Логико-философские исследования Боэция

В современной науке большое внимание уделяется проблемам, связанным с историей логики. Связь логики с историей не вызывает сомнений — логическое «не может появиться без исторического (логика является отражением истории), но и ни одно историческое исследование не может начаться без теоретических знаний, без логики. Логика, в свою очередь, оттачивается в процессе исторического исследования.

Также следует отметить, что не менее актуальна проблема взаимосвязи логики и философии. Является ли логика частью философии, или она одна из дисциплин философского знания?

Анализ историко-логического и историко-философского материала показывает, что можно выделить две традиции в решении этой проблемы, которые берут начало ещё в традиционной логике, начиная с работ Аристотеля, и прослеживаются в современных логических исследованиях.

Для первой традиции характерна связь логического (точнее, формальнологического) и философского знания. Логика предстаёт перед нами как определённый метод философствования, как способ решения философских проблем, как обязательный этап философского образования. В этой связи статус логики определяется следующим образом: логика либо включается в систему философского знания, либо понимается как часть философии, либо определяется как дисциплина, которая стоит над философией и другими науками в классификации научного знания.

Для второй традиции характерно отрицание связи логики и философии. Исходя из этого, логика определялась, например, у представителей гуманистического направления как часть риторики, или у сторонников психологической трактовки логики как часть психологии.

Согласиться можно с точками зрения представителей обоих направлений. Более привлекательной может показаться первая традиция, в которой утверждается тесная взаимосвязь логики и философии. Но можно ли согласиться с тем, что, согласно этой традиции, формальная логика выступает только разделом философии?

Объект моего исследования, Боэций, органично соединил в своём творчестве оба взгляда на логику.

Результаты эффективных историко-логических исследований привлекают пристальное внимание научной общественности, так как практически всегда влекут за собой рождение новых фундаментальных идей и направлений в современных логических исследованиях. В этом смысле логика Боэция вызывает несомненный интерес, «помноженный» на факт естественной принадлежности его к промежуточной, антично-христианской, культуре. Представляется очень важным анализировать логическое наследие Боэция как бы в трёх пластах: в общем контексте развития духовной культурыв контексте эволюции философских и логических идейи, наконец, в собственно логическом плане.

Безусловно, особую ценность исследованию придаёт сама фигура Аниция Манлия Торквата Северина Боэция — выдающегося римского государственного деятеля, философа и учёного, ставшего наряду с Цицероном и Марцианом Капеллой одним из основоположников логики европейского аристотелизма и внёсшего большой вклад в развитие многих отраслей научного знания. Как человек Боэций принадлежит античной культуре, но как учёный — он, безусловно, принадлежит мировой науке, является её детищем и выдающимся представителем.

Велики заслуги Боэция в области логики. Проводившиеся мыслителем логические понятийные дистинкции не всегда и не во всём (в отличие от принятой точки зрения) совпадают с теми, которые установились в традиционной формальной логике, а тем более с характерными для современной символической логики. Следует признать, что средневековый учёный отнюдь не повторил того, что добился в своё время Аристотель, а развил начатое ещё во втором веке н.э. соединение аристотелевской и стоической версии логической теории. У Боэция обнаруживается явное движение мысли в сторону соединения логики терминов с логикой высказываний. Трудно сказать, имел ли Боэций возможность непосредственно изучать труды стоиков, но через посредство Александра Аф-родисийского, Аммония, Галена, Порфирия и др., со стоическим направлением логических исследований ознакомился и теоретически его преломил.

Мне представляется, что более систематическое исследование логического наследия Боэция в большой мере способствует установлению степени зависимости логики средневековья (причём, не только европейского) от греческой логики и тем самым расширить наши знания о механизме духовного взаимовлияния в целом.

Исследование Боэцием логических проблем следует рассмотреть в контексте переосмысления важнейших идей и принципов философии и науки в средневековье, вызванного усилением роли религии в духовной жизни общества. Так как укрепление в философском мышлении понимания Бога как начала бытия и познания привело к установлению новых отношений, с одной стороны, между различными началами: Богом, природой и человеком, выступающими в качестве объектов категориальных определений, с другой стороны — между различными средствами получения категориального знания: опыта, разума и божественного откровения. Это, в частности, подтверждает допущение мыслителями средневековья, в том числе Боэция, возможности существования наряду с чувственным опытом человека другого опыта, связанного с осуществлением божественной воли.

Логическая проблематика, поднятая Боэцием, возникала и расширялась вместе осознанием практических задач, требующих систематизации эмпирического опыта, рациональной коммуникации и аргументации, истолкованием мировоззренческих и методологических проблем, связанных с развитием конкретных теорий.

Подводя итог сказанному, хочу отметить тот факт, что специфика логических (и не только логических) сочинений Боэция заключалась не в новизне идей, не в оригинальности интерпретации и не в подведении тех или иных ис-торико-логических или историко-философских итогов. Истинная специфика Боэция проявляется, прежде всего, в стиле его рассуждений. Почему сочинения.

Боэция не утратили своей свежести и актуальности, почему они интересны и как художественные произведения даже в наши дни? Потому, что он стремился подать свой материал максимально просто, понятно и убедительно, но, в то же время, соответствовать уровню тогдашних научных достижений.

Время, в которое жил Боэций, было одним из узловых пунктов исторического развития. От творчества философа оно требовало синтеза прошлого и интуиции будущего. Боэций преломил элементы античного знания и философии в строительный материал для новой системы мышления. Благодаря Боэцию, новая культура смогла воспользоваться духовной работой многих поколений. В произведениях «последнего римлянина» нет места непонятности и неразгаданности, он писал, чтобы быть понятным и понятым — и это ему удалось.

182 Заключение.

Средневековую логику лишь недавно оценили по достоинству. Почему же столь существенная отрасль знания так долго не могла занять подобающего ей по праву места? Как не прискорбно, немалую роль в этом сыграло почтение средневековых авторов перед античными предшественниками. В первые века нашей эры становящееся христианство приняло греческую философию — для выражения нового видения человека, мира и его отношений с Богом. Это послужило поводом для обвинений христианской философии вообще (и логики в частности) в бедности, позволило счесть средневековую философию лишь придатком, продолжением греко-римской философии, к которой добавлены лишь некоторые христианские понятия. Согласно этой точке зрения, христианское средневековье не внесло никакого основополагающего вклада в античную философию, а ограничилось лишь тем, что приняло и продолжило их, не изменяя в сути. Верно ли это? Да, христианство использовало наследие античности. Это, кстати, свидетельствует о готовности христианства к диалогу с другими культурами, достижения которых, по существу, могли быть ему далеки. Но использование научного, категориального аппарата античной культуры вовсе не является доказательством вторичности культуры средневековья. Средневековая философия приняла греческую мысль, но приняла не как нечто статичное, не подверженное изменению. Греческие категории порой трансформировались вплоть до того, что их действительный смысл существенно отличался от того, какой ему придавали дохристианские философы.

Таким образом, с одной стороны средневековая логика представляет собой дидактическую систематизацию античной логики, с другой стороны, в ней можно усмотреть оригинальные рефлексии в виде логических идей.

В чём ценность творчества Боэция? Ведь, по большому счёту, его трактовки античного наследия не отличаются новизной и оригинальностью. Но разве так уж необходима новизна? Кто будет оспаривать то, что «новое — хорошо забытое старое»? Только тот, кто не только забыл старое, но и не знал его никогда. Неужели творить новое, новое, непременно новое, неважно какого качества и значения, важнее, чем сохранять и помнить прошлое? «Вам принадлежит будущее», «Будущее — за нами» — так говорят. А можно сказать «нам принадлежит прошлое»? Это мы принадлежим прошлому, потому, что не умеем им управлять. Может, мы не умеем управлять и будущим, но относительно будущего у нас остаются хоть какие-то иллюзии. Вполне возможно, что и Боэция были иллюзии насчёт будущего, быть может, он предчувствовал его, всё может быть. Но «последний римлянин» отнюдь не был пассивным созерцателем, он творил это будущее. Античное знание, философия всеми, кроме него, забытых людей стали в его руках строительным материалом для нового знания, новой культуры, нового мышления. Именно то, что Боэций сохранил и систематизировал античные знания, делает его столь значимым для всей последующей истории философии.

Странно, что Боэций не оставил после себя учеников — ведь он писал для, чтобы быть понятым. Не может быть, чтобы такие ясные, строгие тексты писались «в стол», лишь потому, что не писать «последний римлянин» не мог. Да, вокруг него сложился дружеский кружок, спаянный общностью культурных и политических интересов. Неужели творчество Боэция — это лишь философия для избранных, искусство ради искусства? Но, если бы Боэций был «автором для немногих», разве смог бы он стать «своим» и для средневековья? Может, и хорошо, что не было у него почитателей. Ведь, окружай его постоянно толпа восхищённых слушателей, жадно ловящих каждое слово «учителя», неизвестно, смог бы он сохранить свою строгую логику, доступность в изложении самых трудных философских проблем. Величие Боэция — в его простоте. Да, в нём нет непонятности, неразгаданности гения. Но разгадка тайны часто зависит лишь от того, хотят ли её знать.

Здесь покоится Боэций, толкователь и питомец Философии, стяжавший славу, достигшую звёзд. Его превозносит Лациум, о нём скорбит поверженная Греция. Но не погиб ты от чудовищного злодеяния тирана. Твоё тело принадлежит земле, но имя переживёт века!" Автор этой эпитафии неизвестен. Просто человек написал стихи на могиле другого человека. Написал, сам не зная, что окажется пророком, — потомки не забыли «последнего римлянина».

Сегодня Боэция читают немногие, но даже те, кто читает, не всегда знают, насколько «пропитана» Боэцием вся европейская культура. Многие из авторов могут похвастаться тем, что написали книгу, сыгравшую особую роль в формировании трёх национальных европейских культур? Да, речь идёт именно об «Утешении», а культуры — английская, провансальская и итальянская.

Утешение Философией, превратности судьбы (или фортуны) — эти темы прошли через всё западное средневековье. Сперва о них читали в подлиннике, на латыни, на языке, ставшим официальным языком европейской цивилизации. Но ещё в раннем средневековье появились переводы, переложения Боэция на языки, находящиеся в процессе становления, — национальные.

В девятом веке англосаксонский король Альфред Великий перевёл «Утешение Философией» на староанглийский. Именно этот перевод можно принять за «точку отсчёта» — с него началось влияние творчества Боэция на зарождающиеся европейские литературы на национальных языках. На рубеже десятогоодиннадцатого веков Ноткер Заика (или Ноткер Косноязычный) перевёл «Утешение» на немецкий, точнее, на верхненемецкий язык. В одиннадцатом веке появилось переложение «Утешения» на провансальский.

В итальянской литературе влияние «Утешения» можно проследить с момента её возникновения. На итальянский язык «Утешение» переводилось несколько раз. Среди переводчиков были учитель Данте Брунетто Латини и Альберт Флорентийский.

На французский язык также переводилось (и перелагалось) многократно, определённый итог был подведён французским поэтом Жаном де Меном, в тринадцатом веке.

Чем был вызван такой интерес? Точнее, почему люди из разных стран, занимающие разное общественное положение (от поэтов до королей) стреми.

205 В. И. Уколова, «„Последний римлянин“ Боэций», С. 151. лись перевести «Утешение» Боэция? Ведь все они были достаточно образованы, чтобы прочесть «Утешение» в оригиналек этому времени знание латыни уже стало в Европе признаком культурной элитарности. Знать Боэция, иметь о нём суждение стало признаком высокой образованности. Почему же возникло стремление довести его до широкого круга читателей? Почему переводчики «Утешения» стремились сделать его более близким тому времени, в котором жили они сами? К тому же, Боэция не только переводили, но и пересказывали, заменяя примеры из римской истории более понятными и подходящими местными вариантами. Быть может, стремление Боэция к передаче доверенного ему знания, вызвало своеобразное «эхо» в последующих веках. Такое усилие, такой импульс воли не мог исчезнуть без последствий.

Вряд ли можно перечислить всех, кто переводил Боэция или подражал ему. Но вполне достаточно назвать хотя бы некоторых, чтобы понять — Боэций обрёл своих учеников, причём блестящих, обрёл их в потомках. Мадонна Философия увлекла за собой целую плеяду учёных и поэтов. Пьер Абеляр, Данте, Альберт Великий, Фома Аквинский, Роджер Бэкон, Петрарка, Боккаччо, Чосер — вот лишь несколько имён из огромного списка тех, на кого Боэций прямо или косвенно оказал влияние.

Роль Боэция в формировании европейской философии (и в частностилогики) заслуживает особого упоминания.

Благодаря Боэцию Аристотель стал для средневековья Философом.

Без перевода, уточнения, детализации и выработки Боэцием философской, логической терминологии невозможно представить ход развития средневековой схоластики.

Переводы и комментарии Боэция стали ядром преподавания диалектикицентральной дисциплины тривиума — и собственно философии. Именно Боэций, с его стремлением к простоте и ясности, ввёл применение логического метода для решения этических и теологических проблем.

И, наконец, Боэций убедительно показал, что логика является неотъемлемой частью любой философии.