Актуальность исследования. Войны apriori являются неотъемлемым атрибутом развития человечества. Вооруженные конфликты не просто в огромной степени влияли на историю цивилизации, они, по большому счету, и есть сама история. «Война является специфическим общественным явлением, характеризующим экстремальное состояние общества, в противостоянии другим социумам, что, безусловно, требует и специфических подходов и методов его изучения"1. Именно поэтому войны были, есть и будут одним из ведущих направлений исследований ученых-историков как один из наиболее актуальных аспектов истории цивилизации.
Между тем, в большинстве исторических исследований минувшие войны рассматриваются в основном лишь с оперативно-тактической точки зренияне менее активные споры разворачиваются вокруг количественной стороны проблематики — численности войск, оружия, экономических возможностей противоборствующих сторон. И практически без внимания остаются качественно-психологические аспекты военной истории, общественные настроения, боевой дух военнослужащих, их взаимосвязь с происходящими в ходе боевых действий событиями. А ведь именно психологический настрой бойцов противоборствующих сторон зачастую является решающим фактором, от которого зависит исход сражения. Современные исследования показывают, что на 65% боеспособность частей зависит от психофизического состояния солдат и только 35% приходится на технику и все прочее2. «Армия не разбита, пока она не прониклась сознанием поражения, ибо поражение — это заключение ума, а не физическое состояние"3. Таким образом, мы смеем утверждать, что общественные настроения, общественное, массовое сознание — один из главнейших факторов такого судьбоносного явления, как война, — до сих пор относятся в исторической науке к малоизученным. Сразу поясним, что общественные настроения в данном случае мы определяем как социально-психическое явление, выражающееся в определенном состоянии чувств и умов тех или иных социальных групп в определенный период времени и накладывающее отпечаток на их поведение. Общественное же сознание мы понимаем как отображение в духовной деятельности людей интересов, представлений различных социальных групп, классов, наций, общества в целом (массовое сознание есть тип общественного сознания, связанный с деятельностью массовых общностей). Общественное сознание характеризуется высокой динамичностью психического состояния людей, которое склонно обязательно проявляться в их совместном действии. Оно в значительной степени подвержено унификации, ситуативности и ориентировано более на чувства и эмоции, чем на разумиз последнего проистекает предрасположенность масс к немедленному действию4.
Сегодня перед исторической наукой встает фундаментальная проблема — восполнение отсутствующей системности в военно-исторических исследованиях, касающихся «человеческого измерения» войн и вооруженных конфликтов, на основе отечественного и зарубежного научного опыта, использования и синтеза различных методов исследования с конкретно-научными подходами ряда дисциплин. Это одна из причин, побудившая нас к проведению данного исследования.
Обратиться к тематике Великой Отечественной войны нас подтолкнуло то обстоятельство, что на данный момент она продолжает оставаться наиболее значимым военным событием отечественной истории. Ее последствия наше общество испытывает на себе до сих пор: не восстановлен подорванный генофонд нации, исчезли с лица земли тысячи больших и малых населенных пунктов, десятки тысяч неизвестных солдат до сих пор не обрели последнего покоя, продолжая лежать там, где настигла их смерть. Пожалуй, в России не найдется такой семьи, в которой хоть кто-нибудь не был бы на фронте, не погиб или не пропал без вести. Даже само психическое здоровье нации оказалось подорваннымуровень нервно-психических заболеваний у населения СССР, до войны составлявший всего 5%, после нее поднялся до 25%5. В самой исторической памяти нашего народа эта война осталась как самое страшное испытание, перенесенное когда-либо за всю историю. Понятие «фашист» до сих пор является в русском языке собирательным максимумом негативных качеств, а ведь до 20 — 30-х годов этого века его в нашем лексиконе не было, и ассоциируется оно исключительно с немцами (хотя и родилось в Италии): «Надо было чугунным утюгом пройти Россию до обеих столиц, до Волги, до Кавказа, до этнического нутра, которое герр Розенберг планировал выжечь так же методично: евреев и цыган — в печь, славян — в резервацию. Русские ответили устами поэта: «Убей немца. Где увидишь его — там убей.» «6. Подобной стойкостью в памяти русского народа не отличался еще ни один образ врага, за исключением разве что татаро-монголов. Но того, для чего им потребовалось более чем 200-летнее иго, немцы добились за неполные четыре года — столь велики были мера страданий, перенесенных нашим народом, и ненависть к противнику. И пока термин «фашист» будет сохранять в исторической памяти нации данное семантическое значение, мы будем ощущать воздействие Великой Отечественной на психологическую сторону нашего бытия. Соответственно, исследования в такой малоизученной области, как общественные настроения военнослужащих в столь исторически значимый период, как Великая Отечественная война, представляются нам не только логически обоснованными, но и представляющими несомненный интерес в рамках исторической науки.
Однако, хотя исследование малоизученных страниц Великой Отечественной и является само по себе актуальным, мы не стремимся ограничиться этим. Выводы нашего исследования будут касаться не только непосредственно проблематики Восточного фронта 1941 — 1945 гг., но и могут относиться к самой войне как к частному примеру, по природе своей нося общий характер.
Объектом нашего исследования являются военнослужащие РККАот рядовых до высшего комначсостава, — оказавшиеся в экстремальных условиях войны, и, в первую очередь, те из них, кто находился в тот момент непосредственно на фронте, принимал личное участие в боевых действиях. Но для полноты картины нам представляется необходимым также обратить внимание на тех военнослужащих, кто в изучаемый период находился в рядах РККА, но вдали от линии фронтаа также тех бойцов и командиров, кто в силу тех или иных причин оказался в тылу врага, но не сложил оружия и был в состоянии вести вооруженную борьбу с противником, — то есть не попал в плен и не перешел на сторону немцев. Историческим фоном проблематики, таким образом, является подготовка общества и человека к войне, «вхождение» в нее, ход военных действий, а также «выход из войны».
Предметом исследования являются общественные настроения в среде этих военнослужащих, а также те причины, которые оказывали на них влияние, формировали и трансформировали их, и следствия, к которым данные общественные настроения приводили.
Хронологическими рамками исследования являются: 22 июня 1941 г. — день начала войны — и апрель 1942 г. — окончание битвы под Москвой. После этого на Восточномфронте установилось относительное непродолжительное затишье, предшествовавшее новому, во многом аналогичному витку событий — сражениям за Харьков, Керчь и Севастополь, битвам за Сталинград и Кавказ. Заметим, что мы будем вынуждены в некоторой степени выйти за данные хронологические рамки — в одном случае, чтобы проанализировать ситуацию, сложившуюся в массовом сознании к 22 июня 1941 годаа в другом — чтобы показать последствия, к которым привела динамика общественных настроений в среде советских военнослужащих в указанный период.
Территориальные рамки нашей работы не ограничены исключительно линией советско-германского фронта. Нас интересует все пространство СССР, на котором находились советские военнослужащие, — и тыл страны, и оккупированные противником территории. Без подобного расширения территориальных рамок исследования невозможно объяснить целый ряд процессов, протекавших в массовом сознании советских военнослужащих.
Важным предварительным условием исследования является то обстоятельство, что оно ведется в рамках такого направления исторической науки, как военно-историческая антропология.
Военно-историческая антропология является междисциплинарной областью исследований, включающей в себя различные компоненты ряда наук — истории, психологии, культурологии, социологии, философии. При всей многоплановости, пожалуй, главным ее стержнем являются историко-психологические исследования. Дело в том, что психология способна максимально раскрыть сущность человека и ее конкретные проявления через мысли, чувства, установки, поведение. Это не значит, что другие науки при изучении данной проблематики являются второстепенными, но они в основном изучают либо весьма специфические ее аспекты (например, юриспруденция), либо предоставляют военно-исторической антропологии только свои особые методы (лингвистика, социология и т. д.). Кроме того, г возможности некоторых наук ограничены временными рамками и прикладными задачами и они не способны рассмотреть явление в его исторической динамике. Однако и военно-историческая антропология только еще начинает формироваться в качестве особой отрасли исторической науки: заложены лишь ее основы.
Таким образом, мы можем утверждать, что военно-историческая антропология — это междисциплинарная отрасль исторической науки, занимающаяся изучением поведения человека на войне. В этом во многом и заключается суть диссертации.
В ходе исследования мы будем применять такие понятия, как:
— идеолого-пропагандистский аппарат (сокращенно ИПА). Под этим понятием мы имеем в виду всю совокупность органов идеологии и пропаганды, существовавших в Советском Союзе в тот период;
— комбатант (от франц. combattant — «боец»). Под этим понятием мы понимаем непосредственных участников боевых действий в составе регулярной армии.
Всего, таким образом, можно выделить три причины, обосновывающие актуальность данного исследования:
— малоизученность темыразработка проблем военно-исторической антропологии как специфических для Великой Отечественной, так и носящих общий характервозможность применения разрабатываемых методик к реалиям сегодняшнего дня.
Историография проблемы. Военно-историческая антропология — принципиально новое направление российской исторической науки. Еще несколько лет назад в этой области почти никто не работал. В советской историографии вопросы, связанные с поведением человека на войне, в основном рассматривались исключительно с идеологической, классовой точки зрения. Духовные явления подменялись партийными лозунгами и декларациями, которые должны были продемонстрировать превосходство советского строя над всеми прочими. К проблематике Великой Отечественной все это относится в решающей степени. В результате подобных действий происходило преднамеренное искажение исторической реальности, направленное прежде всего на сокрытие поражений и ошибок советского руководства (в первую очередь это относится к начальному периоду войны), а также на замалчивание колоссальных потерь СССР в ходе войны и значительного количества военнопленных и коллаборационистов из состава советских Вооруженных Сил. Основная масса работ, посвященных исследованию динамики боевого духа советских воинов, ограничивалась изучением роли ИПА и вследствие этого давала весьма однотипную картину общественных настроений в красноармейской среде: бойцы и командиры РККА представлялись во многом лишенными индивидуальности, свято верившими в правоту своего дела, готовыми в любой момент пожертвовать самой жизнью ради достижения победы и направляемыми вперед непогрешимым партийным аппаратом. Тот факт, что массовое сознание красноармейцев в годы войны было чрезвычайно разнообразным и нередко носило негативный оттенок, вообще не упоминался. Особенно в данном случае хотелось бы выделить труды Н. Д. Козлова, в которых в полной мере нашла свое отражение подобная идеологизированная концепция общественных настроений в.
РККА'. Также можно выделить работы о историков Г. Д. Комкова, И. И. Кондаковой, П. С. Подкопаева. В какой-то степени можно сказать, что сама область общественных настроений, массового сознания осталась «за бортом» советской исторической науки. В существенной мере это относится и к кандидатским и докторским диссертациям9, написанным в тот периодв них в первую очередь уделялось внимание деятельности партии, как на фронте, так и в тылу, прочие факторы, оказывавшие влияние на общественные настроения в РККА практически не упоминались. Таким образом создавалась мифологизированная история, пропасть между которой и объективным историческим знанием становилась все более глубокой10.
Ситуация стала меняться лишь в конце 1980;х — начале 1990;х годов. Именно тогда в отечественной историографии обозначился интерес к сюжетам, которые сейчас принято относить к «социальной истории», «микроистории», «исторической антропологии» и т. п. Но в области военной истории сдвиги происходили намного медленнее, чем в «гражданской». Слишком велика в этой сфере была привязанность к стандартной, «событийной» истории. К тому же в этот момент происходила смена установок в ряде ключевых тем, к которым в первую очередь относится Великая Отечественная война, и поиски исторической правды сформировали сразу несколько направлений новой мифологии, которые были заняты в первую очередь борьбой между собой и самоутверждением по отношению и к старому и к новым историческим течениям. Однако в середине 90-х произошел взрывной рост интереса к «человеческому измерению войны», особенно среди молодого поколения российских историков, вызванный как радикальными переменами в обществе, повлиявшими на общественные науки, так и сильным воздействием на отечественную историографию новых тенденций в мировой исторической науке, в частности развитием различных аспектов социальной истории. В свет начали выходить работы, посвященные антропологическим аспектам Великой Отечественной, в которых впервые в отечественной исторической науке было обращено внимание на проблематику общественных настроений в среде военнослужащих. Среди этих авторов можно выделить того же самого Н. Д. Козлова, который, опираясь на свои работы советского периода, в определенной степени пересмотрел свои взгляды на проблему11. В этом же направлении работают и.
1 «У.
Г. А. Бордюгов, О. В. Дружба, Н. И. Кондакова и др. Однако, проблема многоплановости и динамизма массового сознания, в первую очередь касающаяся начального периода Великой Отечественной войны, оказалась отражена в данных работах, на наш взгляд, не в должной мере.
В то же время стали появляться статьи в сборниках материалов различного рода научных конференций и исторических журналах13, среди которых хотелось бы выделить таких авторов как В. А. Сомов и Е. Ю. Зубкова, поскольку именно в их публикациях тематике общественных настроений в РККА уделяется существенное внимание14. Целый ряд подобных работ посвящен не только тематике Второй мировой, но и смежным проблемам. В данном случае хотелось бы упомянуть работы В. Т. Анискова, С. Г. Березина, Л. Н. Лисенкова, Л. Н. Новосильцева и др.15. Проблематике войны и мира в сознании людей с точки зрения современной науки посвящена монография О.О.Хохлышевой16. Созданию и деятельности основных советских органов внешнеполитической пропаганды и информации в 1917 — 1945 гг. посвящена докторская диссертация А.В. Боркова17.
Получила свое отражение тематика общественных настроений в РККА и в работах, посвященных как исследованию событий Великой Отечественной войны в целом, так и некоторым ее аспектам. Так, к примеру, в монографии Б. Шапталова довольно ярко выражена та мысль, что значительное количество военнопленных с советской стороны в начальный период боевых действий, а также стремительное продвижение войск вермахта на восток объясняются в значительной степени элементарным нежеланием большого числа военнослужащих Красной Армии сражаться за.
1К советскую власть. В работе Т. Г. Ибатуллина, посвященной проблемам плена и военнопленных серьезное внимание уделяется тому воздействию, которое оказывает на военнослужащих в ходе боевых действий чувство страха19. Значительный интерес для нас представляет и работа В. А. Невежина, в которой в значительной степени отражены настроения, царившие в рядах бойцов и командиров РККА в предвоенный период20. В последние годы увидели свет и труды, уделяющие внимание такому немаловажному аспекту динамики общественных настроений среди военнослужащих как пропагандатак, к примеру, чрезвычайно интересным в данном плане выглядит труд Ю. В. Басистова, посвященный роли пропагандистских листовок на фронтах Великой Отечественной. В некоторой степени касается проблематики общественных настроений в среде советских военнослужащих и В. В. Бешанов, приоритетное направление в работах которого занимает поиск причин поражений и огромных людских потерь Красной Армии на различных этапах войны, а также выявление некомпетентности большинства советских военачальников.
Особое место в данной области занимают работы Е. С. Сенявской, которая выступила не только активным исследователем антропологической проблематики, но и фактически явилась создателем такого междисциплинарного направления отечественной исторической науки, как военно-историческая антропология, и разработчиком его теоретических и методологических основ. В нашей работе мы во многом опираемся на ее разработки, тем более что основным объектом изучения в трудах Е. С. Сенявской является именно Великая Отечественная война .
О росте интереса к «человеческому измерению» в военно-исторической проблематике свидетельствует также проведение за последние несколько лет нескольких научно-практических конференций и «круглых столов», как в значительной степени затрагивающих проблематику военно-исторической антропологии, так и непосредственно посвященных ей. Здесь следует упомянуть международную конференцию «Человек и война. (Война как явление культуры)», проходившую в Челябинске в апреле 2000 г. и межрегиональную конференцию «Homo belli», прошедшую в Нижнем Новгороде в том же году24. Было уделено внимание исследуемым нами аспектам и на международной научно-методической конференции «Великая Отечественная война: вопросы истории», прошедшей также в Нижнем.
Новгороде 18−20 апреля 2000 года. Совершенно особое место в изучении антропологической проблематики в рамках Великой Отечественной войны занимают «круглые столы» «Военно-историческая антропология: предмет, задачи, перспективы развития», «Военно-историческая антропология: конкретно-исторические и междисциплинарные проблемы», «Военно-историческая антропология: актуальные проблемы изучения», состоявшиеся в Москве, в Институте российской истории РАН в 2000, 2001 и 2002 гг. соответственно26.
В конечном итоге мы можем придти к тому выводу, что в последние годы военно-историческая антропология, возникшая фактически на пустом месте, заявила о себе как новое перспективное междисциплинарное направление исторической науки. В значительной степени именно благодаря развитию данного направления появилась возможность исследования таких малоизученных ранее областей как общественные настроения и массовое сознание в среде военнослужащих. В то же время в значительной степени оказалась обойденной проблематика динамизма и многоплановости общественных настроений в РККА, особенно в начальный период войны, каковые направления, на наш взгляд, позволяют существенно раскрыть степень взаимодействия собственно массового сознания советских комбатантов с объективной реальностью, а также с иной стороны взглянуть на причины происходивших в тот момент исторических процессов.
Целью исследования является определение характера формирования и динамики общественных настроений военнослужащих РККА в начальный период Великой Отечественной войны (22 июня 1941 г. — апрель 1942 г.).
Задачи исследования:
• Анализ общественных настроений советских бойцов и командиров, сложившихся к 22 июня 1941 года.
• Изучение динамики общественных настроений советских военнослужащих в начальный период войны (22 июня 1941 г. — апрель 1942 г.) под влиянием разного рода причин (воздействие ИЛА, СМИ, складывающегося образа врага, обращений к народу И. В. Сталина и т. д.).
• Выявление особенностей психологии рядового и командного состава.
• Изучение динамики образа врага в общественном сознании советских военнослужащих.
• Изучение взаимовлияния идеологии и психологии Великой Отечественной, в том числе идеологического оформления войны, анализ деятельности советских СМИ и ИПА, а также И. В. Сталина.
• Апробация и отработка комплекса авторских подходов и методов по анализу общественных настроений в армейской среде в рамках военно-исторической антропологии.
Методологической основой работы являются принципы историзма и научной объективности, а также методологические принципы трех основных научных направлений: исторической школы «Анналов», философской герменевтики и экзистенциализма.
Основным принципом исторической психологии, выдвинутым французскими учеными школы «Анналов», является тот факт, что «современность не должна «подмять под себя историю» — вопрошающий людей прошлого историк ни в коем случае не навязывает им ответов — он внимательно прислушивается к их голосу и пытается реконструировать их социальный и духовный мир"27. Историку важно осознать смысл, который вкладывали люди изучаемой им эпохи в свои словаон должен пытаться «исторгнуть» у них те «сведения, которых они не собирались давать» .
Этот принцип близок к одному из положений герменевтики — идее непосредственного проникновения в историческое прошлое, «вживания» исследователя в изучаемую эпоху, во внутренний мир создателя источника. Вместе с тем в герменевтике получила распространение та позиция, что понимание исследователем исторического источника требует постоянного учета исторической дистанции между интерпретатором и текстом, осознания всех исторических обстоятельств, непосредственно или опосредованно связывающих их, взаимодействия прошлой и сегодняшней духовной атмосферы. Данное положение особенно актуально в нашем случае, поскольку сталинская эпоха является одним из наиболее сложных, противоречивых и трудно интерпретируемых периодов отечественной истории29. Всегда следует помнить о том влиянии, которое оказывали на массовые настроения осознание себя как первого социалистического государства, воздействие идеолого-пропагандистского аппарата, а также то место, которое занимала в умах собственно личность вождя.
Важным методологическим принципом, необходимым при изучении «человеческого измерения» войны, является категория «пограничная ситуация», разработанная в рамках экзистенциальной философии. Она применяется к анализу мотивов поведения и самоощущения человека в экстремальных условиях, совокупность которых и представляет собой боевая обстановка. Крайняя форма пограничной ситуации — это и есть бытие перед лицом смерти, когда все заполняющее повседневную жизнь человека становится несущественным, происходит ломка привычных представлений о мире, прежней системы ценностей и индивид начинает по-иному смотреть на себя и окружающую действительность30.
Немаловажную роль в нашем исследовании играют и основополагающие принципы социальной истории, в центре внимания которой оказывается человек «не сам по себе, а как элементарная клеточка живого и развивающегося общественного организма», в частности, изучение общественных процессов не «сверху», через «официальный дискурс», который воплощает язык власти и идеологии, а как бы «снизу», «изнутри». Применительно к психологии комбатантов это взгляд на войну «из окопа». Вместе с тем необходимо видеть исторические события разносторонне, рассматривая их с различных точек зрения, как «снизу», так и «сверху», во всей совокупности политических, идеологических и духовных процессов.
Существенную роль в нашей работе будут играть и современные методы военно-исторической антропологии, разработанные Е. С. Сенявской, а также авторская методология, базирующаяся на проблематике внутренней и внешней информации, о которой подробно будет рассказано ниже.
Источниковая база нашего диссертационного исследования сложилась как из архивных, так и из опубликованных материалов. В работе были использованы материалы из фондов Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО РФ): № 345 (30 А), № 361 (13 А), № 394 (39 А), № 1083 (17 Гв сд (119 сд)), № 1158 (49 Гв сд (107 мед)), № 1252 (89 гв сд (160 сд)), 1322 (117 сд 2-го формирования) — а также из фондов Государственного общественно-политического архива Нижегородской области (ГОПАНО): № 3 (Горьковский обком ВКП (б)), № 244 (Центр документации новой и новейшей истории Нижегородской области (ЦДНИНО)), № 2518 (Горьковский комитет обороны) и № 4384 (политотдел Горьковского облвоенкомата).
Большой интерес для нас представили и материалы музея боевой славы 177-й средней школы г. Нижнего Новгорода, посвященного истории 89-й гв сд. Они в основном представляют собой систематизированные воспоминания ветеранов дивизии и в значительной степени восполняют пробелы в ее истории, образовавшиеся в результате гибели существенной части документов части в окружениях 1941 — 1942 гг.
Немаловажную роль в нашем исследовании играют различного рода официальные приказы, обращения и пропагандистские материалы. Не являющиеся сами по себе продуктом массового сознания, они, тем не менее, в ряде случаев представляют собой закономерную реакцию на историческую реальность, в том числе и духовного плана, причем зачастую реакцию глобального характера, то есть возникшую в результате массового, повсеместного проявления той или иной тенденциив других случаях сами подобные документы, направленные на то, чтобы произвести те или иные изменения в общественном сознании, становятся причиной смены духовных императивов. Их грамотный анализ позволяет отслеживать эволюцию общественных настроений в ходе войны. Одним из наиболее значимых сборников источников, содержащих материалы такого плана, является многотомное издание «Русский архив. Великая Отечественная». Также богатым источником исторического материала для нас явился сборник документов «Битва под Москвой», в хронологическом порядке освещающий сражение за столицу33.
Другим важным пластом источников являются опубликованные в различное время мемуарные и эпистолярные материалы, то есть источники личного происхождения, освещающие психологию личности «изнутри» (письма, дневники, воспоминания), как наиболее адекватные предмету и задачам исследования, поскольку основной спектр историко-антропологических проблем Великой Отечественной рассматривается на индивидуально-личностном уровне ее участников. Поставив себе цель показать войну «из окопа», глазами непосредственных участников боевых действий, мы привлекаем свидетельства не только полководцев, но и рядовых солдат и офицеров младшего и среднего звена. Именно письма, дневники и воспоминания являются основными источниками для изучения психологических особенностей людей сравнительно недавнего прошлого. Однако при работе с этими документами необходимо учитывать социальную обусловленность мышления их создателей и различать три уровня отражения духовных процессов: общие представления эпохи, идеи и представления той социальной общности, к которой принадлежит автор, и, наконец, его собственное, индивидуальное отношение к действительности.
Главная особенность мемуаров и переписки — их субъективность. В описании событий проявляются в основном индивидуальные качества и взгляды авторов. «Никакой самый талантливый писатель не сумеет передать жизнь бойца на передовой так, как она есть. Даже тот, который сам переживает, передавать будет не так, как оно было. Здесь, именно здесь только проявляется в полной мере злоба, любовь, страсть"34. Но наряду с этим, во-первых, по многим моментам истории они служат единственными свидетельствами, а во-вторых, источники личного происхождения играют первостепенную роль в воссоздании образа человека, атмосферы той эпохи, без чего немыслимо и их понимание. Субъективные источники зачастую способны дать нам больше информации об исторической реальности, нежели источники официальные, безличностные, чисто фактологически отражающие происходящие события. К тому же материалы субъективного характера нередко являются выражением типичных для той эпохи взглядов и настроений.
О такой разновидности воспоминаний, как живое интервью, следует сказать особо. В ходе аудиозаписи исследователь имеет возможность не просто слепо фиксировать информацию, но также и уточнять интересующие его моменты, задавая вопросы своему респонденту. В работе присутствуют материалы интервью четырех участников войны: пехотинца Владимира.
Борисова, шофера Всеволода Алексеева и десантников Сергея Стрелкова и Александра Щурова.
Говоря о таком источнике, как письма с фронта, следует отметить, что хотя он и является массовым, но при работе с ним приходится иметь дело, как правило, с отдельными письмами многих авторов, в то время как комплекс писем одного и того же человека встречается сравнительно редко35. К тому же следует учитывать, что письма с фронта проходили через военную цензуру, о деятельности которой было хорошо известно их авторам, поэтому многие свои мысли, а также информацию о реальном положении дел на фронте им приходилось замалчивать. Некоторые фронтовики по уговору со своими близкими пользовались нехитрыми уловками, писали «между строк», дабы донести до родных сквозь цензурные сети большее количество информации36. Следует помнить и о том, что главным моментом в большинстве писем было общение с родными, воспоминания о доме, то есть нечто, носящее сугубо личный, даже интимный характер. В таких случаях ситуация на фронте, образ врага и даже самое война отходили на второй.
37 план .
Дневники солдат и офицеров Великой Отечественной, хотя и являются сами по себе чрезвычайно ценным видом источников, встречаются крайне редко38. В действующей Красной Армии ведение подобного рода записей было запрещено. Если кому-либо и удавалось вести какие-либо записи, то, как правило, это делалось тайно. Авторами же большинства опубликованных дневников являются фронтовые корреспонденты, писатели, поэты39. Поскольку писались они «для себя», то отличаются большой раскованностью и откровенностью суждений, хотя и в них встречаются элементы цензуры, или скорее самоцензуры, — на тот случай, если дневник попадет в чужие руки.
Мемуары, в отличие от писем и дневников написанные по прошествии некоторого, порой довольно длительного, времени, зачастую рассматривают события уже с позиций тех дней, когда они были созданы, что приводит к определенным искажениям ввиду невозможности для автора целиком и полностью восстановить для себя обстановку описываемых им событий. К тому же «у мемуариста всегда есть искус отвести себе место в истории несколько больше заслуженного"40. Но это не умаляет их ценности и даже позволяет в некоторой степени проследить эволюцию взглядов автора на одни и те же явления. Одним из наиболее ценных источников такого рода являются мемуары Константина Симонова «100 суток войны"41. Данный источник тем более ценен, что снабжен обширными комментариями самого Симонова, сделанными уже после войны, в которых он осуществляет тщательный анализ своих записей, что как раз и позволяет нам ощутить разницу во взглядах на одни и те же события с позиции 1941 — 1942 гг. и с послевоенной точки зрения. Также значительный интерес для нас представляет работа британского журналиста Александра Верта, находившегося большую часть Великой Отечественной на территории СССР, «Россия в войне 1941 — 1945"42. Наиболее существенным аспектом данного труда является то обстоятельство, что Верт был в Советском Союзе все же посторонним человеком, и это позволяло ему взглянуть на многие вещи более объективно, чем это мог сделать советский наблюдатель. В то же время не стоит забывать, что отечественное издание «России в войне» в значительной степени «адаптировано» к официальной советской истории. Для полноты картины нам представляется необходимым привлечь сюда в качестве источника также мемуары Д. Ортенберга, бывшего в изучаемый период войны главным редактором газеты «Красная звезда"43. Данный источник в значительной степени тенденциозен, но поскольку к главному редактору центрального армейского периодического издания в годы войны стекалось с фронта значительное количество информации, то в его воспоминаниях не могут не встречаться описания тех или иных событий, представляющих для нас существенный интерес.
Из числа воспоминаний советских военачальников нами, в частности, использованы:
— мемуары генерала А.В. Горбатова44, в начальный период войны бывшего заместителем командира 25-го стрелкового корпуса. Они примечательны тем, что автор, будучи непосредственным свидетелем отступления советских войск под Витебском летом 1941;го, не побоялся оставить подробное описание этих событий, которое во многом раскрывает причины неудач Красной Армии в то времямемуары Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского «Солдатский долг"45. В начальный период войны он был командиром 9-го мехкорпуса, а позднее — 16-й армии. Наибольший интерес для нас представляют фрагменты его воспоминаний, в которых Рокоссовский выступает как непосредственный участник событий, дает описание поведения рядовых участников войны. Следует заметить, что в большинстве своем именно эти фрагменты мемуаров были изъяты цензурой из первых изданий «Солдатского долга». Также примечательно обстоятельство, что и Горбатов, и Рокоссовский в предвоенные годы были репрессированы, прошли через жернова ГУЛАГа и вернулись в ряды РККА за считанные месяцы до начала войны. Подобное стечение обстоятельств давало им, кадровым военным, в полной мере ощущать те слабости Красной Армии, которые проявились в ней в результате массовых репрессий;
— мемуары комиссара 8-го механизированного корпуса Н. К. Попеля «В тяжкую пору"46 примечательны тем, что основное внимание автор уделяет именно событиям, непосредственным свидетелем которых он являлся, а не обобщенным выкладкам. Скрупулезное и максимально корректное описание событий, имевших место в районе Луцк — Дубно — Броды — Ровно в июнеиюле 1941 г., делает данные воспоминания весьма ценным источником для изучения общественных настроений в РККА в первые дни войны.
Немалый интерес для нас представляют не только мемуары в собственном смысле этого слова, но и отрывочные воспоминания об отдельных боевых эпизодах, отложившиеся в различных источниках и литературе. Избирательность человеческой памяти выносит на поверхность, как правило, что-то наиболее яркое, неординарное, и потому такие отрывочные воспоминания дают нам возможность ознакомиться с поворотными, ключевыми моментами той эпохи47. Значительный интерес в данном случае для нас представляют также источники из глобальной сети Интернетв первую очередь мы имеем в виду web-сайт «Я помню», содержащий большое количество как воспоминаний рядовых участников ла войны, так и интервью с ними. Существенный интерес также представляют комплексы воспоминаний ветеранов одной и той же части, что позволяет рассмотреть одни и те же события с точки зрения разных их участников и тем самым выделить как индивидуальные особенности сознания отдельных комбатантов, так и некие общие параметры, характерные для массового сознания в целом49.
В своей совокупности используемые источники составляют комплекс взаимосвязанных и взаимодополняющих документов, позволяющий разносторонне осветить общественные настроения советских участников Великой Отечественной войны.
Основными научными положениями диссертации, выносимыми на защиту, являются:
1. Изучение общественных настроений в РККА в начальный период Великой Отечественной войны (22 июня 1941 — апрель 1942 гг.) продемонстрировало их крайнюю неоднородность, многообразие и динамику, а также то существенное влияние, которое они оказывали на сам ход боевых действий.
2. Многообразие общественных настроений в красноармейской среде указало на целый комплекс факторов, оказывающих влияние на массовое сознание и даже в значительной степени формирующих его.
3. Анализ деятельности советского идеолого-пропагандистского аппарата позволил выявить особенности его воздействия на общественные настроения в РККА, причем как позитивные, так и негативные.
4. Систематизация накопленного материала дала возможность вычленить целый ряд тенденций, характерных для общественных настроений в вооруженных силах вообще, независимо от конкретного времени и места. Это, к примеру, понятие информационного вакуума, приоритет «фактора крови» над «фактором земли» в массовом сознании и т. д.
Научная новизна нашего исследования заключается, во-первых, в тщательном изучении общественных настроений в РККА в начальный период Великой Отечественной войны во всем их многообразии и динамике, во-вторых, в новом взгляде на причины многочисленных поражений РККА в начальный период войны, в-третьих, во введении в научный оборот пласта ранее неопубликованных источников, в-четвертых, в разработке новой авторской методики изучения общественных настроений в армейской среде.
Авторская методика заключается в выделении четырех специфических видов информации и комплекса факторов, оказывающих влияние на формирование и динамику общественных настроений в армейской средетакже особо выделяется целый ряд характерных для них специфических моментов (как то: проблема информационного вакуума, проблема фактора территории в массовом сознании).
Практическая значимость данной работы заключается в следующем: материалы диссертации могут быть использованы при изучении как истории Великой Отечественной войны, так и военной истории в целом. Научные выводы и методологические разработки диссертации могут найти применение при написании учебных пособий и научно-популярных работ и в учебном процессе — при чтении курсов лекций по военной истории и истории Отечества.
Обоснование и определение хронологических рамок, источниковая база и историография проблематики определили структуру исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников и литературы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Ключевым моментом нашего исследования является утверждение, что массовое сознание советских военнослужащих в годы Великой Отечественной войны отнюдь не было однородным, как это утверждалось в исторических трудах советского периода. Наибольший интерес для нас представляла динамика общественных настроений в среде красноармейцев в ее хронологической последовательности, то есть, какие изменения претерпевало массовое сознание с течением времени, с изменением ситуации на фронте.
Динамика общественных настроений в РККА в начальный период войны выглядит следующим образом:
— к 22 июня 1941 года информация, которой располагали красноармейцы, была весьма противоречива — с одной стороны, СМИ и ИПА, имевшие в тот момент времени колоссальное влияние на общественные настроения, отрицали вероятность войны в ближайшее время. С другой стороны, сама вероятность войны с Германией не отрицалась, в пользу этого же утверждения свидетельствовали и объективные факты. Следствием подобного противоречия становилась крайняя неопределенность в идентификации происходящего и психологическая неготовность к грядущим событиям значительного числа советских военнослужащих, в первую очередь рядовых и младших командиров;
— информация, являющаяся следствием нападения 22 июня, несла в себе крайне негативный психологический заряд. Мало того, она вступала в противоречие с уже имевшейся, благодаря чему привела к информационному вакууму и психологическому кризису на многих уровнях армейской иерархии. Большинство солдат и командиров РККА, принявшие на себя первый удар врага, не знали, что им делать. В то же время бойцы частей и соединений, находившихся вдалеке от линии фронта, в значительной степени продолжали сохранять оптимистическое настроение, поскольку информация, поступавшая к ним через СМИ и ИПА, демонстрировала происходившее в сильно приукрашенном виде;
— перелом в общественных настроениях советских бойцов можно считать произошедшим после 3 июля. Выступление Сталина показало ситуацию на фронтах в куда более реалистичном виде, чем это изображалось до того момента в СМИ, а также развеяло надежды на скорый контрудар Красной Армии и быстрое победоносное завершение войны;
— с этого момента практически вся поступающая советскому бойцу информация в течение лета 1941 года носит отрицательный характер. Старые идеологические императивы оказались разрушены, новые — не созданы, враг виделся всемогущим, а дело Советского Союза — проигранным. Во многом именно этими психологическими причинами объясняется значительное количество пленных и дезертиров из числа красноармейцев. Тем, кто продолжал сражаться, оставалось лишь верить в победу. Ситуация в значительной степени усугублялась некомпетентностью комсостава РККА;
— во второй половине августа — сентябре 1941 года, когда на значительном участке фронта немцы перешли к обороне, в массовом сознании красноармейцев появилась мысль, что, наконец, достигнут тот рубеж, дальше которого противник не пройдет. Это уже было немало и позволяло в определенной степени обрести почву под ногами, давало некоторое рациональное подтверждение тому, что враг все же будет разбит. Для упрочения данного убеждения, а также в противовес информации о тяжелых поражениях Красной Армии была устроена грандиозная пропагандистская кампания вокруг контрудара под Ельней. Ельнинская операция, малозначимая в стратегическом плане, в психологическом и пропагандистском аспектах сыграла большую положительную рольнаступление немцев на Москву снова вызвало тяжелый психологический кризис в рядах советских военнослужащих, поскольку казавшийся остановленным противник вдруг легко преодолел оборону РККА, тем самым сломав в массовом сознании пресловутый психологический рубеж и открыв путь к осознанию собственного бессилия и отчаянию. Многих это сломало, остальным опять-таки оставалось лишь сохранять веру в победу. В этот момент точкой максимального психологического приложения стала Москва. Она явилась символом, последним оплотом, с потерей которого будет потеряно уже все. Все усилия СМИ и ИПА направлялись на закрепление в массовом сознании той мысли, что переживаемый критический период не есть последние дни СССР, но лишь временные трудности. В этот критический момент хорошим психологом показал себя И. В. Сталин, показавший всем, что столица сдана не будет. После этого насущным оставался лишь вопрос времени и ресурсов: как скоро немцы будут отброшены от Москвы и какой ценой;
— советское контрнаступление под Москвой (вкупе с операциями под Ростовом и Тихвином) окончательно вывело основную массу красноармейцев из негативного психологического состояния. Вера в победу была подкреплена рациональными факторами. Наряду с этим среди красноармейцев, имевших возможность наблюдать немецкие зверства на оккупированных территориях, в полной мере вспыхнули ненависть и чувство мести по отношению к захватчикам, которое вплоть до окончания войны будет являться одним из самых действенных психологических рычагов в армии. Однако чувство почти что эйфории в отношении скорейшей победы над врагом, усиленное оптимистическими заявлениями И. В. Сталина, сыграло отрицательную роль: объективных предпосылок для действительного разгрома противника на тот момент еще не было, поэтому, когда немцы нанесли тяжелые поражения советским войскам весной и летом 42-го года, многие красноармейцы снова, как и летом 1941;го, оказались в состоянии тяжелого психологического кризиса.
Таким образом, мы можем видеть колебания оптимистического/пессимистического настроения красноармейцев по отношению к исходу войны.
В данном графике ось X — это хронологический ряд, а ось Y — уровень боевого духа советских военнослужащих. Прокомментировать его можно следующим образом:
Отрезок А-Б. С 22 июня по 3 июля 1941 г. Наиболее усредненный, нейтральный показатель, поскольку в целом шок бойцов западных округов был компенсирован оптимизмом тех военнослужащих, кто находился вдали от границы.
Отрезок Б-В. С 3 июля по начало сентября 1941 г. Падение боевого духа вследствие впечатления от неудержимого продвижения немецких войск, тяжелых поражений и некомпетентности собственного командования.
Отрезок В-Г. Начало сентября — начало октября 1941 г. Некоторая стабилизация боевого духа в связи с остановкой вермахта под Смоленском и победой под Ельней. Но подъем боевого духа не был значительным, поскольку в тот же момент имели место быть трагические события на севере и юге (начало блокады Ленинграда, катастрофа бод Киевом), которые не освещались через СМИ.
Отрезок Г-Д. Начало октября — примерно 14 октября 1941 г. Катастрофическое падение боевого духа по причине нового успешного наступления немцев.
Отрезок Д-Е. Середина октября — 7 ноября 1941 г. Фаза наивысшего морального напряжения. Психологические силы бойцов — на пределе.
Отрезок Е-Ж. 7 ноября — 6 декабря 1941 г. Этап возвращения веры в свои силы. Стабилизация общественных настроений.
Отрезок Ж-3. 6 декабря 1941 — 1942 гг. Фаза стремительного подъема оптимизма и боевого духа.
Отрезок 3-И. Начало 1942 — апрель 1942 г. Фаза необоснованной эйфории, вызванной успехами на фронте и прогнозами Сталина на скорое победоносное завершение войны. Этот оптимизм лишь в некоторой степени притормаживался усилившимся сопротивлением немцев.
Динамика образа врага связана с уровнем боевого духа войск по обратно пропорциональному принципу: чем сильнее кажется враг, тем меньше уверенность в победе и соответственно наоборот. И, таким образом, трансформация образа врага в массовом сознании советских комбатантов может быть обрисована следующим образом. Она в начальный период войны прошла через три этапа:
— первые дни войны. Постепенное затухание интернациональной тенденции, утверждавшей, что немецкие солдаты — простые рабочие и крестьяне — сражаться против СССР не будут;
— лето — начало зимы 1941 г. Формирование образа врага, как некой всесокрушающей беспощадной машины, которой нет противодействия. Ощущение ненависти и бессилия по отношению к противнику;
— зима 1941 — 1942 гг. — весна 1942 г. Трансформация образа врага — из беспощадной машины он превращается в зверя — «нелюдя», пусть жестокого, сильного, но все же победимого, более слабого, чем мы.
В то же время враг-машина или враг-нелюдь лишены человеческих качеств и поэтому они не заслуживают человеческого к себе отношения.
Подобная тенденция обусловлена крайней идеологизированностью войны и приводит к крайнему ожесточению боевых действий.
Воздействие советских СМИ и ИПА на массовое сознание красноармейцев варьировалось в зависимости от ряда факторов.
До начала войны влияние СМИ и ИПА на общественное сознание было доминирующим, поскольку других источников информации у многих бойцов попросту не было. Аналогичная ситуация продолжала сохраняться и среди частей, находившихся в начальный период Великой Отечественной в тылу и только еще выдвигавшихся к линии фронта.
СМИ и ИПА, поставлявшие бойцам и командирам львиную долю информации, как правило, в значительной степени приукрашивали ее или замалчивали негативные моменты. Конечно, это делалось из благих побуждений, но в конечном итоге в значительной степени давало отрицательный эффект. Подобная недостоверная информация приводила к образованию информационного вакуума, что не могло быть оправдано тем оптимизмом, который якобы внушали СМИ и ИПА войскам.
Деятельность СМИ и ИПА оказывалась наиболее действенной лишь в том случае, если идущая через них информация в значительной степени совпадала с непосредственной информацией, а также имела одинаковую векторную направленность с массовым сознанием в армии. В наибольшей степени это удалось при формировании и трансформации образа врага. В самом начале войны ИПА сумел довольно быстро перейти от интернациональной тенденции к национально-патриотической, формируя образ врага-нелюдя, что соответствовало общественным настроениям и подтверждалось многочисленными примерами. Переход на позиции защиты Отечества был тем более действенным, ибо свидетельствовал о возвращении к традиции, к исторической памяти народа. Основным направлением работы ИПА на начальном этапе боевых действий стало «воспитание ненависти», а также укрепление веры в нашу победу.
Существенную роль сыграл в трансформации массового сознания и И. В. Сталин.
Конечно, роль, которую играли его обращения, во многом определялась тем постом, который он занимал, его харизмой, самой его личностью. В СССР не было никого выше его. Но не стоит сбрасывать со счетов талант Сталина как социального психолога (вождь осознавал свою значимость в массовом сознании и умело этим пользовался), способность находить критические точки общественных настроений и в нужный момент переламывать ситуацию в свою пользу. Таких моментов в начальный период войны было приблизительно три:
• 3 июля 1941 года. Идеологическая направленность этой речи Сталина в гораздо большей степени совпадала с реальностью, нежели предшествовавшие ей сообщения СМИ, благодаря чему она оказала значительно более сильное воздействие на общественные настроения. Вождь не побоялся оказаться ближе к трагической истине, чем его же СМИ, и выиграл! Страна была таким образом переведена в психологическом плане на военные рельсы;
• 6−7 ноября 1941 года. Проведение в Москве торжественных мероприятий по случаю праздника позволило опять же психологически переломить ситуацию, показав, что дело Советского Союза еще не совсем проиграно и для грядущей победы есть рациональные основания;
• 23 февраля и 1 мая 1942 года. Мы берем эти два обращения в комплексе, ибо в них прослеживается одна и та же мысль, которая и оказала решающее воздействие на массовое сознание. Это как раз тот случай, когда сила воздействия вождя на общественное сознание сыграла негативную роль. Главным в его речах посчитали суждение о разгроме врага в 1942 году, а не предостережение о грядущих трудностях. Ошибка Сталина передалась миллионам соотечественников, так же как до этого передавалась его уверенность в победе.
Исходя из всего вышесказанного, можно прийти к следующему выводу: главным достижением советского ИПА в начальный период войны можно считать обращение к идее защиты Отечества и культивирование ненависти к врагу. В этом отношении СССР «переиграл» ведомство Геббельса, основным направлением деятельности которого при формировании образа врага было насаждение страха перед приходом «диких варваров-славян под предводительством мирового еврейства», а также культивирование презрительного отношения к восточным «недочеловекам». Страх и презрение — подобные психологические установки никак не могли сыграть позитивной роли в массовом сознании рядовых немцев.
Подводя итоги, можно сделать следующий вывод: существовал целый ряд факторов как положительного, так и отрицательного характера, которые оказывали влияние на массовое сознание красноармейцев (то есть служили внешней информацией) и вызывали в нем те или иные изменения, повышая или понижая боевой дух комбатантов.
Отрицательные факторы:
1. недостоверная информация, поступавшая из СМИ и ИПА, а также от собственного командования — начиная с «шапкозакидательских» лозунгов и заканчивая отрицанием самой возможности войны. Все это приводило к информационному вакууму;
2. некомпетентность советского командования, приводившая к колоссальным жертвам, а также слабая профессиональная подготовка самих бойцов;
3. собственно проявления информационного вакуума;
4. негативные моменты (репрессии, бюрократизм, неудовлетворительные условия жизни, казарменные порядки и т. д.), которые несла определенной части военнослужащих советская власть, не играли в данном случае доминирующей роли, но определенное отрицательное влияние, конечно, оказывали.
И, как мы видим, все негативные психологические факторы имеют «внутреннее» происхождение, то есть в них повинно само советское общество.
Положительные факторы:
1. расовая политика немцев по отношению к населению СССР, в колоссальной степени умножавшая количество людей, готовых насмерть биться с гитлеровцами, как ничто другое стимулировала чувства ненависти и мести по отношению к захватчикам;
2. политика советских СМИ и ИПА, со временем сумевших преодолеть собственные недочеты и выдвинувших в качестве ведущих наиболее психологически действенные лозунги — защиты Отечества и ненависти к врагу;
3. иррациональный фактор веры в силы своей страны и нашу конечную победу;
4. победы над врагом, связанные с отвоеванием и удержанием значительных территорий, а также с преодолением страха перед образом врага.
Как мы видим, лишь два фактора из четырех является производным от идеологической политики СССР. Причиной третьего фактора явился наш противник, а четвертый вообще иррационален. Да и победы над противником стали оказывать позитивное психологическое воздействие на общественное сознание лишь через полгода после начала войны.
Причины подобного положения вещей лежат в качественной и идеологической неготовности СССР к войне, а еще в большей степени — в пороках самой системы, неспособной оперативно расстаться с миром иллюзий, в котором ей довелось существовать в предвоенные годы, своевременно делать выводы из неудач и вносить необходимые изменения в свою деятельность. Проще говоря, мы не умели воевать и крайне медленно этому учились, причем и то и другое — ценой большой крови.
Здесь также хотелось бы отметить тот факт, что именно начальный период войны, когда чаша весов склонялась то на одну, то на другую сторону, был наиболее «психологизирован». Во второй половине войны, когда окончательная победа была уже очевидна и дело касалось лишь времени и тех затрат, которые могут понадобиться для ее достижения, комбатантов не надо было в чем-то убеждать, вполне достаточно было и просто поддерживать психологический настрой войск. Правда, советскому ИПА пришлось все же в самом конце войны оказывать «поворотное» влияние на массовое сознание — когда необходимо было удержать красноармейцев от массовых проявлений мести по отношению к мирному населению Германии. Но, во-первых, это выходит за рамки нашего исследования, а во-вторых, и усилия пропагандистов в этом случае, и значимость их деятельности для дальнейших судеб и армии и страны по сравнению с начальным периодом Великой Отечественной просто несопоставимы. В начале войны советский ИПА сумел все же переломить чашу весов на свою сторону: чувство мести является наивысшим стимулирующим к борьбе фактором, а чувство бессилия — наивысший антистимулирующий фактор — соответственно является его антиподом. Но они суть производные от одного корня — ненависти к врагу, точнее, от преступного поведения оного. Просто в случае с чувством мести комбатант осознает себя способным совершить акт возмездия по отношению к противнику, а в случае с чувством бессилия он видит себя неспособным сделать это.
Конечно, во многом обращение к чувству мести или к чувству бессилия зависит от рациональных факторов (наличие или отсутствие оружия, превосходства в силах и т. д.). Но корни этого явления все же в основном психологические. В начале войны были нередки случаи, когда советские части, превосходившие противника и количественно и качеством оружия, тем не менее ощущали себя неспособными победить и соответственно терпели поражения. Заслуга советского ИПА как раз и лежит в той плоскости, что в конечном итоге он сумел в значительной степени побороть в массовом сознании чувство бессилия.
В том, что мы в конечном итоге одержали победу в той войне, в значительной степени повинны сами немцы — из-за своей людоедской расовой политики по отношению к мирному населению и военнопленным. Задача любой войны состоит в достижении мира лучшего, нежели довоенный. И, несмотря на то, что условия жизни в СССР были далеко не райскими, гитлеровцы не смогли принести с собой изменений к лучшему, они принесли лишь положение много худшее по сравнению с довоенным. Если бы их отношение к населению СССР было хотя бы таким же, как, допустим, к французам, то наша победа в той войне оказалась бы под большим вопросом, поскольку количество людей, боровшихся с врагом, уменьшилось бы. Но сама природа нацистского государства позволяя, с одной стороны, побеждать путем проявления крайней жестокости, с другой стороны, не давала возможности лояльно относиться к населению оккупированных территорий. Подобная политика не могла не вызвать адекватной психологической реакции со стороны как военнослужащих Красной Армии, так и мирного населения СССР, — «ответом на дикую жестокость немцев стала бездонная ненависть русских». И во многом именно ненависть была взята на вооружение советским идеолого-пропагандистским аппаратом, сумевшим со временем направить ее в нужное русло и использовать для достижения победы над нацизмом. Ко второй половине войны отечественный ИПА сумел в значительной степени взять под контроль и «унифицировать» общественные настроения в армии, которые в начальный период войны были чрезвычайно разнообразны и изменчивы, что мы и стремились показать в нашей работе.
