Актуальность исследования. Политические процессы, отражая динамику политической жизни общества, направленную на реализацию государственных интересов, отражают типы отношений государства и религии. В этом аспекте, как отмечает В. И. Жуков, религия выполняет организационно-политическую функцию, осуществляя политические действия, формируя идеологию и политические доктрины1. Примером данного политического процесса является теократия буддистов.
Как показала история развития человечества, религиозные отношения зачастую оформляют другие виды отношений, в том числе и политические, формируя при этом политическую обусловленность религиозных доктрин. Так, например, в XIX в. возрастает международный интерес некоторых западных стран к Тибету. Имперские интересы России требовали учета «буддийского вопроса» при реализации внутриполитических интересов и продвижения своих замыслов в Монголии, Тибете, Китаепланы Великобритании были связаны не только с Центральной Азией, но и с Индией. В современном мире, стремясь реализовать свои политические интересы, Америка стремится бескровно занять стратегическую позицию в центральном регионе Азии. В этих целях одним из направлений деятельности является продвижение инициатив Далай-ламы, лежащих в русле политических планов США в Азии. Внутренняя политика Российской Федерации в современных условиях направлена на сохранение автокефальности отечественного буддизма, а международная политика ориентирована на поддержание союза с Китаем в рамках стратегического партнерства.
Социальная и политическая роль буддизма в общественной жизни стран Азии определяется не только его общими мировоззренческими установками, но и более частными факторами, возникающими при.
1 Общая и прикладная политология / Под ред. В. И. Жукова. — М.: МГСУ, 1997. — С.143 3 наложении космологической матрицы на традиции и верования народов. Это привело к синтезу буддизма с местными верованиями и к возникновению такого его направления как ламаизм, который стал не только государственной религией, но и преобразовался в политическую власть в Тибете и Монголии, способствуя трансформации светского государства в теократическое.
Рассматривая ламаизм как одно из направлений буддизма, мы выделяем его консолидирующую роль в религии в современных условиях, а также признанное международным сообществом главенствующее положение в иерархии ламкима Далай-ламы как мирового лидера буддийской конфессии. Это позволяет в некоторых случаях отождествлять термины ламаизм и буддизм.
Отмечая, что тема отношений политики и религии является достаточно острой, мы обуславливаем актуальность вопроса их взаимозависимостью на отдельных направлениях деятельности: религия берет на себя политические функции, а государства придают политическим процессам религиозную направленность.
Сказанное дает основание для определения позиций, обусловленных актуальностью исследования. Это: формирование и развитие религии как идеологической платформыборьба религиозных лидеров за политическую властьроль буддизма в межгосударственных отношениях при сталкивании геополитических интересов1- создание специфических моделей отношений с конфессиейроль буддийских иерархов в политических процессахоказание влияния на протекающие процессы, основываясь на понятиях «права человека» «свобода совести" — оценка перспектив развития буддизма в современных условиях.
1 В повседневном политическом языке под геополитикой обычно понимают не только теорию, но и реальную политику, направленную на изменение или сохранение географических параметров (границ, сфер влияния и т. п.) государства. (Пугачев, В. П. Политология / В. Н. Пугачев. — М.: Слово: ЭКСМО, 2003. — С. 1819.). Ю. В. Тихонравов определяет геополитику как «отрасль знания, изучающую закономерности взаимодействия политики с системой неполитических факторов, формирующих географическую среду (характер расположения, рельеф, климат, ландшафт, полезные ископаемые, экономика, демография, социальная стратификация, военная мощь)». (Тихонравов, Ю. В. Геополитика / Ю. В. Тихонравов. — М.: ИНФРА-М, 2000.-С. 18.).
Степень научной разработанности проблемы. Как показало исследование, научно-теоретическому анализу заявленная проблема не подвергалась, так как были представлены лишь ее отдельные аспекты.
На основе анализа политических, политико-правовых документов и исследований по данной проблеме был представлен процесс становления буддийской религии как политики, а также столкновения государственных и религиозных интересов.
Научные исследования, посвященные анализу политических процессов1, позволили осмыслить в данном контексте место и роль буддизма.
Представленный спектр исследований показывает, что данная проблема междисциплинарная и затрагивает политические, религиоведческие, исторические, философские и социологические вопросы. В отечественной науке проблема соотношения буддизма и политических процессов представлена недостаточно обоснованно, что снижает качество теоретических исследований и осложняет решение вопросов прикладного характера, касающихся современного прогнозирования и выработки управленческих решений во внутренней политике и в области межгосударственных отношений.
Фрагментарно заявленная проблема нашего исследования представлена в материалах политологов2, востоковедов3, историков1, религиоведов2, лавриненко, В. Н. Исследование социально-экономических и политических процессов / В. Н. Лавриненко, Л. М. Путилова. — М.: ВЗФЭИ, 2004; Общая и прикладная политология / Под ред. В. И. Жукова. — М.: МГСУ, 1997; Анохина, Н. В. Политический процесс: основные аспекты и способы анализа / H.B. Анохина, О. А. Малаканова. — Самара: Самарский ГУ, 2003 и др.
2 Берк, Э. Правление, политика, общество / Э. Берк. — М.: Канон-Пресс-Центр, 2004; Грачев, М. Н. Политика, политическая система, политические коммуникации / М. Н. Грачев. — М.: Наука, 1999; Кирдина, С. Г. Политические институты регионального взаимодействия: пределы трансформации / С. Г. Кирдина // Общественные науки и современность. — 1998. — № 5 и др.
3 Богословский, B.A. Буддийская церковь в Тибете и ее современное положение / В. А. Богословский // Центральная Азия и Тибет (материалы конференции). — Новосибирск: Наука, 1972; Вашкевич, В. Ламаисты в Восточной Сибири / В. Вашкевич. — СПб.: СПбГУ, 1985; Грицак, Е. Н. Тибет (памятники всемирного наследия) / Е. Н. Грицак. — М.: Вече, 2005; Доржиев, Ж. Д. Гомбожаб Цыбиков / Ж. Д. Доржиев, A.M. Кондратов. — Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд., 1990; Ермакова, T.B. Буддийский мир глазами российских исследователей XIX — первой трети XX века / T.B. Ермакова. — СПб.: Наука, 1998; Корнев, В. И. Буддизм и его роль в общественной жизни стран Азии / В. И. Корнев. — М.: Наука, 1983; Майский, И. Современная Монголия / И. Майский. — Иркутск, 1921; Мартынов, А. С. Статус Тибета в XVI — XVIII вв. / А. С. Мартынов. — М.: Наука, 1978; Цыбиков, Г. Ц. Буддист-паломник у святынь Лхасы. Изб. тр. в 2-х т. / Г. Ц. Цыбиков. -Новосибирск: СО РАН, 1991 и др. философов3. Работы зарубежных исследователей4 больше направлены на историческое и военно-политическое осмысление международной деятельности государств, с точки зрения внутриполитических интересов.
Из современных исследований историко-политического и религиоведческого направления стоит отметить публикации в журналах «Монголия: актуальные вопросы национальной безопасности» и «Проблемы Дальнего Востока», которые посвящены проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона5.
Представленный анализ используемой литературы показал, что заявленная тема требует своей разработки, а в последующем и завершенности, которая может реализоваться в концептуальных положениях.
Объектом исследования является соотношение государств с буддийской конфессией в рамках политических процессов.
Предмет исследования — взаимообусловленность роли буддийской религии в осуществлении политики государств и места государственных институтов в реализации религиозных преобразований.
Гипотеза исследования. Государство прибегает к использованию религии для достижения политических целей и для реализации своих внутренних и внешних политических интересов. В свою очередь буддизм.
1 Андреев, А. И. Буддийская святыня Петрограда / А. И. Андреев. — Улан-Удэ, 1992; Горбунова, С. А. Идеологические интерпретации социальной роли религии и буддизм в КНР / С. А. Горбунова // «Проблемы Дальнего Востока» № 2, Москва: РАН, 2005; Кулешов, Н. С. Россия и Тибет в начале XX века / Н. С. Кулешов. — М.: РАН, 1992; Скрынникова, Т. Д. Основные тенденции в развитии ламаистской церкви Халхи XVII — нач. XX в. / Т. Д. Скрынникова // Сб.: Источниковедение и историография истории буддизмаНовосибирск: НГУ, 1986 и др.
2 Герасимова, К. М. Традиционные верования тибетцев в культовой системе ламаизма / К. М. Герасимова. -Новосибирск: НГУ, 1983; Торчинов, Е. А. Буддийская традиция Тибета / Е. А. Торчинов. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000 и др.
3 Арзуманов, И. А. Трансформация конфессионального поля Забайкалья в свете религиозных инноваций (XX-XXI вв.) / И. А. Арзуманов. — Иркутск: ИГУ, 2006; Виноградов, А. Е. Тайные битвы XX столетия / А. Виноградов. — М.: Олма-пресс, 1999 и др.
4BaiIey, F.M. Mission to Tashkent / F.M. Bailey. — London, 1946; Kawaguchi, Sh.E. Three Years in Tibet / Sh.E. Kawaguchi. — London, 1965; Louis, P. Ausbruch ins dritte Jahrtausend. Von der Zukunst der phantastichen Vernunst / Louis, P., Jacques B. — Bern — Munchen, 1962; Spence, H. Britain: Protector of Tibet? 1912;1933 / H. Spence // Proceedings of the 6th Seminar of the International Association for Tibetan Studies. — Fagernes, 1992. Vol. 2.
5Монголия: актуальные вопросы национальной безопасности / Сборник статей под общей редакцией Р. А. Каримова // Российский институт стратегических исследований, Институт стратегических исследований Монголии, Институт востоковедения РАН. — М., 1998. «Проблемы Дальнего Востока» № 2. — М.: РАН, 2005. использует политику государства для закрепления религиозного авторитета, расширения конфессии и усиления своего влияния, в том числе политического.
Целью диссертационного исследования является анализ взаимоотношений государств с буддийской конфессией в политических процессах.
Для реализации поставленной цели определены основные задачи исследования:
— раскрыть роль буддизма в политических процессах Китая (в том числе Тибета);
— выявить роль буддизма во внутренней и внешней политике Российской империи и Великобритании;
— охарактеризовать способы использования буддистов в достижении политических интересов Советским государством;
— обосновать роль буддизма в политических процессах западных государств.
Методологическая и теоретическая база исследования представляет собой комплексный, междисциплинарный подход, включающий следующие методы и подходы: историко-логический, сравнительно-исторический (хронологическая фиксация политических событий и фактов, исследуемых во временном развитии для выявления связей), философско-религиоведческийобщенаучные методы: анализ и синтез, дедуктивный, индуктивныйобщетеоретические положения политической науки.
Особое место в анализе причинно-следственных связей Центрально-азиатских инновационных процессов, рассматриваемых в политическом контексте, принадлежит трудам К. М. Герасимовой, которая обобщила исследования идеологических функций ламаизма в сфере социального управления средневекового общества.
В работах А. И. Андреева, И. А. Арзуманова, Н. Х. Ахметшина, Е. Н. Грицак, Е. А. Торчинова, опираясь на которые мы смогли выявить религиозно-политические проблемы, слабо разработанные в современной отечественной науке, представлен системный подход исследования.
Эмпирическая база исследования включает архивные документы, правовые международные акты, законодательную базу КНР, Монголии, России.
Научная новизна исследования состоит в том, что впервые предпринята попытка обосновать роль буддизма в политических процессах государств. В соответствии с этим:
— отражена роль буддизма в формировании и развитии теократических институтов, создании государственной идеологии и определении внутренних и внешнеполитических установок Китая, во влиянии на народные массы в политических целях;
— определено место буддизма при реализации политических замыслов Российской империи и Великобритании в Монголии, Тибете, Китае в ходе столкновений их геополитических интересов в Азии;
— показана деятельность Советского государства по использованию традиционно буддийских регионов (Монголии, Тибета) в качестве плацдарма для революционного проникновения в Британскую Индию, во взаимосвязи с внутренней политикой по разложению отечественной сангхи1;
— раскрыта роль буддийских иерархов в политических процессах западных стран, направленных на снижение международного авторитета Китая как государства, нарушающего права человека и свободу совести.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Китай традиционно использовал буддизм как средство управления народами, исповедовающими данную веру. В этих целях китайскими властями регламентировалась структура ламаистской церкви, ее доктринальные положения, утверждались религиозные иерархи. Тибетцы.
1 Сангха (пер. с санскрита «общество») — буддийская община, членами которой являются монахи или монахини. Термином сангхи обозначают всех буддийских монахов в мире: принадлежащих к конкретной школе, проживающих в стране, в монастыре, в отшельничестве, в храме. Столь широкое употребление термина связано с тем, что все монашествующие обязаны жить по единым правилам Винаяпитаки. (Буддизм: Словарь / Под общей редакцией Жуковской Н. Л. — М.: Республика, 1992. — С. 219.) 8 использовали Китай в целях укрепления политической власти буддизма, стремясь при этом сохранить свою независимость. В современных условиях официальным Пекином разработано положение, в соответствии с которым ламаизм рассматривается как средство «защиты государства».
2. В условиях геополитического противостояния России и Великобритании в Азии четко учитывался религиозный аспект, имевший огромное значение в регионе традиционного распространения буддизма. Шла постоянная борьба за влияние на тибетских буддийских иерархов, которые, в свою очередь, пытались использовать складывающуюся ситуацию для модернизации государства. Лавируя между противоборствующими сторонами, тибетские теократы стремились укрепить свою политическую власть.
3. В 20−30-е годы XX века Бурят-монгольская республика, как территория традиционного исповедования буддизма, активно вовлекалась советской властью в решение политических вопросов, играя роль форпоста коммунистического влияния в регионе. При этом советская власть использовала отечественных ламаистов для разложения отечественной сантхи с помощью «обновленческого движения». Одновременно с этим Советское государство в ходе реализации стратегических планов по «революционному проникновению» в Британскую Индию через буддийские Монголию и Тибет было вынуждено считаться с религиозным вопросом, который являлся одним из важнейших факторов в политических процессах Центральной Азии.
4. Деятельность ламаистов, как инструмент воздействия, используется западными странами в конкурентной борьбе с бурно развивающимся Китаем. Поднебесная обвиняется Западом в нарушении прав человека и свободы совести, что дает возможность применять экономические санкции и дискредитировать политику Китая на международной арене. Одновременно с этим преследуется цель установления контроля над территорией Тибета с перспективой усиления военно-технического присутствия западных стран в.
Центральной Азии, что значительно осложняет вопрос безопасности государств, представленных в регионе.
Достоверность и правомерность полученных результатов обеспечена представительностью выборки исторических, архивных материалов и политических документов, нормативных актов, законодательной базы, что подтверждает цель исследования. Правомерность сформулированных выводов в определенной мере подтверждается концептуальными положениями исследований политических процессов.
Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что сформулированные положения и результаты позволяют составить целостное представление о соотношении буддизма и государственных интересов в сфере политических процессов. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы для научной концептуализации современной модели взаимоотношения российского государства и религиозных объединений (конфессий) — в учебно-методических материалах по проблемам анализа взаимоотношения государства и сангхив подготовке курсов по политической системе общества, религиоведению, гражданскому праву.
Апробация положений диссертационного исследования. Основные положения диссертационного исследования представлены в научных публикациях и на всероссийских конференциях. Были обсуждены на Всероссийской научно-практической конференции «Гражданское общество: история и современность" — на методологическом аспирантском семинаре в ЧитГУиспользованы в курсах лекций по религиоведениюбыли заслушаны на семинарах Совета по вопросам религиозных объединений и организаций при Губернаторе Читинской области. Отдельные положения исследования опубликованы в научных журналах: «Известия РГПУ им. А. И. Герцена: Аспирантские тетради», «Вестник Читинского государственного университета».
Структура диссертации. Диссертационное исследование включает введение, три главы, содержащих одиннадцать параграфов, заключение, библиографию, включающую 202 источника.
Свои выводы С. Ю. Витте делал на основе данных специалистов восточного отделения Санкт-Петербургского университета, ученых, чьи имена хорошо знал весь мир, составлявших целую плеяду специалистов по л.
Китаю, Индии, Японии, Монголии, Тибету. Военный министр А. Н. Куропаткин по свидетельству архивных документов неоднократно обращался к ученым за консультациями по поводу тайных русских миссий в Тибет, в т. ч. к С. Ф. Ольденбургу, секретарю Российской Академии наук и человеку, близкому к Генштабу3. Кроме того, в начале XX века в столице Монголии Урге действовало учебное заведение, открытое на средства Бадмаевых (в основном П.А. Бадмаева). Данная школа готовила переводчиков, писарей, делопроизводителей, коммерсантов — т. е. «деловых людей», с помощью которых царская Россия стремилась проводить свою «восточную политику» в Монголии, Маньчжурии, Тибете и Китае.
Далай-лама также осознавал опасность, исходящую для самостоятельности Тибета от Англии, и дипломатически верно решил сблизиться с Россией, тем более, что часть подданных Российской империи исповедовала буддизм тибетского (гелугпинского) толка — буряты и калмыки (Тува вошла в состав России в качестве протектората только в 1914 году).
В 1898 году в русской столице в качестве посланца Далай-ламы XIII Тубтена Гьяцо появился A.JI. Доржиев. С его помощью правитель Тибета пытался прощупать почву относительно политического сближения с Россией в целях защиты своей страны от английских притязаний. Тибетский дипломат получил аудиенцию у царя, который сочувственно его выслушал, однако ничего не обещал. Чтобы придать вес происходящим переговорам,.
1 Архив тибетского врача Бадмаева / За кулисами царизма. — Ленинград, 1925. С. XXIII. Докладная записка С. Ю. Витте Николаю II от 03.05.1986. — С. 23.
2 Доржиев, Ж. Д. Гомбожаб Цыбиков / Ж. Д. Доржиев, A.M. Кондратов. — Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, 1990. — С. 23−24- Демдденко, М. И. По следам СС в Тибете / М. И. Демиденко. — СПб.: Нева, 2004.-С. 274−276.
3 Минутко, И. А. Николай Рерих. Искушение Учителя / И. А. Минутко. — М.: Аст-Пресс Книга, 2005. — С. 58.
Николай II был объявлен возрожденным буддийским божеством — Белой Дкар. Царь был весьма польщен.
В 1900 и 1901 годах A.JI. Доржиев еще дважды побывал в Петербурге с той же миссией в качестве доверенного лица Далай-ламы. Его последний визит увенчался некоторым успехом — Николай II письменно заверил тибетского первосвященника, что «при дружественном и вполне благосклонном расположении России никакая опасность не будет угрожать Тибету в дальнейшей судьбе его"1. Эта весьма расплывчатая формулировка была неверно истолкована Лхасой как согласие русского «Белого царя» установить протекторат над Тибетом. В действительности русское правительство таких целей перед собой не ставило. Несмотря на поддержку царем бадмаевских планов, серьезных видов на Тибет Россия не имела. Весь интерес Петербурга к Лхасе ограничивался преимущественно религиозной связью российских подданных бурят и калмыков со своим духовным главой, Далай-ламой. Связь эта, однако, была очень слабой, в силу изоляционистской политики лхасских властей, наглухо закрывших свою страну для посещения. Запрет это распространялся и на «русских буддистов», которым, чтобы проникнуть в священный город, приходилось выдавать себя за халха-монголов (жителей Халхи, или Внутренней Монголии), подданных китайского императора. По сведениям Г. Ц. Цыбикова, «русская колония» в Лхасе в 1900 году насчитывала около 50 человек — в основном бурятских лам, обучавшихся в монастырских школах в окрестностях столицы. Петербург же до того времени не придавал большого значения сношениям бурят и калмыков с Лхасой. Однако, под влиянием посольств А. Л. Доржиева, Россия начала использовать этот чисто религиозный фактор в качестве политического аргумента в своем споре с Лондоном.
Таким образом, наметившееся в начале века русско-тибетское сближение было следствием, с одной стороны, англо-русского.
1 АВПРФ. Ф. Китайский стол, д. 1449. — J1. 100 (Русский текст письма Николая II Далай-ламе. Петергоф, 4 июля 1901 года).
2 Цыбиков, Г. Ц. Буддист-паломник у святынь Лхасы (избранные труды в 2-х томах) / Г. Ц. Цыбиков. -Новосибирск, 1991.-С. 1 Об. противостояния, обострившегося вследствие официальных дипломатических инициатив Лхасы, и с другой — крайним политическим бессилием Цинской династии в Пекине, неспособной обеспечить неприкосновенность одной из своих вассальных территорий. Сюзеренитет Китая над Тибетом к этому времени носил уже чисто символический характер — пекинский резидент в Лхасе («амбань») не оказывал какого-либо влияния на внешнюю политику страны, о чем сам по себе свидетельствует факт обращения Далай-ламы за помощью к России. В этой связи необходимо также отметить исключительно важную роль А. Л. Доржиева, чье умелое и настойчивое посредничество, в конечном счете, и привело к русско-тибетскому сближению1.
Агван Лобсан Доржиев (1854−1938) (в Тибете известен под именем Чоманг Лобзанг), забайкальский бурят по рождению, обосновался в Лхасе в начале 1870-х годов2. Здесь, в крупнейшем монастыре Дрепунг, он получил высшее конфессиональное образование и степень «лхарамба» — тибетского доктора богословия. Вскоре после этого А. Л. Доржиев был назначен одним из учителей юного Далай-ламы, точнее, одним из его семи «цан-шавов» -партнеров для упражнения в философских диспутах. Это позволило бурятскому ламе завязать дружеские, доверительные отношения со своим августейшим «учеником» — фактически он стал фаворитом Далай-ламы и начал играть ключевую роль на лхасской политической сцене. В середине 1890-х годов, когда Далай-лама достиг своего совершеннолетия, А. Л. Доржиев сформировал новый внешнеполитический курс Тибета, переориентировав страну на царскую Россию. Держава русского царя, убеждал он тибетского правителя, в силу своей враждебности Англии, могла бы стать защитницей Тибета. Сама же Россия покуситься на Тибет не смогла бы, поскольку находилась слишком далеко от его границ. Но главное, на что делал упор А. Л. Доржиев, — в России «беспрепятственно процветает.
1 Андреев, А. И. Время Шамбалы / А. И. Андреев. — СПб.: Нева, 2004. — С. 221−233.
2 Андреев, А. И. Буддийская святыня Петрограда / А. И. Андреев. — Улан-Удэ, 1992. Берлин, Л. Е. Хамбо Агван Доржиев (К борьбе Тибета за независимость) / Л. Е. Берлин. — Новый Восток, № 3, 1923. Заятуев, Г. Н. Цанит-хамбо Агван Доржиев / Г. Н. Заятуев. — Улан-Удэ, 1991. Snelling, J. Buddhism in Russia. The story of Agvan Dorzhiev, Lhasa’s Emissary to the Tsar. Shaftsbury / J. Snelling. — Dorset, 1993.
65 буддизм" и даже сам царь открыто благоволит «желтой вере"1. В результате A.JI. Доржиеву удалось создать прорусскую партию при дворе Далай-ламы в противовес уже существовавшим прокитайской и проанглийской группировкам. Кроме того, он вел активную пропаганду своих политических взглядов в Западном Тибете — районе Нгари, наместник которого Нага Навен полностью находился под его влиянием. A.JI. Доржиев видел свою задачу не только во включении Тибета в русскую сферу влияния, но и в распространении тибетской религиозной мысли в Российской империи. Сторонники сближения с Россией значительно укрепили свои позиции после того, как в конце 1901 года тибетские послы торжественно доставили в Лхасу царскую «грамоту» — письмо Николая II на имя Далай-ламы. Кстати, в тот период А. Л. Доржиев вывез в Улан-Удэ копию атласа тибетской медицины. Подлинник атласа «Бри-ша» сожгли хунвейбины в период «культурной революции» как книгу реакционного содержания2.
Однако переговоры А. Л. Доржиева с царем и русскими министрами (В.Н. Ламздорфом, С. Ю. Витте и А.Н. Куропаткиным) имели в действительности довольно скромные практические результаты. Все, чего Лхасе реально удалось добиться от Петербурга, это согласие МИД на учреждение русского консульства в городе Дацзянлу (провинция Сычуань Китая), «с целью установления непосредственных и постоянных сношений Императорского правительства с высшими буддийскими властями Тибета». Консульство это просуществовало недолго, всего около года, с сентября 1903 года по сентябрь 1904 года. В целом, МИД не проявило большой активности в «тибетском вопросе», опасаясь осложнений с Англией. К тому же, «открытие» Тибета для иностранцев, по мнению С. Ю. Витте, сулило выгоду одним лишь англичанам из-за соседства Тибета с Индией. «Для нас же.
1АВПРФ. Ф. Китайский стол, д. 1448. — Л. 163 (Автобиографическая записка А. Доржиева), 1900.
2 Демиденко, М. И. По следам СС в Тибете / М. И. Демиденко. — СПб.: Нева, 2004. — С. 279−280.
3 АВПРФ. Ф. Китайский стол, д. 1449. л. 100 (Русский текст письма Николая II Далай-ламе. Петергоф, 4 июля 1901 года.).-Л. 1. конкуренция с англичанами в области коммерции в Тибете едва ли возможна"1.
Сдержанность официальных властей к посланиям Далай-ламы и заявлениям Доржиева A.JI. легко объяснима. Во-первых, Россия в те годы проявляла повышенную активность в другой части Китая — на северо-востоке, в Маньчжурии. После японско-китайской войны 1894−1895 годов на Дальнем Востоке возникла новая ситуация. Соперничество держав в этом регионе привело к резкому обострению русско-японских отношений и усилению англо-русских противоречий.
Во-вторых, споры между правительствами Великобритании и России на протяжении многих лет были сосредоточены вокруг Турецкой империи, Афганистана и Ирана, т. е. территорий, граничивших с царской Россией. Решительное вмешательство последней в дела Тибета в силу его удаленности и очевидной специфики выглядело бы откровенной авантюрой. В конечном счете, он все-таки стал еще одним объектом конфронтации, но произошло это только в результате экспансии англичан в Тибет с территории Индии.
Между тем нельзя не признать, что в России раздавались голоса тех, кто выступал за проведение военных мероприятий в направлении индийской границы. В большинстве случаев они предлагали их в качестве акции, способной повлиять на агрессивные планы Англии. Кроме того, в столичных кругах в те годы была своеобразная мода на Тибет, и некоторые высказывались в пользу включения его в сферу национальных интересов. Так Бадмаев П. А. в записке на имя императора утверждал, что Тибет — ключ Азии со стороны Индии. Если англичане завладеют Тибетом, то они через Кукунор, Алашань и Монголию будут иметь влияние, с одной стороны, на российский Туркестан, а с другой — на Маньчжурию и будут возбуждать против России весь буддийский мир. На записке П. А. Бадмаева (1893 год),.
1 РГИА. Ф. 565, оп. 8, д. 29 725. — Л. 19 (Письмо Витте на имя управляющего Министерства народного просвещения, 21 июля 1903). кстати, есть резолюция Александра III: «Все это так ново, оригинально, что с трудом верится в возможность осуществления"1.
В целом, российские дипломаты лишь стремились не допустить английского контроля над Лхасой во избежание использования лхасских властей для распространения враждебного влияния на буддийское население Забайкалья, а также проникать в русскую Среднюю Азию через Синьцзян (Западный Китай).
Гораздо больший интерес к Тибету проявило военное ведомство. Военный министр А. Н. Куропаткин еще во время первого визита А. Л. Доржиева в Россию выразил готовность оказать военную помощь Тибету. Однако не имеется прямого подтверждения факта поставки русского оружия в Лхасу в конце 1901 — начале 1902 годов, как это утверждали англичане, основываясь на информацию завербованного ими японского медика Э. Кавагучи. О доставке тайного груза из России Э. Кавагучи, якобы, узнал от самого министра финансов Тибета, что придает некоторую достоверность его сообщению. Планировавшаяся же еще в 1901 году посылка военных инструкторов в Лхасу не состоялась. В начале 1904 года, правда, после того как до Петербурга дошли слухи о военном походе англичан в Тибет, А. Н. Куропаткин послал в Лхасу на разведку группу калмыков-буддистов во главе с подъесаулом Н. Улановым. В то же время Главный штаб взвешивал возможность направления в Лхасу военно-дипломатической экспедиции под руководством капитана П. К. Козлова (знаменитого путешественника, ученика М.Н. Пржевальского). Цель этой миссии состояла в том, чтобы «добиться для русских тех же привилегий, каких добивается Англия своей экспедицией, но избегать, во что бы то ни стало конфликта с Англией"4. Однако начавшаяся русско-японская война помешала планам военных5. В целом, после отказа в 1903;1904 годах России защитить Тибет от англичан,.
1 Ахметшин, Н. Х Тайны и мистификации Тибета / Н. Х. Ахметшин. — М.: Вече, 2005. — С. 169−170.
2 Kawaguchi, Sh.E. Three Years in Tibet / Sh.E. Kawaguchi. — Benares, London. — P. 506.
3 Андреев, А. И. От Байкал до священной Лхасы / А. И. Андреев. — Самара — СПб. — Прага, 1997. — С. 19−21.
4 РГВИА. Ф. 447, on. 1, д. 77, л. 17. О военно-дипломатической миссии Козлова в Тибет. — Л. 17.
5 Андреев, А. И. Время Шамбалы / А. И. Андреев. — СПб.: Нева, 2004. — С. 221−233.
68 влияние Доржиева A.JI. в Тибете значительно снизилось и перестало играть ведущую роль1.
Что касается русского правительства, то оно оказалось в весьма щекотливом положении после того, как бежавший от военной экспансии англичан Далай-лама обосновался в конце 1904 года в Урге, вблизи русских пределов. Полагаясь на заверения прошлых лет, Далай-лама обратился к русскому царю за помощью. Петербург, однако, не счел возможным удовлетворить его просьбу о том, чтобы Россия открыто приняла Тибет под защиту от Англии и Китая. И хотя в МИД поначалу (весной 1905 года) взвешивалась возможность предоставления Далай-ламе убежища в России, от этой политически опасной комбинации вскоре отказались в пользу более простого решения — удалить Далай-ламу от русских границ, убедив его вернуться в Лхасу. Только в этом случае Россия обещала ему дипломатическую поддержку. В целом, Петербург, следуя своей традиционной политике в Китае, стремился примирить Далай-ламу с Пекином, не сочувствуя его сепаратистским настроениям — объединиться с монголами в единое государство под русским протекторатом.
К тому времени Россия, и раньше не игравшая активной роли в тибетских делах, столкнулась с иными проблемами и решала весьма сложные задачи. Поражение в русско-японской войне и подъем революционного движения в стране предопределили крутой поворот в ее внешнеполитическом курсе. От планов экспансии надо было переходить к сохранению завоеваний. Посланник Далай-ламы А. Л. Доржиев, встречавшийся с царем весной 1906 года, позднее писал: «Спустя долгое время я был принят царем в Петербурге. Тогда ему и всем его сановникам я рассказал о положении дел. Они пообещали: «В настоящее время, когда мы терпим поражение от вредоносной Японии, у нас нет больших возможностей.
1 Минутко, И. А. Николай Рерих. Искушение Учителя / И. А. Минутко. — M.: Аст-Пресс Книга, 2005. — С. 7778. поддержать вас. Но так или иначе, мы будем стараться постоянно оказывать вам помощь, не забывая об этом", (пер. Цендиной А.Д.)1.
По окончании русско-японской войны Россия взяла курс на сближение с Великобританией, что сделало необходимым устранения англо-русских разногласий в Азии. В результате 31 августа 1907 года в Петербурге была подписана конвенция между двумя странами по делам Персии, Афганистана и Тибета, положившая промежуточный конец так называемой «Большой азиатской игре» — давнему соперничеству России и Англии на азиатском континенте. Обе страны, признавая сюзеренные права Китая над Тибетом, обязались взаимно уважать территориальную целостность Тибета и воздерживаться от всякого вмешательства в его внутреннее управление. Они также обязались сноситься с властями Тибета только через китайское правительство и не посылать своих представителей в Лхасу. В то же время буддисты — как русские, так и британские подданные, получили право «входить в непосредственные сношения на почве исключительно религиозной» с Далай-ламой и другими буддийскими иерархами Тибета2.
Англо-русская конвенция 1907 года была в целом воспринята с удовлетворением политическими кругами в обеих странах как «справедливый компромисс» и «дальнейшая гарантия европейского мира». Официозное «Новое время"3 отмечало, что Россия потеряла свободу действий в Тибете, но не слишком огорчилась из-за этого, поскольку договор обеспечивал главное — «противовес для английских захватов — все, чего могла желать самая смелая политика России в Тибете». Впрочем, ограничения, которые конвенция налагала на тибетскую политику Петербурга, не помешали царскому МИД в последующие годы довольно успешно поддерживать негласные отношения с Далай-ламой (главным образом через А. Л. Доржиева и других бурятских лам и паломников), оказывать ему финансовую помощь (как это, например, имело место в.
1 Ахметшин, H. X Тайны и мистификации Тибета / H.X. Ахметшин. — М.: Вече, 2005. — С. 200.
2 Кулешов, Н. С. Россия и Тибет в начале XX века / Н. С. Кулешов. — М., 1992. — С. 263.
3 «Новое время» 13 (26).09.1907. августе 1908 года, когда императорская российская миссия в Пекине выдала Далай-ламе ссуду в размере 110 тысяч лан серебра сроком на полгода для расходов по его предстоящему приезду в столицу Китая), а также консультировать по политическим вопросам в расчете на то, что «Тибетская политика не примет враждебного России направления"1. Осевший осенью 1905 года в Санкт-Петербурге А. Л. Доржиев, со своей стороны, стремился изо всех сил активизировать русско-тибетский диалог, привлечь русское правительство к решению «тибетского вопроса». В 1908 году он совершил поездку в Китай для встречи с Далай-ламой, находившимся в то время в монастыре Утай Шань (под Пекином). По возвращении в Петербург А. Л. Доржиев, с разрешения властей, приступил весной 1909 года к строительству буддийского храма, которому отводил определенную роль в деле политического сближения Тибета и России2 и дальнейшего распространения религии в стране. Однако дальнейшего развития отношения Российской империи и Тибета не получили и свелись к решению сиюминутных проблем каждой из сторон.
В этот период сосредоточившая свое внимание на более актуальном для нее монгольском вопросе, русская дипломатия все более отстранялась от «тибетских дел». В целом, МИД усматривал определенный «параллелизм между нашим положением в монгольском вопросе и положением Англии в Тибете» и даже считал выгодным для себя «заключение между английским правительством и Далай-ламой непосредственного соглашения», при условии, однако, чтобы оно не нарушало англо-русской конвенции 1907 года3. При этом Петербург недвусмысленно рассчитывал на получение политической компенсации от Лондона в тех областях, где русские интересы соприкасались с английскими.
В мае-июне 1913 года состоялся обмен меморандумами между Лондоном и Петербургом, свидетельствовавший об их одинаковом подходе к.
1 РГИА. Ф. 560, оп. 28, д. 406. — Л. 10.
2 Андреев, А. И. Время Шамбалы / А. И. Андреев. — СПб.: Нева, 2004. — С. 221−233.
3 РГИА. Ф. 560, оп. 28, д. 64.-Л. 104. тибетскому вопросу". Английское правительство заявило, что считает наилучшей политикой по отношению к Тибету «начало международного невмешательства в его внутренние дела». Русское правительство, со своей стороны, всецело присоединялось к такому взгляду «как вытекающему из духа и смысла соглашения 1907 года, которое является одним из основных актов, определяющих положение названной страны"1. В том же 1913 году МИД России и Форин Офис столь же единодушно заявили о своем непризнании монголо-тибетского дружественного договора, заключенного A. JL Доржиевым ранее в Урге (11 января — 29 декабря 1912 года старого стиля) от лица Далай-ламы с монгольским правительством, по причине неправомочности подписавших его сторон. В этом, на первый взгляд, политически довольно безобидном соглашении правители Тибета и Монголии, Далай-лама и Джебзун Дамба Хутухта, прежде всего, признавали независимость, первый — монгольского, а второй — тибетского государств. Другие статьи договора содержали ряд деклараций общего характера — о взаимной помощи двух народов «в случае внутренней и внешней опасности», о взаимном покровительстве монголами тибетцам, а тибетцами монголам, проезжающим через территории соответственно Монголии и Тибета и др. Ургинский договор, несомненно, преследовал цель создания духовного и политического союза между Тибетом и Монголией.
На основании данных материалов можно сделать вывод, что буддийский вопрос имел весомое значение и учитывался правительством Российской империи при формировании своей внутренней и внешней политики. В начале буддизм был связан с определением правового статуса ламства в системе российской государственности на Дальнем Востоке. Созданный институт российского буддизма получил четкую штатную структуру во главе с Хамбо-ламой, был ориентирован на автокефалию (иерархически и политически отделен от находившихся под китайским.
1 РГИА. Ф. 560, оп. 28, д. 64. — Л. 122.
2 «Известия МИД» — СПб., 1913. — С. 51−53. протекторатом Монголии и Тибета), изоляцию от зарубежных центров и полное подчинение официальным властям.
В последствии «буддийский вопрос» учитывался российскими властями при осуществлении внешнеполитических замыслов в Монголии, Тибете, Китае, а представители религиозных организаций использовались всеми сторонами в качестве источников информации и посредников в государственных делах.
2.2. Роль буддизма в формировании внутренней и внешней политики Советского государства.
Главной целью большевиков, захвативших власть в России после Октябрьской революции, ставился «мировой пожар» и повсеместная победа пролетариата. Однако, уже вскоре после октября 1917 года, когда надежды на «западный революционный пролетариат» стали таять, военный советник Л. Д. Троцкого Снесарев А. Е. предложил создать конный корпус для броска «в тыл английского империализма» — в Индию, делая ставку в «мировой революции» не на западный пролетариат, а на «угнетенных трудящихся Востока». Те же перспективы преследовались, когда М. В. Фрунзе в 1921 году захватывал североиранскую провинцию Гилян (поход на Тегеран закончился провалом), а в 1922 году переодетый в афганцев отряд Красной Армии вторгался в Северный Афганистан1.
В 1918 году перед руководителем Народного комиссариата иностранных дел (НКИД) молодой советской республики Г. В. Чичериным и его заместителем Л. М. Караханом открылась возможность завязать через представителя Далай-ламы в России А. Л. Доржиева, сторонника сближения Тибета с русским государством, дружеские связи с буддийским иерархом и его окружением. Это позволило бы Советской России занять стратегически важную позицию в центре Азиатского континента. С тибетской территории можно было бы приступить к осаде Индии, главной цитадели британской.
1 Виноградов, А. Е. Тайные битвыXXстолетия/ А. Е. Виноградов.-М.: Олма-пресс, 1999.-С. 192−193.
73 экспансии в Азии, одновременно продвигая революционные идеи в страны буддийского Востока. Первой на путь революционных преобразований предстояло вступить Монголии, которая в дальнейшем должна была стать передатчиком коммунистических идей вглубь Азиатского континента — в начале в Тибет, а затем и в Индию. Начиная с весны 1918 года, после визита в Петроград главы «временного индийского правительства» в Кабуле, сикхского национал-революционера раджи Махендры Пратапа, большевики особенно пристально следили за развитием событий за Гималайским хребтом, в многомиллионной стране, которая, как им казалось, находилась на пороге революционного взрыва1.
Кроме того, оценивая стратегическое значение Тибета, Г. В. Чичерин утверждал, что территория этого государства «нужна англичанам, главным образом, как буфер или барьер с северной стороны Индии. Но Тибет есть нечто большее, чем буфер: Тибет есть непосредственная связь со всей внутренней Азией и всем монгольским миром. Тибет представляет доминирующее положение над древней основной дорогою народов, идущей от Китая к нашей Семиреченской области и разделяющей северные и южные пустыни. Таким образом, основные внутренние артерии, проходящие через Азию, могут оказаться под влиянием того, кто господствует в Тибете» .
19 октября 1918 года состоялось заседание находящегося в ведении НКИД Русского комитета для исследования Средней и Восточной Азии. Председатель комитета академик С. Ф. Ольденбург выступил с проектом двух экспедиций — в Восточный Туркестан и Кашмир, под его собственным руководством, и в Тибет, под началом профессора Ф. И. Щербатского и при участии профессора Б. Я. Владимирцова. Обе экспедиции, хотя перед ними формально ставились чисто научные задачи, должны были служить политическим целям. В проекте тибетской экспедиции говорилось, что она должна сосредоточить свои усилия на исследовании центральной части.
1 На путях к Индии / «Известия» 19.05.1918.
2 РГАСПИ. Ф. 532, оп. 4, д. 343. — Л. 43. Цит. по кн.: Андреев, А. И. Время Шамбалы / А. И. Андреев. — СПб.: Нева, 2004. — С. 289−291. Чичерин, Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики / Г. В. Чичерин. — М., 1961. — С. 443−447. страны в области Лхасы и Ташилунпо — двух главных религиозных и политических центров Тибета, места дислокаций резиденций Далай-ламы и Панчен-ламы1. Ф. И. Щербатский, ранее встречавшийся с Далай-ламой дважды (в 1905 и 1910 годах), мог рассчитывать и на новую встречу, а это давало НКИД возможность установить канал связи с правителем Тибета.
Желание участвовать в экспедиции Ф. И. Щербатского изъявил и Махендра Протап, намеривавшийся заняться в Тибете антибританской пропагандой. В июле 1919;го он вновь объявился в Москве и посетил НКИД (вероятно там он узнал о планах Ф.И. Щербатского), встречался с В. И. Лениным в составе делегации индийских революционеров2. В начале 1920 года Махендра Протап послал Ф. И. Щербатскому из Кабула открытку, в которой спрашивал о «тибетской миссии» и просил не забывать о нем, в том случае, если русский ученый соберется поехать «в сторону Тибета"3. Однако экспедиции Ф. И. Щербатского не суждено было сбыться из-за разразившейся гражданской войны4.
В том же 1919 году в Наркоминделе рассматривался еще один проект экспедиции в Тибет. На этот раз инициатива принадлежала двум калмыкам-большевикам: А. Ч. Чапчаеву (председателю ЦИК Совета депутатов трудящихся калмыцкого народа) и A.M. Амур-Санану (руководителю калмыцкого отдела Наркомнаца). Оба они хорошо знали А. Л. Доржиева, который, начиная с января 1919 года, находился в Калмыкии. Там он по заданию НКИД вел просоветскую агитацию среди калмыцкого духовенства и верующих (об этом свидетельствует мандат, выданный А. Л. Доржиеву Астраханским губкомом совета РК и Ловецких депутатов от 10 января 1919 года)5.
1 Архив СПб. Ф. РАН. Ф. 148, on. 1, д. 97. — Л. 84. Проект экспедиции Ф. И. Щербатского в Тибет.
2Персиц, M.A. Революционная Индия в Стране Советов, 1918;1921 /М.А. Персиц.-М., 1973.-С. 31.
3 Архив СПб. Ф. РАН. Ф. 725, оп. 3, д. 166. Открытка датирована 11 февраля 1920 года.
4 Андреев, А. И. Время Шамбалы /А.И. Андреев. — СПб.: Нева, 2004. — С. 238−241.
5 ЦГА Республики Калмыкия, р. 3, оп. 2, д. 80. — Л. 2.
26 мая 1919 года газета «Жизнь Национальностей» опубликовала статью A.M. Амур-Санана «Ключи Востока», в которой он предлагал использовать калмыков для распространения «идеи Власти Советов» на Востоке, среди многомиллионных монголо-буддийских племен, близких им по крови, религии и языку. Проживавшие на огромной территории они «могли бы охотнее откликнуться на призыв своих братьев-калмыков, чем на призывы чуждых им наций и религий». Таким образом, «в сферу влияния Советской власти» попала бы не только Монголия, но и Тибет. В свое время, напоминал читателям Амур-Санан, Россия уже пыталась установить связь с Тибетом с помощью бурятских и калмыцких буддистов — Г. Ц. Цыбикова, Нарзунова и Уланова. Конечной целью являлась Индия. «Тибет же непосредственно соприкасается с Индиейвот таким образом последняя могла бы установить связь с очагом мировой революции Россией"'. Осуществить эту политическую задачу предстояло калмыцкой интеллигенции с помощью «таких известных политических деятелей Востока, как Хамбо Агван Доржиев».
14 июля 1919 года председателю Совнаркома В. И. Ленину была передана докладная записка A.M. Амур-Санана и АЛ. Чапчаева с предложением немедленной посылки вооруженного отряда к северовосточной границе Индии, через Монголию и Тибет. Внезапное появление такого отряда «на буддийском участке ее пограничной линии» вызвало бы переполох среди англо-индийских властей, чье внимание в то время было сконцентрировано на войне с афганцами. Внешне отряд должен был напоминать караван мирных буддийских паломников. С ним, по мнению калмыков, следовало отправить некоторое количество стрелкового оружия и разных «военных припасов» для раздачи местному населению. В дальнейшем предполагалось наладить регулярные поставки оружия в этот регион, что фактически превратило бы пограничный «буддийский участок» в плацдарм для военных операций в глубь юго-восточной Азии. «Здесь прямой путь в.
1 Амур-Санан A.M. Ключи Востока/ A.M. Амур-Санан // «Жизнь Национальностей» 26.05.1919.
76 наиболее революционно настроенную провинцию Индии — БенгалиюБирма же и Сиам дают возможность проникнуть сухим путем еще глубже в глубь английским колониальным владениям, даже в пределах Индо-Китая"1. Собственно Тибету и Монголии в этих планах отводилась второстепенная роль, хотя калмыцкие деятели и подчеркивали важность распространения революционных идей среди монголов и тибетцев с целью «приобщения этих народов к мировой революции».
Письмо калмыцких революционеров заинтересовало В. И. Ленина, который 16 июля 1919 года переправил его Г. В. Чичерину с указанием начать «подгот (овительные) мероприятия». Однако НКИД в условиях гражданской войны не сумел оперативно справиться с задачей. Тем не менее, Тибет продолжал привлекать к себе внимание Москвы. Так, советское правительство довольно резко реагировало на англо-китайские переговоры по Тибету, проходившие в Пекине во второй половине 1919 года. «Известия» от 15 ноября 1919 года писали о том, что «между Китаем и Англией ведутся переговоры о даровании Китаем Тибету автономии, при условии сохранения суверенитета Китая. Нет сомнения, что в постановке этого вопроса замешана английская дипломатия, которая, стремясь оградить подступ к Индии, плетет свою дипломатическую паутину, в которой должны, в конечном счете, запутаться Китай и Тибет"3.
Осенью 1920 года Наркоминдел перешел к практической реализации планов в отношении Тибета. В сентябре-октябре этого года, во время посещения Москвы группой монгольских революционеров (Чойбалсан, Сухе-Батор, Данзан, Бодо и др.), в стенах НКИД вновь был поднят вопрос о тибетской экспедиции. К его обсуждению были привлечены также А. Л. Доржиев и A.M. Амур-Санан. Согласование своих планов с монгольскими.
1 РГАСПИ. Ф. 2, оп. 2, д. 183. — Л. 27.
2 РГАСПИ. Ф. 2, оп. 2, д. 183. — Л. 1.
3 Вилевский-Сибиряков, В. Д. Борьба за независимость среди народов Дальнего Востока / В.Д. Вишневский-Сибиряков // «Известия» 15.11.1919. Цит. по кн.: Андреев, А. И. Время Шамбалы / А. И. Андреев. — СПб.: Нева, 2004.-С. 241−243. представителями объяснялось, во-первых, тем, что экспедицию предполагалось снаряжать в Урге и конспирировать ее как караван монгольских торговцев и паломников, что обеспечивало некоторую безопасность. Во-вторых, «тибетский вопрос» теснейшим образом соприкасался с «монгольским вопросом» с точки зрения перспектив Восточной революции: как Тибет, так и Монголия являлись отсталыми, феодальными, теократическими государствамиобе страны в недалеком прошлом находились под властью Китая, служа объектами экономической и политической экспансии империалистических держав.
В ходе совещания в НКИД был сформулирован подход советского государства к «тибетскому вопросу», который основывался на следующих принципиальных положениях:
1) Установление связи РСФСР с Тибетом чрезвычайно важно и необходимо. 2) Отсутствие надлежавшей информации о внутреннем и внешнем положении Тибета за последние 3−4 года и особая острота тибетского вопроса в связи с нарождением революционного движения в Индии и вообще в Азии диктует советской дипломатии особую осторожность при подходе к тибетскому вопросу, неразрывно связанному с другими дальневосточными вопросами. 3) Для окончательного выяснения вопроса и выработки практических путей разрешения тибетской проблемы необходимо командировать в Тибет небольшую секретно-рекогносцировочную экспедицию. По прибытии в Тибет и выяснения положения в случае положительного отношения Тибета к России один из членов экспедиции должен пробраться в Афганистан и оттуда сообщить результаты экспедиции по радио в Москву. По получении сведений Наркоминдел должен приступить к организации новой и более солидной экспедиции, вернее миссии в Тибет"1.
1 РГАСПИ. Ф. 495, оп. 154, д. 87. Протокол заседания Президиума секции восточных народов Сибирского Областного Бюро ЦК РКПб совместно с Коллегией Монголо-тибетской отдела секции от 15 января 1921 года. — Л. 1.
1921 год ознаменовался успехами восточной политики Советской России. В начале года она подписала мирные договоры с Персией (26 февраля), Афганистаном (28 февраля), Турцией (16 марта), что нанесло сильный удар по позициям Англии на Ближнем и Среднем Востоке. В то же время 16 марта Москва заключила торговое соглашение с Англией, означавшее фактическое признание ведущей капиталистической державой советского государства. Важным положением этого документа было взаимное обязательство воздерживаться «от всякой политики к поощрению военным, дипломатическим или каким-либо иным способом воздействия и пропаганды какого-либо из народов Азии к враждебным британским интересам или Британской Империи действиям, в какой бы то ни было форме, в особенности в Индии и в независимом государстве Афганистан». Англия, со своей стороны, обязалась «не вести пропаганды в государствах, которые входили в состав бывшей Российской Империи"1. Впрочем, стороны не отказались от пропагандистской деятельности.
Во второй половине 1921 года советская дипломатия сосредоточила свои усилия уже на дальневосточном и центральноазиатском направлениях. В центре внимания Москвы оказываются Китай и его бывшие «внешние территории» — Монголия, Сыньцзян и Тибет.
В феврале 1921 года Коминтерн преобразовал Секцию Восточных народов в Дальневосточный Секретариат, ставший фактически штабом по руководству всей коммунистической и революционной работой в странах Восточной и Центральной Азии — Китае, Японии, Корее, Тибете и Монголии. Однако планам советского правительства неожиданно помешал Р. Я. Унгерн фон Штернберг, чьи отряды вторглись осенью 1920 года во Внешнюю Монголию с целью ее освобождения по просьбе монгольского Богдо-гэгэна Джебзун Дамбы Хутухты от китайских оккупационных войск. 4 февраля 1921 года Р. Я. Унгерн взял Ургу. Но уже через несколько месяцев Красная Армия, совместно с частями Монгольской революционной армии, начала.
1 Документы внешней политики СССР. — М., 1959. т. 3. — С. 608.
79 освободительный поход" против «белого барона», завершившийся его полным разгромом. Кстати, Р. Я. Унгерн мечтал возродить огромную Восточную империю наподобие созданной Чингисханом, объединив огромные территории вокруг Монголии под знаменем Панчен-ламы и опираясь на его авторитет в регионе как буддийского иерарха.
В начале 1921 года A.JI. Доржиев получил важные вести из Лхасы, содержавшие сведения о ситуации в Тибете. С этим письмом А. Л Доржиев спешно выехал в Москву для информирования НКИД, получения дальнейших инструкций и ускорения отправки тибетской экспедиции1.
Цели экспедиции А. Л. Доржиев формулировал так: «выяснение внутреннего положения Тибета, точное установление взаимоотношений соседних с Тибетом стран, особенно Англии, выяснение, насколько велико влияние английских и других дипломатических интриганов в Тибете"2. Дополнительным стимулом для отправки советской экспедиции в Тибет послужила миссия английского представителя Ч. Белла в Лхасу. Посланникам Москвы предстояло провести предварительную политическую разведку в Лхасе, а также подготовить почву для будущих официальных переговоров между советским и тибетским правительствами.
Кроме того, обсуждался вопрос об установлении телеграфной связи с Лхасой. НКИД намеривался послать Далай-ламе в качестве подарка радиотелеграфный аппарат, при этом предполагалось, что обслуживать его будут советские телеграфисты. А. Л. Доржиев считал преждевременным посылку большого аппарата, «ибо пока неизвестен пункт, где может быть поставлена радиостанция, и также неизвестно настроение тибетского народа и насколько отсутствуют в массе англофильские течения». По его мнению, сначала следовало «уговориться с правительством Тибета по поводу места постановки станции». С экспедицией же А. Л. Доржиев предлагал послать маленький радиоприемник. «Вообще телеграфная связь между Россией и.
1 Андреев, А. И. Время Шамбалы / А. И. Андреев. — СПб.: Нева, 2004. — С. 245−250.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
В диссертационной работе рассмотрены религиозные и политические аспекты, определяющие взаимоотношения Китая и Тибета с отражением истории развития конфликта, имеющего религиозные корни. Характеризуя отношения Российской империи, Советского государства и Великобритании как геополитическое противостояние в Центральной Азии, отмечены внутри-и внешнеполитические факторы в регионе, среди которых буддизм являлся одним из основных условий достижения успеха. Представлена роль буддийских иерархов на современном этапе в политических процессах, проводимых как внутри Китая, так и на международной арене, на основе анализа которой определены перспективы развития конфессии.
В ходе рассмотрения данных установок диссертантом сделаны следующие выводы:
1. Факт закрепления буддизма в Тибете имел громадное значение для всего дальнейшего развития религии в регионе. Тибетское государство в этом случае стало своеобразным плацдармом для проникновения учения Будды на соседние территории. Принятие этого учения на государственном уровне способствовало укреплению централизации Тибета, развитию политических отношений с могущественными странами раннего средневековья — Китаем и Индией.
2. В основе конфликта между Тибетом и Китаем лежал спор о выбираемых направлениях буддизма, который послужил отправной точкой в их продолжительном противостоянии, в течение которого все войны между этими государствами имели религиозный характер.
3. С конца XIV — начала XV веков история Тибета неразрывно связана со школой Гелукпа, которая к концу XVI столетия стала доминировать в духовной и политической жизни Горной страны. Перенятая Гелукпой система перерожденцев приобрела не только религиозный, но и политический и экономический характер.
4. Согласованные взаимовыгодные действия тибетских ламаистских иерархов и ряда монгольских правителей (Алтан-хана, Гуши-хана) привели к захвату и укреплению власти духовенства в масштабе всего Тибета и быстрому распространению школы Гелукпа в Монголии. Параллельно сформировались важнейшие для теократии институты перерожденцев далай-лам и панчен-лам.
5. Образование тибетской теократии привело к тому, что религиозный вопрос превратился в один из важнейших факторов в политической сфере Тибета. При этом сангха стала социальной базой в процессе политизации ламаизма, а проповедь и защита религиозной доктрины становится целью и средством как внутренней, так и внешней государственной политики. Диктатуру осуществляли верхушка тибетского духовенства и феодальная знать, а монастыри были материальным и духовным оплотом государства. Далай-лама соединял в своем лице высшую религиозную, политическую и военную власть.
6. Классическое крепостное право и рабовладение являлись экономическим базисом теократического Тибета, а управление народными массами осуществлялось с помощью религиозных догматов, требующих покорности и смирения.
7. Потеря независимости Тибета во многом стала следствием приоритета духовного развития в ущерб экономическому прогрессу. Теократические власти Тибета не смогли разработать эффективную экономическую политику, о чем они теперь признаются и считают, что Тибет должен оставаться в границах Китая ради экономического развития территории. Сами китайские власти, уделяя большое значение политической стабильности в Тибете, с конца 1970;х годов осуществляют экономическое развитие региона, восстанавливая при этом и религиозные объекты. Наблюдателями отмечается улучшение условий жизни в современном Тибете, фиксируется значительное сокращение эмигрирующих из Китая тибетцев.
8. После эмиграции в 1959 году Далай-ламы в Индию, Тибет, тем не менее, остался центром желтошапочного буддизма, а рассредоточение тибетских священнослужителей по всему миру значительно увеличило внимание со стороны западных стран к самой буддийской религии, т. е. оккупация Тибета стала своеобразным стимулом для распространения буддизма в других странах.
9. Китайское государство традиционно относилось к иным религиозным системам пренебрежительно, считая их низшими по сравнению со своей собственной религиозной традицией, поэтому оно ставило их в подчиненное положение, действуя в соответствии с принципом «управлять соседними народами согласно их обычаям».
Для воздействия на религиозную среду с целью эффективного управления ею китайскими властями применялось присуждение разных титулов. Передававшиеся по наследству звания вновь должны были утверждаться китайским императором. Первый буддийский священник, ставший в XIII веке верховным правителем Тибета и получивший титул далай-ламы, пришел к власти при поддержке китайского императора и оставался подвластным ему. Следующие далай-ламы также признавали свою зависимость от Китая, хотя номинально считались духовными наставниками императоров.
10. С XVII века китайцы включили Горную страну в число своих владений. Далай-ламы вынуждено считались с властью Китая во внешней политике, но сохраняли суверенитет во внутренних делах. Религия и статус Далай-ламы в стране были главными внутренними факторами, с которыми необходимо было считаться в случае попытки внесения любых значимых изменений в традиционный внутренний и социальный уклад Тибета.
11. Уложения Палаты внешних сношений Поднебесной регламентировали структуру буддийской конфессии и ее доктрины. Таким образом, можно утверждать, что ламаистские церкви Монголии и Китая (в т.ч. Тибета) контролировались правительством Поднебесной, религиозная политика которого была лишь одним из средств подчинения некитайского населения.
12. С период 1913;1950 годы Тибет фактически являлся независимым государством со сложившейся традиционной и специфической структурой власти, лишь формально входя в состав Китая, хотя руководители Поднебесной и не признали суверенного статуса Снежной страны.
13. Стремясь удержать под своим протекторатом Тибет и иметь влияние на Далай-ламу, китайское государство использовало авторитет Панчен-ламы, под влиянием которого в Тибете формировались китаефильские настроения, главной целью которых являлась реализация политических замыслов властителей Поднебесной.
14. В процессе подготовки и проведение операции по оккупации Горной страны, последующих политических и экономических преобразований после проведенных репрессий и реформ, а также массового переселения в рамках активной компании по китаизации Тибета, Пекин строго учитывал роль буддийской религии, статус Далай-ламы, Панчен-ламы и всего духовенстваотношение мировых держав к формальному и фактическому статусу Тибетанегативное отношение мирового сообщества к действиям тибетского правительства в период Второй мировой войны.
15. Китайское политическое руководство четко представляло, что в условиях Тибета буддизм и религиозные иерархи, а в первую очередь Далай-лама, являются их главными противниками в борьбе за политическую власть. В связи с проводившимися властями КНР в 1950;е годы акциями по китаизации Тибета, по Горной стране возникло движение сопротивления, выступавшее за независимость. Центром консолидации антикитайской политики стал Далай-лама и его окружение, а на местах — буддийские монастыри.
16. Спровоцированное и осуществленное под контролем Пекина «бегство» Далай-ламы в Индию позволило китайцам под благовидным предлогом подавить сопротивление внутри Тибета, ликвидировать особый статус страны, его правительство, ассамблею, старое административное деление, привилегии тибетских монастырей. В 1960;е годы вопрос о «ламаизме» приобрел политическое измерение, когда власти КНР провели репрессии против тибетского духовенства и буддийской традиции Тибета в целом.
Действия официального Пекина по устранению Далай-ламы как политической фигуры из Тибета позволило создать контролируемый очаг напряженности в регионе. Это обстоятельство позволило Китаю в свое время владеть некоторой инициативой в отношениях с Индией, которая, по мнению китайского руководства, укрывает «государственного преступника» Далай-ламу, являющегося не только духовным вождем, он и политическим лидером, который вел деятельность, направленную на раскол Китая.
17. Руководствуясь прерогативой обеспечения стратегической стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе, где существенную роль играет буддийская конфессия, Китаем была принята установка «на взаимосоответствие религии и социалистического общества». Данное положение позволяет проводить целенаправленную политику по управлению буддизмом, реформировать его в прогнозируемом направлении, создавая условия для активного использования религии на внутренней арене и на международном уровне в долгосрочной перспективе.
В рамках проведения стратегической линии на «взаимосоответствие» тибетского буддизма Китаем определено направление использования института реинкарнации (особенно в лице «своей» кандидатуры Панчен-ламы) во внутриполитических процессах, направленных на стабилизацию обстановки в Тибете.
Характеризуя «взаимосоответствие религии и социалистического общества» как политический курс официального Пекина, отмечается «недопустимость использования религии как противовеса партийному руководству и социалистической системе, для подрыва государственного единства и межнациональной сплоченности, для нанесения ущерба интересам государства и общества». Таким образом, одной из главных задач для религии в рамках нового курса становится обеспечение безопасности государства.
18. Буддийский вопрос имел весомое значение и учитывался правительством Российской империи при определении правового статуса ламства в системе российской государственности как инструмента управления территориями, исповедующими буддизм. Созданный институт получил четкую штатную структуру во главе с Хамбо-ламой, был ориентирован на автокефалию (иерархическую и политическую изоляцию от находившихся под китайским протекторатом Монголии и Тибета) и полное подчинение официальным властям.
19. Имперские интересы России требовали учета «буддийского вопроса» при осуществлении внешнеполитических замыслов в Монголии, Тибете, Китае, а представители религиозных организаций использовались всеми сторонами в качестве источников информации и посредников в политических процессах. Направляемые экспедиции в Тибет носили не только научный характер, но и разведывательный, в условиях, когда религия и паломничество приобретали роль прикрытия истинных целей.
20. На пороге XIX — XX веков, в условиях, когда Китай не имел реальной возможности защищать свои территории, Тибет использовал «азиатское» противоборство Российской империи и Великобритании как попытку уйти под протекторат России (под покровительство Белой Дкар) или даже присоединиться к ней. Одним из важнейших условий такой возможности являлось наличие среди российских подданных единоверцев, а также наличие серьезных интересов империи в буддийской Монголии. При этом, согласно плану доверенного лица Далай-ламы А. Л. Доржиева, ламаизм должен был более глубоко проникнуть на огромные российские территории и закрепиться там. Однако, отсутствие искренней заинтересованности руководства России не позволило реализовать задуманное, хотя и сыграло свою роль в последующем, когда в 1913 году Тибет объявил о свое независимости от Китая.
21. В «тибетском вопросе» Российская империя преследовала цель обезопасить свои буддийские регионы и пограничную Монголию от попыток влияния на них со стороны Великобритании через возможности Тибета, который имел тесные религиозные контакты с российскими единоверцами, а иерархи тибетского ламаизма пользовались у них несомненным авторитетом. Кроме того, в стратегическом отношении очень важным было недопущение установления в Тибете английского влияния, что позволяло контролировать транспортные коммуникации в Центральной Азии. В этих условиях Россия стала использовать буддийский вопрос в качестве политического аргумента в отношениях с Великобританией.
22. Планы Советского руководстваьЦентральной Азии связывались с захватом стратегической позиции для продвижения революционных идей на Восток в рамках мировой победы пролетариата. Плацдармом в замыслах похода на мировой империализм в лице Британской Индии являлись буддийские Монголия и Тибет. В этих целях Советами предпринимались неоднократные попытки завязывания контактов и установления официальных отношений с Далай-ламой и другими буддийскими иерархами.
23. Задача установления прямой связи с Тибетом, имеющим религиозное влияние во всем буддийском мире, являлась одним из самых важных направлений деятельности Советского государства в планах продвижения коммунистических идей в Центральной Азии. В этих целях под видом религиозных миссий направлялись разведывательные экспедиции, которые должны были обеспечить политическое, военно-техническое и экономическое проникновение с последующим закреплением в Тибете. Кроме того, как и в истории Российской империи, Советское государство стремилось ограничить влияние Великобритании в Тибете для пресечения ее пропагандистской деятельности в буддийских регионах.
24. Бурят-монгольская республика, активно вовлекаясь советской властью в решение геополитических задач, играла роль форпоста коммунистической идеологии на многомиллионном буддийском Востоке и использовалась в борьбе за контроль над основными торговыми путями, портами и ресурсами Восточной Азии.
Помимо Бурят-монгольской республики, в борьбе за влияние в регионе, советским руководством использовалась Монголия. В частности, советским правительством предпринималась неудачная попытка учреждения представительства СССР под видом миссии МНР. Организационные вопросы при этом решались под видом религиозных чаяний монгольских буддистов, связанных с выбором реинкарнации Богдо-гэгэна.
25. Отдельно представленная Трансгималайская экспедиция («посольство Западных буддистов к Далай-ламе») носила, помимо разведывательного, политический характер. Главной целью миссии, по замыслу Н. К. Рериха, являлась организация смещения высшего буддийского иерарха, что в условиях Тибета обозначало собственно государственный переворот. «Великий план» Н. К. Рериха предполагал создание в Центральной Азии нового государства — оплота обновленного «буддо-коммунистического» миропорядка.
26. Для оказания идеологического воздействия на Далай-ламу использовались лояльные советским властям ламы-обновленцы, последователи реформаторского движения бурятского и калмыцкого духовенства. С их помощью осуществлялось «контрвоздействие на Лхасу» для устранения последствий «систематической отрицательной обработки» тибетского религиозного центра «реакционным» бурятско-калмыцким ламством. При^в^са'мой стране Советов «обновленческое движение» активно использовалось для разложения ламства «из-^нутри «и дискредитации отечественной буддийской конфессии.
27. He-смотря на декларируемые религиозные цели, посланники Далай-ламы А. Л. Доржиева и Л. Ш. Тепкин, возглавлявшие по поручению советской власти «обновленческое движение», выполняли разведывательную функцию. Снабжая власти Тибета сведениями о событиях в Советском государстве, они значительно осложнили развитие отношений советского руководства с тибетским правительством, к которому Далай-лама в общем не стремился, но опасался негативной реакции со стороны Советского государства.
28. Общим итогом советско-тибетского диалога можно считать провал тайной дипломатии большевиков, которые не смогли использовать религиозные позиции и имеющиеся у них возможности по оказанию влияния на Далай-ламу, что привело в итоге к свертыванию диалога. Однако, в силу значительного влияние ламства на обстановку в буддийских регионах Советского государства, набиравший обороты репрессивный маховик достаточно долго не мог раскрутиться в полную силу, т.к. это вызывало нежелательный отклик в странах буддийского Востока, где советское правительство мечтало разжечь пожар мировой революции. Поэтому пока надежды осуществить красную экспансию в сердце Азии не угасли, и центр, и местные власти проявляли достаточную гибкость в решении вопросов о деятельности лам.
29. Характеризуя отношения Великобритании и Российской империи (Советского государства) как геополитическое противостояние в Центральной Азии? мы отмечаем, что религиозный вопрос, в части, касающейся соблюдения канонов буддизма и его традиций, активно использовался англичанами для достижения поставленных целей. Ярким примерам того служит история освоения территории Тибета, когда в разведывательных целях под видом паломников использовались представители буддийских регионов, т.н. «пандиты», а также «дружеское» общение Далай-ламы с резидентами британской разведки в Сиккиме.
30. Англичане рассматривали Тибет с точки зрения своей безопасности как своеобразный буфер от проникновения с севера в Британскую Индию, а также стратегически выгодно расположенную территорию, позволяющую контролировать проходящие через Тибет центральноазиатские торговые пути. В этих целях велось активное противодействие политике Российского, а затем и Советского государств, особую роль в котором принадлежало британской разведке, имевшей значительные возможности влияния на тибетские теократические власти. Кроме того, в Тибете в ходе армейской реформы победила английская методика обучения и перевооружение тибетской армии произошло при содействии Великобритании.
31. Великобритания XX века не стремилась к аннексированию Тибета, не являясь при этом и сторонницей создания Великого Тибета. Англичан так же не устраивал и полностью независимый Тибет, что, по их мнению, могло превратить его в плацдарм русской экспансии на Индию, а победа большевиков в России придала геополитическому противостоянию принципиально новый характер. Поэтому, более приемлемой для Уайтхолла в 1920;е годы являлась формула Симлской конференции: «символическое подчинение Тибета Китаю при сохранении широкой автономии, под бдительным присмотром Великобритании».
32. Несмотря на предпринимавшиеся в 1904 году военные действия в отношении Тибета (поход Ф. Янгхазбенда), следует признать успех тибетской политики Великобритании, сумевшей в некоторые периоды наладить отношения с Далай-ламой, оказывая «дружескую опеку» правительству Горной страны в модернизации страны и консультируя лхасских теократов по вопросам внутренней и внешней политики. Другим результатом грамотной политики англичан явились провалы миссий Советского государства, стремившихся завязать дружеские отношения с буддийским иерархом и его правительством.
33. Как показывает история, религиозная деятельность ламаистских иерархов тесно переплеталась с экономическими и политическими интересами. В результате религиозные лидеры буддизма втягивались в политические игры заинтересованных государств на протяжении всего периода существования. На ранней стадии развития ламаизма большую роль в его оформлении в качестве политической власти играли монгольские и китайские правители.
34. Потеряв Тибет как подвластное государство, Далай-лама XIV получил возможность распространять буддизм по всему миру — и в первую очередь на Западе, где в 1960;е годы он стал быстро входить в моду. В условиях современного западного общества достаточно успешно развивается буддийская практика вне монашества, что позволяет делать позитивные прогнозы на дальнейшее развитие реформированной конфессии в условиях политической, экономической и религиозной глобализации.
35. В настоящее время Далай-лама — фигура больше политическая, чем религиозная. Это определяется его активной позицией в отношении форм правления в Тибете, которая со временем видоизменяется, но остается политической, к тому же протекающей в русле политики США. Америка стремится бескровно занять стратегическую позицию в центральном регионе Азии, позволяющую довлеть по транспортно-коммуникационному вопросу, занимая при этом важнейший военно-стратегический плацдарм, позволяющий контролировать весь регион. Кроме того, контроль добычи полезных ископаемых является одним из самых востребованных вопросов в современном мире, а данные территории считаются богатыми на природные ресурсы. В этих целях осуществляется целый комплекс мероприятий, одним из направлений которого является продвижение инициатив Далай-ламы.
В свою очередь, добиваясь политического и экономического усиления, КНР не позволит развиться ситуации, способной дать толчок сепаратизму в Тибете, питательной средой для которого остается сангха. Данная позиция, собственно и формирует политику Пекина в отношении Горной страны.
36. Оценивая перспективы существования института далай-лам? в контексте с деятельностью китайских властей по созданию условий выбора «своего» перерожденца высшего буддийского иерарха, следует отметить, что политика Китая имеет преимущество. Оно определяется возможным дублированием титула Далай-ламы и создает реальную угрозу самому институту Его Святейшества. На этом фоне отмечено снижение финансовой и политической поддержки со стороны западных государств, осознающих реальность протекающих процессов вокруг статуса Далай-ламы и его возможных приемников. Дополнительным козырем в этой игре является фигура и статус Панчен-ламы, по буддийским канонам контролирующего процесс избрания следующего далай-ламы, так как оба кандидата на эту должность находятся в руках китайских властей.
37. Фактор усиления китайского экономического, военного и политического могущества, а также потепление отношений между Индией и Китаем на фоне создание российско-китайско-индийской оси в рамках создания многополярного мира, ставит будущее самой тибетской эмиграции, зависимой от личного авторитета Далай-ламы XIV, в весьма затруднительное положение. В этих условиях буддийскими иерархами предпринимаются шаги по созданию запасных вариантов для дислоцирования и развития тибетской эмиграции. Одним из примеров является политика закрепления в Монголии с помощью реинкарнации Богдо-гэгэна.
38. Осуществляемая западными державами политика «сдерживания», практика применения двойных стандартов по таким вопросам, как права человека и свобода совести, используется в современном мире в качестве инструмента вмешательства во внутренние дела Китая. Под предлогом «защиты и сохранения религиозной культуры Тибета» преследуются цели втягивания в сферу «тибетской государственности» других государств, становящихся дополнительным рычагом давления на Китай в рамках так называемого религиозного подхода.
