Терминогенез медицины как социально-философская проблема

Федеральный государственный образовательный стандарт третьего поколения в области высшего медицинского образования обращает внимание на значимость общекультурных компетенций в процессе подготовки будущего врача. В этом плане особое значение приобретает дисциплина «Латинский язык и основы медицинской терминологии», поскольку именно она дает будущему врачу ключ, открывающий дверь в «храм» Медицины, где сосредоточены опыт и знания поколений врачевателей, сохраненные в терминогенезе — летописи институционального достижения человечества в противостоянии болезни как «природе зла» (A. Froment). В этом противостоянии приобретались знания, сопоставимые с мудростью, стоявшей у истоков врачевания и маркировавшей реальные объекты1 специальными словами, вошедшими в язык медицины, корнями уходящий в сакральные знания древних культур о человеке и об окружающем его мире, в котором старались различать истину добра от лжи зла.

Актуальность исследования. Специфика проблемы терминогенеза напрямую связана с особенностью языка медицины, отличающей его от прочих прежде всего тем, что он не является разговорным, хотя на нем выстроено врачевание. Но, как показывает опыт сегодняшнего дня, современные врачеватели зачастую не обращают внимания на свой язык, что свидетельствует о недостатке терминологической грамотности, формирующейся на начальном этапе профессионального образования и складывающейся не только из лексико-грамматических знаний, но и знаний в области истории терминов, которые несут смысловую нагрузку. Без понимания их исконного значения полноценное освоение специальных дисциплин носит поверхностный характер. Отсюда — терминологическая путаница, диагностированная врачами как «эпидемия терминотворчества» (В. В. Шкарин), которая симптоматически выражена неадекватным употреблени.

Под реальным объектом мы понимаем такой факт действительности, который есть и чье существование не зависит от конкретного человека. К реальным объектам мы относим человека, болезнь и природу, результаты познания которых закрепились в трехча-стном делении языка медицины с соответствующими анатомическими, клиническими и фармацевтическими терминами. ем терминов, необоснованным использованием заимствованных слов, тавтологией. В итоге сложилась ситуация, метафорически определяемая нами как терминологическая «Вавилонская башня». Мировоззренческий смысл терминов, вышедших из греко-латинского лексического фонда, игнорируется, равно как и подлинное значение «термина», в то время как именно оно задает последовательность суждения о том, что обозначено тем или иным медицинским термином, открывая процесс познания реальных объектов.

Причиной тому видится разрыв медицины с философией, понимаемой нами как Мудрость, органичная врачеванию и устанавливающая пределы ответственности человека в его деятельности, названия которой вошли в язык медицины, воплощенном в терминогенезе. Следствием этого разрыва становится утрата онтологических оснований «термина», что привело к невостребованности его эпистемического потенциала на уровне метода медицинского знания. В результате — констатируемое врачами отсутствие единства в трактовке фундаментальных понятий, обозначенных терминами, препятствующее пониманию сущности болезни (В. А. Карпин).

Другая причина заключена в игнорировании обществом болезни, вплетенной в историю существования человечества, что привело к иллюзии господства и мнимой свободы в сознании современного «массового человека» (Ортега-и-Гассет), который не обуздывает свои чувственные желания, приводящие его к саморазрушению, и не желает нести ответственность за свою жизнь. Сколько бы ни говорилось о качестве жизни в современном обществе, ориентированном на создание технически комфортных условий для существования, в том числе для больного человека, все теории распадаются при столкновении с действительностью, обнаруживающей человеческое бессилие перед «природой зла», уносящего, как и стихийные бедствия, множество жизней, и наносящего окончательный удар по полноценному существованию человека.

Поэтому сегодня, в эпоху тотальной анестезии, в эпоху исторической амнезии, в эпоху сокрытия за фасадом технических достижений кризисного состояния общества, в эпоху воцарения «природы зла» — болезни, разрушающей нравственные и социальные устои, атрофирующей сострадание к боли другого (да и к фактичности Другого как радикально инакового), особенно значима постановка социально-философской проблемы термино-генеза медицины. Это позволит, во-первых, реконструировать социокультурный фон институционализации ойкоса медициныво-вторых, восстановить онтологические установки в восприятии «термина» в языке медициныв-третьих, осмыслить значимость болезни в состоянии обществав-четвертых, вернуть философскую основу медицинской терминологии, в контексте которой обнаруживается слияние врачевания с Мудростью, направленной на сохранение жизни и восстановление целостности человека.

Заданная обстоятельствами актуальность обусловила необходимость в обращении к архаичному периоду становления медицины, в котором шло формирование ее языка.

Проблемное поле диссертации. Постановка проблемы терминоге-неза медицины затрагивает ее жизненное основаниеязыки включает ряд вопросов, ответы на которые возможно получить только в поле социальной философии. Первый из них связан с лингвокоммуникативными основаниями социальной институционализации медицины, которые исторически складывались ресурсами древнегреческого и латинского языков, свойственными для греко-римской модели европейской медицины, исходящей из более ранних культур и в петровскую эпоху закрепившейся в России. Поскольку ответ на этот вопрос в изученных материалах содержится фрагментарно, постольку следует очертить социокультурное пространство, в пределах которого развивалась особая деятельность, продуцировавшая соответствующие модели социальных отношений. Эта деятельность носила специальные названия, выделяющие ее из других видов деятельностей и она же определила трехчастную структуру языка медицины, терминологически фиксирующую знания в области болезней (клиника), строения человеческого тела (анатомия) и природного мира — источника лекарственных средств (фармация). Возникает следующий вопрос: почему именно «термин», а не какое-то другое слово древнегреческого языка, вошло в язык медицины для обозначения реального объекта? Существующие разнообразные трактовки «термина» с позиции лингвистики фиксируются лишь на какой-то одной его грани, оставляя за пределами онтологические установки, проясняющие причины и цель его существования в языке медицины. В связи с этим встает следующий вопрос: почему терминогенез является именно социально-философской проблемой, а не лингвистической, например? Полагаем, что социально-философскую значимость проблема терми-ногенеза медицины приобретает постольку, поскольку эксплицирует патогенное состояние современного общества, аналогичное тому, которое когда-то привело к исчезновению великих культур. В данном ракурсе проблема терминогенеза выступает «ключом», открывающим путь к пониманию некоторых социально-философских обоснований кризисного состояния общества. Последний вопрос обусловил необходимость установить специфику языка медицины, выявляя не абстрактный язык понятий, но самую жизнь во взаимосвязи реальных объектов болезни-человека-природы.

Гипотеза. Предположим, чтотерминогенез медицины отражает духовное и физическое состояние человечества. За исходное положение принимается трехаспектное представление социального института медицины: как особого пути познания действительности, обусловившего становление особой деятельности, в пределах которой формировались модели социальных отношений. Особо подчеркнем, что в институционализацию медицины вплетен лингвокоммуникативный фактор, выражающий ее содержание греко-латинским ресурсом, который позволит восстановить первичный смысл медицины через анализ названий деятельности и провести диагностику ее жизненной среды. В этом ключе важным является проведение социальной дифференциации деятельности, что послужит основанием для установления границ подлинной медицины, в пределах которой получил развитие терминогенез. Восстановление онтологических оснований «термина» позволит прояснить цель его существования в языке медицины, которое, в совокупности с вычленением элементов древних традиций восприятия слова может сформировать теоретико-методологическую основу для единого понимания «термина», исходящего из знания его истории. В этом случае открывается возможность установить принцип терминологизации слова, социально-философский характер которого обусловлен идеей передачи опыта проживания значимых событий, осмысленных во времени и оцененных с точки зрения последствий для данного общества, что обращает внимание на методологический аспект медицинских терминов. Следовательно, терминогенез может быть воплощением нормативности языка медицины — продуктом познания действительности поколениями врачевателей. Раскрытие специфики языка медицины позволит установить социально-философский смысл терминогенеза, который есть история болезни человечества, сообщающая о его кризисном состоянии.

Степень разработанности проблемы. Проблема терминогенеза медицины имеет непосредственное отношение к терминологии, которая сложилась к первой половине XX в. по причине интернационализации языка науки. Объектом изучения терминологии стал «термин», который с позиции лингвистики трактуется как: языковой знак понятия (Б. Ю. Городецкий, Г. О. Винокур, В. М. Лейчик, А. В. Суперанская, В. А. Татаринов и др.) — единица языка для специальных целей (О. С. Ахманова, А. И. Комарова и др.), языковая составляющая функционального стиля (А. А. Браги-на, Т. Р. Кияк, В. П. Петушков и др.). Как единица познания «термин» понимается Е. И. Головановой, которая представляет его как историческую категорию и рассматривает в русле когнитивного терминоведения 2.

Поскольку лингвистика, по словам Д. Лайонза, является наукой, целью которой является выявление и описание правил, определяющих языл ковое поведение членов конкретного языкового сообщества, постольку лингвистами были разработаны теоретические основы терминообразова-ния, выявлены принципы морфологического и словообразовательного анализа терминов, выделены их лексико-семантические и грамматические особенности, определены жанровые границы терминов. При этом содержание терминов, по мнению А. В. Суперанской, — сфера, лежащая за пределами лингвистики 4. К тому же, в самой лингвистике, по словам Ю. С.

2Голованова Е. И.

Введение

в когнитивное терминоведение — С. 89−101.

3Лайонз Дж. Язык и лингвистика. Вводный курс. — С. 50.

4Суперанская А. В. Общая терминология. Вопросы теории. — С. 84.

Маслова, «постоянный разнобой между языковедами в использовании одних и тех же терминов существенно затрудняет понимание лингвистической литературы и отрицательно сказывается на развитии науки» 5.

Этот же «разнобой» в использовании терминов, но уже в области медицины, отмечается самими врачами (Н. Ф. Давыдкин, И. П. Лапин, А. А. Нафеев, Т. А. Федорина, Я. С. Циммерман, В. В. Шкарин).

Существующие работы по медицинской терминологии (Е. В. Беки-шева, Р. Е. Березникова, С. Л. Мишланова, В. Ф. Новодранова, М. Н. Чернявский и др.) исходят из лингвистической традиции, которая обрела серьезную теоретическую базу, включающую труды отечественных (Н. Д. Арутюнова, Р. А. Будагов, В. В. Виноградов, Л. В. Выготский, В. Г. Гак, В. А. Звегинцев, В. И. Карасик, А. А. Леонтьев, Ю. С. Маслов, А. А. Потебня, А. А. Реформатский, А. В. Суперанская, О. Н. Трубачев, В. Н. Топоров, А. А. Шахматов, Б. М. Энгельгардт и др.) и зарубежных ученых (Ш. Балли, Ж. Вандриес, Л. Ельсмлев, А. Мартине, А. Мейе, Д. Лайонз, Ф. де Соссюр и др.).

Признавая ценность этих работ в лингвистическом аспекте, но также учитывая разнообразие трактовок «термина», следует все же отметить, что в совокупности они не создают единого фундамента для прояснения исконного смысла «термина», причин и цели его существования, что необходимо для выявления сути терминогенеза медицины, равно как и ее языка, репрезентирующего человека и окружающий его мир в греко-латинских терминах.

Учитывая, что «термин» был введен в научную речь Аристотелем для обозначения субъекта и того, что сказывается о нем, с помощью которых устанавливается истинность или ложность суждения, выверенного и осмысленного в практике повседневной жизни, то в этом случае уместно вслед за А. А. Реформатским представить медицинскую терминологию «умной» частью лексики 6. Тогда атрибут «умный» является характерным качеством «термина», подчеркивающим его выделенность на уровне языка.

5Маслов Ю. С. Избранные труды: Аспектология. Общее языкознание. — С. 365.

6Реформатский А. А.

Введение

в языковедение. — С. 117. тем, что он несет в своей завершенности некое знание, а потому медицинские термины — плоды мудрости, полученные в жизненном опыте различения истины и лжи. Это значит, что есть какой-то факт действительности и в рамках его данности осуществляется познание, продуцирующее соответствующую деятельность, в пределах которой складывается отношение человека к миру (духовному, социальному, природному). Следовательно, сама действительность выступает социально-философским контекстом для врачебной «топологической рефлексии», которая, по словам В. В. Савчука, исходит из центра событий, анализирует причины происходящего, рискует предложить свое решение и реанимирует вопрошание об истине, полагая ее уместность и разрешимость лишь в определенном топосе, границах, пространстве-времени. В этом плане любой медицинский термин выступает в качестве имени, которое открывает логику суждения, констатируя существование названного им реального объекта («есть»), данного для познания («если., то.») и уникального в своей данности («суть»).

В совокупности такие имена составляют субстрат языка медицины. Если план содержания лексического состава общеупотребительного языка располагается в пределах общего видения человеком мира, то план содержания медицинских терминов — в пределах профессиональной деятельности, формирующей область специализированного знания, где термин становится именем болезни, именем анатомического образования, именем лекарственного средства. Поэтому исторически обусловленная греко-латинская номинация требует понимания смысла терминов, последовательно появлявшихся в языке медицины и констатирующих рост знания о болезни, человеке, природе. Это значит, что терминогенез медицины связан не просто с описанием какого-либо реального объекта, но с объяснением фактов и явлений действительности, что невозможно осуществить только средствами лингвистики. Следовательно, прояснение проблемы терминогенеза медицины, как и раскрытие специфики ее языка требует привлечения работ отечественных и зарубежных исследователей историко-культурной, историко-философской, социально-философской, методоло.

1 Савчук В. В. «Топологическая рефлексия». — С. 111. гической, медицинской и лингвистической направленности, благодаря труду которых появляется возможность провести данное междисциплинарное исследование.

Первым подступом к разработке проблемы терминогенеза является раскрытие содержания трех аспектов в становлении медицины как социального института, в контексте которого выделяется лингвокоммуника-тивный фактор, вплетенный в процесс ее институционализации, обозначивший на уровне языка особую деятельность и на уровне коммуникации устанавливающий связь между объектом деятельности и ее целенаправленностью. Тем самым формируются модели взаимоотношений медицинского сообщества с обществом на уровне врач-пациент. Эти взаимоотношения часто сопровождаются острыми дискуссиями, выражающими со стороны общества весьма неоднозначное отношение к врачам, на которых люди часто перекладывают ответственность за состояние своего здоровья. Но и в самом медицинском сообществе поднимаются вопросы, касающиеся этических проблем врачевания (И. А. Кассирский, Ж.-К. Ларше, М. Я. Мудров, Н. И. Пирогов, Г. И. Россолимо, М. Фуко, И. А. Харди, М. Hennezel, Th. De Korninck, L. Ferry, J. Mino, D. J. Roy, M. Schwob, R. Sirven, M.-J.Thiel, J. C. Weber), ставшихобъектомизучениявработахроссийскихфилософов (H. H. Седова, H. В. Сергеева, И. В. Силуянова, Б. Г. Юдин).

В этом плане приобретают значимость коммуникативные отношения врача и пациента, на что обращают внимание лингвисты и психологи с позиции выделения слова как средства воздействия на сознание пациента (Дж. Гриндер, Р. Бэндлер, В. В. Жура, А. Менегетти, И. Ю. Черепанова, П. Янг). О силе слова, производящей определенные действия, было известно в древних культурах, что отражено в текстах Ассиро-вавилонского эпоса, Библии, Ригведы, Чхандогья Упанишад.

В древних культурах обретался смысл медицины, заключенный в названиях соответствующей им деятельности. Для восстановления содержания названий деятельности привлекаются тексты древнегреческих и римских авторов (Гомер, Геродот, трактаты Сборника Гиппократа, Платон,.

Секст Эмпирик, Эмпедокл, Полибий, Юлий Цезарь), включая комментарии к переводу некоторых из них, сделанные Г. Якубанисом (Эмпедокл),.

A. Ф. Лосевым (Платон), Г. А. Стратановским (Геродот), В. И. Рудневым (Сборник Гиппократа). Кроме того, используются аккадские и шумерские тексты в переводе с комментариями В. К. Шилейко, дополненными В. В. Емельяновымтекст Эпоса о Гильгамеше в переводе и комментариями И. М. Дьяконовабиблейские тексты, содержащие информацию о древних культурах, дополненную И. Флавием в его труде «Иудейские древности» в переводе Г. Г. Генкеля.

В совокупности трехаспектность медицины рассматривается в контексте социальной теории интеллектуальной сети Р. Коллинза, развивающейся на основе преемственности знаний по вертикали (ученик-учитель) и по горизонтали (медицинские школы). В этом случае медицина предстает как универсальная институциональная структура, осмысление которой исходит из работ отечественных и зарубежных ученых в области истории медицины (К. А. Богданов, П. Е. Заблудовский, С. М. Марчукова, М. Б. Мирский, Т. С. Сорокина, M. L. Guerre, Ch. Jillard, А.-Р. Leca, J. Lombard et.

B. Vandewalle, M. Martiny, Ph. Meyer, M. A. Muller, S. Munch, D. Salin, J. M. Schrudffeneger, M. Sendrail, Ch. Vifnollet) — истории и мифологии египетской, вавилонской, древнегреческой, кельтской культур (М. Диллон и Н. К. Челдвик, Р. Грейвс, Т. Кахилл, Д. Монро, М. Мюллер, X. Овузу, Г. Саггс, JI. Спенс и др.).

При исследовании содержания аспектов медицины (путь познания действительности, деятельность и отношения) акцент делается на мировоззренческом смысле врачевания, который прослеживается в трактатах античных (Гиппократ, Гален) и средневековых (Авиценна, А. Везалий, Пара-цельс, А. Парэ) врачей, в работах современных ученых (В. Ф Войно-Ясенецкий, А. И. Воложин, В. А. Карпин, Ю. П. Лисицын, Aronowitz, N. Aumonier, С. Bernard, Р. Cebalos, С. С. Claudot, J.-M. Crabbe, Th. Feugere, A. Froment, M. Gerard, B. H? rni, J. Lombard, A. Maalouf, E. Мапёидр.).

Поскольку мы рассматриваем медицину как социальный институт, представленный в трех основных аспектах, постольку определение объектов деятельности исходит из коммуникативной теории М. Бубера, раскрывающей сущность человеческого бытия, которая выражена в коммуникативных отношениях, реализующихся в трех сферах жизни: духовной, социальной и природной. В контексте этой теории проясняется разделение деятельности в зависимости от ее направленности либо на человека, либо на болезнь. В результате обосновывается отделение медицины от ее симу-лякра — «антимедицины» (термин М. Фуко) с соответствующими моделями отношений: патерналистской и сервильно-рыночной. Для исследования этого аспекта в работе используются труды Ж. Бодрийяра, И. А. Кребель, JI. М. Марцевой, X. Ортега-и-Гассета, Э. Фромма, Дж. Дж. Фрэзера, М. Фуко, М. Хайдеггера, И. Хейзенги, Н. Хомского, Б. Г. Юдина, К. Ясперса, М. Chrysanthou, J. М. Crabbe, J. Starobinski, M. J. Tiel, J.-C.Weber.

Следующим шагом в разработке проблемы терминогенеза медицины стало восстановление онтологических оснований «термина», которые понимаются нами как обращение к истоку медицины, в котором ее язык находился в определенном состоянии. Экспликация этого первобытийствен-ного состояния языка медицины исходит из определения «термина» как «специального слова» (А. А. Реформатский), принятого в диссертации. В связи с этим появилась необходимость прояснить предпосылки становления «термина» в качестве «специального слова», что обусловило аналитику древних традиций, свойственных для ассиро-вавилонской, мидо-персидской, египетской, древнеиндийской, древнекитайской, древнегреческой культур, в свете которой выделились элементы восприятия слова с опорой на работы современных отечественных и зарубежных ученых (М. Бойс, JI. Витгенштейн, Р. Грэйвс, Т. Гомперец, Т. Кахилл, К. Леви-Стросс, А. Ф. Лосев, Ф. Соссюр, П. Флоренский, Шри Ауробиндо, К. Г. Юнг, Ян Юн-Го, Th.H. Braeunig, М. Cocagnac, Ming Wong, M. A. Muller и др.), древнекитайских мудрецов (Гунсунь Лун, Дун Чжуншу, Конфуций, Лао-Цзы, Тайшигун, Чжуан-цзы и др.), древнегреческих авторов (Аристотель, Геродот, Платон, Страбон). Использовались тексты Ассиро-вавилонского эпоса, Ригведы, Чхандогья Упанишады, а также работы французских исследователей по истории медицины, собранные в Histoire de la medecine, de Tart pharmacie, de Tartdentaire et de Fart veterinaire.

Формирование теоретико-методологической основы в восприятии «термина» в языке медицины исходит из работ А. Мейе и П. Флоренского, обративших внимание на то, что почти у каждого слова есть своя история. В этом плане появляется необходимость прояснить причины и цель существования «термина» в языке медицины, чему способствует этиология Аристотеля. В ее контексте проанализированы древнегреческий и латинский этимоны слова «термин» с опорой на исторические источники (Тора, исторические книги Библии, И. ФлавийОвидий, Плутарх, Тацит, Тит Ли-вий), работы в области римского права (Н. П. Боголепов, И. А. Покровский, JI. JI. Кофанов), философские работы М. Бубера, Г. Г. Гадамера, Э. Маха и труды этимологов В. Н. Топорова и О. Н. Трубачева. Обращение к М. Фуко способствует выведению эпистемы «термина». Раскрытие методологического аспекта «термина» базируется на категориально-системной методологии В. И. Разумова. Представление «термина» как социально-философской категории основывается на работах П. Флоренского, Н. С. Розова, тогда как раскрытие ее мировоззренческого аспекта осуществляется на примере термина «боль» посредством текстов Ассиро-вавилонского эпоса, Ригведы, Упанишад, трактатов Мэн-цзы, Сюнь-цзы и работы R. Rey.

Известно, что использование «термина» в научной речи было введено Аристотелем, развито и уточнено Боэцием Дакийским и Уильямом Ок-камом, тогда как обоснование использования его в качестве «специального слова» исходит из представлений о слове европейских (Ансельм Кентербе-рийский, А. Арно и К. Лансло, Т. Гоббс, Лейбниц, Э. Б. Кондильяк, А. Мейе, Ф. Соссюр, Ш. Балли) и российских мыслителей (М. Ломоносов, И. Орнатовский, А. А. Потебня, А. А. Реформатский, А. Ф. Лосев), которые, по сути, развили элементы древних традиций в восприятии слова и прояснили тенденцию понимания «термина» как «специального слова, ограниченного своим особым назначением и стремящегося быть однозначным как точное выражение понятия и называния вещей» (А. А. Реформатский), которое принято в нашей работе за исходное.

Следующий этап в разработке проблемы терминогенеза медицины связан с установлением принципа, на основании которого «специальное слово», маркирующее реальный объект, вошло в язык медицины. Этот принцип мы назвали паралептическгш (от др.-гр. 7rapaA, ri7tTeoc, образованного от глагола 7rapataxfj,(3avco) с целью обозначить идею передачи опыта проживания значимых событий, осмысленных во времени и оцененных с точки зрения последствий для данного общества. Развивая идею А. Мейе о лингвистической непрерывности на основе существовавшего в римском праве закона естественного наследования (Н. П. Боголепов, И. А. Покровский), выясняем социально-философский смысл этого принципа на основе работ в области социологии (Ю. М. Резник), философии (Августин Аврелий, А. Ф. Лосев, В. И. Разумов, П. Флоренский, М. Фуко, К. Г. Юнг), истории и философии медицины (J. Crabbe, Th. De Korninck, A. Froment, B. H? rni, J. Lombard, E. Marie, M. Mettauer, Ph. Meyer, M. Sendrail), трудов средневековых врачей (Galien, A. Везалий, A. Парэ) и произведений древнегреческих авторов (Аполлодор, Софокл, Гомер, Гиппократ).

Понятие «терминогенез» раскрывается на основании развития идеи Ф. Соссюра, согласно которой язык выполняет роль документа, представляющего собой продукт деятельности «социальных сил». Объяснение формирования терминогенеза исходит из описания П. К. Анохиным процесса эмбриогенеза, на основании которого выделяются характеристики терминогенеза. Показательный анализ мировоззренческого смысла медицинских терминов осуществляется с привлечением трактатов Авиценны «Канон врачебной науки» и Абхинавагупты по метафизике речи, а также статей из Grand dictionnaire Etymologique et Historique du francais. Для объяснения сути терминогенеза используются философские работы П. Флоренского для определения нормативности терминогенезаА. Ф. Лосева, акцентирующие внимание на смысле, выраженном в имени вещи. Методологические исследования В. И. Разумова выводят на установление прямой связи «термина» с реальным объектом, с его интуитивно-образным восприятием, актуализирующим действие обратной связи, которая уже заключается в философской практике врачевателя, выходящей на уровень языка.

Завершающим этапом в проработке проблемы терминогенеза стала аналитика языка медицины, для чего привлекаются работы древнегреческих (Феофраст, Эмпедокл), средневековых (Авиценна, Арнольд из Вил-лановы, Одо из Мена, Парацельс) и современных французских авторов (R.Blanchar, J. Brossolet, M. Cocagnac, L. M. Kiener, J. M. Klein, E. Marie, H. Mollaret, M. Schrudffeneger, M. Sendrail, H. Simon, J. P. Wiest), a также исторические источники (Библия, Гомер, Лукреций, Фукитид, Тит Ливий, Цицерон).

Итак, принимая во внимание степень разработанности проблемы терминогенеза медицины, можно сделать вывод о том, что отсутствие ее постановки может быть связано с областью сакрального, к которому существует весьма сдержанное отношение, хотя историками медицины признается, что медицина появилась в единстве с религией. Тем не менее, в работе предпринимается попытка разобраться в истоке древнейшей человеческой деятельности для того, чтобы прояснить сущность терминогенеза, а также того, чем является «термин» в языке медицине.

Объектом исследования выступает язык медицины в социально-философском контексте, который актуализирует связь терминогенеза с действительностью.

Предметом исследования является социально-философский статус терминогенеза как воплощения языка медицины.

Цель и задачи исследования

.

Цель: прояснить социально-философские основания языка медицины, воплощенного в терминогенезе, с позиции которых можно утверждать о единстве философии и медицины, а также показать прогностическую значимость терминогенеза для использования ресурсов медицинской диагностики в социально-философском анализе патологических процессов, проходящих в современном обществе.

Цель реализуется в решении ряда задач.

1. Прояснить лингвокоммуникативные основания, способствовавшие социокультурной институционализации ойкоса медицины, корнями уходящего в древние культуры, в пространстве которых приобретался смысл медицины. Раскрыть трехаспектность социального института медицины посредством выделения лингвокоммуникативного фактора, выразившего содержание медицины ресурсами древнегреческого и латинского языков.

2. Проанализировать содержание деятельности в зависимости от ее направленности на объект (человек или болезнь) и выяснить зависимость моделей отношений врача и больного от сакральных корней медицины. В этой связи провести диагностику содержания ойкоса медицины, в границах которого развертывается терминогенез.

3. Установить онтологические основания «термина» в языке медицины и выявить культурно-исторические предпосылки его становления в качестве «специального слова» в языке медицины.

4. Выявить теоретико-методологические установки в исследовании «термина» на основе выяснения причин и цели его существования в языке медицины. В этой связи дать обоснование «термину» как социально-философской категории языка медицины.

5. Предложить социально-философский принцип терминологизации слова для теоретического обоснования перехода специального слова общеупотребительного языка в язык медицины.

6. Определить социально-философский статус терминогенеза медицины, описав процесс его формирования и выделив его характерные качества.

7. Прояснить специфику языка медицины и раскрыть его способность эксплицировать социальное в философской практике врачевателя.

Решение поставленных задач позволит доказать, во-первых, что формирование терминогенеза медицины строилось на вербализации «языка» действительности и исключало терминологическую путаницу, поскольку «специальным словом» маркировался конкретный реальный объектво-вторых, противопоставленность языка медицины общеупотребительному языку обеспечивается не столько греко-латинским ресурсом, сколько мудростью врачевателей, обладающих «даром суждения» (по И. Канту), выстраивающих осмысление фактов действительности на основании схемы импликации «если., то.», что позволяет сравнить термино-генез с нормативным документом, основанным на различении истины и лжив-третьих, терминогенез медицины в социально-философском контексте предстает как летопись истории болезни человечества, в которой терминами зафиксированы события болезни, проходящей через все существование человечества и затрагивающей все слои общества. При этом сама болезнь выступает в качестве своеобразного символа состояния современного общества.

Методологические основания исследования.

Поставленная социально-философская проблема терминогенеза языка медицины определила основной метод диссертационного исследования — историко-философскую реконструкцию (В. П. Горан), позволяющую эксплицировать скрытый смысл терминов и тем самым прояснить философскую практику древних врачевателей, вербализующих «язык» действительности. Используя этот метод, мы основываемся на этимологическом подходе к терминам А. Мейе, В. Н. Топорова, О. Н. Трубачева, реконструировавших исторический фон происхождения терминов. Кроме того, в исследовании использован сравнительно-исторический метод, необходимый для того, чтобы сопоставить состояние античного врачевания с современным, а также обнаружить границы разделения врачебной практики и магии в социокультурном пространстве. В формировании концепции диссертационного исследования задействованы следующие взаимосвязанные исходные положения:

1) теория интеллектуальных сетей Р. Коллинза, в контексте которой восстанавливаются вертикальные и горизонтальные связи передачи медицинских знаний и выделяются названия деятельности, которые в совокупности раскрывают первичный смысл медицины;

2) теория коммуникативных отношений М. Бубера позволяет выявить связь сакральных корней медицины с формированием патерналистской и сервильно-рыночной моделей отношений врача и больного;

3) раскрытию онтологических оснований «термина» способствовали: положение из лингвистической теории Ж. Вандриеса, касающееся восприятия слова в древностиэтиология Аристотеля, позволившая выяснить причины и цель существования «термина» в языке медициныположение П. Флоренского, принятое для раскрытия «термина» как социально-философской категории;

4) выявление методологического аспекта «термина» базируется на категориально-системной методологии В. И. Разумова, в контексте которой термин предстает как путь познания реального объекта, отграниченного и выделенного из других посредством его называнияв этом случае «термин» очерчивает предметную область медицины, в границах которой происходило познание реальных объектов: человека, болезни и природы;

4) положение А. Мейе о лингвистической непрерывности и закон естественного наследования (Н. П. Боголепов, И. А. Покровский) лежит в основе введения социально-философского принципа терминологизации слова, передающего идею наследственности медицинской терминологией греко-латинского лексического фонда;

5) положение Ф. Соссюра, представившего язык в виде документа как продукта деятельности социальных сил, стало основанием для соотнесения терминогенеза с нормативным воплощением языка медицины, в котором посредством терминов фиксируются знания реальных объектов: болезнь-человек-природа;

6) теория функциональных систем П. К. Анохина позволяет установить триаду характерных качеств терминогенеза: гомогенность, гетеро-хронность и наследственность.

Научная новизна исследования определяется полученными научными результатами:

1. Прояснены лингвокоммуникативные основания социокультурной институционализации ойкоса медицины корнями уходящего в древние культуры, в пространстве которых выделилась особая деятельность, носившая соответствующие ее характеру имена. Раскрыто содержание трех аспектов социального института медицины как особого пути познания действительности, продуцировавшего особую деятельность, в границах которой формировались модели социальных отношений. Показано, что в становление этого института вплетен лингвокоммуникативный фактор, греко-латинским ресурсом выражающий содержание медицины.

2. Проанализировано содержание деятельности и обосновано разделение медицины и «антимедицины», продуцирующее модели отношений врач-пациент, патерналистскую и сервильно-рыночную, актуальные в нынешнее время. Была установлена совокупность признаков «антимедицины», названная нами синдромом Немврода, который включает агрессию, ложь, стремление к власти, терминологическую путаницу и историческую амнезию. Установив разделение медицины и «антимедицины», мы исключили тем самым двойственность смысла слова «сакральный» (священный/проклятый), которое употребляется в работе для акцента на врачевании как священнодействия, исходящего из взаимоотношений Я-Ты.

3. Установлены онтологические основания «термина» в языке медицины и выявлены культурно-исторические предпосылки его становления как «специального слова», исходящие из выделенных элементов древних культур, в которых язык разделялся на сакральный и бытовой. Сакральное слово воспринималось как имя духовной сущности, как данность, маркирующая словом конкретный реальный объект, как средство восстановления порядка в жизни общества. Уточнено восприятие слова в его функциональности, раскрывающейся посредством номинативной, организующей, коммуникативной, символической, мировоззренческой, творческой и эпи-стемической функциях на уровне познания действительности и на уровне коммуникации, осуществляющей пространственно-временную связь в медицинском сообществе.

4. Выявлены теоретико-методологические установки исследования «термина» в языке медицины: раскрыты его номологический и методологический аспекты, в контексте которых открывается его эпистемический потенциалобосновано существование «термина» как социально-философской категории, суть которой заключается в установлении порядка в восприятии фактов действительности, их причинно-следственной связи.

5. Предложен социально-философский принцип терминологизации слова, название которого — паралептический — выражает идею передачи опыта проживания значимых событий, осмысленных во времени, оцененных, с точки зрения последствий, и маркированных «специальным словом». Предназначение паралептического принципа заключается в выведении слова из области общеупотребительного языка и введении его в область профессиональной деятельности в качестве средства выражения медицинской реалии. При этом терминологизированное слово сохраняет всю полноту смысла, раскрывающегося в его этимоне, посредством преемственной связи знания взаимосвязанных реальных объектов (болезнь-человек-природа) .

6. Определен социально-философский статус терминогенеза как нормативного воплощения языка медицины. Выделены его характерные качества, выраженные в преобладающем лексическом составе древнегреческого и латинского языков (гомогенность) — разновременном появлении медицинских терминов (гетерохронность) и паралептическим принципом терминологизации слова (наследственность). Определена цель существования терминогенеза — хронологическая констатация болезненных процессов, проходящих в обществе.

7. Прояснена специфика языка медицины посредством выявления его особенностей: символический характер, тождественность действительности и сакральная формульность. Получив воплощение в терминогенезе посредством специальных слов — терминов, язык медицины фиксирует медицинское знание в его основных разделах: анатомия, клиника и фармация. Раскрыт социально-философский аспект языка медицины как выражение того, что есть в человеческой жизни (боль, болезнь, смерть).

Положения, выносимые на защиту:

1. Становление медицины как социального института имеет три взаимосвязанных аспекта, открывающих ее как особый путь познания действительности, особую деятельность, особую форму социальных отношений. В результате институциональной деятельности многочисленных поколений врачей сформировался ойкос медицины, корнями уходящий в древние культуры, в пространстве которых приобретался смысл медицины, раскрывающийся как восстановление целостности человека. В институционализацию ее ойкоса вплетен лингвокоммуникативный фактор, который греко-латинским ресурсом выразил содержание медицины. Произошедшее в древности разделение деятельности, исходило из направленности на объект, в качестве которого выступают либо человек, либо болезнь. Отделение медицины от ее симулякра — «антимедицины» — стало необходимым условием для определения того социально-исторического пространства, в котором формировался терминогенез.

2. Онтологические основания «термина» в языке медицины исходят из восприятия слова в древних традициях, элементы которых создают предпосылки становления «термина» как имени, маркирующего конкретный реальный объект, данный для познания, в границах которого происходит формирование системы медицинского знания взаимосвязанных реальных объектов (болезнь-человек-природа). Акцент на «термине» как «специальном слове» выводит его на уровень интеллектуального средства познания действительности и на уровень профессиональной коммуникации.

3. Выявление теоретико-методологических установок «термина» раскрывает его номологический аспект, обусловленный инвариантной идеей закона пространственно-временных границ существования чувственно воспринимаемого мира, обеспечивающий соответствие термина именуемому им реальному объекту, в пределах которого происходит познание этого объекта. Эпистемический потенциал «термина» и его методологический аспект создают основание для уточнения цели его существования в языке медицины. Раскрытие ее (цели) обосновывает социально-философскую категорию «термина», признаком которой является «сконцентрированный высший порядок синтетичности реальности», устанавливающий «границы мысли, которой этот порядок определяется и осознается» (П. Флоренский). В этом синтезе индивидуальное восприятие действительности сливается с социальным и историческим, актуализируя знания поколений врачей, зафиксированные терминами. В качестве социально-философской категории «термин» сохраняет упорядоченность в системе медицинского знания, не допуская смешения понятий, поскольку имеет в себе полное раскрытие факта действительности, его осуществленности в «специальном слове».

4. Предложение паралептического принципа терминологизации слова создает теоретическое обоснование перехода специального слова общеупотребительного языка в язык медицины. Это позволяет говорить о языке медицины как о языке мудрости, сопоставимой со знанием и вербализовавшей «язык» действительности, поскольку он актуализирует смысловой ресурс, сохраненный этимонами древнегреческого и латинского языков, именовавшими факты действительности во взаимосвязи реальных объектов (болезнь-человек-природа). Греко-латинский лексический ресурс был использован при формировании терминогенеза медицины.

5. В терминогенезе медицины воплощена нормативность документа, основанная на фиксации истинности суждения о реальном объекте, выверенная в опыте проживания событий болезни. В этом плане терминогенез является продуктом деятельности многочисленных поколений врачей, сохраняемой терминами, как знаками памяти, свидетельствующими об истории болезни человечества. Записанная греко-латинским лексическим ресурсом, эта история подобна летописи, фиксирующей события болезни, запечатленные в ее именах, которые вошли на основании паралептического принципа в язык медицины на правах терминов.

6. Специфика языка медицины заключается в его символическом характере, тождественности действительности и сакральной формульности. Следовательно, овладеть языком медицины, значит войти в соприкосновение с человеческой мыслью, исходящей из глубины веков. Выступая в качестве метаязыка действительности, язык медицины констатирует факты действительности, осмысленные и заключенные в термины, которые зафиксировали знание о человеке, болезни и природном мире в основных разделах медицины: анатомия, клиника и фармация.

7. Полученные результаты исследования позволяют вывести концепцию терминогенеза медицины, чей социально-философский смысл заключается в репрезентации того, что есть в действительности (боль, болезнь, смерть) и раскрывается в настоящее время как летопись истории болезни человечества, в которой терминами запечатлены события болезни, проходящей через существование человечества и затрагивающей все слои общества. При этом болезнь как «природа зла» выступает в качестве символа состояния современного общества.

Теоретическая значимость исследования определяется актуальностью и новизной темы и состоит в социально-философской интерпретации содержания медицины, создающей концептуальную основу для восстановления единства практик философии, которые органичны практикам врачевания. Обоснование этого единства, исходящего из духовного опыта древних культур, сформировавших социокультурное пространство медицины, продуцирует необходимость создания новых исследовательских программ и стратегий в области междисциплинарных исследований, посвященных проблемам медицинской терминологии, связанных с историей появления терминов в определенных социокультурных условиях. Результаты диссертационного исследования расширяют научные представления о сущности языка медицины, воплощенного в терминогенезе, создавая теоретико-методологическую основу для переосмысления значимости дисциплины «Латинский язык и основы медицинской терминологии» в системе современного медицинского образования, в свете которого восстанавливается преемственность языков, наблюдаемая в современной иноязычной и отечественной медицинской литературе. В этом плане наполняются содержанием компетенции современного ФГОС ВПО. Кроме того, социально-философский смысл терминогенеза медицины расширяет пределы восприятия болезни как «природы зла», вводя ее в область философии (онтологии, гносеологии, антропологии), поставляя рефлексивные композиты в виде терминов, составляющих духовное наследие поколений врачевателей.

Практическая значимость исследования состоит в привлечении внимания современных философов к социокультурному феномену болезни как «природе зла», который затрагивает все слои общества, что позволит оценить его с точки зрения последствий, сказывающихся на состоянии и развитии современного общества. Обращение к наследию прошлого, заключенного в сущностной специфике медицинских терминов, извлекает из забвения философскую практику, предпринятую многими поколениями врачевателей, делая ее актуальной в нынешнее время. Исследование представляет собой многоплановый ресурс в формировании восприятия медицины как социального института, корнями уходящего в древние культуры. Полученные в результате исследования выводы и предложенный аналитический материал могут быть использованы при разработке курсов и пособий по истории и философии медицины, философской антропологии, философии культуры, философии языка, социальной философии, медицинской терминологии и общей терминологии.

Апробация результатов исследования была осуществлена в разработке тематических лекций «Терминогенез медицины», проведенных для аспирантов ОмГМА на кафедре философии (2010; 2011; 2012). Отдельные положения и выводы исследования стали основанием для разработки учебных пособий по латинскому языку для студентов стоматологического (Омск: ИПЦ ОмГМА, 2007, — 248 с. УМО № 271 от 16.04.2007) и фармацевтического (Омск: ИПЦ ОмГМА, 2007, — 232 с. УМО № 272 от 16.04.2007) факультетовучебно-справочного пособия для преподавателей «Тезаурус терминов общей и частной патологии» (ГОУ ВПО «Омская государственная медицинская академия Росздрава», 2008. — 498с. УМО № 17−28/650 от 11.12.2008) — пособия по французскому языку для стоматологов (М:. Медицинская книга, 2004. — 101 с. УМО-275 от 15.05.2003). В рамках проекта международного гранта TempusProgrammeIBJEP 260 292 005 было разработано пособие по французскому языку для медиков (Омск: Издательство Центра МО и ИТ ОмГМА, 2009 — 251 с. с ил. УМО № 17−29/148 от 13.04.2009). При поддержке международного гранта TEMPU-SIV 159 328-TEMPUS-FR-TEMPUS-SMHES результаты исследования были изложены в монографии «Терминогенез: летопись медицины в социально-философском контексте», а также в статьях в периодических изданиях, включенных в перечень ВАК РФ, в которых отражены этапы работынекоторые аспекты исследования изложены в статьях и материалах докладов, опубликованных в научных сборниках и журналах (указаны в списке литературы).

Диссертация обсуждалась на кафедре философии ОмГУ им. Ф. М. Достоевского 26.06.2012 (протокол № 11) и была рекомендована в Диссертационный совет по специальности 09.00.11 — «Социальная философия».

Структура диссертации обусловлена логикой исследования. Основной текст работы состоит из введения, трех глав и заключения, содержащего основные итоги исследования. В Приложении даются статьи, содержащие дополнения к рассматриваемому вопросу.

Выводы.

ЗЛ.Обосновановведение социально-философского принципа, который мы назвали паралептический с целью подчеркнуть идею наследования медицинским термином всей полноты содержания его этимона, выражающего результат осмысления какого-либо факта действительности. Предназначение паралептического принципа заключается в выведении специального слова (имя реального объекта) из области общеупотребительного языка и введении его в язык медицины в качестве средства выражения медицинской реалии, что позволяет рассматривать его как основание преемственности знаний, существовавших в древних культурах и зафиксированных в принадлежащих им словах. Поэтому полнота терминологизирован-ного слова дается в значениях его этимона, раскрывающих полноту понятия, обозначенного термином, чья история связана с соответствующей культурой. Тем самым появляется возможность восстановить смысловое единство предметной области медицины с жизнью, достигая унификации в интерпретации терминов, и устранить проблему терминологической путаницы, являющейся результатом разрыва «лингвистической непрерывно.

524 Cocagnac М. ЬеБ БутЬо^э ЫЬ^иеБ. — Р. 361−394. сти".

Введение

паралептического принципа обосновывает преемственный характер терминов, вошедших в терминогенез языка медицины.

3.2. Формирование терминогенеза как нормативного воплощения языка медицины сопоставимо с документом, который является продуктом деятельности поколений врачей, чьи знания, полученные в опыте проживания действительности, получили оформление в виде терминов, несущих информацию о реальных объектах (болезнь-человек-природа). По мере роста знания о них образуются терминологические закладки, фиксирующие процесс продвижения познания на основании нормы, критерием которой является единственный — истина. Поскольку истина лишь одна, которая соотносится с действительностью, т. е. с тем, что есть и существует независимо от человека, значит, и норма может быть только одна. В этом смысле норма соотносится с номологическим аспектом «термина», что обнаруживает связь нормы с терминогенезом языка медицины. Следовательно, норма обеспечивает устойчивость терминогенеза во времени, подлинность его как документа, в котором посредством терминов записана история болезни человечества. Характерными качествами терминогенеза являются гомогенность, гетерохронность и наследственность. Гомогенность обусловлена преобладающим лексическим составом древнегреческого и латинского языков-гетерохронность — разновременным появлением медицинских терминовнаследственность — паралептическим принципом, устанавливающим связь с первоисточником знания, в качестве которого выступил преимущественно греко-латинский лексический фонд. Назначение существования терминогенеза заключается в хронологической констатации болезненных процессовпосредством терминов, отмечающих рост знания о реальных объектах болезнь-человек-природа, существующих в неразрывной взаимосвязи. С помощью терминогенеза язык медицины представляется как особая форма репрезентации человека и мира, что позволяет рассматривать язык медицины как выражение того, что есть в человеческой жизни.

3.3. Специфика языка медицины выражена в его особенностях. Первая особенность заключается в символическом характере языка медицины, соединяющим разноплановость знакового «языка» организма, болезни и природного мира в вербализации его посредством терминов. Вторая особенность основана на его тождестве действительности, о которой высказано терминами. Третья — заключается в его сакральной формульности, выраженной в противопоставленности общеупотребительному языку, исходящей из существовавшего в древности разделения языка на бытовой и сакральный. Поскольку последний формировался в недрах священнического сословия, которое было самой образованной частью общества, постольку для «внешних» людей сакральный язйк представлял невидимую преграду, препятствующую профанации священного знания. В совокупности эти особенности раскрывают смысл языка медицины, выраженный в констатации присутствия в человеческой жизни зла, которое идентифицируется как болезнь и смерть. Воплощенный в терминогенезе, язык медицины, во-первых, служит достоверным свидетельством истории болезни Homo patiens, во-вторых, фиксирует патологические процессы, проходящие в человеческом сообществе, диагностируя динамику общественного развития как prognosispessima.

Таким образом, социально-философский статус терминогенеза, поддержанный онтологией термина, отражает реальную картину действительного состояния человека. При этом принимается такой факт, который становится значимым в данный момент проживаемой действительности и выходит за рамки привычного течения жизни как индивидуальной, так и социальной (pestis, катаотрофг), кр1ац). Тогда то, что стало значимым, приобретает способность порождать значения, являющиеся реакцией на непривычность, изменчивость или разнообразие фактов действительности. В результате постепенно формируется граница в виде терминов, отграничивающих «храм» Медицины от других областей знания и указывающих на взаимосвязанные реальные объекты познания (болезнь-человек-природа). Формирование этой границы медицины можно выразить мыслью Августина: «Постигнутое умом в единой форме может быть выражено словесно во многих, а постигнутое умом в разных формах выражено в одной единстcor венной словесной формуле» .Он полагал, что познается то, что существует в неизменном состоянии, а «все изменчивое не вечно». Иными словами, через эпистему медицинского термина открывается знание, которое «есть знание прочное, законченное, оно не увеличивается от поколения к поколению — это свет мудрости и знания». Если исходить из этого положения, то неизменным является слово, которое посредством паралептического принципа приобрело статус медицинского термина, знаком, границей мысли, которой окружающий врача мир осознается и познается, порождая адекватные действия. В результате составляется хронологическая летопись медицины в виде терминогенеза, служащая для передачи следующим поколениям врачей «света мудрости и знания». Эта летопись исключает ложь, которую А. Менегетти называет «лишь попыткой, предпринимаемой человеком с целью выживания, когда он не может защитить себя иначе в социальном контексте"526.

325Августин Аврелий Блаженный. Исповедь. — С. 524. ъ26Менегетти А. Психосоматика. — С. 123.

Заключение

.

С помощью постановки социально-философской проблемы термино-генеза языка медицины достигнуто построение концептуальной основы языка медицины, воплощенного в терминогенезе, в рамках которой выясняется взаимосвязь философии как мудрости и медицины в социальном контекстепоказывается прогностическая значимость терминогенеза для медицинской диагностики патологических процессов, проходящих в современном обществе.

Для этого были, во-перых, прояснены лингвокоммуникативные основания социокультурной институционализации ойкоса медицины корнями уходящего в древние культуры, в пространстве которых выделилась особая деятельность, носившая соответствующие ее характеру имена. Раскрыто содержание трех аспектов социального института медицины как особого пути познания действительности, продуцировавшего особую деятельность, в границах которой формировались модели социальных отношений. Показано, что в становление этого института вплетен лингвоком-муникативный фактор, греко-латинским ресурсом выражающий содержание медицины.

Во-вторых, были выяснены онтологические основания «термина» в языке медицины. Выделены предпосылки становления «термина» в качестве «специального слова» на основе анализа традиций древних культур в их восприятии слова. Выявлены теоретико-методологические установки в исследовании «термина» на основе выяснения причин и цели его существования в языке медицины. В этой связи дано обоснование «термину» как социально-философской категории языка медицины, связанной с взаимосвязанным существованием реальных объектов (болезнь-человек-природа).

В-третьих, предложен социально-философский принцип терминологизации слова для теоретического обоснования перехода специального слова общеупотребительного языка в язык медицины. Определен социально-философский статус терминогенеза медицины и выделены его характерные качества. Прояснена специфика языка медицины и раскрыта его способность эксплицировать социальное в философской практике врачевателя.

В качестве отправной точки исследования былпринят постулат того, что социальный институт медицины имеет три аспекта, раскрывающих ее-социально-философское основание и социокультурное предназначение как особого пути познания действительности, продуцировавшего особую деятельность, в пределах которой формировались особые формы социальных отношений.

Первый аспект раскрывает медицину как особый путьпознания действительности, которую человек способен воспринимать как данность того, чем он прежде не обладал (М. Бубер).К этой данности, придающей медицине статус особенности, относится болезнь, общность восприятия которой выразилась в отношении к ней как к «природе зла» (A. Froment), имманентно присутствующего в человеческой жизни. Болезниприсваива-лись имена, которые сохранялись в социальной памяти как печать значимого, с точки зрения последствий, события. В противоборстве с «природой зла» приобреталась мудрость, предопределившая назначение медицины как пути познания человека и его связей с окружающим миром.

Событие болезни приобрело бытийственное значение для выделения, называния и развития особой деятельности, противостоящей «природе зла» и составляющей суть второго аспекта медицины. Пока еще институционально не оформленное, врачевание было делом священнослужителей, представлявших духовную власть, которая нередко совмещалась с царской, поскольку от физического и духовно-нравственного состояния соплеменников зависела жизнеспособность и процветание государства. Значимые события, происходившие в древнем обществе, фиксировались в летописях, хранимых в храмовых библиотеках, которые стали одним из условий, предопределившим становление профессионального образования, осуществлявшегося в стенах храма, где происходило посвящение в «таинства науки» (Гиппократ). Кроме него, были другие условия, способствующие институционализации медицины. К одному из них отнесен династический характер врачевания, обеспечивающий преемственность знаний, передаваемых от отца к сыну, что способствовало образованию врачебного сословия.

В контексте социальной теории интеллектуальных сетей Р. Коллинза установлены пространственно-временные связи передачи знаний (по вертикали: Пеан-Хирон-Асклепий-ПодалирийОрфей-ЗалмоксидПифагор-Эмпедоклпо горизонтали: египетская-фессалийская-косская-книдская и египетская-фракийская-кротонская-сицилийская школы), приводящие к центру древнегреческой медицины, ядром которого является Гиппократ, который выделил призвание, как одно из важнейших условий становления врача. С его именем связывают начало европейской медицины, и, следовательно, начало формирования языка медицины, сохранившего древние названия деятельности :1а1ге1а, сЬе1гш^е1а, ре1ёа§ о§ 1ке и 1Ьегаре1а.

Так, «натрия» маркировало общее содержание врачевания, включающее: «хирургию» — способы врачевания, свойственные для школыХи-рона и связанные с ранениями тела- «терапию» и «педагогику» — способы речевой деятельности, направленной на восстановление душевного покоя. При этом «иатрия» маркировало также особую социальную группу, профессионально занимавшуюся «лечениемисцелением, исправлением», что соответствует русскому названию — врачевание, смысл которого раскрывается как исцеление, восходящее к этимологической цепочке целый-благо-здоровый-человек-сила-жизнь-борьба. Центральное звено в этой цепочкеслово «человек», маркирующее инвариант социального начала, имеющего телеологический смысл, раскрывающийся в деятельности, направленной на восстановление целостности человека (дух-душа-тело) и сохранение жизни в борьбе против «природы зла».

В заданном контексте проясняетсяпредназначениелингвокоммуникативного фактора — выражение содержания медицины греко-латинским лексичесим ресурсом. Этимон слова «фактор» имеет значение «создатель», восходящее к глаголу Гасеге, передающему идею рождения чего-то значимого, его оформленности и данности в том виде, который выражает цель «создателя», устанавливающую связь фактора с действительностью, то есть, с тем, что есть, что существует независимо от человека. Но как данность она им осмысливается и воплощается в слове, маркирующем ее. В этом плане фактор соотносим с «языком» действительности, который находится за пределами речевой практики (общения), но воплощаясь в слове, действительность получает свое оформление на уровне коммуникации, где специальными словами маркируются ее факты. Смысл слова «лингвокоммуникативный» раскрывается в этимонах двух латинских корней, входящих в его название: lingua — язык как средство общения и communicatio — «сообщение, передача», производное от глагола communicare — «делать общимсообщатьбеседоватьприсоединять, добавлять, вноситьсвязывать, соединятьиметь дело, иметь связи». Из этого следует, что корень communicatio передает идею непрерывности знаний и их дополняемости, что соответствует аристотелевскому принципу: «Всякое обучение и всякое основанное на размышлении учение исходит из ранее имеющегося знания».

Третий аспект медицины представляет ее как особую форму соци-альныхотношений. В диссертации показано, что в древности произошло разделение деятельности, исходящее из направленности на объект, в качестве которого выступают либо человек, либо болезнь. Так, врачевание (iatreia, cheirurgeia, peidagogike и therapeia), имевшее объектом человека и направленное на восстановление его целостности (дух-душа-тело), продуцировало патерналистскую модель коммуникативных взаимоотношений врача и пациента. Оккультная практика, имевшая объектом деятельности болезнь и маркированная словом mageia, интересовалась человеком как предметом, на котором отрабатывались способы получения власти над духовными сущностями, стоящими за болезнью (А.-Р. Leca).

Как от врачевания отделилась магия, так и от патерналистской модели отделилась сервильная («рабский, невольничий»), закрепившая профанацию врачевания, которая углублялась тенденцией платного обучения «профанов», проводимого асклепиадами, породившей «корыстолюбивых шарлатанов», «позорящих» медицину и вносящих элемент анархии в сословие врачей (Гиппократ). Сам страдающий человек, в своем единстве духа-души-тела, в этой модели оставлен за рамками коммуникативных отношений, предполагающих «взаимность» (М. Бубер), поскольку «профану», не посвященному в «таинства науки» отводились манипуляции с телом человека, от уровня мастерства которого зависела его оплата.

Полагаем, что сервильная модель явилась предвозвестницей современной договорной модели, обсуждаемой последние десятилетия европейскими врачами. Эта модель декларирует равенство в отношениях врач-пациент и утверждает автономию каждого из участников лечебного процесса, что в принципе невозможно, учитывая первичный смысл медицины. Существуя в рамках рыночных отношений, она привела к трансформации самой клинической практики в договорные обязательства, привязанные к методам лечения (J.-C. Weber). Соответственно этой модели меняются социальные роли, продуцирующие качественно иные отношения, в которых врач становится представителем сферы услуг, имеющих определенную стоимость, а пациент — потребителем, покупающим эти услуги. По своей сути данная модель является рыночной, основанной на принципе «товар-деньги-товар», согласно которому в настоящее время в обществе сформирован потребительский взгляд на здоровье, выступающее необходимым условием для введения тела на рынок услуг. В этом ключе обращается внимание на появление «активного утопического проекта тела» (М. Chry-santhou), создающего иллюзию всемогущества рекламируемых средств, к которым уже прилагается врач.

В этом случае сервильно-рыночная модель являет «антимедицину» (термин М. Фуко), которая представляет симулякр медицины и определяется совокупностью установленных признаков (агрессия, ложь, лесть, стремление к власти, терминологическая путаница и историческая амнезия), названных нами синдромом Немврода. В рамках этой модели «лечение» душевного состояния пациента осуществляется с помощью фармацевтических средств, часто наносящих непоправимый вред, тогда как культивируемое всемогущество техники создает иллюзию господства над тем, что выходит за пределы рационального объяснения болезни.

В данном плане обнаруживается проблема, обозначенная M.-J.Tiel как «деструкция глубин человека», обусловившая ситуацию, выраженную в стремлении подчинить неподчиняемое с помощью технологий, которые могут ударить как тех, кто хочет избавиться от болезни, так и тех, кто пытается ее победить лекарственными средствами. Это удар по представлениям и ценностям, созданным современным обществом, который разрушает иллюзию всемогущества медицины, в то время как подлинная медицина признает свою ограниченность (Гиппократ). Пациент, заявляя право на здоровье, которое было им утрачено вследствие определенного образа жизни, не желает брать ответственность за свое состояние, возлагая ее на врача.

Как показал Э. Фромм, деструктивность имеет предпосылкой страсти в удовлетворении растущих потребностей в получении разнообразного удовольствия. Эти страсти, обусловленные характером человека, имеют общий корень, названный им «синдромом ненависти к жизни», и выражаются в некрофилии, которая определяется Фроммом как обожествление техники, господстве вещи над человеком (мертвое господствует над живым- «иметь» — над «быть», обладание — над бытием).

Этот синдром можно отнести к «антимедицине» (М. Фуко), создавшей «злокачественную цивилизацию», в которой царят боль, болезнь и смерть. В ней между живой «взаимностью» (термин М. Бубера) врача и пациента встала мертвая техника, имеющая аналогом древнего идола.

Если «взаимность» подчеркивает характер отношений между врачом и пациентом, основанных на созидающих их практиках врачевания, исходящих из мудрости и продуцирующих доверие, достигаемое в коммуникации и свойственное патерналистской модели, то устранение ее объясняет проблему, поднятую IVl.-J.Tiel, которая скрыта не в технических средствах лечения, а в отношении к ним врача и пациента. То есть, в отношения врач-пациент вошел инородный предмет (функционирование его зависит от многих фактов: обслуживание, эксплуатация, сбои в электроснабжении и пр.), которым учреждается зависимость врач—"техника-«— пациент, выводящая врача и пациента за пределы диалогических отношений и вводящая в область договорных обязательств сервильно-рыночной модели «антимедицины».

При этом выявляется миметическая способность «антимедицины», придающая ей видимость научности. Современное медицинское сообщество, согласно ]. М. СгаЬЬё, находится в состоянии паралича, когда жизненные силы гасятся чиновничьим управлением, финансами и ограниченным пониманием смысла медицины. По его словам, в течение последних десятилетий врачи стали простыми распространителями услуг, манипули-руемыми фармацевтической индустрией. Дорогостоящие методики приводят к псевдонаучности, выраженной в стандартизации мышления соответственно выработанным алгоритмам, что не является свидетельством прорыва творческой мысли исследователясовершаются грубые ошибки в статистикефальсифицируются результаты опытов. Пациент разделяется множеством специалистов, лишенных единого взгляда на его состояние. Это значит, что симулякр «антимедицины», создающий эффект подобия подлинной медицине, формирует общественное мнение о том, что медицина терпит поражение перед болезнью, направляя больного к современным колдунам, которые по своей сути представляют природу зла, иногда даже сами не понимая этого.

Смещение акцента на «антимедицинский» объект деятельности (болезнь) привело к тому, что во многих медицинских отечественных и зарубежных статьях часто употребляются выражения «лечить рак», «лечить диабет» и пр., упуская из виду, что болезнь, изначально воспринимаемая как «природа зла», не лечится, поскольку зло не нуждается в восстановлении своей целостности, в отличие от человека.

Проведенная диагностика содержания ойкоса медицины установила факт присутствия в институциональном пространстве медицины ее симу-лякра — «антимедицины». Для нее, кроме выявленного синдрома Немвро-да, свойственны «синдром ненависти к жизни» (Э. Фромм) и псевдонаучность (I. М. СгаЬЬё), породившие «эпидемию терминотворчества» (В. В. Шкарин).

Учитывая, что исследуемая область терминогенеза медицины не имеет методологии экспликации его сущностногооснования, которым является «термин», появилась необходимость в установлении онтологии термина", понимаемой как обращение к его истоку, в котором он находился в определенном состоянии.

Поскольку в диссертации в качестве исходного принимается определение «термина» как «специального слова» (А. А. Реформатский), постольку появилась необходимость прояснить культурно-исторические предпосылки становления «термина» и выявить теоретико-методологические установки в исследовании «термина». При этом развивается мысль Ж. Вандриеса о том, что в древности слово воспринималось как нечто целое, самостоятельное и законченное, маркировавшее данный для познания факт действительности. Поскольку невозможно знать то, что не имеет имени, постольку процесс познания начинался с имени реального объекта, соответствующего его сущности. В этом плане значимость приобретает слово «специальный», латинский этимон которого обращает внимание на оценочный нюанс восприятия факта действительности, проживаемого как «особый случай», производящий впечатление (по JI. Витгенштейну).

Иными словами, в момент встречи с чем-то обнаруживалось нечто, что становилось образцом, «увиденным» при размышлении над пережитым впечатлением, оставленным при соприкосновении с тем, что осознавалось как добро или зло. Осознатьзначит найти общезначимое содержание, которое выражает смысл сознаваемого, а потому обладание этим смыслом, равноценно знанию (по E.H. Трубецкому). Иными словами, осознать — значит воспринять бытийственную связь слова с действительностью, в которой человек учился различать добро и зло, истину и ложь. Здесь следует обратить внимание на то, что основанием для объяснения «специального» характера слова в языке медицины является восприятие человека в его целостности (дух-душа-тело), наделявшее врачевание статусом священнодействия. При этом устанавливается, что нарушение ее в древних культурах связывалось с духовно-нравственным состоянием человека, формирующим его образ жизни в обществе.

С опорой на исторические материалы был проведен анализ элементов традиций древних культур в их восприятии слова, позволивший установить обобщающие предпосылки становления «термина» в качестве «специального слова».

Осознание зависимости от Высшей силы, дающей мудрость в различении истины добра и лжи зла и дающей опору в жизни, а потому стремление к единению с ней как гаранту безопасности в мире, наполненном различного рода событиями, угрожающими разрушить и прервать жизнь человека, продуцировало стремление к познанию ее (отношения Я-Ты).Результаты познания становились источником формирования традиций, задающих духовно-нравственные ценности народа и связующих прошлое с настоящим посредством священных летописей, на основании которых формировалась система табу, в том числе на использование слов, выражающих природу зла.

Говоря о традициях, мы условно выделили жреческую на том основании, что, во-первых, она складывалась в недрах ассиро-вавилонской, ми-до-персидской, египетской и древнеиндийской культурво-вторых, она представляет сообщество священнослужителей, выделявшееся уровнем образованности и преемственным характером сакрального знания. Для его сохранения и передачи использовались специальные слова, воспринимаемые как сакральная данность, которая в нерасчленяемом единстве слова (вещь-звук-знак) содержала дух божества и связывалась с невидимой силой производить определенные действия. Эта сила, заключенная в имени, эманировала из самой вещи и представляла ее в имени во всем окружающем (А. Ф. Лосев), что и обусловило восприятие слова как целого, самостоятельного и законченного.

Такое слово использовалось в качестве средства познания окружающего мира (макрокосм), в котором человек представлялся его моделью (микрокосм). При этом обращалось внимание на чистоту произношения сакральных слов, почитавшихся за образец речевого высказывания, сохраняющего в памяти образ объекта, что привело к появлению фонетики. Понимая, что сказанное слово обладает силой, либо созидательной, либо разрушительной, жрецы уважительно относились к нему, как к наследию древних, полученному от свыше, которое должно сохранять неизменным.

Кроме того, в жреческой традиции сакральное слово было именемду-ховной сущности, за которой были закреплены органы человеческого тела. Кроме того, болезням присваивались их имена (Febris, Podagra, Pestis). На этом основании такое слово маркировало сакральную область, куда непосвященному доступ закрыт.

Ограниченная область употребления сакрального слова, обусловленная священным характером знания, создала предпосылки для формирования области специальных знаний, доступных только посвященным, что сделало необходимым проходить этапы ученичества, развивающие мыслительные способности, подготавливая врачевателя к познанию действительности на протяжении всей жизни. Иначе — врачеватель учился быть мудрецом, соединяющим знания прошлого с опытом настоящего, выводя сакральное в свет познания. В этой связи появляется этимология, направленная на восстановление истинного смысла слова, соответствующего сущности обозначаемого им факта действительности.

Основным элементом, выявленным в жреческой традиции является формализация языка в смысле маркирования сакрального знания посредством специальных слов, выражающих сакральную формульность священного языка, который представляется прототипом языка медицины, тогда как сакральное слово выступает прототипом «термина» — «специального слова». В этом плане первой предпосылкой становления «термина» как «специального слова» в языке медицины является восприятие его какимени духовной сущности (Pestis, FebrisH пр.), что соответствует именам болезни. Вторая предпосылка — восприятие слова как Божественной данности, маркированной именем, выражающим сущность вещи, тогда как третья предпосылка — принятие этого имени в качестве средства познаниядействи-тельности.

Жреческая традиция отступает на задний план в трактатах древнекитайских мудрецов, хотя анализ их содержания обнаружил ее след в виде объяснений обязательного следования древним ритуалам, продуцировавших особое восприятие слова в контексте религиозной доктрины инь и ян, в свете которой на первый план выдвигается его способность соединять в себе духовное (ян) н чувственно воспринимаемое (инь). На этом основании слово воспринималось как средство гармонизации духовно-душевно-телесной жизни человека и почиталось как «великий принцип», основанный на обобщении и толковании священных летописей. В слове осуществлялся синтез духовного, человеческого и вещественного миров, а потому оно наделялось способностью восстанавливать порядок в жизни общества. Следовательно, следующей предпосылкой становления «термина» в языке медицины является восприятие специального слова как средства, способного восстанавливать порядок.

Условно называемая древнегреческая традиция формировалась на основе доступных знаний древних культур, чье материальное и интеллектуальное наследие на уровне языка воспринял древнегреческий язык. Именно он обратил внимание на функции слова, которые выявляются посредством этимологической реконструкции его имен (logos, rema, lexis, mythos, epos): номинативная, организующая, коммуникативная, символическая, мировоззренческая, творческая и эпистемическая. Соответственно, предпосылкой становления «термина» в качестве «специального слова» в языке медицины является восприятие слова в его функциональности на уровне познания действительности и на уровне коммуникации, осуществляющей пространственно-временную связь в медицинском сообществе.

В результате выясняются, во-первых, пути формирования языка медицины: мифологический, метафорический, символическийво-вторых, преемственность в восприятии слова, маркировавшего знание чего-либов-третьих, тенденциядесакрализации слова, обусловившая введение его в область рационального описания действительности, исходящего из категорий Аристотеля.

С опорой на этиологию Аристотеля проясняются культурно-исторические корни «термина», на которые обратил внимание П. Флоренский. С позиции этимологического анализа греческого терца и латинского terminus уточняются причины существования «термина» в языке медици-ны.В результате открывается его номологический аспект, обусловленный инвариантной идеей закона границ существования всего чувственно воепринимаемого мира, обеспечивающий соответствие слова обозначаемому им факту действительности, в качестве которого выступают взаимосвязанные реальные объекты: болезнь-человек-природа. Выявленнаяэпистема «термина» (по М. Фуко), выраженная триадой вещь-понятие-знак, раскрывает его как достоверное знание реального объекта, маркированное «специальным словом». В контексте категориально-системной методологии В. И. Разумовапроясняется методологический аспект «термина», позволяющий представить его как путь познания реального объекта, маркированного «специальным словом». Выяснение цели существования «термина» в языке медицины привело к установлению «термина» как социально-философской категории (по П. Флоренскому), синтезирующей индивидуальное восприятие действительности с социальным и культурно-историческим. В качестве социально-философской категории «термин» сохраняет упорядоченность в системе медицинского знания, не допуская смешения понятий, поскольку имеет в себе полное раскрытие факта действительности, его осуществленности в «специальном-слове».

Уточнение цели существования"термина"в качестве социально-философской категории в языке медицины раскрывает установленный порядок в познании действительности (боль-болезнь-человек-природа), в котором ее фрагментысобраны в единое целое, в пределах которого существует медицина. В этом отношении выявляются качества «термина» — ин-тенциональность (от лат. ¡-гйепйо) и экстензиональность (от лат. ех1еп8ю). Под интенциональностью мы понимаем инвариантное содержание «термина», связующее слово с реальным объектом. Под экстензиональностью понимается качество «термина», выражающееся в его способности указывать, во-первых, на предметную область познания, развивающегося в обозначенном конкретном термине направлении, во-вторых, устанавливать связи реального объекта, что соответствует росту знания о нем во взаимодействии с другими реальными объектами. Это качество способствует развертыванию смыслового содержания термина, актуализирующего в нем функции слова.

Полагаем, что первобытийственная связь «специального слова» (имя реального объекта) с «термином» позволила Аристотелю ввести тогда еще неопределенное его понятие в научную речь в качестве суждения, устанавливающего истинность высказывания, т. е. соответствие действительности, либо ложь, искажающую восприятие действительности. Сохранив первичный знаковый смысл «термина» как видимой границы чего-либо, он поставил его промежуточным звеном между именем («специальным сло-вом»)реального объекта и достоверным знанием его. Пока такое слово воспринималось как данность, имеющая сакральный смысл для священнического сословия, занимавшегося врачеванием, оно не подлежало определению, т.к. определить, значит установить границы существования чего-либо. Поскольку границы существования духовного мира невозможно установить, постольку и слово, принадлежавшее одновременно и духовному и чувственно воспринимаемому миру, могло лишь «заземляться» посредством графических знаков. Очевидно, Аристотель также воспринимал «термин» как данность, чей знаковый смысл границы не требовал определения, поскольку был органичен для древнегреческой культуры. В этом случае следует, что именно номологический аспект «термина» обусловил использование этого слова для установления соответствия «специального слова» реальному объекту, данному для познания, в котором «термин» служит методом (путем) врачебной рефлексии, ограниченной его эписте-мой.

Таким образом, выявленные теоретико-методологические установки в исследовании «термина», создают основу для его восприятия в качестве «специального слова», существующего в языке медицины в виде социально-философской категории, данной в совокупности имени реального объекта, метода познания, средства упорядочивания фактов действительности и функционального средства осознания действительности, связующего прошлое с настоящим посредством этимологии. В этой категории слиты воедино номологический и методологический аспекты посредством эпи-стемы «термина». В результате достигается полнота в восприятии «термина» как средства суждения о фактах действительности, констатирующего именем существование реального объекта и устанавливающего порядок в восприятии фактов действительности, их причинно-следственной связи.

В этом плане любой медицинский термин выступает в качестве имени, которое открывает логику суждения, констатируя существование названного им реального объекта («есть»), данного для познания («если., то.») и уникального в своей данности («суть»).

В совокупности такие имена составляют субстрат языка медицины. Если план содержания лексического состава общеупотребительного языка располагается в пределах общего видения человеком мира, то план содержания медицинских терминов — в пределах профессиональной деятельности, формирующей область специализированного знания, где терминами становятся имена болезни, имена анатомического образования, имена лекарственного средства, маркирующие соответствующие реальные объекты: болезнь, человек, природа.

Если слова общеупотребительного языка «человек» и «природа» обозначают реальные объекты, которые существуют в чувственно воспринимаемой форме, то реальный объект, маркированный словом «болезнь», не имеет такой формы, хотя именно он в совокупности с реальными объектами «человек» и «природа» образует триединство, в котором болезнь выступает причиной, побудившей человека к особого рода деятельности, результаты которой выражались специальными словами.

Для того, чтобы быть выраженным, необходимо сначала быть (А. Ф. Лосев) Так, реальный объект, воспринимаемый как особый вид несчастья по сравнению с прочими, выразился как «природа зла, которую люди назвали болезнью» (A. Froment). «Болезнь», став специальным словом в общеупотребительном языке (именем «природы зла»), тем самым табуирова-ла зло, но при этом потребовала осмысления и соответствующего определения. Определить — значит установить границы существования, которые были соотнесены с телом человека. В границах тела, именуемый «болезнью» реальный объект, выражался особым языком знаков, которые предназначались для сообщения вовне о присутствии «природы зла» в человеке, сила которого направлена на разрушение его целостности.

Следовательно, имя «болезнь» констатировало существование реального объекта и социализировало его на уровне коммуникации, где болезнь выступает в качестве агента, запускающего процесс формирования медицинских знанийа врач, как контрагент, оформляет полученные знания специальными словами — терминами, происходящими из лексического фонда языков, прекративших свое историческое существование. Эти слова вошли в язык медицины различными путями (мифологический, символический, метафорический) для выражения того, что есть в человеческой жизни (боль, болезнь, смерть).

На уровне познания реальный объект «болезнь» выступает вневременным фактором, предопределившим формирование особой области общечеловеческих знаний: если бы не было болезни, то не было бы и медицины как особого пути познания действительности, не надо было бы исследовать природный мир с целью выбора из него лекарственных средств, не надо было бы изобретать способы лечения пораженного болезнью человека и с этой целью узнавать строение его организма.

На уровне мировоззрения «болезнь», синтезируя свои роли агента и фактора, выступает уже в качестве своеобразного механизма врачебной рефлексии, сопровождающейся все чаще появляющимся вопросом: что такое болезнь? Ответы на него давались соответственно религиозным и философским представлениям, свойственным той или иной культуре, хотя общей основой для них было восприятие болезни как «природы зла». Потому болезнь персонифицировалась и сохранялась в народном сознании в образе отвратительной сущности, называемой различными именами, выражающими ее характер.

Итак, причиной перехода специального слова в формировавшийся язык медицины является «болезнь», маркирующая реальный объект, образующий с реальными объектами «человек» и «природа», систему медицинского знания, представленную в триединстве анатомии, клиники и фармации, выраженным в соответствующих терминах. Если выяснение этой причины базируется на исследованиях отечественных и зарубежных ученых, то ответа на вопрос о принципе, послужившем основанием терминологизации специального слова из общеупотребительного языка в язык медицины, не удалось найти ни у философов, ни у лингвистов-терминологов.

С опорой на изученный материал был установлен принцип, который мы назвали паралептическим. Суть его заключается в праве наследования каким-либо медицинским термином смысловой завершенности специального слова, которое уже не относится к языку, прекратившему свое историческое существование, но по причине медицинской значимости переходит в язык медицины, сохраняя свой первобытийственный смысл в этимоне. Это право устанавливается по аналогии с законом естественного порядка наследования, который существовал в семейном и родовом социальном устройстве.

Материальное наследование сопровождалось преемственностью языка, сохраняющего названия семейной деятельности и связанных с ней реальных объектов, что соотносится с «лингвистической непрерывностью» А. Мейе, обусловленной смысловым субстратом на том основании, что действительность одна и ее факты, представленные реальными объектами (человек, болезнь, природа), существуют независимо от мнений и представлений, хотя и выражены специальными словами национальных языков. Потому медицинские термины сохраняют «вплетенное в жизнь экзи-стенциональное знание» (В. И. Разумов), передаваемое в процессе профессиональной коммуникации во времени и пространстве.

Таким образом, паралептический принцип, сохранив все предпосылки становления «термина» в качестве «специального слова», перевел сло-воиз лексического наследия древних культур в область языка медицины, прототипом которого был сакральный язык. И уже в единстве номологиче-ского, методологического аспектов социально-философской категории «термина» обусловилпоследующее его определение как «специального слова, ограниченного своим особым назначением» (А. А. Реформатский), выраженным в эпистеме. Поэтому этот принцип подчеркивает необходимость посвящения в область специальных знаний, скрытых в терминах, этимоны которых являются смысловыми ключами к ним. Поскольку действительность одна и ее факты, представленные реальными объектами (болезнь-человек-природа), существуют независимо от конкретного человека, постольку он может их либо принять, используя и развивая знания предшествующих поколений врачей в «храме» Медицины, в котором термин «однозначен как точное выражение понятия и называние вещей», либо — отвергнуть и создать собственное представление о них. В последнем случае он вряд ли войдет в «храм» Медицины, оставаясь на уровне «профана» (Гиппократ).

Однозначность «специального слова» обусловлена номологическим аспектом «термина», который осуществляет связь медицинского термина с данным для познания объектом, выделяя и отграничивая область медицинских знаний. А поскольку любой закон выполняет регулирующую и прогностическую функцию, следовательно, «термину» в языке медицины свойственны такие же функции.

Термин" регулирует медицинское знание, выстраивая его в трехча-стную систему (анатомия, клиника и фармация) знания реальных объектов в их эпистемах (вещь-понятие-знак). На основании имеющегося знания «термин» в его методологическом аспекте направляет процесс познания для получения сокрытого до времени другого знания, для называния которого используется в основном все тот же греко-латинский лексический фонд. При этом терминологизированное слово сохраняет всю полноту значений, зафиксированных в его этимоне, устанавливая преемственную связь прошлого с настоящим.

Прогностическая функция «термина» выражена клиническими терминами, которые на основании паралептического принципа совершают обратный переход в общеупотребительный язык, но уже в качестве социально-философской категории с медицинским контекстом.

Сравнение образования терминогенеза с эмбриогенезом (по П. К. Анохину), позволило установить качества терминогенеза. Гомогенность терминогенезаобусловлена преобладающим лексическим составом древнегреческого и латинского языков. Гетерохронность — разновременным появлением медицинских терминов. Наследственность — паралептическим принципом терминологизации слова, устанавливающим связь с первоисточником знания.

Обладая целостностью и единством, терминогенез актуализирует основную функцию языка — эпистемическую. Именно она способствует восприятию языка медицины в виде документа (идея Ф. Соссюра), в котором отражено все медицинское знание, разделы которого обозначены терминами греко-латинского происхождения.

Специфика языка медицины выражена в его особенностях. Первая особенность заключается в символическом характере языка медицины, соединяющим разноплановость знакового «языка» организма, болезни и природного мира в вербализации его посредством терминов.

Следующие особенности языка медицины выявляются посредством представления его в качестве реального объекта. Но здесь возникает вопрос: если болезнь, человек и природа чувственно ощущаемые объекты, то может ли таковым быть язык медицины?

Ответ на него потребовал выяснения того, что маркировалось латинским словом objectus: «предмет философии» (Oresme, XIV в.), «цель» (Ronsard, XVI в.), «предмет учения» (Pascal, XVII в.), «конкретная вещь» (Brunot, XVIII в.). В этом плане язык медицины как объект раскрывается в философском смысле как-то, на что направлена познавательная деятельность, что соотносится не только с «предметом учения» в образовательном контексте, но и с философскими практиками древних врачевателей. Вступая в коммуникативные отношения с действительностью (по М. Буберу), они получали на свои вопросы ответы «там, где что-нибудь может быть высказано» (JI. Витгенштейн). Понимая высказывание как выраженное в речи хайдеггеровское «это есть», выясняется вторая особенность языка медицины, выраженная в его тождестве действительности, представляющей совокупность «множества реальных фактов», которые, в отличие от теорий, не созданы человеком (К. Р. Поппер), но высказаны терминами.

Посредством этимологического анализа латинского objectus выявляется третья особенность языка медицины, которая заключается в его сакральной формульности, выраженной в противопоставленности общеупотребительному языку, исходящей из существовавшего в древности разделения языка на бытовой и сакральный. Поскольку последний формировался в недрах священнического сословия, которое было самой образованной частью общества, что предполагало посвящение в знания, постольку для «внешних» людей сакральный язык представлял невидимую преграду, препятствующую профанации священного знания.

Таким образом, objectas выделяет язык медицины, требуя посвящения, погружения в сверхчувственный мир, в котором «дар суждения» повторяет древнее рождение сущего в слове, связующем прошлое с настоящим в термине посредством слова «есть», которое, по JI. Витгенштейну, является связкой, знаком равенства и выражением существования того, что именуется словом.

В заданном направлении раскрывается смысл языка медицины как констатации присутствия в человеческой жизни зла, которое есть совокупность боли, болезни и смерти. Воплощенный в терминогенезе, язык медицины документально фиксирует патологические процессы, проходящие в человеческом сообществе, диагностируя динамику общественного развития как prognosispessima.

На основании работы M. Sendrail" Histoire culturelle de la maladie" показывается, что каждая цивилизация посредством своих мировоззренческих принципов создает свою собственную патологию и каждая эпоха характеризуется своим патологическим стилем. Так, хронический остеопороз был преобладающим в эпоху ранних культурво времена Гиппократа это были преимущественно болезни циклического типа развития. Средневековье — «эпоха великих коллективных болезней, пандемий, проходящих по нациям как мистическое содрогание ужаса». Ренессанс представляет Европу, захваченную трепонемой, привезенной из Нового Света компаньонами Колумба. В XVII и XVIII веках, когда мастера рисовали или лепили красоты пышных форм, воздвигали грандиозную архитектуру, зажиточные классы становились добычей тучности, апоплексии, ожирения и особенно подагры, которую диагностировали как morbusdominorumetdominusmorbo-rum (болезнь господ и госпожа болезней). В эпоху романтизма, когда болезнь способствовала возбуждению чувствительности, обостренной дыханием смерти, на первое место выдвигается туберкулез. Романтизм становится поэтическим выражением чахотки, а чахотка становится естественным термином романтических лихорадок.

Особое внимание уделяется TepMHHypestis, запечатлевшему событие чумы. Реальный объект, маркированный этим словом передает всю полноту его восприятия в период проживания событияособого несчастья, которое-обрело имя Pestis и связывалось с наказанием свыше. Разворачиваясь во времени, термин демонстрирует в значениях его этимона осмысление данного факта действительности: «зараза, повальная болезньдурной запахгибель, разрушениенесчастье, катастрофабич, язва».

Анализируя эти значения с опорой на исторические материалы и на исследования французских ученых, мы подтверждаем, что событие PestisBcerfla имелоличностные и социальные последствия для человека, общества и государства. Причем, внезапность Pestis, периодичность эпидемических циклов, как и причины их внезапного прекращения, с научной точки зрения необъяснимы. Событие Резйзохватывало все слои общества, унося монархов, аристократов и простых людей. Не имело значения ни состояние, ни социальное положение. Чума нарушала властную структуру, заставляя монархов с их окружением покидать столичные резиденции. Событие Pestis сопровождается ненавистью, питаемой паническим страхом. В это мрачное время находились люди, сделавшие себе состояние, став своеобразными наследниками чумы. Смешение социальных слоев породило новый класс — буржуазию, в большинстве своем состоявшую из невежественных и недалеких людей. Священники, которые обучали людей, погибли во время чумы, а на место этих эрудитов пришли невежды, алчные и неверующие люди, дискредитировавшие Церковь и христианство. Это была эпоха парадоксов, настоящее испытание веры, когда «святые», отвернувшись от Бога, предавались оргиям, а распутные, раскаиваясь, устремлялись в церковь.

Чума была коллективным сотрясением, разрушившим нравственные, семейные и социальные устои, глубочайшей раной, отметившей человеческое сознание на последующие века. Во время чумы человеческие страсти разбушевались с развратом и неистовством как никогда, потому что эта неудержимая катастрофа пагубно влияла на нравственность людей. Всегда событие Pestis сопровождалось войнами, народными волнениями, социальными расстройствами, разного рода фальсификациями, которые использовались с целью устранения препятствий для торговли.

Поскольку чума царила во всех сферах жизни общества, поэтому ее идентифицировали с самой природой зла.

Если термин pestis все-таки изначально обозначал собственно болезнь, связанную с божественной силой и воспринимаемую образно, которая обрушилась на людей как бич, то слово «тиф» (тйфод) в общеупотребительном языке обозначал «дым, чадгордость, надменность, спесь». Перейдя на основании паралептического принципа в язык медицины TepMHHtyphus обозначает лихорадочные инфекционные болезни, протекающие с тяжелыми расстройствами сознания. Ключевыми словами в данном случае являются определения «лихорадочные и инфекционные». В этом плане анализизи-руются термины febrisH infectio. Febris — имя древнеримской богини, насылавшей лихорадки. Infectio — термин латинского происхождения с первоначальным значением «окрашивание», но также «изнасилование, растление» (от лат. глагола inficere «смешивать, пропитывать" — «окрашивать, красить" — «обучать, воздействовать (на умы)" — «напитывать, заражать»). Тождество внешних признаков (окрас тела, сыпь) и ощущений (жар), порождаемых различными недугами, смешивалось в одно общее представление злых сил, которые получили соответствующие имена (variola, rubeola).

Если термин pestis в своей завершенности раскрывается как категория социальная, то термин typhus раскрывается как категория нравственная, с характерными чертами (гордость, надменность, спесь). К этой категории относятся syphilis, символизирующий половую распущенность человека, adipositas (ожирение) или obesitas (полнота, тучность, откормлен-ность) — обжорство, символами которого стали персонажи Рабле (Гарган-тюа и Пантагрюэль) и пр. По сути, такие термины маркируют духовно-нравственное состояние человека, сосредоточенного на своем эго, требующего все больше чувственных удовольствий, которые в результате разрушают его.

Таким образом, триединство реальных объектов болезнь-человек-природа проходит в своей неизменности через все исторические эпохи, образуя особую область человеческого знания, сопоставимого с мудростью, полученную в результате противостояния «природе зла». В этом плане социально-философский статус терминогенеза медицины раскрывается как летопись «истории болезни» человечества. Имена болезни сохранялись в индивидуальной и социальной памяти как печать значимого, с точки зрения последствий, события. Составленная многочисленными поколениями врачей, эта летопись фиксирует прогресс «природы зла», поражающего все слои общества. В качестве документа терминогенез языка медицины отражает действительную картину состояния общества. В этом смысле болезнь приобретает символический характер, разрушающий иллюзию власти человека и его мнимой свободы, снимая с человеческого «эго» с его «активным утопическим проектом тела» (термин М. СЬгузапЛои), блестящее покрывало чувств, обнажая изъязвленное, израненное и изуродованное тело, все органы которого поражены, делая очевидным и терминальное состояние его души, соотносимое с агонией, происходящей в процессе «пира во время чумы», что нашло отражение в МКБ-10.

В результате проведенного исследования приходим к следующему выводу.

Поддержанный философией, язык медицины, воплощенный в терми-ногенезе, обретает свое единство с жизнью, соединяя в себе общечеловеческое и медицинское, социальное и индивидуальное, временное и пронизывающее исторические эпохи.

В общечеловеческом смысле язык медицины делает очевидным существование реального объекта — болезни как «природы зла».

В медицинском — терминогенез утверждает медицину как мудрость, полученную в результате трагического познания человеком «природы зла». В социальном — осуществляет летопись событий болезней в существовании человечества. В индивидуальном — актуализирует опыт проживания события болезни отдельным человеком.

При этом язык медицины предстает в нескольких ракурсах. Во-первых, как язык посвящения в профессию врача, ключом к которому является «термин», достигший статуса социально-философской категории, связанной с взаимосвязанным существованием реальных объектов (болезнь-человек-природа), маркированных клиническими, анатомическими и фармацевтическими терминами.

Во-вторых, как язык медицинской науки, в которой «термин» служит методом познания.

В-третьих, как язык профессиональной деятельности, в которой «термин» служит для обозначения конкретного реального объекта, не допуская смешения понятий, становясь интеллектуальным инструментом, используемым для обмена профессиональной информацией.

В социально-философском ракурсе проблема терминогенеза медицины привносит новое знание о влиянии болезни на состояние общества, открывая путь для изучения социокультурного феномена болезни. Учитывая глубину этой сложной проблемы, в работе намечается направление, по которому следует двигаться для возвращения медицине титула Мудрости, который она делила с философией в архаичном периоде своего становления, учась разделять истину добра от лжи зла.

Решение проблемы терминогенеза языка медицины позволило: -во-первых, отделить медицину, в пределах которой развертывается терминогенез ее языка, от симулякра «антимедицины», создающего эффект подобия медицине;

— во-вторых, прояснить социально-философские основания терминогенеза языка медицины, с позиции которых можно утверждать о единстве философии и медицины, а также показать прогностическую значимость терминогенеза для медицинскойдиагностики патологических процессов, проходящих в современном обществе.

В результате медицина предстает как многовековая мудрость, основанная не на теориях о добре и зле, но полученная в результате опыта противостояния «природе зла».

Следовательно, социально-философский статус терминогенеза языка медицины можно определить также как летопись становления медицины как особого пути познания, результаты которого закодированы терминами, выражающими всю полноту медицинского знания, органичного с мудростью, направленной на восстановление целостности человека.

В этом случае терминогенез выступает как средство передачи медицинских знанийкак способ, обусловливающий определенный тип видения медицинских реалий в контексте социальной действительностикак средство, устанавливающее определенные границы в использовании знания, а также как способ сохранения знания о человеке и его отношениях с окружающим миром.

В качестве летописи терминогенез сохраняет сакральный характер медицины, корнями уходящий в древние культуры. В этой летописи термины, являясь одновременно источниками знания, средствами познания и выражения познанного, выступают ключами, открывающими двери в «храм» Медицины. Тогда как сам терминогенез сравним с основным средством воспитания и научения во взаимосвязи мировоззренческого и профессионального, которое обеспечивает становление будущего врача, поскольку сохраняет духовное наследство ушедших поколений врачевателей. Иными словами, терминогенез обеспечивает следующее поколение врачей теми же средствами познания, которые были у древних. В качестве этих средств выступают сами термины, первые начала, с которых опять начинается вхождение в профессию.

Перспективы развития темы в теоретическом и прикладном аспектах, ориентированные на ФГОС третьего поколения по высшему медицинскому образованию, заключаются в решении следующих задач.

1. Составить тезаурусы по медико-биологическим дисциплинам на основе их глоссариев. Отличие тезауруса от специального словаря заключается в том, что он дает возможность представить историю терминов, включая социокультурный фон их появления. В этом случае появляется возможность показать историю ключевых терминов в каждой дисциплине, их мировоззренческий аспект, что позволит приобщить студентов-медиков к наследию, оставленному поколениями врачей. На этом основании достигается развитие способности студентов анализировать социально-значимые проблемы и процессы, проходящие в обществе.

2. Скорректировать содержание дисциплины «Латинский язык и основы медицинской терминологии», посредством направленности на развитие мыслительной деятельности студентов, подготавливая их к работе с научной литературой, анализу информации с опорой на социально-философскую категорию терминов.