Реализм как метод реконструкции социально-исторического бытия

Актуальность темы

: С проблемой реалистической методологии сталкиваются различные сверхобыденные практики: философия, наука, литература. Тематика реализма, рассматриваемая как философская, заявляет о себе на методологическом, гносеологическом и онтологическом уровне. Под реализмом обычно понимается теория, признающая объективное существование реальности идеальной (Платон, средневековый реализм) либо материальной как объекта познания, не зависимого от субъекта, познавательного процесса и опыта. Признание объективного существования реальности приводит к проблеме достижения единственно верного ее воспроизведения. Однако не вполне ясно, является ли подобное определение исчерпывающим.

Тематика реализма известна со времен античной философии, когда Парменид провозгласил, что «мыслить и быть — одно и то же». Он постулировал, что мысль, хотя и равна бытию, не совпадает с ним полностью (нетождественна ему). В философии Парменида единственно правильное описание возможно, но это достигается, если само бытие провозглашается неизменным. Ситуация становится заметно иной, если мы говорим о бытии меняющемся, историческом, и здесь невозможно дать однозначного описания. Во-первых, познающий субъект имеет дело с вариативными смыслами исторического развития, которые проблематично описать досконально. Во-вторых, изменения человека и мира могут не совпадать, в силу чего реализм при описании исторического бытия иной, нежели при описании неизменного парменидова бытия, поскольку мысли здесь еще труднее совпасть с бытием вследствие его постоянной изменчивости.

Реализму сегодня чаще всего противостоит конструктивистская методология, отрицающая в той или иной степени объективный статус реальности и предполагающая, что бытие конструируется субъектом. Поэтому важным становится конкретизация и указание как различий реализма и конструктивизма, так и, возможно, пунктов, в которых они сближаются. Популярность данной темы демонстрируется масштабными полемиками, получающими отражение на страницах ведущих философских изданий (см., например, Конструктивизм в эпистемологии в науках о человеке (материалы «круглого стола») // Вопросы философии, 2008, № 3, с. 3−37).

Степень разработанности темы: Проблема философского реализма в его оппозиции номинализму эксплицирована трудом Боэция «Комментарии к Порфирию»: существуют роды и виды или нет, и если существуют, то каким образом? Эта проблема традиционно различно разрешается в философии реализма и номинализма.

Проблема реализма, активно обсуждаемая в современной философии, проанализирована лишь в отдельных ее аспектах. Причем исследования проводились в разных контекстах: от науковедческого до литературоведческого. Согласно А. Л. Никифорову, реализм есть прежде всего, научный реализм, характеризующийся признанием реального существования абстрактных объектов, постулируемых научными теориями. По мнению А. Л. Доброхотова, реализм — это направление, признающее находящуюся вне сознания реальность, которая истолковывается либо как бытие идеальных объектов, либо как объект познания, не зависимый от субъекта. И. Т. Фролов считает, что реализм сводится исключительно к направлению в искусстве и литературе. Как отмечают Н. С. Юлина, Л. Б. Макеева, В. Н. Порус, научный реализм состоит в обосновании, в противовес неопозитивистскому конвенционализму и инструментализму, референциального, онтологического характера терминов науки. Для данных авторов характерна проблематизация понятия «реализм» и указание логических трудностей, с которыми сталкивается обоснование реалистской теории познания. Наконец, В. А. Лекторским проанализированы сильные и слабые позиции научного реализма в споре с конструктивизмом.

Как сходные, так и отличные определения реализма можно встретить в текстах западных интеллектуалов. Я. Хакинг считает, что научный реализм есть теория, согласно которой объекты, описываемые правильными теориями, существуют. При этом американский философ отмечает, что слово «реализм» указывает не только на множество философских направлений, но и на ряд художественных и не является сложившейся доктриной. Отличной от его позиции является концепция «внутреннего реализма» X. Патнэма, критикующая традиционные версии реализма за излишний объективизм и допущение недостижимого идеала познания. Сходной является позиция Д. Серла, Д. Розенберга, М. Хессе — представителей семантического реализма. Критика метафизического (представленная Р. Бойдом, У. Селларсом), а также физикалистского реализма (Д. Мур, Б. Рассел, М. Шлик), проводилась такими философами, как Н. Решер, Д. Уоррелл, сторонниками референциальной концепции истины. Скептицизм при анализе категории «реализм» характерен и для известного американского философа Д. Сантаяны. Он утверждает, что познание и его базовые категории детерминированы телесной организацией человека, его инстинктами. Другими словами, именно «животная» вера человека превращает данные сознания в знание об объективном мире, без чего невозможно построение любой системы познания. Сходным образом рассуждает и Г. Фоллмер, который выделяет гипотетический реализм, провозглашающий вероятностный характер всего познания, а также ряд философов, представителей «умеренного» (К. Поппер) или близкого к нему «предположительного» реализма" (А. Масгрейв). Общим для всех реалистических концепций является признание того, что всякий реализм имеет дело с действительными, а не вымышленными объектами знания. Их специфика определяется претензиями на полноту / неполноту (стохастичность) описания реальности при использовании их метода.

О реалистическом описании говорит не только философский, но и литературный реализм. Критический реализм в лице Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева полагал, что целью литературы является отражение сущности современного автору общества, его проблем, а не изображение фантастического мира, как в романтизме. Социалистический з' реализм, в лице М. Горького, настаивал, что реалистическое познание имеет целью верное отображение жизни в ее революционном развитии, раскрытие подлинных закономерностей действительности. Данная концепция реализма в литературе разделялась такими видными исследователями, как M.JI. Абрамович, Д. Д. Благой, И. К. Кузьмичев, М. А. Лифшиц, П. А. Николаев, Л. И. Тимофеев. Альтернативные концепции литературного реализма предложили такие авторы, как Е. В. Добренко, И. Н. Смирнов, В. П. Руднев, P.O. Якобсон, полагавшие литературный реализм не просто методом отражения действительности, но методом ее пере-созданая, формовки в глазах читателя.

Проблема реализма в социальном познании в неявном виде была всегда востребована в философской и историографической мысли. Особенно активно она обсуждалась в немецком интеллектуальном сообществе I половины XIX века. Уже Л. Ранке обнаруживает исходную для историко-реалистического описания проблему совпадения / несовпадения индивидуального и всеобщего. Сходным способом описания исторической реальности был предложенный неокантианцами метод отнесения к ценностям. Постижение исторической реальности, ее сущности немыслимо без выделения тех событий и лиц, которые связаны с целью исторического развития, как ее видит историк, производящий отбор событий под тем или иным углом зрения. Реалистическим называет свой взгляд на историю и К. Маркс, фиксирующий внимание на наличии регулярностей в истории или исторических законов. Он ориентировался на полагание не целевых, а движущих причин истории, постулируя наличие действующих сил истории, не зависимых от воли и сознания людей. Попытки учесть реалистические наработки Л. Ранке, неокантианцев, К. Маркса обнаруживаются в текстах немецких методологов и философов истории Э. Трельча и Ф. Майнеке, у которых «исторический реализм» фигурирует как термин. Он означает стремление не просто эксплицировать объект в рамках общих понятий и суждений, но и представить его как конкретное жизненное единство, жизненный мир", для которого характерно движение, изменчивость. Примерно те же идеи высказывал знаменитый немецкий историк XIX века И. Г. Дройзен. Э. Трельчем и Ф. Майнеке были сформулированы важные для философии истории проблемы: как познать исторически изменчивое посредством типизирующих понятий, как познать всеобщее в развитии, будучи локальным историческим субъектом, как вывести это всеобщее из фактов и на каких логических принципах может основываться это выведение?

Идеи, высказанные представителями немецкой историографии и философии истории на рубеже XIX—XX вв.ека, были развиты рядом более поздних мыслителей разных философских направлений. Так представители герменевтики (В. Дильтей, Г. Г. Гадамер, П. Рикер, Д. Коллингвуд) полагали, что реалистически познающий прошлое историк должен истолковывать его как духовное целое, обладающее своей системой ценностей и норм, которое раскрывается в тексте через вчувствование. Иной подход был представлен школой Анналов, представители которой понимали под объектом исторического познания прошлое изучаемого общества, взятого в системных взаимосвязях всех его компонентов (социальных, экономических, культурных, политических). Отечественные исследования представлены, прежде всего, работами П. М. Бицилли и Л. П. Карсавина, выявляющими онтологические основания, которые делают возможным историческое познание, Н. И. Кареева, придерживавшегося методологии позитивизма, неокантианца A.C. Лаппо-Данилевского, феноменолога Г. Г. Шпета, близкого к основоположениям герменевтики, а также A.B. Гулыги и В. Ф. Асмусапредставителей марксистской методологии истории. Современные исследования, касающиеся данной проблематики, представлены работами Н. М. Колосова, являющегося историком-конструтивистом, Ф. Р. Анкерсмита, Р. Барта, X. Уайта, подчеркивающих роль литературных и риторических приемов, конституирующих, по их мнению, проблемное поле исторического исследования, К. Гинзбургом — представителем микроистории и автором парадигмы «улик» — фрагментарных остатков прошлого, при помощи которых мы пытаемся реконструировать событие в целом. Проблема реализма в философии истории и историографии представлена целым рядом работ, прямо или косвенно затрагивающих указанную ранее тематику, однако матрица реалистического повествования в истории остается неизученной.

Объект исследования: Совокупность методов описания социально-исторического бытия.

Предмет исследования: Реалистический метод описания исторического бытия в сравнении с конструктивизмом.

Методология и источниковедческая база исследования: Методологической основой диссертационной работы выступает диалектическая парадигма, дополненная герменевтическим и семиотическим подходами.

Основными источниками данной работы послужили, во-первых, труды немецких историков II половины XIX века — начала XX века: Ф. Майнеке и Э. Трельча, занимавшихся теорией исторического синтеза, Г. Риккерта и других немецких философов и методологов истории. Также исследование опиралось и на тексты представителей неклассической рациональности (Г.Г. Гадамера, Ф. Р. Анкерсмита, П. Рикера и др.). Помимо них в исследовании производилась опора на историографические тексты И. Г. Дройзена, Э. Виса, М. Блока и других авторов, а также хронику XIII века (автор — Салимбене де Адам). При исследовании проблемы реализма источниками послужили труды ряда теоретиков литературного реализма (Н. Г. Чернышевский, Д. Писарев, М. Горький и др.). Проблема философского реализма была освещена при опоре на тексты Северина Боэция, Петра Абеляра, Фомы Аквинского, Уильяма Оккама и Аристотеля.

Цели и задачи исследования: Целью настоящей работы является выявление архетипа реалистической методологии в отличие от конструктивистской. Достижение данной исследовательской цели предполагает решение ряда следующих задач:

1. Уточнить содержание понятия реализм.

2. Выявить специфику реалистического описания в философии и литературе.

3. Выявить основные черты реализма в философии истории и историографии.

4. Сравнить реализм и конструктивизм как методологии социально-гуманитарного познания.

5. Проиллюстрировать вышеупомянутую методологическую оппозицию на примере конкретного историографического материала.

Научная новизна: Научная новизна исследования определяется поставленными задачами и результатами исследования:

1. Уточнено содержание понятия «реализм» в методологическом ракурсе.

2. Выявлены общие черты различных версий реализма в философии и литературе.

3. Проанализированы основные черты реализма в философии истории и историографии.

4. Проведено сравнение реализма и конструктивизма в их отношении к характеру смысла исторического процесса.

5. На основе «Хроники» Салимбене де Адам проведено сравнение методологических возможностей реализма и конструктивизма. Положения, выносимые на защиту.

1. Реалистический метод не отрицает наличия априорных (предшествующих конкретному философско-историческому опыту) смыслов бытия, но и не ограничивается ими, обязывая познающий субъект производить концептуальную достройку рассматриваемой реальности.

2. Признание наличия априорных смыслов с их обязательной достройкой особенно характерно для реалистического описания меняющегося во времени исторического бытия.

3. Понятие исторического реализма, развитое в трудах Э. Трельча и Ф. Майнеке, означает стремление не просто эксплицировать объект в рамках общих понятий и суждений, но и представить его как конкретное жизненное единство, «жизненный мир» — единство субъекта и объекта познания, для которых характерно движение, изменчивость.

4. В отличие от выявленной специфики реализма, конструктивизм в наиболее радикальных своих версиях полагает, что смыслы привносятся субъектом в априори бессмысленный объект.

5. Граница между реализмом и конструктивизмом достаточно подвижна, что определяется степенью концептуальной достройки описываемой реальности. Чем выше эта степень, тем больше реализм склонен перерастать в конструктивизм.

6. Один и тот же текст может быть прочитан как реалистически, так и конструктивистски, что проиллюстрировано на примере «Хроники» Салимбене де Адам (XIIXIII вв.), в которой автором, являвшимся современником описываемых событий и в то же время рядовым их участником, познающим лишь часть всей целокупности событий, делается попытка осмысления деятельности немецкого императора Фридриха II Гогенштауфена.

Теоретическая значимость исследования: В настоящей работе анализируется содержание понятий (реализм и конструктивизм), важных для методологии социально-гуманитарного познания.

Практическая значимость исследования: Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при подготовке курсов лекций, семинаров и учебных пособий по курсу общей философии, методологии социального познания, социальной философии.

Апробация материалов исследования: Результаты исследования нашли отражение в докладах и выступлениях диссертанта на следующих региональных и всероссийских конференциях «Бытие и его обновление» (Нижний Новгород, 2006 год), «Ежегодная XII конференция молодых ученых» в Татинце (Нижний Новгород, 2007 год), «Религия, ее сторонники и противники» (Нижний Новгород, 2008 год).

Заключение

.

Рассмотренная проблема исторического реализма приводит к необходимости признания неоднозначности и неполноты раскрытой нами тематики онтологии и эпистемологии истории. Основываясь на развитой в первой главе концепции реализма, автор показал, что исторический реализм есть метод, достраивающий объект своего познания вследствие неполной данности последнего субъекту познания. Последний вынужден опираться на дополнительные языки описания (свой языковой и жизненный опыт, социокультурные константы своей эпохи и так далее) при объяснении истока своего «здесь и сейчас» существования. Данное суждение проиллюстрировано на примере «Хроники» Салимбене де Адам. Анализ историографического повествования последнего приводит к выводу о подвижности границы между реализмом и конструктивизмом: чем дальше отстоит от нас объект познания, чем меньше он нам дан в своих остатках, тем более возрастает конструирующая историческое событие функция субъекта познания. Всякое исследование исследования, а тем более истолкование порождает, вследствие неполноты познавательных конструкций, круг в объяснении того или иного явления, поэтому данная аналитика уже определенным образом «достраивает», исходя из своего понимания целей и сущности исторического метода, объект и предмет своего исследования.

С другой стороны, нельзя полагать, что данный момент является негативным для изучения проблемы. Именно историчность гуманитарного знания (истории) позволяет выхватить в рамках его саморазличения с прошлым и настоящим его бытования некоторые сущностные черты этого знания. Нельзя отрицать, что само историческое знание столь же принадлежит бытию, сколь и исследуемый им объект, и прошлое не может существовать (как парадоксально бы это ни звучало) вне акта самоистолкования. Прошлое не может быть или существовать как вещь, прошлое может характеризоваться феноменологически как возникающее в результате различения «Я» с самим собой, когда субъект рефлексирует, что он уже не есть тот, кто он есть. Поэтому исторический реализм есть попытка снятия этой противоположности, когда субъект в результате познания осознает в прошлом свою идентичность, возвращается к себе как относительному единству ранее дискретных моментов временности. Вернее, субъект дистанцирует себя как «Я» здесь и теперь от «Я» бывшего, но, удерживая внутри себя моменты временности, делает возможным внутри себя же сравнение этих моментов как уже отсутствующего и недавно присутствующего. Именно это условие полагания исторического времени внутри и вовне познающего сознания, понуждаемого волей к знанию самого себя, как отдаляет нас от прошлого, так и приближает к нему, поскольку память и есть тот мостик, который связывает нас со своей исходной инстанцией — прошлым.

Закономерен вопрос в рамках исследования исторического реализма: какова сущность исторической памяти, заключается ли она, несмотря на все сложности своего функционирования, в хранении следа при контакте с объектом или служит конечной инстанцией при вопрошании о прошлом? Именно на эти вопросы и пытается ответить исторический реализм как методология истории, признающая данность бытийного через слово или артефакт (исторический текст), в котором удерживается прошлое. В этом исторический реализм обнаруживает сходство с философским и литературным, претендующими на то, чтобы с помощью слова или общего понятия «схватить» не полностью данную в эмпирии исходную реальность. Проблематика реализма и конструктивизма в историческом исследовании сводится к ответу на вопрос, насколько знак, доставшийся нам от прошлого, может сообщать что-то об объекте. От ответа на этот вопрос зависит способность исторической науки хотя бы притязать на наличие референтов своих дискурсов и уходить из-под огня постструктуралистской критики возможности такового статуса.

Если мы отвечаем отрицательно на этот вопрос, то историческая наука замыкается в рамках индивидуальной и коллективной памяти, не обладая никакими экспликативными возможностями выхода за ее пределы, что равносильно признанию правоты конструктивизма. Либо память о прошлом есть онтологическое место присутствия прошлого, либо она есть свой собственный референт, вне которой не существует никаких способов хотя бы маломальской ее рациональной проверки. В таком случае память проецируется на свой объект и независимо от него полагает его как существующий в том или ином аспекте. Можно сделать вывод, что от того или иного ответа на этот вопрос будет зависеть, насколько конструктивистской или реалистической является историческая наука. Следовательно, или память — это место присутствия прошлого, которое может быть правдоподобно истолковано, либо она становится торжищем симулякров, местом присутствия виртуальности, когда мы не можем отличить химеру вымысла от реального факта.

Данная проблематика приводит нас к определению того, в чем же заключается сущность исторического реализма, через его последовательное отличение от конструктивистской модели знания, хотя это различие нельзя и абсолютизировать. Оно состоит в том, что исторический реализм есть попытка воссоздать (то есть пересоздать) прошлое в терминах исторической памяти, заново его пережив в процессе генетического движения от настоящего к прошлому, то для конструктивизма прошлое — заведомо интенсионально пустая пропозиция, а вся работа историка заключается в организации свидетельств в удобную для объяснения и понимания схему, за пределами которой таится возможность отсутствия Другого как прошлого.307 Получается, что в рамках такового подхода к интерпретации исторические свидетельства плюс трансцендентальные каноны равно «историческая реальность».

Все это так, коль скоро мы остаемся в горизонте проблематики, которую Э. Гуссерль обозначил как недоступность понимания одного «Я» другим в рамках постоянной редукции суждений, принадлежащих исторической памяти (вне которых невозможно никакое содержательное суждение о прошлом). Однако так ли беспомощны наши усилия по истолкованию прошлого? Существует ли в.

307 Гуревич, А. Я. Территория историка / А. Я. Гуревич // Одиссей: человек в истории. М.:Наука, 1996 -ISBN 5−02−8 548−0.

Ле Гофф Ж. В защиту долгого средневековья / Ле Гофф Ж. // Средневековый мир воображаемого. М.: Алетейа, 2001, С. 37−38.

Хобсбаум Э. Эхо Марсельезы / Э. Хобсбаум / Пер. с нем. Агальцева Н. Г. М.: Интер — Версо, 1991.

150 рамках историко-реалистической позиции позитивный ответ на подобные доводы? Конечно, не стоит абсолютизировать его познавательные возможности, потому что, как отмечали теоретики герменевтики, всякий наш языковой акт познания столь же приближает, сколь и отдаляет нас от искомого объекта.

В данном случае более или менее положительное толкование исторического реализма зависит от того, как мы понимаем язык, в терминах которого выражается память как место присутствия прошлого. Либо мы определяем его в плане деконструкции как пару «означающее — означаемое», когда знак независим от референта и язык становится результатом произвольной конвенции, либо мы возвращаемся к традиционной фрегеанской триаде «знак"-"смысл» — «денотат», в рамках которой просматривается метафизическая интенция языка быть осмысленным посланием кого-то кому-то, либо, как в случае с историческим реализмом — посланием самому себе. Именно последний вариант является основоположением исторического реализма, согласно которому язык — это базовый мост, основываясь на котором субъект способен постигать свое прошлое как нетождественное себе тождество, иное самого себя.308 Именно признание таковой функции языка позволяет осуществлять в рамках дискурса исторического реализма пересмотр традиционной картезианской субъект — объектной парадигмы познания.

В данном случае речь идет о специфической субъект-субъектной парадигме, которая позволяет притязать на имманентное толкование исторической реальности через ее достраивание. Субъект познания в социальных науках включен в объект познания (в отличие от естественных наук). Поэтому историческое познание в рамках общества есть познание коллективным субъектом самого себя. В процессе этого познавательного движения современное общество уясняет свою суть через иное (прошлое), возвращаясь к самому себе. В этом диалектическом акте прошлое и настоящее.

Шпет Г. Г. История как проблема логики. Критические и методологические исследования. Материалы. В двух частях / Г. Г. Шпет / Под ред. В. С. Мясникова. М.: Памятники исторической мысли, 2002. С. 5−8 ФранцияПамять. Спб: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999.С. 80 постоянно меняются местами, взаимно означивая друг друга в рамках процесса истолкования (настоящее познается через прошлое и наоборот). Этот процесс и порождает историческое прошлое как означаемое интерпретации, в результате чего историк выстраивает генетическую связь эпох в рамках того или иного масштаба рассмотрения событий. Происходит синтез событий или поворот времени вспять, когда метафизически толкующий прошлое историк-реалист «воссоздает» прошлое, которое уже утратило свое «есть», в рамках своего и коллективного сознания. Данный момент, несомненно, несет на себе печать конструктивистской методологии, налагающей объяснительные схемы на априори бессмысленный объект. Однако в историческом реализме прошлое, как бы пребывающее в коллективной памяти, получает определенный порядок и смысл путем приведения кажущихся хаотичными фактов в определенную онтологически насыщенную систему, которая претендует на то, чтобы что-то означать за пределами конечного или коллективного сознаний. Эта претензия и есть по своей сути акт достройки исторического прошлого, который, несмотря на отсутствие в настоящем своего означаемого, претендует на онтологичность этой системы. Таким образом, ментальный экзистенциальный акт воссоздания прошлого можно уподобить возведению заново здания на месте, где ранее были лишь остатки фундамента и строительные материалы.

Однако на что опирается сознание историка, стремящееся подобным актом «достраивания» реконструировать историческую реальность? Ответ на этот вопрос не принадлежит к разряду простых, поскольку не все условия познания, называющиеся обычно трансцендентальными, доступны нашему анализу. Помимо обычных, рассматриваемых постструктуралистами, способов префигурации исторического материала (тропы), существуют и вполне содержательные языки дополнительного описания объекта. Таковыми являются письменная и устная традиция той или иной культуры, выражающаяся в культуре этноса, различные принятые в сообществе языковые игры, в общем, — все то, что позволяет заполнить те лакуны исторической репрезентации, которые вследствие аберрации недоступны анализу исходя из принятого масштаба истолкования. Это касается, прежде всего, анализируемой в исследовании «Хроники», в рамках которой ее главный персонаж Фридрих II говорит языком притч, уподобляется ветхозаветным царям, выступает как персонаж народных басен, сплетен и попросту легенд, бытующих в среде францисканцев.

Подобного рода реконструкция через достройку может иметь место лишь при следующих метафизических условиях. Во-первых, при культурном тождестве региона исследования и исследователя, во-вторых, критерием истинности или правдоподобия этих дополнительных языков описания становятся онтологические константы культуры, определяющие взаимоотношение истолкователя и толкуемого, в-третьих, акт реконструкции невозможен без онтологизации метафоры (тропа). Эти три метафизических условия и определяют репрезентацию историко-реалистического дискурса как имманентного описываемой реальности.

Следует также обратить внимание и на то, что как исторический реализм, так и конструктивизм — следствие попыток философии истории и научной историографии преодолеть парадоксы эмпирической логики применительно к операциям репрезентации и интерпретации материала в рамках позитивистской исторической науки. Ее основной чертой являлось стремление воспринимать социальные и исторические факты «как вещи», выражаясь языком Э. Дюркгейма.309 Все это привело к традиционному разделению познаваемого и познающего на субъект и объект и наивному реализму эмпирической историографии, полагающей, что прошлое существует как независимый объект физикалистского исследования. Парадоксы таковой логики привели к фундированию философии субъекта в рамках философии истории и историографии и обоснованию включенности последнего в изучаемый объект. Однако признание интерсубъективности, а также психологической реальности социально-исторической.

309 Дюркгейм Эмиль. Социология / Э. Дюркгейм. — М.: Терра, 2008.

153 действительности логично привело эти тенденции гуманитарной науки к конструктивизму, настаивающему на том, что социальная реальность есть конструкт коллективной интенциональности входящих в общество индивидов со всеми вытекающими отсюда гносеологическими и онтологическими последствиями.310.

Таким образом, мы приходим к альтернативе двух типов социально-исторической интерпретации прошлого: когда признается наличие реальности, которую подвергает интерпретации историк и ее отрицанием из-за признания ее сконструированное&tradeиндивидуумом в рамках интериоризации потока упорядочиваемых в пространстве и времени феноменов. Объект исторического знания — это социальный опыт членов сообщества о своем прошлом в его связи с настоящим. Целью интерпретации прошлого является построение интерсубъективной картины прошлого и его связи с настоящим. В отличие от историко-реалистической позиции, полагающей необходимость наличия у исторического знания референта, конструктивистский дискурс считает историческую память, знак исторического процесса, единственным референтом со всеми вытекающими онтологическими последствиями. Прагматически ориентированная конструктивистская историография больше заинтересована в создании эффекта реальности, нежели истинностной его интерпретации.

Бытие прошлого в рамках исторического реализма, противоречиво. Согласно историческому реализму постулируется нетождественное тождество двух различных состояний культуры, поскольку она полагается как коллективная личность, единая сущность которой реализуется во множестве разновременных состояний ее «Я». Противоречивое понимание культуры, как не являющейся всегда одной и той же, объясняется диалектически, однако как можно рационально объяснить метафизическое тождество субъекта и объекта познания, его онтологический статус? Как трактовать реальный статус.

310 Слинин Я. А. Э. Гуссерль и его картезианские размышления / Я. А. Слинин // Гуссерль Э. Картезианские размышления. Спб.: Наука, 2006. С. 26−46. объекта познания истории: как процесс развития, как прошлое или сугубо как память? При любом ответе на этот вопрос статус объекта исторической интерпретации как бытиен, так и небытиен, поскольку, не будучи дан нам в качестве эмпирически постигаемого объекта, он доступен нам как память о нем по материальным остаткам и документам. Тогда получается, что память есть место присутствия того, чего уже нет, то есть прошлого, как отмечает в своем труде «История. Память, Забвение» Поль Рикер. Какова тогда граница, отделяющая исторический реализм от конструирующей всеобщее развитие метафизики и научного конструктивизма?

Реализм и конструктивизм сходны в том, что отрицают «вещный» статус социальной реальности, полагая, что она формируется в результате деятельности людей. Однако исторический реализм признает относительно независимое бытие объекта познания — культуры — как исторического целого, определяющего жизнь людей. Конструктивизм же полагает любые вопросы онтологического характера абсурдными, считая, что нет независимого от наблюдателя объекта познания, что он конституируется им. Несмотря на сильные аргументы, которые приводятся в поддержку конструктивистской методологии, реалистическая позиция так же имеет доводы в свою пользу (историзация субъекта познания, совпадение его с объектом исследования). Таким образом, было бы объективным считать, что методология исторического реализма, являясь синтезом реалистического и конструктивистского познавательного начал, утверждает необходимость познания исторической реальности через ее достройку.