Правительственная политика в отношении тяглых сословий в России второй половины XVI-начала XVII в

Актуальность темы

исследования обусловлена теоретической и практической значимостью вопросов, связанных с функционированием общества, находившегося в состоянии трансформации. Вторая половина XVI" в. в истории России — особый период, когда в ее общественно-политическом устройстве были заложены важнейшие новации, радикально изменившие и сущность самого устройства, и вектор развития страны. В этой связи особенную значимость приобретает изучение истории правительственной политики в отношении тяглых сословий, составлявших абсолютное большинство населения страны. Всестороннее исследование обстоятельств, в которых принимались определенные решения, касавшиеся положения крестьян и посадских людей, позволяет, с одной стороны, приблизиться к пониманию глубинных закономерностей развития российского общества, а с другойпоказать алгоритм деятельности правительственного аппарата.

Без выявления отмеченных закономерностей затруднительно вырабатывать стратегию развития современной России, ибо социальная напряженность, высокий конфликтный потенциал в отношениях между стратами общества губительны для него. Без учета исторического опыта невозможно выстаивать эффективную социальную политику.

Обращение в рамках настоящего диссертационного исследования к истории правительственной политики в отношении тяглых сословий обусловлено тем, что именно сословия крестьян и посадских людей составляли «становой хребет» государства, являясь источником налоговых поступлений и исполнителем повинностей, совокупность которых и составляло понятие «тягла». Именно во второй половине XVI в. закладывались принципиальные основы взаимоотношений государства и тяглых сословий, существенно не изменявшиеся до середины XIX в., когда последовательно была упразднена система крепостного права, созданы земские учреждения, прямые налоги были заменены на косвенные. Тот факт, что именно в этот двухсотлетний период возникла Российская империя, успешно решавшая сложные внешнеполитические задачи, свидетельствует о жизнеспособности того типа социума, который сформировался во второй половине XVI в.

Этот период приобретает значение своего рода водораздела российской истории, стоя на котором становится возможным, с одной стороны, ретроспективно изучить более ранние институты и явления, а с другой стороны, увидеть процесс зарождения новых социальных структур и управленческих практик, в полной мере развившихся в XVII в. Таким образом, без систематического исследования правительственной политики в отношении тяглых сословий во второй половине XVI — начале XVII в. невозможно составить целостную картину исторического развития нашей страны в период позднего средневековья.

Степень научной разработанности темы исследования. Предлагаемая диссертация посвящена предпосылкам этого перехода, трансформации общественного и государственного строя нашей страны во второй половине XVI — начале XVII в. Несмотря на значительные успехи российских историков в деле постижения феноменов и закономерностей социально-политического развития России в XVI—XVII вв., до настоящего времени перед исследователями этого исторического периода стоят множество проблем. Во второй половине XVI в. в России происходят масштабные изменения во всех сферах жизни общества и государства. Деятельность представителей всех классов проходила в условиях реформ, внешнеполитических и внутриполитических потрясений, переросших в полномасштабную гражданскую войну. Столь насыщенный событиями период времени всегда привлекал внимание российских историков, для многих из которых он стал полигоном для апробации новых научных идей и подходов. Впервые в полном объеме они были сформулированы в трудах В. О. Ключевского, A.C. Лаппо-Данилевского, С. Ф. Платонова еще в 1880—1890-х гг. В таких работах названных исследователей, как «Происхождение крепостного права» Ключевского, «Организация прямого обложения.» Лаппо-Данилевского, «Очерки по истории Смуты.» Платонова, был осуществлен институциональный анализ состояния российского общества в XVI—XVII вв.1 Именно эти историки выделили, не употребляя этот термин, в качестве несущих конструкций общества «институции» — отличавшиеся длительностью существования социальные феномены.

Представляется, что возможности институционального анализа современной наукой не исчерпаны до настоящего времени, и история России второй половины XVI — начала XVII в. представляет собой период, в исследовании которого институциональный подход может быть наиболее плодотворным. До середины XVI в. государственные институты отличались слабой степенью регламентации, их функции не были четко определены и осуществлялись по-разному в отдельных районах страны. Первые общегосударственные учреждения — приказы возникли уже в конце XV в., но только с 1550-х гг. начинается процесс выработки общих принципов государственного управления, которые приобрели необходимую системность. В существующих исследованиях историков часто делался акцент на решениях власти, в то время как осуществление этих решений не всегда удавалось проследить из-за отсутствия источников. Это обусловливает необходимость изучения административных практик, применявшихся государственным аппаратом.

Особенно масштабными были изменения в положении крестьян и посадских людей. Между тем, изучение положения этих сословных групп, осуществлявшееся вплоть до 1980;х гг., в последние десятилетия стало менее активным. Особую сложность представляет исследование крепостничества в силу необходимости соблюсти баланс между строгой научностью" и.

1 Ключевский В. О. Сочинения в 9 тт. М., 1990. Т. 8. С. 120—193- Лаппо-Дангтевский A.C. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразований. СПб., 1890- Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв. М., 1995. ценностным отношением к истории крепостного права. Для нас неприемлема негативная оценка закрепостительной политики как мотивированной исключительно своекорыстными интересами «феодалов-землевладельцев». Вместе с тем, мы не уверены и в том, чтоутверждение крепостничества, особенно в тех изуверских формах, которые оно пробрело в «безумном и мудром» XVIII столетии было фатально неизбежным. Категорически не разделяя апологетическую позицию А.Б. Каменского", считаем нужным заметить, что закрепостительные мероприятия второй половины XVI в. в то время были действительно вынужденным шагом правительства, находившего полную поддержку тяглых общин.

Актуальность исследования правительственной политики XVI в. обусловлена еще и фактом расширения в это время территории страны, региональные особенности которой все еще не были изжиты. Следовательно, политику в России XVI—XVII вв. нужно изучать с опорой на региональные отличия городов и уездов страны. Проблема изучения правительственной политики в России приобретает дискуссионный характер, в том числе, и потому, что в последнее десятилетие правомерность применения самой формулировки «правительственная политика» к российским реалиям эпохи позднего средневековья подвергается сомнению. В современной исторической науке нет единого мнения о возможности применения понятий «политика» и «правительство» в исследованиях по истории России XVI в. В то время как большинство историков пользуются этими понятиями, A.JI. Юрганов, A.B. Каравашкин, М. М. Кром подчеркивают их несоответствие мировосприятию людей того времени. По их мнению, публицистическим текстам XVI в. были в большей степени свойственны эсхатологические мотивы, а не политические дефиниции. С точки зрения М. М. Крома, «религиозное понимание власти», свойственное дискурсу того времени, не дает возможности определить, какая.

2 «Только благодаря крепостному праву Россия сумела стать тем, чем она была и в политическом, и в экономическом отношении, а отмена крепостничества не могла состояться раньше, чем это произошло». См.: Каменский А. Б. Уроки, которые можно было бы извлечь // Одиссей. 2004. М., 2004. С. 419. правящая группа представляла правительство3. Для решения вопроса о правомерности употребления терминов «политика» и «правительство» зададимся вопросом о том, что такое «политика».

Наиболее' распространенные определения «политического» в первой', половине XX в. были предложены вначале М. Вебером, а впоследствии К. Шмитом. М. Вебер говорил о политике как участии во власти, а К. Шмитт писал, что политика есть та сфера поведения людей, которая формируется ввиду реальной возможности борьбы4. Встав на обозначенную точку зрения, неизбежно придется признать, что политика есть в любом обществе, где имеются группы людей, отстаивающих свои интересы с помощью публичной власти. Однако немалое значение имеет вопрос, осознают ли участники этой борьбы свои действия как политические, отражается ли это понимание в дискурсе эпохи? Согласно определения И. Т. Касавина, дискурс — это «неоконченный живой текст, взятый в момент его непосредственной включенности в акт коммуникации, в ходе его взаимодействия с контекстом. От дискурса отличается текст, который уже отчужден от автора пространственными, временными и иными индексикальными параметрами"5.

Рассмотрим два публицистических текста середины XVI в. на предмет наличия в них политических реалий. Это «Большая челобитная» И. Пересветова и речь Ивана IV, обращенная к Стоглавому собору. В «Большой челобитной» осуществляется противопоставление «веры христианской» и «правды». Еще в начале XX в. В. Е. Вальденберг показал, что «правда» в понимании Пересветова есть христианский закон, воплощенный в практической политике государя6. A.A. Зимин интерпретировал «Большую челобитную» иначе: «правда», с его точки зрения, есть представление об.

3 Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998; Каравашкин A.B., Юрганов A.JI. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М., 2003; Кром М. М. К пониманию московской политики XVI в. //Одиссей. 2005. М., 2005. С. 283−302.

4 Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. Т. 1. № 1. С. 37−68.

3 Касавин И. Т. Дискурс: Специальные теории и философские проблемы // Человек. 2006. № 6. С. 13.

6 Вальденберг В. Е. Древнерусские учения о пределах царской власти. М., 2006. С. 266−271. общественных преобразованиях, направленных к созданию совершенного у государственного строя, облеченное в религиозную форму .

А.Л. Юрганов, опираясь на одну из статей Зимина, но не на его монографию, исказил представления исследователя, заявив, что Зимин интерпретировал слово «правда» в понимании Пересветова как «мудрость». Сам же Юрганов понимает настроения Пересветова эсхатологически, и лишает понятие «правды» всякого политического значения 8. Однако милленаризм был свойственен не только византийско-русскому средневековью. Не меньшее значение ожидания Страшного суда имели, например, в годы Английской революции XVII в. Как пишет К. Хилл, «революционный милленаризм многое говорит нам о нужде в социальных реформах"9. Ни у кого, однако не возникает вопроса о правомерности употребления термина «политика» применительно к реалиям Англии XVII в. Следовательно, и в дискурсе, насыщенном эсхатологическими мотивами, могут содержаться политические реалии.

Употребление понятия «правда» в «Большой челобитной» сопровождается отсылками к таким реалиям Русского государства XVI в., как система кормлений, поместное ополчение, холопство10. Все это убеждает в политической актуальности текста «Большой челобитной» для читателей своего времени. Конечно, представлять себе сочинения Пересветова как «программу реформ» было бы анахронизмом, но в процессе принятия решений об испомещении под Москвой «Избранной тысячи» или ограничении кормленой системы некоторые фрагменты «Большой челобитной» могли читаться как политический памфлет.

В еще большей степени насыщена политическими коннотациями так называемая «речь Ивана IV», обращенная к Стоглавому собору. В речи царя говорится, во-первых, о примирении приказных людей и кормленщиков «со.

7 Зимин A.A. И. С. Пересветов и его современники. М., 1958. С. 400.

8 Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С. 35, 80.

9 Хилл К. Английская библия и революция XVII века. М., 1998. С. 118, 463.

10 Сочинения И. Пересветова. М.- Л., 1956. С. 179−181. всеми землями во всяких делех"11. Эта фраза созвучна преамбулам уставных земских грамот 1552 г., в которых говорится о многочисленных конфликтах между кормленщиками и земскими людьми12. Результаты первых земских преобразований были, обобщены в предложении об устройстве «по всем землям моего государства» выборных должностных лиц: «старосты и целовальники, и сотские, и пятидесятские по всем градом и по пригородом, и по волостем, и по погостом, и у детей боярских, и уставные грамоты пописал"13. «Земские нестроения» действительно предписывалось исправлять «по правилом святых апостолов и святых отец», однако политического значения речи Ивана IV это обстоятельство умалить не может. В речи к Стоглавому собору общество предстает как совокупность конфликтующих социальных и территориальных групп, а деятельность царя по умиротворению общества не может быть интерпретирована иначе, чем политическая.

Понятие «правительство» в применении к реалиям XVI в. традиционно применялось во всех трудах по социально-политической истории России. Обстоятельный анализ правящих групп в Русском государстве XVI в. был представлен в трудах A.A. Зимина. Опираясь на нарративные и актовые источники, Зимин реконструировал состав «Избранной рады» — Ближней думы 1550-х гг. Действительно, исследователям не всегда ясен механизм принятия решений Боярской думой и неизвестен состав лиц, принимавших участие в обсуждении и принятии царских указов как с боярским приговором, так и без него. Представляется, однако, что состав Ближней думы достаточно полно отражен в приговоре о разбойных делах января 1555 г. В нем перечислены бояре Ю. М. Булгаков, Д.И. КурлятевВ.М. Юрьев, И. И. Пронский, B.C. Серебряный, И. В. Шереметев, И. М. Воронцов, окольничий А. Ф. Адашеви постельничий И.М. Вешняков14. Российское законодательство X—XX вв. М., 1985. Т. 2. С. 267.

12 Наместничьи, губные и земские. С. 103−105- ПРП. М., 1956. Вып. 4. С. 188−189.

13 Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1985. Т. 2. С. 267.

1Л.

Законодательные акты. Тексты. № 6. С. 34.

Для того, чтобы составить представление о составе Ближней Думы, необходимо, как писал Зимин, дополнить перечисленных в приговоре светских лиц фигурами Макария и Сильвестра, которые принимали самое активное участие в выработке программы реформ. Можно ли назвать данную правящую группу во главе с царем «правительством»"? При* всей условности такого соотнесения это представляется возможным, несмотря на то, что состав правящей группы неоднократно менялся. Смена правящих группировок свойственна любому политическому режиму, и совокупность лиц, в разной степени и в разное время участвующих во власти, вполне может именоваться «правительством». Как представляется, не является анахронизмом для XVI в. и наименование последовательности проводимых мероприятий правительственной политикой", даже если эти мероприятия кажутся противоречащими друг другу.

Вместе с тем, во многих исследованиях по истории России XVI в. термин «политика» и производные от него, действительно, применяются не вполне корректно. Так, С. М. Каштанов, анализируя вклад П. Н. Милюкова в исследование писцового дела и сотниц, пишет, что Милюков «не попытался дать сколько-нибудь подробную политическую историю писцового дела». И наоборот, Каштанов ставит перед собой задачу «изучения политической истории писцового дела», связывая «появление сотниц и писцовых книг с деятельностью определенных правительств», а в факте описания усматривает «посягательство на землевладение и политические права крупных феодалов"13. Представляется, что в данном случае имеет место, с одной стороны, чрезмерное расширение значения термина «политика», и с другой стороны, наделение писцов и писцовых описаний теми функциями, которые им не были свойственны.

В самом деле, писцы конца Х^начала XVII в. в ходе поземельных описаний осуществляли стандартные технические процедуры, главной целью.

15 Каштанов С. М. Финансы средневековой Руси. М., 1988. С. 24, 27−29. которых была полнота учета налогооблагаемых объектов. Валовые описания охватывали всю совокупность уездов государства, или регионов страны, и не преследовали цель выборочно описать крупные монастырские вотчины или княжеские уделы. На основании данных писцовых описаний правительство могло применять против иммунистов те, или иные политические санкции, вплоть до ликвидации тарханов, как это имело место частично в 1551 г., и почти полностью в 1580 и 1584 гг. Эти санкции, коль скоро они приводили к ущемлению прав влиятельных социальных групп, вполне можно квалифицировать как политические. Но это не значит, что периодически проводившиеся писцовые описания, материалы которых давали основания для принятия политических решений, несли в себе политическую компоненту. Следовательно, при анализе административной практики власти, нужно всякий раз проводить четкую границу между такими акциями, которые правомерно называть политическими, и теми, которые политикой не являлись.

Все вышесказанное позволяет сделать вывод о целесообразности продолжения изучения истории российского общества второй половины XVI — начала XVII вв., в особенности в аспекте эволюции государственно-политической системы и влияния, оказываемого ею на положение тяглых сословий.

Объект исследования в диссертации включает в себя целый ряд социально-политических институтов и их характеристик, как то: правовое положение тяглых сословий в середине XVI в., проблема ограничения мобильности крестьян, сущность постановлений Судебников о крестьянском отказе, особенности становления сословия посадских людей, прерогативы наместников и первые попытки государства испытать на практике новые формы местного управления, земские учреждения местного управления, их компетенция и распространение по территории страны, крепостное право как складывающаяся система контроля государства и его представителей над тяглым населением.

Предмет исследования в диссертации охватывает следующие явления и процессы: положение тяглого населения в России в середине XVI в., состояние институтов местного управления накануне земской реформыизменения в положении крестьян, начало процесса закрепощения, тяглого населения;

— земская реформа и состояние учреждений местного управления, эволюция государственного аппарата в период реформ;

— особенности осуществления правительственной политики в период опричнины и гражданской войны начала XVII в.

Хронологические рамки исследования. Основная масса материала и авторских интерпретаций относятся непосредственно к обозначенному в заголовке периоду (вторая половина XVI — начало XVII в.) Особенности структурно-типологического метода исследования государства и общества предполагают, однако, необходимость обращения как к более ранним, так и поздним источникам и социальным явлениям, значительно выходящим за хронологические рамки исследования, обозначенные в названии диссертации. Так, явление крестьянских переходов исследуется, начиная с XV в., а для объяснения особенностей процесса закрепощения в начале XVII в. привлекаются источники, относящиеся ко всему столетию. Следует подчеркнуть, что источники XV и XVII вв. привлекаются нами исключительно с целью анализа явлений XVI — начала XVII в., не поддающихся исследованию на синхронных материалах.

Географические рамки исследования. В диссертации подвергнуты исследованию источники, охватывающие все регионы Русского государства, кроме западных (Смоленск и прилегающие территории) и восточных (Урал и прилегающие территории). Такой выбор обусловлен рядом обстоятельств. Во-первых, такую архитектонику исследования диктует состояние источниковой базы. Переход западных уездов Русского государства в руки Речи Посполитой по Деулинскому перемирию 1618 г. имел два далеко идущих последствия, до настоящего времени не вполне проясненных в науке. Пожар 1626 г. в архивах Московских приказов уничтожал документы вне зависимости от их территориальной принадлежности. Но часть документальных фондов, относящихся к другим территориям, была восстановлена путем присылки писцовых и других книг из местных приказных палат в конце 1620-х гг.

В случае же со Смоленском и другими западными уездами это было невозможно да и не нужно, поэтому в приказных архивах и не появилось документов оттуда. Польско-литовские власти также не озаботились сохранением документальных материалов, связанных с русским господством в Смоленске, и они должны были исчезнуть по причинам небрежного хранения либо преднамеренного уничтожения. Поэтому, когда Смоленск и сопредельные земли были возвращены в состав Русского государства по Андрусовскому перемирию 1667 г., архивы местных администраций не содержали документов 1514—1611 гг.

От восточных территорий страны дошло гораздо больше документов конца XVI — начала XVII в., но они почти исключительно посвящены вопросам удержания за Россией обретенных земель. Правительственная политика в Предуралье и на Урале настолько отличалась от практиковавшейся в центре страны, что для ее изучения необходимы иные методы и теоретические посылки. Именно поэтому интересы нашего исследования сосредоточены территориально от Ельца на юге до Поморья на севере, и от Пскова на западе до восточной границы Замосковного края на востоке.

Теоретико-методологические основы исследования. Базовыми принципами исторического исследования, примененными в диссертации, являются принципы научной объективности, историзма и системности. На современном уровне осмысления проблематики диссертации эти принципы были разработаны и апробированы российскими историками XX в. — П. А. Садиковым, A.A. Зиминым, Н. Е. Носовым, С. М. Каштановым и др.

Принцип научной объективности находит свою опору в разработанных еще в 1960;х гг, подходах к изучению актов и реконструкции на их основе направленности общественных изменений и принципов правительственной политики16. Эти подходы покоятся на методе комплексного анализа источников, который предполагает сопоставление и взаимную проверку данных документов, происходящих из фондов центральных и местных государственных учреждений и церковных корпораций. Поскольку значительная часть источников относится к более позднему времени (конец XVI века), существенно важным будет их ретроспективное исследование. Коль скоро особенности источника вызваны его происхождением, процесс анализа с необходимостью должен приобрести институциональные черты, то есть от изучения документа необходимо восходить к изучению государственного учреждения, из недр которого он вышел. Таким образом, источниковедческое исследование будет увязано с конкретно-историческим.

Конкретно-историческое исследование в диссертации осуществлялось с применением как традиционных, позитивистских методов, например, историко-юридического, так и с опорой на новые методы, активно применяющиеся в современной социологии. Важную роль в анализе нарративных источников играет разработанная П. Бурдье методология реконструкции и исследования социальных полей и практик. Как пишет Бурдье, символические системы способны упорядочивать социальный мир путем применения к его явлениям логики включения и исключения отдельных элементов. Именно таким образом — путем достижения консенсуса о смысле видимых явлений — создаются представления о социуме и возможностях его изменения17.

16 Зимин A.A. О методике актового источниковедения в работах по истории местного управления России первой половины XVI в. // Вопросы архивоведения. 1962. № 1. С. 33−45- Носов Н. Е. О статистическом методе в актовом источниковедении // Вопросы архивоведения. 1962. № 4. С. 41−55- Зимин A.A. Трудные вопросы методики источниковедения Древней Руси // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М., 1969. С. 427−449- Черепнин JI.B. Рец. на кн.: Носов Ы. Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. JL, 1969 // ВИ. 1970 № 6. С. 139—143.

17 Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. СПб., 2007. С. 10.

Со времен С. М. Соловьева и Б. Н. Чичерина внимание историков было приковано к разного рода государственным и общественным институтам. Как подчеркивает П. М. Блау, институты — это исторические продукты, чьи нормы и лежащие в их основе опосредствующие ценности передаются от поколения к поколению, тем самым, ограничивая и очерчивая потенциальные сети косвенного обмена. Институты оказывают определенное внешнее давление на индивидов и на различные типы коллективных единиц, увязывая процесс обмена со своими предписаниями и рекомендациями. Таким образом,.

5 институты представляют сеть относительно стабильных и общих норм, регулирующих различные типы отношений косвенного и сложного обмена.

1 о между различными социальными единицами. Нетрудно заметить, что такое определение близко к определению институтов Д. Нортом как сложившихся практик19.

Коль скоро общественные связи в России XVI—XVII вв. принимали различные формы, важно определить научные принципы, на основе которых возможно построить типологию этих общественных связей. Исследование функционирования общественных институтов России второй половины XVI — начала XVII в. в диссертации осуществляется на основе принципа системности. В любом крупном социальном явлении или процессе, будь то крепостное право или земские учреждения, взаимодействовала вся совокупность институтов данного социума в определенную эпоху, а не какой-либо отдельный экономический или политический институт. Рассматривая крепостное право как систему социально-экономических связей и отношений, мы, во-первых, исходим из того, что оно было детерминировано как экономической, так и социально-политической эволюцией общества. Во-вторых, мы рассматриваем отдельные социальные явления как интегрированные в системы более высокого.

18 Цит. по: Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985. С. 368.

19 НортД. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С. 16−18. уровня и функционировавшие в составе этих систем". Таким образом, в будущем оказывается возможным построение целостной функциональной структурно-типологической модели процесса функционирования крепостного права.

В данном исследовании метод моделирования социальных явлений' применяется для изучения процесса зарождения крепостного права, возникновения и функционирования земских учреждений. Как подчеркивает П. Ласлетт, «полное историческое описание — это химера», а все, что может сделать историк, «так это построить некоторую модель рассматриваемого им общества». С помощью моделирования упорядочиваются данные источников, выявляются некоторые закономерности функционирования общественных институтов. Как подчеркивает П. Ласлетт, наиболее продуктивным может быть сочетание в историческом исследовании двух моделей общества: статической и динамической. Целостную модель общества удастся построить, только согласовав теорию изменяющейся системы «с теорией этой же системы в состоянии покоя"21. Именно таким образом в диссертационном исследовании изучается вначале традиционная практика переходов тяглых людей в середине XVI в. (система в состоянии покоя), а впоследствии ограничения и запрещение переходов (изменяющаяся система).

Перечисленные методы в большей или меньшей степени относятся к аналитическим методам, однако создание концептуальной модели истории русского общества невозможно без методов синтеза. Э. Питц назвал одни из таких методологических приемов «выявлением соответствий», подчеркивая его отличия от метода выявления причинно-следственных связей. Приводя в качестве примера такие категории, как «иммунитет» и «поместье», Э. Питц показывает, что ни одно из этих понятий не является причиной другого и не может быть из него выведено, однако «каждое при всей его специфике лл.

Блауберг КВ., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973.

21 Ласлетт П. История и общественные науки//Философия и методология истории. Сборник статей. М., 1977. С. 213−214. накладывает отпечаток на содержание другого, определяя его историческое значение"". Подобного рода связи между понятиями и стоящими за ними явлениями носят название коррелятивных, и, в отличие от причинно-следственных связей они обратимы, что позволяет реконструировать, не однобокую детерминистскую картину исторического явления, а его многовекторную модель. Как полагает Э. Питц, именно «в корреляциях проявляется временная компонента исторического мышления и понимания», что обусловливает такой важный принцип исследования, как историзм.

Благодаря перечисленным методам, исследование, построенное на анализе источников второй половины XVI — начала XVII в., в диссертации вышло на реконструкцию социально-политической системы России этого времени, характеризующейся существенными особенностями взаимодействия власти и общества.

Цель исследования — показать на основе изучения таких социально-политических институтов как крепостное право, земские учреждения, приказы, как эволюционировало российское общество, устанавливались более жесткие сословные границыкак соотносилась правительственная политика и такие ее временные феномены, как опричнина, с функционированием социально-политических институтовкак эволюционировало положение тяглых сословий в российском обществе.

Задачи исследования: 1) выработать отвечающую целям исследования методику работы с источниками.

2) показать динамику и ход закрепостительного процесса в конце XVI в., выявить особенности осуществления режима «заповедных лет».

3) исследовать основания и особенности прикрепления к тяглу двух категорий податного населения — посадских людей и черносошных крестьян. Питц Э. Исторические структуры (к вопросу о так называемом кризисе методологических основ исторической науки)// Философия и методология истории. Сборник статей. М., 1977. С. 194−195.

4) проанализировать ход и результаты земской реформы 1550-х годов и деятельности земских учреждений в 1560—1570-х годах, подвергнув критической проверке традиционные представления о географии земской реформыисследовать динамику и направленность реформы.

5) проанализировать изменения в структуре общества, воплотившиеся в новациях в правовом положении сословий.

6) исследовать изменения в деятельности центральных правительственных учреждений Русского государства во второй половине XVI в., уделив особое внимание работе четвертей и органу чрезвычайного финансового управления страной — посланникам.

7) показать изменения в государственном строе страны и наметить подходы к определению типологии российской государственности.

Научная новизна диссертационного исследования. В диссертации впервые в историографии положение крестьян в середине XVI в. анализируется с привлечением многообразных и разновременных источников, благодаря чему удалось предложить трактовку пожилого, принципиально расходящуюся с предлагавшимися в науке. В научный оборот удалось ввести источники, предопределившие новое понимание таких важных явлений российской истории, как «заповедные годы».

Введение

в научный оборот двух коллекций псковских монастырей способствовало оформлению новой концепции истории местного управления во второй половине XVI в. Убедительно доказывается, что земская реформа изначально замышлялась как многовекторное изменение, не подразумевавшее немедленное и повсеместное упразднение власти наместников. Концептуальное переосмысление роли тяглых сословий в истории русского общества показало, что к концу XVI в. уже сформировалась сословная структура, идентичная имевшейся в первой половине XVII в., что побуждает скептически оценивать суждения историков о глубоком переломе в развитии общества именно в эпоху Смуты.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использовать его результаты в учебных курсах по истории России, источниковедению, при написании учебных пособий. Представляется, что результаты работы способны оказать влияние и на общий контекст обсуждения судеб российской цивилизации и магистральных путей ее развития. В диссертации доказывается невозможность обсуждения истории Российского государства как одного из вариантов «деспотической монархии», а стало быть, Россия второй половины XVI — начала XVII в. предстает как европейское государство.

Апробация результатов исследования. По теме диссертации опубликованы две монографии и серия статей. Основные положения и выводы диссертации были изложены в виде докладов на международных научных конференциях: «Судебник Ивана III в истории России» в Санкт-Петербургском университете (Москва — Санкт-Петербург, декабрь 1997 г.) — «Проблемы истории государственного управления: государственный аппарат и реформы в России» в Санкт-Петербургском университете (Санкт-Петербург, октябрь 2002 г.), «Псков в российской и европейской истории» в Псковском педагогическом университете (Псков, апрель 2003 г.), «Происхождение национальных монархий и формирование Русского государства в европейском контексте» в Доме наук о человеке (Париж, сентябрь 2003 г.), «Общество, государство, верховная власть в России в средние века и раннее Новое время в контексте истории Европы и Азии» в Институте Всеобщей истории РАН (Москва, декабрь 2005 г.), «Новгородика — 2006» в Новгородском государственном университете (Великий Новгород, сентябрь 2006 г.), «Писцовые книги и другие массовые источники XVI—XX вв.» в Российском государственном архиве древних актов (Москва, июль 2007 г.), «Новгородика — 2008» в Новгородском государственном университете (Великий Новгород, сентябрь 2008 г.), «Псков, русские земли и Восточная Европа в XV—XVI вв.» в Псковском педагогическом университете (Псков, май 2010 г.), «Новгородика —.

2010″ в Новгородском государственном университете (Великий Новгород, сентябрь 2010 г.), «Россия и Запад в переходную эпоху от средневековья к Новому времени» в Уральском государственном университете (Екатеринбург, октябрь 2010 г.).

Материалы диссертационного исследования легли в основу лекций и семинаров, проводимых автором на историческом факультете Псковского государственного педагогического университета. Диссертация обсуждалась на совместном заседании Центра истории русского феодализма и Группы исторической географии Института российской истории РАН.

Структура диссертации. Диссертация включает введение, пять глав, открывающихся историографическим обзорсш и критиком источниковой базы, заключение, список источников, библиографию и приложения. Вторая глава посвящена месту тяглого населения в социальной структуре России первой половины XVI в., в третьей главе рассматривается ход закрепощения в конце XVI — начале XVII в., четвертая глава раскрывает взаимоотношения власти и общества в контексте состояния местного управления, в пятой раскрываются административные практики и реакция общества на них, в заключении подводятся основные итоги исследования. В приложении представлены неопубликованные источники, водимые в научный оборот автором: грамота с прочетом Ивана III, фрагменты писцовой книги 1510 г., документы псковских монастырей второй половины XVI в., обыскная грамота с упоминанием «заповедных лет», челобитная с упоминанием принципов сыска беглых и другие архивные документы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Правительственная политика в отношении тяглого населения предстает как полифункциональная деятельность, воплотившаяся как в создании законодательной базы, так и в повседневных административных практиках.

Анализ состояния дел в среде крестьянского социума во второй половине XV — первой половине XVI в. выявил глубинные основы княжеских постановлений о крестьянских переходах. Вопреки мнению исследователей середины XX в., удалось доказать, что основой этих постановлений были интересы фиска и местных тяглых общин, которые традиционно изобретали механизмы компенсации за расходы при поселении нового тяглеца и удержания его на новом месте. Отказ и поряд крестьян являлись институтами обычного права, функционировавшими на протяжении столетий, а право отказа и поряда формировалось в связи с двумя явлениями: «старожильства» и роста численности слобод. Среди получателей уставных грамот были общины слободчиков, составлявших «служебную организацию», и гипотетически можно предположить, что их трансформация в обычные тяглые общины происходила в течение первой половины XVI в., завершившись в процессе осуществления земской реформы.

В особенностях слободского права, касающегося вывоза чужих и запрета выхода своих тяглецов следует видеть источник княжеских постановлений второй половины XV в. об ограничении крестьянских переходов. Нормы о запрещении и ограничении переходов крестьян Юрьевым днем, как и сами жалованные грамоты, носили временный характер и прекращали свое действие со сменой суверена на троне или новым описанием. Процедура отказа, регламентированная в Судебниках, распространялась на все категории крестьян, в том числе дворцовых и черносошных. Возникновение пожилого было обусловлено обычаем предоставления льготы крестьянам-новоприходцам, которые таким образом расплачивались за предоставленную им отсрочку в выплате податей.

Дифференцированный размер пожилого объясняется поэтапным введением деревенских угодий в хозяйственный оборот, при котором лишь к концу четвертого года крестьянин осваивал весь комплекс. В диссертации показано, что постановления Судебников о пожилом преследовали цель компенсировать потери, понесенные тяглым миром из-за предоставления льгот новым тяглецам. В организации системы крестьянского поряда и отказа решающее значение имело временное прекращение практики предоставления податного иммунитета землевладельцам в конце XV в., что перекладывало ответственность за прием новых тяглецов исключительно на их плечи. Как указы князей о Юрьевом дне второй половины XV в., так и постановления Судебников о крестьянском отказе следует рассматривать не как свидетельство формирования крепостного права, а как эволюцию средневекового права от права-привилегии к общегосударственному праву.

В городах, находившихся на территориях бывших вечевых республик Северо-запада, результатом изменений в отношениях собственности в первой половине XVI в. стало формирование посадских общин с жившим на городских дворовых участках однородным населением с условием выплаты им оброка в казну. Система раскладки налогов, когда земли разного владельческого статуса клали в одну «кость», побуждала тяглые миры добиваться привилегий о свозе беглых тяглецов, подобно жителям Мало-Пинежской волости и Важской земли в 1552 г.

В системе местного управления ключевую роль играли региональные традиции, чем объясняется практика предоставления наместникам и волостелям псковских пригородов и новгородских волостей кормлений с боярским судом. Рассмотрение и сравнение источников 1550-х гг. объяснило причину известного запретительного распоряжения Мало-Пинежской и Важской земских грамот 1552 г. о возвращении тяглецов «на старые их дворы».

В диссертации сделан вывод о том, что мероприятия по ограничению выхода тяглого населения середины XVI в. в первую очередь осуществлялись в интересах не землевладельцев, а государства, стремившегося законодательно укрепить попытки перешедших на откуп волостей и посадов добиться возвращения ушедших тяглецов. Таким образом оказался объяснен парадоксальный факт одновременно реализовывавшихся земских преобразований и первых попыток прикрепления населения к тяглу.

Вновь введенные в диссертационном исследовании в оборот источники позволили отвергнуть ряд устоявшихся в науке фактов, например, предположение о том, что ст. 64 Судебника 1550 г. выводила служилых людей из-под суда наместников. Трактовка ст. 64 пересмотрена на основании данных Рыльской уставной грамоты, по которой в руках наместников оставался суд над детьми боярскими, которые освобождались от поединков с тяглыми людьми. Сопоставление «Приговора о кормлениях и службе» с сохранившимися документальными источниками показало, во-первых, их полное соответствие реалиям 1556—1558 гг., а во-вторых, что сама постановка вопроса о том, является ли летописное изложение «Приговора» свидетельством принятия закона об отмене кормлений царем и Боярской думой в 1555 г., или представляет собой «публицистическое обобщение многочисленных практических мероприятий в этой области», неверна. Мы не исключаем возможность принятия некоего закона с одновременным утверждением уставной грамоты о порядке судопроизводства царем и Боярской думой до 29 апреля 1556 г. Однако этот приговор не мог быть ничем иным, как обобщением практики земской реформы в 1552—1555 гг.

Исследование кормлений по Боярской книге 1556/57 г. позволило выявить региональную специфику в территориальном размещении кормлений, например, что сельские волостельства преобладали среди действующих и упраздненных кормлений в Замосковном крае и Поморье. Данные Боярской книги и уставных грамот не подтверждают мнения Н. Е. Носова о переходе волостей на откуп в годы «отставки реформы» в 1553—1554 гг. Абсолютное большинство сведений Боярской книги об отмене кормлений относятся к 15 551 556 гг. Земская реформа в Новгородской и Псковской землях заключалась отнюдь не только в повсеместной ликвидации кормлений и наместничьего управления, но и наделении дополнительнымисудебными и фискальными полномочиями выборных старост и целовальников при сохранении наместников. В северо-западных землях перевод волостей и посадов на откуп начался осенью 1554 г., и тянулся до начала 1556 г. В центральных уездах реформа в основном была проведена в 1555 г., когда большинство кормленщиков покинули свои присуды, добирая неполученные кормы в Казне. Таким образом, процесс перевода кормлений на откуп охватил основные регионы страны и хронологически делится на два периода, однако их границы были размыты.

В ходе реформы, в 1554—1555 гг. Псков получил уставную грамоту, аналогичную Устюженской, существенно ограничивавшую власть наместников и вводившую здесь налоговое и судебное самоуправление. С 1 сентября 1555 г. кормления в псковских пригородах были ликвидированы, а реформа самоуправления в них воплотилась в передаче власти выборным земским старостам, делившим судебные и административные полномочия с городовыми приказчиками. В связи с важным стратегическим положением Пскова институт наместников в самом городе сохранился. Анализ документов псковских монастырей Сергия с Залужья 1563−1609 гг. и Пятницы из Бродов 1542—1605 гг. показал, что в сохранившей институт наместников Псковской земле разветвленные структуры земского самоуправления имелись как в городских концах и сотнях, так и в уездных засадах и губах. Полномочия кончанских старост и сотских в Пскове, засадских старост, данщиков и денежных сборщиков в уезде сосредоточивались в сфере фиска. В 1585—1605 гг. в Пскове произошло объединение сотен, почти совпадавших с улицами, в более крупные территориальные структуры, сохранившие аналогичное название сотен.

Кончанская же администрация, в-лице старост, денежных сборщиков и дьячков была упразднена, илипостепенно перестала избираться. После 1585 г. определение тяглоспособности посадских людей и раскладка. повинностей «по животам» перешли в ведение «всего города», то есть общегородской «избы».

Изучение системы, местного управления в городах и волостях, составивших территорию опричнины, показалочто в большинстве опричных административных единиц в середине XVI в. была осуществлена земская реформа. Во второй половине XVI в. в них сохранялись выборные органы местного управления — земские избы и старосты. Столь масштабные социальные сдвиги позволяют отнести земскую реформу 1550-х гг. к числу этапных событий в жизни страны. По своему характеру реформа носила в первую очередь фискальный характер, почему и воплотилась в регионах в различных формах, многообразие которых придавало ей устойчивость. Во втором послании Ивана Грозного шведскому королю Иоганну ИГ содержится красноречивое выражение о короле и его подданных: «А отец твой у них в головах, кабы староста в волости"1. Стоящий во главе земской избы староста был настолько привычным явлением в России 1570-х годов, что его образ стал органичной основой ядовитой, но запоминающейся метафоры самодержца. Несмотря на сохранение наместничеств в крупных пограничных городах и на юго-востоке России, функционировавшая после земской реформы система кормлений покоились на новых принципах обеспечения кормами, повсеместно коммутированными.

Ряд новых выводов' был получен и при исследовании процесса закрепощения. В: дополнение к ранее введенным в науку 10 новгородским документам с упоминанием «заповедных лет» нами при исследовании сборника № 16 935 была обнаружена еще одна «обыскная выпись», составленная 11 апреля 1588 г. во время обыска в Березовском ряду о сбежавших «в заповедные годы» крестьянах И. Непейцына. Таким образом, на самом деле «заповедные.

1 Послания Ивана Грозного. М.- Л., 1951. С. 156. '. годы" упоминаются в 11 новгородских документах. Детальное изучение особенностей документального оформления дел о беглых в Деревской пятине привело к выводу, что обыскные книги, в которых упоминаются заповедные годы, это не фрагменты утраченной документации, а ответвления документального комплекса, а, стало быть, упоминания заповедных лет носят не случайный характер. Имеющийся набор прямых и косвенных данных позволяет охарактеризовать «заповедные лета» в новгородских пятинах как особый порядок сыска и возвращения беглых и вывезенных крестьян в поместья служилых людей по их челобитной и по суду. Гипотетически можно предположить, что главный акцент в указах о заповедных годах делался не на запрете переходов, а на розыске беглых по челобитью землевладельца, а режим «заповедных лет» распространялся лишь на частновладельческие земли и не касался черносошных крестьян и посадских людей.

Сравнительное исследование писцовых наказов 1580-х — 1620-х гг. привело к выводу, что по отношению к посадским людям, черносошным и дворцовым крестьянам действовала иная форма сыска. В начале царствования Федора Ивановича (март 1584-июнь 1585 г.) начал осуществляться комплекс мероприятий по сыску и возвращению тяглецов этих категорий. Правовые нормы наказов действовали однонаправлено: они обязывали осуществлять сыск черных тяглецов «где ни буди», в том числе и на частновладельческих землях, но не предполагали сыск частновладельческих крестьян на посадах и в черных волостях.

Исследование Елецких актов 1592—1593 гг. показало, что в южных уездах действовал режим, аналогичный заповедным годам в северо-западных уездах. Упоминаемый в деле Пантелеймонова монастыря 1595−1596 г. «государев указ» о запрете выхода крестьян был одним из указов о заповедных годах. «Указ о полном запрещении переходов 1592—1593 гг.» был сконструирован В. И. Корецким из известных явлений закрепостительной практики — заповедных и урочных лет и является избыточным для предложенной нами модели закрепощения. Исходное значениетермина «урочные годы» было тождественно понятию «определенный срок», который мог обозначать и срок, обусловленный конкретными датами, и срок давности, повторявшийся" всякий раз при возникновении нового казуса. Значение указа от 24 ноября 1597 г. состояло в том, что правительство подтвердило особый порядок: разрешения конфликтов о частновладельческих крестьянах в условиях, когдакрестьяне других категорий разыскивались бессрочноВотчинники же и помещики, как и прежде, должны были подавать иски, добиваться организации опроса «обыскных людей» и возвращения беглых по суду, причем крестьяне, бежавшие до 24 ноября 1592 г. сыску и возвращению не подлежали.

Уникальность лексики и терминологии вводной части Уложения 1607 г., а также особенности его структуры приводят к выводу об искусственно сложившемся составе лексики введения. Вводная часть Уложения представляет собой компиляцию из законодательных и нарративных памятников ХУ1-ХУ11 вв., выполненную Татищевым или его корреспондентами. Само-Уложение 1607 г. представляет собой сложный по происхождению документ, в основе которого, видимо, лежал фрагментарно сохранившийся текст подлинного указа Василия Шуйского о сыске черносошных крестьян в Предуралье. На основе этого указа Татищев составил, как ему представлялось, «Уложение», заполнив лакуны хорошо известными ему более поздними нормами крепостнического законодательства;

Ход закрепощения в России не был уникальнымв странах центральной Европы также не было общего закона, закрепощавшего крестьян и правительства Моравии и Саксонии на протяжении XVII—XVIII вв. издавали рескрипты, запрещавшие свободное передвижение крепостных так же,, как и в Русском государстве. Выводы, сделанные при рассмотрении закрепостительных мероприятий начала XVII в., позволяют утверждать, что гражданская война лишь, в малой степени затормозила процесс закрепощения,.

У '.

Броделъ Ф. Материальная цивилизация, экономика, капитализм в ХУ-ХУШ вв. М., 1988. Т. 2. Игры обмена. С. 262. который возобновился уже в 1613 г. на прежних основаниях. Принципы сыска беглых, применявшиеся в 1613—1614 гг., были традиционными и включали в себя обыск свидетелей и<�возвращение крестьян на-их «старые жеребьи».

В результате исследования" положения’земских миров .в последней трети XVI5 в. удалось показать, чтоь опричнаяг карательная политика нередко^ обрушивалась на посадские миры, но всегда избирательно. Как показывают события 1568 г. в Поморье, торгово-промышленные верхи опричных посадовнаправляли карательные мероприятия опричных властей против соседних земских волостей. Таким образом, неверно изображать политику опричнины как реакцию «деспотического самодержавия» и поддерживавшего его дворянства на возвышение торгово-промышленного сословия. «Двинские богатеи», захватившие власть в земских общинах Поморья, были в середине* XVI в., как и позднее, прочной опорой самодержавного государства и не являлись антитезой крепостного режима. Фискальная политика государства приобрела в 1570-х гг. конфискационные черты и оказала значительное влияние на изменения в социальной структуре. Одним из проявлений новых черт в фискальной политике, свойственных как опричному, так и земскому аппаратам власти, стал институт посланников. Ключевую роль в системе государственного управления в 1580—1590-х гг. приобретают четверти, первоначально создававшиеся для взимания кормленого окупа и финансового обеспечения служилого класса.

В целом исследование привело к выводу о глубокой взаимосвязи двух синхронно протекавших процессов: закрепощения и привлечения земских учреждений к административному и фискальному управлению на местном уровне. Сама земская реформа в свете новых источников никак не выглядит антитезой монархическому государству и его институтам. Фрагментарно сохранившиеся акты земскогодокументооборота свидетельствуют, прежде всего, о воздействии государственного аппарата на деятельность земских миров, которая была бюрократизирована и поставлена под контроль и отчет.

Подход к изучению социально-политической истории с институциональной точки зрения позволил разглядеть новые аспекты правительственной политики в отношении тяглых миров и преодолеть противоречащие друг другу взгляды на отношения власти и общества в России XVI — начала XVII в.: 1) власть опирается на народ и «землю» и действует в конечном итоге в их интересах (земская монархия) — 2) власть действует, не считаясь с интересами народа, эволюционируя в сторону «самодержавной монархии деспотического типа». В диссертации выявлены в потоке разнонаправленных актов и практик общеевропейские тенденции — к бюрократизации, рационализации, унификации^ — сопровождавшиеся острыми конфликтами в годы опричнины и гражданской войны. В этом контексте Российское государство предстает типологически близким сословно-представительным монархиям Западной и Центральной Европы XIV—XVII вв., но с особенностями, обусловленными более поздним и незавершенным процессом формирования сословий. Законодательная деятельность государства оказала существенное влияние на правовое положение страт тяглого населения. Не обладая законодательно зафиксированными привилегиями, крестьяне и< посадские люди в России второй половины XVI в. мало походили на сословия Западной Европы этого времени. Социальная стратификация русского общества характеризуется, различиями в положении, с одной стороны, частновладельческих крестьян, а с другой, «черных» тяглых людей. Эта тенденция проявилась, во-первых, в процессе закрепощения, условия которого различались на частновладельческих и «черных» землях. Во-вторых, сходство правового положения черносошных крестьян и посадских людей проявилось в создании всеуездных земских учреждений в Поморье. Таким образом, процесс консолидации тяглых сословий в Росси растянулся на столетия, хотя элементы сословного деления проглядывают в законодательных установлениях XVI в.