Актуальность темы
исследования обусловлена масштабными преобразованиями в сфере отечественной культуры, экономики, политики и идеологии. В очередной раз в России остро’встает проблема выработки единого социокультурного начала, способного служить основанием современной социальной мотивации и, как следствие, интеграции общества и государства. Решение данной задачи предполагает самоопределение культурно-национального сознания. При этом и возникает необходимость осмысления феномена ино-культурности как диалектической предпосылки для выработки национальной идеи, представления о духовном предназначении российской нации.
Проблема национального самосознания предполагает обращение ко всему многообразию русской истории и культуры. Идентичность как результат перманентного культурного' синтеза не рождается в пространстве, свободном от инокультурного воздействия. Понимание его роли требует не только культурологического анализа, но и репрезентативной исторической реконструкции той реальности, в пространстве которой и конституировалось противостояние Запада и Востока как культурных полюсов.
Исторически обусловленное пребывание России на сломе глобальных культурных парадигм требует анализа культурно-исторических и социокультурных антиномий, заданных несводимостью культур Запада и Востока, исследования проблем самобытности национальной культуры, цивилизацион-ного выбора и будущего России. Но главная проблема заключается в своеобразной обреченности российской культуры как «промежуточной» на диалогические и мультикультурные взаимодействия. Несводимость содержания отечественной традиции ни к восточным, ни к западным, ни к самобытным реалиям показывает, что элемент неопределенности в содержании российской культуры и самосознания нации является неустранимым.
Предлагаемое диссертационное исследование, поддерживая традиционный исследовательский интерес к имманентному диалогизму культуры как таковой, обращается к феномену культурной идентичности и проблеме ее порождающих оснований. Анализ идентичности как проявления сознательной жизни нации подводит нас к пониманию тех действующих сил, которые поддерживают равновесие между онтологическими законами и исторически изменчивым эмпирическим существованием культуры. Подобное равновесие требует гибкого, диалектического отношения как в практике социально-государственного культурного строительства, так и в опыте теоретического моделирования и культурологического анализа.
Степень научной разработанности проблемы. Проблема инокультурной среды как одного из ключевых факторов формирования и развития человека и нации аналитически связана с реалиями отечественной историко-культурной традиции. Туристическая экспансия россиян в страны Европы в XVIII в. совпадает с процессом формирования светской культуры. В этот период по Европе в основном путешествуют дипломаты и светские люди. Для истории культуры и истории ментальностей их путевые заметки и воспоминания представляют важнейший источник формирования культурных стереотипов. Здесь мы можем найти самые разнообразные сведения о европейских государствах и народах, их экономической и политической жизни, быте и психологии. Так, ценным материалом для изучения той эпохи стали, в частности, «Письма» Н. М. Карамзина, «Записки» И. М. Симонова и А. Г. Глаголева, дневники и письма П. П. Пущина, Ф. Н. Глинки, А. Ф. Раевского, И. И. Лажечникова, А.П. Ермолова1.
Опыт интегрирующего подхода в части теоретической разработки закономерностей культурного развития, выявления специфики национальных культур и особенностей их влияния на жизнь общества в России осуществлен в.
1 См., в частности: Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. М., 1988. Записки и воспоминания о путешествии по Англии, Франции, Бельгии и Германии 1842 г. профессора Симонова. Казань, 1844- Глаголев А. Г. Записки русского путешественника с 1823 по 1827 гг. Ч. IV. СПб., 1837- Дневники Павла Пущина 1812−1814. Л., 1987; Глинка Ф. Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием Отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год. М., 1870- Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов: сочинения А.Раевского. М., 1822- Лажечников И. И. Походные записки русского офицера. М., 1820- Записки А. П. Ермолова 1798−1826. М, 1991; и др. исследованиях таких ученых, как М. М. Бахтин, B.C. Библер, A.JI. Ястребиц-кая, Б. Вальденорельс1 и др.
Россия не может существовать отдельно от других культур. Анализ исторических реалий отечественной культуры в контексте диалогических и муль-тикультурных взаимодействий осуществлен в работах Т. Е. Васильевой, Н. А. Ерофеева, Е. В. Жарких, О. В. Зайченко, И. Г. Яковенко, Е. Яценко, Ю. И. Игрицкого, А. К. Якимович, Н. А. Хренова, В.М. Пивоева2 и др.
Концептуальное рассмотрение наследия, культурной логики развития России, а также многообразных факторов и отдельных событий, оказавших влияние на формирование национальной и культурной идентичности, было предпринято в работах В. И. Полищука, И. В. Кондакова, Б. В. Емельянова, Н. И. Яковкиной, В. В. Познанского, Е.А. Ермолина3 и др.
Общую картину интеллектуальных и духовных исканий, а также отдельных интенций русских мыслителей XIX — нач. XX вв., характеристику их симптоматичной рефлексии по поводу перманентного кризисного «самочувствия» России дают историко-философские труды известных отечественных мыслителей не столь отдаленного прощлого, в частности, Н. А. Бердяева,.
1 См.: Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972; Библер B.C. От наукоучения — к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. М., 1991; Его же. О логической ответственности за понятие «диалог культур» // На гранях логики культуры. М., 1997. С. 207−219- Ястребицкая А. Л. О культур-диалогической природе историографического: Взгляд из 90-х // XX век: методологические проблемы исторического познания: Сб. обзоров и рефератов. М., 2001. 4.1. С. 8−53- Вальденорельс Б. Своя культура и чужая культура. Парадокс науки о «чужом» // Логос. 1994. № б. С. 77−94.
2 См., в частности: Васильева Т. Е. Стереотипы в общественном сознании: Социально-философские аспекты. М., 1988; Ерофеев Н. А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских. 1825−1853 гг. М., 1982; Жарких Е. В. Восприятие Германии в русском обществе на рубеже XIX—XX вв. // Межкультурный диалог в историческом контексте. Материалы научной конференции. М., 2003. С. 66−69- Зайченко О. В. Образ России в Германии в первой половине XIX века (на материале либеральной публицистики) // Россия и Германия. М., 2001. Вып. 2. С. 92−109- Яковенко И. Г. Россия и Европа: диалектика взаимодействия // Россия и Европа в XIX—XX вв.: проблемы взаимойосприятия народов, социумов, культур. М., 1996. С. 8−20- Яценко Е. Восток и Запад: взаимодействие культур // Культура в современном мире: опыт, проблемы, решения. М., 1999. Вып. 1. С. 3−15- Игрицкий Ю. И. Россия и Запад: корни стереотипов // Россия и внешний мир: диалог культур. М., 1997. С. 177−184- Якимович А. К. «Свой — чужой» в системах культуры // Вопросы философии. 2003. № 4. С. 48−60- Хренов Н. А. К вопросу о самопознании культуры в контексте межкультурных взаимовлияний // Взаимовлияние форм культуры в духовной жизни общества. Л., 1986. С. 87−101- Пиво-ев В.М. «Свое» и «чужое» в культуре // «Свое» и «чужое» в культуре народов Европейского Севера: тезисы докладов межвузовской научной конференции. Петрозаводск, 1997. С. 5−7.
3 Полищук В. И. Мировая и отечественная культура: В 2 ч. ЕкатеринбургНижневартовск, 1993; Кондаков И. В.
Введение
в историю русской культуры. М., 1997; Его же. Культура России: краткий очерк истории и теории. М., 2007; Емельянов Б. В. Три века русской философии (XVIII-XX вв.). Екатеринбург, 1995; Яков-кина Н. И. Очерки русской культуры первой половины XIX века. Л., 1989; Познанский В. В. Очерк формирования русской национальной культуры. Первая пол. XIX в. М., 1975; Ермолин Е. А. Русская культура: Пер-сонапистская парадигма образовательного процесса. М., 2005.
В.В. Зеньковского, Н. О. Лосского, Г. В. Флоровского, C. JL Франка, Э.Л. Рад-лова, Г. Г. Шпета, А. И. Введенского, Б. П. Вышеславцева, А. Ф. Лосева, а также обширная литература, принадлежащая перу современных исследователей русской философской традиции, в частности, М. Н. Громова, Б. В. Емельянова, П. А. Сапронова, В. В. Сербиненко, О. Т. Ермишина, С.Г. Гутовой1 и др.
Проблема русской национальной идентичности была зримо обозначена в л первой пол. XIX в. в дискуссиях западников и славянофилов, где первостепенную роль играл вопрос о культурно-цивилизационной судьбе России.
Особое значение в этой полемике имеет неоднозначная позиция П.Я. Чаадаева3. Его «Философические письма» стали первой попыткой историософского прозрения в культурные судьбы России и Европы. Здесь культурно-исторический процесс, представляя воплощение божественной и социальной персональности, наделен сакральным характером. Это беспримерный образец социально-философской рефлексии и гражданской самоидентификации.
Изучению различных аспектов наследия. славянофилов и западников посвящены работы многих современных исследователей: М. А. Алпатова, Б. В. Емельянова, В. П. Кузнецова, В. В. Сербиненко, В. Г. Щукина, В. Страды, В.Ю. Добровольского4 и др.
1 См., в частности: Бердяев Н. А. Русская идея // Вопросы философии. 1990. № 1−2- Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Л., 1991. Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991; Флоров-ский Г. В. Пути Русского Богословия. Киев, 1991; Вышеславцев Б. П. Русский национальный характер // Вопросы философии. 1995. № 6. С. 111−121- Лосев А. Ф. Русская философия // Очерки истории русской философии. Свердловск, 1991; Громов М. Н. Вечные ценности русской культуры: к интерпретации отечественной философии // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 54−61- Емельянов Б. В. Очерки русской философии нач. XX в. Екатеринбург, 1992; Сербиненко В. В. История русской философии XI—XIX вв. М., 1993. Гутова С. Г. Владимир Соловьев. Синкретизм философии всеединства. Нижневартовск, 2009; и др.
2 См.: Киреевский И. В. Ответ А.С. Хомякову // Критика и эстетика. М., 1998. С. 147−153- Его же. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России // В поисках своего пути: Россия между Еьропой и Азией. М., 1994. С.'101−112- Аксаков К. С. О русском воззрении // Русская идея. Сб. произведении русских мыслителей. М., 2004. С. 143−144- Его же. Еще несколько слов о русском воззрении // Там же. С. 145−153- Белинский В. Г. Россия до Петра Великого // Поли. собр. соч. М., 1949. Т. IV. С. 127−160- Его же. Взгляд на русскую литературу 1846 года// Там же. М., 1952. Т. VII. С. 258−274, и др.
3 Чаадаев П. Я. Философические письма // Статьи и письма. М., 1989. С. 38−146- Его же. Апология сумасшедшего//Там же. М., 1989. С. 147−161.
4 Емельянов Б. В., Исаева М. В. Славянофилы: поиски идентичности. Екатеринбург, 1999; Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII — первая пол. XIX вв.). М., 1985; Кузнецов В. П. Россия и Европа в философии истории П. Я. Чаадаева // Россия и внешний мир: диалог культур. М., 1997. С. 177−184. Щукин В. Г. Русское западничество 40-х годов XIX в. как общественно-литературное явление. Krakow, 1987. Его же. На заре русского западничества // Вопросы философии. 1994. № 78. с. 135−149- Страда В. Западничество и славянофильство в обратной перспективе II Вопросы философии. 1993. № 7. С. 57−63- Добровольский В. Ю. П. Я. Чаадаев: феномен общественного интереса// Отечественная история. 2007. № 5. С. 187−192, и др.
Одним из главных направлений развития отечественной философской мысли XIX — нач. XX вв. стало выявление особенностей русской культуры в соотношении с западноевропейской и определение ею своего места в мировой истории. Русской идее посвящали работы философы XIX в.: А. С. Хомяков, К. С. Аксаков, B.C. Соловьев, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Н. Я. Данилевский, C.JI. Франк, И. А. Ильин, П.Б. Струве1 и др.
В практике же современных исследований своеобразным подтверждением сохраняющейся актуальности проблемы национальной, социальной и культурной идентичности служат диссертационные исследования. Различные аспекты данной проблематики рассматриваются в работах таких авторов, как Т. П. Баженова, B.C. Заковряшина, Ю. В. Кассин, Т. В. Спицина, Г. Б. ХмелевЛ екая, Г. П. Хорина, М. В. Исаева и др.
Разнообразие тематики исследований, выражающих опыт осмысления различных граней процесса формирования национальной идентичности, показывает необходимость их концептуализации в рамках культурологического подхода.
Объектом исследования является культура России XIX — нач. XX вв. Хронологически, в предметно-историческом и событийном измерении, данный период обусловлен прецедентом «хождения» в Европу в ходе кампании 181 314 гг.- и эпохой Октябрьской революции 1917 г. и Гражданской войны.
Предмет исследования составляют конституирующие основания и процесс формирования национальной идентичности.
1 См.: Хомяков А. С. О старом и новом // Русская идея. Сб. произведений русских мыслителей. М., 2004. С. 112−130- Аксаков К. С. О русском воззрении // Там жЬ. С. 143−153- Соловьев B.C. Русская идея // Там же. С. 227−256- Бердяев Н. А. Русская идея. ХарьковМ., 2002; Его же. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М., 1990; Его же. Философская истина и интеллигентская правда // Вехи: Интеллигенция в России: Сб. статей 1909;1910 гг. М., 1991. С. 24−42- Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество // Там же. С. 43−84- Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М. 1991; Ильин И. А. О русской идее // Русская идея. С. 402−414- Франк С. Этика нигилизма//Вехи. С. 153−184- Струве П. Б. Интеллигенция и революция//Там же. С. 136−152, и др.
2 См.: Баженова Т. П. Европеизация русской культуры: сущность и особенности. Тамбов, 2005; Заковряшина B.C. Диалог в истории культуры и образования. Нижневартовск, 1998; Кассин Ю. В. Трансформация способов восприятия чужих культур в процессе культурных контактов (на отечественном материале). М., 2007; Спицина Т. В. Национальная идентичность в контексте социокультурного кризиса в России (кон. XIX — нач. XX в.). Белгород, 2005; Хмелевская Г. Б. Доминанты цивилизационно-культурных процессов российского и западноевропейского обществ. Краснодар, 2005; Исаева М. В. Исторические корни русской культуры в творчестве ранних славянофилов. Нижневартовск, 1997, и мн. др.
Цель диссертационного исследования состоит в необходимости показать значение инокультурного фактора как имманентного элемента в формировании национальной идентичности в культуре России.
Цель исследования достигается посредством решения следующих задач:
— описать и проанализировать характер культурно-исторических связей России и Европы, представляющих эвристический, творческий «механизм», продуцирующий диалогические и мультикультурные взаимодействия;
— раскрыть характер дихотомии «иноземное — самобытное», определяющей содержание социокультурной практики и внутреннюю мотивацию субъектов национальной культуры;
— проанализировать концептуальное значение дискурса «Россия versus Европа» как аспекта культур-философского спора славянофилов и западников;
— показать культурно-историческое значение идеи панславизма и ее реминисценций как фактора национально-культурной идентичности;
— проанализировать концептуальные основания, формирующие динамику субкультурных связей как условия единства культуры.
Теоретическая основа исследования представляет собой единство нескольких содержательных элементов: во-первых, это воспоминания, путевые заметки, дневники и письма российских путешественников XVIII—XIX вв. (например, «Письма» Н. М. Карамзина, путевые очерки А. И. Герцена, И. М. Симонова, В. П. Боткина, А.Г. Глаголева) как важнейший источник формирования культурных стереотиповво-вторых, воспоминания участников Отечественной войны 1812 г. как выражение представлений о европейской культуре во время заграничных походов 1813−14 гг. Наиболее ценная для нас информация зафиксирована в архивах П. П. Пущина, Ф. Н. Глинки, А. Ф. Раевского, И. И. Лажечникова, А.П. Ермоловав-третьих, материалы периодической печати XIX в., свидетельствующие о действительном состоянии общественного мнения и уровне рефлексии национального самосознания в изучаемый периодв-четвертых, работы русских философов (прежде всего, представителей движения славянофилов и западников, панславизма и «почвенничества», участников социально-философских дискуссий начала XX в.). Характеризуя различные источники, необходимо отметить, что абсолютизация одного их вида недопустима — только их комплексное использование позволяет сделать культурологический анализ наиболее продуктивным.
Методологическая основа исследования. Одной из методологических констант исследования является принцип историзма, позволяющий установить внутренне обоснованную корреляцию конкретных исторических реалий (событий, фактов, социокультурных явлений) с фактами истории ментально-стей и повседневной культуры (дневниковыми записями, наблюдениями, субъективными переживаниями). Принцип научной объективности требует привлечения сравнительно-исторического (компаративного) и междисциплинарного (культурологического) подходов. Использовались диалектический и диалогический подходы, позволяющие установить первичную структуру ментальных феноменов и дихотомию процессов формирования социальной мотивации и национальной саморефлексии, и их взаимосвязь. Значительную роль в обобщении результатов анализа «механизмов» формирования национальной идентичности в рамках исследования занимают также культур-философский и герменевтический подходы. В части исследования социально-философских форм рефлексии, также внесших вклад в процесс формирования национально-культурной идентичности и отношения к иным культурам, использовался и историко-философский подход.
В целом, междисциплинарный подход служит наиболее релевантным способом обращения с такими глобальными содержательно-смысловыми единствами, как национальные культуры и историко-культурные традиции, муль-тикультурные и диалогические взаимодействия, всеобщие культурные парадигмы (Восток и Запад, а также их культурно-исторические ассимиляции с культурной традицией России на том или ином историческом этапе).
Научная новизна исследования заключается в опыте культурологического анализа инокультурных влияний как в традиционном горизонте исторических и культурных взаимодействий, так и в сфере истории ментальностей, в содержании социально-философских дискуссий славянофилов и западников, «почвенников», представителей «панславизма» и «веховцев».
Предпринятая концептуализация культурно-исторического материала позволяет позиционировать антиномию «иноземное — самобытное» как конститутивный элемент российской культурной традиции Нового и новейшего времени. «Инокультурность» рассматривается как имманентное начало русского национального самосознания, фактор национальной идентичности.
К элементам новизны можно отнести и опыт концептуального рассмотрения диалектики субкультурных взаимодействий в качестве основания единства культуры, а также феномена диалога как матрицы мультикультурных (Россия — европейские государства) и субкультурных отношений: аристократическая и разночинная культуры как проявления культуры публичности versus народная (патриархальная) культура как культура консервативных, по преимуществу, невербальных символических обрядовых или бытовых форм.
Положения, выносимые на защиту;
1. Содержательным основанием для комплексного междисциплинарного изучения культуры и ее явлений служит история, в частности, история мен-тальностей. Но история как наука отличается от культурологии как междисциплинарного исследования табу на обобщения и авторство. Спонтанность исторического и дискретность событий известного прошлого нельзя концептуализировать (история: «слабый метод" — доминирование предмета). Вследствие интегрального характера культурологического подхода и тотального характера предмета (культура) нельзя обеспечить строгое методологическое разграничение изучаемой проблематики, но это не симптом методологической слабости, а, напротив, условие возможности целостного концептуального анализа и герменевтики культурных и исторических реалий (культурология: «слабый предмет" — доминирование метода);
2. Национальное (и личное) самосознание как условие культурной идентичности не может быть конституировано имманентным образом, нужны некие основания, способствующие различению, сравнению, что и составляет природу сознания. Благодаря информационным поводам (русская военная кампания 1813−14 гг., путевые записки путешественников, массовые тиражи российских газет в XIX в., и т. п.) у правящего класса и просвещенной публики появляется материал для саморефлексии. Таким образом, диалогические и мультикультурные взаимодействия есть условие компаративного опыта и, как следствие, культурно-национальной идентичности;
3. Инокультурность суть имманентный фактор исторически возникшего национального сознания, неустранимый факт гражданской и культурной истории России. Данный фактор является продуктом диалектических взаимодействий двух антагонистических интенций, конституирующих национальное самосознание: с одной стороны, стремления к сохранению самости нации, ее культурно-географического и этнического единствас другой стороны, интенсивного, порой доходящего до самоотчуждения, стремления к сходству и даже самоидентификации с европейской культурой и присущими ей формами гражданской жизни;
4. Историософский спор славянофилов и западников о судьбе и цивилиза-ционном выборе России, как исторический и культурный прецедент, является своеобразной манифестацией имманентной дивергенции национальной духовной и культурной жизнисимптомом органической мировоззренческой раздробленности, порой граничащей с необратимой деструкцией национального самосознания (Ф.М. Достоевский о причине деструкции культурной психологии: «у нас, русских, две родины: Россия и Западная Европа»);
5. Культурные ареалы дворянства, буржуазии, разночинной интеллигенции и народа традиционно складывались стихийно, политика культурного строительства отсутствовала, и это дает возможность говорить о субкультурной организации жизни в России: страна была единой, но формы жизни разных социально-исторических слоев, формируясь и продолжая существовать обособленно друг от друга, не приводили к национально-культурному синтезу, т. е. органическому единству аристократической (дворянской), разночинной (городской) и патриархальной (крестьянской) субкультур;
6. Начиная с кон. XVIII в. (формирование светской культуры), идентичность российской нации как полиэтнической общности и самооценка входящих в ее состав субкультурных образований зависит, прежде всего, не от стремления к единству, а от центробежной интенции получить признание в Европе. Исторические реалии в России конституируются в опыте неприятия гражданским обществом существующих социокультурных порядков: «хождение» в Европу 1813−14 гг. — как опыт деструктивной социокультурной компаративистикивосстание декабристов 1825 г. — как проявление радикальной рефлексиипериод Октябрьской революции 1917 г. и Гражданской войны 1918;22 гг. — как акт самоотчуждения культуры и деструкции национального самосознания, сопровождавшийся утратой историко-культурной памяти и преемственности вообще, по сути дела, утратой самого прошлого.
Данный «алгоритм» реализован, впоследствии, и в советской культуре: «хождение» в Европу 1944;45 гг. и, как следствие, невольный компаративный опытпериод радикальной саморефлексии — XXII-й съезд КПСС и «оттепель» 1960;х гг.- развал СССР в 1990;х гг. как акт деструкции полиэтнической культуры (диаспорная, клановая и т. п. социокультурная организация) и самосознания новой общности людей, носившей имя «советский народ».
Научно-практическая значимость исследования определяется социокультурной актуальностью темы и широкими возможностями применения результатов анализа мировоззренческих антиномий к осмыслению и возможному предотвращению деструктивных процессов в культурной ситуации современной России. Работа представляет интерес для понимания не только процессов, имевших в XIX — нач. XX вв. место в обществе, экономических и политических отношениях российского государства со странами Европы, но и для понимания социальной психологии, закономерностей, имманентных истории ментальностей. Сам подход к исследованию культуры через бытующие в обществе представления о «чужом» дает новые возможности в самых разнообразных социокультурных исследованиях.
Материалы диссертационного исследования могут быть востребованы в преподавании курсов культурологии, философии, историипри подготовке общих и специальных курсов по истории русской культуры, истории и теории культуры, учебных пособий по истории России XIX — нач. XX вв.
Апробация работы. Материалы диссертационного исследования обсуждались на конференциях различного уровня: региональной научной конференции «10 лет высшего исторического образования в ХМАО» (Нижневартовск, 17—18 апреля 2002 г.) — V межвузовской конференции студентов и молодых ученых «Россия: история и современность» (Сургут, 11 апреля 2003 г.) — II, III, V, VI, VII Всероссийских научных конференциях «История идей и история общества» (Нижневартовск, 2004, 2005, 2007, 2008, 2009 гг.) — XLV Международной конференции «Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, 10−12 апреля 2007 г.) — Всероссийской научно-практической конференции «Новая и новейшая история Запада и Востока: новые подходы в исследовании и преподавании» (Рязань, 28−29 ноября 2007 r.)j V Всероссийской научно-практической конференции «Традиционные общества: неизвестное прошлое» (Челябинск, 21−22 апреля 2009 г.) — Международной научной конференции «Россия и россияне: особенности цивилизации» (Архангельск, 22−24 мая 2009 г.) — V Международной конференции «XX век в истории России: актуальные проблемы» (Пенза, август 2009 г.).
Структура и объем диссертации
Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии. Общий объем работы -185 страниц.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Проблема инокультурных начал позиционируется в контексте нашего исследования как имманентный фактор, органически, структурно присущий отечественной культуре, по крайней мере, с кон. XVIII в., т. е. с того этапа отечественной культурно-исторической традиции, который можно считать периодом оформления светской культуры в нашей стране. В широком смысле соотношение «самобытного» и «иноземного» может быть представлено в несколько более общем смысле как соотношение и взаимодействие «своего» и «чужого». Эти измерения могут рассматриваться как полюса всякой культурной целостности, но, на наш взгляд, характерной чертой отечественной культуры (в определенном смысле проявляющейся и в наши дни) является известная диспропорция самобытности («своего») и инокультурности («чужого»). Устранение данной диспропорции, препятствующей решению проблемы самоопределения российской нации, является актуальнейшей задачей для отечественной науки о культуре.
Постоянный интерес к чужим культурам и народам, стремление понять и объяснить особенности их быта и жизни есть основа культурного и ментального развития, поскольку дает возможность выполнить нелегкую работу саморефлексии. Различение собственной цивилизационной цели посредством сравнения с инокультурным опытом и выбор пути развитии служит условием существования нации. Но данная «компаративистика» и данный выбор должны быть критичны, тем самым, и это крайне важно, такой выбор предполагает уже наличие известной культурной экстерриториальности, т. е. своеобразной культурной достаточности и самостоятельности. Иными словами, чтобы культура могла сравнить себя с иной культурой, она уже должна быть достаточно самобытной. И цель такого компаративистского опыта заключается не в самоотрицании и тем более не в самоотчуждении, как это часто бывало в русской истории культуры, а в коррекции собственного циви-лизационного выбора, в своеобразном приведении его к современным ментальным и культурным реалиям.
Нам известны прецеденты, в том числе и в истории европейских народов, когда националистическое отношение к «чужим» народам оправдывалось твердым убеждением в превосходстве «своего» над «чужим». В России другая беда: мы, как нация, народ, государство, общество, культура, а, порой, и мы как язык, склонны к самоуничижению и некритичному признанию превосходства «чужого» над «своим». Опыт рассмотрения культурно-исторических и ментальных реалий в России XVIII — нач. XX вв. подтверждает актуальность этого феномена превалирования «инокультурного» начала над «самобытным». Стремление понять «другого» или «чужого» — есть одна из возможностей диалога между «своим» и «чужим». И рождается эта интенция, судя по всему, именно в недрах самобытного, но способного к самокоррекции, сознания. Достаточный уровень саморефлексии культурно-национального самосознания необходим, чтобы критично различать и демпфировать последствия как национального самоуничижения, так и гипертрофии национальной гордыни.
Диалектика превосходства «своего» над «чужим», — как считает Д. И. Воронин, — «проявляется не только в плане онтологическом, т. е. сугубо философском, но и в социальном, экономическом, этническом, мифологическом и многих других плоскостях человеческого существования». К тому же проблема «своего» и «чужого» рассматривается как проблема социальная, обращенная на выявление общих, национальных особенностей, которые дают возможность проследить формирование и становление «своего» народа и его национального самосознания не изолированно, а, напротив, в органической связи и взаимопроникновении в «чужую» культуру, в поиске и освоении «чужого», и через выявление «своего» в «чужом"1.
Взаимодействие с «чужой» культурой — это не что иное, как стремление вжиться в нее, идентифицировать себя с нею, но при этом не потерять «сво.
1 Воронин Д. И. «Свое» и «чужое» в культуре романтизма// «Свое» и «чужое» в культуре: сборник научных статей. Петрозаводск, 1998. С. 74. его"1. Таким образом, при общении с другой культурой и ее представителями необходимо помнить об актуальности диалектического равновесия между абсолютной (и невозможной) самобытностью и абсолютной рефлексией, которая может привести к самоотчуждению национальной культуры.
Исследователи полагают, что период с сер. XVIII в. до 60−70-х гг. XIX в. является переходным в процессе становления российской культуры: это путь от культуры «народной» к культуре «национальной». В это время происходит формирование нового типа личности, активно участвующей в социокультурном развитии, в частности, имеет место процесс становления национальной интеллигенции как носителя рефлексивного сознания. Несомненно, актуальными для культуры России и Европы в XIX — нач. XX в. являются вопросы культурного экспорта и национальной идентичности, в том числе, осмысление такого фактора как феномен «чужого» в национальной культуре.
Социокультурная ситуация в современном мире показывает, что он утрачивает свой историко-культурный и цивилизационный плюрализм, который прежде служил залогом целостного и достаточно стабильного развития. Поскольку прагматика культурологического исследования, при всей его теоретичности, имеет «прикладной» характер, то данное понимание культурологического подхода делает настоятельно необходимым анализ исторических и современных условий, при которых возможна деструкция культуры, выступающей как в функции формы всеобщего бытия человечества, так и способа существования разномасштабных социальных образований и отдельных личностей. Актуальность анализа деструктивных интенций, столь очевидных в современной культуре, делает необходимым и обращение к тем историческим реалиям в отечественной культуре, в пределах которых имели место сходные антиномии. При этом нужно учитывать, что масштаб деструктивных процессов и их последствия до начала XX в. был, не в пример, менее разру.
1 Пивоев В. М. «Свое» и «чужое» в культуре // «Свое» и «чужое» в культуре народов Европейского Севера: тезисы докладов межвузовской научной конференции. Петрозаводск, 1997. С. 5.
2 Артемова ЕЛО. Восприятие других культур народами Центральной и Юго-восточной Европы: историография // Россия и Европа в XIX—XX вв.еках: проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур. М., 1996. С. 21−22. шителен. Материал нашего исследования показывает, что при всем антагонизме социокультурных взаимодействий как внутри страны, так и на международной арене, период с кон. XVIII в., т. е. с оформления гражданской светской культуры, и до нач. XX в., можно считать процессом формирования национальной идентичности на основе рождающегося сознания не только пространственно-географической, экономико-политической, социально-государственной, но и культурной общностипериодом преодоления субкультурных отличий, в частности, в сфере самотрансформации народной патриархальной культуры и рождения на ее основе культуры единой национальной. И, напротив, Октябрьскую революцию 1917 г. по контрасту можно считать актом деструкции, в результате которого была разрушена сама структура социокультурных и субкультурных отношений. Эти последствия для культуры и культурно-национального самосознания, как мы знаем сейчас из опыта, попросту несопоставимы с самыми выдающимися коллизиями XIX в. Иллюстрацией сравнительного масштаба данных последствий может служить лишь глобализация мира, последствия которой пока не вполне очевидны, но уже достаточно ясно, что она может в итоге привести не просто к политико-экономической деструкции отдельных государств, а к социокультурной катастрофе, вследствие которой будет стерта культурная идентичность и отомрут за ненадобностью мультикультурные отношения и взаимодействия. Иными словами, может быть уничтожена «самобытность», которая является порождающим основанием всякой национальной или этнотерриториальной культуры. Урок России миру, о котором предупреждал П. Я. Чаадаев, по-видимому, заключается как раз в том, что благодаря культурно-историческому коллапсу в России на рубеже XIX—XX вв. Европа получила возможность наблюдать результаты уникального социокультурного эксперимента, сутью которого была деструкция идентичности, отторжение самости или, иначе, самоотчуждение нации. Этот процесс имел две стадии: во-первых, саморефлексия, переходящая в самоуничижение или, напротив, национализм (кон. XVIII—XIX вв.) — во-вторых, радикальный отказ от прошлого и братоубийственная Гражданская война. Как агент влияния североамериканской цивилизации Европа должна осознать роль культурной идентичности, персонифицирующей не только деятельность индивида, но и этнотерри-ториальные сообщества. Смысл этой персонификации состоит в реализации онтологической максимы: существует только отдельное, конечно, если в осознании культурного существования/несуществования вообще принимают участие наши чувства. Аннигиляция на глазах Европы богатейшего тысячелетнего культурно-исторического наследия Российского государства показывает насколько может быть губительна попытка отказа от прошлого, превалирующей формой которого служит культурная традиция. Тоталитаризм и коммунизм XX в., как репрезентация предельной безликости и следствия де-персонификации, с точки зрения Европы определяющие существование России на мировой цивилизационной арене, являются символическими маркерами того состояния культуры, к которому она может прийти в итоге глобализации. Культура Европы может, но уже иным путем, стать столь же безликойона может трансформироваться в «реальность» музейной жизни, которая сублимирует существование навсегда утраченных вещей.
В основе культуротворчества, как считает В. М. Пивоев, лежит освоение мира, заключающееся в познании и осмыслении, в выстраивании сначала в воображении и памяти ценностной картины мира, а затем в творческом преобразовании мира в соответствии с этой ценностной программой. Это развитие, расширение «своего» может происходить как за счет создания, сотворения нового, так и за счет освоения «чужого». И это «освоение» есть диалектически противоречивый процесс «освоения — отчуждения». Ибо ощутить освоенное как «свое» можно лишь относительно «чужого», «иного», «другого», не-своего. Лишь глядя в «зеркало» чужого сознания можно увидеть себя и попытаться себя понять через соотношение с «чужим» или «другим"1. Эта диалогичность, к которой нас вынуждает инстинкт самосохранения культуры, действительно играет определяющую роль в деле культуротворчества.
1 Пивоев В. М. Миф в системе культуры. Петрозаводск, 1991.
В настоящее время, феномен диалога выступает в функции, быть может, единственного средства, поддерживающего равновесие мира и таких его фундаментальных состояний, как культура. Будущее греко-европейской цивилизации, чьим истоком была известная философская максима «лучшее — мера», и в дальнейшем будет определяться способностью к толерантности, в фокусе которой феномен «чужого» выступает необходимым условием социальной и персональной идентичности. Подобный взгляд возможен, если человечество сможет ограничить деструктивные потенции антиномии «свой — чужой». Это непростая задача и она не может быть исчерпывающим образом решена посредством реализации одной лишь прагматики культурологического исследования. Сложность установления реального культурного диалога во многом обусловлена лояльностью его гуманистических ориентиров: «.суть культурной идентичности сводится к двум ключевым понятиям — гармонии и открытости, которые способствуют взаимопроникновению и обогащению европейских культур"1. Быть может, в противостоянии деструкции современной ситуации в культуре подобным «ориентирам» не достает определенности кантовского категорического императива.
При всей атрибутивности граница между «своим» и «чужим» обнаруживает изменчивость как в русле культурно-исторического процесса, так и в пределах конкретных историко-культурных эпох. Характер антиномии меняется в зависимости от той или иной исторической ситуации, отражаясь в общей специфике культурно-исторического диалога.
В диалоге культур взаимовосприятие проявляется на уровне стереотипов мышления. Стереотип в данном случае рассматривается как феномен общественного сознания, в котором фиксируется схематизированное представление этноса или социальной группы о внешнем мире в целом и его составных частях, отдельных сторонах жизни людей внешнего мира. Эмоциональная окрашенность стереотипа имеет оценочное значение. Стереотипы компли.
1 Яценко, Е. Восток и Запад: взаимодействие культур // Культура в современном мире: опыт, проблемы, решения. Вып. 1. М., 1999. С. 3. ментарности и дружбы с другой культурой, другим народом характерны для интенции притяжения во взаимоотношениях, а стереотипы врага — для отталкивания. В данном случае стереотипы опираются на архетипы сознания, здесь первые оценочные рефлексы «опасность — отсутствие опасности» помогают квалифицировать другого по принципу «свой — чужой"1. Стереотипы, связанные с восприятием внешнего мира, то есть этнические и внешнеполитические стереотипы, формируются на основе различных источников: базового образованиявпечатлений от восприятия иной культуры, например, классической литературы, живописи, музыкисредств массовой информации. И лишь для современных обществ, и то далеко не для всех, одним из основных источников информации о внешнем мире являются личные впечатления2. Здесь важную роль играет «элементарное неосознанное чувство всякого человека, встречающегося с чужим миром, заставляет его оценивать этот мир с помощью собственного опыта и опыта своей этнической группы. Это естественный этноцентризм, помогающий выработке критериев оценок чужого. Он может приобрести форму безусловного предпочтения образа жизни своей этнической группы всем другим. Может произойти и обратное. Уровень раз-.-вития человека, его образованность определяют выбор формы во время л встречи с чужим и чужой культурой». Исследуя формирование и изменение представлений о Европе как процесс включения инноваций в традицию, можно выявить закономерности эволюции образа Европы в русском общественном сознании. Содержательно-предметной основой при этом служит история ментальностей, так как рассматриваются стереотипы или типологические характеристики мнений, имеющих форму массового сознания. Симптоматичным фактором в данном случае является разнообразие групповых мен-талитетов, изменчивость и противоречивость ментальной сферы.
1 Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX в. M., 1998. С. 5−6.
2 Там же. С. 8.
3 Оболенская С. В. Германия глазами русских военных путешественников 1813 года // Одиссей. Образ «другого» в культуре. 1993. М., 1994. С. 82.
Образ реальности, закрепленный в историко-культурных источниках, с необходимостью вовлекает в русло культурологического подхода и собственную систему ценностей исследователя. В отличие от исторической реконструкции результат культурологического анализа содержит в себе не столько слепок культуры прошлого, сколько своеобразную герменевтическую модель культурной ситуации, имевшей место в прошлом, хотя и созданную на основе изучения исторических источников.
Новое время принесло европейскому человеку принципиально иное видение мировоззренческой оппозиции «свой — чужой». Среди прочих условных определений и характеристик, какие можно было бы присвоить XIX в., его можно назвать веком национальных идей и национальных движений. Процесс сравнения своих и чужих культурных ценностей осложняется трудностью, а, зачастую, и невозможностью интеркультурного перевода фундаментальных мировоззренческих смыслов. Этим объясняется необходимость и значимость герменевтического опыта как средства поддержания диалога-культур. Работа по переводу чужого культурного опыта на понятный для своей культуры язык во многом сводится к самотрансформации «чужого» в~ «свое». В опыте изучения подобного превращения исследователь должен ответить на вопрос: какой смысл заключен в образе иноземца, и какие процедуры могут гарантировать его адекватность? Зачастую же, подобный образ возникает, по сути дела неосознанно, хотя и детерминирует восприятие иной культуры в самой существенной степени.
Очевидно, что изучение образа чужеземца с необходимостью становится одним из спосрбов восприятия и осмысления собственной культуры и места в ней человека. Эта мысль, естественно, не нова, так, в качестве своеобразного методологического принципа ее использовал еще немецкий славист Ф. Нойман. В статье «Германия в русской литературе», он определяет свою исследовательскую цель следующим образом: исследование русского национального характера через анализ изображения немцев в русской литературе1.
1 Цит. по: Оболенская C.B. Германия и немцы глазами русских (XIX в.). М., 2000. С. 8.
В XIX веке в русской культуре встает вопрос о существовании европейской идентичности. Европейская идентичность, которая выступает как совокупность характеристик, отличающих европейцев от неевропейцев в традициях, культуре, образе жизни и системе мышления есть осознание собственной принадлежности к Европе1. Способность трансформироваться, не утрачивая собственной идентичности, служит одной из важнейших характеристик Европы2, чего, конечно же, нельзя сказать о нашем отечестве.
В сфере сознания генезис собственной культурной, национальной, этнической идентичности в истоке своем имеет имплицитные формы: традиционные «бытовые» представления об иностранцах как таковых, разговоры в семье и обществе, вскользь брошенные замечания, усмешки, анекдоты, прозвища, неосознанное усвоение принятых в той или иной среде культурных норм, будучи частными и незначительными проявлениями антиномии «свой — чужой», формируют стереотипы — устойчивые формы сознания общественного. Затем эти фиксированные впечатления, чаще всего уже непреодолимые, дополняются и развиваются сведениями, полученными из письменной культуры. Реальный опыт встречи с «чужим» становится проверкой этих впечатлений. «Чужая культура, — по словам М. М. Бахтина, — только в глазах другой культуры раскрывает себя полней и глубже (но не во всей полноте, потому что придут и другие культуры, которые увидят и поймут еще больше). Один смысл раскрывает свои глубины, встретившись и соприкоснувшись с другим, чужим смыслом: между ними начинается как бы диалог, который преодолевает замкнутость и односторонность этих смыслов, этих культур». Для понимания «чужой» (другой) культуры важно уяснить существо самоидентификации этой культуры, ее идентичность. Эта проблема актуальна и в отношении к «своей» культуре, ибо «чужое» есть не только вовне, но и внутри. В процессе самоидентификации выявляется это «чужое» в «своем». В этом смысле, плодотворным методом изучения образа «чужого».
1 Нарннский М. М. Европейская цивилизация и европейская идентичность. // Будет ли Европа существовать без России. М., 1995. С. 21.
2 Метаморфозы Европы. М., 1993. С. 8.
3 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 333. представляется анализ взаимных отражений («метод зеркала»), открывающий возможность познания иной культуры через посредство интерперсональных оппозиций, выстраиваемых в соответствии с антиномией «Я — Другой» и связанный с историко-антропологическим подходом. По словам Ю. М. Лотмана, «наблюдатель собственной культуры замечает происшествия, отклонения от нормы, но не фиксирует самую эту норму как таковую, поскольку она для него не только очевидна, но и порой незаметна- «обычное» и «правильное» ускользают от его внимания. Иностранцу же странной и достойной описания кажется самая норма жизни, обычное «правильное» поведение. Напротив, сталкиваясь с эксцессами, он склонен описывать его как обычай"1. И подобная реакция симптоматична, она вскрывает «механизм» инверсии обычая и экстраординарных проявлений, который работает неизбежным образом в воспринимающем сознании иноземца. Если бы мы в настоящее время не забывали о наблюдении Ю. М. Лотмана, то, быть может, смогли бы более адекватно оценивать рецидивы колониального мышления объединенной Европы в отношении к современной России. Очевидно, что оценка влияния «чужого» на «свое» не может быть однозначной. Но не вызывает сомнения и тот факт, что своя культура не может развиваться и функционировать вне соотношения и соприкосновения с культурой, существующей рядом. «Свое» может быть понято и осмыслено гораздо глубже и адекватнее как раз через обращение к «чужому"2, по сути, это казус «социальной геометрии» — прямая здесь не всегда кратчайшее расстояние.
Дихотомия «свой — чужой», столь заметная в повседневном, эмпирически изменчивом существовании культуры, может быть понята как следствие ее имманентного диалогизма, своеобразная манифестация сущностных онтологических качеств культуры. Неустранимость подобных качеств и свойств, их атрибутивный характер дают возможность определить отношения «свой — чужой» как антиномические. Подобная антиномия, не будучи разрешимой в.
1 Лотман Ю. М. К вопросу об источниковедческом значении высказываний иностранцев о России // Избранные статьи. Таллинн, 1993. Т. 3. С. 138.
2 Воронин Д. И. Указ. соч. С. 80. культуре полностью, может рассматриваться, одновременно, и как негативный, и как позитивный культуротворческий фактор: если в первом случае, действие данного фактора оборачивается внутренней деструкцией национального самосознания и культуры, то во втором, напротив, приводит к появлению национального и культурного самосознания, иными словами, формированию культурной идентичности той или иной нации или народа. В пределах источниковедческой базы, рассматриваемой в диссертационном исследовании, историческим прецедентом позитивного влияния антиномии «свой — чужой» на самоопределение нации как субъекта историко-культурного процесса может служить культурно-исторический и социально-политический статус России в культуре и общественно-политической жизни Европы XIX в.- в свою очередь, культурно-исторические и социально-мировоззренческие сдвиги в пределах российской культуры первой половины XX в. «объективируют» негативные потенции указанной антиномии.
Если культура как способ существования нации или народа, позиционируя * иные сообщества, нации, государства как нечто «чужое» или «другое», как правило, приходит к собственному самоопределению и сознанию идентично-, сти, то подобная же интенция — позиционирование «чужого/другого», — будучи направленной «внутрь» социального организма, с неизбежностью приводит к культурному геноциду, т. е. деструкции культуры как органического целого и отчуждению культурно-национального сознания.
