Актуальность темы
диссертации.
Феноменология — основное направление европейской философии XX века. Основателем современной феноменологии с полным правом можно назвать австрийского философа Франца Брентано. Однако в качестве самостоятельного философского направления феноменология сформировалась после выхода в свет в 1901 году второго тома «Логических исследований» Эдмунда Гуссерля — ученика Брентано. В течение последующих десятилетий вокруг Э. Гуссерля сформировался широкий круг его учеников и последователей, которые развивали и продолжали его учение, давая ему многообразные интерпретации и применяя феноменологический метод в различных областях знаний. Особо следует отметить выход в свет в 1927 году книги Хайдеггера «Бытие и время». Это события выходит за рамки обычного ученичества и знаменует рождение альтернативного варианта феноменологии. Противостояние этих двух вариантов наложило отпечаток на всю сферу влияния феноменологической философии.
Актуальность темы
диссертации определяется той огромной ролью, которая продолжает играть феноменология в современной философии. Эта роль обусловлена особом местом феноменологии в истории мировой философии. С одной стороны, являясь наследницей классической европейской философии, она, в определенном смысле, продолжает дело, прежде всего, Аристотеля, Локка, Декарта, Юма, Канта, Фихте. С другой стороны, феноменология первая последовательно преодолела новоевропейский способ философствования с противопоставлением субъекта и объекта, с основными категориями причины и следствия, дедуктивным методом объяснения и заложила основания неклассического способа философствования XX века. Феноменология оказала решающее значение на возникновение экзистенциализма, современной герменевтики, персонализма. Без знакомства с основными идеями и принципами феноменологии невозможно понять психоанализ, структурализм и постмодернизм. Все великие философы XX века в той или иной степени прошли школу феноменологии в лице Брентано, Гуссерля или Хайдеггера, и в определенный момент творчества относили себя к их ученикам. Это, например, Ханс-Георг Гадамер, Макс Шелер — в Германии, Эмануэль Левинас, Морис Мерло-Понти, Жак Дерррида, Подь Рикер — во Франции, Хоссе Ортега-и-Гассет — в Испании, Густав Шпет, Михаил Бахтин — в России, Роман Ингарден, Казимир Твардовский — в Польше, Ян Паточка — в Чехии, Мераб Константинович Мамардашвили — в Советском Союзе.
После второй мировой войны феноменологическое движение распространилось по всему миру. Феноменология проникла в США, Японию, Китай. Классические феноменологические тексты Гуссерля и Хайдеггера были переведены на многие языки народов мира, в 90-е годов многие тексты ведущих западноевропейских феноменологов увидели свет на русском языке. Во многих странах были организованы центры феноменологической философии. С 1998 года под руководством профессора В. И. Молчанова такой центр функционирует на философском факультете РГГУ в Москве. Феноменологический метод применяется практически во всех областях гуманитарных знаний: в этике, эстетике, психологии, праве, социологии, в философии религии, истории, философии математики и естествознания и др.
Феноменологическая традиция в России имеет собственную богатую историю и предисторию. Однако дело осложняется тем, что русская философская мысль в силу объективных причин есть явление малоизученное: далеко не все значительные труды русских философов опубликованы в наше время и серьезные исследования по истории русской философии есть дело будущего. Феноменологической философии, в смысле доступности оригинальных философских текстов, повезло больше других направлений русской мысли. Благодаря исследовательской работе И. М. Чубарова, мы имеем почти полную картину рецепции феноменологии в России. В двух томах составленной им «Антологии феноменологической философии в России"1 представлены практически все интересные материалы, касающиеся предистории, восприятия, критики учения Гуссерля в России начала XX века. В ней так же представлены и собственные феноменологические исследования русских философов. Данное издание впервые позволило широкой гуманитарной общественности фундаментально ознакомиться с историей развития феноменологической мысли в России, что ранее было доступно лишь узкому кругу специалистов. Наш дальнейший обзор основывается, преимущественно, на материалах Антологии, в публикации которой диссертант принимал посильное участие.
Феноменологический момент присутствовал в русской философии начиная с самых первых ее самостоятельных шагов (мы имеем в виду философию славянофилов) и сопровождал ее, переплетаясь и взаимодополняясь с отечественными религиозно-философскими исследования, до самого конца ее существования, т. е. до середины 30-х годов. Иначе быть и не могло, ибо, по словам М. К. Мамардашвили, феноменология — сопутствующий момент всякой философии.
К предфеноменологической традиции в России следует, помимо работ славянофилов, следует отнести прежде всего труды профессора Санкт-Петербургской Духовной Академии М. И. Каринского, сочинения B.C. Соловьева «Критика отвлеченных начал», «Теоретическая философия» и С. Н. Трубецкого «О природе человеческого сознания». Независимо от Брентано и Гуссерля они развивали концепцию сознания, близкую к феноменологической и высказывали ряд идей, похожих на философские.
1 См. Антология феноменологической философии в России. Под ред. Чубарова И. М. Т. 1 и Т. 2. М., 1998 и положения Брентано и Гуссерля. Так, например, Каринский для характеристики сознания ввел понятие «бытие сознания», которое идентично понятию интенциональности у Брентано. Кроме того, он провел фундаментальное феноменологическое различие между вещами внешнего мира и представлениями, которые являются заменой действительности в сознании. Русские философы критически оценивают понятие субъекта и верховный принцип «я» как основу сознания и пытаются по-иному, чем в новоевропейской философии (особенно у Канта) решить проблему единства сознания. Так, Сергей Трубецкой на феноменологических основаниях создает учение о соборном сознании.
Непосредственная рецепция феноменологии в России началась сразу же после публикации Гуссерлем 2-ого тома «Логических исследований». Феноменология получила живой отклик в самых разных философских кругах, что говорит о ее внутренней присущности русской мысли. Мимо нее не смогли пройти ни представители университетской философии в лице Г. И. Челпанова, П. П. Блонского, И. И. Лапшина, ученика Л. М. Лопатина. — А. И. Огнева, ни молодые приверженцы модного тогда неокантианства — Б. В. Яковенко, Л. П. Салагова, С. И. Гессена, В. Э. Сеземана. Идеи феноменологии нашли отклик и в творчестве представителей русской религиозной традиции — В. В. Зеньковского, С. Л. Франка, Л. И. Шестова, Б. П. Вышеславцева, А. Ф. Лосева, и в трудах самостоятельных исследователей — Н. О. Лосского, Г. Э. Ланца, H.H. Вокача и многих других. В своих работах, статьях и рецензиях русские мыслители, первые из зарубежных философов, предприняли изложение идей Гуссерля, дали их критическую оценку и наметили точки роста проблемных моментов феноменологии.
Не всегда просто и однозначно складывались их отношения с феноменологией, не всегда русские философы адекватно воспринимали ее.
2000 г. г. идеи и не всегда корректно феноменологический метод находил применения в их собственных исследованиях, но одно несомненно: феноменология не смогла оставить равнодушным ни одного серьезного исследователя в России того времени, как впрочем и в наши дни.
Вершиной рецепции философии Гуссерля в России явилась книга Г. Г. Шпета «Явление и смысл», вышедшая в 1914 году. Шпет изучал феноменологию в Германии под личным руководством Гуссерля и, по словам учителя, был одним из самых талантливых его учеников2. В своей книге он впервые в истории мировой философии дает анализ фундаментальной работы Э. Гуссерля «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии», опубликованной в 1913 году, и намечает развитие собственного варианта феноменологии. Несмотря на преобладание герменевтической ориентации в последующих работах, феноменологические идеи и принципы присущи почти всему творчеству русского философа.
В 20-е годы вокруг Шпета сложился круг учеников и единомышленников, которые развивали феноменологические идеи и использовали феноменологический метод в разных областях гуманитарных исследований: Н. Жинкин, А. Цирес, А. Ахманов, Н. Волков, А. Зак, А. Габричевский, C.B. Кравков и др. Их работы печатались в сборниках ГАХНа (Художественная форма. Сборник статей под ред. А. Г. Циреса. М., 1927; Искусство портрета. // Под. ред. А. Г. Габричевского. М., 1928), одним из руководителей которого был Шпет. С точки зрения развития феноменологической проблематики особенно интересен рукописный сборник «Квартет», подготовленный А. Ахмановым, Н. Волковым, Н. Жинкиным и А. Циресом к 25-летию творческой деятельности Г. Г. Шпета. Общая идейная приверженность феноменологическому методу и основным принципам феноменологии вполне обоснованно позволила И. М. Чубарову.
2 См. Якобсон Р. Избранные работы. М., 195, с. 406 говорить о создании под руководством Шпета московской феноменологической школы «Квартет».
Ряд русских философов, оказавшихся после революции за границей, проявили профессиональный интерес к феноменологии и опубликовали там ряд работ, развивающих ее проблематику. К ним произведения: Гурвича Г. Д. Современные направления германской философии. Э. Гуссерль // Les tendances actuelles de la philosophi allemande, J. Vrin editeur, Paris, 1930; Койре A. Философская эволюция Хайдегера // Critique, 1, 2 №№Paris, 1946 и, предположительно, рецензии Э. Левинаса Sein und Zeit Мартина Хайдеггера и К выступлению Гуссерля в Париже // Евразия. Еженедельник по вопросам культуры и политик. Париж, 1929 № 15.
Нельзя не обозначить и тот любопытный факт, что в первой трети XX века феноменология волновала и адептов только что зарождающейся марксистской философии. Так в 1911 году Я. А. Берман в своей книге «Сущность прагматизма"3 посвятил разборки идей Гуссерля целую главу, а в 20-е годы в советских изданиях вышли статьи Г. Баммеля «Проблема логики в современной философии"4 и В. Юринца «Эдмунд Гуссерль"5, в которых критически дается содержательный анализ феноменологического учения.
Степень разработанности темы.
Из вышеизложенного следует, что поле для исследований огромно и назрела насущная необходимость критически осмыслить имеющийся материал. К сожалению, работ по теме «Феноменология в России» не так уж много. Одной из первых публикаций на эту тему является кандидатская диссертация А. Г. Вашестова «Феноменологическая философия в России» (М., 1985). Феноменология в России представлена в ней именами Г. Г.
3 Берман Я. А. Сущность прагматизма: Новые течения в науке о мышлении. M., 1911.
4 Баммель Г. К. Проблема логики в современной философии. // Антология феноменологической философии в России. Под ред. Чубарова И. М. Т. 2. М., 2000. С.416−431 .
5 Юринец В. А. Эдмунд Гуссерль. // Антология феноменологической философии в России. Под ред. Чубарова.
Шпета, А. Ф. Лосева, И. А. Ильина, творчество которых рассматривается с марксистских позиций. Мы считаем, что автор недостаточно критично подходит к оценке феноменологических моментов в творчестве И. А. Ильина и А. Ф. Лосева, однозначно причисляя их к последователям Гуссерля в России. Содержательное представление о теме «Феноменология в России» дают две словарные статьи: «Феноменология в России» В. И. Молчанова («Русская философия». Малый энциклопедический словарь. Издательство «Наука». М., 1995) и статья «Гуссерль в России» И. М. Чубарова (словарь «Русская философия». Издательство «Республика». М., 1995) Однако объемы словарных статей не позволяют достаточно полно раскрыть тему.
Развитие феноменологических идей в России подробно и обстоятельно исследовано в кандидатской диссертации И. М. Чубарова «Модификация феноменологической парадигмы понимания сознания в русской философии к. XIX — н. XX в.в.» РГГУ, 1998. В своей работе И. М. Чубаров анализирует работы русских философов, во многом, с позиции современного постмодернизма, взятого в антропологическом фокусе.
Мы же подходим к исследованию работ русских философов с позиций современной феноменологии. В данном диссертационном исследовании феноменология понимается как наука о «самих вещах», в противовес различным теоретико-познавательным подходам к реальности как совокупности сконструированных объектов. «Сами вещи» — это реальное, окружающее нас бытие, но оно не исчерпывается только эмпирической действительностью. Наша задача состоит в том, чтобы отталкиваясь о проявленного здесь и сейчас суметь, увидеть все, что могут нам сказать «сами вещи». Единственно приемлемый для феноменологии Гуссерля путь достижения этого — личный опыт сознания и дескриптивный его анализ. Подобное понимание феноменологии находит место в работах современного.
И.М. Т. 2. М., 2000. С.432−480 этечественного философа В.И. Молчанова1 и немецкого философа Вальденфельса.2 Такой подход прежде всего существенно отличается от грансценденталистских интерпретаций учения Гуссерля3, рассматривающих феноменологию как науку о деятельности сознания, основу которого доставляет «чистое Я», и от понимания феноменологии в духе Платона, как учения, описывающего запредельный мир сущностей.
Из всех философов, интересующихся феноменологической проблематикой, 5олее или менее пристального внимания со стороны исследователей удостоился, пожалуй, лишь Г. Г. Шпет. В последнее время появился ряд работ, в которых творчество этого выдающего русского философа рассматривается с разных точек зрения. Им интересуются как семиотиком 'Иванов В В. История семиотики в СССР. М., 1976; Почепцов Г. История русской семиотики. МЛ998), как психологом (Митюшин А. А. Шпет // «Начала» 1992. № 1- Зинченко В. Мысль и слово Густава Шпета. М., 2000), как историком русской философии (Федорова JI.B. Г. Г. Шпет как историк русской философии. Канд. дис. М., 1991), как философом языка (Портнов А. И. Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX—XX вв. Иваново, 1994). Вопрос об интересующей нас феноменологической проблематике в творчестве Г. Г. Шпета поднимается чаще всего в контексте его герменевтических исканий. Так, например, этим путем идет В. В. Калиниченко в статье «Густав Шпет: от феноменологии к герменевтике (Логос. М., 1992 № 3). В. Г. Кузнецов для характеристики творчества Г. Г. Шпета даже ввел термин «герменевтическая.
1 См., например, его работы Молчанов В. И. Парадигмы сознания и структура опыта // Логос. М., № 3 1992 Молчанов В. И. Предпосылки и беспредпосылочность феноменологической философии // Логос, № 10 1999.
2 См. его работы Вальденфельс В. Завершённость познания сущности и открытый опыт. // Метафизические исследования. Выпуск 6. Сознание. С.-П., 1998; Вальденфельс В. Мотив чужого. Минск, 1999.
3 Так понимает феноменологию, например, Калиниченко В. В, феноменология" (Кузнецов В. Г. Герменевтическая феноменология в контексте философских воззрений Г. Г. Шпета. // Логос, 1991 № 2). Мы считаем, что объединить феноменологию и герменевтику содержательно невозможно, прежде всего потому, что они имеют дело с двумя разными типами опыта: в герменевтике используется и интерпретируется"чужой" опыт, тогда как феноменология свои описания основывает на личном опыте., да и сама интерпретация есть конструирование некоего смыслового контекста, что является неприемлемым для феноменологии. Из западных исследований необходимо выделить работы Ф. Роди Герменевтическая логика в феноменологической перспективе: Г. Шпет (Логос, 1996 № 7) и А. Хаардта (Haardt A. Husserl in Russland. Phenomenologie der Sprache und Kunst bei Spet und A. Losev. Munchen. 1992), который, дает наиболее цельное изложение его герменевтических взглядов.
Особо следует отметить, что в 1991, 1993, 1997 и в 1999 годах в Томске прошли шпетовские чтения, на которых был представлен самый широкий спектр подходов к изучению творчества Г. Г. Шпета По материалам этих чтений были выпущены печатные сборники. Несомненно, эти конференции в Томске играют большую роль в деле консолидации исследователей творчества Шпета всех направлений.
Цели и задачи исследования:
Общей целью данного диссертационного исследования является выявление на примере работ русских философов ключевых проблем феноменологии Гуссерля, критический анализ попыток их решения русскими философамиа также описание своеобразия русской феноменологической школы первой трети XX века. Для достижения этой цели необходимо решение следующих промежуточных задач:
1. Сравнение вариантов феноменологий Гуссерля и Шпета.
Выявление принципиального их различия.
2. Рассмотрение трансформации идей феноменологии Гуссерля в работах Шпета позднего периода. Обоснование мотивов этой трансформации.
3. Анализ проблемы достижения «самих вещей» в московской феноменологической школе 20-х годов на материале работ Н. Жинкина, Н. Волкова, А. Ахманова. Соотнесения ее с аналогичной проблематикой в работах Хайдеггера.
4. Анализ эстетической проблематики в работах Шпета и его учеников как варианта построения феноменологической онтологии.
5. Рассмотрение проблемы применения феноменологического метода к конкретным естественнонаучным и гуманитарным исследованиям на примере работ А. И. Огнева и Г. Э. Ланца.
6. Сопоставление феноменологической и спиритуалистической парадигм мышления в русской философии начала XX века.
Научная новизна.
В диссертации впервые предпринимается попытка целостного рассмотрения варианта шпетовской феноменологии как периода «Явления и смысла», так и позднего периода творчества, сравнения ее с феноменологией Гуссерля. При этом показываются проблемные точки феноменологии Гуссерля, из которых выросла собственная философская позиция Шпета.
Впервые творчество Шпета рассматривается в неразрывной связи с деятельностью феноменологически ориентированных его коллег и учеников. Мы, вслед за И.М. Чубаровым9, придерживаемся мнения, что можно говорить о них как о единой московской феноменологической школе «Квартет». В диссертации обращается внимание на то, что многие теоретические моменты, заявленные Шпетом в «Явлении и смысле», получили свое развитие лишь в творчестве его учеников. В работе также.
9 См. Логос № 1 1998 г. с. 53−68 выявляются общие идейные моменты, характеризующие деятельность этой школы, рассматриваются ее достоинства и недостатки, намечаются точки роста для будущих исследований.
В диссертации анализируются с точки зрения применения феноменологического метода работы малоизученных философов А. И. Огнева и Э. Г. Ланца.
В диссертационной работе, на примере работ А. И. Огнева впервые рассматривается столкновение спиритуалистического и феноменологического направлений в русской философии в начале прошлого века.
О методологических приемах исследования.
Методами исследования являются феноменологический дескриптивный анализ смыслового содержания проблемных моментов в работах вышеназванных философов и историко-философский сопоставительный анализ вариантов феноменологий русских и западных мыслителей.
Теоретическая и практическая значимость работы.
В данной работе предпринята попытка проблемного представления деятельности русских феноменологически ориентированных философов первой трети XX века. Она может послужить стимулом для дальнейшего изучения творчества этих философов и изучения феноменологической проблематики в современной философии.
Данное диссертационное исследование можно использовать при чтении курсов как по западной философии XX века, так и по истории русской философии.
Заключение
.
В заключении диссертационной работы можно сделать следующие выводы.
Отправной точкой исследования рецепции феноменологии Гуссерля в России выбрана работа Г. Г. Шпета «Явление и смысл». В ней он не только дает подробное изложение «Идей» Гуссерля, но и закладывает основание собственной философской позиции. Главное, что позволяет отнести философию Шпета к феноменологической, это то, что он разделяет основную задачу Гуссерля: описать «сами вещи». И эта сама действительность есть окружающий нас мир, а не горней мир идей и мыслительных конструкций.
Однако, если для Гуссерля главным моментом выступает различие и взаимная несводимость предмета и сознания, то Шпет начинает изложение своей философии с попытки найти единое поле, объединяющее идеальное бытие сущностей и реальное бытие вещей. А регион сознания как регион особого непредметного бытия Шпетом специально не исследуется. Этот момент привел к тому, что путь к «самим вещам» у русского философа лежит не через опыт сознания.
Главным объектом критики Шпета в «Явлении и смысле» выступает гуссерлевское понятие смысла. Шпет считает, что смысл у Гуссерля является абстрактным, статичным и общим понятием, не имеющим отношения к конкретной действительности. Реальная основа для их упреков, несмотря в целом на их неправомерность, существует. Мы считаем, что здесь Шпет вплотную подошел к критике метафизических предпосылок основателя феноменологии. Для Гуссерля, бывшего логика и математика, мир есть совокупность самотождественных вещей и их свойств, тоже неявно им проецируется и на смыслы.
В «Явлении и смысле» Шпет вводит понятие внутреннего смысла, как энтелехии вещи, которое, по его мнению снимает все указанные недостатки. А о назначении вещи мы узнаем от других. Таким образом, первичным опытом соприкосновения с «самими вещами» у Шпета является опыт усвоения знака социального общения т. е. опыт усвоения чужого, понимание. Под знаком социального общения может выступать либо вещь, либо слово. Следовательно, понимание опыта Другого, а не переживание собственного (как у Гуссерля), есть путь достижения смысла по Шпету.
В поздних работах Шпета, по мере отклонения от программы, заявленной в «Явлении и смысле», вырисовывается, отличный от гуссерлевского взгляд на картину мира. Единственная действительность для Шпета — уже не просто единое поле чувственной и интеллектуальной интуиций, как в «Явлении и смысле», а действительность движущихся конкретных смыслов. А смыслы Шпета — это смыслы, выраженные в знаках (частным случаем которых являются слова). Таким образом, Шпет переходит от проблем внутреннего смысла вещи к проблемам внутренней формы слова, которая и есть, по сути, выраженный смысл.
Но выраженные в словах и в искусстве смыслы это еще не проявленные смыслы. Для описания их движения необходим еще акт понимания, причем понимание в определенном контексте или на определенном фоне. Для этой цели Шпет проводит продуктивное различение идеального предмета (или сущности) и смысла. Именно сущности, задавая предмет разговора, определяют контекст. Идеальный предмет, по Шпету, это то, что только имеется в виду, то что определяет общие рамки описания.
Проблема задания фона является не совсем прояснена в феноменологии Гуссерля. Но внешнее шпетовское задание контекста имеет свои плюсы и минусы. С одной стороны, оставаясь в рамках личного внутреннего опыта невозможно быть уверенным в реальности описываемого мира и, кроме того, на определенном этапе возникает проблема соотнесения усматриваемых смыслов с другими онтологическими картинами, указания их собственного места в более общей картине мира. Здесь одного личного опыта недостаточно. Но с другой стороны, чрезмерное обращение к опыту других, без анализа собственного опыта, ведет к бесконечным интерпретациям и толкованиям. И здесь наступает гибель не только для феноменологии, но и для философии вообще.
Шпет занялся изучением движения смыслов, а проблема описания «самих вещей» осталась у него непроясненной (впрочем этим он также схож с Гуссерлем). Вещью занялся ученик Шпета Н. Жинкин. В процессе анализа сущности вещи Жинкин, специально не заостряя внимания, использует принцип различения. Так критерием самостоятельности и конкретности вещи у него выступает возможность проведения границы между ней и другой вещью. Причем это различие между вещами не дается раз и навсегда, а проводится здесь и теперь, в каждой конкретной ситуации. Это позволяет русскому философу избежать гуссерлевской предпосылки самотождественной вещи. Но с другой стороны Жинкина подстерегает опасность релятивизма, поскольку он полностью отбрасывает всю предыдущую историю вещи. Здесь можно вспомнить другого ученика Шпета — Ахманова, работа которого «Интеллектуальная интуиция и эстетическое созерцание» так же рассматривается в диссертации. Он считает, что первоначальное назначение вещи накладывает отпечаток на ее функционирование в любом социальном контексте.
Кроме того, Жинкин вслед за «ранним» Шпетом утверждает, что вещь оправдывает в своем употреблении. Но, как мы считаем, прагматическое использование вещей — это сфера жизни, мир поступков, который не всегда требует непосредственного анализа собственного опыта. Иногда вполне достаточно простого повторения опыта других. На долю философии остается аналз этого опыта, анализ сознания и найденных смыслов. Может быть, и поэтому у таких великих философов как Гуссерль и Шпет «сами вещи» оставались чаще всего за бортом их мыслительной работы.
Но мы считаем, что лозунг «К самим вещам!» можно понимать и как методологический принцип. «Сами вещи» у Гуссерля это вещи нашего опыта и этот опыт должен быть аподектически достоверным. Но состояться личный опыт может лишь в определенной ситуации, в конкретном социальном контексте. Поэтому проблематика социального бытия, рассматриваемая Шпетом, Жинкиным и другими русским философами имеет непреходящее значение для феноменологии. Да и Гуссерль в своих поздних работах рассмотрение «жизненного мира» считал одной из важнейших своих задач. Наше первичное обращение с вещами, первоначальная ориентация в мире задаются Другими, или иначе, опосредуются «общим» сознанием, хотя еще и не осознаются. И только отталкиваясь от окружающих нас уже проинтерпретируемых вещей (или, по Шпету, идеальных предметов) через личный опыт мы приходим к конкретным смыслам.
Именно в таком ключе двигались русские феноменологи во главе со Шпетом. Только описание самого опыта их не интересовало, основное внимание Шпета и его учеников было сосредоточено на его результатах. Тем не менее в само понимание опыта русские феноменологи внесли свою лепту. Сам опыт сознания Шпет понимал шире чем Гуссерль. Для русского философа опыт сознания связан и с подбором слов, с конкретным выражением смысла. И любое выражение смысла может быть выражением только в красоте. И тогда единственная подлинная действительность есть эстетическая действительность, которую Шпет назвал «отрешенным бытием». Оно отрешенное, поскольку в ходе его достижения особую роль играет фантазия, воображение. Это особенно подчеркивал Н. Волков в своей работе «Что такое метафора». И с этим трудно не согласится: любое словесное выражение есть в какой-то степени творческий акт немыслимый без фантазии. Тогда получается, что опыт не только находит «сами вещи», но и всегда нечто создает. Таким образом, московские феноменологи 20-х годов во главе со Шпеом демонстрируют принципиальную невозможность в достижении «самих вещей».
Кроме того, эстетика, по мысли Шпета, должна внести живой опыт в обыденное восприятие мира, что на гуссерлевском языке означает, что эстетическое переживание дает возможность от естественной установки перейти к феноменологической.
Следует так же обратить внимание, что эстетическая проблематика является тем принципиальным моментом, начиная с которого явно выраженный в «Явлении и смысле» шпетовский платонизм перестал существовать, по крайней мере в субстанциалистком обличии. Ведь эстетически выраженные смыслы, внутренние формы слов существуют скорее интенционально, чем реально и не имеют ничего общего с самодавлеющим платоновским миром идей. Поэтому возражая А. Хаардту162 можно заметить, что скорее антиплатонизм, а не платонизм сближают позднего Шпета и Гуссерля.
А вот тот же самый платонизм, понятый в самом широком смысле как субстанциальное господство идеальных сущностей, помешал другому русскому философу Г. Э. Ланцу адекватно воспринять учение Гуссерля и правильно применить феноменологический метод к конкретным исследованиям сознания. Как показывается в диссертационном исследовании в работе «Ступени сознания на пути к смерти и бессмертию» Ланц пытается соединить гегелевскую диалектику с феноменологическим методом. В результате единственно возможного для феноменолога.
162 cm. Haard A. Husserl in Russland. Phenomenologie der Sprache und Kunst bei Spet und A. Losev. Munchen. 1992 c.30−33.
123 дескриптивного описания сознания получается внешнее конструирование его составных частей, исходящее из единой самодавлеющей идеи.
Именно отсутствие описание опыта сознания увело другого русского философа А. И. Огнева от постижения внешнего мира к конструированию абстрактных сущностей, которые подобно платоновским идеям являют собою подлинное бытие. Этот методологический прием — объяснение одного за счет выведения из самотождественного другого — Огнев сохранил как наследие своего учителя Л. М, Лопатина и школы русских спиритуалистов, которые все многообразие бытия выводили из субстанциональной основы нашего «Я».
В завершении нашего диссертационного исследования, хотелось еще раз подчеркнуть, что феноменологическая проблематика получила достойное освещение в работах русских философов, которыми были показаны и разработаны многие спорные места учения Гуссерля, предложены собственные варианты решения его проблемных моментов. Следует заметить, что на данном диссертационном исследовании тема «Феноменология в России» далеко не исчерпана, и мы надеемся, что в ближайшем будущем она получит достойное продолжение.
