Актуальность темы
«Перестройка», как известно, принесла не только свободу слова и новые методы хозяйствования. Она изменила саму ментальность советского человека, и этот процесс по сей день продолжается в сегодняшней России. Эти перемены повлекли за собой, помимо прочего, пересмотр «шкалы ценностей» в исторической науке, позволили по-новому взглянуть на привычные явления, попытаться избавиться от штампов и клише при анализе событий и оценке деятелей, а также дали возможность открыть для исследования новые, прежде запретные темы. Одной из таких тем стало изучение истории российской эмиграции, относящейся к периоду после 1917 года.
Несмотря на обилие статей, сборников эссе и монографий по данному вопросу, появившихся в нашей стране в последние 10−15 лет, пристальное знакомство с ними обнаруживает два характерных обстоятельства: 1) сравнительно малое количество работ по истории российской эмиграции на периферии Русского Зарубежья- 2) почти полное отсутствие основательных аналитических трудов, ставящих своей целью попытку выявления характерных особенностей возникновения и функционирования российских диаспор.
Первое из указанных обстоятельств неизбежно затрагивает и Африканский континент. К сожалению, до сих пор актуальны слова А. Б. Летнева из вступления, которое он написал для первого в своём роде сборника «Российская диаспора в Африке»: «Нельзя сказать, чтобы историки-африканисты вообще не занимались изучением африканской составляющей Русского Зарубежья. Но. специалисты по истории Европы, обеих Америк, Китая успели сделать, особенно в монографическом плане, больше. Отсюда необходимость развернуть глубокое исследование проблемы, расширить источниковую базу, активнее знакомить всех, кому не безразлична история отечественной культуры вообще, история культуры в изгнании в частности, с её африканской главой».1.
1 Российская диаспора в Африке. 20−50-е годы. Сборник статей. М.: Восточная литература, 2001. С. 16.
Насколько нам известно, до сих пор единственными и уникальными в своём роде научными изданиями, специально посвященными истории российской диаспоры в Африке, являются два сборника, подготовленные сотрудниками Центра исторических, национальных и культурных исследований Института Африки РАН, 2 а также книга Г. В. Горячкина, Т. В. Гриценко и О. И. Фомина «Русская эмиграция в Египте и Тунисе (1920;1939 гг.)"3 Все прочие работы по данному вопросу представляют собой разрозненные статьи, опубликованные в разное время и в различных изданиях, как научных, так и популярных.
Что касается утверждения о недостаточной аналитичности, об описательности, характерной для отечественных трудов по истории Российского Зарубежья, то, возможно, здесь играет роль фактор времени. Может быть, российские историки в настоящее время еще не успели завершить сбор основных материалов по этому вопросу, освоить значительный объём источников, и, следовательно, у них ещё не появилась чёткая картина, необходимая для серьёзного исследования такой сложной и многогранной проблемы, как российская эмиграция.
В таком случае изучение малых и изолированных российских диаспор представляется тем более актуальным и необходимым не только для заполнения «белых пятен», но и для создания универсальной модели существования и развития российских общин в зарубежье. Вопрос о характерных для россиян причинах и способах сохранения национальной идентичности, русской культуры, религии, а также об обстоятельствах и условиях, способствующих размыванию этой идентичности, аккультурации и, наконец, ассимиляции российского эмигранта не может быть полностью освещён без должного исследования «микроскопических» (по меркам, например, русских общин в Европе или США) образований.
2 Российская диаспора в Африке. 20−50-е годы, и Африка глазами эмигрантов. Россияне на континенте в ^ первой половине XX века. М.: Восточная литература, 2002.
3 Горячкин Г. В., Гриценко Т. Г., Фомин О. И. Русская эмиграция в Египте и Тунисе (1920;1939 гг.) М.: ИСАА при МГУ им. М. В. Ломоносова, 2000.
Именно в изоляции, именно на обочине диаспоры ярко и выпукло проявляется давление принимающего общества на иммигранта, его стремление вобрать пришельца в себя, нейтрализовать его, или, напротив, отринуть чужака. В таких условиях иммигрант остаётся практически один на один с новым для себя обществом. Общинные организации, которые призваны защитить иммигранта от воздействий внешней среды, смягчить для него болезненный процесс адаптации, формируются очень медленно, если формируются вообще. Возникает неизбежный и острый конфликт между «пришельцем» и принимающим обществом, и его разрешение зависит, прежде всего, от самого иммигранта.
Интерес также представляют способы адаптации российских эмигрантов в колониях. Здесь европеец, белый, изначально обладал привилегированным статусом. Здесь господствующее положение занимали именно пришельцы, колонизаторы, и местное население вынуждено было приспосабливаться к обычаям и правилам, устанавливаемым чужаками. В таком обществе европейский эмигрант, в том числе россиянин, может рассчитывать на престижную, по местным меркам, работу. «Белый» в колониальном мире означает «хозяин», «начальник», «босс». Это относится и к Африке южнее Сахары, в частности, к Южной Африке, стране, которая на протяжении долгого времени одновременно сочетала в себе и колонию, и метрополию.
Изучение малых общин позволяет составить представление и о том, какой вклад способны внести российские эмигранты в культуру, науку, экономику и даже социальную жизнь принимающего общества. Многочисленные факты подобного рода, относящиеся и к российской диаспоре Южной Африки, показывают, что иммигранты из России могут играть важную роль в различных областях жизни страны даже при малочисленности диаспоры. При этом они до конца жизни сохраняли свою самобытную культуру, язык, религию, самосознание, уже гармонично вписавшись в южноафриканское общество.
Исследование русской диаспоры в Южной Африке даёт возможность вернуть отечественной науке и культуре имена эмигрантов из России, получивших международное признание, но остававшихся практически неизвестными и неоцененными на своей родинетаких, как биологи Борис Балинский и Юрий ван Зон, живописец Владимир Третчиков, карикатурист Виктор Иванов, психоаналитик Вульф Сакс, скульптор Владимир Мейерович, историк Николай Мосолов, певица Ксения Бельмас, театральный критик Ольга Ракстер и другие.
На «чёрном континенте» наиболее исследованный регион Российского Зарубежья — это Северная Африка.4 Именно здесь до «перестройки» сформировались самые крупные русские общины. Именно по этому региону Африки можно найти больше всего воспоминаний и статей в изданиях российских эмигрантов. И, как результат, именно этому региону посвящено большинство работ историков, занимающихся африканской частью Российского Зарубежья. Что касается эмигрантов в Южной Африке, то им, до недавнего времени, было посвящено всего несколько статей отечественных африканистов А. Б. Давидсона и И. И. Филатовой, опубликованных преимущественно в популярных периодических изданиях, что, несомненно, никоим образом не умаляет ценность этих работ. По этому вопросу не существует ни одной, даже популярной, монографии. Российский читатель может судить о наших соотечественниках в ЮАР лишь по случайным заметкам и статьям в прессе, как правило, содержащим множество неточностей и искажений и не свидетельствующих о наличии у авторов этих публикаций чёткого представления о таком интереснейшем явлении, как российская диаспора Южной Африки.
Помимо естественной проблемы труднодоступности источников, ввиду чрезвычайной удалённости ЮАР от центров' Российского Зарубежья, у исследователя возникает необходимость заново определить социально-этнический состав местной российской диаспоры. Задачу усложняет разнообразие национальностей поселившихся здесь выходцев из России. До Второй мировой войны большинство из них составляли тысячи русских евреев — бывших граждан Российской Империи, уроженцев Литвы, Белоруссии и Латвии. Такого явления не знали страны Северной Африки. Число русских евреев в ЮАС в 1920;е гг., по утверждению А. Б. Летнева, сопоставимо «с числом эмигрантов первой волны в Северной Африке».5 Помимо евреев и русских (общее число последних вплоть до начала 1990;х гг. не превышало здесь нескольких сотен), в Южную Африку из бывшей Российской Империи устремлялись латыши, литовцы, эстонцы, украинцы, поляки, прибалтийские немцы. С другой стороны, в отличие от стран Северной Африки, здесь не наблюдалось массовой иммиграции солдат и офицеров Белой Армии или гражданских беженцев из Крыма. Большинство российских эмигрантов приезжали в Южную Африку в индивидуальном порядке и по собственному желанию.
Отметим также, что подавляющее большинство трудов по истории российской эмиграции посвящено периоду до Второй мировой войны. Большинство исследователей сходятся на том, что к началу 1950;х гг. такое уникальное культурно-этническое явление, как Русское Зарубежье, перестало существовать. Оно распалось на множество более или менее крупных или влиятельных диаспор, многие из которых потеряли связь друг с другом и находились в состоянии глубокого упадка. Тем не менее, идеология особой миссии эмигрантов по-прежнему связывала сохранившиеся очаги Русского Зарубежья и даже давала им новый импульс к существованию. Так произошло в Южной Африке после Второй мировой войны и, вероятно, это же справедливо и для многих других периферийных российских диаспор. Повторная эмиграция россиян из европейских центров, из Китая, из прежде независимых государств, включённых после войны в Советский Союз, достигала порой самых удалённых уголков света. И, как видно на примере Южной Африки, эти эмигранты нередко создавали новые общины и противились ассимиляции, даже будучи вполне адаптированы или даже аккультурированы в принимающем обществе (под которым понимаются южноафриканские белые, прежде всего, англоязычные как наиболее урбанизированные). И если история самостоятельных общин русских евреев в ЮАС к 1950;м гг. уже вполне завершилась, то полноценная русская община в эти годы только начала формироваться.
4 Российская диаспора в Африке. 20−50-е годы. С. 17.
5 Там же. С. 5.
История послевоенной российской эмиграции является пока что феноменом малоизученным, не говоря уже о самой последней, трудовой волне эмиграции из России, пришедшейся на самое последнее десятилетие XX века и продолжающейся и поныне. Этой проблемой занимаются пока преимущественно социологи и психологи. Причины очевидны: отсутствие «исторической дистанции», с которой отчётливее и объективнее видятся события и явления, невозможность доступа к важнейшим документам, без которых объективное представление о происшедшем, его серьёзный анализ невозможны. Трудность достижения объективности является, пожалуй, самым важным барьером на пути исследователя, собирающегося изучить совсем недавние миграционные процессы. Проблемой является и отсутствие общепринятой парадигмы, концепции современной российской эмиграции, которая позволяла бы, отталкиваясь от неё, заниматься исследованиями отдельных диаспор.
Тем не менее, представляется, что попытки исторического осмысления различных аспектов «новой» эмиграции должны предприниматься, даже если полученные выводы и будут позднее значительно скорректированы или даже опровергнуты. Ведь без первого шага нельзя начать путь. Поэтому в третьей главе настоящей работы предпринята попытка характеристики «новых» российских иммигрантов в Южной Африке и причин, которые побудили их, и побуждают до сих пор, отправиться в эту прежде запретную для любого советского гражданина страну. Возможно, такая попытка поможет пролить свет на более широкие проблемы: например, почему многие россияне предпочитают малоосвоенные нашими соотечественниками страны таким популярным направлениям эмиграции из России, как США, Израиль, Германия, Канада, Австралия и Новая Зеландия? И даже: почему эмиграция из России не прекращается, даже несмотря политическую стабилизацию, укрепление экономики, а также свободу слова, предпринимательства, передвижения, декларируемые в нашей стране?
Итак, подытоживая вышесказанное, тема настоящей работы представляется актуальной, поскольку в настоящее время существует необходимость выявления характерных черт и особенностей возникновения и функционирования российских диаспор, которое невозможно без исследования диаспор на периферии, в том числе в Южной Африке и на Африканском континенте в целомпричём такое исследование предполагает и изучение последней, современной волны эмиграции из России.
Научная новизна исследования:
1.
введение
в научный оборот нигде ранее не использовавшихся архивных материалов и мемуаров;
2. периодизация истории российской эмиграции в Южной Африке;
3. проведение первого всестороннего исследования южноафриканской русской диаспоры;
4. рассмотрение истории общин российских эмигрантов в Южной Африке в контексте общей модели возникновения и функционирования диаспор.
Цель и задачи исследования
Основной целью настоящей работы является выявление исторической динамики и особенностей российской иммиграции в Южную Африку. В связи с этим необходимо решить следующие комплексные задачи:
1. изучить изменение численности иммиграции и её причины;
2. определить способы адаптации иммигрантов к новым, непривычным условиям и причины сохранения национальной идентичности выходцами из России на самом юге Африканского континента.
3. рассмотреть изменения российской эмиграции в Южной Африке не изолированно, а в контексте истории аналогичных общин и российских диаспор в других частях «чёрного континента» и даже в сопоставлении с прочими периферийными общинами наших соотечественников в других частях света.
4. дать самый общий очерк истории российской иммиграции в Южную Африку до второй мировой войны- 5. выявить характерные черты двух последних «волн» российской иммиграции в Южную Африку и понять причины различий в их адаптации и самоорганизации.
Теоретико-методологическое основание работы. Теоретической базой работы послужила теория развития диаспор З. И. Левина, 6 базирующейся на методе «функциональных триад» И. Веселаго и М. Левиной. В настоящей диссертации эта теория применяется с исторических позиций в рамках исследования межэтнических отношений и социально-политических процессов. В процессе исследования использовались хронологический, сравнительно-исторический и сравнительно-аналитический методы в рамках комплексного проблемного подхода к источникам и публикациям по теме диссертации.
Вслед за З. И. Левиным, мы понимаем под диаспорой «часть этноса, проживающую вне своей исторической родины или территории обитания этнического массива, сохраняющую представление о единстве происхождения и не желающие потерять стабильные групповые характеристики, заметно отличающие их от остального населения страны пребывания, вынужденно (осознанно или неосознанно) подчиняясь принятому в ней порядку».7 Таким образом, потомки иммигрантов, ассимилированные южноафриканским обществом, в настоящем исследовании как часть российской диаспоры не рассматриваются.
Более того, поскольку понятие «российский» объединяет в себе целое множество этносов, населяющих нашу страну, то понятие «российская диаспора» неизбежно вступает в конфликт с вышеуказанным определением. Действительно, вплоть до самого позднего времени в ЮАР существовало как минимум две диаспоры выходцев из России: русская и еврейская. Однако, существуют обстоятельства, позволяющие не отказываться от словосочетания «российская диаспора». Во-первых, очень многие евреи из России, даже.
6 Положения этой теории изложены в монографии Левин З. И. Менталитет диаспоры (системный и социокультурный анализ). М.: Институт востоковедения РАНИздательство «КрафИ-», 2001.
7 Левин 3 И. Менталитет диаспоры (системный и социокультурный анализ). М.: Институт востоковедения РАНИздательство «Крафт+», 2001. С. 5. эмигрировавшие в Южную Африку ещё до Второй мировой войны, не забывали русский язык и даже обучали ему своих детей, интересовались событиями в СССР, посещали советское консульство, активно участвовали в деятельности обществ дружбы с Советским Союзом, гордились своим знакомством с русской культурой и считали Россию совей родиной. Иными словами, с нашей страной их связывали не только обстоятельства рождения, но и гораздо более прочные культурно-языковые узы. Во-вторых, евреи, рожденные в СССР и ныне проживающие в ЮАР, ассоциируют себя скорее с русскими, чем с местным еврейством. О причинах этого явления будет подробно рассказано в основной части данного исследования. Таким образом, понятие «российская диаспора» можно условно принять и использовать по отношению к российским иммигрантам в Южной Африке в последние 60 лет.
Понятия «диаспора» и «община» не синонимичны. Диаспора возникает даже при небольшом количестве иммигрантов, сопротивляющихся ассимиляции или неспособных к ней. Но для возникновения общины, то есть социального организма в совокупности его институтов, необходимы, во-первых, «критическая масса» иммигрантов, а во-вторых, их сознательное желание объединяться, вызванное целым рядом социально-политических и экономических обстоятельств, с которыми вновь прибывшему приходится сталкиваться при контактах с принимающим обществом.
Под «российской эмиграцией» понимаются «все подданные России, покинувшие свою родину (вне зависимости от национальности, вероисповедания и причин, побудивших к отъезду)».8 В то же время понятие «русская эмиграция» подразумевает национальный состав эмигрантов: «русские по крови, или лица, других национальностей, ставшие носителями русского менталитета и причисляющие себя к русским».9 Поэтому прибалтийские немцы и украинцы, ставшие членами русского православного прихода в Йоханнесбурге и являвшиеся носителями русского языка могут быть причислены к русским эмигрантам. —" «» ——————————— j.
8 Федотов А. С. Российская эмиграция и Русское Зарубежье (к вопросу о дефинициях). — Роль русского зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры. Научная конференция. Москва, 13−15 апреля 1993 г. Тезисы докладов. М.: Институт российской истории РАН, 1993. С. 5.
9 Там же.
Объект и предмет исследования. Объект данной диссертационной работы — российские эмигранты в Южной Африке, предмет — история возникновения, формирования и функционирования общин российских эмигрантов на территории Южной Африки за последние 60 лет.
Источниковедческий очерк. Как говорилось выше, обстоятельных научных трудов по теме данной диссертации не существует до сих пор. Однако это не означает, что исследовательская работа по теме «российские эмигранты в Южной Африке» ранее не велась.
Прежде всего, поиском и изучением материалов по этой теме занимались видные отечественные африканисты А. Б. Давдисон и И. И. Филатова, которые, насколько нам известно, даже планировали подготовить по этому вопросу специальную монографию. Они не только исследовали издания Русского Зарубежья и труды учёных из ЮАР, пытаясь найти свидетельства о жизни российской диаспоры на юге Африки, но и работали в южноафриканских архивах, брали интервью у самих эмигрантов. Результатом этой работы стал ряд публикаций, среди которых:
• краткий обзор истории российской иммиграции в Южную Африку в XVII-XX, подготовленный А. Б. Давидсоном и опубликованный в журнале «Родина"-10.
• статья И. И. Филатовой в том же журнале о выдающейся оперной певице Ксении Бельмас, окончившей свои дни в Дурбане-11.
• статьи обоих авторов на русском и английском языках, посвященные российско-южноафриканским связям, включая и эмиграцию-12.
• монография Давидсона и Филатовой «Русские и англо-бурская война», опубликованная в ЮАР на английском языке и содержащая, в частности,.
10 Давидсон А. Б. Едут, едут по Капстаду наши казаки. — Родина, 1996. № 9. Филатова И. Мадам Бельмас. Вернётся ли прах великой певицы на Родину? — Родина, 2000. № 7.
12 Прежде всего: Давидсон А., Филатова И. Опыт консульских отношений. — Азия и Африка сегодня, 1998. № 1;
Davidson A. Russia and South Africa: Centuries of Contact. — Russia in the Contemporary World. The First.
Symposium in South Africa at the Centre for Russian Studies. University of Cape Town, 1995 и Давидсон, A.
Союзники в войне — Россия и Южная Африка. — Азия и Африка сегодня, 2000. № 5. множество полезных сведений о русских евреях-иммигрантах, сражавшихст на этой войне.13.
Большая часть сведений, содержащихся в этих публикациях, относится к периоду до 1950;х гг. Очевидно, такие временные рамки обусловлены рядом причин. К 1950;м гг. в Южной Африке, как уже указывалось, уже завершилась ассимиляция многих тысяч русских евреев-иммигрантов, прибывших сюда, в основном, на рубеже веков. При этом собственно русская диаспора вплоть до 1990;х гг. была крайне малочисленной. А для более-менее объективного исторического исследования «новой», «перестроечной» волны иммиграции из России в период написания вышеуказанных работ время ещё не наступило. К тому же авторы, ограниченные форматом журнальных публикаций, вынуждены были уделять основное место наиболее изученным десятилетиям (примерно 1890−1940;е гг.).
К сожалению, список специальных научных публикаций о российской эмиграции в Южной Африке на этом заканчивается.14 Даже сборники «Российская диаспора в Африке» и «Африка глазами эмигрантов», как уже упоминалось выше, практически полностью посвящены жизни наших соотечественников в странах к северу от ЮАР: Марокко, Тунисе, Египте, Эфиопии, Бельгийском Конго, что, в первую очередь, объясняется малоизученностью русской эмиграции в южноафриканском регионе. Впрочем, некоторые эмигранты, упоминаемые авторами этих сборников, впоследствии переехали в Южную Африку. Важно также отметить, что далеко не все характерные проблемы, с которыми сталкивались россияне в других странах континента, указанные А. Б. Летневым в предисловии к первому сборнику, были типичны и для Южной Африки.
Некоторые сведения о россиянах, проживавших в ЮАС во время Второй мировой войны, можно почерпнуть в книге журналиста-международника и дипломата Бориса Асояна «Сквозь 300 лет — от Капа до Трансвааля. Штрихи к портрету Южной Африки». Автор не раз.
13 Davidson A, Filatova I. The Russians and the Anglo-Boer War. Cape Town, Pretoria, Johannesburg: Human & Rousseau, 1998. посещал эту страну, изучал её историю и культуру и первый в Советском Союзе написал большой очерк о ЮАР на основе собственных впечатлений, а не данных, полученных из вторых рук. Асоян стал одним из первых советских граждан, получивших право посетить Южную Африку, но с русскими эмигрантами здесь он практически не общался. Сведения, относящиеся к 1940;м гг., опубликованные в его книге, очевидно, получены автором в результате изучения дел советского консульства, хранящихся в архиве МИД РФ. Это, прежде всего, письма с просьбой о возвращении советского гражданства, заявления о поддержке борьбы Красной армии с немецкими оккупантами и отчёты сотрудников консульства, содержащие упоминания об эмигрантах, поддерживавших отношения с советским представительством в Претории. К сожалению, автору настоящей работы было отказано в доступе к этим материалам.
Документы по истории российской диаспоры в Южной Африке до 1950;х гг. содержатся в сборниках «Россия и Африка. Документы и материалы. XVIII в. — 1960 г.» и «Англо-бурская война 1899−1902 гг. По архивным материалам и воспоминаниям очевидцев». Прежде всего, это переписка российских официальных лиц по поводу учреждения русского консульства в Трансваале, статьи и интервью русских добровольцев в бурских войсках, а также документы, касающиеся деятельности южноафриканских обществ дружбы с Советским Союзом.
В числе основных источников для данной диссертации назовём также воспоминания настоятелей русского прихода в Йоханнесбурге, публиковавшиеся как отдельными книгами, так и в виде статей в официальном журнале РПЦЗ «Православная Русь». Бесценным источником по истории йоханнесбургского «Русского дома» оказалась статья о. Ф. Хризостома «Православие в Южной Африке». Были использованы и мемуары самих иммигрантов, например, рукопись книги воспоминаний профессора Б. И. Балинского, хранящаяся в архиве Университета штата Иллинойс в США, воспоминания В. Г. Третчикова, С. В. Шульц, М. С. Кантакузена и П. С. Назарова, а также материалы личных архивов Б.И.
14 Можно, конечно, также упомянуть статью этнографа Б. В. Соколова «Иммигрантское население Южноафриканской Республики» (Советская этнография, 1984. № 6), но в ней российская эмиграция.
Балинского в Витватерсрандском университете, Е.Г. Кандыбы-Фокскрофт в Университете Южной Африки и Ю.С. ван Зона в Трансваальском музее.
Описания встреч с русскими эмигрантами на южноафриканской земле можно найти в путевых заметках советских моряков и учёных, в разные годы посетивших эту страну.15 Статьи о россиянах, проживавших в Южной Африке, часто публиковались в газете «Нью Бридж», издававшейся в России и ЮАР в первой половине 1990;х гг. Впрочем, некоторые материалы и очерки по этой теме удалось найти и в более ранних периодических изданиях Русского Зарубежья, например, в статьях К. Боссе, «африканского корреспондента» рижской газеты «Сегодня» в 1930;е гг. О многих публикациях такого рода автору любезно сообщила В. П. Хохлова, научный сотрудник Центра исторических, национальных и культурных исследований Института Африки РАН.
Весьма полезными при поиске сведений о конкретных персоналиях оказались генеалогические источники, рекомендованные автору М.Ю. Катиным-Ярцевым и В. Б. Беляковой. Прежде всего, это справочники по истории дворянских родов России, составленные Н. Иконниковым, Д. Шаховским и Ж. Ферраном. Кроме того, были использованы памятные книжки различных губерний Российской Империи, справочник по некрологам Русского Зарубежья «Незабытые могилы», а также справочники С. В. Волкова по истории Белого движения.
В Южной Африке научных публикаций, специально посвященных российской эмиграции, на сегодняшний день не существует. Тем не менее, довольно подробно разработана история южноафриканского еврейства, которое, по большей своей части, является потомками русских евреев. Таким образом, в монографиях по этой теме есть немало данных о численности, причинах эмиграции, организациях, традициях и способах адаптации русских евреев в Южной Африке. Наиболее ценными изданиями такого рода являются «Евреи и упоминается лишь вскользь.
5 Федоровский Н. М. В стране алмазов и золота. Путешествие по Южной Африке. M.-JL: Главная редакция геологоразведочной и геодезической литературы, 1934; Иванченко А. Оскорбленные звезды. Рассказы сионизм: южноафриканский опыт" Г. Шимони, рассматривающего историю еврейства ЮАР через призму распространения в его среде сионистского учения, и опубликованной в Кейптауне сборник эссе «Евреи Южной Африки: история», содержащий очерки формирования еврейских общин в каждой провинции и крупном городе страны, а также подробные описания причин и способов эмиграции российских евреев.
При подготовке настоящей работы также использовались данные различных переписей населения страны, справочники «Кто есть кто в Южной Африке», а также «Южноафриканский национальный биографический словарь» Э. Розенталя, который приводит краткие биографические справки по самым известным деятелям культуры, науки, бизнеса, родившимся в России и эмигрировавшим на юг Африки.
В материалах Русского зарубежного исторического архива, ныне хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации, были обнаружены сведения о многих российских эмигрантах, закончивших свои дни в Южной Африке. В Российском государственном архиве литературы и искусства хранятся документы, касающиеся деятельности звезды дореволюционного кино Осипа Рунича и оперной примадонны Ксении Бельмас, которые в 30-е гг. эмигрировали в ЮАС. В архивах Претории, Дурбана, Питермарицбурга и Кейптауна можно ознакомиться с делами российских эмигрантов. Среди этих документов свидетельства о смерти и передаче имущества наследнику, завещания, дела о разводе, постановления суда, различные прошения и иски, пассажирские декларации, заявления о получении гражданства или права на жительство в стране.
И, наконец, ценнейшими источниками сведений для данной работы послужили интервью эмигрантов и российских консульских работников, взятые автором данного исследования во время научной командировки в ЮАР в апреле-мае 2004 г., статьи, опубликованные в газетах и журналах на русском, английском и африкаанс, сообщения агентств новостей, отчёты очевидца. М.: Молодая гвардия, 1964; Макаров Н. М. В стране алмазов и нищеты. М.: Просвещение, 1965; Ивашко И. Заокеанские встречи. Симферополь, 1970. независимых организаций о деятельности российских преступных группировок на территории ЮАР и материалы, найденные в Интернете.
1. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК РОССИЙСКОЙ ИММИГРАЦИИ В ЮЖНУЮ АФРИКУ ДО КОНЦА ВТОРОЙ МИРОВОЙ войны.
3.8. Выводы.
За последние 15 лет российская диаспора ЮАР значительно выросла в численном отношении, и счёт наших соотечественников в этой части света идёт уже не на десятки, а на тысячи. Этому способствовал эмиграционный бум, потрясший Россию в конце-1980;х — начале 1990;х гг. Одним из важных направлений выезда россиян в этот период была Южная Африка, страна, окутанная своеобразным ореолом запретности и привлекательности. Экономическое развитие, социальная система, обеспечивавшая привилегии белого меньшинства, и политика южноафриканского правительства Национальной партии, стимулировавшей европейскую иммиграцию, способствовали притоку россиян в ЮАР, особенно до первых демократических выборов 1994 г.
Если в первой половине 1990;х гг. сюда ещё ехали некоторые иммигранты-«романтики», привлечённые мифом о сказочном благополучии и «стабильности» Южной Африки, то впоследствии, особенно с ужесточением иммиграционного законодательства страны, селившиеся здесь россияне были, в большинстве своём, «прагматиками». Это профессионалы, обладающие специальностью, востребованной в ЮАР (программисты, инженеры, учёные, музыканты), или предприниматели, способные открыть своё дело на юге Африки. Как правило, все необходимые формальности, касающиеся их будущей работы в Южной Африке, они проходят ещё на родине. Профессионалы обычно ещё до приезда в I.
4,3 Liebenberg D. Couple Use Own Kids for Porn News24.com, 1 September 2003.
414 Laganparsad M. Empty Home for Porn Accused. — The Daily News, 9 December 2003. P.4.
ЮАР имеют контракт с южноафриканской организацией. Особыми группами иммигрантов являются российские студенты, которые находят в Южной Африке работу и остаются здесь надолго или насовсем, и «русские жёны», гражданки России, выходящие замуж за южноафриканцев.
Мотивация переезда в ЮАР у «новых» и у «старых» эмигрантов, в принципе, совпадает. Основные причины — экономические: возможность получить хорошо оплачиваемую работу по специальности в стране с высоким уровнем жизни, по крайней мере, белого населения. «Романтический» порыв начала 90-х сменился на вполне взвешенный подход. Для большинства иммигрантов последних десяти лет принципиальной разницы между Южной Африкой и такими же далёкими Австралией, Новой Зеландией и Канадой нет. Выбор на первую из этих стран для них падает, как правило, по случайному стечению обстоятельств. В последние годы российских эмигрантов, желающих поселиться и работать именно в ЮАР, стало гораздо меньше.
Несмотря на рост численности российской диаспоры, традиционно важная в южноафриканском обществе роль русских евреев к концу 1980;х гг. значительно уменьшилась. Приток евреев из России, обычно приезжавших сюда через Израиль, не способствовал её увеличению. К 1990;м гг. русские евреи, возглавлявшие еврейские общины страны и составлявшие в них большинство на протяжении десятилетий, либо умерли, либо ушли на покой. Их дети и внуки, из которых сегодня, в основном, стоит южноафриканское еврейство, с Россией уже не связаны. Они, с одной стороны, хорошо вписаны, адаптированы к южноафриканским условиям, считают себя южноафриканцами, а, с другой стороны, по большей части, придерживаются ортодоксального направления иудаизма, являются активными сторонниками сионизма и дают своим детям классическое еврейское воспитание. Традиционализм был характерен и для тысяч российских евреев, приехавших в Южную Африку на рубеже XIX и XX вековон же господствует в сознании южноафриканского еврейства и сегодня. «Новые» российские евреи, люди, как правило, глубоко светские, не принимаются этой общиной и сами не стремятся присоединиться к ней. Советские евреи, скорее, ассоциируют себя с русскими, склонны принимать участие в деятельности русских обществ в ЮАР, нежели слишком «консервативных» еврейских.
Уже в первой половине 1990;х гг. численность «новых» русских эмигрантов в ЮАР значительно превзошла численность «старых», но первые, в отличие от вторых, так л не смогли самостоятельно организоваться. Несмотря на ряд попыток самих эмигрантов основать российское общество или клуб в разных городах Южной Африки, эти начинания так и не были реализованы. Пассивность российской диаспоры привела к тому, что для ее организации потребовались совместные действия государства в лице российского посольства в Претории и Московского Патриархата. Лишь в 1999 г. в ЮАР был основан приход Русской православной церкви, а затем построен большой храм. В отличие от «старых» иммигрантов, которые, несмотря на свою малочисленность и недостаток средств, смогли самостоятельно организовать общинный центр «Русский дом», пригласить и содержать священника Русской православной церкви за рубежом, «новые» с трудом собирают пожертвования, необходимые для покрытия текущих нужд прихода.
Пассивность «новых» российских эмигрантов, их нежелание делать пожертвования, отсутствие инициативы и унаследованная из советской действительности «аллергия» на коллективные мероприятия объясняют то, что все прочие общества российской диаспоры ЮАР, помимо православного прихода в Гаутенге, либо находятся в зачаточном состоянии, либо уже исчезли. Более того, несмотря на то, что в Южной Африке сейчас проживает несколько тысяч выходцев из СССР, в этой стране нет ни одного русского кафе или ресторана, где бы собирались эмигранты. Здесь не издается никаких русских газет, кроме нерегулярно выходящего бюллетеня посольства и даже издание православного журнала «Вестник» начатое о. Филаретом, настоятелем южноафриканского прихода РПЦ, было прекращено после трёх номеров.
В то же время, возможности ассимиляции «новых» российских эмигрантов, в отличие от «старых», довольно ограничены. «Старые» эмигранты чувствовали изоляцию, оказавшись на краю Земли, вдали не то что от России, а даже и от центров Русского Зарубежья. Они с жадностью читали русские эмигрантские газеты, редко попадавшие в Южную Африку, дорожили возможностью поговорить по-русски, услышать русскую речь. Россия была для них недоступна. О возможности возвращения туда, или хотя бы визита, не могло быть и речи. Но большинство «новых» иммигрантов с такими проблемами не сталкиваются. Они могут читать российские газеты и узнавать о новостях в России через Интернет, смотреть российское телевидение, разговаривать с Россией по телефону, свободно переписываться по обычной и электронной почте и навещать своих друзей и родственников на родине. Многие из них не планируют остаться в Южной Африке навсегда. Они сохранили российское гражданство и даже недвижимую собственность в России. О таком чувстве изолированности, которое испытывали «старые» иммигранты, сейчас нет и речи. Может, поэтому нет и сильного желания, необходимости объединяться?
Ассимиляция, как и в предыдущие десятилетия, затрагивает, в основном, детей иммигрантов. Дело не в особой «стойкости» взрослых или их сознательного стремления избежать ассимиляции, что было свойственно «старым». Причина, скорее, в том, что у сегодняшнего российского иммигранта в ЮАР остаётся слишком много связей с Россией, слишком много возможностей для «подпитки» своего национального самосознания, и необходимость максимальной интеграции в южноафриканское общество не возникает. С другой стороны, дети «новых» эмигрантов уже не имеют ни этих «защитных механизмов», ни особого желания быть русскими. Им, как и детям «старых» эмигрантов десятилетиями ранее, проще и удобнее ассимилироваться в южноафриканском обществе, усвоить его язык, привычки, традиции. Поэтому многие дети российских эмигрантов сегодня, как и ранее, плохо или совсем не говорят по-русски. Они ходят в английские школы, и их друзья — это южноафриканцы, с которыми общаться можно только по-английски или на африкаанс.
Русский язык становится языком внутрисемейного общения, а поэтому теряет в глазах детей ту ценность, которой наделяют его их родители.
Как и в предыдущие десятилетия, среди «новых» российских эмигрантов в ЮАР есть немало выдающихся деятелей культуры, бизнеса, науки и даже спорта. Имена некоторых из них известны не только профессионалам, но и широкому кругу жителей страны. К сожалению, россияне в Южной Африке играют большую роль и в нелегальном бизнесе, например, работорговле, проституции, контрабанде оружия и наркотиков, рэкете, отмывании денег. Сообщения о «русской мафии» нередко появляются в репортажах южноафриканских средств массовой информации, что, разумеется, негативно сказывается на образе наших соотечественников в этой стране. Впрочем, преступность является непременным спутником российских эмигрантов практически во всех странах их расселения.
Есть ли перспектива у российской иммиграции в ЮАР? Вероятно, о возобновлении массовой иммиграции начала 90-х в обозримом будущем речи быть не может. Внутренняя политика южноафриканского правительства кардинальным образом изменилась. Европейская иммиграция в страну более не стимулируется. Кроме того, проведение в жизнь программы предпочтительного трудоустройства небелых оставляет для наших соотечественников довольно мало шансов получить достойную работу в ЮАР. И самое главное, с начала 1990;х гг. эмиграция российских граждан сократилась практически во все страны, а не только в ЮАР. Планы привлечения «колонистов» из СНГ, предлагаемые «Всемирным консервативным движением» вряд ли увенчаются успехом. Гораздо более вероятной представляется перспектива продолжения индивидуальной трудовой иммиграции российских специалистов, а также российских невест для южноафриканцев.
