Актуальность исследования. Развитие современного российского общества сопровождается значительными изменениями социальной системы. Настоящие перемены характеризуются небывалой ранее скоростью и разнонаправленностью. Это отражается как на обществе в целом, так и на индивиде. Социологические исследования последних лет отмечают появление большого количества новых социально-психологических феноменов оказывающих неоднозначное воздействие на социальные процессы. Экстремальность социальной жизни ярко высвечивает решающее значение общественно-психологических феноменов в развитии социальных событий. В связи с этим теоретическое осмысление механизма взаимовлияния социального и психического актуально не только для науки, но и для социальной практики.
Современные социологические исследования указывают на взаимосвязь трансформации разных уровней общественного сознания и характера социальных изменений. Однако материалы эмпирических исследований дают фрагментированное представление о феноменах общественной психологии. В теоретической социологии остро осознается значимость субъективного фактора, возрастание роли человека в социальных преобразованиях, артикулируется необходимость всестороннего рассмотрения данного «социального факта». Тем не менее, вопросы общественной психологии включаются недостаточно полно в современное социологическое знание, что ограничивает возможности принятия научно-обоснованных решений в социальной практике.
Проблемным ракурсом теоретического исследования феномена общественной психологии является разрыв логики его описания и различных уровней познания: общетеоретического, частнотеоретического и конкретно-эмпирического. На общетеоретическом уровне понятие общественной психологии разработано отечественными социальными философами и социологами, рассматривающими его как одну из категорий общественного сознания. Конкретно-эмпирический уровень представлен статистической информацией о реальных феноменах общественной психологии современного российского общества. Определенный пробел отмечается на частнотеоретическом уровне рассмотрения. В связи с этим актуальным является разработка теоретико-методологических оснований комплексного исследования общественной психологии как феномена социальной реальности.
Степень разработанности темы. Термин «общественная психология» впервые появился в работах Г. В. Плеханова в 1895 г. как характеристика «преобладающего настроения, чувств и умов в данном общественном классе данной страны и данного времени». В этих словах Г. В. Плеханова выражена суть общественной психологии как духовного состояния больших социальных групп.
В начале советского периода (в 20-е г. г.) в рамках дискуссии о праве на самостоятельный статус социально-психологической отрасли науки у понятия «общественная психология» появляется синоним «социальная психология». В 60-е г. г. социальная психология приобрела свой научный статус, а понятие «общественная психология» начало исчезать из научного оборота. Г. М. Андреева объясняет это идеологической ангажированностью понятия «общественная психология». Традиция разделения понятий «общественная» и «социальная психология» характерна для социологов и, особенно, социальных философов, тогда как использование данных понятий как тождественных характерно для отдельных социально-психологических и некоторых социологических работ.
Подходы к изучению общественной психологии как феномена можно условно разделить на три группы: 1) выполненные в рамках объективисткого подхода- 2) относящиеся к субъективисткому подходу- 3) принадлежащие к объективистко-субъективисткой метапарадигмальной традиции.
Первая группа представлена исследованиями, опирающимися на принципы социологического реализма и холизма, позволяющими авторам рассматривать общество как целостность (социальную систему), а общественную психологиюкак элемент ее структуры, обладающий определенным автономным статусом. Данный подход представлен трудами Дж. Александера, Э. Дюркгейма, К. Маркса, Т. Парсонса, П. Сорокина, Ф. Тенниса, Э. Фромма, П. Штомпки и др. Русская школа в данной группе представлена В. М. Бехтеревым, Н. И. Кареевым, М. М. Ковалевским, Е. В. де Роберти и др.
Во вторую группу входят исследования, интерпретирующие социальную реальность с позиций социологического номинализма и психологического детерминизма, в которых общественная психология выступает фоном развития социальных взаимодействий индивидов, через которые и может быть понята. К данной группе можно отнести работы П. Бергера. М. Вебера, Г. Зиммеля, Г. Лебона, К. Левина, Т. Лукмана, Г. Тарда, А. Шюцасреди представителей русской школы — П. Л. Лавров, Н. К. Михайловский, Г. Г. Шпет и др.
Третья группа включает в себя современных социологов П. Бурдье, Э. Гидденса, Н. Лумана, Ю. Хабермаса и др., пытающихся объединить субъективистскую постановку вопроса о природе социальной реальности с описанием объективных макроструктур.
Особое место в исследовании проблем общественной психологии занимают труды отечественных ученых, отличающиеся систематизированным изложением и рассматривающие общественную психологию как одну из сфер общественного сознания — в рамках социально-философского подхода (А.И. Горячева, B.C. Грехнев, Б. А. Грушин, М. Г. Макаров, С. Э. Крапивенский, Э. Г. Небогатикова, Б. А. Чагин и др.) — как состояние сознания социальных общностей людей — в рамках социологического подхода (В.Э. Бойков, В. Г. Немировский, Л. П. Кукса, Ж. Т. Тощенко, А. К. Уледов и др.) — как совокупность массовидных явлений психики — в рамках социально-психологического подхода (Г.М. Андреева, Н. С. Мансуров, Б. Д. Парыгин и др.). Кроме того, в работах Н. Я. Данилевского, Н. А. Бердяева, П. Сорокина, С. Л. Франка, И. А. Ильина, B.C. Соловьева, содержится глубокий историко-философский анализ особенностей национального характера, менталитета, мировосприятия русского человека и факторы его формирования.
Богатый эмпирический материал по отдельным вопросам общественной психологии представлен в работах, посвященных исследованию: эмоциональных явлений (В.А. Иванова, Ю. А. Левада, В. Г. Немировский, В.Н. Шубкин), социального настроения (Ж.Т. Тощенко, С.В. Харченко), социального самочувствия (В.Э. Бойков, Е. И. Головаха, Н. В. Панина, Л.Е. Петрова), мировосприятия (Н. Генов, Ю.М. Плюснин), особенностей национального характера (К. Касьянова, З.В. Сикевич), менталитета (И.В. Грошев, М. О. Мнацаканян, Н.М. Римашевская). Необходимость принятия во внимание особенностей общественной психологии в социальном управлении указывают Т. М. Дридзе, В. Н. Иванов, Б. З. Мильнер, Ф. Х. Мухаметшин, Е. А. Неретина, А.И.
Пригожин, М. В. Удальцова. В связи с этим проблемы диагностики состояния общества разрабатываются В. Э. Бойковым, Г. Л. Ворониным, Н. И. Лапиным, Ю. А. Левадой, В. Г. Немировским, Ю. И. Саенко.
Современные исследования, к сожалению, освещают лишь частные вопросы общественной психологии, акцентируя внимание на ее отдельном компоненте (социальном настроении или национальном характере) и не рассматривают ее как целостный феномен социальной реальности. Исключением является концепция социетальной психики украинского социолога Е. А. Донченко.
Объектом исследования является общественная психология как феномен социальной реальности.
Предметом исследования выступают теоретические аспекты исследования общественной психологии в современной социологии.
Целью диссертационного исследования является социологический анализ понятия «общественная психология» и разработка теоретико-методологических оснований изучения феноменов общественной психологии в современной социологической теории.
Задачи исследования:
1. Определить теоретико-методологические основания изучения общественной психологии в современной теоретической социологии.
2. Исследовать понятие «общественная психология» как социологическую категорию.
3. Выявить механизмы взаимовлияния общественной психологии и социальных процессов общества.
4. Разработать пути оптимизации социальных процессов на основе регуляционного потенциала общественной психологии.
Гипотеза исследования: общественная психология является имманентным феноменом социальной системы, влияющим на динамические и качественные показатели социальных процессов.
Теоретико-методологические основы исследования.
Основные методологические положения работы опираются на идеи и принципы системно-методологических концепций (В.Г. Афанасьев, А. А. Богданов,.
Н. Луман, Р. Мертон, Т. Парсонс, А.И. Пригожин), раскрывающие механизм функционирования и развития социальных систем.
Теоретической основой исследования являются: интегративные концепции в социологии (П.А. Сорокин, Б. С. Сивиринов, Л.П. Кукса), концепции социального и психологического поля (П. Бурдье, К. Левин), феноменологические концепции (Э. Гуссерль, Т. Лукман, А. Шюц), герменевтика (М. Хайдеггер, П. Рикер, Ю.М. Лотман), комплексное применение которых позволяет углубить понимание субъективных сторон социальной системыучения, принадлежащие русской социально-философской мысли (Н. Бердяев, А. И. Ильин, С. Л. Франк), раскрывающие национальную специфику духовного и социального развитияпсихологические теории познания (Г.М. Андреева, А. Тешфел). Особое значение для формирования авторского понимания психической обусловленности социальных процессов имели работы С. И. Григорьева, А. Дайкселя, В. Г. Немировского, Ж. Т. Тощенко, С. В. Туманова.
Методы исследования. В работе используются: а) общенаучные методыгипотетико-дедуктивный метод, сравнительно-сопоставительный анализ, теоретический анализ и синтез, описание, объяснение, теоретическое моделированиев) методы обработки информации: вторичный анализ данных, интерпретация, концептуализация.
Информационно-эмпирическую базу исследования составляют данные социологических исследований, опубликованных в научных журналах, сборниках, результаты социологического опроса «Факторы формирования законопослушности налогоплательщиков», проведенного кафедрой социологии, педагогики и психологии НГАСУ (Сибстрин) в 2003 г. (N=420 человек).
Научная новизна исследования выражается в следующем:
1. Доказана методологическая значимость понятия «общественная психология» как имманентного феномена социальной системы, конкретизирован его социологический и семантический смысл.
2. Обоснованы эвристические возможности теории поля, феноменологического подхода и герменевтики в исследовании феноменов общественной психологии.
3. Показано регулирующее воздействие общественной психологии в социальных процессах и обозначен механизм ее качественного влияния на векторы социального развития.
4. Разработана модель функционирования общественной психологии в социальной системе на основе целостного подхода, включающая континуумы состояний и процессов социальной системы.
Научная новизна предполагает вынесение на защиту следующих основных положений:
1. Установлено, что понятие «общественная психология», соотносится с актуальным состоянием общественного сознания как его совокупная динамическая характеристика. Необходимо, продолжая традиции отечественной социологии, использовать понятие «общественная психология» для обозначения реального феномена общества, а термин «социальная психология» для наименования отдельной научной дисциплины.
2. Показано, что дополнение структурно-функционального анализа общественной психологии понятием «поле», позволяет обозначить его нелинейность и динамичность. Феноменологическая и герменевтическая интерпретация данного феномена позволяет проводить качественный анализ взаимообусловленности состояния общественной психологии и характеристик социальной реальности.
3. Специфическая роль общественной психологии в социальной системе заключается в том, что она выступает как поле и среда, возникающие в результате общения субъектов социального взаимодействия, которые оказывают влияние на характер социальных процессов.
4. Для возможности целостного анализа общественной психологии необходимо обозначать континуумы ее состояний, которые могут служить прогностическим целям социального регулирования.
Научно-практическая значимость исследования состоит в целостном рассмотрении общественной психологии как имманентного феномена социальной системы. Полученные результаты позволят осуществить более глубокий анализ социальных процессов, обозначая, в том числе, их психическую обусловленность.
Междисциплинарный подход исследования позволяет преодолеть в некоторой степени существующую ныне фрагментарность научного знания на основе синтеза.
Предложенный автором теоретико-концептуальный подход открывает возможности для более глубокого социологического анализа феноменов общественной психологии. Показанный системный характер общественной психологии обозначает сущность взаимовлияния социального и психического, индивидуального и коллективного в социальной организации и социальных процессах.
Результаты исследования могут быть использованы как методологический базис эмпирических исследований целостного феномена общественной психологии, в концепции управления общественно-психологическими явлениями при прогнозировании социальных процессов, в преподавании курсов «Общая социология», «Социология организаций», «Социальная психология», «Основы социального управления» как для студентов, так и в подготовке руководящих работников.
Апробация результатов исследования. Основные идеи работы были представлены на научно-технических конференциях профессорско-преподавательского состава Новосибирского государственного архитектурно-строительного университета (Сибстрин) (Новосибирск, 2001, 2002, 2003, 2006), Межрегиональной научной конференции «Человек: траектории понимания» (Новосибирск, 2002), Всероссийской гуманитарной научной конференции «Образ человека в картине мира» (Новосибирск, 2003), Межрегиональных научно-теоретических конференциях «Социология в Сибири» (Новосибирск, 2002, 2006).
Результаты исследования, проведенные Ю. М. Плюсниным в самом начале трансформационных процессов 1995;98г.г., показали следующее. Единственной доминантой являлась ценность здоровья, которая не потерпела ни каких изменений за исследуемый период. Второе по частоте место занимала семья, вместе с такими ценностями как жизнь человека, любовь, работа, материальное благополучие. Очень редко встречались ценности высших групп, такие как равенство, общественное признание, творчество, познание, красота.
Анализ динамики ценностей показал значительные изменения, которые должны оцениваться как социально неблагоприятные. Общая направленность динамики — в сторону все большего преобладания ценностей физической безопасности и значимостью материального благополучия. Что объясняется неуклонным снижением жизненного уровня людей. Для иллюстрации можно вновь обратиться к результатам всероссийского социологического мониторинга «Наши ценности и интересы сегодня». Авторами отмечено снижение значимости таких общечеловеческих ценностей (из 14-ти) как жизнь (8 ранг в 2002 г. вместо 6 ранга в 1990 г.) и нравственность (7 ранг вместо 4 ранга), а также рост ценности благополучия (с 12 ранга в 1990 г до 6 в 2002 г.), при снижении ценности работы (с 7 ранга до 11 ранга)[103].
Приоритеты примитивных ценностей, которые в целостном ракурсе Л. Б. Гудков называет «эрозией» ценностной структуры, оказывают, в том числе функциональное действие[52]. Например, как отмечает Т. И. Заславская — доходы, должность и собственность являются ведущими ресурсами в формировании социальных статусов в России, в противовес постматериальным — уровню образования и квалификации, а также творческому отношению к труду. Количественное соотношение верхнего, среднего, базового и нижнего слоев в 2000 г. выглядело как 5:15:68:12. Разрыв доходов при этом составляет 30 раз. За годы реформ в стране успела сформироваться специфическая культура бедности, циклически замкнутая на собственное воспроизводство [70].
Вышеприведенные данные указывают сохранность традиционных ценностей в российском обществе. Мы связываем это с влиянием и устойчивостью особенностей национального характера и менталитета, которые выступает неким ядром общественной психологии и оказывают стабилизирующее воздействие на социальные процессы российского общества. Однако нельзя не согласиться с мнением профессора Н. Е. Покровского, утверждающего, что традиционные ценности российской культуры перестали играть сколько-нибудь значимую роль и превратились скорее в археологическую, а не актуальную реальность [157].
Проблемным для нас представляется и такое явление общественной жизни, кстати, не только в России, как «глобализация в форме американизации». В России в силу ослабленности ее социальной структуры наблюдаются активные процессы адаптации к общемировым культурным изменениям. Можно признавать или нет философию постмодерна, но «пастиш» — перемешивание, в частности «перемешивание культур» налицо. При этом происходит ослабление локально-национальной идентичности. Отмечается элиминация этнического сознания и возникновение новых социальных форм сознания [157].
Особенно хотелось бы отметить процесс «массовизации». Сам термин «массовое сознание» так часто встречающийся в работах последних лет мы воспринимаем не иначе как особое состояние общественного сознания, приобретшего качество массы. Масса по определению представляет некую абстрактную социальную общность людей и характеризуется анонимностью, физической рассредоточенностью, неорганизованностью. С. В. Туманов называет массы «внесистемными сообществами» [199, с.36]. Российское общество, впитывая «лучшие западные образцы», утрачивая свою самобытность становится все более похожим на массу. Поп-культура, сеть Интернет, реклама создают иллюзию объединения, включенности в социум. А для русского человека принадлежность к чему-то большему, чем, например, просто к обществу, является особо значимой, базовой. Здесь же, как раз создается иллюзия удовлетворения потребности в трансцендентности (по Бердяеву). Виртуальная сплоченность в реальности проявляется в слабой организованности. Это новое явление, на наш взгляд, оказывает негативное воздействие на общественную психологию, способствуя ее дисфункции как системы, а она в свою очередь способствует дезорганизации социальных процессов.
С другой стороны, массовость по мнению С. В. Туманова, «есть принцип функционирования современного общества в целом» [199, с.37]. Возникнув как естественно исторический процесс межгрупповой интеграции, интернационализации общественной жизни, массовизация постепенно становится управляемым процессом, инструментом сохранения существующей общественной системы. Анализируя этот процесс с позиции «критической теории общества» Г. Маркузе отмечает, что производительные силы индустриального общества позволяют затушевывать реально существующие и все обостряющиеся социальные противоречия. Универсальным средством в этом плане стало потребительское общество, то есть система формирования и удовлетворения ложных потребностей.
Устоявшись, эта система превращается в дурную бесконечность, поскольку сам процесс потребления, порождает новые потребности, удовлетворение которых в итоге становится смыслом существования, делает человека одномерным в действиях, поступках мышлении, создает иллюзию фактического равенства людей. В этом обществе «одномерный человек» все чаще выступает частичкой конгломерата различных масс. Его деятельность в этом качестве становится важнейшим самоценным элементом повседневного образа жизни. Значимость этой деятельности транслируется на всю социальную систему [123, с.6−10]. Заметим, что данная тенденция сопровождается ускоренной динамикой и несет определенную угрозу традиционной культуре. То есть, по сути, оказывает деструктивное воздействие на социальную систему.
Однако американский социолог Э. Тоффлер утверждает, что массы теряют свое значение в возникающей цивилизации. Общество «третьей волны» с процессами индивидуализации и информатизации способствует демассификации, сдвигая всю социальную систему на более высокий уровень разнообразия сложности. В отличие от крайней стандартизации поведения, языка и образа жизни массового общества, общество будущего будет характеризоваться их сегментацией и дифференциацией [195, с.564].
Такая пессимистичная картина современного российского общества, характеризует систему — российское общество и ее состояние как неустойчивое, следовательно, поэтому уже сейчас важно предпринимать усилия по регулированию и прогнозированию изменений социальной системы, а также ее дальнейшего развития (насколько это представляется возможным спрогнозировать). В данном случае одним из векторов, направляющих развитие системы, можно считать менталитет российского общества, как ту форму, которая способна «принять в себя» или обозначить новую систему. Основные черты, приписываемые российскому менталитету: духовность, державность, соборность (по Данилевскому) отражены в современных исследованиях. [135, 192]. «Готовность терпеть и искать пути приспособления» — у 31% респондентов указывают на сохранение выстраданного отношения к власти, как к регулирующей структуре.
Психология нищеты заставляет многих людей искать виноватых, обращаясь «наверх» — все к тому же недавно еще все всемогущему социальному субъекту: о том, что причина безработицы — в основном в (без) деятельности государства, сообщили 54% россиян. А раз виновато государство, ему и выход находить. Н. Генов отмечает, что апатия безработных, наиболее заметна в России (по сравнению с другими постсоветскими странами), где подавляющее большинство представителей этой подгруппы сообщили, что не будут ни переучиваться, ни протестовать (75% в России, 42% в Польше, 67% в Болгарии). Выраженное чувство безнадежности потенциально деструктивно и для личности, и для общества[27].
Как отмечает Г. А. Котельников, радикально меняющаяся экономическая и политическая ситуация в обществе и отдельных регионах адекватно или неадекватно отражается на процессах в общественном сознании и общественной психологии. Быстрая смена событий и непрерывность перемен, их постоянство приводят к эффекту перманентной незавершенности этих процессов. Массовое сознание в состоянии реагировать на калейдоскоп перемен и событий в основном на эмоциональном уровне, на уровне настроений, не успевая большей частью достаточно глубоко осмысливать происходящее и формировать устойчивые рационально-логические стереотипы, убеждения и традиции. Отсюда соответствующие формы поведения и маргинальность как социальное явление. А это, в свою очередь, ведет к эффекту правового и нравственного беспредела, к эффекту криминализации массового сознания, когда правовой и нравственный нигилизм формирует криминальное мышление и криминальное поведение. Свою лепту в этот процесс вносят и средства массовой информации, соответствующий легальный и подпольный бизнес [93].
Современные исследования ментально-психологических характеристик русских еще раз подтверждают исходную мысль Н. Бердяева, искавшего ключ к пониманию судьбы русского народа и государства о «поляризованное&trade-» русского народа [82, 177]. Н. Бердяев называет следующие противоположные свойства, присущие русскому народу: безличный коллективизм и индивидуализмсвязанный с обостренным сознанием личностинационализм, самохвальство и универсализм, всечеловечностьискание бога и воинствующее безбожиедеспотизм с гипертрофией государства и вольность, анархизмрабство и бунт и др. 14].
Среди них исследователи выделяют такие стереотипные состояния и духовные ориентиры как коллективизм, государственнический инстинкт, устремленность к высоким идеалам, религиозность эсхатологический мессианизм, преобладание нравственных и эмоциональных состояний над рациональным мышлением и др. [1]. Сохранность этих характеристик подтверждает гипотезу о том, что менталитет русского народа можно считать одним из морфогенетических полей системы российского общества.
Поле общества и поля индивидов, находясь во взаимодействии, непрерывно влияют друг на друга, и изменение поля одного вызывает изменение поля другого элемента системы. Морфогенетическим полем российского общества можно считать такой феномен общественной психологии как характер и менталитет россиян, поле которого способствует формирования определенных психологических приоритетов. Знание последних позволяет предсказать варианты дальнейшего развития общественной системы.
Представляется интересной попытка исследовать динамику качества жизни россиян [150]. Термин «качество жизни», введенный Дж. Элбрейтом, подразумевает все блага, которые могут быть предоставлены индустриально развитым обществом. М. Абрамс выделяет следующие факторы, влияющие на качество жизни: работа, жилище, город, здоровье, район, досуг, уровень жизни, образование, демократические права, финансовое положение. Для этого используются социальные индикаторы — объективные и субъективные (воспринимаемое качество жизни). Отмечена более значительная корреляция между чувством собственного достоинства и материальным положением, чем с политической свободой. Крепость семьи отрицательно коррелирует с политической свободой и положительно с материальным положением. Динамика фактора осмысленности бытия представлена следующим образом. Его резкое снижение в период начала реформ и в последствии небольшой подъем говорит о том, что ощущение уныния и апатии вызванное ломкой уклада жизни, сменилось адаптацией к новым условиям жизни. Наибольшая адаптированность характерна для молодых (20−30 лет), это же относится и к «осмысленности бытия». [150].
Значительная часть людей, несмотря на десятилетие перемен, всё ещё никак не может приспособиться к «новой жизни». Каждый второй взрослый житель России не чувствует себя достаточно приспособленным. До 90−95% простых людей в стране не только не чувствуют себя «хозяевами жизни», но даже и не рассчитывают на минимальный успех. В 1999 г. 7,2% считают, что они уже хорошо адаптировались к новым условиям. В среднем адаптированы 39,5%, трудности адаптации отмечают 37,8%, а 11,8% считают, что они совершенно не адаптировались. Однако, как отмечает М. А. Шабанова, более чем в половине случаев адаптация россиян происходит на базе нисходящей мобильности. Она носит вынужденный, а не добровольный характер и сочетается с сужением, а не расширением сферы индивидуальной свободы [223]. Причем все меньше россиян считают свое материальное положение плохим, испытывает недовольство жизнью, напряжение страх и тоску. По данным Аналитического центра Юрия Левады в 1999 г. они составляли примерно 60% опрошенных, а в 2002 г. — 32−36%[31, с.67]. Таким образом, заключает Л. Б. Гудков, ценой пассивной адаптации становится снижение уровня запросов, при сознании невозможности что-либо изменить, ощущение безвыходности. Особенность такой ситуации заключается еще и в том, что она прямо не формулируется, то есть диффузно представлена в сознании, и выступает хроническим негативным фоном социальных событий. Очень важной составляющей подобных определений ситуации становится хроническое ощущение собственной несвободы, зависимости или подчиненности жизни, непривычным обстоятельствам, которые люди не в состоянии контролировать, принудительности социального хода вещей. Причем это состояние неуверенности касается как повседневных проблем существования, так и общих рамок понимания важнейших событий, например смысла и направленности реформ. Две трети и более опрошенных (68% в декабре 2004 г., 66% - в марте и апреле 2005 г.) говорили о том, что не чувствуют уверенности в завтрашнем дне [52].
Низкая «осмысленность бытия» проявляется в сокращении сроков планирования личной и трудовой жизни. Начиная с 1991;92 гг. планирование людьми своей жизни и работы быстро сокращается. К 1993;94 оно сократилось у большинства до нескольких месяцев и недель. К 1996;98 гг. наблюдался медленный постоянный рост перспективного планирования. Средние сроки перспектив приближались к 8−10 месяцам и 1 году. Однако, в 1998 — 1999 перспективы вновь резко сократились, и сейчас ситуация подобна той, что была в 1994;95 гг. Сроки жизненных перспектив свидетельствуют о силе психологического напряжения массы людей в обществе.
В тоже время Э. Гидценс, осознавая фундаментальную «нависающую угрозу личностной бессмысленности» в современном обществе, следуя диалектической закономерности возрастания саморефлексивности социальной системы, предполагает, что нравственные и экзистенциальные проблемы займут центральное положение [См. 164, с.492]. В связи с этим многие авторы прибегают к исследованию проблемы доверия.
Н.К. Владыкина и С. Н. Плесовских отмечают, что в настоящее время отсутствие вдохновляющих идей, общих целей деятельности и неясность перспектив дезориентирует людей, лишает их веры, позволяющей найти себя в социуме и делающей жизнь социально значимой. Далее они говорят о наметившейся позитивной тенденции: в ходе трансформации заметно увеличилось число людей, полагающихся на самих себя, на свои силы и возможности. Это позволяет говорить о двух различных тенденциях в развитии общества, влияющих на психологию людей. С одной стороны, в обществе нарастают чувство тревоги и увеличивается количество зависимых личностей, нуждающихся в качестве защитной стратегии в солидаризации с представителями общих интересов и консолидации группы. С другой стороны, отсутствие внешней детерминированности способствует увеличению числа самостоятельных, а значит более ответственных личностей[33].
Культура доверия высвобождает и мобилизует человеческую деятельность, способствует творческой, свободной, предпринимательской активности, коммуникабельности, разнообразному взаимодействию между людьми, расширяя, таким образом, рамки межличностных связей и сближая их. По мнению П. Штомпки, культура доверия способствует атмосфере терпимости при восприятии незнакомых людей, признанию законными политических и культурных различий. Доверие сохраняет значительный объем энергии, которая в условиях недоверия тратится на установление взаимоотношений[228].
Культура недоверия в обществе парализует человеческую деятельность, порождает конформизм или даже открытый пессимизм, отчуждение чревато разрывом межличностных связей [33, с. 146]. Несмотря на падение доверия к государству, отмечается сохранение доверия в личной сфере, подтверждая это развитием «неформальной экономики», основанной на личных связях. Анализ данных Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (К=4000 домохозяйств в 38 регионах России) отмечают прямую связь хорошего социального самочувствия и доверия с экономическим благосостоянием семьи и сохранностью прежних дружеских связей[90]. Это подтверждает идею А. А. Богданова, что если функция системой не выполняется на уровне целого, происходит усиление аналогичного функционирования на более низком уровне с целью компенсации, а это уже можно рассматривать как тенденции самоорганизационных процессов системы. Психологическая поддержка близких и социальная сплоченность людей, живущих по соседству друг с другом — по мнению Ю. М. Плюснина, являются ключевыми факторами, которые всё ещё поддерживают и скрепляют наше общество на самом глубинном, низовом его уровне [155].
Существенным элементом укрепления доверия является такой важнейший элемент системы управления, как обратная связь, которая позволяет оценить адекватность управляющего воздействия субъекта управления и ее восприятия объектом управления. Механизм получения обратной связи является одним из важных и одним из самых слабых звеньев в современном общественном управлении. Несовершенство технологии и недоверие ей проявляются, например, в низкой явке граждан на выборы.
Из мирового опыта выполнения государством социальной функции известно, что в условиях переходного периода существует закономерность возрастания потребности в социальных гарантиях. Кроме того, устанавливаются обоснованные и законодательно регулируемые социальные нормативы, формируется комплексная система социальной защиты населения, рассчитанной на длительную перспективуопределяются пределы роста социальных издержек. Игнорирование последних представляет реальную угрозу доверию населения к реформам и их продолжению. Принципиально важно сделать цели и сущность экономических реформ понятными, с тем, чтобы увеличить поддержку реформ, правильно и результативно проводить их в жизнь.
Феномен доверия основан на вере. А вера для русского человека имеет особую значимость. Она является смыслообразующей категорией, а значит и тем, на что человек может опереться в процессе принятия решений и осуществления значимых поступков. Наличие в обществе идеалов, в которые люди верят, способно удовлетворить одну из ведущих личностных потребностей цивилизованного человека, потребность в смысле жизни. Человек стремиться обрести смысл и ощущает фрустрацию или вакуум, если это стремление остается нереализованным. Отсутствие в обществе вдохновляющих идеалов увеличивает тревогу и состояние неопределенности людей. Наличие атрибутов веры делает жизнь людей осмысленной, а общество интегрированным.
Вне идеи великой России, считает А. В. Кива, людей не поднять на борьбу за возрождение страны, не добиться и роста духовности. Архетип народа складывается веками, и его по чьему-то желанию не изменить. Идея величия страны прочно вошла в психологию народа, стала частью его национального характера и менталитета. Более того, она стала составной частью его представления о качестве жизни, что не свойственно большинству других народов.
Идея величия страны — важное, но не достаточное условие подъема «народного духа». Нужны и другие объединяющие народ идеи, возвышающие его дух, вселяющие в него уверенность в скором преодолении нынешних трудностей. Среди таких идей А. В. Кива называет патриотизм, работающее на интересы общества государство, любовь к родной земле, ее культуре, стремление к достатку, знанию, духовной жизни[86]. В. Н. Кузнецов предлагает в качестве общенациональной объединяющей цели — безопасность и благополучие[95], что на наш взгляд адекватно современной ситуации.
Потребность в самореализации — ведущая компонента качества жизни развитой личности, ставшая массовой для информационного общества, вряд ли была особо актуальной в эпоху, когда труд рассматривался как проклятие Бога: «В поте лица своего будешь есть хлеб». Природа как ценность — новое экологическое измерение общественного сознания, — расширилась. Неизвестно, сколько новых векторов бытия породит человеческая эволюция и цивилизация.
Стержнем цивилизации, по мысли С. Хантингтона, выступает ментальность общественного сознания, базирующаяся на религиозных традициях и, как следствие этого, — на специфическом паттерне потребного качества жизни [218].
Это является еще одним аргументом в пользу того, что менталитет россиян, как проявление психологии общества, является одним из морфогенетических полей, предопределяющих развитие системы — российское общество. Эффективность реформ, трансформирующих систему, возможна лишь в случае их согласования с морфогенетическим полем.
Попытка связать представления индивидов с направленностью реформ и управления представлена исследованием о предположительной национальной идее [62]. Предположительными национальными идеями, по мнению исследователей, могут быть следующие:
1) «Сосредоточится на внутренних делах России, а не состязаться с другими странами» — такое утверждение вызвало согласие у 33,0% опрошенных;
2) «Добиваться неукоснительного соблюдения законов» — такую идею поддержали 39,4% опрошенных;
3) «Обеспечить соблюдение справедливости и прав человека» — 33,3%;
4) «Установить твердую власть, способную обеспечить порядок в стране» -33,0%.
Все они касаются сосредоточения на внутренних делах государства и наведения порядка в стране. Это можно оценивать как готовность общества к жесткой власти. Проблема порядка интегрально связана с проблемой власти. В любой управляющей системе «благосклонность властей» перетекает на более низкие уровни иерархии, в результате чего в долгой цепочке событий, которые происходят между планом и его окончательной реализацией, каждое последовательное звено является репрезентантом его главной идеи. Этот принцип переноса власти и умножения плана осуществляется в любой системе управления. Следовательно, национальная идея как план развития и управления социальной системой должна коррелировать с планами и идеями подсистем ее образующих, то есть обозначенными феноменами общественной психологии.
Характер социальных изменений отражен, по мнению Ж. Т. Тощенко, наличием метаморфоз. Под метамофозами автор понимает причудливое сочетание разного рода деформации восприятия действительности с последующим превращением их в аналогичные виды неадекватного, противоречивого поведения. Среди прочих Ж. Т. Тощенко выделяет — «разорванное сознание», включающее противоречивые, взаимоисключающие убеждениякатастрофическое сознание, блокирующее целедостижениесумеречное сознание, связанное с утратой прежних ориентиров в жизниутопическое и иллюзорное сознание, олицетворяющее по сути самообманманипулируемое сознание, основанное на искаженном восприятии и др. В целом данные характеристики дают нам представление о состоянии российского общества, его процессах на принципах изоморфизма социальной реальности и ее отражения в общественном сознании [196].
В рамках разрешения сложившейся ситуации, оцениваемой нами как патологическое состояние общественного сознания, предлагается использование социальной терапии. В частности, в настоящее время дискутируется вопрос о возможности и необходимости социально-терапевтических вмешательств в России. Социальная терапия ее предмет, методы и технологии пока еще делают первые шаги и формируют свой научный статус [47]. Однако уже сейчас можно говорить широком применении различных методов психотерапии в социальной работе, а также признании взаимовлияния социальных факторов и психического состояния в психиатрии и психотерапии [48,92,158]. Ниже нами рассматривается возможность применения гештальт-подхода как метода социальной терапии.
Гештальттерапия является экзистенциально-гуманистическим походом, основанном на осознавании индивидом своих потребностей, позиции и возможностей в социальном пространстве, развитии навыков творческого приспособления к изменяющимся условиям среды, принятии ответственности за свою жизнь [43,149]. Теория поля и, в целом, гештальт-методология получила наибольшее развитие в области психотерапии. Однако представляется, что гештальт-парадигма может быть эффективно использована и для анализа макросоциальных явлений. Гештальт-анализ социальных процессов представляет не только сугубо теоретический интерес, но может позволить эффективно планировать социальные программы. В советское время типичными способами регуляции границ для жителей Советского союза и, видимо, в наибольшей степени для россиян, был интроективный механизм, характеризующийся вторжением внешней среды (в данном случае государства и государственной идеологии) в личность, и конфлюэнтньш механизм (состояние отсутствия границы с окружающей средой), проявлявшийся в культе коллективизма и заглаживании различий личных, национальных и др., различий во мнениях, интересах и потребностях.
Конфлюэнция внутри границ Советского союза сочеталась с непроницаемостью внешних границ — в целом, этот феномен хорошо известен на примере малых социальных групп. В постсоветское время преобладающим стал проективный механизм, характеризующийся экспансией в границы других организмов (отдельных индивидов и социальных групп). С точки зрения гештальт-подхода, обе ситуации являются нездоровыми, первая характеризуется как состояние невроза, вторая — как состояние преступности. В обоих случаях нарушено равновесие между организмом и средой. Для современной ситуации типично то, что как отдельные индивиды, так и социальные группы, в том числе органы власти и управления, разрушали окружающую их социальную среду, что привело к закономерным результатам. Организм, не поддерживающий среду своего обитания, сам оказывается без ее поддержки и претерпевает ее негативное воздействие. Этим обусловлены те феномены общественного сознания, о которых говорилось выше. Феномен крайнего индивидуализма в российском обществе, с точки зрения гештальт-теории, может быть определен как эготизм — своеобразная болезнь роста на пути к принятию подлинной личной ответственности, проявляющийся в зацикленности на сугубо личных интересах.
Одним из приемов по преодолению хаотического состояния в группе является обозначение ее границ. Этот метод вполне можно использовать для социальной терапии российского общества. Граница российского общества обозначена нечетко, например, уже несколько лет обсуждаются взаимоотношения с Белоруссией, напряженные взаимоотношения с Чечней и Грузией. Но кроме границы государства, в настоящий момент размыта граница духовная. Духовную границу мы связываем, прежде всего, с русской культурой. Размывание русского языка иностранными словами, увлечение безликой массовой культурой, обесценивание русских традиций и замена их западными — признаки угасания национальной культуры. При этом в СМИ и публикациях чаще обсуждаются проблемы национальных меньшинств, а не титульной нации государства. В обыденном сознании россиян нет четкого понимания позиции России, что как раз могло повлиять на осознание того, кто «Мы» есть. Именно, обозначение и появление «Мы» объединяет людей, собирает их в единое целое. Соборность же означает «высокую качественность сознания» [12, с.237]. Поэтому уже сейчас необходимо заботится о том, какого качества оно будет. Изменения в общественном сознании и общественной психологии, связанные с обострением индивидуалистских тенденций нельзя отменить. Их необходимо учитывать и направлять в новое русло. Диалектика индивидуального и общественного не должна стать роковой.
Таким образом, нам представляется, что в плане корректирующих социально-регулирующих воздействий на российское общество целесообразной является организация социально-педагогических и социально-терапевтических программ, направленных на развитие личной ответственности их участников. Гештальт-традиция, основанная на целостном подходе, может стать одним из эффективных психосоциальных подходов по преодолению патологических тенденций социального развития как индивидов, так и общества в целом.
Поскольку информационные процессы принимают в обществе все большее значение, то целесообразно их использовать как ресурсы социального управления. Например, организация масс-медийных проектов, где встречаются люди разных слоев нашего общества. В частности, люди с высокими доходами — «богатые», и люди с низкими доходами — «бедные». Цель совместное обсуждение социальных проблем, одинаково волнующих и тех и других: преступность, экология, нравственность и др. Суть такого взаимодействия состоит в согласовании взглядов, совместном принятии решений, хотя бы на личностно-индивидуальном уровне. Обсуждение в ключе: «Что лично я готов делать по отношению к данной проблеме? Какова моя позиция по отношению к этой проблеме?» Это будет способствовать развитию личной ответственности, способствовать росту качества сознания не только у участников этих проектов, но индуцировать аналогичные процессы у аудитории телезрителей. Такой подход можно рассматривать как «мягкое» регулирование или социальную терапию в гуманистической парадигме, а также интеграцию, по крайней мере, на микроуровне (индивид), и мезоуровне (группа, аудитория).
Наиболее сложным вопросом в изучении общественной психологии является проблема диагностики. Разумеется, говоря о проблемах исследования общественно-психологических явлений, мы сталкиваемся с проблемой описания, на которую указывал Н. Луман, но эта оговорка необходима нам лишь для того, чтобы избежать соблазна абсолютизации выводов о состоянии объекта.
Диагностика сущности состояния отражает его качественную характеристику. Данная характеристика является результирующей совокупностью не только реально зафиксированных социальных феноменов, в частности общественной психологии, но и их восприятие и интерпретацию. Сложность диагностики связана также с тем, что внешне одинаковые социальные феномены, зафиксированные исследователем, имеют различную внутреннюю природу, не доступную исследователю в данный момент. Например, внешнее согласие, в том числе словесно подтверждаемое при опросе или наблюдение социального действия, может иметь различные внутренние мотивы у каждого индивида в отдельности от (смирения и страха до предвкушения дальнейшей выгоды или полной заинтересованности). Индивидуальные психологические характеристики, носящие латентный характер, как нами показано в примере, несут в себе потенциальные возможности изменения тренда социального взаимодействия, если мы говорим о группе данных индивидов. Экстраполируя данный механизм влияния индивидуальных психологических характеристик на социальные процессы через общественную психологию, как интегративный продукт типических качеств индивидов, включенных в социальную систему и активно в ней участвующих, мы можем говорить лишь о вероятностном характере их развития. При этом диагностика динамики состояния общественной психологии помогает нам очерчивать поле вариантов развития системы.
Следующий момент, на котором мы хотели бы остановиться, это реакции самой системы на возникающие состояния общественной психологии и их динамику. Функционирующая социальная система уже по своему определению имеет определенную структуру и в ней происходят определенные процессы. Наблюдаемое состояние общественной психологии, будучи реакцией на функционирование системы, может вызвать ее структурные и (или) процессуальные изменения. Такое взаимовлияние можно обозначить как адаптацию системы. Однако система может продолжать функционировать в прежнем режиме, игнорируя состояние общественной психологии, тогда дальнейшее изменение состояния общественной психологии протекает в направлении угасания (когда происходят постепенные изменения в социальных действиях, т. е. адаптация на индивидуальном уровне) или эскалации состояния (которая может привести к блокированию функционирования системы и даже к ее разрушению.
Процесс адаптации системы к изменениям внутренней (и внешней) среды нарушается, что приводит к накоплению новшеств в одних сферах социальной жизни при недостаточном обновлении других Неравномерность модернизационных процессов в реальном обществе может быть погашена только за счет реформирования, целью (или итогом) которого может стать переход к «нормативному» состоянию как более равновесному. Суть реформирования заключается в обновлении различных сфер общественной жизни в соответствии с новыми социальными условиями. Исходя из значения слова «модернизировать» («вводя усовершенствования, делать отвечающим современным требованиям».
185, С.361]), под модернизацией мы предлагаем понимать процесс выработки и освоения обществом инноваций. Инновации же вслед за М. В. Удальцовой мы определяем как «результат творческой (т.е. коструктивной) деятельности, направленный на разработку, создание и распространение новых видов изделий, технологий, внедрение новых организационных форм» [200, с. 50].
Любые новшества обычно вызывают смещение равновесия и непредвиденные последствия, неоднозначно оцениваются разными слоями населения. В итоге, возникает феномен «сопротивления нововведениям» [159, с. 218−222- 200, с. 50]. Поэтому процессы реформирования (модернизации, трансформации) общества должны носить «органический «характер, опираться на активное участие всех слоев населения. При этом имеет место некое разделение функций между ними: управляющие элиты осознают цель общественного развития (Курсив наш — ИТ.), намечают пути ее достижения и создают нормативно-правовую базу для инноваций, средние слои вырабатывают новые социальные практики, а базовый слой осваивает их. Причем Т. И. Заславская прямо указывает на то, что главным фактором изменения повседневных социальных практик, ведущих к трансформации институтов, служит активность базового и нижнего слоев общества[68, С.9−11].
Другой проблемой диагностики и состояния общества, по мнению Ю. И Саенко, является разное его восприятие и оценка. Он выделяет пять уровней понимания, среди которых: научный, управленческий, общественный, уровень средств массовой информации и уровень повседневной (обыденной) жизнедеятельности населения. Сближение этих уровней может стать, по мнению автора, признаком цивилизованной стабильности общества [171]. Решение данной проблемы связано не столько с согласованием точек зрения, сколько с обозначением диагностических критериев оценки наблюдаемого состояния.
Метод социальной перспективы, разрабатываемый Б. С. Сивириновым позволяет продвинуться в решении обозначенной проблемы, так как он позволяет дополнить одномерную «линейность» определения состояния относительно «предшествующих» состояний системы многомерностью объемной сети или поля состояний Курсив автора)[176, с. 158]. Хотя здесь мы сталкиваемся уже с другой проблемой — неспособности формализованного инструментария современной социальной статистики и социальной аналитики в достаточно полном снятии «объемной» информации о социальном состоянии. Но это не исключает, предполагает развитие и совершенствование данного инструментария, включая и нетрадиционные интуитивно-качественные методы восприятия социальной реальности. Опыт применения такой диагностики мы встречаем, например у В. Г. Немировского [140].
В завершении нам хотелось бы отметить еще один проблемный вопрос, связанный с диагностикой состояния общественной психологии. Результаты опубликованных массовых опросов, касающиеся чаще таких феноменов общественной психологии как общественное настроение, национальный характер, эмоциональные явления и реже — убежденность и мироощущение, отражают в основном их сознательный уровень. Теория, методология и практика социологических исследований располагает на сегодня достаточным инструментарием для такого рода исследований. Однако, признавая существование неосознаваемого уровня, так называемого стихийного фактора, современная социология не располагает, к сожалению, отработанными методиками его исследования. Отмечая особую значимость духовной компоненты российского общества, склонность русских к «трансцендентным переживаниям и устремлениям» (по Бердяеву) актуальным остается вопрос об адекватной и научной оценке этого феномена. В этом плане представляют интерес исследования В. Г. Немировского, разрабатывающего нетрадиционные подходы социологии, в частности универсумную социологию. Проведенные им исследования духовной сферы общества, включают эмоциональную направленность, смысложизненные ориентации, индекс греховности и пр. Выводы, сделанные автором позволяют по-иному взглянуть на традиционно исследуемые проблемы, например, наркоманию и безработицу. В частности, «в генезисе безработицы в России ведущую роль играют не экономические причины (вещественно-энергетический уровень социума). Значительно более серьезное воздействие оказывают обстоятельства политического и управленческого характера (функционально-организационный уровень). Но в первую очередь безработица в современной России вызвана духовными факторами (информационный уровень)». Отсюда и меры по регулированию, как предлагает автор, должны быть связаны не столько с развитием промышленности, сколько с духовным совершенствованием россиян [140, с.140−144].
Учитывая особенности состояния общественной психологии в современном российском обществе, в частности преобладание в его эмоциональной сфере апатии, обусловленной недоверием, рассмотренные нами ранее, думаем, что корректировка именно этих эмоциональных реакций также должна стать одним из направлений в социальном управлении.
Главную цель социологии Элиас видит в преодолении теоретического дуализма индивидуализма и коллективизма, в переходе от социологии состояний к социологии прогресса, от статики к динамике. В число конкретных задач социолога он включает «изучение и объяснение специфических принуждений, которым подвергаются люди в определенных эмпирически наблюдаемых обществах, но также обсуждение их в связи с гетерономными образцами. Вместо принятых слов и понятий, отмеченных печатью мифологических и естественнонаучных представлений, следует постепенно вводить такие, которые лучше показывают своеобразие образованных индивидами общественных конфигураций"[137, с. 500].
Заметим, что в поздних трудах Элиаса понятие фигурации помещается в центр социологических поисков. Предметная область социологии определяется им как процесс совместной жизни, меняющейся взаимозависимости людей в качестве общественных фигураций. Соотношение индивида и общества Элиас считает основной проблемой социологии, причем понятие «фигурация», по его мнению, позволяет избежать пропасти между индивидом и обществом. Фигурация обозначает не группы, но социальные модели процесса. Исходным пунктом для анализа фигурации является предположение о том, что действующие индивиды связаны переплетениями, паутиной взаимозависимостей. Таким образом, сеть межиндивидуальных переплетений процессуального характера и есть фигурация. Это изменяющиеся длительные процессы, к которым принадлежит и усложняющийся ход цивилизации, то есть длительные трансформации личностных (Psychogenese) и общественных (Soziogenese) структур. Следовательно, для понимания социологических феноменов необходимо рассматривать их в масштабе длительного процесса. В этом заключается главная задача социолога: объяснить неконтролируемый общественный процесс как переплетение взаимозависимостей, включая проблему преодоления нежелательных последствий.
Наблюдение, фиксация направленности и динамики процессов, создаваемых реальными социальными агентами позволят осуществлять более точную диагностику состояния системы. Но здесь важно помнить о принципиальной познавательной ограниченности объяснения и исследования как такового. Сколь бы ни было привлекательно утверждать о безграничных возможностях науки, обозначим, на сколько это возможно, границы нашей компетентности. Какова же роль и функции социолога как специалиста в решении данной задачи?
Еще Ф. Тённис утверждал, что социолог как знаток социального, должен диагностировать эмпирически представленные социальности на основе изучения их типичных образцов с тем, чтобы увеличить жизнеспособность социальной системы[137, с. 238]. Мы хотим обратить внимание проблемы выполнения профессиональных обязанностей социологом и обозначить эффективность его деятельности. Познание субъективного мира человека становится одним из главных трендов научных исследований. Причем, изменяется и понимание соотношения субъекта и объекта познания. Социолог, разрабатывающий теорию общества, сам является частью общества, т. е. одной из подсистем объекта. Задача исследования, по мнению Н. Лумана, становится очень специфичной. Возникает так называемая ситуация «описания описания», что предъявляет новые требования к методологии и методам исследования, ставит вопрос о моральной и этической ответственности исследователя [113, с.112−113].
1 .Специфическая сложность проведения социологического исследования, заключается в том, что социолог, являясь частью социальной системы, ее же и исследует. Следствием является определенная ангажированность, так как социолог, не смотря на абстрагирование, опирается на свой социальный опыт, имеет стереотипы.
2.Предмет исследования часто очевиден, но не поддается точному измерению, и тут большую роль играет интуиция и догадка. Следствием могут стать ошибочные выводы.
3.Исключительная сложность и многомерность объекта исследования, который подвергается упрощению с целью возможности его изучения. Следствием анализа части целого, мы исследуем уже не совсем то, что мы хотели исследовать.
Четкое осознание проблем социологического исследования подчеркивает рамки его компетенции, тогда как выход за них может привести к неадекватным выводам. Следовательно, наиболее актуальной, и вместе с тем, сложной задачей для социолога является описание социальной ситуации в различных ее проявлениях. При помощи таких описаний оттенки феномена становятся видимыми во всей своей многослойности и глубине. Результатом становится объяснительная модель социального явления или процесса. Представление результатов носит информативный характер. Информирование широких масс о сути социальных процессов и явлений способствует расширению границ понимания (осознанности) на индивидуальном (микроуровне) и предоставляет возможность осознанного выбора типа социального поведения в конкретной ситуации (мезои макроуровень). Таким образом, социолог стимулирует ответственность на микроуровне, получая результаты на макроуровне. Таков механизм социального регулирования. К сожалению, ресурсы данного механизма эффективного влияния на обыденное сознание широких масс в наши дни практически отсутствует. Традиции научной публицистики, социологические по сути, были заложены еще в Х1Хв. Русскими мыслителями В. Г. Белинским, В. Далем, Н. Некрасовым и др. По мнению Р. Шпаковой, они были лучшими диагностами и учителями своего времени. Публикации по социальным вопросам находили колоссальный отклик, оказывая просветительское и воспитательное воздействие. Возобновление такой деятельности (наблюдавшееся и в 70−80гг. ХХв.) в наши дни представляется не только продолжением традиций, но и мерой воспитания и самопознания общества [225].
В итоге, мы можем обозначить главную функциональную роль социологапрофессиональная экспертиза социального. Для этого, опираясь на социологический инструментарий, проводится диагностика и разрабатывается концепция функционирования социальной системы с обозначением возможностей ее регулирования. Технологическое развитие результатов исследования специалистами по управлению, опирающимися на практику и ресурсы преумножают эффективность преимущественно теоретической работы социолога.
Однако реалии современного российского общества таковы, что на лицо отсутствие механизма взаимодействия науки и власти. Иванов В. Н считает это одной из главных причин продолжающегося кризиса во властных структурах и ее неэффективности, нарастания элементов бюрократических извращений, чиновничьего произвола, состояний неуправляемости общественными делами и т. п. Без коренных перемен в отношениях власти и управления на научных основах дальнейшее развитие российского общества невозможно[73].
Сегодня наука, призванная выражать коллективный разум общества и выполнять две его функции (информационно-аналитическую и экспертную), выключена из механизма нормального функционирования общества и власти, налаживания их постоянного гласного диалога, осуществления контрольных функций общества за властью, предупреждения власти в прогностическом режиме, о состоянии тех угроз и опасностей (внутренних и внешних), которые постоянно возникают и порождают состояния различного рода напряжений: экономических, социальных, экологических, духовно-нравственных, экологических и др.
Во всех странах социальной стабильности, сообщает В. Н. Иванов, возросла роль государственного управления в регулировании общественными делами, резко вырос государственный сектор собственности. Под влиянием научно-технической революции появился новый тип собственности — интеллектуальной, объем которой составил 50% от совокупного общественного продукта, а наука стала основной производительной силой общества, появилась другая экономика — экономика знаний, интеллекта. Это в свою очередь подготовило управленческую революцию: в содержании всех субъектов управления, в политической власти в частности, произошли коренные качественные перемены. Их суть состоит в том, что политическая власть наполнилась наукоемким содержанием, в механизм функционирования властных отношений надежно вошли знания науки управления, прежде всего, концептуально-стратегического, информационно-аналитического, программно-целевого, что позволило власти в условиях глобализации усилить ее роль как гаранта национальной безопасности граждан, как основного фактора накопления стратегических ресурсов, гармонизации общественных отношений, повышения качества жизни населения и т. п.
Не произошли подобные перемены в российском государстве. Россия всегда была страной крайностей: если в СССР госсобственность достигала — 95%, то после «обвальной» приватизации ее доля в ВВП упала до 10%. Резкое снижение финансовых возможностей государства не позволяет ему сегодня развивать властные отношения на основе наукоемких технологий, высокого профессионализма и ответственности.
Цели и задачи, стоящие перед органами управления должны определять набор тех механизмов, с помощью которых они достигаются. Цели не должны подменяться средствами, нельзя «терять» цели на пути реформирования общества. Если цели «потеряны», если не проработаны задачи социальной диагностики, не осмыслено реальное состояние общества, последнее не соотнесено с его идеалами, теоретической моделью, тогда невозможна корректировка целей, определение социальной базы (групп и слоев населения), на которые опираются реформы, выделение стройной системы механизмов на разных временных этапах, обеспечивающих систему управления на прочной научной основе.
Подводя итог вышеизложенному, можно отметить следующее. Рассмотрение общественной психологии как поля социальных взаимодействий индивидов, позволяет нам более четко понимать механизм ее влияния на качественную направленность социальных процессов. Знание особенностей состояния и функционирования данного феномена в современном российском обществе позволяет нам обозначить следующие возможности регулирования социальных процессов:
1. Блок «стимулирования ответственности». Включает комплекс мероприятий по стимулированию активной личностной позиции, позитивного трудового поведения, государственной и правовой поддержке местного самоуправления, поддержанию высокого уровня образованности населения, «экологической грамотности».
2. Блок «информационного управления». Включает комплекс мер по формированию национальной идеи, распространению и принятию ее большинством граждансоциально-рекламная деятельность, просветительская деятельность.
3. Блок «компетентности кадров». Включает меры по профессиональному обучению управленческих кадров (с акцентом не только на экономические, но и на социологические методы управления) — психологическая подготовка и культура специалистовразработка социальных технологий обеспечения цикла «обратных связей» управления.
4. Блок «социально-терапевтический». Включает мероприятия по комплексной диагностике общества, развитие государственных программ социальной поддержки населения (особенно стабилизирующих микроуровеньсемью, например адекватные детские пособия), разработка мер экстренной социально-психологической помощи населению, профилактические мероприятия (например, организация досуга молодежи).
Цели каждого блока мероприятий регулирующего воздействия пересекаются между собой, преследуя главную — развитие и поддержание процессов адаптации индивидов к социальным изменениям, обеспечивая целостность и интегративность социальной системы. Многомерность этих процессов порождает сложности в их исследовании и прогнозировании, но это и есть социальное становление.
Социальное становление живет для будущего и надеждой на будущее. П. Штомпка утверждает: «Будущее замышляется в настоящем, выковывается из прошлого наследия нынешними новациями. Прошлое невозможно изменить, а будущее не поддается предсказанию. Будущее неопределенно. Однако эта неопределенность не фатальна. Как из прошлого в настоящее переходят долгоживущие параметры порядка, продуцированные преодолением экстремальности, так и настоящее готовит элементы будущего, по которым можно предполагать возникновение некоторых социально значимых событий» [228, с. 284].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Общественная психология, являясь одним из уровней сознания общества, пронизывает все сферы общественной жизни. Выступая одновременно залогом способности человека к общению и проявляясь в результате общения, способствуя совместной деятельности людей и, сопровождая ее управлением, общественная психология по праву может считаться онтологическим и интегрирующим фактором в организации общества. Складываясь из психологий индивидов, образуя психологии групп (психологию семьи, психологию организации и т. д), формируя психологию общества в целом, общественная психология отражает организационную структуру общества и является его системным элементом и качеством одновременно. Реагируя на структурно-организационные изменения, происходящие в результате сознательного целенаправленного действия, другими словами управления, или в результате неосознаваемого или стихийного действия, а также объективного изменения общества общественная психология является, с одной стороны, проекцией происходящего, а, с другой стороны, активным агентом социальных изменений ускоряя либо тормозя их. Такой статус общественной психологии в организационной структуре общества как некоего «средового поля» помогает понять способ включения ее в совокупную деятельность общества и на организационном уровне проследить механизм реализации ее функций, рассмотренных выше (см. п. 1.1). Оценка состояния общественной психологии в текущий момент социального развития выступает индикатором качества социального бытия, результатов социального управления, внутренних ресурсов самоорганизации общества. Целостное видение управленческой ситуации с оценкой меры согласования субъективного и объективного, сознательного и неосознаваемого способствует четкому пониманию вектора социальных изменений.
В общем, и целом социально-психологические феномены общественной психологии выполняют функции оптимизации взаимодействия индивида и общества с меняющейся социально-экономической средой. С одной стороны, порождаясь социально-экономическими изменениями, социально-экономические феномены становятся, как бы первичными сигналами позволяющими оценивать состояние социально-экономических условий жизнедеятельности разных субъектов, с другой стороны, являясь первичными референтами того, насколько социально-экономические условия нужно менять или наоборот закреплять, эти социально-экономические феномены тем самым реально воздействуют на социально-экономические изменения.
На наш взгляд, изучение общественной психологии, как компонента общественного сознания, должно быть дополнено и бессознательным, иррациональным, точнее неосознаваемым уровнем, которое проявляется в биосоциальных инстинктах и в некоторых случаях, действительно может превалировать над сознанием (о чем говорят психоаналитики), или оказывать влияние на динамику психических процессов в обществе (о чем писал А.А. Богданов). Это позволяет нам выходить через общественную психологию на качество сознания общества.
На основании проведенного анализа представляется, что понятие «общественная психология» может быть весьма конструктивным для социологии, т.к. указывает общее направления социальных исследований относительно их объекта, т. е. субъективного состояния какой-либо конкретной большой социальной группы в текущий период времени. Общественную психологию целесообразно понимать как психологическое состояние какой-либо большой социальной группы в определенный момент времени. В этом смысле, данное понятие соотносится с понятием «поле в данное время» [107, с. 64−80]. Напомним, что еще Г. В. Плеханов отмечал, вводя оригинальное определение общественной психологии, как «преобладающего настроение чувств и умов в данном общественном классе данной страны и данного времени» (курсив наш — И.Г.). Таким образом, понятие определяет объект и четкий временной ракурс рассмотрения изучаемых явлений.
Анализ современных теорий позволил нам сделать вывод о том, что при изучении общественно-психологических явлений могут быть полезными теория поля и теория систем, обладающие тем преимуществом, что они являются более гибкими, чем теории, основанные на принципе линейной пространственно-временной каузальности.
Психологическая сторона социального и национального характера являясь субъективной характеристикой, выступает, тем не менее, объективным фактором социальных процессов общества. Для нашей работы важно, что такая особенность национального характера как коллективизм, несмотря на современные индивиду ал исткие тенденции может поддерживаться новыми социальными институтами. Такими структурными образованиями в обществе могут выступить разные общественные организации, основанные на сознательном объединении индивидов. Здесь налицо тенденция принятия личной ответственности, в частности за окружающую среду. Поддержание таких тенденций микроуровня с позиций власти, т. е. с мезоуровня позволит развивать интеграционные процессы общества. Оптимальное сочетание социальной поддержки и контроля условие стабилизации общества и улучшение качества жизни его членов.
Рассмотрение характеристик общественной психологии современного российского общества позволило нам обозначить следующие закономерности влияния на социальные процессы:
Во-первых, общественная психология, отражая опыт социального бытия, представляет определенную реакцию, отношение к происходящему Во-вторых, выступая в качестве поля социального действия, она влияет на динамические характеристики происходящего В-третьих, нужно учитывать такое свойство общественной психологии как инерционность, В-четвертых, психологическая сторона социального и национального характера выступает объективным фактором социального управления. В-пятых, изменилась структура общения, влияющая на свою производную — общественную психологию.
Таким образом, нам представляется, что в плане корректирующих социально-управленческих воздействий на российское общество целесообразной является организация социально-педагогических и социально-терапевтических программ, направленных на развитие личной ответственности их участников. Одним из методов нами предложена гештальт-традиция, основанная на целостном подходе, которая может стать одним из эффективных психосоциальных подходов по преодолению патологических тенденций социального развития как индивидов, так и общества в целом.
Обозначены направления социального управления: оперативного и текущего характера. Среди оперативных задач необходима организация специальной службы по экстремальным социальным ситуациям. Среди текущих задач обозначены меры восстановления духовной компоненты, где затронуты вопросы связанные с образованием, компетентностью, доверием, общей (национальной) идеей.
Говоря об образовании как о социальном институте, функционирующем в современном обществе, мы обращаем внимание на его влияние на качественные характеристики общественной психологии, такие как мировоззрение и мироощущение. Наличие атрибутов веры делает жизнь людей осмысленной, а общество интегрированным.
В современной ситуации мы можем говорить о процессах взаимовлияния идеи и психологического состояния лишь на микроуровне, что мы расцениваем в качестве признаков самоорганизации системы.
Среди задач управления социальными процессами стоит проблема мониторинга или диагностики состояния системы, что обеспечивает реализацию принципа обратной связи. Признавая сложность практической реализации комплексной диагностики характеристик общественной психологии, считаем, что именно, эти показатели, а не только экономические (традиционно используемые) способны вывести на качественно иной уровень современное социальное управление, злоупотребляющего властными непродуманными мерами.
Таким образом, общественная психология, выступая имманентным феноменом целостной структуры — общества, представляет чувствительную среду социального бытия. Динамические изменения, рассматриваемого нами явления, свидетельствуют о кризисном состоянии. Однако кризис, по А. А. Богданову, постоянно включен во все организационные процессы, он отражает «перемены в строении», «появление нового». Поэтому нам важно отметить, что общественная психология сохраняя свою целостность, но функционально изменяясь, с одной стороны отражает происходящее, а с другой стороны детерминирует целостность социального мира, связывает воедино за счет осмысления процессы жизнедеятельности всех социальных объектов, обеспечивая внутреннюю согласованность поведения и действий отдельных индивидов в процессе общей деятельности.
