Я. И. Ростовцев — русский государственный и политический деятель XIX в

Актуальность темы

исследования. К числу важных, но малоизученных проблем в отечественной историографии относится целый круг вопросов, связанных с функционированием властных структур России в переломные моменты ее истории. Деятельность бюрократии высшего и среднего звена, проблема принятия политических решений, организация управления отдельными ведомствами, общественно-политические убеждения управленческой элиты — все эти вопросы представляют значительный интерес для историка, изучающего внутреннюю политику самодержавия накануне великих реформ 1860−1870-х гг. XIX в.

Проблема субъекта политики предреформенной эпохи 1820−1850-хх гг. недостаточно исследована отечественной исторической наукой. Останавливаясь на отдельных аспектах внутренней политики и идеологии правительства Николая I, историки сравнительно мало внимания уделяли как отдельным значимым фигурам предреформенной эпохи, так и общим процессам, связанным с состоянием и функционированием высшего и центрального аппарата самодержавия. Работы П. А. Зайончковского и Н. П. Ерошкина существенно восполнили этот пробел1. Однако за рамками этих работ остались такие важные проблемы, как выработка и принятие решений в рамках управленческого аппарата самодержавной монархии, формирование внутриполитического курса. Актуальной на сегодняшний день остается проблема преемственности во внутренней политике самодержавия. Еще предстоит установить связь между реформаторскими начинаниями николаевского царствования и разработкой преобразований 18 601 870-х гг.

Зайончковский П. А. Правительтвенный аппарат самодержавной России. М., 1978; Ерошкин Н. П. Крепостническое самодержавие и его политические институты (Пер-вая половина XIX века). М., 1981.

В политической культуре российского самодержавия существовали отработанные десятилетиями механизмы принятия решений, которые зачастую зависели от весьма узкого круга лиц, приближенных к верховному носителю власти. Поэтому важно не только знать служебное и имущественное положение политической элиты, корпоративные связи отдельных ее членов, но и представлять профессиональный и интеллектуальный уровень, идеологические и психологические аспекты деятельности отдельных сановников и министерских управленцев. Исключительное значение приобретает изучение персоналий, связанное с прослеживанием этапов духовного формирования личности, складыванием ее идеологического кредо и выработки общественной позиции. К сожалению, исследований об отдельных представителях правящей элиты предреформенной России выполнено в отечественной историографии еще крайне немного, и это притом, что в последнее время повысилсяся интерес к разработке реформаторских проектов на уровне правительства и отдельных ведомств4. Так, книга О. Д. Голубевой о М. А. Корфе может быть отнесена скорее к истории культуры, нежели к истории государственного управления".

В настоящее время происходит переоценка роли личности в истории. «Личность в силу присущей ей бесконечной потенции понимания и стремления к лучшему является в избранных своих представителях началом движения и прогресса» , — отмечал В. С. Соловьев4. Философ называл личность «динамическим элементом истории», противопоставляя ее данной общественной среде, как уже достигнутой действительности (статический элемент истории). Человек, достигший определенного духовного уровня, стремится перерасти среду, воплотив в общественной жизни свои.

См., например: Шевырев А. И. Русский флот после Крымской войны: либеральная бюрократия и морские реформы. М., 1990; Долбилов М. Д. Подготовка отмены крепостного права в Редакционных комиссиях 1859−1860 гг: проблема субъекта реформы. Воронеж, 1996.

ГолубеваО. Д. М. А. Корф. М., 1995. «Соловьев В. С. Оправдание добра. М., 1996. С. 205. положительные нравственные стремления5. Можно ли применить такой подход к личности государственного деятеля, причастного к решению важнейших проблем общественной жизни? Представляется, что ответ будет только положительным. Политик или администратор должен предвидеть последствия того или иного шага, совместить в каждом конкретном случае достижение желаемого результата с общепринятыми нормами. В определенном смысле он просто обязан быть личностью неординарной, творческой. В переломные периоды истории возрастает значение таких деятелей, которые способны наметить перед обществом новые перспективы развития, ощущая при этом громадную ответственность за сделанный выбор. Яков Иванович Ростовцев — русский государственный деятель второй трети XIX в., принадлежит, на наш взгляд, к их числу.

Фигура Ростовцева, как нам представляется, выражает собой историческую преемственность эпох. Сформировавшись как личность в первой половине 1820- х гг., он в николаевское царствование возглавлял военно-учебное ведомство, и, наконец, при Александре II принял участие в подготовке крестьянской реформы 1861 г. Судьба Ростовцева соприкоснулась с судьбами многих известных людей первой половины XIX века (Николай I и Александр II, в. к. Михаил Павлович, деятели движения декабристов, посетители «пятниц» Петрашевского, либеральные реформаторы 1850-х гг., известные ученые и писатели, высшие государственные сановники), ему пришлось принять участие в выдающихся исторических событиях. По роду своей деятельности он изъездил пол-России, бывал за границей. Итак, в биографии этого человека преломилась целая эпоха русской жизни. Проникая в его внутренний мир, сопереживая его чувствам, анализируя его взгляды, мы вместе с ним переживаем его время, становимся сопричастными истории. Ростовцев, на наш взгляд — одна из ключевых фигур предреформенного времени. Близкое знакомство с личностью этого госу.

Соловьев В. С. Оправдание добра. С. 206. дарственного деятеля позволяет лучше понять смысл и значение внутренней политики самодержавия накануне великих реформ 1860−1870- х гг. Ростовцев был одним из тех людей, которые формировали их идеологию, разрабатывали практику проведения в жизнь реформаторских начинаний.

Степень разработанности темы. Еще А. А. Корнилов в 1905 г. указывал на полную неразработанность биографии Я. И. Ростовцева". Это указание остается актуальным и на сегодняшний день. Мы не можем сказать, что о Ростовцеве написано мало. Существует несколько очерков и специальных работ о нем, вышедших до 1917 г., однако научная ценность большинства из них, к сожалению, невелика. В большинстве своем их авторы перечисляют основные вехи биографии Ростовцева и повторяют давно высказанные суждения о его участии в подготовке крестьянской реформы. Исключение составляют интересные работы М. М. Богословского и В. Я. Богучарского, вошедшие в юбилейные сборники, посвященные 50-ю крестьянской реформы, а также небольшой очерк Е. А. Егорова".

Суждения историков о Ростовцеве во многом базируются на мнениях его современников — свидетелей и участников подготовки крестьянской реформы, а также деятелей общественного движения. В большинстве своем они относятся ко второй половине 1850-х гг. и связаны с реформаторской активностью Ростовцева. Широкое общественное движение, начавшееся в России со вступлением на престол императора Александра II, в своем желании обновить страну заходило иногда очень далеко. Деятелей николаевского правления часто огульно обвиняли в некомпетентности, ог.

Корнилов А. А. Крестьянская реформа, Спб., 1905. С. 27.

БуцинскийП. Н. Я. И. Ростовцев. Б.м., б.г.- МамышевВ. Н. Генерал-адъютант генерал от инфантерии Иаков Иванович Ростовцов. Спб., 1904. Крачковский Д. Я. И. Ростовцев. М., 1910.

Егоров Е. А. Я. И. Ростовцев // Главные деятели освобождения крестьян. Спб., 1903. С. 30−33- Богословский М. М. Яков Иванович Ростовцев // Освобождение крестьян. Деятели реформы. М., 1911. С. 200−232- Богучарекий В. Я. Я. И. Ростовцев И Великая реформа (19 февраля 1861 г. -1911). Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. Т. V. М., 1911. С. 62−68. раниченности, косности, сваливая на них вину за поражение России в Крымской войне и нежелании проводить реформы. Фигура Ростовцева представляла удобную мишень для подобной критики, возможности для которой выросли в связи с началом выхода в Лондоне изданий А. И. Герцена и Н. П. Огарева. В глазах представителей демократического лагеря, Ростовцев был типичным карьеристом, ловким и даже безнравственным царедворцем, возвысившимся благодаря предательству своих друзей — декабристов. Речь идет об известном событии, произошедшем 12 декабря 1825 г., когда молодой офицер Я. И. Ростовцев подал великому князю Николаю Павловичу письмо, в котором просил не торопиться с присягой и уговорить брата занять престол. Событие это, как увидим, обусловило долголетнее отчуждение Ростовцева от общества. Его быстрая карьера, управление одиозным, по меркам общественности, военно-учебным ведомством, откровенно выраженные в 1848 г. монархические симпатии — все это способствовало формированию репутации реакционера и ярого апологета николаевского деспотизма.

П. А. Зайочковский отмечал, что современники совершенно не уважали Ростовцева. И в этом суждении есть большая доля правды — в приводимой историком цитате из письма К. Д. Кавелина Д. А. Милютину Ростовцев именуется «Яшкой., косноязычным негодяем, шулером дурного тона». Кавелин с удивлением напоминает своему адресату, что такой безнравственный человек освободил крестьян". В письме, относящемся к 1856 г. Кавелин напрямую причислил Ростовцева к придворной партии реакции, которая тянет Россию в пропасть".

В 1858 г. на страницах «Колокола» развернулась настоящая травля Ростовцева, во многом ничем не оправданная и безнравственная". Нападки.

Зайончковский П, А. Освобождение крестьян в России. М., 1968. С. 110. «Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. Т. XIV. Спб., 1900. С. 211. „Колокол. 1858.1 августа. Л. 20. С. 162−163- 1 сентября. Л. 22. С. 181−182- 15 октября. С. 215−216- 15 ноября. Л. 28. С, 225−227. на него только подогревались его участием в Главном комитете по крестьянскому делу, который занял первоначально весьма осторожную позицию по вопросу предполагаемой реформы. Ростовцева причислили к сторонникам т. н. „крепостников“. Поэтому его неожиданное „перерождение“, выразившееся в активном продвижении либеральной реформаторской программы, выглядело необычайно удивительно и загадочно. В период своего председательства в Редакционных комиссиях он становится для передовой общественности своеобразным символом расставания власти с реакционным прошлым, а также могущественным гарантом прогрессивной линии на эмансипацию с землей, проводимой либеральными чиновниками и общественными деятелями. Смерть Ростовцева окончательно примирила его с обществом, потрясенным стоическим мужеством и неподдельным, искренним энтузиазмом его участия в судьбе миллионов жаждущих свобода крестьян. Трогательное прощание с Ростовцевым императора, воспринявшего потерю сотрудника как личное горе, размягчило самые жесткие сердца.“ Может быть государь знал в Ростовцеве добродетели, которые не знали другие.» , — записал в дневнике в день похорон 9 февраля 1860 г. В. А. Муханов12. Отмечая, что Ростовцев «не оставил после себя никого, кому писатель, с низкой пользой для себя, мог угодить воспоминанием о покойнике», журналист Н. Ф. Павлов писал в «Новом времени», что «Ростовцев горячо действовал для освобождения крестьян с надельной землею, и нам довольно» «. А. С. Хомяков в письме А. Ф. Гильфе-рдингу заметил: «Кому в Европе нужно знать про смерть Ростовцева? Хорош герой! А от этой смерти наступит новый фазис в вопросе, которого разрешение отозвется не у нас одних» 1*. «О потере Ростовцева приходится жалеть всем, кому дорого крестьянское дело, на его похороны спешит Са.

Барсуков Н, Жизнь и труды М. П. Погодина. Т. XVII. Спб., 1903. С. 171. «Барсуков Н. Жизнь и труды Погодина. Т. XVII. С. 172. „Там же. С. 174. марин из Москвы. Можно ли было предположить последнее года два тому назад?“ , — с некоторым удивление писал И. С. Аксаков» .

Ростовцев во многом так и остался загадкой для современников, которые или не успели, или просто не захотели ее разрешить. Промелькнув яркой звездой на небосклоне российской политики, он ушел в небытие, мало кем понятый и оставивший после себя немного документов, воспоминаний и доброй памяти. Теплые слова о покойном, не связанные только с его ролью в крестьянском вопросе, прозвучали в некрологе личного секретаря Ростовцева — Ф. П. Еленева, который никем не был замечен'4. Александр II, питавший дружеские и даже, по всей вероятности, сыновьи чувства к Ростовцеву, наложил запретна обсуждение его фигуры в печати. Долгие годы о Ростовцеве ничего практически не писалось. Правда в 1864 г. «Русский вестник» напечатал работу Н. П. Семенова «Деятельность Я. И. Ростовцева в Редакционных комиссиях по крестьянскому делу», где хроникер комиссий решился предать публичной огласке подлинные слова Ростовцева и некоторые его записки. В 1868 г. в «Русском архиве» появилась т. н. последняя записка Ростовцева по крестьянскому делу, которую он составил, будучи уже тяжело больным. Наконец, в 1873 г., с большим опозданием публика смогла прочесть в том же журнале воспоминания Ростовцева о декабрьских событиях 1825 г., написанные еще в 1827 г.

Критически осмыслить реформаторскую активность Ростовцева в период разработки крестьянского положения впервые попытался бывший непременный член Земского отдела МВД, ближайший его сотрудник в конце 1858−1859 гг. Я. А. Соловьев. Его интерпретация поведения Ростовцева в крестьянском вопросе заложила прочную историографическую традицию, которая жива и по сей день. Однако она вызывает ряд вопросов, которые можно отнести и к авторам сочинений по истории крестьянской ре.

5Джаншиев Г. Эпоха великих реформ. Исторические справки. Спб, 1905. С. 808. «Еленев Ф. П. Яков Иванович Ростовцев и его деятельность в крестьянском вопросе. Спб., 1860. формы. Можно ли рассматривать неприятие Ростовцевым освобождения крестьян с землей в 1857 — первой половине 1858 г. как проявление его реакционной позиции, «содействие противникам освобождения» «? Соловьев, желая объяснить «чудесное», «мгновенное» превращение консерватора-Ростовцева в «ревностного прогрессиста и отчаянного эмансипатора», высказал мысль о его «совершенном незнакомстве с делом». Очевидный интеллектуальный прогресс Ростовцева в области крестьянского права и экономики, который произошел в течении 1857−1858 гг. как-будто подтверждает эту идею. Однако в другом месте своих обширных мемуаров (выходящих за рамки этого понятия) Соловьев пояснил, что незнакомство Ростовцева с делом было обусловлено его огромным самолюбием и нежеланием общаться с «людьми либерального направления», т. к. на протяжении всей жизни «чуждался их и не доверял им» «. Таким образом, концепция Соловьева имеет определенную целостность: весной 1858 г. Ростовцев не принял либеральную программу МВД, предусматривавшую освобождение с землей, поскольку не хотел сотрудничать с прогрессивными чиновниками из этого ведомства, отчуждение от которых еще более усилилось в связи с появлением материалов «Колокола». Как человек, всецело связанный с охранительным направлением николаевского царствования, он также мог подозревать в них «опасности для трона». По необходимости он встал на сторону придворной партии крепостников. Т. к. «страх революционных идей мешал ему обратиться к правильным людям», его волей овладел ловкий авантюрист М. П. Позен, который помог ему подготовить реакционную апрельскую программу работы губернских комитетов и повести дело освобождения в русло, угодное противникам эмансипации. М. Н. Муравьев (будущий «Муравьев-вешатель») подбросил реакционную идею введения на время реформы местных органов власти с дик.

1'Соловьев Я. А. Записки о крестьянском деле // Русская старина. 1883. Кн. 2. С. 262. «Там же // Русская старина 1882. Кн. 1. С. 232. татарскими полномочиями, за которую Ростовцев ухватился. И только „чудесное перерождение“ Ростовцева, произошедшее во время его поездки за границу, спасло реформу, и она была направлена в верное русло освобождения крестьян с земельным наделом». Теряясь в догадках о причинах неожиданного поворота, Соловьев признал, что Ростовцеву «едва ли возможно совсем отказать в прогрессивном направлении» «.

С некоторыми дополнениями, историки крестьянской реформы принимали эту концепцию, справедливо рассматривая поворот, произошедший во взглядах Ростовцева, в рамках эволюции реформаторского курса правительства. Ростовцев, имевший беспрецедентный кредит доверия у императора, сыграл в этом повороте самую выдающуюся роль, а затем, в качестве председателя Редакционных комиссий, смог отстоять либеральную программу реформы в условиях жесткого противостояния с противниками освобождения. Правда при это авторы специальных работ как-бы не замечали, что в таком построении событийного ряда есть немало скрытых нюансов. Дело в том, что Соловьеву выгодно было подчеркивать «невежество» и идейную неопределенность Ростовцева. Тем самым оттенялась положительная роль либеральных чиновников МВД в разработке программы, положенной в основу Положения 19 февраля 1861 г. Ростовцев выставлялся неопытным учеником специалистов из Земского отдела и Хозяйственного департамента МВД, под влиянием которых он изживал в себе «замашки» деятеля старого режима. В мемуарах немало таких мест, где председатель Редакционных комиссий уличается в незнании законодательства и хозяйственного быта крестьян. Соловьев и не скрывает, при всем своем уважении к памяти Ростовцева, что «он присвоил себе то, что принадлежало Министерству» 21.

Соловьев. Записки. //Русскаястарина. 1882. Кн. 1. С. 229−237- 1883. Кн. 2. С. 261−267- 1884. Кн. 3. С. 604−605.

Там же // Русская старина. 1883. Кн. 2. С. 266.

21Соловьев. Записки. //Русскаястарина. 1883. Кн. 3. С. 562.

Указанное нами обстоятельство впервые было подмечено в диссертации М. Д. Долбилова, который пишет, что «члены Редакционных комиссий от министерств. питали корпоративное недоверие к представителю сановной верхушки, царскому фавориту, который не был связан интересами определенного ведомства» «. От себя добавим, что либеральная концепция подготовки реформы, утвердившаяся в историографии, не рассматривала Ростовцева в качестве активного субъекта реформаторского процесса, что в целом снижало интерес к его фигуре. Недостаточное внимание историков не только к личности Ростовцева, но и к другим фигурам в правительстве, к альтернативным вариантам реформы, ее правовым аспектам, на наш взгляд, сузило кругозор исследователей, заставляло их концентрировать свое внимание на окончательном варианте освобождения.

Рассматривая оценки поведения Ростовцева во время подготовки крестьянской реформы, мы обнаружим, что историки в цепом близки к той интерпретации, которая была дана в мемуарах Я. А. Соловьева. Первый историк реформы — И. И. Иванюков доказывал, что правительство было побуждаемо к проведению преобразования передовой журналистикой и литературой. Даже такой «недюжинного ума и трудолюбия человек» как Ростовцев только тем и не помешал подготовке реформы, что «был способен оценить и подчиниться воззрениям просвещенной части общества!». Видимо, Иванюков не относил Ростовцева к этому лагерю, впрочем, считая его человеком «пылким и не утратившим добрых чувств» «.

В образе наивного, доброго генерала Ростовцев предстает и в работах А. А. Корнилова. Историк, изучивший материалы, связанные с Ростовцевым, хорошо показал его позитивное участие в разработке крестьянской реформы. Корнилов остановился на декабристском эпизоде в биографии Ростовцева, считая несправедливым оценивать его поступок как предатейДолбилов М. Д. Подготовка отмены крепостного права в Редакционных комиссиях 1859−1860 гг.: проблема субъекта реформы. Автореф. дисс. к. и. н. Воронеж, 1996. С. 15.^{Иванюков} И. Падение крепостного права в России. Спб., 1903. С. 61, 66−67. льство". Ростовцев, в противоположность тому, что о нем говорили в обществе, «всегда относился к крестьянской реформе с энтузиазмом и живо чувствовал огромную государственную важность. преобразования». Считая, что Ростовцев никогда не являлся сторонником безземельного освобождения крестьян, Корнилов видел в его активности в крестьянском вопросе не сознательное проведение каких-либо идей, а просто стремление к спокойствию и безопасности государства. Ростовцев исходил из тех же основных начал, что и «самые закоренелые охранители общественного и административного строя». На определенном этапе подготовки реформы он понял, что при рациональном решении крестьянского вопроса нет оснований опасаться народных волнений. Корнилов считал, что в этом кроется весь секрет необыкновенного успеха всех планов Ростовцева, чья программа реформы, по мнению историка, и была положенна в основу Положения 1861 г25. Историк, давая оценку роли Ростовцева в крестьянском вопросе, опирался на опубликованный корпус материалов реформатора.

Г. А. Джаншиев воспроизводит в своих историко-публицистических очерках тон изданий А. И. Герцена. С еще большей, чем у А. А. Корнилова категоричностью он утверждает, что Ростовцевым двигало инстинктивное желание сохранить существующий порядок. Сознание выпавшей на его долю ответственности помогло ему изжить в себе авторитарные замашки и «с большим доверием и сочувствием» посмотреть на народ. У Джан-шиева промелькнула мысль, которую в дальнейшем плодотворно развили советские историки. Он отметил, что Ростовцев внимательно следил за динамикой крестьянских выступлений и тесно увязал уменьшение убийств помещиков с ожиданием свободы. Таким образом, отнеся Ростовцева к типу политиков-реакционеров, Джаншиев закрепил традицию рассматримКорнилов А. А. Крестьянская реформа. Спб., 1905. С. 27- он же. Курс истории Рос-сии XIX века. М., 1993. С. 208.

Корнилов. Крестьянская реформа. С. 27−28, 75−82, 124−132- он же. Курс лекций. С. 214 220.

1ть тактический поворот во взглядах Ростовцева, как некое «чудесное розрение», произошедшее, по всей видимости, под влиянием царившей в бществе эйфории. Согласно Джанишиеву, Ростовцев «в первый раз в жи-яи стал серьезно изучать порученное ему дело», т. к. главным его занятам до эпохи реформ было угодничество самодержцу. Еще более искажает олитический облик Ростовцева приведенная «цитата» из составленных: м «Наставлений для образования воспитанников военно-учебных заведений», где предлагается упразднить личную совесть и заменить ее указанный Верховной власти. Джаншиев даже поленился заглянуть собственно->учно в этот документ, взяв «цитату» из вторичного источника: в «Настав-гениях» подобная фраза отсутствует".

Е. А. Егоров считал, что Ростовцев всегда был «энтузиастом лояльнос-ги», а изменение его взглядов на вопрос освобождения крестьян с землей *е переменами в «его морали», а просветлением ума. Егоров, пожалуй, согласен видеть в Ростовцеве особый, до сих пор малоизученный тип высшего сановника" .

В. Я. Богучарский, напротив, не находил у Ростовцева никаких особых убеждений. Его простой, «чисто генеральский» ум не был «окутан бюрократической тиной» и каким-либо теориям был чужд. Этим он выгодно отличался от других сановников, которые «чувствовали что-то вроде потребности в некоторой идеологии, которая для них же и становилась мертвой петлей». В служебной деятельности для этого сановника в погонах на передний план выходила исполнительность: «Монарх приказал сделать то-то и то-то, значит это надо исполнить». Именно таким образом историк объяснил активность Ростовцева в крестьянском вопросе". Богучарский сравнивал Ростовцева с М. Т. Лорис-Мепиковым, что, на наш взгляд, является весьма оправданным сопоставлением.

Джаншиев Г. Ук. соч. С. 32−33, 45−46, 803−808 (очерк «Я. И. Ростовцев»). «Егоров Е. А. Я. И. Ростовцев И Главные деятели освобождения крестьян. С. 32.^{Богучарский} В. Я. Ук. соч. С. 63−68.

Впервые попытался, используя доступные источники, проследить жизненный путь Ростовцева М. М. Богословский. Историк сумел несколько отойти от устоявшейся традиции. Это выразилось в его внимании к купеческому происхождению и родственным связям Ростовцева, что позволяло, по мнению Богословского, вносить ему во все виды своей деятельности «новые и свежие идеи» «. Интересно суждение Богословского о декабристском эпизоде в биографии Ростовцева — историк усматривал в его поступке сознательную героизацию своего поведение, что в целом было свойственно молодежи 1820-х гг3». Считая, что как руководитель военной школы Ростовцев не реформировал воспитательный процесс в кадетских корпусах, Богословский все-таки заметил, что начальник Штаба военно-учебных заведений старался сообщить воспитанию «более гуманные приемы» 11. Это инстинктивное стремление следовать прогрессивному духу времени Ростовцев превнес и в свою активность в крестънском вопросе. Трактовку роли Ростовцева в подготовке реформы Богословский дает, опираясь на мемуары Соловьева, которые широко цитируются. Факт окончательного «обращения» Ростовцева в прогрессиста подчеркивается словами о его превращении за границей «из Савла в Павла». Главная «сила и значение» Ростовцева в крестьянской реформе — в его посредничестве «между государем и лучшими сторонниками освобождения» «.

В советское время о роли Ростовцева в подготовке крестьянской реформы впервые писал в своей монографии П. А. Зайончковский. Он довольно подробно остановился на программной записке Ростовцева, составленной в период работы последнего Секретного комитета по крестьянскому делу. Отмечая принципиальное сходство аргументации записки с проектами крестьянских комитетов николаевского царствования, историк усмотрел в.

Богословский М. М. Ук. соч. С. 201.

30Богословский М. М. Ук. соч. С. 203−304. «Там же. С. 208−210. «Там же. С. 216−217, 224, 231 и др. том сознательное стремление сановной верхушки затормозить или оттянуть на неопределенный срок решение насущного общественного вопроса. Первая программа правительства от 18 августа 1857 г. совпадала с 1редложениями Ростовцева. Подробно останавливаясь на политической астории реформы, Зайончковкий обусловил эволюцию правительствен-яой программы повышенной активностью крестьянского населения. Это, этметил историк, позволяет отмести неосновательные утверждения дореволюционной историографии о бескорыстии и искреннем энтузиазме Рос-говцева, выражавшего боязнь правящих классов за свою судьбу».

Самой полной работой, освещающей политическую историю подготовки крестьянской реформы, на сегодняшний день остается монография Л. Г. Захаровой. Историк рассматривает подготовку преобразования как постепенное достижение компромисса между различными группами провинциального дворянства и глобальными государственными задачами, важнейшей из которых являлось сохранение устойчивого крестьянского хозяйства параллельно с помещичьим сектором аграрного производства. В условиях противоборства между либеральным и консервативным дворянством самодержавие, обладавшее «известной самостоятельностью» по отношению к господствующему классу, предприняло шаги, которые должны были гарантировать стабильное и прогрессивное развитие общества после проведения реформы34. Роль носителя правительственного реформаторского начала Захарова отводит образованной бюрократической прослойке в центральном правительственном аппарате 1850- х гг.: т. н. либеральной бюрократии. По программным установкам к ним примыкали образованные интеллектуалы из дворянской среды. Они, вместе с министерскими чиновниками, вошли в своеобразный, нетрадиционный для монархии орган — Редакционные комиссии, который стал настоящим штабом по по.

Зайончковский П. А. Ук. соч. С. 69−72, 80, 98−101,109−110.

Захарова JI. Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856−1861 гг. М., 1984. С. 172−175, 234−235 и др. цготовке реформы. Роль Ростовцева в подготовке реформы сводится к тому, что он сначала противодействовал реформаторской программе МВД, а затем, под влиянием ряда обстоятельств, стал активным сторонником освобождения крестьян. Он способствовал тому, что вся инициатива разработки реформ перешла к министерским чиновникам, более компетентным, чем этот царский фаворит. Увязывая обращение Ростовцева (а вмес-ге с ним и самого царя) к идее поземельного освобождения с изменением общественнополитической ситуации в стране, историк некритически воспринимает сообщенную А. М. Унковским легенду о просьбе умирающего сына. В другой своей работе Л. Г. Захарова проводит мысль о комплексе вины Ростовцева перед друзьями-декабристами и перед вернувшимся из ссылки Е. П. Оболенским. Этот комплекс и стал, по мнению историка, своеобразным психологическим катализатором, пробудившим гражданское самосознание генерала-консерватора35. Роль Ростовцева-председателя Редакционных комиссий историк свела до минимума — Ростовцев стал главным выразителем тревоги верховной власти за благоприятный, мирный исход реформы. Это проявилось в постоянных напоминаниях председателя свои сотрудникам о «пугачевщине». В тоже время Захарова явно идеализирует личность Н. А. Милютина, считая его главным деятелем подготовки освобождения на завершающем этапе" .

Б. Г. Литвак, останавливаясь на биографии Ростовцева, характеризует его как «орудие застоя». Рассматривая позицию Ростовцева в крестьянском вопросе, историк не хочет исключать всего комплекса обстояельств, повлиявших на этого консервативного генерала. Вместе с тем впервые в историографии Литвак обращает внимание на то, что в программе Ростовцева отчетливо видны «слабые, эмбриональные ростки будущих буржуазных реформ — судебной, земской, военной». Историк замечает также выиЗахарова Л. Г. Самодержавие и реформы в России. 1861−1874 (к вопросу о выборе путей общественного развитии)//Великие реформы в России. 1856−1874. М., 1992. С. 32. «Захарова Л. Г. Самодержавие и отмена. С. 55−56, 63, 96−98,141 и др. окий нравственный пафос, присущий начинаниям Ростовцева и его конк->етному поведению. В работе показана активная роль Ростовцева как организатора и председателя Редакционных комиссий.» .

Мы не можем пройти мимо коллективной монографии петербургских 1сториков, посвященной реформаторской традиции в политике верхов-гой власти в России. Главы об эпохе великих реформ в ней принадлежат 1еру В. Г. Чернухи. Останавливаясь на особенностях инновационных на-шнаний Александра II, историк отмечает противоречивость этой фигуры, 1то связано, по ее мнению, с нежеланием царя-освободителя расставаться — наследием прошлого. Это предопределило осторожность всех его начи-1аний, в большинстве своем оставшихся на бумаге. «Оказавшись разум-1ым центристом», Александр II нуждался в человеке, который, не претендуя на самостоятельность, мог бы исполнить роль первого министра. Та-сие люди периодически появлялись в его окружении. К ним В. Г. Чернуха этносит и Ростовцева". На наш взгляд, суждение В. Г. Чернухи намечает зовые аспекты в оценке политической культуры пореформенной России и юзволяет по-новому взглянуть на роль императорской власти в подготовке и проведении реформ. В англо-американской историографии сложи-юсь мнение о неспособности Алексадра II самостоятельно встать на путь треобразований, что предопределяло постоянное влияние «сильных личностей» из придворной и бюрократической среды («реформы без реформа-гора»)". Однако в таком кажущимся самоустранении возможно и кроется: екрег всех нововведений его царствования, когда самодержец отошел от жесткой властной схемы своего отца, личным вмешательством сковавшего все передовые начинания. К сожалению, в последней обобщающей ра.

Литвак Б. Г. Переворот 1861 г, в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991. С. 28−30, 64−72,74−78.96−99,118−119., 8Власть и реформы. От самодержавия к советской России. Спб., 1996. С. 288−290. «Павловская А. В. Александр II как реформатор в англо-американской историографии //Вест. МГУ. Сер. 8. История. 1994. №. 6. С. 48−49. юте об Александре II и его эпохе за нагромождением фактов совершенно: е видны личная роль царя-освободителя, а также его отношения с прид-юрной и чиновной средой4».

Оригинальным и даже новаторским по постановке проблем и сделан-[ым выводам выглядит диссертационное исследование воронежского ис-хэрика М. Д. Долбилова, посвященное Редакционным комиссиям. Он рассматривает подготовку реформы как специфический процесс нормотвор-1ества, связанный с особенностями политической культуры, корпоративных интересов, социально-политических взглядов и ментальных устано-$ок профессиональных управленцев из центральных министерств, а также интеллектуальной элиты, привлеченной для работы в комиссиях. По мне-1ию Долбилова, реформаторы сознательно стремились, при подготовке эсвободительного проекта, «создать эффект полноты законодательного свершения». Он видит в деятельности членов комиссий не озабоченность срестъянскими или помещичьими интересами, а выражение «специфичес-ш российской политико-административной модели реформирования, ис-?слючавшей активное участие местной бюрократии в осуществлении замысла законодателя». Творцы законодательства как-бы заявляли претензию яа свою профессиональную непогрешимость, желая легитимизировать саму идею бюрократии в «архаичной политической культуре самодержавия». В результате в нормы законодательства была заложена отвлеченно-логическая конструкция длительного сосуществования двух типов хозяйств, предполагающая плавное, спонтанное срабатование экономических механизмов в каждом конкретном случае. По мнению Долбилова, это, вопреки первоначальному замыслу реформаторов, подразумевало наличие в пореформенной деревне разных, абсолютно противоречивых социально-экономических тенденций, что «более соответствовало идеалу социальной статики, чем экономического прогресса». Долбилов по-новому пы.

Толмачев Е. П. Александр II и его время. Кн. 1−2. М., 1998. гается оценить и реформаторскую активность Ростовцева, посвятив этому аспекту темы целый параграф своего исследования. Проанализировав записки и доклады Ростовцева за 1857−1859 гг., он показал связь его инициативы в вопросе о выкупе с ролью в предшествующем развитии крестьянского вопроса. Главным моментом в реформаторской мотивации Ростовцева он считает «страх массовый стихийной пауперизации крестьянства», отложенный на ментальном уровне. Этому страху, «укорененному в сознании правящих кругов», Ростовцев стремился сознательно противопоставить, в контексте наметившейся перспективы безземельного освобождения, идею выкупа, что предполагало «в первую очередь прикрепление крестьянина к наделу» *'. На наш взгляд, данное утверждение, которое является одной из магистральных идей работы, входит в необъяснимое противоречие с некоторыми фактами. В конечном итоге Ростовцев, «более настойчиво, чем кто-либо из тогдашних реформаторов», стремился отстоять патерналистскую модель общественного развития, что и обусловило его шаткий, но плодотворный союз с министерскими чиновниками.

Долбилов более активно, чем другие историки, исследует культурно-психологическую мотивацию поведения Ростовцева. По мнению историка, он острее, чем другие высшие администраторы, реагировал на овладевшее дворянским сознанием упование на справедливость царской воли, которая не допустит ущемления интересов своих верных слуг. В деятельности Ростовцева «очень многое держалось на его приверженности монархическому политико-культурному стереотипу». Он, в условиях накаленной общественной ситуации, взял на себя миссию всеобщего примирителя, которому царем поручено узнать от подданных «всю правду». Таким образом, Ростовцев, в силу своих ментальных установок, привычно апеллировал к устоявшимся архетипам общественного сознания".

Долбилов М. Д. Подготовка отмены. С. 13−17, 18, 22−24.

Долбилов М. Д. Крестьянская поземельная собственность в политических замыслах реформаторов 1861 г. //Россия и реформы. Вып. 3. М., 1995. С. 31−34, 46−50.

Американский историк Д. Филд сразу отмел все фантастические предположения по поводу т. н. перерождения Ростовцева, якобы произошедшего летом 1858 г. (просьба умирающего сына и т. д.). Он отметил, что эти предположения интересны сами по себе и характеризуют взгляды либерального крыла общественности, скептически смотревшего на реформаторские начинания высших сановников. В свете такой оценки само законодательство 1861 г. предстает не проявлением заботы о государственных интересах, а актом благотворительности людей, защищавших крепостничество. Между тем, отмечает Филд, «преображение» Ростовцева, если отталкиваться от социальных и экономических причин, подвигших правительство на разработку реформы и иметь в виду последовательную позицию царя, вовсе не покажется сюрпризом. Историк отталкивается оттого факта, что в первой правительственной программе от 18 августа 1857 г. правительство пообещало всесторонне разобрать, изучить крестьянскую проблему и выработать приемлемый план. Если другие сановники в этом отношении показали свою полную несостоятельность, то Ростовцев, наоборот, воспринял это обещание очень серьезно, неспеша (in peace) обдумал все возможные меры и в конце концов остановился на тех воззрениях, которые проводились им в известных письмах к царю. Филд отмечает, что Ростовцев был новичком в крестьянском деле и его идеи не выглядят оригинальными. Он мог, в сущности, только взрыхлить почву для более компетентных реформаторов, которые в дальнейшем дополнили и видоизменили его первоначальные, непрофессиональные предложения".

Итак, сделанный обзор доступной нам литературы свидетельствует, что историки, за редким исключением, сузили объект исследования практически только участием Ростовцева в подготовке крестьянской реформы. Предшествовавшие этапы его деятельности не были должным образом ос.

Fild D, The end of Serfdom. Nobility and Bureaucracy in Russia 1855−1861. Cambridge, Mass., 1976. P. 38−40,51−56,96−101. лыслены, что мы объясняем как чисто объективными обстоятельствами невозможность подробно останавливаться на биографии Ростовцева в >аботах общего характера), так и сознательным стремлением видеть в «той личности носителя политических традиций николаевского царствования, все значение которого состояло в принятии новых либеральных здей, что само по себе требует особого объяснения. К сожалению, в луч-дем случае исследователи ограничивались перечислением второстепенных факторов, которые, при ближайшем рассмотрении, не могли произвели радикальный мировоззренческий переворот во взглядах этого государственного деятеля. Нужно еще доказать: имел ли место такой переворот? 3, ля этого следует раскрыть содержание терминов „консерватор“ и „реакционер“ применительно к Ростовцеву, а не ссылаться на субъективные инения современников, которые его так характеризовали. Можно, конечно, аргументировать подобное доказательство ссылкой на важный идео-югический документ, принадлежащий в большей степени перу Ростовце-за — „Наставления для образования воспитанников военно-учебных заведений“. А. Е. Пресняков, в своей известной работе о николаевском прав-1ении, на наш взгляд, не очень корректно процитировал этот документ, тодведя мысль Ростовцева под свои рассуждения о казенном национализме». Маститый современный историк приписал Ро-стовцеву слова о том, гго, помимо государства, не может быть «отдель-ной совести». Таким образом, пущенная в оборот Герценом фальшивка дожила до наших дней.

В. Мироненко не потрудился указать, откуда ему известно, что Нико-1ай I «особенно был близок с Ростовцевым». Почему-то Ростовцев заведо-зал в конце (?) николаевского царствования военно-учебными заведени-ши, хотя, как известно, их руководителем (т.е. заведующим, а не управляющим) был в это время цесаревич Александр".

Пресняков А. Е. Российские самодержцы. М., 1990. С. 253.

Апогей самодержавия? Нехрестоматийные размышления о Николае III Родина. 1997. № 2. С. 54.

Даже если Ростовцев и являлся апологетом самодержавия, то этот факт, ж представляется, еще не доказывает консерватизм его убеждений. Але—андр II в России и Наполеон III во Франции совмещали привержен-эсть авторитарной монархической традиции с вполне либеральными общественными реформами. Кроме того, нельзя ставить в вину Ростовцеву тужебный карьеризм — многие либеральные деятели александровского равления сделали себе карьеру при Николае, а карьеризм, хотя и мог не риветствоваться частью интеллигенции, являлся элементом признанного бществом поведения. В применении к чиновнику, карьеризм не всегда: равильно рассматривать как нечто негативное. Он может быть проявле-!ием его служебного рвения, которое в конечном итоге может носить об-цественнозначимый характер.

Деятельность Ростовцева в предшествующий разработке крестьянской >еформы период затрагивается в рассмотренной нами литературе доволь-ю поверхностно, хотя именно при таком подходе, возможно, удалось бы *ать более взвешенную оценку интересующей нас личности. Для полноты сартины мы обязаны дать краткий обзор важнейших работ по ис-тории военного образования в России в царствование Николая I. Здесь мы также должны отметить, что авторы этих работ ставили перед собой специфические задачи, а личностью Ростовцева интересовались лишь в контексте других проблем. Первым обобщающим трудом по истории военного образования в России являлась книга М. С. Лалаева, не утратившая и ныне своего значения в качестве справочных материалов. В сущности эта работа представляет собой свод военно-учебного законодательства, который рисует деятельность Штаба кадетских корпусов во главе с Ростовцевым с чисто формальной стороны. Внутренние процессы, происходившие в корпусах, практически не анализируются, хотя приводимые факты и позволяют сравнивать состояние русской военной школы на разных ее этаiax". M. С. Лалаев также в 1885 г. впервые опубликовал несколько писем Ростовцева к великому князю Михаилу Павловичу.

Больший интерес к преобразованиям внутреннего быта воспитанников ¡-садетских корпусов, системы их обучения проявил П. В. Петров, чья книга по истории военно-учебных заведений вышла в серийном издании, пос-зященном столетию Военного министерства. Повествование историк до-зел до конца николаевского царствования. Достоинством книги является лирокое использование доступных Петрову писем Ростовцева к великому князю Михаилу Павловичу по различным вопросам управления корпусами. В результате вышло интересное изложение истории повседневной жи-ши кадетских корпусов в эпоху 1820−1850- хх годов. Книга носит научно-популярный характер. Историк довольно подробно остановился на деятельности Ростовцева на посту начальника Штаба ВУЗ. Петров отметил цельность этой личности, горячую веру Ростовцева в правоту своих убеждений, целый ряд положительных моментов, проявившихся в его отношении к своему делу, подчиненным, воспитанникам. Историк писал, что управление Ростовцевым военно-учебными заведениями составило целую эпоху в истории военного образования. Впрочем, всех аспектов, связанных с личностью Ростовцева, Петров не высветил, так как решал совсем другую задачу".

Мы не будем останавливаться на значительном корпусе юбилейных изданий, посвященных тому или иному военно-учебному заведению и сразу перейдем к советскому периоду. Здесь мы опять встречаемся с фамилией известного советского историка П. А. Зайончковского. В 1952 г. он выпустил книгу о военных реформах Александра II, в которой не мог не коснуться и преобразований в области подготовки офицерских кадров. Рассма.

Лалаев М. С. Исторический очерк военно-учебных заведений, подведомственных их Главному управлению. Спб., 1880.

Петров П. В. Главное управление военно-учебыных заведений. Ч. 2. Спб., 1907. С. 52 57, 63−68 75−76 и др. гривая военно-учебную реформу Д. А. Милютина, историк необходимость ее проведения связал с общим положением в стране после Крымской войны, выявившей недостаточную готовность офицерского корпуса к решению стоявших перед ним вопросов. Таким образом, важной состав-пяющей реформы стало расширение числа ВУЗ за счет создания военных и юнкерских училищ. Вместе с тем Зайочковский почти не анализирует состояние предреформенных корпусов, строя свою систему доказательств на аргументах известной записки Д. А. Милютина, которая в 1862 г. инициировала реформу. Если все преимущество военных гимназий перед кадетскими корпусами было в «несравненно лучшей постановке учебного процесса», то в чем же тогда военная и политическая составляющая реформы? Почему нельзя было, сохранив кадетские корпуса, одновременно провести и другие реформы, приближающие офицерский корпус к требованиям времени в связи с проведением буржуазных военных реформ? Нельзя забывать, что кадетские корпуса опять появились в России в пер. пол. 1880-х гг. и просуществовали до 1917 г. Заявив о Ростовцеве как о «стороннике феодально-крепостнической военной организации», историк не вполне разъяснил эту характеристику". Соцально-политическая роль военного воспитания в самодержавной России, на наш взгляд, этим определением не раскрывается.

Книгу П. А. Зайончковского, ставившего перед собой очень широкую задачу, в значительной степени дополнила монография профессионального педагога, историка школы Н. И. Алпатова. Его интересная и глубокая книга, на наш взгляд, является яркой иллюстрацией недостатков методологии исторического исследования 1950;х гг. Формулируя основные теоретические установки своей работы, историк постоянно вынужден впадать в неразрешимые противоречия. В начале главы о военно-учебных за.

Зайончковский П. А. Военные реформы 1860−1870-х годов в России. М., 1952. С. 221 249. ведениях николаевского царствования он пишет, что политика правительства «сводилась к тому, чтобы задушить в России народное образование, резко снизить уровень научной подготовки молодежи». Для выполнения этих задач начальником Штаба ВУЗ и был назначен «известный реакционер Я. И. Ростовцев». Почему-то он «вел упорную борьбу с передовыми общественными деятелями». В качестве примера такой борьбы Алпатов указывает на отрицательное отношение Ростовцева к А. И. Герцену, которого он «ненавидел откровенно и открыто» (историк не делает ни одной ссылки). Ясно, что на такого руководителя духовного геноцида «царизм мог положиться» «. Затем на протяжении нескольких страниц Алпатов рассказывает об учебно-воспитательных мероприятиях Штаба ВУЗ. Как профессиональному учителю ему должно быть понятно, что составление единых учебных планов и программ (что делалось в ведомстве ВУЗ впервые в истории этих заведений) никак нельзя отнести на счет» реакционной" политики в области просвещения. Мероприятия, проводимые Ростовцевым, составляли новый этап в истории русской школы. К сожалению, Алпатов никак не хочет этого понять, и это при том, что он с похвалой отзывается о некоторых мерах и даже призывает внедрить их в советской школе. Алпатов широко использует архивные документы Штаба ВУЗ. Пытаясь оставаться в заданном теоретическом русле, историк начинает акцентировать свое внимание на недостатках. Однако остается непонятным, можно ли было эти недостатки преодолеть, почему же рядом с ними даются и более положительные примеры, которые никак не комментируются? Было ли николаевское время для военной школы эпохой роста или застоя? К сожалению, на этот вопрос ответа из книги мы не получим. Если военные гимназии 1860−1870-х гг. возникли на пустом месте, при отсутствии положительного педагогического опыта, то почему же тогда автор утвержда.

Алпатов Н. И. Учебно-воспитательная работа в дореволюционной школе интернат-аого типа (из опыта кадетских корпусов и военных гимназий в России). М., 1958. С. 61.

52. зт, что «стремление сторонников ликвидации кадетских корпусов было ошибочным». Алпатов говорит о ложности основного педагогического посыла сторонников ликвидации — корпуса не предопределяли заранее эудущую специальность, т. к. большинство их воспитанников «воспринимали военную службу как нормальное для себя состояние». Но почему же в своей основе опыт кадетских корпусов был негативен? Можно ли все положительное относить только на счет передовых учителей? Историк не гмог разрешить эти противоречия".

В последнее время вырос интерес к истории военной школы. Однако в Большинстве своем современные авторы базируются на дореволюционных изданиях, повторяя их фактическую часть и выводы". Исключение доставляет обобщающая работа ярославского историка А. М. Лушнико-за. В начале книги он ставит перед собой довольно перспективные задачи: выявить соотношение преобразований в обществе и в подготовке офицерских кадров, рассмотреть государственную политику в области военного образования в локальные временные периоды". К сожалению, Луш-яикову лишь частично удалось решить вторую задачу, да и то он не слишком отошел при этом от путей и выводов, намеченных предшественниками. На наш взгляд, автор допустил непростительное в научном издании смешение различных периодов в истории военной школы. Темную эпоху 1820-х гг. с ее падением дисциплины и засилием солдатчины он распространил целиком и на николаевское царствование. Правильная рациональная работа Штаба ВУЗ сводится почему-то к перечислению законодательных мероприятий, при этом даже не делается попытки вычленить в них какие-то системные составляющие (цели и задачи воспитательного проце.

Алпатов Н. И. Ук. соч. С. 54−83,95.

Задорожный Н. Б, Из истории подготовки офицерских кадров в России. Новосибирск, 1990; Каменев А. И. История подготовки офицерских кадров в России. М., 1990; Галушко Ю., Колесников А. Школа российского фоицерства. М., 1993. 2Л ушников А. М. Армия, государство и общество: система военного образования в социально-политической истории России (1701−1917 гг.), Ярославль, 1996. С. 7. са). Спрашивается, почему же положение с учебой и дисциплиной в кор-[усах становилось с каждым годом все тревожнее? Если так, то с чем срав-[ивает это положение Душников, какой критерий берет за идеал? Если ка-[етские корпуса ХУШ-нач. XIX вв., то в николаевское время задачи воен-юго образования были углублены и не сводились к пресловутой борьбе сухом декабризма. При чтении книги созда-ется впечатление, что вся дея-ельностъ Ростовцева и его Штаба состояла в том, чтобы давить добрые радации и развращать кадет нравственно. При этом приводятся факты [з более ранних временных периодов. «Упал авторитет хорошей учебы», -Еишет историк. Однако через несколько страниц он цитирует документ, де говорится, «что новое поколение воспитанников стало гораздо обра-ованнее своих воспитателей». Душников практически не использует мас-ивный корпус кадетских мемуаров, рисующих внутренний быт заведений 830−1850-х гг. Он почему-то совсем не заглянул в фонд Главного управ-:ения ВУЗ, ограничившись цитированием документов фонда Пажеского: орпуса за 1820-е гг. Ростовцев характеризуется как «реалист-прагма-ик», однако, в свете общей оценки, данной кадетским корпусам 1 830 850-х гг., эта характеристика повисает в воздухе и не наполняется смыс-:ом. Говорится также, что в его деятельности «отразились весь блеск и ни-дета русских реформаторов XIX в.», но не понятен критерий для такой ценки. Нельзя же судить об этом только потому, что Ростовцев «скепти-ески относился к созданию юнкерских школ», а также сделал нагоняй: реподавателю за упоминание слова республика".

В целом можно констатировать, что и в литературе по истории военной жолы не решена проблема общей, комплексной оценки личности Ростовцева. Два важных этапа в его биографии оказались искусственно разор-анными. Отсюда пропадает картина целостности его духовного развития: профессионального становления, не дополненная к тому же важным.

Пушников А. М. Ук, соч. С. 70−82. тизодом биографии, связанным с декабрьскими событиями 1825 г. Оценен последнего, которые встречаются в литературе, будут нами сделаны вамом тексте работы. Состояние историографии тем во многом предопределило постановку цели и задач работы.

Целью работы является определение политического кредо Я. И. Ростов-1ева, которое понимается как целостная система устойчивых и динамиче-ки развивающихся представлений об обществе и государстве, присущих данному деятелю. Поставленные нами конкретные задачи исследованияаковы:

— проследить этапы духовного становления Я. И. Ростовцева как личности, тесно связав их с динамикой его политического самосознания;

— рассмотреть основные моменты государственно-административной и [олитической деятельности Ростовцева;

— определить место Ростовцева среди административно-политической литы предреформенной России;

— дать исчерпывающую характеристику участия Ростовцева в декабрьс-:их событиях 1825 г.;

— рассмотреть управленческий стиль и целенаправленную работу Ростов-[ева, как начальника Штаба военно-учебных заведений;

— выяснить характер и степень личного участия Роствцева в подготовке рестъянской реформы 1861 г.

Источниковаи база диссертации. Естественно, в первоначальную задачу 'сследования входило выявление опубликованных материалов самого Роговцева (что весьма объяснимо и по ряду объективных причин).йх кор-:ус сравнительно невелик. Сюда относятся мемуары Ростовцева, посвящение событиям 1825 г. Исследователи неоднократно прибегали к этому сточнику, важность которого определяется тем, что мемуары эти были аписаны вскоре после декабря 1825 г. и носят на себе печать непосредст-енного впечатления и самооценки. Рукописный автограф мемуаров сосгавляет часть дневниковых записей Ростовцева, которые он вел в декабре 1827 г. По ним можно восполнить текст, отсутствующий в публикации 'Русского архива11″. К мемуарам неразрывно примыкает письмо Ростовце-î-a к великому князю Николаю Павловичу от 12 декабря 1825 г., в опубликованном варианте которого Я. А. Гордин выявил весьма важную купюру.

Богатое эпистолярное наследие Ростовцева в печатном варианте представлено довольно скудно. В приложении к труду П. В. Петрова помещены этрывки из его писем к великому князю Михаилу Павловичу — Главному начальнику военно-учебных заведений за I 835−1849 гг. Цитаты из других шсем этой же серии в изобилии разбросаны по самой книге историка, ко-горую, таким образом, можно использовать в качестве справочного материала. Несколько писем, ненапечатанных Петровым, мы нашли в упоминавшейся выше публикации М. С. Лалаева. В книге Петрова есть ссылка на дело архива Главного управления ВУЗ, где хранятся оригиналы55. Пос-ie революции была проведена новая опись фонда. Просматривая названия дел, мы среда них, к сожалению, не обнаружили интересующие нас документы. Обращение к сотрудникам Российского государственного во—нно-исторического архива также не привело к результату — по неизвестной причине письма затерялись. Петров также напечал программное письмо Ростовцева к австрийскому фельдмаршалу Гауслабу, где излагаетсяго (Ростовцева) видение задач, стоящих перед военной школой в России.

Все исследователи прошли мимо деловой переписки Ростовцева с директором Воронежского кадетского корпуса А. Д. Винтуловым за 1847−1856 гг. В ней мы нашли немало моментов, характеризующих взаимоотношение Ростовцева с подчиненными, его мнения по различным проблемам шутреннего быта корпусов и т. д. Интересна также переписка Ростовце.

Сосударственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1155 (Ростовцевых). On. 1. % 13. Л. 32−37.

5Петров П. В. Ук. соч. С. 144. за с Е. П. Оболенским, которая велась в годы подготовки крестьянской реформы. Особенно ценный материал содержит письмо от 1 В ноября 1858 г., в котором Ростовцев отводит обвинения «Колокола». Письмо это иногда именуется «исповедью» Ростовцева перед вернувшимся из ссылки другом.

Неоднократно цитировались исследователями официальные записки Ростовцева по крестьянскому вопросу, которые попали в печать. Это и апрельская программа занятий губернских комитетов, главным составителем которой был Ростовцевего знаменитые всеподданнейшие письма, отправленные Александру II из-за границы в августе-сентябре 1858 г.- письма и докладные записки царю в период работы Редакционных комиссийкритические разборы Ростовцевым четырех проектов губернских комитетов (мы воспользовались литографированными списками этих проектов, которые хранятся в частных фондах) — другие записки Ростовцева по крес-гьянскому вопросу, опубликованные в «Материалах» А. Скребицкого и в некоторых журналах.

К печатному массиву материалов Ростовцева по крестьянской реформе можно отнести записи его выступлений на заседаниях Редакционных комиссий, которые вел официальный их хроникер Н. П. Семенов. Многие из этих выступлений носили программный характер. «Хроника» деятельнос-ги Комиссий по крестьянскому делу интересна также тем, что на ее страницах историк найдет публикации документов Ростовцева и его сотрудников, записи мемуарного характера, уточняющие позицию председателя комиссий по тем или иным вопросам.

Широко нами использовались «Наставления для образования воспитанников военно-учебных заведений», которые, по свидетельству Д. А. Ми-потина, были не только редактированы, но и большей частью написаны Ростовцевым. Особенно это касается важной теоретической преамбулы документа, а также разделов «История» и «Законоведение», идеологичесая значимость которых заставила начальника Штаба военно-учебных заилений самому взяться за перо. Однако, помимо идеологической состав-сяющей, мы вычленили в этом документе в первую очередь его дидактиче-кую основу, ради чего, собственно говоря, он и готовился.

Мы попытались, насколько это могли позволить понятные объектив-иле обстоятельства, расширить источниковую базу работы за счет архив-[ых изысканий (которые велись в фондах шести архивохранилищ). Лич-[ые фонды Я. И. Ростовцева и членов его семьи существуют в трех росси-[ских хранилищах документов5″. Фонд ОР РНБ представлен в основном [итографированными записками Ростовцева по крестьянскому вопросу, :оторые публиковались в печатных изданиях. Фонд семьи Ростовцева в ТИА большей частью состоит из материалов, относящихся к обществен-юй и государственной деятельности сыновей и внуков Я. И. Ростовцева. 1десь мы встретили семейные фотографии, а также весьма интересную [одборку газетных публикаций, вышедших в 1903 г., к столетию со дня юждения Я. И. Ростовцева. Материалы интересующей нас личности представлены одним, чрезвычайно интересным письмом Ростовцева к Алек-андру II за декабрь 1859 г. Это все, что осталось от некогда значительно-о корпуса его личных писем к царю за 1857−1860 гг., которые, по свидете-[ьству Ф. П. Еленева, по смерти Ростовцева были переданы на хранение [ленам его семьи".

Самым значительным по объему собранием материалов Ростовцевых вляется ф. 1155 ГАРФа (3864 ед. хр.). В фонде богато представлены доку-1енты, связанные со служебной деятельностью Ростовцева. В описи они определены по трем разделам: адъютант в.к. Михаила Павловича, воен.

Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Ф, 1155 — РостовцевыхРос-ийский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1042 — РостовцевыхОтдел укопиеей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф. 652 — Я. И. Ростовцева. Еленев Ф. П. Первые шаги освобождения помещичьих крестьян // Русский архив. 1886,.

6 7. С. 397. зо-учебные заведения, председатель Редакционных комиссий по крестьянскому делу. Здесь мы нашли такие важные документы, как некоторые письма Ростовцева к его Августейшим начальникам (в т.ч. и их черновые варианты), доклад Ростовцева Александру II о реформе военно-учебных за-зедений, различного рода записки и проекты, черновые их наброски, поз-золяющие проследить логику рассуждений, ход мысли реформатора, разработки Ростовцевым нормативных актов, регламентирующих устройство кадетских корпусов. Личные записки Ростовцева в изобилии представлены были и в других разделах описи. Программный характер носят проект записки Ростовцева «о своих религиозных и по-литических убеждениях» [д. 14), записка «О гибельности для России заи-мсгвования европейского тросвещения» (д. 17), записка о внутренней политике Англии (д. 16) и другие. Особый интерес для изучения идеологической позиции Ростовцева тредставляет его записка «Природное право», в которой он обобщил свои социальнополитические взгляды (д. 22). Ростовцев собирался писать мемуары, о чем свидетельствует краткий отрывок их плана (д. 27).

В 1827—1828 гг. Ростовцев вел дневник, ставший для нас самой настоя-цей находкой (д. 13). Автор не просто фиксировал ежедневные события, го давал к ним подробные комментарии, стремился оценивать свое поведение, конкретные поступки. Мы можем проследить, как происходил процесс духовного становления будущего государственного деятеля, тем бо-iee, что дневниковые записи пестрят его рассуждениями по поводу прои-юшедшего декабристского эпизода и самого восстания на Сенатской пло-цади, которому Ростовцев стремился дать историческую оценку. Дневник пакже рисует поведение Ростовцева во время русско-турецкой войны [828−1829 гг., в которой он, в качестве адъютанта, принимал участие.

Круг чтения Ростовцева отображен в реестре его книг и документов (д. 1−5, 46). Богато представлено и эпистолярное наследие, где, к сожалению, лы не нашли многих отмеченных в реестре документов, которые хранипись в семье Ростовцевых еще в начале XX столетия (скажем, письмо Рос-швцева к Гауслабу было любезно предоставлено П. В. Петрову внуком Ростовцева, а его в архиве нет). Мы считаем, что самое значительное из коллекции писем было после революции вывезено за границу. В ГАРФе хранятся письма Ростовцева к некоторым друзьям, различные официальные послания и уведомления, которые, тем не менее, содержат немало интересной информации. В архиве отложились все письма Ростовцева к жене Вере Николаевне (д. 2334), к матери Александре Ивановне (д. 3286), сыну Михаилу Яковлевичу (д. 1697). Значительный интерес представляют и ответные послания адресатов Ростовцева Д. Н. Блудова (д. 106), М. А. Корфа (д. 1084) и, особенно, М. П. Позена за 1849−1859 гт.(д. 1569). В архиве хранится также и формулярный список Ростовцева, доведенный до 1839 г. Полный формуляр Ростовцева отложился в фонде РГИА58.

В ГАРфе наше внимание привлек также фонд Александра 115″. Мы были приятно удивлены, когда обнаружили в нем докладные записки начальника Штаба, а затем и Главного начальника военно-учебных заведений Я. И. Ростовцева за 1849−1857 гг. (д. 535, 562, 566). С методической точностью, едва ли не каждый день, Ростовцев, в течении восьми лет направлял яичные, полуофициальные послания своему Августейшему шефу. Естественно, что среди этого просто необозримого собрания документов (по объективным причинам, мы смогли просмотреть чуть более 70% докладов и писем) мы нашли богатейший материал, рисующий подробную кар-гину заведования Ростовцевым кадетскими корпусами. Это и описание ежегодных инспекционных поездок, различные происшествия в корпусах и реакция на них начальника Штаба ВУЗ, его отношения с подчиненными и воспитанниками, внутренний быт корпусов, описание встреч Ростовцева, его рассуждения на различные актуальные темы и т. д. Письма эти прояРГИА. Ф. 1162-Государственной канцелярии. Оп. 6. Д. 478. Л. 8−54. «ГАРФ. Ф. 678-Александра II. ливают свет на характер отношений Ростовцева с будущим царем-освободителем, что еще практически не попадало в поле зрения исследователей. В фонде мы также обнаружили запись устной речи Ростовцева перед воспитанниками Константиновского кадетского корпуса, которую он произнес после волнений, произошедших в этом заведении в 1857 г. (д. 424).

В Российском государственном архиве литературы и искусства нами, в фонде публициста Н. А. Жеребцова (о знакомстве с которым Ростовцева, в время его поездки за границу, пишет Я. А. Соловьев) мы обнаружили несколько писем реформатора за интересующий нас период (1858−1859 гг.). Они пролили свет на характер влияния Жеребцова на Ростовцева, на другие аспекты его поездки в Германию"0.

В отделе рукописей Российской государственной библиотеки нас в первую очередь заинтересовал фонд Д. А. Милютина, служившего под началом Ростовцева в Штабе ВУЗ в 1840-х гг. начальником учебного отдела. Помимо проектов, которые он подавал на имя Ростовцева, прочих служебных документов, мы смогли, в замечаниях начальника Штаба ВУЗ на записки Милютина, усмотреть определенную полемику, в которую он (Ростовцев) вступил со своим подчиненным. Полемика эта касается организации учебного процесса в кадетских корпусах. Свои идеи, высказанные еще в 1840-е гг., Милютин в полной мере смог реализовать при проведении военно-учебной реформы, будучи Военным министром"1.

Фонд Главного управления военно-учебных заведений Государственного военно-исторического архива хранит немало документов, связанных со служебной деятельностью Ростовцева"1. Мы имели возможность деталь.

Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 1881 — Жеребцова. Оп, 1.Д. 6.

ОРРГБ. Ф. 169-Д. А. Милютина. К. 24. Д. 1, 2 и др.

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 725-Главного управления военно-учебных заведений. но проследить весь механизм управления Штабом ВУЗ и понять личную роль Ростовцева в управленческом процессе, его взамоотношения с Августейшими начальниками и т. д. Интересны в этом плане подборки выписок из писем Ростовцева к в.к. Михаилу Павловичу, которые предоставлялись на рассмотрение Николаю I (они содержат личные резолюции царя с требованиями Ростовцева их исполнить). Текущая документация Штаба ВУЗ, его основных отделений разворачивают перед нами повседневную жизнь кадетских корпусов. Мы встречаемся здесь с запросами и разъяснениями директоров, докладными записками на имя начальника Штаба, просьбами родителей кадет, ходатайствами о зачислении в списки кандидатов, материалами служебных расследований, препроводительными письмами из других ведомств к ответам на запросы начальника Штаба ВУЗ, даже доносами с материалами проверки по ним. Помимо регулярных полуофициальных докладов, о которых мы имели случай упоминать, начальник Штаба военно-учебных заведений, а затем и Главный их начальник ежегодно представлял на имя своих Августейших начальников, а с 1855 г. — на имя самого императора официальные доклады как председатель Учебного комитета ведомства. Все они за подписью Ростовцева сохранились в делах фонда начиная с 1836 г, т. е. с того момента, как был создан Учебный комитет. По этим документам очень хорошо прослеживается учебная политика Штаба ВУЗ, которая составляла самое важное направление административной деятельности Ростовцева.

Обращаясь опять к теме участия Ростовцева в подготовке крестьянского положения, мы не можем пройти мимо хорошо знакомого всем историкам реформы фонда 1180 РГИА". Здесь прежде всего мы рассмотрели первую записку Ростовцева по крестьянскому делу, датированную 20 апреля 1857 г. Она храниться среди документов Приуготовительной комиссии Секретного комитета. Хотя этот документ неоднократно попадал в поле.

РГИА, Ф, 1180 — Главного комитета по крестьянскому делу, Редакционных комиссий. зрения историков (П. И. Лященко, А. 3. Попельницкий, П. А. Зайончковс-кий, С. В. Мироненко, Л. Г. Захарова), однако его новое прочтение позволят высветить такие моменты, которые по тем или иным обстоятельствам ускользали от внимания исследователей. Основной, официальный текст хорошо дополняют черновые варианты, которые также сохранили фонды архива. После смерти реформатора все его документы по крестьянскому делу были объединены в особую коллекцию, которая сохранилась в первоначальном виде до наших дней". Знакомясь с включенными в нее документами, мы как бы присутствуем в рабочей лаборатории Ростовцева, имеем возможность увидеть черновые варианты известных уже нам проектов и записок, которые еще не привлекали внимания исследователей. Бумаги, о которых раньше приходилось только читать в специальных монографиях, теперь представали в совершенно ином свете, лишенные понятного налета субъективизма комментаторов. Д. 111−113 содержат просто необозримое количество различного рода писем и проектов по крестьянскому вопросу и знакомят нас с разноголосицей мнений экономистов, известных государственных и общественных деятелей, рядовых помещиков и т. д. Часть этих документов сохранили следы внимательного их чтения Ростовцевым, который оставлял небольшие карандашные пометы на полях.

Мы имели возможность использовать при работе над диссертацией и документы фонда Н. А. Милютина — одного из ближайших сотрудников Ростовцева во время его председательства в Редакционных комиссиях". Особенно следует выделить из числа документов этого фонда проект всеподданнейшей записки Ростовцева «О занятиях членов губернских комитетов, вызванных для объяснения по крестьянскому делу», с которой он.

РГИА. Ф. 1180. Оп. 15. Д. 108−109. «РША. Ф. 869 — Н. А. Милютина. чел нужным ознакомить Милютина. Документ этот еще не привлекал шимания исследователей. Сравнивая его текст с хранящейся в этом же [юнде известную записку Н. А. Милютина и Я. А. Соловьева от 8 августа 1859 г., которая была положена в основу составления полицейской инст->укции МВД для регламентации работы дворянских депутатов, мы обна->ужили разительные отличия в замыслах Ростовцева и его сотрудников. Записка Ростовцева отличается более либеральным, доброжелательным ю отношению к депутатам направлением (д. 496).

В фонде выдающегося русского государственного деятеля П. Д. Киселе-$а хранятся его письменные замечания по запискам членов Приуготовите-1ьной комиссии Секретного комитета, в том числе и на проект Ростовце-ia".

Источники дневникового и мемуарного характера представлены опуб-шкованными воспоминаниями сотрудника Ростовцева по Штабу ВУЗ М.

Маркова, его личного секретаря в 1857—1860 гг. Ф. П. Еленева, извест-юго филолога А. Д. Галахова, учителя П. И. Басистова, мемуарами А. И. 1евшина, товарища министра внутренних дел С. С. Ланского, записками VI.A. Милютиной, члена Редакционных комиссий H.H. Павлова, дневни-сом П. А. Валуева и др. Как видим, основной корпус данных источников хгносится к периоду подготовки крестьянской реформы и неоднократно^{пользовался} историками. Наибольшее значение для нас имели уже упо-йинавшиеся выше записки Я. А. Соловьева и, особенно, мемуары главного помощника Ростовцева по крестьянскому вопросу П. П. Семенова-Тян-Шанского. Можно упомянуть также записки известного общественного хеятеля A.M. Унковского. В сборнике бумаг по крестьянскому делу близ-сого друга Ростовцева, полтавского помещика М. П. Позена, помимо его зереписки с реформатором и различного рода проектов мы обнаружили 1емало записей, носящих характер воспоминаний. Ценную, поистине уни.

РГИА. Ф. 958 — П. Д. Киселева. сальную информацию содержит памятник литературы и общественной шсли XIX столетия — дневник А. В. Никитенко. Хорошо знавший Ростовцева, этот литератор и государственный деятель на протяжении многих ter оставлял ежедневные записи. Начиная с первой из них, датированной января 1826 г. и кончая февралем 1860 г., мы регулярно встречаемся с сагам Ростовцевым и рассуждениями автора дневника о его деятельности.

Из неопубликованных источников следует упомянуть хранящиеся в фо-ще Д. А. Милютина его мемуары, с первой частью которых читатели неравно познакомились. Те их главы, которые освещают период работы Лилютина в Штабе ВУЗ, еще ждут своего публикатора. Немало страниц тих мемуаров посвящено Ростовцеву и его управленческой деятельности. Интересное письмо его к Милютину в тексте дано с купюрами, которые ¡-осполняются по оригиналу. В собрании единичных поступлений Отдела «укописей Российской национальной библиотеки (ф. 1000) хранится машинописная копия дневника близкого в 1840—1860-е годы к великокняжес-яш дворам кн. Д. А. Оболенского, в котором присутствуют оценки шогих деятелей этого периода, в т. ч. и Ростовцева. Мы смогли расши->ить небольшой корпус источников по декабристскому эпизоду в биографии Ростовцева, введя в оборот запись устного рассказа генерал-адъютан-а, члена Верховного суда над декабристами Е. Ф. Комаровского, сделан-[ую его племянником, М. А. Веневитиновым.

При работе нами широко привлекался обширный корпус мемуаров бы-?ших кадет 1830−1850-х гг. (мы учли 45 названий). Хотя в воспоминаниях ! основном описывается быт, повседневные будни различных заведений ¡-едомства Штаба ВУЗ (сама по себе эта информация представляет громадную ценность), в них можно вычленить и сюжеты, связанные с визитами: корпуса Ростовцева, непосредственные детские впечатления о «большом енерале». Особенную ценность в этом плане представляют мемуары А. Д.

Бутовского, содержащие уникальные сведения об отношениях Ростовцева — воспитанниками.

Своеобразным для жанра работы могут показаться источники норма-гивного характера. Мы привлекли ставшие уже традиционными для историков крестьянской реформы журналы Секретного и Главного комитетов, узаконения правительства по крестьянскому вопросу за период 1857—1860 гг. В составлении многих из них Ростовцев принимал непосредственное участие. Мы понимали, что при изучении деятельности Штаба ВУЗ нельзя эбойтись без военно-учебного законодательства, кодифицированного в 1838 г. и пополнявшегося на протяжении всего периода работы Ростовцева в этом ведомстве. Поэтому мы прибегли к третьей книге Свода военных постановлений, при жизни Ростовцева в последней раз вышедшей в 1859 г.

Методологические основы работы. Последовательное изучение основных этапов жизненного пути Я. И. Ростовцева, динамики политического самосознания этой личности потребовало применение историко-генети-1еского метода. Сразу оговоримся, что мы не пишем биографии Ростовцева в полном смысле этого слова — биографические сюжеты являются осно-зой, в пределах которой мы постараемся достичь намеченных выше цели я задач. Деятельность Ростовцева тесно была связана с политическими процессами, происходившими в России в 30−50-е гг. XIX столетия. Внутренняя политика самодержавия этого периода четко очерчивает внешние заданные рамки исследования. Поэтому мы не можем, даже при относи-гельной узости поставленных задач, сосредоточить внимание только на сюжетах, связанных с самим Ростовцевым. Мы не хотим искусственно выменять эту личность из целостного исторического процесса, ставить ее за пределами существовавшей тогда иерархии ценностей, поведенчеких стереотипов. Тем более, что личность эта была неординарна и на протяжении своего жизненного пути неоднократно ставилась перед альтернатив.

ЭДССНЙСКА* ^.

41 Г^ЬДО дарствен"^.

ЧбЯМОТЕЗУв, ным выбором, требующим ответственного решения. Мы будем помнить мудрые слова Ю. М. Лотмана о том, что «история, отраженная в одном человеке, в его жизни, быте, жесте, изоморфна истории человечества. Они отражаются друг в друге и познаются друг через друга» «. Примерно так же связь личности с историей человеческого общества определял и В. С. Соловьев: «Общественность не есть привходящее условие личной жизни, а заключается в самом определении личности, которая по существу своему есть сила разумно-познающая и нравственно-действующая, а то и другое возможно только в области бытия общественном» ««. Выявление неких, отложенных на ментальном уровне политико-культурных стереотипов, на наш взгляд — занятие не очень перспективное. Человеческое сознание — явление динамически развивающееся. В волевом сознательном акте личности соединяются воедино элементы прошлого и будущего. Культура отдельного народа, его политическое развитие приобретают свои характерные черты «постепенно, шаг за шагом, благодаря индивидуальным историческим событиям», к числу коих смело можно отнести деятельность отдельной личности, которая привносит в историю неповторимые, своеобразные элементы». При этом она апеллирует к общепринятым или альтернативным общественным нормам эпохи, в которой живет.

В обществе иерархичном, жестко стратифицированном всякие изменения в наибольшей степени зависят от носителей власти, от способов принятия властных решений. Слой профессиональных бюрократовуправленцев должен чутко реагировать на происходящие в обществе процессы, рационально вычленяя важнейшие их составляющие, производя соответс-гвующие изменения в законодательстве. На определенных этапах актуаль.

11 Лотман Ю, М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (ХУШ-начало XIX века). Спб., 1994. С. 389. Соловьев В. С. Оправданиедобра. С. 203.

Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий: логическое введе-ние.

8 исторические науки. Спб, 1997. С. 369. ной проблемой становится легитимизация властных решений, что может вызвать специфические для конкретного режима формы политической борьбы. Бюрократизацию центрального управленческого аппарата государственной власти при Николае I до сих пор принято рассматривать как явление в большей степени негативное, хотя и нуждающееся во взвешенном изучении и оценке'0. Однако данные, приводимые авторами книги, на которую мы сослались, довольно выпукло показывают, какие процессы затрагивали центральный властный аппарат в 30−40 гг. XIX в. В первую очередь — это постоянное повышение интеллектуального уровня его служащих, что наглядно выражается в процентных нормах людей, получивших высшее образование. Отметим такие важные моменты, как законодательное обеспечение деятельности чиновников (что выразилось в сведении и кодификации действующего законодательства) — общую демократизацию их личного состава (сословная принадлежность самих чиновников, указанная в служебном формуляре, не является главным критерием оценки их социального происхождения) — рационализацию управленческой деятельности, что выразилось в сборе и анализе точных данных, выработке научных методик обработки статистического материала. Все это предполагало основательные знания юриспруденции, политэкономии, научной статистики. Постепенно меняется правовая культура столичного чиновничества, чему правительство всячески способствовало, открыв Школу правоведения и посылая молодежь за границу. В силу этих и других обстоятельств, на наш взгляд, лишено смысла выделять в николаевской эпохе патернализм как ведущую тенденцию внутренней политики, заданную якобы на цивилизационном уровне". Предреформенный период — важная веха в становлении правового государства, понять которую невозможно при помощи искусственных экстраполяций элементов теории тоталитарного госу.

Российская историческая политология. Курс лекций. Ростов н/Д. 1998. С. 127−130. «Там же. С. 223−234. рства на прошлое нашего Отечества». При таком подходе оно предстает: ишком односторонним и предзаданным, из исторического процесса вы-шащивается его человеческая, гуманистическая составляющая, более то>, теряется ощущение прошлого, которое уже не может соизмеряться соем богатством конкретной жизни.

Научная новизна исследования. Диссертация является первой в отечест-знной и зарубежной литературе комплексным исследованием жизненно-5 пути, служебной биографии и этапов духовного становления выдающееся государственного деятеля XIX столетия Я. И. Ростовцева. На основе смысления предшествующей историографической традиции и анализа бширного источникового материала мы попытались связать индивидуа-ьностъ социально-политических воззрений Ростовцева и их историчес-:ую обусловленность, показать роль и значение этой личности в истории федреформенной России, в подготовке великих реформ 1860−1870-х гг. и «азработке их идеологии. В работе ставится проблема преемственности в деятельности высшей управленческой элиты России второй трети XIX столетия, затрагивается вопрос о характере политического влияния носителя верховной власти на реформаторские процессы.

Практическая значимость работы. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при подготовке общих курсов по истории России и спецкурсов по истории внутренней политики николаевского царствования, эпохи великих реформ, русской военной школы. Проснувшийся в последнее время интерес к истории государственного управления позволяет ожидать новых исследований, затрагивающих деятельность административно-политической элиты России в предреформенную эпоху, состояние и функционирование высших и центральных ведомств империи. Наша скромная работа может стать хорошим подспорьем для начала разработки этого большого комплекса проблем.

Апогей самодержавия?. // Родина, 1997, № 2, С. 56.

Основные положения диссертации представлялись в форме докладов на iex всероссийских конференциях молодых историков «Платоновские чте-1я», которые проводились в Самаре в 1996;1997 гг.

I.Становление личности. Декабристский эпизод.

1.Происхождение Я. И. Ростовцева Яков Иванович Ростовцев родился 28 декабря 1803 г.- он был четвертым ребенком Ивана Ивановича и Александры Ивановны Ростовцевых. Кроме трех сыновей от второго брака — Якова, Василия и Александрам также дочери Полины, у И. И. Ростовцева был сын Илья, чья мать, А. В. Ростовцева (урожденная Ольхина), умерла в 1797 г. О братьях Якова Ростовцева известно крайне мало. В 1850−60-хх гг., они, если верить скупой словарной справке, занимали довольно высокие должности в государственных финансовых структурах. Илья имел не столь завидную судьбу. В 1828 г. он, полковник лейб-гвардии Финляндского полка, погиб в бою у болгарской деревни Кюстенжи. Сестра Полина вышла замуж за одного из богатейших купцов того времени — Александра Сапожникова.

Немного известно и об отце Ростовцева. Происходил он из купцов Петербургской губернии. Карьера этого человека, судя по всему, для своего времени была довольно незаурядна. 19-ти лет от роду он поступил на службу в ведомство Комиссии об учреждении училищ, где выполнял бухгалтерские обязанности, а по совместительству служил надзирателем Петербургской учительской семинарии. Поднимаясь по служебной лестнице, Ростовцев получил, в 1797 г, вместе с чином коллежского асессора и потомственное дворянство. Под конец жизни (скончался он в 1807 г., в возрасте 43 лет) И. Ростовцев занимал ряд важных должностей в правлении училищ, был первым директором петербургской гимназии, учрежденной в 1805 г. Судя по всему, для своего времени он действительно был опытным педагогом-администратором. Университетский совет, очевидно, ценил не лтшько педагогические, сколько хозяйственные способности И. Ростовце-?а. С 1803 и до конца жизни он являлся казначеем Главного правления училищ, в его руках могли находиться все финансовые дела этого ведоме.

— ва". И. Ростовцев смог дослужиться до чина действительного статского советника.

Историку очень сложно строить догадки, мало подкрепленные фактами. Гем не менее имеющиеся у нас сведения позволяют дать высокую оценку способностям отца Я. И. Ростовцева. Карьера этого незаурядного челове-са, выходца из демократической среды, чем-то напоминает восхождение ia административный Олимп его современника — М. М. Сперанского, дру-ом которого И. И. Ростовцев был". Мы можем лишь догадываться, что с гечением времени многочисленное семейство Ростовцевых перестает ис-1ытыватъ материальные затруднения. Связано это не только со служеб-1ыми успехами И. И. Ростовцева. После смерти первой жены, он в 1798 г. кенился на богатой купеческой дочери А. И. Кусовой. Можно предполо-кить, что это был брак по расчету — засидевшейся в девицах Кусовой гьстило стать женой свежеиспеченного дворянина и владельца 8 душ крестьян, доставшихся Ростовцеву по просроченной закладной некоего пору-шка Дедюлина. Видимо, какое-то время Ростовцев материально зависел от кены. В семейном архиве Ростовцевых сохранилась закладная грамота, вносящаяся к лету 1798 г. Из нее следует, что И. И. Ростовцев одолжил у своей жены огромную сумму в 8 тыс. рублей под залог «имения» «. После кенитьбы дела И. Ростовцева пошли в гору. В 1807 г. семья Ростовцевых доживала в большом каменном доме. Перечисляя в 1828 г. в одном из шсем семейное имущество, Я. И. Ростовцев упоминает коллекцию брил-гиантов, загородную дачу, несколько экипажей7».

Служебное положение принесло простому купеческому сыну И. Ростовцеву не только потомственное дворянство и богатство, но и возможность.

Воронов А. Историко-статистический обзор учебных заведений Спб. учебного округа.

2пб., 1849. Ч. 1. С. 84.

ГАРФ. Ф. 1155. On. 1. Д. 15. Л. 8.

ГАРФ. Ф. 1155. On. 1. Д. 3260.

САРФ. Ф. 1155. On. 1. Д. 55. Л. 2об. алаживать полезные связи. Об этом красноречиво говорит факт зачисле-[ия всех его четверых сыновей в списки кандидатов престижного Пажес—ого корпуса, доступного тогда лишь отпрыскам знатнейших дворянских фамилий.

Я. И. Ростовцев в своих бумагах почти не упоминал отца. Зато нема-ло^еплых слов он посвятил матери. «Священнейший для меня предмет в ми->е — есть мать моя. Любовь моя к ней равна любви моей к Богу», -писал юлодой Ростовцев. Из этого же письма мы узнаем, что А. И. Ростовцева кертвовала для воспитания детей «всеми удовольствиями жизни» ." Факт финадлежности в прошлом обоих родителей Ростовцева к купеческому сословию, по видимому, сыграл немаловажную роль в формировании его характера и убеждений. А. И. Ростовцева никогда не порывала с духовными ценностями того круга, из которого вышла и передавала их детям. В тстности, Я. И. Ростовцеву было всегда присуще необычайно глубокое юсприятие веры. Наложенное на европейскую образованность, оно сформировало оригинальную и, во многом, ни на кого не похожую личность «того государственного деятеля. Влияние ценностей купеческой среды расширило кругозор Ростовцева. Дворянин во втором поколении. выросший з получиновном, в полукупеческом мирке, он нес в себе элементы нового социального мировоззрения, чуждого сословной исключительности, демократического по существу.

Как было уже сказано, по смерти И. И. Ростовцева всех его сыновей за-шслили в пажи Высочайшего двора. Со дня своего открытия в 1802 г. Па-кеский корпус являлся одним из самых привилегированных учебных заведений России. Состоя при особах Императорской фамилии, пажи получат неплохой шанс для будущей карьеры. Почему в число пажей попали яезнатные братья Ростовцевы? Мы отнесли это на счет служебных связей их отца. По всей видимости, имевший тогда силу при Дворе М. М. Спе.

Там же. Л. 3 ранский решил помочь осиротевшим сыновьям своего приятеля. В 1812 г. Яков Ростовцев становится воспитанником Императорского Пажеского корпуса.

Через много лег, в 1857 г., Я. И. Ростовцев к юбилею своей служебной деятельности получил письмо камер-пажа С. Яковлева, в котором тот в торжественной и несколько наивной форме прославил успехи бывшего воспитанника корпуса. Из этого письма мы узнаем, что «все камер-пажи лелеяли и ласкали веселого ребенка-пажа- .начальники не могли не любить этого доброго и прилежного мальчика», даже сам директор корпуса, ген. Клингенберг «ставил того же Ростовцева-4-го в пример другим». Когда же повзрослевший Яков Ростовцев стал камер-пажем, то «не только давал поведением своим и учением прекрасный пример своим подчиненным, но гребовал, чтобы вверенные ему пажи беспрекословно и безусловно выполняли свои обязанности’ЧПри всей официозной льстивости этого письма мы не должны полностью отвергать сведений, содержащихся в нем. Вряд ли, конечно, камер-пажи „лелеяли“ 9-летнего Якова. Более реалистичным выглядит описание отношений между старшими и младшими пажами, данное выпускником корпуса Дараганом, учившимся в нем в 1810-х гг. („крещение“ новичков при помощи жгутов, зуботычины и т. д.)». Подобные «традиции» держались в корпусе вплоть до 1850-х гг, их описание дает П.А.Кропоткин8″. Учился же Яков действительно хорошо. Об этот красноречиво говорит свидетельство об успеваемости, полученное пажом 4-го класса Ростовцевым 6 ноября 1816 г. «за успехи в науках и добронравие» 81. В 1821 г. ему вручили награду за «прилежание и благонравие» ®-. Можно аПразднования по случаю 25-летия службы ген,-ад.Ростовцева по управлению военно-учебными заведениями. Спб., 1857, С. 16.

Дараган П. М, Пажеский корпус в 1817-Ш9гг // Русская старина (PC). 1875, Кн. IV. С.

95.

Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1990. С. 78−79. «ГАРФ. Ф. 1155. On. 1. Д. 3478. цФрейман О. фон. Пажи за 175 лет. Фридрихсгам, 1897. С. 230. предположить, что, воспитываясь в среде отпрысков знатнейших российских родов, мальчик из незнатной семьи своим усердием пытался хоть как-го выделиться из среды сверстников. Яков мог стремиться избежать насмешек своих одноклассников и по другой причине: с детских лет и до конца жизни его преследовал недуг заикания. Бойкий, веселый нрав юного пажа, умение отстоять собственное достоинство завоевали Ростовцеву авторитет среди товарищей, делали его заводилой проказ. Однажды Яков и его друзья-пажи проникли сквозь слуховое окно в наглухо запертую корпусную церковь и зажгли там все свечи. Священник, открывший утром цверь, чуть не упал в обморок.».

Пажеский корпус мог дать неплохое по тем временам образование, несмотря на большую пестроту преподаваемых предметов. Но и в нем обучение велось при помощи господствовавших тогда педагогических приемов — заучивания наизусть, чтения лекций. При этом обычно давали материал, мало приспособленный для подросткового восприятия. Воспитание пажей отличалось от других военных корпусов того времени. Здесь обучали танцам, фехтованию, хорошим манерам, пажам была предоставлена относительная свобода — их жизнь не назовешь казарменной. Пажей часто отпускали домой, воспитатели не вмешивались в их личную жизнь. Камер-пажей привлекали для дежурств при императоре и членах царской фамилии (возможного время одного из таких дежурств камер-паж Ростовцев удостоился внимания со стороны великого князя Николая Павловича). Основные принципы обхождения с пажами были зафиксированы в Уставе корпуса, в котором говорилось, что «должно быть вежливым, непринужденным, благопристойным и без грубостей, не только на деле, но и на словах, так как не страх, а убеждения в их обязанностях долженствуют ими руководить» 84. Из пажей готовили элиту-все они предназначались для вы.

8}Гангеблов A.C. Воспоминания декабриста. М., 1888. С, 94.

Лалаев М. С. Исторический очерк военно-учебных заведений, подведомственных их Главному управлению. Спб., 1880. С. 83. туска в гвардейские части или для службы в центральных учреждениях, трежде всего в МИДе. Программа обучения старшего камер-пажеского класса включала «упражнения в деловом слоге на трех иностранных языках», историю дипломатии, изучение внутриполитического устройства зарубежных стран. Отметим также тот факт, что в александровскую эпоху в корпусе наблюдалась известная свобода преподавания гуманитарных 1редмегов.

В число камер-пажей могли попасть 16 лучших учеников последнего го-ха обучения. Утверждал список сам император, для зачисления требова-юсь получить на экзаменах в совокупности 900 баллов. Ростовцеву неско-1ысих баллов не хватило. В марте 1821 г. его наконец-то вносят в заветный шисок85. 31 марта 1822 г. 18-летнего Ростовцева выпустили из корпуса пра-горщиком и определили в лейб-гвардии Егерский полк. Из-за своего не-юстатка он не мог занимать строевые должности, и поэтому Ростовцева назначили казначеем полка".

2. Ростовцев в первой половине 1820-х гг. Происшествие 12 декабря.

1825 г.

Первая половина 1820-х гг. прочно ассоциируется с аракчеевской реакцией, с запретительно-репрессивными мероприятиями, проводимыми пра-?ительством Александра I. Ростовцев вступал во взрослую жизнь как раз 5 то время, когда в образованном обществе, особенно в среде армейского I гвардейского офицерства, распространялось глухое недовольство существующим положением вещей. Зрели конституционные идеи, облекавшиеся 1 замысел военной революции. Мог ли Ростовцев поддаться этим настрое-1иям? Имеющиеся в нашем распоряжении данные как-будто позволяют щть положительный ответ на этот вопрос. Выпускники Пажеского корпу.

Фрейман О.фон. Пажи. С. 231 ГАРФ.Ф. 1155. Оп. 1. Д. 4. Л. 3. са и других военно-учебных заведений столицы, при той относительной свободе, которая царила тогда в них, легко могли проникаться «гибельными» идеями. Сама методика преподавания, воспитание будущих офицеров, неотягощенные охранительством и «казарменным духом», могли посеять в их умах семена недовольства. Очутившись при выпуске в офицерской среде, они быстро усваивали распространенные в ней крамольные настроения. Ростовцев попал в гвардию именно тогда, когда еще не утихли страсти, вызванные бунтом Семеновского полка, когда правительство, стремясь пресечь рост оппозиционных настроений в армейской среде, запретило тайные общества и пыталось организовать систему секретной слежки среди офицеров.

Сошлемся на переписку Главного директора Пажеского и кадетских корпусов ген. П. П. Коновницына с великим князем (в. к.) Константином Павловичем, относящуюся к июню 1822 г. В своем письме великий князь обращает внимание на имевшие место со стороны выпускников Пажеского корпуса «предосудительные поступки, означающие род вольнодумства и якобинизма». Он просит Коновницына «отнюдь не допущать. вкрадываться вредному и нетерпимому духу». Отводя конкретные обвинения, начальник военно-учебных заведений признает, что во вверенных ему корпусах царит «великое разнообразие» в преподавании одних и тех же предметов — лишнее для нас доказательство той свободы, которая сопровождала тогда воспитание будущих офицеров".

К сожалению, сведений, проливающих свет на дружеские и общественные связи молодого офицера Ростовцева в пер. пол. 1820-х гг., в нашем распоряжении немного .В своих записках, посвященных последующим событиям декабря 1825 г., он почти ничего не говорит о своей жизни после зыпуска из Пажеского корпуса. В записках, тем не менее, есть указание на.

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА).Ф.945,Оп. 1. 3-.27.Л.1,5об. участие Ростовцева в известных маневрах под Вильной, куда отправил гвардию Александр I, дабы «проветрить» ее после бунта семеновцев®-. Имея веселый и общительный нрав, Ростовцев не мог не вести со своими говарищами-гвардейцами «крамольных» разговоров. Во время маневров он познакомился с кн. Евгением Оболенским, одним из самых деятельных членов первых декабристских организаций. Знакомство это имело для Ростовцева далеко идущие последствия.

Завуалированной формой протеста против существующих порядков в пер. пол 1820-х гг. была романтическая поэзия. Еще в корпусе Ростовцев, отдавая дань моде, начал сочинять стихи, в которых пытался подражать кумиру тогдашних романтиков В. А. Жуковскому. В одном из стихотворений, опубликованном в журнале «Невский зритель», он яростно защищал Жуковского от нападок какого-то журналиста. Юношеское увлечение Ростовцева никогда не переросло в серьезные занятия поэзией. И хотя он в описываемое время много печатался (среди публикаций Ростовцева 1823 г. — обширная и необычайно скучная трагедия «Персей», вышедшая отдельной книгой), в будущем критически оценил масштабы своего поэтического дарования и никогда не претендовал на место в" поэтическом бомонде" .

Поэтические опыты Ростовцева по крайней мере могут пролить свет на гот круг идей и настроений, которым он мог быть подвержен. Мотив героя-одиночки, который борется против абстрактного тирана, рефреном проходит через стихотворения молодого офицера. Примером может послужить стихотворная трагедия «Оскар». Врагами героев Ростовцев считал тех, кто «гнетя людей неправедною силой, творят им светлый мир обширною могилой». Звучит понятный также понятный намек на тех, кто «скип-гром властвуя, Отечества не знают» 8″. Интересно, что Ростовцев печатал.

Ростовцев Я. И. Отрывок из моей жизни 1825 и 182бгг, (Далее: Ростовцев. Отрывок.) // Русский архив. 1873, Стб. 468. мПереселенков С. А. Литературная деятельность Я. И. Ростовцева // Педагогический сборник. 1913. № 8. С. 77, 79. ои стихи б сборнике К. Ф. Рылеева «Полярная звезда». Данный факт от-подь еще не говорит о том, что тем самым он «способствовал декабристс-:ой пропаганде», как это утверждает писатель-историк Я. А. Гордин"0. Альманах Рылеева был обычным литературным изданием (в нем печатаюсь А. С. Пушкин, П. А. Вяземский, Н. И. Гнедич и другие известные поты того времени), а не подпольным революционным органом.

Обращаясь к участию Ростовцева в декабристском движении, мы долж-[ы ответить на два вопроса — способен ли был он от простой критики недостатков правления перейти к более радикальным действиям и был ли он шеном Северного общества?

Задача, поставленная нами, осложняется скудностью материала, имею-цегося в распоряжении исследователя. Однако те факты, которыми мы >асполагаем, позволяют дать довольно точный набросок образа Ростов-сева накануне декабрьских событий 1825 г. По свидетельству Валериана Нафоновича, вхожего в петербургский дом Ростовцевых, он был в пер. юл. 1820-х гг. «поэт, балагур и порядочный кутила», любитель хорошейомпании и больших обедов". На службе Ростовцев — примерный испол-штель, о чем свидетельствует идеальная характеристика, данная ему ко-аандиром Егерского полка ген. — майором Штегельманом в конце 1820-х г. Ростовцев, безусловно, был на хорошем счету у начальства, ибо «в сла-юм отправлении обязанностей не замечен и неисправностей между под-[иненными не допускал, жалобам, которые начальством найдены основательными, не подвергался,. всегда аттестовывался достойным, выгово-юв не получал, в штрафах и арестах не бывал» ®-. Впрочем, и «никакими ! семи л о стив ейшими рескриптами и похвальными листами удостоен не >ыл». При всем при этом усердие Ростовцева не осталось незамеченным.

Гордин Я. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года. Л., 1989. С, 151. Сафонович В. И. Из воспоминаний // РА. 1903. № 3. С. 331. ГАРФ. Ф. 1155. On. 1. Д. 4. Л. 1,.

21 апреля 1825 г. его назначили «по высочайшему указу «старшим адъютантом в Штаб командующего всей пехотой Отдельного Гвардейского корпуса старого боевого генерала К.И.Бистрома», Видимо, Ростовцев мечтал э карьере-незнатный сын чиновника средней руки, он мечтал о славе и, можем предположить, о богатстве и крепком семейном счастье. Не случайно тот же Сафонович, а также знавший его в ту пору А. В. Никитенко подчеркивают громадное честолюбие Ростовцева. Впрочем, как пишет Никитенко в своем дневнике, «сердце подстрекает меня вообще считать Ростовцева выше толпы и честолюбие его относить к разряду возвышенных и просвещенных» «. В отличии от своих сослуживцев-сыновей обеспеченных помещиков, Ростовцев и его семья владели крохотным имением, в котором едва насчитывалось с десяток душ крестьян.

Ростовцев жил в ту эпоху, когда происхождение и связи еще не потеря-1И своего значения для человека, желающего сделать государственную али военную карьеру. Возможно мы не правы, однако, как нам кажется, зыходец не из дворянской, а из демократической среды, вступивший на этот путь, мог рассчитывать на успех только при условии личной лояльности к существующему режиму. Иными словами, сочиняя острые эпиграммы на отдельных лиц, Ростовцев даже в мыслях не мог позволить себе токуситъся на устои режима. И, как мы увидим, в своем осмыслении по-титических и правовых устоев Российского государства он пошел гораздо дальше примитивной лояльности и верноподданничества — еще в юные го-щы Ростовцев стал убежденным монархистом, горячим поборником самодержавия. Вольнодумствуя и зубоскаля в веселой дружеской компании, lyiKo прислушиваясь к общественному мнению, юный офицер вместе с гем вырабатывал собственную гражданскую позицию, отличную по сводам же. Л. 2.

Никитенко А. В, Дневник. М., 1955, Т. I. С, 12. ям политическим предпочтениям от воззрений многих участников декабристского движения.

Однако, нельзя из сказанного выше делать вывод, что Ростовцев являлся юным карьеристом, пытавшимся во что бы то ни стало выбиться в люди. На складывание его характера и убеждений большое влияние могла оказать семья, особенно его мать, которая, как уже говорилось, смогла привить сыну глубокое религиозное чувство. Пажеский корпус с его сво-оодами и воспитателями, которые сознательно прививали своим подопечным понятия о дворянской чести, мог сформировать в нем чувство собственного достоинства, приучил ценить товарищеские связи. Патриотический подъем, царивший в русском обществе после победоносных наполеоновских войн, не мог не увлечь его (вспомним, что директором Пажеского корпуса в годы учебы Ростовцева был герой Отечественной войны ген. П. П. Коновницын).

В нач. 1820-х гг. культура и образованность еще прочно связывались с дворянским званием. Унаследовав потомственное дворянство от отца, получив неплохое по тем временам образование и воспитание, Ростовцев тем не менее мог испытывать своеобразный комплекс неполноценности по поводу демократического происхождения своей семьи. Мы можем предположить, что, стремясь занять положение в среде столичной интеллигенции, Ростовцев не имел особого успеха. Его литературные творения, конечно, не претендовали на творческую изысканность и не достигли степени популярности исторических дум Рылеева. Тем не менее, он, повидимо-му, был принят в столичных литературных салонах. Среди петербургских знакомых Ростовцева, помимо Рылеева, мы находим имена А. Бестужева, Ф. Глинки, Ф. Булгарина и других известных литераторов и общественных деятелей этого времени. Однако все-таки Ростовцев находился на обочине общественной жизни. Пытаясь компен-сировать свои творческие и общественные неудачи, он открыл свой дом для знакомых и товарищей o службе. Гостеприимная матушка Ростовцева с радостью привечала гостей, которых привлекала, очевидно, непринужденная обстановка литературных чтений в доме Ростовцевых, а также обеды, которые проводи-шсь с купеческим размахом"5. Вращаясь в петербургском образованном >бществе Ростовцев приобрел превычку, которой неизменно следовал на иротяжении всей жизни — чутко прислушиваться к общественному мнению. Стремление завоевать положение в обществе еще более развило в нем это качество.

Итак, ни по своему происхождению, ни по масштабу дарований, Ростов-дев не мог претендовать на выдающееся положение в обществе. Среди Злизких друзей его были люди малоизвестные, такие, как старый школьный приятель В. Семенов или молодой учитель, бывший крепостной А. Ни-штенко. Правда, был человек, дружбой которого Ростовцев дорожил на тротяжении всей жизни — это его зять, богатый астраханский купец Алексей Сапожников. «Мой единственный друг в мире» ,-так характеризовалвои отношения с Сапожниковым Ростовцев вскоре после смерти купца [Сапожников скончался в 1826 г, прожив очень короткую жизнь)"". Семейство Сапожниковых славилось своими капиталами основанными на разработке рыбных богатств Каспийского моря. Жизненные установки купеческой среды, с ее ориентацией на личный успех и предприимчивость были Золее приемлемы для Ростовцева, чем чванливое чувство превосходства своего положения, свойственное петербургской дворянско-чиновничьей шите. Еще M. М. Богословский обратил внимание на происхождение и купеческие связи Ростовцева, заметив, что они могли сказаться на его характере. Ростовцев «не замыкался в традиционные рамки и во все виды своей деятельности вносил. живые и свежие взгляды» , — писал историк". Наблюдая за делами своих родственников, Ростовцев приучился интере.

5Гангеблов A.C. Ук. соч. С, 181, *ГАРФ. Ф. 1155. On. 1. Д. 55. Л. 1. «Богословский M. М. Ук. соч. С. 201. соваться проблемами российской коммерции, понимать важность развития торговли и промышленности для процветания государства. Алексей Сапожников был человеком образованным и даже светским. Из воспоминаний декабриста В. И. Штейнгеля, знавшего Сапожникова, мы узнаем, что Ростовцев считал своего зятя «человеком очищенных понятий». Более того, потерпев какие-то притеснения со стороны министра финансов Д. А. Гурьева, Сапожников «часто в семейном кругу, не обинуясь, жаловался на порядок вещей» «. Без сомнения, Сапожников был свидетелем и участником бесед, проходивших в доме Ростовцевых. Ростовцев прислушивался к мнениям зятя, которые он мог высказывать по поводу услышанного.

Здесь мы вплотную подошли к разрешению другого поставленного нами вопроса — был ли Ростовцев участником декабристского движения и, более конкретно, являлся ли он членом Северного общества? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к другому петербургскому знакомству Ростовцева рассматриваемого периода.

Как мы уже отмечали, в 1822 г. Ростовцев познакомился с молодым аристократом, поручиком лейб-гвардии Финляндского полка, князем Е. П. Оболенским. Дружеские связи с Оболенским упрочились, когда в апреле! 825 г. Ростовцева прикомандировали к дежурству всей пехоты Гвардейского корпуса. Обязанности адъютанта требовали постоянного присутствия при командующем пехотой. Оболенский имел квартиру в верхнем этаже здания штаба, где часто останавливался Ростовцев во время ночных дежурств.

Ростовцев, конечно, не мог знать, что уже в 1823 г. Оболенский был введен в Думу тайного Северного общества и являлся одним из самых активных его членов наряду с К. Ф. Рылеевым и А. Бестужевым, Оболенский был убежденным сторонником республики и военной революции. В1825 г. как.

Штейнгель В. й, Воспоминания И Общественное движение в России в пер. пол. Х1Хв. Зпб., 1905, С 291. руководитель Общества он даже оттеснил на задний план его основателя, эолее умеренного Н. М. Муравьева. Весной 1824 г. Оболенский был едва ни не единственным из петербургских заговорщиков, кто поддержал приехавшего в столицу со своей радикальной «Русской правдой» П. И. Пестеля.

Ростовцев, несомненно, принимал участие в политических беседах, которые могли вести с ним в том числе и члены Северного общества. Он и гам, очевидно, со всей пылкостью молодости высказывал довольно радикальные суждения. Ростовцев, вспоминал Штейнгель," был тогда один из восторженных обожателей свободы и не скрывал, если не ненависти, то презрения к существующему порядку вещей" «. Сам Оболенский, как пишет Ростовцев в своих записках, во время дежурств неоднократно говорил с ним на политические темы. Факты эти, однако, не доказывают, что Ростовцев был членом тайного общества и, с подачи своего друга и сослуживца, стал одним из деятельных его участников.» В то время,-вспоминал Н. И. Греч, -жалобы на правительство возглашались громко. Если бы сослать все тех, которые слышали о сумасбродных замыслах и планах того зремени, не нашлось бы места в Сибири. Меня первого следовало бы сос-татъ в Нерчинск, а Булгарина, конечно, далее" ««. В обычной жизни декабристы о существовании тайного общества молчали и даже самым близким црузьям не поверяли секретов. Рылеев и Оболенский в дружеской компании могли говорить о преимуществах военных заговоров, обсуждать события в Испании и Италии, однако не связывали его осуществление с Обществом. Как мог относиться Ростовцев к подобным разговорам? Мы по-тгаем, что весьма отрицательно. Его собственные воззрения на проблему зоенной революции будут рассмотрены в следующем параграфе. Здесь же зриведем характерный пример, который демонстрирует взгляды людей, элизких Ростовцеву по духу. На одном петербургском вечере Рылеев гро.

Там же. С. 289.

Греч Н. И. Записки о моей жизни. М, 1990. С. 304. ико проповедовал необходимость военной революции по примеру испанской. Внезапно один кавалерист стал спорить с ним: «Вы хотите военной революции? Но, что такое войско? Это собрание людей, которых народ вооружил на свой счет и которым он поручил защищать себя. Какая же гут будет правда, если эти люди, в против-ность своему назначению, станут распоряжаться народом по произволу и сделаются выше его» «1. Звали этого молодого офицера Алексей Хомяков.

Мы можем вполне уверенно сказать, что Ростовцев придерживался подобных воззрений. Существует свидетельство рассыльного «Полярной звезды», который, рассказывая через много лет о главном редакторе этого альманаха, вспомнил, как между Ростовцевым и Рылеевым произошло разногласие по поводу каких-то стихов. Рылеев соглашался печатать их только после собственных изменений в тексте. Ростовцев обиделся и взял стихи назад1®-. Мы можем только предполагать, что Рылеев отказался печатать стихи молодого поэта потому, что они не соответствовали общему направлению альманаха.

Еще более существенное разногласие произошло незадолго до трагических декабрьских событий 1825 г. Ростовцев закончил тогда стихотворную грагедию" Князь Пожарский", чтение которой происходило в его доме. Оболенскому и Рылееву она понравилась, однако Ростовцева «крайне удивило, что они в один голос стали опровергать то место, где Пожарский, желая соединить воедино войска свои и Трубецкого, старшего местом и саном, провозглашает его первым воеводой. Они назвали это унижением — якобы Пожарский жертвует своим самолюбием-они говорили, что Пожарский должен быть горд, неустрашим, знать себе цену». Ростовцев же доказывал обратное — герой его" представляет из себя возвышенный.

101 Цит. по: Егоров Б. Ф, А. С-. Хомяков-литературный критик и публицист // Хомяков А,.

С. О старом и новом. М., 1988. С. 16.

Рассказ о Рылееве рассыльного «Полярной звезды» // Литературное наследство.

М., 1954. Т. 59. С. 355. адеал любви к Отечеству" '". Его Пожарский «.возжег умы, поднял народ от ослепленья, .крамолы сокрушил под сенью алтаря.». На предложения Марины Мнишек сделаться царем он отвечает: России я не царь, но верный гражданин. Нет, чистою душой чуждаюся гордыни, и дланью дерзкою не оскверню святыни104.

Действительно, как мы видим, в трагедии «Князь Пожарский» Ростовцев «выражал свое представление о целях служения отчизне, резко отличное от намерений декабристов» 105. Пожарский не ставит себя, свое честолюбие выше традиций народа, не стремится попрать обычаи и законы страны ради призрака власти. Мы также согласимся с автором приведенной выше цитаты в том, что автор трагедии, восхищаясь своими героями, решил следовать их образу действий в жизни". В контексте последующего поступка Ростовцева такая трактовка его мотивов вполне может быть принята. Еще Ю. М. Лотман отмечал историко — психологические аспекты поведения человека эпохи декабристов (прежде всего «конечно, он писал о них самих): „Поведение декабристов. было отмечено печатью романтизма: поступки и поведенческие тексты определялись сюжетами литературных произведений. или же именами, суггестировавшими в себе сюжеты. В этом смысле восклицание Пушкина: „Вот Кесарь-где же Брут?“ — легко расшифровывалась как программа будущего поступка“ 11».

В одном мы не согласны с Б. Г. Литваком: Ростовцев не ответил «категорическим отказом» на предложение Оболенского вступить в Северное общество — осенью 1825 г. он был принят в него. Об этом недвусмысленно показал на следствии сам Оболенский: «Со времени же возобновления общества, в продолжении последних трех лет, за несколько недель до 27 ноя.

Ростовцев. Отрывок, Стб. 463−465,.

1МЦит. по: Переселенков С. А. Ук. соч. С. 81−82.

1ИЛитвак Б. Г. Переворот 1861 г. в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991. С. 28.

106Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Спб, 1994. С. 46. ря принят был мною товарищ мой, старший же адъютант Ростовцев, кое.

0 талант мог быть полезен распространению просвещения, тем более что алант сей был соединен с истинною любовью к Отечеству и с пылким возражением" 181. Показание это — ключ для разъяснения причины, побудив-цей Оболенского после полугодичного близкого знакомства открыть Ростовцеву секрет существования некоего Общества. Ростовцев был принят в [исло «согласных» или" соединенных" .Сам Оболенский был" убежденным .е. членом, знавшим «сокровенную» цель общества и имевшим право при-гамать прозелитов. Вновь принятый член знал только того, кто его при-шл и д ля вхождения в «верхний круг» должен был доказать свою предан-юсть делами.!08Что заставило Ростовцева принять предложение Оболенского? Здесь мы вступаем на зыбкую почву догадок. Возможно, его потряс-т дуэль подпоручика Чернова и флигель-адъютанта Новосильцева. Похороны Чернова, который вступился за честь своей сестры, превратились.

1 демонстрацию всех прогрессивных сил столицы. Траурная процессия 27 сентября 1825 г. могла проходить мимо дома Ростовцева на Васильевском >строве, сам он мог быть в рядах её участников (тем более среди них был Зболенский и другие декабристы). Вскоре после этих событий он вступил 5 Общество.

В записках о декабрьских событиях 1825 г. Ростовцев, тем не менее, обводит молчанием факт вступления в Общество. Однако мы, в отличии от 5. А. Гордина, не считаем, что источник этот" абсолютно лжив" .к" Записки доставлялись вскоре после событий (их автограф хранится в архиве семьи^{стовцевых} в ГАРФе, являясь приложением к дневнику Ростовцева за де-сабрь 1827 г.). Ростовцев, явно рассчитывая на то, что они будут прочита-ш, упустил те моменты, которые могли представить его потупки в невыгодном свете. Известна щепетильность Ростовцева по отношению к своей.

Восстание декабристов. Материалы. Документы. М.- Л., 1925. Т, I. С, 235, ««Федоров В. А. Декабристы и их время. М., 1992. С. 97. «Гордин Я. Ук. соч. С. 148. репутации не только среди современников, но и потомков. Это качество ¡-го характера, порожденное комплексами молодости, только усилилось юсле событий 1825 г. «Но что скажет обо мне потомство?.Я боюсь суда яго. Не сочтет ли оно меня доносчиком или трусом, который только о сере заботился?» ,-спрашивал Ростовцев своего приятеля А. Никитенко в ян-заре 1828 г.1,сС самого начала, как-бы стремясь отмежеваться от Общества, Ростовцев рассказывает, как еще весной 1825 г. Оболенский предложил жрепитъ их отношения» более тесными узами, чем узы дружбы». Напуская романтический лоск на свое повествование, мемуарист вспоминает таинственный и пронзительный взгляд своего друга и не забывает упомянуть, сак он, догадавшись куда клонит Оболенский, сразу же, с предупредите-1ьностъю истинного верноподданного, сослался на императорский указ (822 г. (запретивший создавать тайные общества и состоять в них).111.

В дальнейшем в записках встречаются несообразности, которые нельзя объяснить ничем, кроме умысла мемуариста. О готовящемся восстании Ростовцев догадался. Через много лет, после возвращения Оболенского из сибирской ссылки Ростовцев в письме к нему сам развеивает этот миф о догадках: «С 5 или 6 декабря 1825 г. ты зачал говорить со мною об отречении в. к. Константина Павловича и о предположении воспрепятствовать Николаю Павловичу царствовать» .^Нам представляется, что не один то-1ько Оболенский осведомил Ростовцева об Обществе и, хотя бы в общих нертах, о его задачах. Безусловно, Ростовцев говорил о них с давним знакомым своей семьи бароном Штейнгелем, который отличался умереннос-гъю взглядов. В своих мемуарах барон вспоминает, как Ростовцев просил принять в Общество Сапожникова.

10Никитенко. Дневник. Т. I. С. 66. «Ростовцев. Отрывок. Стб, 254−255.

Ростовцев Я. И. Письмо к кн.Е. П. Оболенскому (18 ноября 1858 г.) // Русская старина ТО. 1889, Кн. 9. С. 620.

Видимо, принимая Ростовцева в тайное общество, Оболенский постара-гся представить его цели в наиболее привлекательных для своего друга словах. Сам Ростовцев, отвечая на вопросы Следственной комиссии по юводу приема им в Общество поручика Львова, сказал, что даже" не знал I самого названия сего общества" ." 'Спрошенный следователями о причи-|ах, побудивших его вступить в тайное общество, поручик А. Н. Сутгоф ггветил: «Цель общества есть благо общее. Веря словам г. Каховского, я гоже желал содействовать к благу общему» ."'Членство в Обществе, целями которого были борьба со злоупотреблениями и забота о распростране-ти просвещения, удовлетворяло стремлению Ростовцева самоутвердиться, получить общественное признание. Подобно Сутгофу и другим представителям офицерской молодежи того времени, Ростовцев рассматривал 1росветительскую идею «общего блага» как важнейшую задачу своего ¦ражданского служения.

События, последовавшие за смертью Александра!!, в определенной сте-1ени застали Ростовцева, как и других членов тайного общества, врасп-юх. «Ни одно известие в жизни моей так сильно меня не поражало, как смерть Александра, -писал он через два года, -цари, пока они царствуют, сажутся бессмертными» .'"Мы считаем, что Ростовцев не мог не знать о совещаниях, которые происходили в злополучный день 27 ноября на квар-гире Рылеева и на которых обсуждались вопросы о дальнейших действиях Общества в связи с известием о возможном отречении Константина. Точно известно, что он после 27 ноября бывал у Рылеева, о чем свидетельство-зал в показаниях А. Бестужев (Ростовцев" был раза два у Рылеева, когда многие из наших приезжали")."".

Декабристы. Биографический словарь. М, 1988. С, 165. (Алфавит Боровкова). нЦит. по: Гордин Я. Ук. соч. С. 107. 'САРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д. 13. Л. 8. «Восстание декабристов. Т. I. С, 446.

В целом задачи Общества в период возникшего междуцарствия вырисо-?ывались очень неопределенно. Ростовцев хорошо осознавал, что руководители организации готовы направить ход событий по крайне радикаль-юму сценарию, который его не устраивал по разным соображениям. Во-гервых он просто боялся стать участником безумной, с его точки зрения, исции, чреватой далеко идущими последствиями. Во-вторых, он не разде-шл взгляды радикалов по чисто принципиальным соображениям. В конце юября Ростовцев имел беседу с поручиком Нилом Кожевниковым, с которым поделился своими опасениями. Ростовцев, показывал Кожевников т следствии, «отзываясь, что он не знает настоящих намерений Общества, ясазал, что никак не решится быть слепым орудием оного, прибавя, что шрочем, ежели и можно ожидать какой-либо перемены в России, то не трежде как через пятьдесят лет и более» .1″.

6 декабря окончательно выяснилось, что Константин Павлович отказывается царствовать и что предстоит переприсяга. 9 декабря лидеры тайного общества, после принятия решения о восстании, приступили к мобили-*ации сил. Не без основания, Я. А. Гордин называет" главным координатором действий среди офицерства" князя Е. П. Оболенского.118 На следствии Эболенский весьма недвусмысленно показал, что именно в этот день он сообщил зависящим от него членам Общества о плане восстания, указав, тто они должны быть на Сенатской площади 14 декабря «с теми полками, которые там будут находиться». Кроме Ростовцева о готовящемся выступ-тении узнали поручики Львов и Кожевникову также граф Коновницын-1-л. Оболенский развернул работу и среди офицеров своего Финляндского юлка.114.

Видимо, именно 9 декабря произошел известный разговор, описанный Ростовцевым в записках. Зная, что Оболенский сообщил Ростовцеву о.

Восстание декабристов. М., 1979. Т. XV. С. 139.

Гордин Я. Ук. соч. С. 103.

Восстание декабристов. Т. I. С. 235, 245. восстании, мы должны очень критически отнестись к этому свидетельству. 3. Г. Литвак пишет, что переданный Ростовцевым разговор" напоминает шалог героев шиллеровских драм". Но именно это и заставляет усомниться в его подлинности. Ростовцев, составляя записки, брал на себя нестоль-со роль мемуариста, сколько писателя-романтика, сочиняющего сагу о явоем подвиге.

На самом деле в записках Ростовцева правда перемешана с изрядной шлей вымысла. Мы уже имели случай говорить, что весьма странно выг-гядит сам способ его знакомства с планами заговорщиков-Ростовцев о шх, якобы, догадался. «Хорошо зная, — писал он, — безмерное честолюбие * сильную ненависть кн. Оболенского и Рылеева к великому князю (Нико-1аю Павловичу-П.С.) и видя их беспокойство, смущения и непрерывные совещания, которые не предвещали ничего хорошего, я откровенно не 1нал, что делать. Никогда не было более подходящего случая к недовольству. Мысль о несчастье, которое может ожидать Россию не давала мне посол: я забыл еду и сон» .'20 Ростовцева, очевидно, действительно «терзалимушые сомнения», однако в реальную уверенность они могли перерасти голько после беседа с Оболенским 9 декабря. Разговор, в основном, как! ам представляется, касался личности в. к. Николая Павловича. Именно гредстоящее восшествие на престол непопулярного в гвардии Николая, ю нашему мнению, стало главным пунктом возражения Ростовцева Обо-генскому. Ростовцев вовсе не считал, в отличии от офицеров-декабрис-тш, великого князя нежелательной фигурой на троне. Оболенский никогда не скрывал от друга ненависти к Николаю, известному своим грубым лгношением к офицерам. Самого Оболенского великий князь явно недо-побливал.121 Зная это, Ростовцев мог упрекнуть Оболенского в том, что ют «увлекается страстью. честолюбие почитает за патриотизм». Выделениростовцев. Отрывок. Стб. 465.

Шильдер Н. К. Император Николай Первый, его жизнь и царствование. М., 1996. Кн. 1.

517 (Прим. 226). ые слова есть в тексте записок.1″ Воспроизводя их, Ростовцев, возможно, довольно точно передал смысл произошедшего на квартире Оболенского разговора. Мысль о том, что кучка заговорщиков хочет воспользоваться существующем в гвардии недовольством для осуществления переворота, зскружила ему голову. Ростовцев решился остановить честолюбцев, рву-цихся к власти.

Действительно ли Ростовцева охватил в эти минуты «патриотический 1ыл», с таким воодушевлением переданный в записках? Мы не должны сбрасывать со счетов это обстоятельство как заведомо надуманное. В письме, которое написал Ростовцев Николаю, видна неподдельная тревога *а судьбу Отечества. «Пользуясь междуусобиями, — писал он великому шязю, — Грузия, Финляндия, Польша. от нас отделятсяЕвропа вычеркнет раздираемую Россию из списка держав своих и сделает её державой азиатскою» .123 Если энтузиазм молодости и романтический настрой подгаживали декабристов выйти на Сенатскую площадь и" славно умереть" во 1мя своего народа, то те же чувства могли зародить в душе Ростовцева келание повторить подвиг Дм. Пожарского и спасти Россию от смуты. В «том смысле мы можем назвать его антидекабристом.

Ростовцев в течении трех дней пытался встретиться с великим князем с делью предупредить его о готовящемся заговоре. В записках он утверждал, что рассказал о своем намерении Оболенскому. Тот, посчитав угрозы триятеля дурачеством, якобы воспринял это откровение с юмором. Мог ж в действительности произойти этот эпизод? В своем письме-исповеди к вернувшемуся из ссылки Оболенскому Ростовцев напомнил о нем. И в затеках, и в этом письме (при составлении которого записки широко испо-1ьзовались) Ростовцев всячески стремился подчеркнуть благородство своего поступка." Ценой своей жизни я желал спасти всех. Я действовал без.

Ростовцев. Отрывок. Стб. 468. «Там же Стб. 470. успеха,.но действовал открыто, с убеждением и самопожертвованием», -писал он постаревшему Оболенскому.'" Интересно, что князь ничего не возразил своему приятелю и не напом-нил ни о каких забытых им или неправильно переданных фактах. Вряд ли это можно отнести на счет памяти Оболенского (в 1858 г. ему было 64 года, т. е. он не был еще глубоким старцем, более того, Оболенский занимался после ссылки общественной дея-гельностъю, калужское дворянство избрало его в местный крестьянский комитет). Объяснить такое молчание можно только одним — высоким положением Ростовцева, его близостью к императору. Оболенский молчаливо принял версию своего друга. Он не был заинтересован портить репутацию Ростовцеву, деятельность которого в крестьянском вопросе горячо эдобрял. Встретившись с дру-гом после 23-лешей разлуки, Ростовцев не просто хотел «оправдаться» перед ним. И его поездка в Калугу, и его пос-педующие письма к Оболенскому работали прежде всего на общественное мнение, которым Ростовцев чрезвычайно дорожил. Зная, что Оболенский связан с заграничной русской эмиграцией, Ростовцев надеялся, что в «Ко-юколе» и других изданиях появятся опровержения острых герценовских статей, клеймящих его предателем декабристов. И он не прогадал: Оболенский дал резкую отповедь Герцену и авторам его изданий. Более того, в аемуарах Оболенского, посвященных событиям его молодости, мы не найдем даже упоминания о Ростовцеве.

Свидетельство, проливающее свет на реальные обстоятельства посвящения Ростовцевым Оболенского в свой план, содержится в документе, который еще не попадал в поле зрения исследователей. Я имею в виду рассказрафа Комаровскогозаписанного его племянником, М. А. Веневитиновым * числе других четырех историй, не относящихся к теме нашей работы. ген.-адъютант граф Евграф Федотович Комаровский принимал активное счастие в подавлении восстания на Сенатской площади — Николай Павло.

Ростовцев. Письмо к Оболенскому от 18/Х1 1858г. С. 620. шч послал его за батальоном Финляндского полка, который он и привел с месту событий. Комаровский являлся членом Верховного уголовного сущ, учрежденного над декабристами.1″ Так что мы можем вполне доверять «тому свидетельству.

Из рассказа мы узнаем, что Ростовцев стал невольным свидетелем одного совещания, которое происходило на квартире Оболенского в здании гвардейского штаба. Громкие разговоры разбудили Ростовцева, и он «не-шдимо для них (для находящихся в комнате-П.С.) присутствовал за перегородкой, где он спал». Оболенский, проводивший совещание заговорщиков,'^ это время не подозревал его присутствия". Ростовцев" объявил соб->анию, что узнал их тайны, с которыми далеко не согласен и предупредил шенов, что если они не воспрепятствуют как бы то ни было исполнитьвое намерение, то он считает своим долгом объя-вить кому следует об их гайнах". Собравшиеся «слишком доверились его благородству и спокойно зыпустили из комнат» .

В приведенном свидетельстве речь, очевидно, идет о совещании, происходившем на квартире Оболенского утром 12 декабря. Это объясняет на-шчие в письме Ростовцева к Николаю Павловичу отрывка, якобы «дезориентирующего великого князя в соотношении военнополитических сил т момент переприсяги»: «Государственный Совет, Сенат и, может быть, гвардия будут за Вас, военные поселения и Отдельный Кавказский корпус решительно будут против. Об двух армиях ничего сказать не умею» .127 Рос-говцев вовсе не собирался дезориентировать великого князя. Сведения о треданности гвардии он мог извлечь из подслушанного разговора. Дело в й14 декабря 1825 года и его истолкователи (Герцен и Огарев против барона Корфа). М, 1994. С. 277, 441. мОтдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ). Ф 48 (Веневитиновых). П. 21. Д. 8, Л. 2. и14 декабря 1825 года и его истолкователи. С. 399. Е. Л. Рудницкая и А.Г.Тартаковс-шй, авторы комментариев к данному сборнику в трактовке этого эпизода следуют за Я. А. Годиным. Ср.: Гордин Я, Ук. соч. С. 155. м, что на совещании у Оболенского представители основных гвардейс-:х полков не смогли смело поручиться за свои воинские части.!га Я.А. Го-дан, подробно рассмотревший события тех тревожных дней, назвал это вещание «одним не из самых бодрых». Рылееву, который также присутс-ювал на нем, ничего не оставалось делать, как подбодрить офицеров [ергичной речью и призвать их, по крайней мере, быть на площади са-им.

Очевидно после этого разговора Ростовцев решился написать письмо Николаю. О том, что он сделал это именно 12 декабря, говорит упомина-ие в письме трех дней, в течение которых он искал встречи с великим нязем. Ростовцев вовсе не" носил текста доноса во дворец" 9−11 декабря, гого текста у него тогда просто еще не было.1″ Косвенным подтверждени-м составления письма именно 12 декабря, после тайного совещания на вартире Оболенского, является то, что оно было запечатано в конверт Цтаба Гвардейской пехоты, откуда Ростовцев и мог явиться в Зимний (ворец. Произошло это около 9 часов вечера. Позднее время, очевидно, >ыло выбрано не случайно — Ростовцев хотел избежать встреч с кем-либо 13 заговорщиков. Из показаний А. Бестужева мы узнаем, что еще за три щя до 14 декабря он виделся около дворца с Ростовцевым, сказав ему, что 'дело доходит до палашей". «Да палаши — хороши», -якобы ответил ему Ростовцев для того, по мнению Бестужева, чтобы слыша-ли часовые.

В записках Ростовцев обходит молчанием эпизод на квартире Оболенского, и это молчание объяснимо. Обстоятельства эпизода выставляют поведение Ростовцева в довольно неприглядном для него свете. Напомним, что он стремится избежать в записках тех моментов, которые могут дискредитировать его действия. аГордин Я, Ук. соч. С. 132. ««Федоров В. А. Ук. соч. С. 187. 1а0Восстание декабристов. Т. I. С. 446,.

Этическая оценка поступка Ростовцева уже неоднократно давалась в исторической литературе. Нам представляется, что главный вопрос (был ш Ростовцев доносчиком на декабристов или нет?) вполне решен историками. Еще А. А. Корнилов писал, что" впечатления гнусности и своекорыстных расчетов «которое обыкновенно соединяется с политическим донором, в этом деле не было» ."'Некоторые советские историки пытались воспроизвести в своих работах точку зрения авторов герценовских изданий, которая носила явно предвзятый характер и призвана была опорочить Ростовцева в глазах русской общественности в короткий период его возвышения, во втор .пол. 1850-х гг. Фигура Ростовцева явно не укладывалась в прокрустово ложе советской исторической науки. Историк должен быть в своих построениях строго объективен. Факты же, которые есть в нашем распоряжении, исключают трактовку поступка Ростовцева как донос или предательство.

Нас не должно смущать то, что Николай Павлович, судя по всему, благоволил к Ростовцеву еще до декабрьских событий !825г. («в продолжении четырех лет, с сердечным удовольствием замечав иногда Ваше доброе ко мне расположение.»). Именно это обстоятельство хотел использовать Ростовцев, дабы уговорить Николая «погодить царствовать». В целом же, как нам представляется, поведение Ростовцева, несмотря на явную искренность и даже наивность его письма, могло показаться Николаю подозрительным. «Не почитайте меня доносчиком и не думайте, чтобы я пришел с желанием выслужиться» , — фазу же заявил Ростовцев Николаю, И у нас нет повода сомневаться в том, что Ростовцев правильно передал этот разговор, записывая его сразу после визита. В известной книге М.А. Кор-фа слова эти воспроизведены, а редактором издания был сам Николай Павлович. В тоже время там нет того места, где Николай, спрашивая Ростовцева о заговоре, получает отрицательный ответ: «Не знаю никакого.

Корнилов А. А. Курс истории России XIX века. М., 1993. С, 208. ожег быть, весьма многие питают неудовольствие против Вас- .обы-[овенная тишина не прерывалась, но, ваше высочество, в самой этой тайне может крыться коварное возмущение" .'" И этот пропуск весьма сим-шичен. Николай Павлович вовсе не хотел, чтобы в книге Корфа появись оценка поступка Ростовцева, данная им самим. Для императора боге важен был образ благородного верноподданного юноши, спасающего течество и Монарха, чем сомнительная характеристика перебежчика, оторая вырисовывалась при ближайшем рассмотрении поведения Рос-эвцева.

Очень интересно, что оценка поступка Ростовцева самим Николаем лизка к оценке, данной некоторыми декабристами сразу после событий 2 декабря. Н. А. Бестужев, прочитав письмо Ростовцева и записанный им «азговор с Николаем, заметил, что он „ставит свечу Богу и сатане“ .'» Неко-орую двусмысленность поступка Ростовцева и отнесенного им Николаю гисьма заметил позднее А. В. Никитенко: «Письмо сие красноречиво, умно, ю в нем сверх. смелости видна некоторая затейливость и натяжка на па-гриотизм.Это может показаться некоторым только хитрою стратегемою, юсредством которой он (Ростовцев-П.С.) хотел в одно время и выпутаться из беды, и явиться человеком добродетельным. Весьма естественно, что государь так думает» .'"Такое объяснение дал Никитенко холодности Николая, на которую жаловался ему Ростовцев.

Туманные сообщения гвардейского подпоручика, полученные сразу после прибытия депеши ген. Дибича о тайном обществе, приобретали зловещий характер предостережения. Ростовцев, таким образом, в глазах Николая, мог выполнять некую секретную миссию заговорщиков.

Уже в ссылке декабрист Д. И. Завалишин, размышляя над поступком Ростовцева, предположил, что Оболенский и Рылеев специально дали ему.

Ростовцев. Отрывок. Стб. 473. '"Воспоминания Бестужевых. М.- Л., 1951. С. 32. '"Никитенко, Дневник. Т. I. С. 29. свободу действий, дабы, оказав давление на Николая, вынудить его отказаться от престола. Именно эту версию положил в основу своей трактовки действий Ростовцева Я. А. Гордин: «Смысл ростовцевского письма.-запу-гать великого князя, заставить его сделать еще одну попытку навязать трестол Константину». Далее Гордин рассуждает о том, что Ростовцев объективно представлял умеренное крыло в декабристском движении, же-тавшее мирной смены самодержавного режима на конституционное правление. Действительно, знакомый семейства Ростовцева Штейнгель всегда выражал опасения, сходные с проводимой в письме Ростовцева мыс-аью. «Я утверждал, -говорил Штейнгель на следствии,-что всякое насильственное предприятие произведет всеобщее возмущение и все ужасы безначалия» ."5.

В одном мы согласны с Я. А. Гординым: Ростовцев, очевидно, действительно знал о расхождениях среди заговорщиков. И его поступок предс-гавляет собой попытку использовать это расхождение для возможности предотвратить восстание. В этой попытке — смысл последующего посещения Ростовцевым квартиры Оболенского 13 декабря, накануне восстания. Попытка эта не возымела действия лишь отчасти. Ростовцев застал дома у Оболенского Рылеева. От него о письме узнал очень узкий круг лиц. H.A. Бестужев вспоминал, как Рылеев, сгоряча предложивший ему убить Ростовцева как предателя Общества, затем умерил свой гнев и попросил никому не говорить о происшедшем."4 «Настоящее ли оно (письмо-П.С.)-мы сумневались, это еще придало нам решимости», -показывал на следствии А. А. Бестужев.^Рылеев прекрасно понимал, что письмо Ростовцева может оказать сильное влияние на колеблющихся офицеров, не уверенных в сипах, а значит и успехе восстания. Эти сомнения Рылеева в первую очередь относились к недавно принятым членам Общества. Но даже Штейнгель, шГординЯ. Ук. соч. С. 152, 156−158 (цитаты даются по этому изданию). «„Воспоминания Бестужевых, С. 34. '“ Восстание декабристов, Т. I. С. 447. сочинивший Манифест об отре-чении Николая, после знакомства с письмом заколебался.» Неужели вы думаете действовать?" , — спросил он Рылеева. «Действовать неприменно, мы сильны и отступать не должно» , — отве-гил тот. П8Мы полагаем, что письмо Ростовцева возымело некоторое влияние на решение диктатора восстания, кн. С. П. Трубецкого, не являться на Сенатскую площадь. Зная о нерешительности полковника, Рылеев показал ему злополучный документ, прибавив при этом: «Видите ль? Нам изменили, двор уже многое знает, но не все, и мы еще довольно сильны» .'" Гак что Ростовцев, показывая письмо руководителям будущего восстания, сильно просчитался-для них поступок его означал сожжение мостов. «Ножны изломаны, -сказал один из них, узнав о письме Ростовцева, — и саблей спрятать нельзя» .

И все-таки поступок Ростовцева, каким бы благородным он ему самому не казался, носит на себе печать двусмысленности. Двусмысленность эта стала для него самой настоящей трагедией жизни. Она обусловила одиночество Ростовцева, тяжким камнем лежала на его совести. Чем больше всматриваешься в поведение Ростовцева накануне 14 декабря, тем больше усматриваешь в нем скрытых мотивов, подспудно или сознательно направлявших его действия. Мотивация поступка Ростовцева скорее должна стать предметом рассмотрения психолога, нежели историка. Правда, данных для такого анализа маловато. Здесь неразрывно переплелись и искренний патриотический порыв, и боязнь за свою судьбу, и откровенное несочувствие намерениям заговорщиков, и нежелание прослыть в их глазах предателем и подпортить свою репутацию в обществе. Одно мы можем сказать — события декабря 1825 г. оставили неизгладимый след в судьбе Ростовцева и в его внутреннем мире, став переломным моментом, отделившим в его жизни годы незрелой юности от взрослой поры. О том, как пробам же. €.492. ш14 декабря 1825 года и его истолкователи. С, 107. исходил этот процесс становления личности, мы поговорим в следующем нараграфе нашей главы.

3. После 14 декабря.

Ночь с 13 на 14 декабря 1825 г. Ростовцев провел в здании штаба гвардейской пехоты." Один заговорщик за другим беспрестанно шмыгали возле моей двери. Самое благородство поступка моего остановило руки их от мстительного убийства" , — явно сгущая краски, писал Ростовцев через два года после событий. «Кто мог спасти меня от смерти? -вопрошает он и тут асе отвечает, — Один Бог и никто более» .'" Однако декабристы вовсе не собирались убивать Ростовцева. Даже если, основываясь на свидетельствах Н. Бестужева и Штейнгеля, мы предположим, что Рылеев и вынашивал подобные планы, то в суматохе ночи накануне восстания они были оставлены.

Утром 14 декабря Ростовцев в последний раз предпринял попытку остановить заговорщиков. Я. А. Гордин совершенно верно указывает, что он хотел дезориентировать Рылеева и собравшихся у него офицеров, сказав им о прошедшей успешно присяге гвардии — событии, которому еще предстояло произойти. Однако мы не хотим напрямую связывать этот визит с чтением Штейнгеля своего Манифеста."'События эти-простое совпадение.

В разыгравшейся на Сенатской площади трагедии Ростовцев открыто занял сторону правительства. Узнав о выступлении, ген. Бистром послал своего адъютанта в Финляндский полк. Проходя мимо восставших частей, Ростовцев пытался увещевать солдат. Однако они не послушали его и жестоко избили прикладами. Почти месяц он пролежал дома, у матери.1″.

Месяцы после выздоровления Ростовцева были одними из самых тяжелых в его жизни. Визит к Николаю, возможные мотивы, толкнувшие его на этот поступок, как записал в дневнике А. В. Никитенко, «сделались претГАРФ. Ф. 1155. On. 1. Д. 13. Л. 35-об. ¡-«Гордин Я. Ук. соч. С. 233. '"Ростовцев. Отрывок. Стб. 477. даетом жарких толков в столице» .141 Поступок Ростовцева вызывал осуждение, очевидно, не только среди людей, сочувствовавших восставшим. Петербургское образованное общество стремилось усмотреть в поведении молодого офицера преимущественно карьеристские мотивы, тем более но-зый император, как всем казалось, к нему явно благоволил. 18 декабря, г. е. во время болезни, Ростовцев получил известие о своем производстве в торучики.'^После выздоровления Николай публично благодарил его.

Мы уже имели случай говорить об отношении Николая Павловича к юступку Ростовцева. Нам представляется, что желание Николая отметить усердие молодого офицера отражает не только его стремление быть благодарным. Неопределенность позиции Ростовцева в известном письме и ю время разговора в Зимнем дворце, его последующее посещение квартиры Оболенского, наконец, показания, полученные на него на следствиизсе это позволяло царю усомниться в искренности совершенного поступка. Николай хотел, чтобы Ростовцев радикально отмежевался от заговорщиков. Ростовцев и сам желал этого, однако совсем по другой причине. Эстро ощущая возникшее отчуждение от общества, молодой офицер стремился выставить свои действия в выгодном для себя свете. Он активно распространял версию о том, что не был причастен к Северному обществу. Ростовцев просил А. В. Никитенко, обучавшего брата Оболенского, свиде-гельствоватъ в Следственной комиссии, «что в беседах их с князем не бы-ю ничего политического» .'"Когда же Ростовцев направил к императору трошение изъять из печатаемого донесения Следственной комиссии компрометирующие его сведения, Николай резко осек молодого офицера. «Сана откровенность ваша, — указывал царь Ростовцеву через своего Дежурного Генерала, — будет для всех лучшим доказательством, что вы никогда.

Никитенко. Дневник. Т. I. С. 5. «ГАРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д. 3. Л. 4.

45Никитенко. Дневник. Т. I. С. 10. з не помышляли участвовать в злонамеренных видах мятежников" .1″ Некоторая холодность царя в отношении Ростовцева сохранялась, как мы зидели, и позднее. Впрочем, Ростовцев, поделившийся своими наблюдениями на этот счет с Никитенко, несколько преувеличивал. Император никогда не сомневался в его преданности. Ценя в приближенных прямоту л. усердие, он своим несколько натянутым обращением очень часто доби-зался лояльности окружающих. Взойдя на престол при тревожных обстоя-гельствах, Николай стремился окружить себя надежными людьми. В январе 1826 г. он предложил Ростовцеву войти в Императорскую Свиту. Оказавшись перед трудным морально-психологическим выбором, Ростовцев отказался от открывшейся перед ним карьеры.

На службе Ростовцева также ждала неприятность. Ген. К. И. Бистром по-келал расстаться со своим адъютантом. Отличаясь независимостью сужений и в тайне сочувствуя декабристам, Бистром, очевидно, не хотел бо-1ее пользоваться услугами Ростовцева из чисто этических соображений. Объяснениям же своего подчиненного он верить не хотел. Впрочем, Биет-юм мотивировал свои действия тем, что Ростовцев, якобы, не поставил своего начальника в известность перед визитом к великому князю.1″.

Ростовцев вынужден был подать рапорт об увольнении в строй. Судя ю формулярному списку, в строю он пробыл всего 13 дней.'"Весьма естес-гвенно, что с его недостатком — заиканием командовать солдатами было 1росто невозможно. Описывая данную ситуацию, Ростовцев намекает и 1а другую причину, побудившую его в конце января 1826 г. податъ Нико-1аю просьбу о своем переводе в провинцию. Товарищи-офицеры сторони-шсь «предателя». Николай, видимо, не хотел выпускать Ростовцева из своего поля зрения. 26 января последовало Высочайшее распоряжение о назначении Ростовцева дежурным офицером, состоящем при особе его.

ГАРФ, Ф. 1155. Оп. 1. Д. 2. Л. 1. «Ростовцев. Отрывок. Стб. 478. «ГАРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д. 4, Л. 2. императорского высочества в. к. Михаиле Павловиче с формальным оставлением в строю. 1января 1828 г. Ростовцев официально был назначен адъютантом царского брата.1».

На первых порах это назначение было воспринято Ростовцевым без особой радости. «Ему, кажется, не этого хотелось, — записал в дневнике А. В. Никитенко, впрочем, тут же, не без иронии добавляя, — с его тонким умом и честолюбием он может далеко пойти». Действительно, в жизни незнатного офицера произошло очень важное событие, на долгие годы предопределившее его судьбу.

Великий князь Михаил Павлович занимал в этот период должность ге-нерал-фельдцейхмейстера. В ноябре 1826 г. он был назначен командующим гвардейского корпуса. Великий князь воспитывался и обучался вместе со своим братом, будущим императором Николаем Павловичем. Как известно, воспитание великих князей отличалось некоторой суровостью. С детства им были привиты любовь к порядку и дисциплине. Получив, по выражению Николая," бедное образование", молодые люди, тем не менее, в совершенстве освоили профессию военного. Михаил Павлович, как признавался его старший брат, в своем познании строевого искусства превзошел его самого.!®По натуре человек добрый и веселый, великий князь терпеть не мог непорядка во фронте, доходя в своей требовательности до педантизма. Горячий нрав Его Высочества в случае каких-либо недочетов обращался против офицеров вверенных ему частей. Возникавшие конфликты приходилось улаживать самому Николаю Павловичу, после чего, как писал А. Х Бенкендорф, виновник происшествия становился «вежлив, приветлив, словом, такой, каким бы должен быть постоянно» .?^В жизни Михаил Павлович был человеком открытым, любил посидеть в веселой компании и даже, по замечанию Ростовцева, был большим охотником до картам же. Л. 3. См. также о назначении Ростовцева у Никитенко: Дневник.Т.1.С. 10.

50Шильдер Н. К. Ук. соч. Кн. 1. С. 19.

51 Там же. Кн. 2. С. 39−40, ламбуров. Вспышки горячности в.к. смирялись не только августейшим братом, но и женой Михаила, вел. княгиней Еленой Павловной, которую он безумно любил.

Другим человеком, которому в.к.с течением времени стал поверять свои мысли и сомнения, был его адъютант, Я. И. Ростовцев. Ростовцев был всего на пять лет моложе Михаила Павловича. Судя по дневнику молодого офицера, между ними установились чисто приятельские отношения. «Я был дежурным при его Высочестве. Михаил Павлович по обыкновению мил и ласков, все утро провели мы вместе на службе, потом я с ним катался в санках, обедал, проговорил часа два вечером-он при мне разделся, лег в постель и уснул, пожелав мне доброй ночи», -описывает Ростовцев в дневнике одно из своих дежурств при вел.князе. В этот вечер Михаил Павлович и Ростовцев «перебирали множество офицеров, вышедших из Пажеского корпуса и князь о каждом из них объявил свое мнение. Я некоторых защищал и оправдывал» .'" Ростовцев сделался своим в семье Михаила Павловича. Его огорчает болезнь вел. княгини Елены Павловны: «Ей, слава Всевышнему, гораздо лучше. Раду-юсь душевно за нее, за доброго моего Михаила Павловича» .'"Ростовцев всегда относился к вел. князю с неизменным почтением, называя его до конца дней «единственным своим благодетелем». В дневнике он откровенно делится, что полюбил вел. князя «как самого близкого родного». Веллшязь, в свою очередь, бесконечно доверял Ростовцеву. Этот маленький человек неожиданно для самого себя становится приближенным лицом могущественного брата царствующего императора. В ел. князь и Ростовцев хорошо дополняли друг друга. Суровый, с авторитарными замашками князь нуждался в умном, исполнительном и преданном сотруднике, который мог выполнить любое ответственное по.

152ГАРФ. Ф, 1155. Оп. 1. Д. 13. Л. 21. ¡-«Там же. Л. 17. ручение, сгладив все шероховатости, проистекавшие от некоторых свойств характера шефа.

Близость Ростовцева к вел. князю скоро заметили другие. Его начина-ют засыпать просьбами и ходатайствами, начинают принимать в лучших домах столицы, Ростовцев заводит новые знакомства, полезные связи. Интересно, что и его бывший начальник, К. И. Бистром, изменил свое отношение к нему. Вспоминая встречу с Бистромом во время Польского похода, М. А. Марков, один из сотрудников Ростовцева, упоминает о своей беседе с генералом. «Мне много хорошего говорил о тебе заика, — сказал Бистром, — а я ему верю» .'"Ростовцева просили составить протекцию тем или иным лицам. Он неизменно выполнял просьбы, действуя при этом через высокопоставленных лиц. В дневнике Ростовцев упоминает П. Г. Бибикова и ряд других известных фигур. Интересно, что в этот период он возобновил знакомство со старым другом семьи — М. М. Сперанским, который грудился тогда над Собранием Законов.

Ростовцев приобретает уверенность в своих силах, которая подкрепля-гтся также и материальной независимостью. В сохранившемся письме 1828 г. к брату А. П. Сапожникова буквально через каждую строку проходит чувство гордого достоинства. Сестра Ростовцева — Полина, после смерти мужа осталась на попечении своего деверя. Тот весьма легкомысленно отнесся к своему обязательству заботиться о Полине. Ростовцев дает отповедь этому недостойному человеку. «Я никогда не допущу сестру, -пишет он, — добрую сестру мою. до нищеты. Сестра Ростовцева никогда не будет вымаливать насущного хлеба!» Далее он дает понять, что не собирается более переносить подобного унижения: «Великий князь положил мне жалования в год 8 тысяч: две тысячи для меня, а шесть тысяч будут принадлежать Полине» ."5.

Марков М. А. Воспоминания старого инвалида о службе в лейб-гвардии Павловском полку//РС. 1890. Кн. 10. С. 121. !55ГАРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д. 55. Л. 2-об.

Заняв прочное общественное положение, Ростовцев не приобрел авторитета в обществе. Злые языки, обращаясь к его" головокружительной карьере", обязательно вспоминали декабристский эпизод. По мере восхождения Ростовцева на государственный Олимп третирование его в общест-зе все более увеличивалось. Ростовцев хотел не замечать нашептываний недоброжелателей, что давалось ему крайне тяжело. «Сначала, -пишет он з дневнике, — суждения обо мне меня занимали, но недолго. Ничтожен в глазах моих тот человек, который располагает поступки свои по мнению голпы как по циркулю». Ростовцев пытался более руководствоваться не мнением окружающих, а велениями собственной совести и своим религиозным чувством. Но, по-видимому, это не всегда ему удавалось. Ему всегда были свойственны сильная ранимость и даже обидчивость. Эти комп-гексы, усиленные возникшим в молодости отчуждением от общества, Ростовцев, не смотря на старания, так и не преодолел. Мир Ростовцева, помимо службы, всегда ограничивался семьей, а также двумя-тремя друзьями. Человек, в общем-то общительный и веселый, он после декабрьских событий ушел в себя, занялся саморефлексией.

Служба у в ел. князя на первых порах Ростовцева не обременяла. Кроме юстоянных дежурств, он выполнял некоторые разовые поручения своего нефа. Ростовцев во втор .пол Л 820-х гг. вея довольно размеренную и лени-зую жизнь, что нашло отражение в дневнике этих лег. Почти на каждой яго странице Ростовцев уличает себя в совершении" дурных", с его точки фения, поступков: «От сего дня приписываю себе рецепт: не пить перед >бедом водки и за обедом две рюмки, не более, вина. Днем не спать, ложи-гься ранее и вставать раньше, часов в восемь. Дурно, батюшка Яков Ива-ювич, очень дурновы большой ленивец и большой дурак» .'" С какой-то маниакальной скрупулезностью он анализирует причины своей «порочно.

5вГАРФ. 1155. Оп. 1. Д. 13. Л. 18-об, «ГАРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д. 13. Л. 23. ста». Именно в этот период в нем усиливается религиозность. Он просит у Бога прощение за свой «греховный» образ жизни: «Вставал поздно, упускал исполнение своих обязанностей. Боже, Боже, прости меня! Бог мне прибежище и сила, на него уповаю» .isa.

Необычайные события, в которые Ростовцев оказался втянут, последующее назначение адъютантом вел. князя — все это, в его глазах, было неслучайно. В происшествиях последних лет Ростовцев видел перст Судьбы, i себя, не более не менее, её избранником. Не столько само событие 12 декабря, сколько восстание на Сенатской площади, разгром декабристов юражали его своею фатальностью. Ростовцева заразила идея о священной миссии, которую он выполнил, вдохновляемый чудесным порывом. Именно эта идея примиряла его с совестью, позволяла, хотя бы мысленно, 1атъ отпор несправедливым нападкам: «Я не думаю, чтобы многие сумели юстичь мой поступок и оценить справедливо мои чувства» .'" Последующая его деятельность, как рассчитывал Ростовцев, явит всему миру благородство его побуждений и будет с благодарностью оценена потомками. Если в нач. 1820-х гг. он выработал в себе свой идеал гражданственности, щохновляемый романтическими образами прошлого (Пожарский), то в сказанный период этот идеал еще более был развит и очерчен. Полный 1атриотического энтузиазма, Ростовцев дожидался того момента, когда >пять будет «принадлежать не себе, а Отечеству и приносить себя в жертву >бщему благу1» .'"Со временем, когда он начнет заниматься более серьезными делами, такое настроение перерастет в ощущение выполнения долга геред Богом и Россией, долга, от которого невозможно уклониться, а ну-есно с трепетом принять и безропотно нести до конца своих дней.

Пользуясь наличием свободного времени, Ростовцев пишет дневник, в.

Там же. Л. 19. «Там же. Л. 21. «Там же, Л. 23-об. отором, как мы уже видели, пытается разобраться в себе и своих отноше-еиях с окружающими. «С какой целью пишу я журнал, — вопрошает он, -'совершенствовать, исправить себя». Он начал искоренять физический недостаток — заикание. «О недуг, как мне победить тебя!» — думал он каждое тро, когда ради этого садился читать вслух. Ростовцев посещал больницу 1екой госпожи Гендель, которая лечила заикание по методу, открытому в Америке. И вот результаты: «Ныне я вовсе не заикаюсь, но по-французски оворю с затруднением. Елена Павловна, узнав, что мне запрещено гово->ить некоторое время по-французски, зачала говорить со мной по-русски. 1 сконфузился» .1"1.

Ростовцев хотел даже связать свою жизнь выполнением четких правил, которые могли бы искоренить воображаемые пороки и направлять посту-пси в правильное русло. Именно в таком ключе можно понять необычный документ «Методы Франклина к достижению возможного нравственногоовершенства», хранящийся в архиве Ростовцевых. В нем дается поясне-ше к перечисленным «принадлежностям» человека, тщательное соблюдение которых в обыденной жизни, по мнению Ростовцева, укрепит его дух I удержит от греха. Вот некоторые из этих «принадлежностей» :" 1. Воздер-кание. Не ешь до тяжелого огрубления, не пей до разгорячения головы. I. Решение. Обдумай решение нужного тебе дела и немедленно приступай с исполнению. к Работа. Не теряй времени, занимайся всегда чем-нибудь полезным. Де-гай только то, что нужно.

1. Чистосердие. Невинность и справедливость да правят твоими мыслями I располагают твоими разговорами.

Справедливость. Не делай никому зла, оказывай услуги тем, кто имеет траво их от тебя требовать.

Там же. Л. 27-об.

9. Укрощение. Избегай крайностей. За оскорбление, тебе учиненное, забывай гнев, по твоему мнению справедливый.

11. Спокойствие. Не тревожься от безделицы или от случаев обыкновенных и неизбежных.

13. Унижение. Подражай Сократу и Иисусу Христу". Возможно, некоторым этот документ покажется наивным, однако сам Ростовцев собирался педантично выполнять приведенные пункты. О серьезности его намерений говорит приведенная в конце документа таблица с перечислением «принадлежностей» и разбивкой по дням недели.1″.

Как мы видели, заняв высокое общественное положение, Ростовцев жазался в центре внимания людей, желавших воспользоваться этим обстоятельством. Он не только им не отказывал, но даже пытался вложить в юдобную деятельность нравственный смысл. Судьба неожиданно вознес-1а его наверх — значит окружающие вправе требовать того, что от него яожет зависеть. Обычно Ростовцев старался предварительно ознакомиться с моральным обликом своих протеже, что весьма объяснимо в его поло-кении. Вот он просит об определении в ведомство департамента внешней торговли сына некоего Е. И. Липранди: «Как иногда трудно хлопотать за подей, в самом добре надо быть осмотрительным. Узнал я, что он выгнан >ыл со службы за истрату 800 рублей казенных денег и что он жертвует 1асто Бахусу. Я взял обратно мою просьбу. Как было б мне совестно, ес-ш бы, к несчастью, пороки его открылись после» .1"1.

В целом ли была бескорыстна такая деятельность? Ростовцев обычно шогда не афишировал подобные поступки. Более того, среди людей, которым он помогал, мы найдем лиц совершенно безызвестных, занимавших Iа социальной лестнице самое низкое положение. Рассказывая в конце 831 г. вел. князю об успешной перевозке архива военно-учебных заведе.

САРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д. 26. *ГАРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д. 13. Л. В. шй, Ростовцев неожиданно вставил: «Осмеливаюсь просить за камерди-1ера Мыткина и унтер-офицера Дербенцова. Первый хочет, чтоб семейст-ю привезли из Варшавы за счет казны, второй — желает производства в >фицеры.Я осмелился от имени Вашего подарить им по сто рублей» .'"Где ке корысть в подобных поступках? Ростовцев всегда понимал нужды «ма-генького человека». Ни одна, даже самая незначительная просьба, не оставалась без его внимания. Ростовцев считал такие деяния угодными Богу I с большой радостью их совершал, оставляя содеянное в тайне от окру-кающих.

Историзм стал ведущей идеей времени" , — писал Ю. М. Лотман об эпо-^е 1820-х гг.'"Ростовцев не принимал участие в идейных исканиях молоде-ки своего времени. Однако его настойчивое желание осознать свое место з обществе, понять изломы своей судьбы в контексте политических собы-гий в некоторой степени созвучны этим исканиям. Стремление противо-юставитъ свой поступок действиям декабристов привели его к изучению ювейшей истории. Ростовцев знакомится с событиями Французской резолюции. В списке книг его библиотеки мы находим сочинения Руссо, Во-1ьтера, «О духе законов» Монтескье, «О преступлениях и наказаниях» Бек-сариа, работы других просветителей, «Рассуждения о гражданском и уго-ювном праве» И.Бентама. Здесь мы встретим также «Наказ» Екатерины, 'Историю государства Российского" Карамзина, «Всеобщую историю» Мильта," Историю" Гиббона, разнообразные руководства по философии.

Несмотря на кажущуюся пестроту, подбор книг не случаен. Сравнивая события революции во Франции с декабрьским восстанием 1825 г., Ростовцев стремился найти параллели не только в действиях, но и идеях их участников. Принимая и даже одобряя просветительские и этические идеи французских писателей XVIII века, Ростовцев весьма неодобрительно от.

ГАРФ. Ф. 1155, Оп. 1. Д. 58. Л. 2. «Лотман Ю. М. Ук. соч. С 381. «ГАРФ. Ф. 1155. Оп. 1, Д. 46, ывался об их политических идеалах: «Они смотрели только на небо, виде-и там одну яркую лазурь и не подозревали землетрясения, загремевшего од их ногами». Оторванные от российских реалий, декабристы, также: ак и французские революционеры, хотели «на развалинах блага народа оздвигнутъ памятник суетного своего честолюбия» .1».

Итак, размышляя над событиями последних лет, Ростовцев приходит к ыводу о фатализме, который управляет историей. Общественная жизнь и [олитическое устройство государства тесно связанылюди, которые пытается изменить последнее без веских на то оснований — гордецы и честолюбцы, которые хотят разрушить замысел Провидения, «они желали не бла-а народа, но личной славы, они преступники не только против правите-[ьства, но и против народа, против человечества». Не склонный, однако, :ак однозначно судить людей, многие мысли которых он разделял, Росто-щев, после суровых тирад в адрес заговорщиков, добавляет: «Может быть >ни обманывались сами и не могли поставить пределов между самолюбиям и любовью к Отечеству. Да судит их Бог, он зрит сердце наше» .1"8.

Из ряда персонажей Французской революции Ростовцев выделяет умеренных деятелей, которые не шли на поводу радикалов. Естественно, он сравнивает их с собой. Как и Ростовцев, А. Ламет, Лафайети другие «же-1али равно блага и Государю, и Отечеству, сердечно любили и того, и другое» .1″.

Ростовцев был уверен, что восстание 14 декабря 1825 г. изначально было эбречено на поражение. В контексте этих размышлений его собственный поступок получал провиденциальный смысл. Бог сохранил Отечество от ежу ты, Ростовцев испытал в эти дни некое мистическое озарение, направлявшее его действия.

ГАРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д. 13. Л. 13. '"Там же. Л. 13-об.

169Тамже, Л. 15,.

Но почему вообще стало возможным выступление декабристов? Для Ростовцева ответ на этот вопрос был вполне ясен — смерть Александра I. Раз развитие российского общества просто с фатальной закономерностью связано с самодержавным строем государства, то значит перемены на престоле может вести к общественным метаморфозам: «Дух, идеи правительс-гва, незапно, как бы от магического прута, переменяютсявсе Государство приходит в потрясение и самые нравы народа ощущают некоторое изменение» .™

Священный трепет, который Ростовцев испытывал перед непостижимыми для простого смертного законами истории, перемежается, как мы ви-щм, с рациональными рассуждениями на политические темы. Ростовцев ггал в прямом смысле убежденным монархистом, осознающим необходимость легитимного самодержавного строя для развития и процветания России. Недаром, еще во время злополучной встречи с в.к. Николаем Павловичем 12 декабря 1825 г., когда тот выразил желание умереть со шпагой в >уках, Ростовцев ответил ему: «Ваше Высочество, это личности. Вы дума-гге о собственной славе и забываете Россию: что будет с нею?». Монархи-[еские взгляды Ростовцева получили в дальнейшем своё развитие. Но об том пойдет речь в следующей главе.

В конце 1827 г. Османская империя объявила России войну. В апреле 828 г. русская армия форсировала Прут и заняла Дунайские княжества. 1ервый год войны был для России неудачным, неуспехи на фронте припи-ывали командующему Дунайской армией — И. И. Дибичу. Под Варной: ейб — гвардии Егерский полк был окружен и понес существенные потери. ?рат Ростовцева Александр в этом сражении попал в плен и очутился в Константинополе. Сам же Ростовцев в конце апреля выехал в действую-дую армию на Дунай, где в.к. Михаил Павлович руководил осадой туре—кой крепости Браилов.

Там же. Л. 17-об.

Осада Браилова сильно затянулась. Войска страдали от непрерывных обстрелов. Вместе с в.к. (тоже впервые оказавшемся на войне) Ростовцев 1ринимал боевое крещение. «Мы обновились, — записал он в дневник, — я 5ыл при нём дежурным. Восемь ядер пролетело у нас над головами, одно адро упало в двух саженях от нас. Я был совершенно спокоен и хладнокровен, отчего благодарю Господа от всего сердца» ." 'Огонь неприятеля, шертъ огромного числа людей сильно действовали на его душу. Гибнет на его глазах товарищ по корпусу-поручик Лазаревич.

Должность адъютанта в то время была не из легких, на поле боя ему 1риходилось поддерживать связь командующего с войсками. Михаил Па-шович посылает Ростовцева к казакам. Он вызвал на курган поручика Ур-согинского, «турки зачали в нас весьма сильно стрелять. Я наконец ска-?ал ему: „Ежели вас убьют, то я на всю жизнь не прощу себе этого, потому 1то я вызвал вас“. Он отвечал: „Ничего, Бог помилует“, и мы остались». Эни простояли под обстрелом целый час. Через день Уркогинского убили. Судьба" , — замечает Ростовцев.™

Он объяснял затягивание общего штурма крепости: «В.к. мог бы весь-ма^спешно взять крепость, тем более, что левый бок её совершенно демон-ирован., но его Высочество искренне любит человечеством поэтому хо-[ет лучше терять время, чем людей». Однако люди все же гибли под бомба-ш вражеских батарей. После неудачного штурма Браилов, наконец, сдался — турки более не хотели выдерживать длительную осаду: «Сдача крепости, награда в .к., общая радость перешли в мои чувства». Вскоре награди-еи и Ростовцева-он получил первый свой орден: «25 числа Государь пожа-ювал меня кавалером Владимира с бантом, чему я рад был и для себя, и (ля матушки» .'"Вместе с армией после штурма Ростовцев совершает бес-грерывные переходы.

Там же. Л. 45. 2Там же. Л. 46-об. «Там же. Л. 48-об,.

Новости с театра военных действий нескоро доходили до столицы, погадал туда порою сильно искаженными. А. В. Никитенко с ужасом узнал, [то его приятелю Ростовцеву оторвало ядром руку. Удивлению его не бы-[о предела, когда в декабре он увидел своего товарища, целого и невредимого. «Он не переменился, — записал в дневник Никитенко, — сердце его {оно, как и обе руки» .&tradeРостовцева, получившего чин штабс-капитана, в.к. [ослал с донесением к государю. Ростовцев показал Николаю письмо своего брата из Константинополя, в котором описывалось героическое поведение егерей под Варной. Император искренне благодарил своего давнего накомого за хорошие вести.

После войны, казалось бы, Ростовцев опять вернулся к своей прежней «азмеренной жизни. В 1830 г. он женился — его избранницей стала Вера Ни-:олаевна Эмина — племянница известного писателя Н. И. Хмельницкого .Со :воей женой,» кроткою и милою женщиной" '", Ростовцев прожил счастли-|ую жизнь, они воспитали двух сыновей-Михаила и Николая.

Ростовцев недолго наслаждался семейным счастьем. В.к. опять поехал ia войну. Вспыхнуло Польское восстание, переросшее в настоящую русс-со-польскую войну. Ростовцев участвовал в боях при Якацах, Желтках, за шшчие в сражении 25 июня 1831 г. его произвели в чин капитана, он по-гучил орден — Анну 2-ой степени.""Армия Паскевича в августе того же rota осадила Варшаву. Ростовцева не посещала и тень сомнений в правиль-юсти действий правительства против инсургентов. С театра боевых действий он слал матери и жене бодрые, восторженные письма: «Не могу опирать вам моего удивления храбростью моих соотечественников. Шли на птурм, как на пир и как лава текли назад, не отступая». В числе первых русских, взошедших на крепостной вал, был Василий Ростовцев. Его брат тередает в письме «свои страдания» после того, как Василий вытянул шту.

Никитенко. Дневник. T. I. С. 83. «Сафонович В. И. Ук. соч. С. 331. 'САРФ. Ф. 1155. On. 1. Д. 4. Л. 2-об. шовой билет. 27 августа Варшава пала: „Наконец, дрожайшая маменька, кребий Польши и её войск решен. Усилия наши увенчались самым блистательным успехом. Войска польские отретировались на ту сторону Вис-гы“ .<» .

В.к. послал Ростовцева с докладом к государю. Одновременно он вы-юлнял еще одно поручение — перевозил в Петербург архив управления во-кнно-учебных заведений, которое с 1820 г. сосредотачивалось в Варшаве, в юенной канцелярии в.к. Константина Павловича, умершего в 1831 г. от юл еры. Главное управление заведениями перешло к Михаилу Павловичу, соторый для личного руководства ими сформировал собственный штаб. Начальником штаба стал ген.-лейт. А. И. Кривцов. Приехав в столицу в се->едине декабря 1831 г. Ростовцев прочитал приказ о своём назначении в юлжность дежурного штаб-офицера при штабе военно-учебных заведе-шй (ВУЗ)." 8Так открылась новая страница в его биографии, к рассмотре-шю которой мы вскоре обратимся.

Итак, к началу 1830-х гг. Я. И. Ростовцев мог подвести уже некоторые 1тоги прожитых лет своей юности, которые предопределили его дальней-ыую судьбу и карьеру. Его вступление во взрослую жизнь совпало с пос-шдними годами правления Александра I, когда в среде русского офицерс-:ва вызрели конституционные идеи, облекшиеся в замысел военной рево-ееоции. Соприкоснувшись с участниками этого движения, Ростовцев тем 1е менее выработал собственную гражданскую позицию, отличавшуюся юяльностью к существующему политическому строю. Эта позиция во лногом предопределила его поведение во время трагических событий декабря 1825 г., когда он попытался предотвратить готовящееся выступле-ше. Эпизод 12 декабря 1825 г. стал переломным моментом в его судьбе. 1риобретая, после разгрома восстания на Сенатской площади, в глазах.

ГАРФ. Ф. 1155. Оп.1. Д. 3286. Л. 32, 33. >*ГАРФ. Ф. 1155. Оп. 1. Д4. Л. 4.

90 бщества двусмысленный оттенок, он на долгие годы стал главной при-[иной отчуждения Ростовцева от его образованных слоев. Последнее обстоятельство еще более усилилось после того, как Ростовцев был прибли-кен ко Двору.

Одновременно события декабрьских дней, восстание на Сенатской пло-цзди, трагический разлад с окружающими стали источником глубоких >азмышлений над произошедшим. Обострившееся религиозное чувство^{стовцева} усилило провиденциальные мотивы его размышлений. Мысль) том, что он исполнил предначертания Провидения, примиряла его с совестью, позволяла, хотя бы заочно, дать отпор несправедливым нападкам.

В контексте таких размышлений ему уже иначе виделась судьба России I самодержавного политического строя. Он проникся идеей фатальной 1еизбежности поражения декабрьского восстания. В его глазах монархи-1еский режим получал сакральное оправдание, судьба русского народа зеразрывно связывалась с существующим политическим строем государс-гва. Ростовцев начинает видеть в исполнении своих служебных обязанностей некий священный долг перед Отечеством и Богом.

II. Служба в военно-учебном ведомстве.

1. Военно-учебные заведения и николаевская образовательная политика.

Анализируя административно-государственную деятельность Я. И. Ростовцева на посту руководителя военно-учебного ведомства, мы неизбежно должны коснуться общих задач николаевской политики в отношении вое-шого образования. Такое обозрение оправдано, несмотря на то, что по >той тематике в последние годы появилось немало обобщающих работ см .

Введение

). Это избавляет нас от необходимости давать подробную ха->актеристику русской военной школы в нач.ХГХв., досконально просле-киватъ все изломы государственной политики в этой сфере.

Военное образование сразу оказалось в центре внимания нового импе->атора. В литературе не раз отмечалось, что указанное обстоятельство на-фямую связано с расследованием дела декабристов.""Дознание выявило ie только факт наличия тайных кадетских организаций в некоторых сто-шчных ВУЗ (в т.ч. и Пажеском корпусе), но и могло сконцентрировать шимание Николая на следующем красноречивом факте: значительная теть офицеров-декабристов являлись бывшими воспитанниками кадетс-сих корпусов и других ВУЗ. Однако, как представляется, Николай еще до своего вступления на престол имел немало случаев ознакомиться с обра-юм мыслей и настроением столичных офицеров и его суждения на этотчет были явно не в их пользу. Известны случаи, когда прорывалась разд-зажительностъ великого князя по поводу «распущенности» в офицерскойреде. Двадцатилетний Николай быстро подметил, как «вся молодежь, адъютанты, а часто и офицеры ждали в коридорах, теряя время или употребил оное для развлечения почти так же и не щадя начальников, ни прави-гельство». Исполняя обязанности командира 2 бригады I гвардейской ди.

Свод суждений историков см.: Л ушников A.M. Армия, государство и общество: сис-гема военного образования в социально-политической истории России (1700−1917). Ярославль, 1996. С. 68. изии, Николай не раз убеждался, что «служба шла везде совершенно ина-:е,.чем сам полагал, разумел её, ибо правила оной были твердо в нас литы». Николай считал, что во многих офицерах совершенно исчезли по-гятия о служебном долге, извращена идея служения Отечеству, часть их [ревратилась в «говорунов дерзких, ленивых и совершенно вредных» .1®Такое положение вещей он связывал с долгам пребыванием гвардии за раницей, попустительствами генерала Милорадовича и, можно предпо-[ожитъ, с состоянием воспитательной части в столичных ВУЗ. Выше мы 'же приводили выдержки из переписки в. к. Константина Павловича с ен. Коновницыным, касавшейся настроений воспитанников Пажеского сорпуса. Естественно, Николай также не мог не обратить внимания на от-:утствие «твердых правил» у воспитанников ВУЗ.

Итак, еще будучи великим князем, Николай Павлович обращал свое шимание на состояние умов дворянской молодежи. Приученный с детст-га своим воспитателем М. И. Ламсдорфом к порядку, требовательный к себе и другим, он видел корень всех бед в существующей образовательной системе, не прививающей молодым людям основательного взгляда на кизнь и на свои обязанности перед государством и обществом. Николай 1е считал, что современная ему школа, гражданская и военная, способна сформировать в будущих слугах Отечества подобную основательность. Из своих ученических впечатлений он вынес воспоминание о том, как его и Михаила «мучали отвлеченными предметами два человека.: Балугьянс-кий и Кукольник. Один толковал нам на смеси всех языков, из которых не шал хорошенько ни одного., другой — что-то о мнимом „естественном траве“. На уроке этих господ мы или дремали, или рисовали какойни-5удь вздор,.а потом, к экзаменам выучивали кое-что вдолбяшку, без гогота и пользы для будущего» .!8!

•Записки Николая III14 декабря 1825 года и его истолкователи. €. 319−320.

181Цит, по: Глинский Б. Б. Царские дети и их наставники. Спб.&bdquo- 1912. С. 256,.

В своем стремлении придать системе дворянского воспитания более консервативное направление молодой император был не одинок. Авторы шогочисленных записок, которые стали поступать на его имя сразу после юсшествия на престол, обращали внимание царя на «вредное направле-[ие» существующей образовательной системы. Некоторые из них явля-[ись, по существу, доносами, призванными опорочить конкретные учреждения (Царскосельский лицей и т. д.), другие содержали довольно дельные: оветы, которыми Николай вполне мог воспользоваться. Так ген.- ад.Н.В. 5асильчиков, посланный с поручением в Таганрог, проезжая через Харь-сов, собрал сведения о тамошнем университете. Он, видимо, пришел в ужас >т того, что узнал, и это отразилось на его письме к императору. «Все сов->еменное поколение зараженонужно спешить исправить это зло, действие которого становится уже так ощутительно, — писал Васильчиков 11 ян-заря 1826 г.-.я думаю, государь, что было бы необходимо организовать в губернских городах кадетские корпуса, где образование, необходимое для нашего века, соединялось бы с военной дисциплиной, и которые находи-шсь бы под начальством генералов, которые своими заслугами и нравственными принципами представляли бы к тому всевозможные гарантииэдним словом, нам необходимо чисто монархическое, а не воспитание с эазрушительным направлениеминаче спокойствию империи может гро-штъ опасность» .®

Можно задаться вопросом — имела ли критика образовательной системы, созданной при Александре1, под собой какие-то рациональные основания? Можно ли всецело рассматривать николаевскую политику в отношении гражданской и военной школы в контексте её охранительной направленности?

Молодой учитель А. В. Никитенко в начале 1826 г. записывал в своём дневнике: «.У нас обычай воспитывать молодых людей „для света“, а не шЦит. по: Шильдер Н, К. Ук. соч. Кн. 1. С. 433−434. идя общества. Гувернёр-француз ручается за успех в свете, а за нравственность отвечает один случай. Почти тоже следует сказать и об общественном воспитании у нас. Добрые нравы составляют в нём предмет почти посторонний, Науки преподаются поверхностно. Начальники учебных заведений смотрят больше в свой карман, чем в сердца своих питомцев». «Это беспристрастное мнение человека, далекого от большой политики, дово-зьно точно характеризует состояние александровской школы. Многообе-цавшая реформа 1804 г. дала довольно слабые результаты. Создаваемые в 1роектах средние и высшие учебные заведения или не открывались, за недостатком средств, или почти пустовали, за неимением желающих в них /читъся. Уездные училища, предназначенные, в основном, для детей ме-цан и купцов, оставлялись своими учениками после первого года обуче-гая. Гимназии были излишне перегружены дисциплинами, более подходя-цими для университета, чем для средней школы (логика, психология и т. д.), причем преподавались они университетскими же методами преиму-цественно. Александровские университеты не имели обширного контингента слушателей, однако вышедший в 1809 г. указ о прохождении экзаме-га на получение гражданского чина стимулировал развитие высшего об->азования. В связи с этим в программу гимназий стали включаться древ-ше языки, на которых тогда в основном читались лекции в университете.^.

Если мы будем более пристально присматриваться к системе воспита-сия, сложившейся при Александре I, то несомненно заметим её внешний шеек, выразившийся в появлении человека нового типа, критически ос-1ысляющего окружающую действительность. Однако, кто же были вос-Еитатели этого нового человека, что они внушали своим подопечным? I.О.Ключевский, обращаясь к воспитанию дворянской молодежи нач.

3Никитенко. Дневник. Т. I. С. 6.

Сведения об александровской школе взяты из книгиМилюков ГШ, Очерки по истопи русской культуры. Т. 2. Ч, 2, М., 1994, С, 279−287.

Хв., отмечал, что значительная часть людей, осужденных по делу 14 де-бря, прошла через специальные закрытые пансионы, предназначенные [я знати. Многие из этих заведений были открыты в России приезжими эанцузами, бежавшими из своей страны от ужасов революции. Среди их воспитателей было немало иезуитов и мистиков, приучавших русс-до дворянскую молодежь к холодному, рассудочному взгляду на дейст-ггельностъ. Они, как отмечал Ключевский, «умели отлично возбуждать эксплуатировать умственную силу ученика, тогда как прежний французов ернёр только напитывал своего питомца высокими и ненужными идея-и, не возбуждая работы мысли». Правда такое воспитание «давало очень ало знакомства с действительностью». Патриотическое возбуждение, выданное победными войнами с Францией, знакомство молодых дворян с еалиями западной жизни, вдумчивое чтение иностранных авторов — всё го направляло работу мысли воспитанников пансионов к наблюдениям ад русской действительностью, формировало их гражданскую позицию, :оторая склонялась к изменению существующего порядка вещей. На одну К>ску с закрытыми дворянскими пансионами Ключевский ставит кадетс-:ие корпуса, которые «были тогда рассадникаш общего либерального образования и всего менее были похожи на тех-шческие и военно-учебные заведения» .жРост дворянских пансионов, в сравнении с гимназиями, отмечал П. Н. Милюков. Так в 1824 г. число учащихся гимназий Петербургского учебного округа едва достигало 450 че-товек, в частных пансионах и училищах в это же время обучалось 2027 человек. Объясняя столь колоссальную разницу в наполняемости учениками казенных и частных учебных заведений, Милюков отмечал, что «пансионы отвечали требованиям зажиточных классов, обучая новым языкам и.

Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в 3 кн. Кн. 3. Мм 1993. С. 414 417. орошим манерам. Других требований пока еще никто не предъявлял средней школе" .18″.

Закрытые заведения, созданные по образцам западных школ этого же una, являлись своеобразным каналом социализации представителей вы-шего сословия. Пройдя через такую школу, молодой человек получал хорошее аристократическое воспитание и разностороннее, но как правило, ¡-есьма поверхностное образование, что, впрочем, компенсировалось всегда усиленным чтением. Воспитание закрытых школ было ориентировано, j основном, не на будущую карьеру, а на общественный престиж. Чеяовек, соторый стремился поднять свое общественное положение за счет службы, как правило, не имел возможности учиться в подобных заведениях. Дворянин средний руки довольствовался домашним образованием, не же-1ая идти в казенную гимназию с её полуказарменными порядками. Профессия домашнего учителя становится весьма распространенной. Дворяне юбеднее довольствовались по старинке обычной грамотой, преподанной ш сельским дьячком. В университет шли исключительно из-за обязаннос-ги сдавать экзамен на чин или для получения казенной стипендии.187.

Учитывая стремление дворян дать детям привилегированное воспита-ше, правительство позаботилось об открытии школ, которые могли бы конкурировать с пансионами и с частными учителями. Это также были учебные заведения закрытого, интернатного типа. Их воспитательный зежим, программы обучения в целом соответствовали целям и задачам 'благородных пансионов" (Царскосельский лицей, Пажеский корпус). По необходимости казенные закрытые школы создавались преимущественно как военно-учебные заведения. Возросшая потребность армии в офицерских кадрах целиком никогда не удовлетворялась.

Надо учитывать, что численность вооруженных сил на протяжении.

Милюков ПН. Ук. соч. С. 288−289, |а, Там же. С. 290.

801−1825гг. неуклонно возрастала, что, конечно, связано с непрерывны-ш войнами этого времени. Лишь за 1806 г. армия увеличилась на 60 тыс. [еловек.188 В 1801 г. по проекту П. А. Зубова планировалось открыть сеть губернских военных училищ с трехгодичным сроком обучения. Император 1здал Указ, призывающий дворянство к добровольным пожертвованиям т эти училища. Тамбовские и тульские дворяне смогли выделить по 60 ыс. рублей, дворянство остальных губерний этот указ проигнорировало.185 5 1805г. был утвержден даже особый" План военного воспитания", возла-авший всю работу по устройству ВУЗ на особый Совет. Однако работа ю разработке уставов ВУЗ. инструкций их директорам, учебных прог->амм и т. д. практически сразу же была заторможена. С 1809 г. Совет не собирался. В структуре Военного министерства даже не существовало организационного подразделения, которое заведовало военными школами. Збщее руководство ими, как правило, осуществлял один из членов императорской фамилии. Лишь в 1820 г. при военной канцелярии в.к. Констан-гина Павловича учреждается Особое Дежурство при Главном директоре [¡-ажеского и кадетских корпусов. Однако целенаправленных мероприя-гий, предусмотренных планом 1805 г., оно практически не осуществило. Замыслы по преобразованию военной школы на рациональных началах, сак и многие другие замыслы александровского времени, так и не были реализованы.

Нам довольно сложно здесь, в работе специальной, останавливаться на 1ричинах неудач политики правительства Александра I в отношении военной школы. Отметим только, что сеть казенных закрытых учебных заведений, которые могли реально конкурировать с частными пансионами подобного типа так и не возникла. Ни в количественном отношении, ни в смысле внутреннего устройства она не превзошла благородные пансионы.

88КерсновскийА. А. История русской армии. Т. I. М, 1992. С. 202.

Лалаев М. С. Исторический очерк военно-учебных заведений, подведомственных их.

Главному управлению (Далее: Яалаев. Очерк.) Спб., 1880. С, 101. введения, которые есть в нашем распоряжении, рисуют быт тогдашних: адет в чрезвычайно непривлекательных красках, причем они относятся к толичным кадетским корпусам. Кадеты жили в тесных помещениях, ос-ещенных сальными свечами. Во втором кадетском корпусе существовал бычай класть детей «в повалку» на сдвинутых кроватях. Даже зимой ка—еты ходили в мундирах, потому что казенных шинелей им не полагалось. 1х питание оставляло желать лучшего, поэтому съестное приходилось [рикупатъ на собственные деньги.150 Это при том, что обучение стоило: риличных денег, своекоштных было сначала немного. Однако наплыв ворянских детей, желавших учиться в столичных корпусах был столь ве-:ик, что начальство вынуждено было расширить штатное число воспитанников (в 1817 г. в I кадетском корпусе обучалось 800 человек, во И-м — 700,. в Военно-сиротском доме -500 человек, содержание каждого обходилось [равительству в 10 руб). В 1820 г. были, для соблюдения очерёдности, вве—ены особые кандидатские списки.

Воспитательный режим корпусов лишь отдаленно напоминал благородье пансионы, хотя, надо отметить, в столичных корпусах, при отсутст-ии правильной организации педагогической работы, в первой половине лександровского царствования появились воспитателиофицеры, кото->ые старались прививать воспитанникам чувство военного товарищества, зобовь к Отечеству, понятие о собственном достоинстве. Более всего та-:ой подход культивировался в Пажеском корпусе. Повесть Н. С. Лескова Кадетский монастырь" увековечила имя генерал-майора М. С. Перского, лагородного директора I кадетского корпуса. Однако подобные воспи-атели были тогда редкостью. После наполеоновских войн в армии, с по—ачи Аракчеева, стал насаждаться дух муштры, что не могло не сказаться [ на воспитательном процессе в кадетских корпусах. К их воспитанникам.

Лалаев. Очерк. С. 105. С. 105. •Там же. С 107. начальство стало относиться как к строевикам, все начатки правильной воспитательной работы ушли в прошлое. Да её тогда и трудно было ожидать. По сути дела кадетский корпус в это время уже не справлялся со сбоям предназначением — давать дворянскому юноше приличное его званию юспитание. Комплект старейшего в России I корпуса увеличился в 2 раза ю сравнению с XVIII столетием, через имевшиеся ВУЗ (I и II кадетские корпуса, Смоленский корпус, Школа гвардейских подпрапорщиков, Военно-сиротский дом, Тульское и Тамбовское военные училища, Дворянский полк) старались выпустить как можно больше офицеров, стремясь восполнить недостаточное комплектование ими армии. Задачей начальства становилось не воспитывать, а просто удержать в повиновении разновоз-гастную массу кадет. Отсюда суровые дисциплинарные меры, к которым I было сведено всё воспитание. Естественно, выпускники корпусов проникались нелюбовью к своему начальству и по выходе из заведения пере-юсили её на порядки, царив-шие тогда в армии.

А.М.Лушников ведет начало «фронтомании» и пресловутого «огрубле-шя нравов, так свойственные Николаевской эпохе» с поздних лет правле-шя Александра1.1ИНам представляется такое суждение верно лишь отчасти. Консервативное воспитание николаевской эпохи, мы еще увидим, ¡-риняло форму определенной системы, что компенсировало её недостатки I неприглядные стороны. Старая система воспитания «благородных граж-Еан», сложившаяся в XVIII столетни, при Александре I была разрушена, охранившись, как реликт, в Царскосельском лицее и отдельными своими лементами в столичных ВУЗ. Новой системы, отвечающей задачам вре-1ени, так создать и не удалось, и к середине 1820-х гг. в корпусах воцари-гся дисциплинарный произвол, продлившийся по инерции некоторое вре-1я вплоть до конца 1830-х гг. М. А. Марков вспоминал, как его в 1827 г. за-[ислили, после окончания Московского кадетского корпуса, в Дворянс.

2Лушников А. М. Ук. соч. С. 69. ий полк «для узнания фронтовой службы». «В действительности же, — пиал он, — узнали мы только то, что в этом полку каждый ротный командир [мел полнейшее право пороть подчиненных ему дворян сколько угодно >ыло его благоутробию. .Наш батальон ходил в классы писать по команде азы и получать колотушки в лоб за тупоумие» .1″ Последнее станет бо-[ее понятным, если учесть, что в данное ВУЗ попадали часто совершенно безграмотные люди. Стремление побыстрее выпустить достаточное коли-[ество офицеров заставляло сквозь пальцы смотреть на подобное обстоятельство."4 Наплыв дворянских недорослей в столичные корпуса (Смоленский корпус в 1823 г. был переведен в Москву, что само по себе симптоматично) заставлял их директоров принимать желающих сверх комплекта, февышение достигало более 100%.195.

Общие недостатки александровской средней школы — перегруженность учебными предметами, отвлеченный, не приспособленный для подрост-сового восприятия характер обучения, отсутствие четких педагогических гребований, имели место и в системе ВУЗ. Эффективного контроля за про-дессом обучения (в смысле составления единых программ и учебников) тогда еще не было, не существовало даже распределения учащихся по возрастам. Кадет мог слушать математику в одном классе, по другим же предметам стоять на класс выше или ниже. Воспитанники готовились к урокам по записям лекций, читаемых учителями. По сути, характер учебной засти зависел от усмотрения директоров конкретных заведений. Мы виде-ш, что даже первый Главный директор ВУЗ П. П. Коновницын признавал 'великое разнообразие", существующее в преподавании одних и тех же дисциплин. Однако созданная по требованию в.к. Константина Павловича комиссия не пришла к определенному решению этой проблемы.1″.

Марков М. А. Ук. соч. С. 81. «Лалаев. Очерк. С. 120−121. '"Там же. С. 140. -«Там же, С. 135.

На фоне падения уровня нравственности воспитанников, ужесточения дисциплинарных взысканий царившая в корпусах свобода преподавания действительно была неприемлема для существующей власти. Кадеты, в юлыдинстве своем подростки и юноши 15−18 лет, при существующем >билии предметов, могли усвоить лишь поверхностный набор сведений, сонцентрируя внимание на том, что бичевало несправедливость и пока-[ывало пример служения добродетели, чего в преподаваемом тогда мате-шале можно было найти предостаточно. Недостатки преподавания пре->долевались самостоятельным чтением и беседами со старшими товари-цами-офицерами. На данные обстоятельства недвусмысленно указывает в ззвестной уже нам переписке в.к.Константин. Он наставляет Коновницы-1а «строго вникать в образ мыслей кадет, выдавать книги с позволения >отных командиров, не допуская их читать запрещенные цензурным комитетом» .1″.

Преподавали в столичных корпусах тогда в основном случайные люди, 1асто-выпускники тех же заведений. Надо здесь заметить, что педагогическая подготовка тогда в России практически отсутствовала. Учительство аде не стало профессией в современном понимании, оно было своего рода эемеслом, обеспечивающим человеку кусок хлеба. Очевидно, что хорошие 1едагоги, а их было крайне мало, стремились поддерживать свое существование не за счет уроков в казенных школах, а устраиваясь домашними учителями в богатые дворянские семьи. В Петербургском пе-дагогическом институте в 1824 г. обучалось всего 52 студента, профессора его в основ-гом читали лекции для вольных слушателей, желающих сдать экзамен на шн. «Этим, — пишет П. Н. Милюков, — ближайшие задачи института были зыполненына том пока дело и остановилось» .!"а —;

РГВИА. Ф. 945. On. 1. Д. 27. Л. 7−7об. «Милюков П. Н. Ук. соч. С. 285, 288.

Таким образом, правительство Николая I, акцентируя свое внимание на бразовательной системе, бралось разрешить целый комплекс задач, с ней вязанных. Охранительная задача, которую обычно выставляют На пер-ое место, играла в этом комплексе важную, но не главную роль. Если в редыдущие царствования XVIIIнач. Х1Хвв. правительство осознавало ажность образовательной политики, то в начале правления Николая это ¦сознание было признано недостаточным. Образовательная политика тавится в ряд важнейших национальных задач. Особенно четко указан-[ое обстоятельство формулируется в рескрипте, данном в мае 1826 г. на ¡-мл А. С. Шишкова. Там, в частности, говорилось, что «не существует в них т. е.в учебных заведениях-П.С.) должного и необходимого единообразия, га коем должно быть основано как воспитание, так и учение. Предмет сей толь быстро может иметь влияние на благо государственное, что нужно 5ез всякого отлагательства поспешить исправлением сего недостатка в налей учебной системе. Оный лишает государство большей части тех выгод, готорых оно имеет право ожидать от питомцев своих, не пощадив для их >бразования ни издержек, ни всяких других способов» .1"9.

Рескрипт этот был дан уже по завершению следствия по делу декабристов. Итоги следствия, факты и обстоятельства, которые открывались в его юде не могли не повлиять на деятельность «Комитета устройства учебных $аведений», который учреждался данным рескриптом. В знаменитом манифесте 13 июля 1826 г." своевольство мыслей" недвусмысленно связываюсь с «роскошью полупознаний», создаваемую домашним воспитани-ем, столь распространенным в это время.

Естественно, «видам правительства» более всего могла служить казённая школа. Мы знаем, что наиболее достойным общественным поприщем, з глазах императора, была профессия военного. Нам уже известны соображения о военном воспитании дворянства, с которыми мог познакомить.

Там же. С. 293. я император после декабрьских событий 1825 г. И это не случайно, что Еаряду с упомянутым Комитетом под председательством A.C. Шишкова в чш же мае 1826 г. создается Комитет для рассмотрения и определения куров кадетских корпусов и других ВУЗ. Его председателем был назначен гнженер-генерал К. И. Опперман.

Составляя Общее положение и Устав ВУЗ, Комитет Оппермана должен) ыл принимать в сведение разные обстоятельства. С одной стороны, указанные документы четко очерчивали политическую цель воспитания, оно должно было «соделать их (т.е.кадет) способными с пользою и честью слу-китъ государю, и благосостояние всей жизни их основать на непоколебимой приверженности Престолу». Обучение в корпусах всецело подчиняюсь данной цели, учителя и воспитатели обязаны были «укоренять в воспитанниках правила благочестия и чистой нравственности». «Добродете-гьность и благочестие» понимались составителями документов прежде 5 сего в смысле «беспредельной преданности Государю, повиновения нача-гьству, нежной почтительности к родителям, благодарности и любви к шижнему». Само естественное назначение ВУЗ «обучать воспитанников? сему, что в будущем их военном звании знать необходимо» как бы под-шнялось общей цели «нравственного воспитания» добропорядочного слу-и Отечества.300.

Вряд ли, однако, составители Устава ВУЗ совсем обошли вниманием 1роблему комплектования вооруженных сил образованными офицерскими кадрами. Устав, утвержденный в 1830 г., намечал целую сеть губернских кадетских корпусов, которые еще предстояло создать.

Своей мыслью о воспитании дворян «с молодых лет» и до момента пос-гупления на военную службу, Устав 1830 г. перекликался в некотором смысле с идеями И. И. Бецкого о создании «новой породы» граждан, нав.

00Свод военных постановлений 1859 г, Кн. 3. Образование военно-учебных заведений Далее: СВП. Везде будет имется в виду указанная книга). Раздел III. Гл. I. С. 162. Гл. II. С, 318. сегда освобожденных от безнравственных пороков, примерных и добро-юрядочных слуг Отечества. Однако составители документа внесли в эту 1росветительскук> модель воспитания существенные дополнения, более соответствующие не только видам правительства, но и новым идеям XIX столетия, а также запросам современного им дворянства.

Современный историк Ю. Б. Соловьёв выделяет главную, с его точки фения, задачу внутренней политики Николая I. «Нужно было овладеть духовным миром подданных, — пишет он в своей статье, -.воспитать всех s духе беспредельной преданности устоям, всему установленному порядку i царю, как верховному распорядителю. В итоге. должна была быть выведена как бы новая человеческая порода — homo vernopoddomcus'1 .» 'Нам думается, что Ю. Б. Соловьёв несколько увлекся современными теориями тоталитарного государства. Николаевская школа, и военная в том числе, сак мы видели, напрямую ставила перед собой задачу воспитания лояль-юго существующему режиму гражданина. Однако, как кажется, в такой юстановке дела было немало и положительных моментов. Правительство гсно видело перед собой определенную задачу, твёрдо следуя выбранному сурсу. Мы уже имели случай говорить, что николаевская образовательная система имела вполне законченный, цельный вид. Педагогический процесс по необходимости регулировался строгими рамками закона, который, в свою очередь, исходил из конкретной практики, опирался на мне-шя специалистов. Ведь нельзя же воспитывать человеческую личность, [редназначенную для жизни в обществе, внушая ей лишь определенный: руг идей и приучая её к определенным действиям. Даже советская школа ¡-ынуждена была хотя бы частично отказаться от возможности воспита-[ия «нового человека». Подобное воспитание стало возможностью лишь в зашистской Германии и некоторых других тоталитарных государствах.

Соловьёв Ю. Б. Самодержавие в осаде: внесословная универсальная идеология как тает на вызов эпохи. // Сословия и государственная власть в России. Чтения памяти LB. Черепнина. Ч. 2. М., 1994. С. 114.

ОС столетия. На наш взгляд в применении к России втор. чет. Х1Х в. подобная историческая экстраполяция неуместна.

Если посмотреть на педагогические требования Устава 1830 г., то можно заметить, что значительная их часть вполне сообразуется с общегумани-тическими требованиями современной (1820−1830-е гг.) педагогики, перекликается со взглядами И. Г. Песталоцци, немногочисленных русских пе-{агогов того времени. В от, скажем, какие методические основы закладывает Устав в преподавание наук воспитанникам ВУЗ: «Возбуждать и поддерживать их внимание и изощрять все способности, занимая оные всегда 8 той мере, какая соответствует возрасту и понятиям учащихся. Начиная гсегда с простейшего и легчайшего, переходить к сложнейшему и труднейшему. .так, чтобы предыдущее всегда служило приготовлением к последующему, к коему переходить тогда только, когда учащиеся достаточно по-!мут первое. Стараться, сколь возможно более действовать на их рассу-юк, не обременяя много памяти выучиванием.» .202 Нетрудно заметить, 1то составители Устава имеют в виду нравственное развитие личности ребёнка, соизмеряемое с его возрастными особенностями. Однако, наряду с (Тим, мы видим в Уставе довольно суровые дисциплинарные требования, вставляющие нас не забывать, с каким типом школы мы имеем дело. Гармоничное сочетание режима закрытой военной школы и гуманисти-1еских принципов воспитания могли бы дать неплохие результаты, о чём ~оворит практика закрытых колледжей Англии и других европейских •тран. Однако реформа, замышляемая деятелями Комитета Оппермана, юлжна была столкнуться с чисто русскими условиями, с тем развалом, соторый царил тогда в ВУЗ, с недостатком средств, выделяемых правительством, с отсутствием подготовленных педагогических кадров, с необходимостью «на голом месте» организовывать в медвежьих углах русской гровинции новые кадетские корпуса. В целом, получившийся результат.

297 Заключение.

Итак, Я. И. Ростовцев, безусловно, является одной из самых значительных фигур предреформенной истории России. Политические взгляды этого государственного деятеля сформировались в рамках христианской традиции и под влиянием просветительских идей, которые были им рационально осмыслены и вписаны в контекст реальных проблем, стоявших перед русским обществом 30−50-х гг. XIX столетия. Стержень политической философии Ростовцева составляли идеи гражданского общества и монархической государственности. Важнейшей задачей российской монархии он считал ликвидацию искусственного раскола, произошедшего при Петре I. Просвещение, затронувшее верхи русского общества, разделило его на «собственно народ и дворянство», дав «ложное направление» развитию страны. Главную опасность этого раскола Ростовцев видел не только в возможности социальной розни, но и в склонности образованных дворянских слоев к поверхностному восприятию различных политических теорий, мало связанных с реальными условиями российской действительности. Преобразование общества он считал возможным на основе исторического опыта и традиций народа. Укрепление семьи, собственности, веры, распространение просвещения, воспитание патриотизма и лояльности существующему строю Ростовцев рассматривал как важнейшие компоненты внутренней политики верховной власти. Другим элементом его политической философии является идея эволюционного развития общества, понимаемая им как постепенное распространение начал материальной и правовой независимости на все слои русского народа.

Мы не исключаем, что, помимо всего прочего, на Ростовцева оказал сильное влияние политико-правовые идеи М. М. Сперанского. Как и Сперанский, Ростовцев был представителем тех слоев правящей элиты, демократическое происхождение и образовательный уровень которых противостояли сословной исключительности, вносили новые тенденции в деятельность правительственного аппарата, во внутреннюю политику верховной власти. Выходец из семьи, не порвавшей связей с купеческими кругами, Ростовцев воспринял рационализм и практичность этого сословия, никогда не гнушался новых идей, смело внедрял полезные новшества в свою управленческую деятельность.

Как и Сперанский, Ростовцев преклонялся перед идеей монархичес-кой государственности. Для Ростовцева самодержавный стой — органиче-ский элемент внутренней жизни русского народа, связующий во едино различные его слои. Перед нами — идеал православной монархии, в которой власть цезаря связана нравственной ответственностью за принимаемые решения. Государственное служение православного царя обусловлено его долгом перед Богом за свой народ, который он должен вести к большему добру и нравственному совершенству. В контексте данной идеологии власть монарха не может быть ограничена положительным законом, монарх — выразитель воли Провидения, в нем «снимается антиномия Божьего и кесарева» (В.В. Зеньковский). Он является хранителем исторической традиции власти, его святая обязанность — решать земные проблемы в духе христианской любви и правды. Принятие реформаторской традиции вполне вписывалось в рамки подобной идеологии. Гражданское общество не противопоставляется традиционному укладу, а наооборот, является завершающим его выражением. Ценностный багаж подобного общества выходит за рамки земного человеческого бытия, что является условием его нравственного здоровья и последующего развития.

Элементы либеральной политической философии несомненно являются немаловажной составляющей воззрений Ростовцева. Пользование собственностью он считал важной гарантией «природной вольности» человека. Экономическая деятельность, развитие предпринимательства принимались Ростовцевым, как веление времени. Он приветствовал появление ахционерных обществ, строительство железных дорог. Во время подготовки крестьянской реформы Ростовцев ратовал за переход помещиков и крестьянства к предпринимательскому типу хозяйствования, к использованию найма и арендных договоров. Он считал, что землю могут покупать представители капитала и что это должно привести к изживанию крепостнической психологии дворяиства. Без сомнения, он был знаком с основами современной ему экономической науки. Однако еще раз оговоримся, что Ростовцев не мог ставить материальные условия существования общества во главу угла своих политических идеалов. Неравенство людей, происходящее от различия их способностей, рассматривалось им как «закон природы», но именно оно предопределяло для него незыблемость нравственных правил, которые не могут изменить ''воля и мнения людей", ибо достоинство каждого человека определяется через его отношение к другим, через выполнения долга христианина. Нравственность в политике не являлась для Ростовцева пустым звуком. Обезземеливание крестьян поэтому было для него неприемлемо, и он сделал все, чтобы согласовать свои либеральные воззрения с насущным интересом миллионной армии жаждущих свободы крепостных.

Для Ростовцева было аксиомой, что свобода и собственность всех членов общества должна быть охраняема нерушимым законом, изменять который не может даже правящий монарх, который принимает как должное законодательство своих предшественников («Венценосцы меняются, Государь — тот же»). Встав в период подготовки крестьянской реформы перед противоречием между законом и государственной необходимостью, он первоначально без колебания пошел за теми сановниками, которые выступали против нарушения имущественных прав дворянства. Плавный переход помещичьей деревни к договорным отношениям между помещиками и бывшими крепостными рассматривался им в качестве альтернативы безземельному освобождению и навязанному государством выкупу.

По существу участие Ростовцева в подготовке реформы имело важное значение потому, что он все время старался расширить круг задач, решаемых правительством. Для него отмена крепостного права означала переход от сословного общества к гражданскому, изменение всего свода законодательства в соответствии с новыми общественными реалиями. Его предложение допустить выкуп земли являлось частью целого комплекса либеральных мероприятий, которые он предлагал провести одновременно с изданием освободительных положений. В предложениях Ростовцева угадываются контуры всех последующих буржуазных реформ. Массированная выкупная операция правительства, гарантированная государственными имуществами, в его проектах должна была стимулировать переход села к новым экономическим и правовым от-ношениям. Одновременно просветительская и регулирующая деятель-ность государства могла повысить гражданское самосознание недавних крепостных, побудить помещиков к занятию сельским предпринимательством.

Активная позиция Ростовцева импонировала императору, желавшему скорейшего и рационального решения крепостной проблемы. В процессе подготовки реформы Ростовцев становится главным выразителем монаршей волк, что позволяло Александру II, не связывая себя групповыми и ведомственными интересами, придать делу больший динамизм и заданную направленность, искусно лавировать между различными интересами. Ростовцев мог стать, в рамках существующего политического режима, фигурой, объединяющей различные ведомства и комитеты для проведения последовательной реформаторской линии. У него был неограниченный кредит царского доверия, он мог привлекать для плодотворной работы интеллектуальную чиновную элиту и представителей общественности, что ярко проявилось во время работы Редакционных комиссий.

Нельзя забывать и об огромных личных амбициях Ростовцева. Как человек, волей судьбы вознесенный на вершину властного Олимпа, он всегда рассматривал свою карьеру, как выполнение воли Провидения, велениям которого нужно беспрекословно и смиренно следовать. Ощущение избранности, величия и историчности своей государственной миссии не покидало Ростовцева на протяжении всей жизни. Мы старались показать, что такое настроение возникло у него под влиянием декабрьских событий 1825 г. С одной стороны, поражение восставших, некоторым идеям которых молодой офицер Ростовцев мог сочувствовать, поразило его своей фатальностью. В этом он увидел волю Провидения, сохранившего незыблемость самодержавной власти. С другой стороны, собственное участие в событиях, выразившееся в попытке остановить восстание, хотя и имело негативное влияние на отношения с окружающими, тем не менее сформировало у него ощущение сопричастности истории, субъективно придавало его поведению налет избранности и героизма, жертвенности выполняемого долга. Именно это ощущение, а не только следование приказам императора или принятие определенной программы, обусловило активность Ростовцева и неподдельный энтузиазм его участия в разработке положений крестьянской реформы. Таким образом указанная амбициозность Ростовцева имеет нравственно-психологическую подоплеку, чего напрочь были лишены другие деятели реформы — представители сановной элиты.

Однако не только смерть помешала Ростовцеву стать главой первого объединенного министерства. Он не имел сколько-нибудь серьезной поддержки как в консервативных, так и либеральных правительственных кругах. Ростовцев всегда воспринимался как выскочка, царский фаворит. Представители либеральной бюрократии питали недоверие к его профессиональной компетентности и считали прожектерство Ростовцева отклонением от последовательной линии на освобождение крестьян с землей. В тоже время лидеры консервативной придворной партии путем интриг старались уменьшить влияние Ростовцева на царя, и ему в ряде случаев приходилось идти на существенные компромиссы. Еще надо отметить, что собственный управленческий опыт Ростовцева был ограничен спецификой того небольшого ведомства, которым он управлял более 25 лет, начиная с 1834 г. Это, конечно, при всей широте и глубине его реформаторских замыслов, понижало политическую роль Ростовцева, ставило его в зависимость от аппаратных игр, заставляло делать выбор в пользу той или иной группы сановников и министерских управленцев, объединявшихся вокруг великокняжеских дворов или имевших за своей спиной влиятельную поддержку крупной аристократии. Однако, безусловно, сама опора Ростовцева на реформаторские силы в правнтельтве, делало его позицию более весомой, объективно предоставляя ему возможность стать проводником и даже в определенной степени вдохновителем прогрессивных начинаний Александра II.

Мы старались показать преемственность в различных этапах государственной деятельности Ростовцева. Как руководитель военно-учебного ведомства, он много сделал для развития военной школы. В значительной степени работа Штаба военно-учебных заведений в 1830—1850-е гг. хорошо иллюстрирует те общие процессы, которые происходили в годы царствования Николая I в центральном правительственном аппарате. Ужесточение формальных требований к служащим ведомства ВУЗ (учителям, директорскому корпусу, чиновникам Штаба, инспекторам классов) сделала их работу более эффективной, позволило упорядочить учебный процесс в кадетских корпусах, повысить образовательный уровень воспитанников, их материально-техническое обеспечение. При Ростовцеве буквально на пустом месте были созданы в провинции и в центре новые корпуса — рассадники образованных кадров офицеров и чиновников. В ВУЗ образовательные требования были поставлены на первое место, выпускники корпусов становились слушателями Военной академии, они дали русской армии целое поколение военных интеллектуалов (М. И. Драгомиров, H.H. Обручев, А. В. Гадолин, Н. II. Игнатьев и другие). В корпусах формируются педагогические кадры, чей практический опыт, наработки стали основой для развития правильной дидактической работы, постепенного освобождения русской школы от схоластических приемов преподавания, Централизация управленчески функций в Штабе ВУЗ, кодификация законодательства позволяло Штабу ВУЗ координировать различные направления работы ведомства, проводить постоянный контроль за исполнением требований, В этих условиях повышалась персональная роль руководителя аппарата, т. е. Ростовцева, который смог наладить слаженную работ}' всех звеньев ведомства, патронируемого членами Августейшей фамилии и самим императором. Великие князья — Главные начальники ВУЗ должны были четко соблюдать формальные требования закона, прислушиваясь к мнению руководителя Штаба, который и являлся реальным руководителем ведомства. Нодо-бные явления (возрастание роли аппарата) прослеживаются и в других центральных ведомствах николаевского правления.

Ведомство ВУЗ было сравнительно небольшим (на 1857 г, — 23 корпуса и др. заведений), это также облегчало работу Штаба Ростовцева, который ежегодно лично объезжал все заведения. Он выработал особый корректный стиль отношения с подчиненными, учителями, постоянно привлекал для работы в ведомстве лучшие учительские кадры. Работа Штаба ВУЗ в деле рациональной постановки образовательной деятельности отличалась новаторством. Учебный отдел Штаба был коллегиальным, совещательным органом. При организации работы Редакционных комиссий, как мы считаем, Ростовцев использовал положительный опыт этого органа (Учебного отдела), который структурно и функционально во многом походил на комиссии.

Вместе с тем Ростовцев всегда следовал тем требованиям, которые предъявлял к ВУЗ царствующий император. Начальник Штаба, желая сделать из корпусов рассадник образованных граждан, всегда помнил поли.

304 тическую роль заведений. Он старался, чтобы кадетские корпуса оставались важным элементом политической культуры самодержавной монархии. Воспитание патриотизма, корпусного товарищества, офицерской чести, чувства долга — все это работало на формирования преданного своему отечеству и офицерскому долгу военнослужащего. Ростовцев ревниво относился ко всем попыткам внести существенные изменения в характер воспитания, не хотел убирать из него собственно военный элемент, делать педагогический процесс более индивидуальным. Он также считал неприемлемым широкую организацию юнкерских училищ, которые не могли прививать воспитанникам строгих монархических традиций.

Ростовцев не являлся дворянским консерватором. Он мечтал о таком общественном устройстве, где исчезнут сословные различия. Как государственный деятель, он много сделал для того, чтобы русская нация сумела выбрать путь гармоничного развития, сочетающий приверженность традициям с постановкой и выполнением положительных задач эволюционного прогресса.