Местное и пришлое население на Северо-Западном Кавказе в XIX веке: процессы социального взаимодействия

Актуальность темы

исследования. Процессы суверенизации, проявившиеся в последние десятилетия на постсоветском пространстве, а затем и в России обострили межэтнические противоречия. В отдельных республиках Северного Кавказа нередкими стали случаи проявления национальной нетерпимости, негативного отношения к нетитульным народам, что обостряется в свою очередь социально-экономическими проблемами. Происходит переоценка исторических событий, их последствий и влияния на общественно-политическое, экономическое, культурное развитие северокавказских народов. Вновь внимание исследователей обращено к истории включения Северного Кавказа в состав Российского государства, а особенности и последствия этих процессов сегодня получают неоднозначные оценки.

В этой связи особую актуальность приобретает изучение взаимоотношений между местным и пришлым населением на Северном Кавказе в различные исторические периоды. При этом категории «пришлый» и «местный» имеют определенный социокультурный и социопсихологический контекст и составляют бинарную оппозицию.

Подобная оппозиция в контексте сложных и многогранных исторических процессов на Северном Кавказе в XIX в. зачастую определяется понятиями «войны» или «завоевания».

Характер ландшафта, культурные, хозяйственные и социально-психологические особенности народов Кавказа, предшествующий опыт взаимодействия с русскими и казаками превратили регион не в границу, разделяющую воюющие армии, а в территорию контакта, взаимопроникновения культур и формирования полиэтничного общества. Здесь имел место длительный процесс взаимодействия и взаимовлияния между местным и пришлым населением, между местными феодальными владетелями и государственными структурами Российской империи, а также другими государствами. К середине XIX в. этот процесс принял форму жесткого противостояния, но даже в период наиболее активных военных действий взаимодействие носило разнообразный характер. В процессе контакта создавались новые социокультурные формы, и одновременно две общности укрепляли и развивали прежние социальные и культурные модели выживания.

В свете указанных обстоятельств особый интерес и большую практическую значимость приобретает исследование процесса социального взаимодействия местного и пришлого населения Северо-Западного Кавказа в XIX в., различного по своим этническим, религиозным, экономическим, социально-политическим и социокультурным характеристикам.

Объектом исследования в данной работе выступают процессы социального взаимодействия между «местным» и «пришлым» населением на Северо-Западном Кавказе в XIX веке.

В качестве субъектов взаимодействия выступают, с одной стороны, народы Северо-Западного Кавказа (местные) и восточные славяне (прежде всего русские и украинцы — пришлые), тогда как прочие этнические элементы не играли значительной роли в этих процессах.

Предметом исследования выступает специфика социальных взаимодействий, их виды, формы, способы реализации, а также результаты в системе бинарной оппозиции «местные» — «пришлые» на различных этапах данного исторического периода в самом общем и широком толковании, которые включают в себя различные уровни и формы межгосударственных и политических отношений, практику бытовых, хозяйственных социокультурных и межличностных взаимовлияний.

Хронологические рамки работы: Хронологически работа охватывает XIX век. При этом выделяются такие основные этапы взаимодействия как: 1) довоенный период (1800−1820-е гг.) — 2) собственно период Кавказской войны на Северо-Западном Кавказе (1830−1864 гг.) — 3) включение Северного Кавказа в состав Российской империи и взаимодействие местного и пришлого населения в рамках единого социокультурного и политического пространства (1864−1900 гг.).

Рассмотрение процессов происходящих на Северо-Западном Кавказе в XIX в. невозможно без понимания предыстории взаимодействия России и Кавказа. Это обуславливает обращение к более ранним историческим периодам в исследовании.

Территориальные рамки исследования охватывают Северо-Западный Кавказ. Это понятие соотносится с такими историческими названиями как область войска Черноморского, Кубанская область, Черноморский округ, Черноморская губерния. На современном этапе эта территория включает такие административные единицы как Краснодарский край, Республика Адыгея, а также некоторые районы, входящие в состав Ставропольского края, Карачаево-Черкесской и Абхазской республик.

Степень изученности проблемы. Процесс развития научных знаний по теме исследования можно разделить на ряд этапов, соответствующих периодам социально-политического развития страны.

Первый этап ограничен временными рамками XIX-начала XX вв. и включает свидетельства современников и одновременно первые попытки оценки и осмысления происходивших на Кавказе событий. История присоединения Северо-Западного Кавказа рассматривается в трудах таких дореволюционных историков как Н. Ф. Дубровин, А. П. Берже, В. А. Потто, Е.Д. Фе-лицин, Ф. А. Щербина и др.

С геополитических позиций подходил к оценке роли России на Кавказе военный историк P.A. Фадеев. По его мнению, устремление на Кавказ — это «не роскошь, не прихоть, приходящая от избытка сил, не удовлетворение той или другой исключительной цели как торговля, политическое влияние и прочее», это «дело жизни», поскольку Россия «родилась государством, сросшимся с Европой и Азией». Слабые в экономическом и политическом отношении кавказские народы неминуемо должны быть покоренными Россией или Англией. Но Северный Кавказ лежит у «пределов самого тела империи Российской, тогда как европейские державы далеки и регион этот для них останется «чужою страной"1.

1 Фадеев P.A. Кавказская война. М., 2003.

Необходимость присоединения к России Северного Кавказа после вхождения в состав империи Грузии, Армении и Северного Азербайджана признавал и выдающийся русский историк В. О. Ключевский. «Как скоро русские, — говорил он в своих лекциях по русской истории, — стали на каспийском и черноморском берегах Закавказья, они должна были, естественно у обеспечить свой тыл завоеванием горских племен» .

Геополитические и колонизационные подходы помогают многое понять в причинах стремления России на Кавказ, однако, зачастую, они отводят на второй план внутренние кавказские факторы, из которых выросла Кавказская война, особенности социального развития горского общества.

Среди тех, кто обратил внимание на внутренние факторы Кавказской войны, видное место принадлежит Н. Ф. Дубровину. Главное место в его кавказоведческих сочинениях принадлежит «Истории войны и владычества русских на Кавказе». Дубровин, в частности, видел одну из причин Кавказской войны в некоторых этнопсихологических особенностях горцев, побуждавших их к набегам. И в то же время, автор придерживался державных взглядов, высказывая необходимость «владычества», «покорения враждебных нам племен». Работы Н. Ф. Дубровина имели не только историческую, но и практическую значимость, своеобразным пособием для военных училищ стала его работа «Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II"3.

В трудах другого крупного исследователя покорения Кавказа, начальника военно-исторического отдела при штабе кавказского военного округа в Тифлисе генерал-лейтенанта В. А. Потто, который вводит в научный оборот огромный фактический материал, также дается подробное изложение хода военных событий на Кавказе4.

2 Ключевский В. О. О русской истории (извлечения из «Курса русской истории»). М., 1993.

3 Дубровин Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб., 1876−1881. Т. 1−6- Он же. Черкесы (адыге). Екатеринодар, 1928; Он же. Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II. М., 1896.

4 Потто В. А. Кавказская война. Т. 1−5. Ставрополь, 1994; Он же. Два века терского казачества (репринт 1912 г.). Ставрополь, 1991.

Обзорный труд по истории Кавказской войны на Северо-Западном Кавказе военного историка С. С. Эсадзе содержит подробнейшее описание ситуации на Северо-Западном Кавказе, в том числе описание уровня социально-политического развития адыгских племен, степени их феодализации в первой половине XIX в.5.

Ф.А. Щербина в своих работах показал, что Кавказская война, несмотря на превалирование военных действий, была временем торговли, сотрудничества, культурного взаимообогащения горцев и казаков Кубани6. Описанию быта горцев посвящены работы П.П. Короленко7.

Особый интерес для исследователей имеет монография Е. Д. Фелицына «Князь Сефер-бей Зан. Политический деятель и поборник независимости черкесского народа», где дается оценка развития политического самосознания адыгов в ходе Кавказской войны, приводятся ценнейшие документы: воззвания адыгских хас, письма Сефер-бея и другие материалы, свидетельствующие о попытках объединения адыгских племен под угрозой внешнего о завоевания. Анализу трагических последствий Кавказской войны посвящена работа «Выселение горцев с Кавказа» А.П. Берже9.

Кроме отечественных авторов, чьё внимание преимущественно концентрировалось на политическом аспекте взаимоотношений России с народами Северного Кавказа, нужно отметить труды зарубежных исследователей, путешественников, которые, прежде всего, описывали и анализировали культуру, быт, нравы народов, населявших Кавказ10.

5 Эсадзе С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны. Исторический очерк Кавказско-горской войны в Закубанском крае и черноморском побережье. Майкоп, 1993.

6 Шербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска (репринт 1913 г.). Краснодар, 1992. Т. 1−2.

7 Короленко П. П. Горские поселенцы в Черномории // Известия общества любителей изучения Кубанской области. Екатеринодар, 1902. Вып. 3- Он же. Заметки по истории Северо-Восточного побережья Черного моря. Одесса, 1910.

8 Фелицин Е. Д. Материалы для истории колонизации Северного Кавказа // Памятная книжка Кубанской области на 1881 г. Екатеринодар, 1881- Он же. Князь Сефер-бей Зан. Политический деятель и поборник независимости Черкесского народа // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1904. Т. 10.

9 Берже А. П. Выселение горцев с Кавказа // Русская старина. 1882. № 2- Он же. Краткий обзор горских племен на Кавказе. Нальчик, 1992.

10 Клапорт Г. Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807—1808 гг. // Адыги, балкарцы, карачаевцы в известиях европейских авторов ХУШ-Х1Х вв. Нальчик, 1979; Эвлия Челеби. Книга путешествий. Вып. 2. Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. М., 1979.

Появляются работы авторов из среды горцев. В большинстве своем они носят лояльный по отношению к российской политике на Северном Кавказе, характер. Это труды Хан-Гирея, Ш. Б. Ногмова и др.11.

Подводя итог дореволюционной историографии (которая необыкновенно богата и разнообразна), следует отметить, что главной ее особенностью был сбор, первичная классификация и анализ огромного фактического материала, что позволяет отнестись к этой литературе как к самостоятельному историческому источнику. Вместе с тем работы этого периода отличает принадлежность к русской имперской исторической школе, стремления горцев оставаться свободными в них рассматривается как проявление дикости, низкого уровня их экономического, политического и культурного развития.

Следующий этап изучения процессов взаимодействия России с народами Северного Кавказа, в ходе включения его в состав империи и политики России в этом регионе приходится на советскую эпоху, которая внутренне так же была неоднородна, оценки и мнения, акценты исследования проблемы менялись. Во многом работы этого времени носили конъюнктурный, политизированный характер, в условиях авторитарной власти страдали односторонним, упрощенным и схематизированным освещением многих сложных явлений и процессов.

В 1920;1940;е гг. происходит переоценка дореволюционных концепций и подходов к освещению процессов и событий на Северном Кавказе в.

XIX в., места и роли России в этом процессе. Новый, советский взгляд на.

12 проблему кавказских событий представлен в работах O.A. Константинова, Н.И. Покровского13 и др.

11 Хан-Гирей. Черкесские предания. Избранные произведения. Нальчик, 1989; Ногмов Ш. Б. История адыгейского народа. Майкоп, 1994.

12 Константинов O.A. Северный Кавказ. М.- Л., 1930.

13 Покровский Н. И. Кавказские войны и Имамат Шамиля. М., 2000. Он же. Обзор источников по истории имамата II Проблемы источниковедения. М., 1936. Сб. 2- Он же. Мюридизм у власти // Историк-марксист. 1934. № 2- Он же. Против великодержавного шовинизма в изучении истории горского национально-освободительного движения II Историк-марксист. 1934. № 2;

В 1950;1960;е гг. активизируется изучение кавказской проблематики. Рассматривая политику России на Кавказе, H.A. Смирнов на обширном круге источников показал экономические аспекты кавказской политики России, определил роль и место религиозной идеологии в движении горцев14.

М.В. Покровский, касаясь вопросов об особенностях развития феодализма у западных адыгов в ходе Кавказской войны, проблем общественного развития и социальной борьбы, протекавших внутри адыгских племен в конце XVIII — первой половине XIX в. отмечал, что в период Кавказской войны царское правительство, не разбираясь в особенностях социального устройства адыгов, взяло под свою опеку значительную часть адыгских князей и дворян, оттолкнув старшин шапсугов, абадзехов и натухайцев. Это привело к тому, что старшины «демократических» племен стали придерживаться протурецкого курса и поддержали наибов Шамиля15.

В трудах A.B. Фадеева была предпринята попытка объективного освещения истории освободительного движения северокавказских горцев, поставлена проблема места и значения идеологии мюридизма в Кавказской войне16. Вопросы Кавказской войны на Северо-Западном Кавказе и ее последствий в 1960;1980;х гг., активно разрабатывались Б.М. Джимовым17, В. В. Дегоевым, М. М. Блиевым, А. Ю. Чиргом, Н. Г. Волковой, А. Х. Касумовым, Г. А. Дзидзария. Они освещались в соответствующих разделах обоб-18 щающих трудов .

14 Смирнов H.A. Политика России на Кавказе в XVI—XIX вв. M., 1958. Он же. Мюридизм на Кавказе. M., 1961.

15 Покровский М. В. О характере движения горцев Западного Кавказа в 40−60-х гг. XIX в. // Вопросы истории. 1957. № 2- Он же. Социальная борьба внутриадыгейских племен в конце XVIII — первой половине XIX вв. и ее отражение в общем ходе Кавказской войны. М., 1956; Он же. Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине XIX вв.: Социально-экономические очерки. Краснодар, 1989.

16 Фадеев A.B. Россия и Кавказ в первой трети XIX века. М., i960- Он же. Вовлечение Северного Кавказа в экономическую систему пореформенной России в XVIII — 1-й половине XIX в. М., 1971.

17 Джимов Б. Н. Социально-политическое и экономическое положение адыгов в XIX в. Майкоп, 1986; Он же. Характер колониальной политики царизма на Северо-Западном Кавказе во второй половине XIX в. Черкесия в XIX веке. // Материалы 1 Кошехабельского форума «История — достояние народа». Майкоп, 1991;

18 Волкова Н. Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII — начале XX вв. M., 1974; Гаджиев В. Г. Историография истории движения горцев Дагестана и Чечни в 20−50 гг. XIX в. // Вопросы исторической науки Северного Кавказа и Дона. Грозный, 1985. Вып., 3- Дзидзария Г. А. Мухаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми, 1982; Чирг А. Ю. Закрепление России на Черноморском побережье Кавказа и меры борьбы против контрабандной торговли в 1829—1864 гг. Майкоп, 1991.

В работах профессора М. М. Блиева был сделан вывод о том, что Кавказская война была «глубоко внутренней войной, проявлением закономерных сдвигов, связанных с развитием дофеодальных отношений и генезисом Ф феодализма на Кавказе». Что касается «провоцирующей роли России, то.

Россия должна рассматриваться как внешняя сила, сдерживавшая размах войны"19.

В XVIII в. адыгское общество, по словам М. М. Блиева, находилось на стадии родоплеменных отношений, а «демократические» племена, вовлеченные в 1830—1860-е гг. в Кавказскую войну, были на пути от разлагавшегося дофеодального строя к феодальному. Господство в столь позднее время общинно-родовых отношений у «демократических» племен, бесспорно, задержало процессы феодализации, особенность которых заключалась не • только в ее замедленности, но и в том, что классообразовательные процессы протекали при частной собственности.

Все большее место среди исследований, посвященных присоединению Северного Кавказа к России и его последствиям занимают работы, которые рассматривают не столько политический и экономический аспект проблемы, но основное внимание уделяют анализу социокультурных процессов и трансформаций. Это работы Н. Г. Волковой «Этнокультурные контакты на.

20 родов горного Кавказа в общественном быту (Х1Х-ХХ в.)", Я. С. Смирно.

Ф вой «Семья и семейный быт у народов Северного Кавказа», Б. Х. Бгажнокова «Организация пространства и этикет», «Очерки этнографии общения.

22 адыгов" .

19 Блиев М. М. Кавказская война: истоки, сущность // История СССР. 1983. № 2- Блиев М. М., Дегоев В. В. Кавказская война. М., 1994.

20 Волкова Н. Г. Этнокультурные контакты народов горного Кавказа в общественном быту (Х1Х-ХХ в.) // Кавказский этнографический сборник. М., 1989.

21 Смирнова Я. С. Семья и семейный быт у народов Северного Кавказа. Вторая половина Х1Х-ХХ в. # М., 1983.

22 Бгажноков Б. Х. Организация пространства и этикет // Советская этнография. 1983. № 4- Он же. Очерки этнографии общения адыгов. Нальчик, 1983.

Проблемам казачества посвящена монография И. Я. Куценко «Кубанское казачество», в которой автор рассматривает сложность и многозначность различных социальных и этнических факторов повлиявших на возлт никновение и судьбу данной группы населения региона .

Новый этап в историографии вопроса наступает с 1990;х гг. Распад СССР и суверенизация республик в РФ, стимулировали националистические движения. Пытаясь создать теоретическую базу, оправдывавшую необходимость максимальной политической самостоятельности республик, некоторые исследователи и политики обосновывают отсутствие объективных закономерностей и необходимости взаимосвязанного развития России и Кавказа.

Исследования современного периода основываются на междисциплинарном подходе, то есть синтезе методов истории, социологии, этнологии, культурологии, психологии других общественных наук, отличаются плюрализмом, неоднозначностью в оценках и взглядах.

Переоценка последствий Кавказской войны, включения Северного Кавказа в состав России связана с анализом проблемы близости или принципиального различия культур и цивилизаций России и народов Северного Кавказа. На основании цивилизационного подхода формируются концепции, которые рассматривают Северный Кавказ как зону межцивилизационного взаимодействия, где в ходе контакта различных цивилизаций сложилась своеобразная региональная целостность, неотъемлемым компонентом этой целостности является русская культура.

Важный вклад в понимание особенностей развития исторических процессов на Северном Кавказе был сделан в этнографических и социально-психологических исследованиях C.B. Лурье, Я. А. Гордина и др.24.

23 Куценко И. Я. Кубанское казачество. Краснодар, 1993.

24 Лурье C.B. Историческая этнология. М., 1997; Она же. Россия: государственность и община. В сб.: Цивилизации и культуры / Под ред. B.C. Ерасова. Вып. II. М., 1995; Она же. Восприятие народом осваиваемой территории // http://svlourie.narod.ru/articIes/vospriyatie.htm (15.02.2003 г.) — Она же. Геополитические формы организации пространства экспансии и их влияние на характер народной колонизации // http://svIourie.narod.ru/imperium/expansion.htm (15.02.2003 г.) — Гордин Я. А. Кавказ: земля и кровь. СПб., 2000; Арутюнян Ю. В., Дробижева Л. М., Сусоколов A.A. Этносоциология. M., 1998.

Этнографический характер носят работы В.А. Дмитриева25, где рассматривается взаимовлияние пришлого и горского населения в быту, заимствования в хозяйстве, костюме и пр.

Психологический аспект, особенности менталитета северокавказских народов и их влияние на межэтнические отношения рассматривает в своей монографии Г. У. Солдатова. Автор отмечает, что северокавказские этносоциальные системы больше закрыты для внешних влияний, чем открыты. Даже несмотря на устойчивые и нередко интенсивные контакты с другими культурами, кавказцы скорее стремятся приспособить к себе и ближнюю, и дальнюю среду, чем меняются сами, что в целом может осложнять процессы межэтнического межкультурного взаимодействия26.

Исследователи-социологи Г. С. Денисова, М. Р. Радовель отмечают, что процесс интеграции народов Северного Кавказа в политическое, экономическое и социокультурное пространство России имел свои позитивные и негативные результаты. С одной стороны, складывалось единое языковое и образовательное пространство, преодолевалась экономическая отсталость, развивались тенденции формирования у народов региона социальной структуры современного общества, формировались основы промышленности. С другой, эти процессы вызывали чрезмерное и ускоренное административно-силовое давление центральной власти на народы региона, в результате такая политика приводила к консервированию архаичных структур локального общества .

Различные аспекты процессов взаимодействия местного и пришлого населения на Северо-Западном Кавказе рассматриваются в работах региональных исследователей: Виноградова В. Б., Громова В. П., Ратушняка В. Н,.

25 Дмитриев В. А. Типология русско-северокавказских заимствований // Россия и Кавказ сквозь два столетия. СПб., 2001.

26 Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998.

27 Денисова Г. С., Радовель М. Р. Этносоциология: Учеб. Пособие для студентов ун-тов и пед. вузов. Ростов н/Д, 2000.

Клычникова Ю.Ю., Феофилактовой Т. М., Меретукова М. А. и др.28.

Исследованием развития торгово-экономических связей между казаками и северокавказскими народами занималась Г. Г. Мошкович.29.

Этнографические изыскания кубанских исследователей Н. И. Бондаря, О. В. Матвеева и др. освещают процессы генезиса кубанского казачества, межэтнического взаимодействия и культурного диалога.30.

В отдельную группу можно выделить работы зарубежных исследователей, посвященные кавказской проблематике. В зарубежной научной литературе сложилось специфическое видение проблемы присоединения Кавказа к России. С одной стороны в качестве теоретической посылки можно рассматривать идеи Б. Малиновского, основателя функционалистского направления в культурной антропологии, который в 1930;1940;е гг. при анализе колониальных ситуаций трактовал их как контакт более развитой активной культуры с менее развитой, пассивной31.

С другой стороны, проблема рассматривалась как конфликт, противостояние западной (христианской) и восточной (мусульманской) цивилизаций. Так, в учебнике Н. Рязановского «История России», в частности, отме.

28 Громов В. П. Формирование русского населения Адыгеи в XIX в. // Материалы 1-го Кошехабль-ского форума «История достояние народа». Майкоп, 1991; Феофилактова T.M. Взаимоотношения России с народами Северо-Западного Кавказа в период русско-турецкой войны 1787−1791 гг. // Некоторые вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в конце XVIII — первой половине XIX в. Майкоп, 1985; Виноградов В. Б. «Он усмирил Закубанье». Черты портрета генерала фон Засса // Российский исторический журнал. 1994. № 2- Он же, Дударев С. А. К вопросу о типологии и периодизации рус-ско-вайнахских политических отношений // России и Северный Кавказ. Проблемы историко-культурного единства. Грозный, 1990; Меретуков М. А. Из истории русско-адыгских отношений (вторая половина XIXначало XX вв.) // Черкесия в XIX веке. Майкоп, 1991; Кпычников Ю. Ю. Деятельность А.П. Ермолова на Северном Кавказе (1816−1827). Ессентуки, 1999.

29 Мошкович Г. Г. Атаман Г. А. Рашпиль и организация меновой торговли казаков и горцев в 40−50 гг. XIX в. на Кубани // Проблемы историографии и истории Кубани. Краснодар, 1994; Она же. Войсковое торговое, общество и его роль в социально-экономическом развитии Кубани // Из дореволюционного прошлого кубанского казачества. Краснодар, 1993.

30 Бондарь Н. И. Этнокультурная ситуация на Кубани // Традиционные национальные культуры Кубани: состав, состояние, проблемы: Материалы научно-практической конференции. Краснодар, 1991; Он же. Что мы знаем друг о друге // Кубанский краевед: Ежегодник. Краснодар, 1990; Он же. Кубанское казачество (этносоциальный аспект) // Кубанское казачество: история, этнография, фольклор. М., 1995; Матвеев О. В. Кавказская война на Северо-Западном Кавказе и ее этнополитические и этнокультурные последствия: Дисс.. канд. ист. паук. Краснодар, 1996; Он же, Фролов Б. Е. Очерки истории форменной одежды кубанских казаков (конец XVIII в. — 1917 г.). Краснодар, 2000.

31 Malinovski В. Theory of Cultural Change // Wellerstein J. (ed). Social Change: The Colonial Situation. New York, 1966. P. 12. чалось, что войны с Россией вело не население Северного Кавказа «вообще», а «горцы-мусульмане», в результате чего «умиротворение Кавказа. заняло десятилетия"32.

Близкой точки зрения придерживаются исследователи научной школы сложившейся вокруг «Общества исследований Центральной Азии» (Society for Central Asian Studies). Так, название сборника материалов, выпущенных данным обществом: «Северо-Кавказский барьер. Наступление России на мусульманский мир"33 наглядно отражает авторское видение происходящих в регионе процессов.

В целом, в работах западных ученых, поддерживающих идею покорения Кавказа Российской империей, на первый план выходит проблема анализа особенностей русского имперского сознания, наблюдается стремление объяснить специфику российской ментальности34.

В рассмотренных выше подходах основной упор, как правило, делается на идее разделения народов и территорий жесткими барьерами. Понятие граница, тем не менее, может рассматриваться не только как линия (в англоязычной литературе — «border»), но и как зона, полоса (соответственно — «frontier»).

Как представляется автору, в данном подходе лежит наиболее продуктивный путь анализа сложных процессов межэтнического и межкультурного взаимодействия. Еще в 1890-х гг. было начато исследование американского «фронтира» как типового явления. Например Ф. Тернер на базе исторической («гуманитарной») географии Ф. Ратцеля выделял позитивную роль фронтира противопоставляя ее истории конфликтов35.

32 Riasanovsky N.A. A History of Russia. NY. Oxford, 1994. P. 389.

33 The North Caucasus Barrier. The Russian Advance towards the Muslim World. N-Y., 1992.

34 См. например: The modem Encyclopedia of Russian and Soviet History Ed. by Joseph 1. Wieczynsky, Vol. 7. 1978. P. 145−151. Anthony L.H. Rhinelander. Prince Michael Vorontsov. Viceroy to the Tsar. McGil-lUniv Press, 1990. P. 124−125. Thomas M. Barrett. The Remaking of Lion of Daghestan: Schamil in Captivity // The Russian Review Vol. 54. July. 1994. P. 454.

35 Олейников Д. И. Россия в Кавказской войне: поиск понимания // Россия и Кавказ сквозь два столетия. СПб, 2001. С. 77.

В отечественной исторической науке этот термин был веден В.Д. Коро-люком36. Серьезные попытки введения термина в устойчивый научный оборот сделаны в России с середины 1990;х гг37.

В этой связи интересна работа Томаса Барретта посвященная терским казакам. В ней автор выступил против восприятия границ России и Северного Кавказа как постоянной и исключительной линии фронта, по разные стороны которой историки разводят горцев и казаков, и считает необходимым видеть движение народов, появление селений и общин, преобразование ландшафта, а главное — взаимодействие соседних народов в повседневной.

38 жизни .

Анализ историографии проблемы показывает, что целого комплексного исследования посвященного проблемам социального взаимодействия местного и пришлого населения на Северо-Западном Кавказе их формам и последствиям не существует, что делает ее активное изучение необходимым.

Цель и задачи исследования

Целью диссертационного исследования является рассмотрение особенностей процесса социального взаимодействия и взаимовлияния (как на индивидуальном, так на государственном и административном уровнях) между пришлым и местным населением на Северно-Западном Кавказе в XIX в.

Для достижения данной цели в исследовании поставлены следующие задачи:

1. Раскрыть понятие социального взаимодействия, выявить его виды, формы, способы и специфику в условиях Северо-Западного Кавказа в XIX в.

2. Рассмотреть особенности субъектов взаимодействия, сущностные.

36 Королю к В.Д. О так называемой контактной зоне в Юго-Восточной и Центральной Европе периода раннего средневековья // Юго-Восточная Европа в средние века. Кишинев, 1972. С. 16−41.

37 См. Контактные зоны в истории Восточной Европы: перекрестки политических и культурных взаимовлияний. M., 1995; Агеев А. Д. Сибирь и Американский Запад: движение фромтиров. Иркутск, 2002.

38Thomas M. Barrett. At the Edge of Empire. The Terek Cossacks and the North Caucasus Frontier. 17 001 860. Westview Press, 1999 P. 13. характеристики сторон в системе оппозиции «местные» — «пришлые» и их этноисторические особенности адаптации в геосоциальной среде.

3. Охарактеризовать этническую, социокультурную, политическую и экономическую специфику Северо-Западного Кавказа к началу XIX века.

4. Выделить основные этапы взаимодействия местного и пришлого населения на Северо-Западном Кавказе в XIX в. и раскрыть особенности свойственные процессам взаимодействия на каждом из этапов: факторы, характер и последствия для субъектов.

Методологические основы работы. Проблема диссертационного исследования, находится на стыке истории, социологии, культурологи, социальной психологии и политологии, что определяет её междисциплинарную методологическую направленность и терминологический строй.

По своему характеру исследование является историческим и опирается на принципы объективности и причинности. По предмету исследования оно близко исторической социологии и базируется на теоретических концепциях П. Штомпки и А. де Токвиля.

В диссертационном исследовании реализован системно-функциональный подход, что обусловлено необходимостью целостного и полного охвата изучаемого объекта, раскрытия внутренних и внешних факторов разного порядка. Системный характер развития означает, что все события, ситуации и процессы не только обусловлены и имеют причинно следственную связь, но и функционально неразрывно связанны между собой.

Несмотря на то, что историография рассматриваемого вопроса насчитывает, по меньшей мере, 100 лет, тем не менее, до сегодняшнего дня многие понятия и термины не обрели однозначного толкования. Наличие различных научных школ и теорий, оперирующих собственными значениями распространенных терминов, обязывает нас определить основные категории и понятия, используемые в работе.

Выделяя объект исследования как процесс взаимодействия между местным и пришлым населением, именно пришлое и местное население выступают в качестве основных понятий, с содержанием которых следует определиться. Два эти компонента рассматриваются как разнородные, но, в то же время относительно консолидированные социально-культурные системы, обладающие специфической духовной и материальной культурой, изменявшейся под влиянием межэтнических и межгосударственных контактов и отношений.

Под термином «местное население» а так же «горцы», «кавказцы», и «народы Северного (Северо-Западного) Кавказа» в работе понимается все автохтонное население данной территории к началу XIX в. Причем под «горцами» понимаются как собственно жители горных районов так и кочевые и оседлые народы Предкавказья.

Термины: «пришлое население», «переселенцы» используется для обозначения всего разнородного потока, прежде всего, российских подданных заселявших и осваивавших в XIX в. вновь присоединенные к Российской империи территории Северного Кавказа представленного казачеством, а так же крестьянами-поселенцами, купцами и промышленниками, армией, госаппаратом и прочими категориями населения. Как государствообразующий этнос, русские, наряду с украинцами, составляли значительную часть этого потока. Этноним «русский» зачастую утрачивал этническое, и приобретал социокультурное, или даже политическое значение. Следует отметить, что наиболее контактной группой со стороны пришлых на Северо-Западном Кавказе выступило кубанское казачество. Не ограничиваясь им, в работе, рассматривается процесс взаимодействия кубанского казачества с народами Северо-Западного Кавказа.

Источпиковой базой исследования послужили документы и материалы, различные по происхождению и видовому содержанию.

Архивные материалы представлены документами, выявленными в Российском государственном историческом архиве (РГИА), Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), Государственном архиве Краснодарского края (ГАКК). Эти источники представлены официальными правительственными документами директивного характера — предписаниями, указами, письмами военного командования войск Отдельного Кавказского корпуса, рапортами и донесениями военных чинов и административных деятелей на Северо-Западном Кавказе, личными фондами, материалами по военной истории, статистике, этнографии.

Из фондов РГИА в работе использовались материалы фондов: Кавказского комитета (Ф. 1268), Департамента общих дел МВД (Ф. 1284).

Среди материалов РГВИА по изучаемой теме наиболее значимыми для нас были официальные и личные документы, хранящиеся в фондах Военно-ученого архива (ВУА) — «Главного управления генерального штаба» (Ф. 38), «Главного управления казачьих войск» (Ф. 330), «Главного штаба Кавказской армии» (Ф. 400), «Статистических сведений о Российской империи» (Ф. 414) — «Кавказских войн» (Ф. 482), «Штаба войск Кавказской линии и в Черномории расположенных» (Ф. 13 454).

Из фондов ГАКК использованы документы «Канцелярии войскового атамана Черноморского войска» (Ф. 249) — «Войсковой канцелярии Черноморского казачьего войска» (ф. 250) — «Войскового правления Кубанского казачьего войска» (Ф. 252) — «войскового дежурства Черноморского казачьего войска» (Ф. 254) — «Канцелярии начальника Черноморской береговой линии» (Ф. 260) — «Канцелярии начальника Черноморской кордонной линии» (Ф. 261) — «1-е и 2-е Казачьи отделения Кубанского казачьего войска» (Ф. 318) — «Переселенческий комитет Черноморского казачьего войска» (Ф. 345) — «Штаб начальника Лабинской кордонной линии» (Ф. 347) — «Полковое правление Адагумского полка» (Ф. 350) — «Полковое правление Псекупского полка» (Ф. 351) — «Полковое правление Абинского полка» (Ф. 352) — «Управление Натухайского военного округа» (Ф. 389) — «1-я Кубанская казачья батарея».

Ф. 393) — «Войсковой штаб Кубанского казачьего войска» (Ф. 396) — «Управление атамана Темрюкского отдела» (Ф. 418) — «Канцелярия начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска» (Ф. 454) — «Кубанская областная межевая чертежная комиссия» (Ф. 574) — «Коллекция документов по истории Кубанского казачьего войска» (Ф. 670) — «Канцелярии помощника начальника Кубанской области по управлению горцами» (Ф. 774). Эти материалы дают возможность проследить характер военных действий на Северо-Западном Кавказе, дать личностные, психологические характеристики кавказских военачальников, рассмотреть планы и ход процессов проникновения в Закубанье российской административной власти, раскрыть вопросы социального взаимодействия местных и пришлых этнических групп на Северо-Западном Кавказе.

Отдельную группу источников образуют опубликованные документы и материалы. Среди них документы правового характера: договоры, законы, которые, прежде всего, определяли нормативную базу политики России на Кавказе, основные направления и рамки взаимодействия на присоединенных территориях.

Важную группу источников составляют директивные, циркулярные, информационно-отчетные материалы государственных организаций. Значение данного вида источников определяется тем, что именно многие государственные директивы непосредственно определяли характер взаимодействия в той или иной конкретной ситуации. Кроме того, анализ этих документов дает возможность проследить изменения политики России на Северном Кавказе. Большая часть их опубликована в справочной литературе как цен.

39 трального, так и местного издания .

Количественные показатели: демографические, экономические характеристики находят свое отражение в статистических источниках. Статисти.

39 Внешняя политика России XIX — нач. XX в.: документы российского Министерства иностранных дел. Сер. I: 1800−1815 гг., М&bdquo- 1960;1972. Т. I—VIHСер. II: 1815−1830. М&bdquo- 1974;1985. Т. I-VI (IX-XIV) — Русско-адыгейские торговые связи (1793−1860): Сб. документов. Майкоп, 1957; Сборник сведений о Северном Кавказе. Ставрополь, 1906;1911. Т. 1−5- Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии (1790−1917): Сб. документов. Ростов н/Д, 1985; Хрестоматия по истории Кубани: Документы и материалы. Краснодар, 1975. 4. 1. и др. ческую базу исследования составили, прежде всего, материалы Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. 40.

В особую группу можно выделить публицистические материалы, где были представлены материалы о характере и тенденциях процессов социального взаимодействия местного и пришлого населения. Это, прежде всего, такие сборники как «Кавказский календарь», «Известия Кавказского отдела Императорского Русского географического общества». Значительную часть материалов, опубликованных в них, составляют различные этнографические описания быта, традиций, обычаев и прочих особенностей народов Кавказа, российских переселенцев в регионе, биографии выдающихся личностей, чьи судьбы тесным образом были связаны с Кавказом и его историей.

Особое место в источниковой базе занимает мемуаристика. Воспоминания современников, очевидцев и непосредственных участников событий, их видение процессов, мнения и обоснования этих мнений дают богатый материал для реконструирования социальных фактов, анализа не только самих событий, но и восприятия событий теми или иными сторонами41.

Использование всей совокупности источников позволило провести глубокий анализ процессов социального взаимодействия местного и пришлого населения в XIX в. на Северо-Западном Кавказе, дать их новую трактовку, выявить характер действия общих закономерностей и выделить специфические особенности.

В целом источниковая база диссертации позволяет решить поставленные исследовательские задачи.

40Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб., 1905. Т. 65- Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб., 1903. Т. 70- Население Кубанской области по данным вторых экземпляров листов переписи 1897 г. Екатеринодар, 1906; Сборник статистических сведений о Кавказе. Тифлис, 1869. T.1- Статистико-экономические материалы по обследованию Кубанского края. Екатеринодар, 1918.

41 Торнау Ф. Ф. Воспоминания кавказского офицера. М., 2000; Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. Серия: «Воспоминания участников Кавказской войны XIX века». СПб., 2003; Фадеев P.A. Кавказская война. М., 2003; Фонвилль А. Последний год войны за независимость 1863−1864 г. Нальчик, 1990.

Научная новизна исследования заключается в комплексе авторских подходов, решений и выводов, образующих концептуальное единство и создающих целостное видение проблемы и предмета исследования:

— впервые проведен комплексный междисциплинарный анализ широкомасштабного и многостороннего процесса социального взаимодействия местного и пришлого населения на Северо-Западном Кавказе в XIX в. на основе историко-социологического, геополитического подходов;

— проведена интерпретация понятия «социальное взаимодействие» посредством анализа таких структурных компонентов как стороны (субъекты), сферы и динамика социального взаимодействия;

— выявлено влияние политических, географических, социально-культурных и экономических факторов на характер и содержание социального взаимодействия местного и пришлого населения на различных исторических этапах;

— разработана авторская периодизация процессов социального взаимодействия переселенцев и местного населения, в основу которой положены политические факторы, влиявшие на степень активизации российской политики на Северном Кавказе;

— на основе авторской периодизации рассмотрена характеристика взаимодействия местного и пришлого населения и выделены специфичные для разных этапов особенности, формы, способы заимствований и взаимопроникновения культур;

— выявлены и введены в научный оборот новые источники: документы и материалы, характеризующие и раскрывающие суть и содержание процессов социального взаимодействия, их специфику и обусловленность в конкретный исторический период;

— установлено, что в процессах социального взаимодействия местного и пришлого населения, численно преобладающая группа, доминировала в основных сферах взаимодействия, определяя культурные стандарты и модели поведения;

— сделан вывод о том, что в процессе взаимодействия и взаимопроникновения часть пришлого населения (прежде всего казачество), определяет свой статус в качестве местных, противопоставляя себя новым группам пришлых (иногородним) — доказано, что включение Северного Кавказа в состав Российской империи и сопутствующий этому в целом сложный и неоднозначный процесс социального взаимодействия местного и пришлого населения способствовал в конце XIX века формированию региональной целостности Северного Кавказа.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В диссертации понятие «социальное взаимодействие» рассматривается как совокупность обусловленных социумом интеракций формирующих в нем социальные изменения. Процессы взаимодействия включают в себя взаимовлияния и трансляции, результатами которых является трансформация социально-политических структур и механизмов контроля в обществе, культуры и социальных стереотипов. В течение всего исследуемого периода характер и содержание взаимодействия претерпели значительные изменения.

2. К началу XIX в. в основных чертах сложилась этническая карта Северного Кавказа, завершился процесс формирования основных кавказских этносов, в этногенезе которых немаловажную роль играли различные пришлые элементы. В регионе (который можно рассматривать в качестве контактной зоны) происходило складывание социальных общностей имеющих определенную социокультурную целостность.

3. Геополитическое и природно-климатическое положение Северного Кавказа как «контактной зоны» во многом определило социокультурные процессы в этом регионе. К началу XIX в. Россия приходит к необходимости активизации южного направления внешней политики и, в частности, к покорению и присоединению народов населяющих Северо-Западный Кавказ. Основное значение приобретает система взаимодействий Россия — Кавказ. Влияние других стран в регионе носило преимущественно опосредованный характер и постепенно уменьшалось, что обусловило процессы социального взаимодействия в регионе в последующие периоды.

5. Процесс взаимодействия носил сложный и многоплановый характер. В его структуре можно выделить: а) Стороны взаимодействия. Взаимодействие было многосубъектным, вследствие этнической и социально-политической мозаичности участников. В общем виде, с одной стороны, в качестве субъекта выступает Российская империя, обладающая неким единством (в то же время в ее составе можно обозначить: казачество, крестьян-поселенцев, купцов, армию, госаппарат и пр.). Другой стороной взаимодействия выступают народы Северного Кавказа. б) Сферы взаимодействия. Взаимодействие было многосторонним и разнообразным по форме, поскольку происходило в различных сферах общественной жизни. Это военно-политические взаимоотношения, реализовы-вавшиеся преимущественно на макроуровне (максимально рациональная и осознанная сфера) — социально-экономические взаимоотношения, присутствовавшие как на макро- (национальном, государственном), так и на микроличном, бытовом) уровняхи духовно-культурные взаимоотношениянаименее осознаваемая группа, проявляла себя в основном на уровне индивидуальном. в) Динамика взаимодействия. Социальные, политические культурные и экономические изменения происходили постепенно, нелинейно, начиная с первых эпизодических торгово-экономических и военно-политических контактов до включения северокавказских народов в российское социокультурное пространство. Данный процесс у различных обществ и народов протекал по разному и с различной скоростью, вследствие этого, даже после окончания военных действий, наряду с территориями, органически влившимися в российское социокультурное пространство, существовали и обособленные, «конфликтные» территории и общества.

6. Характер взаимодействия на протяжении XIX в. менялся под влиянием социально-политических процессов, на основании чего можно выделить следующие его этапы и свойственные им особенности:

Первый этап — 1800−1820-е гг., характеризовался притоком пришлого населения на территорию Северо-Западного Кавказа. Однако социальное пространство их проживания не было связанно с материнской территорией и представляла собой перекрестное поле борьбы ряда держав. Характерной особенностью этого периода была социальная адаптация пришлых групп к новым природным и социокультурным условиям через заимствование элементов одежды, пищи, костюма и др. Между местными и пришлыми превалировало торгово-экономическое взаимодействие, оно происходило преимущественно на микроуровне, хозяйственные связи местного и пришлого населения отличала взаимодополняемость, вытекающая из базисной оппозиции «население гор» — «население равнин». В политическом и социальном плане доминирующим субъектом выступают народы Северного Кавказа, как более многочисленные и контролирующие территорию «местные».

На втором этапе (1830−1864 гг.) — географическое пространство трансформируется в политическое, происходит формальный переход территорий Северного Кавказа под российскую юрисдикцию и смена доктрины на активную, наступательную. Основным видом взаимодействия стала война. Вооруженное противостояние было непосредственным фактором, обусловившим интенсивность взаимодействий и взаимовлияний. В течение второго этапа коренное население Северного Кавказа теряет доминирующие позиции, сокращается контролируемая им территория, демографический потенциал. Результатом в целом успешной борьбы для России становится изменение места и роли русских/славян на Северном Кавказе, врастание «пришлых» в социальные условия региона, повышение их социального статуса в связи с укреплением российской административной власти. На этом этапе оформляется кубанское казачество, которое позиционирует себя уже в качестве местного населения.

На третьем этапе (1864−1900 гг.) происходит интеграция Северного Кавказа в социально-политическое и социокультурное пространство Российской империи. Происходит переход от механической (обеспеченной военный силой) солидарности к органической (построенной на естественных социально-экономических связях). Это способствовало формированию региональной целостности, складыванию единого северокавказского социокультурного пространства на основе новых компонентов (местного, российского и общемирового). В хозяйственно-культурной сфере новый характер взаимодействия проявился в том, что определяющими стали заимствования народами Северного Кавказа элементов крестьянской культуры восточнославянских переселенцев, а также процессы модернизации, т. е. включение северокавказских народов в общеевропейскую и мировую культуру, проводником которой здесь выступала Россия.

Теоретическая и научно-практическая значимость работы. Проведенный теоретико-методологический анализ, разработанные и апробированные в исследовании методические приемы и инструментальные средства, собранные исторические и статистические данные, научно-практические выводы диссертации могут быть востребованы:

— для повышения научно-теоретической и методической оснащенности историко-социологических исследований взаимоотношения местного и пришлого населения;

— в регионоведческих научных и научно-практических исследованиях посвященных истории Северного Кавказа, Кубани и Адыгеи;

— в образовательном процессе при разработке учебных программ и курсов для средних и высших учебных заведений;

— в процессе государственного управления как модель для оценки и прогнозирования дальнейшего развития взаимодействия местного и пришлого населения в регионе.

Апробация работы. Материалы диссертации прошли научную и научно-практическую апробацию. Основные положения диссертационного исследования были представлены автором на международных, всероссийских и региональных научных, научно-практических конференциях, семинарах. Результаты диссертационного исследования нашли отражение в монографии, научных статьях и тезисах докладов общим объемом 13,5 п.л.

Материалы диссертационного исследования были использованы автором при разработке и чтении специальных учебных курсов «Этнические миграции на Кубани: история и современность» и «Актуальные социально-политические процессы на Северном Кавказе» на социально-гуманитарном факультете Кубанского государственного технологического университета.

Отдельные результаты и выводы были использованы в ходе работы по Федеральной целевой программе «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе» (2001;2005 гг.), проект «Миграции, психологическое здоровье и тренинг толерантности» (2002 г.).

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на расширенном заседании кафедры политологии и права Кубанского государственного технологического университета.

Структура диссертации. Основой построения работы является проблемно-хронологический принцип. Диссертация состоит из введения, двух глав, содержащих пять параграфов, заключения и списка использованных источников и литературы. В тексте содержатся таблицы и рисунки. Общий объем работы составляет 200 страницы машинописного текста.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Уникальное геополитическое и природно-климатическое положение Северного Кавказа во многом определило социокультурные процессы в данном регионе. Рассмотрение его как «контактной зоны» межкультурного взаимодействия позволяет осмыслить сложность и многоплановость социальных процессов происходивших на Северо-Западном Кавказе в XIX в.

В XIX в. социальные взаимодействия в регионе происходили, прежде всего, в системе связей Россия — Кавказ. Влияние других стран в регионе носило преимущественно опосредованный характер и постепенно уменьшалось.

Процесс взаимодействия носил сложный и многоплановый характер. В его структуре можно выделить:

1. Стороны взаимодействия. Взаимодействие было многосубъектным, вследствие чрезвычайной этнической и социально-политической мозаично-сти участников. В качестве субъектов, с одной стороны, можно выделить Российскую империю (представленную на Северном Кавказе казачеством, крестьянами — поселенцами, купцами и промышленниками, армией, госаппаратом и пр.). С другой стороны, участниками взаимодействия выступают народы Северного Кавказа, которые в рассматриваемый период представляли собой совокупность этнически и политически разобщенных обществ, находящихся на различных уровнях хозяйственно-культурного и политического развития.

2. Сферы взаимодействия. Взаимодействие было многосторонним и разнообразным по форме, поскольку происходило (как явно, в осознаваемой форме, так и скрыто, неосознанно) в различных сферах общественной жизни. Как любое социальное явление, оно осуществлялось как на макро-(национальном, государственном), так и на микро- (личном, бытовом) уровнях. Все многообразие взаимоотношений можно разделить на три группы: военно-политические, социально-экономические и духовно-культурные.

Первая группа — военно-политические взаимоотношения, — реализовы-вались преимущественно на макроуровне. Конкретная внешнеполитическая обстановка определяла необходимость освоения Россией территории Северного Кавказа, в первую очередь для усиления влияния в Закавказье.

Вторая группа — социально-экономические взаимоотношения, — присутствовали на всех уровнях. Торговые контакты России с народами Северного Кавказа уходят корнями в древность. На протяжении XIX в. торговые связи получают дальнейшее развитие, но теперь уже приобретают новые формы, от спорадических они переходят к постоянным, относительно организованным формам. Наиболее интенсивными контакты в данной сфере были в периоды относительного спокойствия в регионе, но торговля не прекращалась и во время войны. Тяга к материальной выгоде не исчезала, и не могла вытесняться какими-то другими факторами. Особенности внешней среды (горы, ограниченные возможности сельского хозяйства) и еще не закончившееся разложение родовой социальной структуры у местного населения наложили свой отпечаток на формирование взаимоотношений в данной сфере.

Третья группа — духовно-культурные взаимоотношения — наименее осознаваемая группа, проявляла себя в основном на уровне индивидуальном. Если описанные в предыдущих группах контакты были в подавляющем большинстве целенаправленными и осознанными, то в культурном взаимодействии гораздо меньшая часть деятельности осознается. Неосознанное или полуосознанное заимствование как практических (связанных с хозяйственной и бытовой деятельностью), так и культурных элементов (статусно-сти, атрибутики, моделей поведения, ценностей и стереотипов), имеют двойную природу. С одной стороны осознание различия на основе противопоставления «свой» — «чужой», с другой стороны — признанием равностатусности контактирующих культур (так как заимствовать что-либо можно только у достойных). Признание и осознание соседской культуры как «достойной» и имеющей определенные достижения влечет за собой поиск путей диалога и возможностей сосуществования с ней на тех или иных условиях.

3. Динамика взаимодействия. Социально-экономические, политические, культурные изменения происходили постепенно, нелинейно, начиная с первых эпизодических торгово-экономических и военно-политических контактов до включения северокавказских народов в российское социокультурное пространство. Степень включенности в данные процессы у различных обществ и разных народов Северного Кавказа была не одинаковой, вследствие чего и после окончания военных действий, наряду с территориями, органично интегрировавшимися в российское социокультурное пространство остались обособленные, конфликтные территории и общества.

Общий характер взаимодействия местного и пришлого населения на Северном Кавказе на протяжении всего XIX в. существенно менялся, что дает возможность выделить несколько этапов и свойственные им особенности.

На первом этапе — 1800−1820-е гг., взаимодействие Российской империи и народов Северного Кавказа постепенно переходит из области внешней политики в область политики внутренней. Россия постепенно продвигается на побережье Черного моря, в Предкавказье и Закавказье, при этом Северный Кавказ остается территорией практически независимой от нее. В этой обстановке неизбежным для России стал процесс присоединения Северного Кавказа.

Формы, приоритеты и тактические цели российской политики на Северном Кавказе неоднократно менялись. Однако на данном этапе значительную роль во взаимодействии с местным населением играли силовые методы.

Другой важной сферой, где происходили тесные контакты, была сфера торгово-экономическая. Процессы экономического взаимодействия шли на двух уровнях. На низовом уровне внутрирегионального рынка — укреплялись экономические связи русских и горцев. Эти связи отличала взаимодополняемость, вытекающая из базисной для данного случая бинарной оппозиции «население гор» — «население равнин». На уровне доминирующего (феодального) слоя северокавказских обществ смычка русского и северокавказского элементов практически не происходила. Горская знать ориентировались преимущественно на торговлю с Турцией и другими странами Ближнего Востока.

Разновидностью социально-экономического взаимодействия местного и пришлого населения на данном этапе выступает набеговая система. Данный вид взаимодействия, осуществляемый с целью добычи материальных ценностей, позволяет определить его как экономическое по сути, но военно-силовое по форме.

Активная миграция пришлого населения ведет к постепенному наполнению региона российскими подданными. Пришлые группы постепенно адаптировались к новой социокультурной среде. Результатом подобной адаптации стало формирование на основе синтеза элементов горской и российской культур культуры кубанского казачества.

В сфере культурного взаимодействия в данный период также было характерно преимущественное принятие ряда бытовых, поведенческих, этикетных и пр. элементов горской культуры русскими и другими переселенцами. Хозяйственно-культурные взаимодействия развиваются и углубляются, но затрагивают в большей степени казачество, непосредственно контактирующее с народами Северного Кавказа.

На втором этапе (1830−1864 гг.) происходит включение Северного Кавказа в ходе Кавказской войны в состав Российской империи. Основным видом взаимодействия на данном этапе стала война. Вооруженное противостояние определяло интенсивность, формы и способы взаимодействий. Военное противостояние, кроме всего, стимулировало процессы общественного развития в среде местного населения, повлияло на формирование самосознания казачества и горцев, привело, наряду с потерями, к накоплению опыта соседского мирного проживания в полиэтничном регионе.

Взаимовлияния, прежде всего, проявились в военной сфере. Патриархально-средневековая обстановка Северного Кавказа накладывала свой отпечаток на методы войны русской армии. Помимо заимствований «черкесского» костюма и оружия, российские военачальники перенимали тактику горной войны, в том числе и «бесчеловечные» и «дикие» в глазах русского общества обычаи.

В горском обществе процессы взаимодействия противоречивые тенденции. Война разделила северокавказские народы по отношению к российской власти на «мирные» и «не мирные». «Мирные» горцы в силу тех или иных причин были склонны к вхождению в правовую и социальную структуру империи на определенных условиях. Политика администрации строилась с учетом интересов мирных горцев и была направлена на стимулирование процесса их органического вхождения в российское социокультурное пространство. Другая группа — «не мирных» — ожесточенно сопротивлялась российской власти. Вместе с тем вооруженное противостояние стимулировало осознание кавказскими народами своего единства и попытки формирования единого протогосударственного органа.

Взаимодействие в конфессиональной сфере также носило противоречивы характер. За исключением отдельных случаев российское правительство не проводило насильственной христианизации горцев, хотя поддерживало миссионерскую деятельность Русской православной церкви. В ходе Кавказской войны российские власти проводили политику поддержки адатов, местных традиций против шариата.

Итогом взаимодействия на втором этапе стала смена приоритетов. Пришлое население укрепляет свои позиции в регионе, местное население Северного Кавказа, наоборот, теряет доминирующие позиции.

Завершается формирование Кубанского казачества как местного социокультурного феномена, которое воспринимает себя уже не в качестве «пришлого», а в качестве «местного» населения.

На третьем этапе (1864−1900 гг.) завершается процесс интеграции Северного Кавказа в российское социокультурное и политическое пространство. Меняются приоритеты, характер и формы взаимодействия между местным и пришлым населением.

Активизируется переселенческое движение, подконтрольные территории заселяются лояльным российской власти христианским населением (в том числе иностранными подданными — армянами, греками, болгарами, немцами и др. колонистами). Значительные потери «местных» в ходе войны и выезд большой части местного населения в Турцию меняет демографическую структуру в регионе.

В миграционное движение включается и местное население, однако существовали значительные отличия в данных процессах: горные районы оставались мало затронуты и миграциями и изменениями в организации производства, равнинные, напротив, после окончания Кавказской войны, аграрной и судебно-административной реформ подверглись активным процессам социально-экономического развития.

В рамках теперь уже единого социокультурного и политического пространства местные и пришлые группы меняют свои позиции. Пришлые группы, первоначально перенимавшие элементы местной культуры теперь доминируют. Теперь уже местное население оказывается в положении адап-тантов, испытывает влияние новой социокультурной среды.

Ведущими сферами, где развиваются контакты на третьем этапе, выступает социально-экономическая и духовно-культурная.

В культурной сфере административный запрет традиционных социальных институтов породил определенную двуплановость общественной жизни. Наряду с легализованной российской властью социокультурной системой, у местного населения сохранялся значительный пласт традиционных культурных стереотипов, моделей поведения и форм социального контроля.

На смену силовой политике в целях преодоления этнокультурного обособления и интеграции местных групп в российскую культуру, приходит политика мирных мер. Их реализация имела двусторонний позитивный результат: местное население они выводили за границы культурной провинциальной ограниченности, активно способствуя его включению в процессы мировой историицентральной власти они обеспечивали лояльность местного населения и относительную стабильность в регионе, закладывали основу для комплиментарного взаимодействия различных народов.

В области религиозной политики Российская администрация постепенно переходит к поддержке ислама против адатов и уже на рубеже Х1Х-ХХ вв. исламское духовенство Северного Кавказа интегрируется в религиозно-политическую систему империи, возникает феномен «российского ислама».

Взаимодействие местных и пришлых на Северо-Западном Кавказе, стимулировало консолидационные процессы в адыгском обществе: стираются племенные различия, происходит формирование адыгейской народности. К концу XIX в. формируется горская интеллигенция. Происходит становление национальной литературы, науки, искусства, общественной мысли народов Северного Кавказа, в рамках российской культуры. Однако этот постоянно нарастающий процесс охватывал к началу XX века лишь тонкий слой горского общества и был далек от своего завершения.

В хозяйственно-бытовой сфере новый характер взаимодействия проявился в том, что определяющими стали заимствования народами Северного Кавказа элементов крестьянской культуры восточнославянских переселенцев, а также процессы модернизации, т. е. включение северокавказских народов в общеевропейскую и мировую культуру, проводником которой здесь выступила Россия.

Немаловажным итогом взаимодействия стал процесс формирования северокавказской региональной целостности, который получил дополнительный импульс с включением региона в российское государство и сопровождался взаимопроникновением и взаимодействием культур, которое в этих условиях носило как стихийный, так и целенаправленный характер и встречало как поддержку, так и сопротивление на своем пути в виде объективных и субъективных факторов. К началу XX века заканчивается первый этап формирования региональной целостности Северного Кавказа. В дальнейшем этот процесс развивается уже в новых формах, обусловленных сменой всего комплекса политических, идеологических, социальных и прочих факторов.