рамках других войск, например, H.H. Смирновым — Забайкальского войска [171], и даже в масштабах целых больших регионов, где располагались казачьи войска, в частности Востока страны [172] и Юго-Востока Европейской части России [173]. Последнее обстоятельство являлось очень важным, поскольку свидетельствовало о конкретных достижениях историков в плане значительного расширения масштабов и обстоятельности исследований.
Непростые процессы организации и деятельности после революции высших органов казачьего управления, их взаимоотношений с Временным правительством и его местными властными структурами были рассмотрены в монографиях С. А. Кислицына [174], Ю. Д. Гражданова, [175] Е.М. Трусо-вой, [176] А. И. Козлова [177], Е. И. Дулимова и С. А. Кислицына [178], В. П. Трута, [179], В. Н. Сергеева [180], в ряде диссертационных исследований [181]. В них авторы подробно показали работу первых казачьих войсковых кругов (съездов, рады) и избранных на них войсковых атаманов и войсковых правительств, противоречивую политику по отношению к ним Временного правительства, сложности их взаимоотношений с местными правительственными комиссарами. Отдельные аспекты этих вопросов были затронуты и в работах зарубежных историков [182].
Важная проблема отношения казачества к Октябрьской революции, трансформации его политических позиций на начальном этапе гражданской войны и масштабы его непосредственного участия в этих событиях была рассмотрена в книге С. А. Кислицына [183], работах H.H. Смирнова о забайкальском казачестве [184], Н. И. Фокина — об уральском [185], В.Н. Бакано-ва [186], коллективном исследовании [187] и целым рядом содержательных статей интересного сборника [188], посвященных оренбургскому казачеству, коллективных монографиях о донском казачестве [189]. Значительный интерес представляют работы, в которых изучены позиции казаков сразу нескольких войск того или иного региона. Так, например, значительный фактический материал и интересные заключения содержит монография В. М. Мамонова, посвященная казачеству всех казачьих войск Востока страны [190]. Автор, в частности, верно отметил, что на начальном этапе гражданской войны большинство казачества региона не выступало против Советской власти. В то же время серьёзные возражения вызывает авторская характеристика казачьих областей как «русской Вандеи». (Как известно, данный тезис неоднократно подвергался аргументированной критике в историографии ещё в 70-х — 80-х г. г.). Неравномерно рассмотрены и события по каждому войску. Обозначенная проблема получила довольно обстоятельное изучение в масштабе всех казачьих войск Востока России в 3-м томе коллективной монографии «История казачества Азиатской России» [191]. На основе значительного ис-точникового и историографического материала её авторы не только отразили участие казачества в сложных политический процессах, протекавших на обширнейших территориях казачьих войск Востока страны в конце 1917; начале 1918 годов, но и сформировали целый ряд содержательных обобщений и выводов, характеризующих сущность и своеобразие поведения казаков, особенно казаков-фронтовиков. Они верно отметили доминирование в их среде в это время нейтральных политических настроений. Но позиции уральских казаков, специфика сложившегося в их войске положения, оказались не раскрытыми. В значительной мере это можно отнести и по отношению к сибирскому казачеству. Спорным представляется утверждение авторов о том, что в октябре — ноябре 1917 года казаки-фронтовики большей частью поддержали Советскую власть.
Интересный фактический материал по рассматриваемой проблеме содержится и в коллективной работе, посвященной уральскому и оренбургскому казачеству [192]. Динамика изменения политических позиций донских, кубанских и терских казаков, сущность и своеобразие так называемой позиции «вооружённого нейтралитета» казаков-фронтовиков и влияние данного фактора на результат противоборства в казачьих областях региона в феврале-марте 1918 года показаны в работе В. П. Трута [193]. Ход борьбы в казачьих областях страны на начальном этапе гражданской войны нашёл определённое отражение в работе Л. И. Футорянского. Однако, автором он освящён крайне неравномерно: противоборству в Оренбуржье и на Дону уделено довольно большое внимание, а в других войсках — крайне мало (менее одной страницы текста описательного характера по каждому из затронутых войск) [194]. Спорным представляется и вывод Л. И. Футорянского о том, что «антибольшевистское движение в казачьих областях в ноябре 1917 — марте 1918 г. г. потерпело поражение, ибо революция носила на этом этапе буржуазно-демократический характер, наладился блок с левыми эсерами, были безвозмездно конфискованы в казачьих областях помещичьи и офицерские земли, проводилась работа по их перераспределению среди крестьян и рядовых казаков» [195]. Автор, к сожалению, не отразил и имеющиеся в историографии мнения по вопросам причин поражения антисоветских выступлений на начальном этапе гражданской войны.
Взаимоотношения лидеров и основной массы казачества с ведущими политическими партиями на Дону, Кубани и Тереке в рассматриваемый период времени показал В. Н. Сергеев [196].
Продолжалось изучение антисоветского дутовского движения, отношение к нему оренбургских казаков и их участие в составе противоборствовавших сторон в Оренбуржье [197]. Вопросы взаимоотношений казачьих лидеров с руководителями зарождавшегося на Юге России «белого» движения, неоднозначного отношения к нему основной массы казачества региона, его позиций на начальном этапе гражданской войны получили освещение в работе A.B. Венкова [198]. Он верно отметил, что одной из основных причин поражения этого движения на данном этапе явилась узость его социальной базы, отсутствие поддержки со стороны казачества, в частности, нейтралитет казаков-фронтовиков [199]. Вопрос выявления и всесторонней характеристики особенностей начального этапа гражданской войны в казачьих областях поставил и попытался разрешить В. П. Трут [200]. Позже к нему, не отразив, правда, историографические наработки, обратился Л. И. Футорянский [201 ].
В некоторых историографических работах были проанализированы результаты, достигнутые исследователями в изучении проблем участия казачества в революциях 1917 года и событиях начального этапа гражданской войны, определены задачи по дальнейшему их изучению [202]. Различные аспекты рассматриваемой проблемы получили освещение в специальном энциклопедическом издании [203].
Проблема позиций казачества в период Октябрьской революции и на начальном этапе гражданской войны определённое отражение нашла и в работах зарубежных авторов. Так чешский историк С. Ауский показал участие казаков в событиях революции и начавшейся гражданской войны в казачьих областях, особенно на Дону, обосновал собственные заключения о причинах отказа казачества от поддержки антисоветских движений на начальном этапе гражданской войны [204]. И хотя он не раскрыл таких важных вопросов, как сущность политических позиций казаков в данный период, их нейтралитет в шедшем противоборстве, налицо стремление автора к собственной объективной характеристике рассматриваемой проблемы. Отношение семиреченских и уральских казаков к революции и последовавшей за ней борьбе на территориях их войск в общих чертах затронул казахстанский историк М.Ж. Абди-ров [ 205].
Проанализировав современные историографические наработки В. П. Булдаков пришёл к обоснованному выводу о том, что изучение движения казачества в революциях 1917 года приобрело значительный планомерный характер и затронуло многие аспекты его социального положения, политической активности и специфического стремления к этноидентификации [206].
Он также отметил такое важное обстоятельство, что «.перекосов в сторону апологетики антибольшевистской активности казачества. не заметно» [207].
В целом исследователями проделана немалая работа по обстоятельному изучению многих вопросов обозначенной проблемы. Однако актуальная задача целостного всестороннего рассмотрения и объективного глубокого анализа проблемы во всероссийском масштабе с учетом существовавших в каждом казачьем войске особенностей, вплоть до настоящего времени в историографии не разрешена.
Объект и предмет исследования. Объектом данного диссертационного исследования является казачество всех казачьих войск России периода революций 1917 года и начального этапа гражданской войны как составная, но своеобразная часть российского социума, занимавшая в это время особые по- «' зиции.
Предмет исследования составляют политические позиции казачества страны во время Февральской революции, динамика политических взглядов и настроений казаков в период от Февраля к Октябрю, отношение армейского и станичного казачества к Октябрьской революции, формы и масштабы его участия в событиях революции и начального этапа гражданской войны.
Цели и задачи исследования. Основными целями данного диссертационного исследования являются всестороннее изучение и комплексный анализ проблем позиций и участия казачества России в Февральской и Октябрьской революциях 1917 г., влияния этих факторов на итоги политического и военного противоборства во всех казачьих областях страны на начальном этапе гражданской войны.
Для достижения поставленных целей необходимо разрешение следующих исследовательских задач: рассмотреть социально-политическое и экономическое положение казачества каждого войска и его особенности к 1917 году, особое внимание при этом обратив на своеобразие общего социального статуса казаков, организации и деятельности системы управления казачьими войсками и органов местного казачьего самоуправления, содержание и соотношение прав и обязанностей казачества, характеристику их социально-политического, экономического и нравственного аспектов, проблемы общего экономического состояния и социальной дифференциации казачества каждого войска накануне 1-й мировой войны и ухудшения его социально-экономического положения и трансформации общественно-политического сознания казаков, прежде всего фронтовиков, в её ходеисследовать политические позиции казачества во время Февральской революции, показав отношение к ней армейского и станичного казачества, содержание и особенности хода революции в казачьих областяхраскрыть сущность и специфику процесса образования в казачьих войсках высших органов казачьего управления и их деятельность на начальном этапе функционирования во всех казачьих войсках страныизучить позиции казачества в ходе общероссийских внутриполитических процессов лета-начала осени 1917 года, определив их характер и изменение под непосредственным влиянием происходивших в стране политических событийпроанализировать отношение казачества к Октябрьской революции, раскрыв участие казаковфронтовиков в событиях большевистского восстания в столице и походе на Петроград войск Керенского-Краснова, позиции армейского и станичного казачества во время начала антисоветских движений в казачьих областях страны, содержание и результаты политики войсковых и Советского правительств по отношению к казачеству осенью-зимой 1917 годавыявить и охарактеризовать особенности военно-политического противоборства на территориях казачьих войск на начальном этапе гражданской войны, степень участия в нём, в составе обеих враждовавших сторон, казаков и зависимость итогов борьбы в это время от их позицийпроанализировать сущностное содержание политических позиций и настроений казаков и проследить динамику их трансформации в переломный момент вооруженной борьбы в казачьих областях в конце 1917 — начале 1918 гг. всесторонне рассмотреть фактор значимости позиций казачества на исход противоборства советских и антисоветских сил на начальном этапе гражданской войны в казачьих регионах страны, влияние данного обстоятельства на общероссийские политические процессыотразить и объективно оценить особенности процессов установления Советской власти в казачьих областях в конце начального этапа гражданской войны.
Хронологические рамки исследования охватывают период с февраля 1917 по март 1918 гг. Выделение именно такого временного отрезка обусловлено следующими обстоятельствами. В феврале 1917 года в России произошла революция, свергнувшая самодержавие и послужившая точкой отсчета качественно нового периода отечественной истории. Казачество, как и всё российское общество, было вовлечено в бурные революционные процессы 1917 года, принимало самое непосредственное участие в их важнейших событиях. В то же время раскрытие объективной обусловленности особенностей его общественно-политических взглядов и неоднозначных политических позиций и их динамики в данный период невозможно без всесторонней характеристики специфики его социально-политического положения накануне 1917 года.
Итоговый хронологический предел диссертационного исследования-март 1918 года определён в виду того, что к этому времени завершается военно-политическое противоборство в казачьих областях страны и процесс установления здесь новой Советской власти, знаменовавшие окончание начального этапа гражданской войны в России. Дискуссии в историографии относительно периодизации гражданской войны и, в частности, времени её начала продолжались на протяжении довольно длительного периода. Продолжаются они и в настоящее время [208]. Мы разделяем точку зрения тех исследователей, которые аргументировано обосновали вывод о начале гражданской войны в октябре 1917 года и о продолжении её начального этапа до марта 1918 года [209 ]. Аналогичные мнения по данному вопросу доминируют и в современной зарубежной историографии [210]. При обосновании сущностного содержания и хронологии начального периода гражданской войны нами учитывались и такие факторы, как имеющая важное значение теоретическая посылка о неотделимости революции и гражданской войны в России [211], комплекс особенностей начального этапа гражданской войны в стране в целом и в казачьих областях в частности.
Географические рамки работы включают в себя территории всех казачьих войск России в соответствии с существовавшим в рассматриваемый период административно-территориальным делением, а также район г. Петрограда и его окрестностей, где на момент происходивших там важнейших политических событий 1917 года находились некоторые казачьи части и соединения.
Методологические основы исследования. При написании диссертационной работы автор исходил из принципа реального теоретико-методологического плюрализма, которому присуще органическое сочетание различных теоретических подходов и конкретно-научных концепций. Будучи необходимым в развитии любой науки теоретико-методологический синтез в современной исторической науке является важнейшим и непременным условием преодоления её нынешнего кризисного состояния [212]. При этом не следует упускать из виду того очевидного обстоятельства, что данный кризис характерен не только для отечественной, но и вообще мировой исторической науки и выражается не в её стагнации или регрессе, а в такой поляризации теоретико-методологических подходов и, как следствие, конкретно-исторических концепций, которая во многом разрушает единство основополагающей сущности исторического познания [213].
Идея данного синтеза предполагает создание всесторонне обоснованной и разработанной универсальной методологии исторического познания и общей теории предметного содержания, способной охватить всю сложность и многообразие реального исторического процесса [214].
Учитывая правомерные заключения современных исследователей об искусственности, надуманности противопоставления цивилизационного и формационного подходов к познанию истории, которые не только не исключают, а дополняют друг друга [215], при написании данной диссертации использовались различные концептуальные положения цивилизационной и формационной теорий. Первая позволяет рассмотреть поставленную проблему в контексте мирового развития с учётом особенностей России, а вторая — в плане закономерности и движения российских исторических форм, характеристики общего уровня специфики общественно-экономических отношений на конкретном историческом этапе развития страны. Применялся и социокультурный анализ, предполагающий видение народных масс в качестве реального, а не воображаемого субъекта исторического процесса, чьи параметры выражают всё многообразие их не только классовых и сословных, но и половозрастных и психосоциальных характеристик внутри определённых социумов [216]. Задействовались также элементы теории исторической антропологии, позволяющие раскрыть человеческое содержание истории, проанализировать индивида во всех его проявлениях как участника конкретных исторических действий и достичь на этой основе нового исторического синтеза [217].
Диссертационное исследование осуществлялось на основе принципов историзма, научной объективности, всесторонности, конкретности, системности.
Применялся комплекс общенаучных, специально-научных и конкретных методов исследования. Общенаучные методы: анализ и синтез, индукция и дедукция, описательный, количественный. Специально-научные: историко-генетический, предполагающий последовательное раскрытие свойств, функций и изменений изучаемой реальности в процессе её исторического движенияисторико-сравнительный, позволяющий осуществлять исследование путём построения аналогий и сравнения их на конкретных фактахисторико-системный, заключающийся в изучении объекта исследования путём выявления его отдельных структурных элементов, их прямых и опосредованных функций, их связи между собой и с целымисторико-типологический, подразумевающий типологизацию, разделение исследуемых предметов и явлений на качественно определённые типы. Конкретнопроблемные методы направлены на изучение конкретных исторических явлений.
Комплексное использование отмеченных методологических подходов, принципов и методов исследования позволяет всесторонне, глубоко и объективно рассмотреть позиции казачества страны в период революций 1917 года и на начальном этапе гражданской войны с точки зрения взаимодействия целого (российского общества) и отдельных частей (казачьих региональных сообществ). Учитывая особенности социальной организации, социальных функций и массового общественного сознания казачьих сообществ, а также довольно существенную региональную специфику и географическую разбросанность казачьих войсковых образований от Северного Кавказа до Дальнего Востока, важность данного рассмотрения и основанного на его результатах анализа представляются весьма значимыми.
Источниковой базой исследования послужил широкий круг различных по своему происхождению и разноплановых по содержанию документов и материалов как опубликованных, так и находящихся в центральных и местных архивных хранилищах. Источники, на основе всестороннего изучения и объективного анализа которых осуществлялось исследование избранной проблемы, могут быть подразделены на следующие основные группы.
Первую группу составили разнообразные опубликованные документы и материалы. В ней можно выделить несколько подгрупп. Прежде всего это документальный материал, отражающий социально-политическое и экономическое положение казачества в разных войсках, представленный в годовых отчётах начальников казачьих областей и наказных атаманов соответствующих казачьих войск [218] и различных статистических сборниках начала прошлого столетия [219]. Определённый интерес представляют и первые публикации различных документальных источников противоборствующих сторон в период революции и начального этапа гражданской войны в советских и эмигрантских изданиях 20-х годов [220]. Хотя они и носили выборочный характер и соответствующую политико-идеологическую направленность, их значение как первоначального материала в формировании источни-ковой базы по проблеме было довольно существенным. И, наконец, наиболее значительную по объёму и всесторонности подгруппу составляют самые разнообразные документальные материалы (постановления и приказы правительственных и военных органов, доклады и распоряжения политических и военных руководителей, телеграммы с мест, резолюции и решения казачьих частей и комитетов, высших и местных органов казачьего управления, разнохарактерная текущая документация) по различным вопросам рассматриваемой проблематики, прежде всего по отношению казачества к Февральской революции, политике Временного правительства в казачьих областях, позиций казаков и высших органов казачьего управления во время Октябрьской революции, деятельности Советского и войсковых правительств и их структур, изменению политических позиций казаков в конце 1917 — начале 1918 г. г., содержащиеся в целом ряде общероссийских и региональных тематических сборниках документов и материалов по периодам революций 1917 года и начального этапа гражданской войны [221]. Практически все они были изданы в советский период и, естественно, имели одностороннюю содержа-'-Ф тельную и политическую направленность. В то же время публикации значительного источникового материала способствовали активизации научных исследований в то время, а многие из опубликованных документов, отражавших реальное положение дел, плодотворно исследуются историками и в настоящее время.
Вторая группа источников представлена таким весьма интересным и важным их видом, несмотря на всё его своеобразие, как периодическая печать того времени самого разнообразного происхождения и политической направленности (центральная российская, затем советская, местная войсковая, разная антисоветская, эмигрантская). Данный вид источников, безусловно, требует особого критического подхода и специальных методов работы с ним. Но он содержит такую ценную источниковую базу, как официальные.
