Типы рациональности и социальная действительность

Актуальность темы

исследования. На исходе XX века, мы находимся в процессе радикальной трансформации от торжествующей современности, постепенно охватывающей весь земной шар, к возникающим формам социальной организации, за которыми в массовом сознании прочно закрепились названия с приставкой «пост -»: постиндустриальное, постэкономическое, постмодернистское, постматериалистическое. В современном обществознании эти понятия воспринимаются, скорее как понятия, несущие в своем содержании по большей части только лишь отрицание положительного знания, накопленного в течении более чем двух тысяч лет исторического развития западной цивилизацией. Акцентирование внимания на отрицании не позволяет с достаточным вниманием отнестись к этим возникающим новым формам социальной организации. Серж Московичи с сожалением заметил по этому поводу: «Подавляющее большинство ученых, как людей действия в политике или в экономике, остаются верными тем понятиям, которые господствуют вот уже сто лет и до сих пор не отделимы от нашего здравого смысла, потому что они воспитаны в этом контексте. Этот факт способствует увековечиванию кризиса не только науки, но и нынешнего мира» 1.

Перемены, происшедшие в последние десятилетия в экономической, технической и социально-политической сферах, обусловили серьезные сдвиги в культурных основах современного индустриального общества. Изменилось все: стимулы, побуждающие человека к работе, противоречия, становящиеся причинами политических конфликтов, религиозные убеждения людей, значение, которое человек придает обзаведению семьей и детьми. за время существования современного индустриального общества изменилось, собственно говоря, то, чего люди хотят от жизни. Изменения, происходящие в.

1 Московичи С. Машина творящая богов. / Пер. с фр. — М.: «Центр психологии и психотерапии», 1998.-560 с, с. 22. обществе, выявили настоятельное требование по-новому взглянуть на существующие концепции, объясняющие социальную действительность.

В индустриальном обществе, где вся производственная деятельность концентрировалась вокруг фабрики, вполне естественным представлялся механистический взгляд на Вселенную. Первоначально это способствовало становлению представления о Боге как о Великом Часовщике, который некогда создал Вселенную и, однажды запустив ее, позволил ей вращаться самостоятельно. Однако по мере того, как человек получал все больше и больше возможностей контролировать среду обитания, роль, приписываемая им Богу, становилась все более скромной. Появились идеологии, предлагавшие небожественное толкование истории, наряду с антирелигиозными утопиями, создать которые предполагалось с помощью одной лишь инженерной мысли.

Во всех культурах социальная практика регулярно изменяется в свете постоянно внедряющихся в нее открытий. Но только с наступлением эры модернити пересмотр правил настолько радикализуется, что применяется (в принципе) ко всем аспектам человеческой жизни, включая технологическое вмешательство в материальный мир. Основной чертой этой эпохи становится «презумпции всеохватывающей рефлексивности — которая, разумеется, включает и рефлексию о природе самой рефлексии» .

В конце двадцатого века, мы начинаем в полной мере сознавать, сколь тревожна эта тенденция. Когда требования разума заменили диктат традиции, стало казаться, что он дает больше уверенности, чем прежние догмы. Однако представление выглядело убедительным лишь до тех пор, пока мы не увидели, что рефлексивность идеологии модернизма в действительности подрывает позиции разума, во всяком случае там, где он понимается как достижение определенного знания. Величайшие идеи Просвещения обусловлены рефлексивно применяемым знанием, но уравнивание знания и.

2 Энтони Гидденс. Последствия модернити / Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под редакцией В. Л. Иноземцева — М.:Асас1егта., 1999 — 640с., с. 105. уверенности является недоразумением. Мы живем в мире, который целиком конституирован через рефлексивно примененное знание, и мы никогда не можем быть уверены, что любой его элемент не будет пересмотрен.

Никакой объем накопленных знаний об общественной жизни не может охватить всех обстоятельств их применения, даже если такое знание было бы совершенно отличным от среды, к которой оно относится. И дело не в том, что для разума нет стабильного социального мира, а в том, что само познание этого мира вносит вклад в его нестабильный и изменчивый характер.

Алексей Федорович Лосев считал, что эта парадигма была порождена натуралистическим мировоззрением на смену которому сегодня приходит социологическое мировоззрение: «Представление об основах мира как о материальной, механической вселенной, как о внутренне мертвом, хотя и внешне движущемся механизме,. это всецело создание капиталистической Европы, обездушившей мир и природу, чтобы перенести всю жизнь, всю глубину и ценность бытия на отдельного субъекта и тем его возвеличить. Сущность новоевропейской философии заключается в разрыве субъекта от о объективного бытия .

Современная мысль уже пережила кризис этого миросозерцания, которое нужно назвать натуралистическим. Она бременеет новым, социологическим мировоззрением .

В связи с этим нам представляется необходимым рассмотреть и проанализировать процессы, которые ответственны за организацию знания в обществе, за установление межиндивидуальных отношений в социальной и физической среде, за формирование социальных движений (групп, партий, институтов), посредством которых и в которых люди действуют и взаимодействуют, за кодификацию межиндивидуального межгруппового поведения, которое создает общую социальную реальность с ее нормами и ценностями.

3 Лосев А. Ф. Хаос и структура / Сост. A.A. Тахо-Годи и В. П. Троицкого, общ. ред. A.A. Тахо-Годи В. П. Троицкого. — М.: Мысль, 1997. — 831 е., с. 531.

Степень разработанности проблемы. Исследование соотношения стратегий мыслительных процедур и их практических импликаций в социальную действительность в форме различных институционнальных организаций возможно, как нам представляется, лишь на границе двух уровней философской мысли: общефилософской проблематики мышления и ее институционализации в социальной практике. Соответственно этому подходы к ее разработке в мировой и отечественной литературе достаточно разнообразны.

Безусловно то, что проблеме взаимоотношения мышления и социального бытия огромное значение придавалось в исследованиях проводившихся в отечественными обществоведами. Можно назвать такие имена: В. С. Барулин, Ф. И. Гиренок, И. Т. Касавин, В. Ж. Келле, А. М. Коршунов, В. А. Лекторский, М. К. Мамардашвили, С. Л. Рубинштейн, В. С. Степин, Э. В. Ильенков, В. В. Ильин, и многие другие.

Свое видение проблемы предлагает социологическая линия идущая от Э. Дюркгейма и М. Вебера и наиболее полно выраженная в структурно-функциональном анализе. Особые дискуссии здесь были вызваны работами Т. Парсонса и в последние десятилетия попытками по-новому осмыслить идеи М.Вебера.

Особое внимание заслуживает подход к этой проблеме философского прагматизма и этому возможно более всего способствовали труды Р. Рорти, идеи которого высоко оцениваются коллегами, но в то же время подчеркивается их спорность и «программность» .

Ну и, наконец, эта проблема широко обсуждается в рамках тенденции наметившейся в последние десятилетия в культурном самосознании индустриально развитых стран обозначенного через термин «постмодерн». На слуху у широкой интеллектуальной публики имена: Ж-Ф.Лиотар, М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Делез, Ж. Бодрийар, Ф. Гваттари, Ж.Батай.

4 там же.

Цель и задачи исследования

Целью работы является анализ социальной действительности, как реализации определенного типа рациональности. Для достижения намеченной цели в диссертации ставятся следующие задачи:

1. Выявить принципы лежащие в основании модернистского и постмодернистского типа рациональности.

2. Раскрыть концептуальные основания институциональной организации общества эпохи модерна.

3. Интерпретировать социальную действительность в рамках «стратегии «интерпретативного разума» .

4. Уточнить теоретические основания и практические импликации интерпретации социальной действительности в рамках постмодернизма.

Методологические и теоретические основания исследования.

Методологической и теоретической основой для нашего исследования является комплекс философских идей которые в некотором приближение можно обозначить, как делают некоторые авторы, «постметафизикой» или «постэпистемологией», имея в виду преодоление (говоря условно) декартовской познавательной позиции «чистого мыслящего я». При этом нужно твердо помнить: и предмет нашего рассмотрения (жизненная проблема), и метод (понимание, а не познание) будут отличными от того, что характерно для науки (следуя логике разделения на науки «индивидуализирующие» и «генерализующие»). Исходя из этой логики, мы будем рассматривать общество в качестве жизненной или культурной проблемы, которая не может быть решена и тем самым устранена, потому с культурной проблемой необходимо научаться жить так, чтобы она по крайней мере, не разрушала саму возможность людям жить вместе. Исследуя то, как устроен порядок, каким образом объединены люди и поддерживается целостность мы можем придти к пониманию как и почему общества воспроизводят самих себя, что их делает жизнеспособными и пригодными для существования.

Конкретные результаты исследования и их научная новизна.

1. Показано, что общество эпохи модерна и общество эпохи постмодерна различаются типами рационального освоения действительности. Установлено, что модерн формирует свое представление о рациональности, основываясь на принципах политики «законодательного разума». Постмодерн, напротив, в основание своей интерпретации рациональной деятельности видит принципы стратегии «интерпретативного разума». Научная новизна результата полученного при решении поставленной задачи заключается в том, что в явном виде представлена проблема зависимости освоения социальной действительности как рациональной деятельности человека от принципов, лежащих в основании понимания того, что есть собственно рациональная деятельность.

2. В диссертационном исследовании выявлены принципиальные проблемы положительной корреляции демократических институтов, институтов рыночной экономики и абсолютной самостоятельности индивида. Установлено, что нормативная рациональность лежащая в основе демократических институтов входит в противоречие с инструментальной рациональностью функционирования капиталистической экономики. Раскрыта внутренняя противоречивость институциональной организации капиталистической экономики. Рынок как воплощение инструментальной рациональности, дабы не превращаться в тотальную иррациональность «войны всех против всех», требует внерационального ограничения рациональности. Выдвинуто и обосновано положение о том, что при своей универсализации принцип абсолютной самостоятельности индивида приводит к невозможности какого-либо общежития вообще.

Научная новизна результата, полученного при решении поставленной задачи, заключается в том, что по-новому интерпретируется институциональная организация общества эпохи модерна. Самопротиворечивость социальной организации, закрепленной в институтах модерна, обусловленна тем фундаментом, который положен в основание формирования общества, а именно — принципами построения социальной действительности вытекающими из «политики «законодательного разума» .

3. В диссертации установлено, что общество эпохи постмодернасложившееся во второй половине XX столетия и контуры которого стали все более четче проявляться по мере приближения человечества к порогу третьего тысячелетия — как социальная организация принципиально отлична от общества эпохи модерна. Научно-технический прогресс обеспечил измеряемые количественными показателями «элементарные» условия для выживания, подпитывая стремления к удовлетворению более утонченных и более разнообразных, растущих в геометрической прогрессии потребностей. «Качество жизни», как характеристика социальности, являет собой постоянно меняющийся и во многом неутилитарный образ, локальный и преходящий, сопротивляющийся всякой стандартизации и универсализации.

Научная новизна результата, полученного при решении поставленной задачи, заключается в том, что введено в научный оборот представление о социальном бытии как институционализции в действительность стратегии «интерпретативного разума» .

4. Показано, что первоначальная заявка мышления на верховную законодательную роль и однозначное понимание социальной действительности в дальнейшем сменилась установкой постмодернистской теории, ориентирующей на смысловую многозначность, и внутреннюю противоречивость любого явления. Логическим продолжением такого мышления является обязательность столкновения разнонаправленных интерпретаций. Теоретический анализ ориентирован на постулирование «сложности» современного мировидения, где нежелание прийти к определенному однозначному выводу становится теоретическим моментом аргументации.

Научная новизна результата, полученного при решении поставленной задачи, заключается в том, что уточнены принципы построения рациональной организации социальной действительности.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы для обобщения богатого эмпирического материала в науках об обществе (политической экономии, социологии, политологии, психологии, культурологии) и дальнейшей разработки методологической базы социальной теории, выполняющей не только объяснительную функцию, но и способной к проектированию социальной действительности. Практическая значимость диссертации определяется прежде всего тем, что дает более четкое представление о методологических основаниях современных политических технологий и социальных изменений, тем самым в политической практике появляется возможность по-новому подойти к проблеме управления социальными изменениями и политическим движениями. Полученные результаты могут быть использованы при чтении лекций, как по основному курсу философии, так и по курсам социальной философии и философии политики. Определенный интерес результаты исследований могут представлять для подготовки общих курсов по политологии, социологии и культурологии.

Структура диссертационной работы определена целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, восьми параграфов, заключения и списка литературы, состоящего из 189 наименований, в том числе 19 на иностранных языках.

Заключение

.

С точки зрения широкой исторической перспективы общество есть качественное изменение в жизни человека, которая может быть понята как структура изменчивых взаимоотношений между природой и культурой71.

Первая модель взаимосвязей между этими двумя диаметрально противоположными полюсами людского бытия на протяжении тысячелетий характеризовалась господством природы над культурой. Кодексы социальной организации служили делу борьбы за выживание перед лицом внешних необузданных силоб этом свидетельствует такая наука, как антропология, проследившая кодексы общественной жизни вплоть до корней формирования нашей биологической сущности.

Следующий тип взаимоотношений сформировался на заре современной эпохи. Он связан с промышленной революцией и с победой разума, когда культура возобладала над природой. Наше общество сформировалось тогда, когда человечество скинуло иго природных сил и одновременно изобрело свои собственные формы подчинения и эксплуатации.

Сегодня мы вступаем в новую эпоху, когда культура настолько подчинила себе природу, что ее приходится искусственно восстанавливать в качестве одной из культурных форм: именно в этом, по сути, заключается смысл экологических движений. Мы приблизились к созданию чисто культурной структуры социальных взаимодействий. Именно поэтому информация стала основным компонентом нашей социальной организации, а потоки идей и образов составляют основную нить общественной структуры. Это отнюдь не означает, что история завершилась счастливым примирением человечества с самим собой. На деле все обстоит совсем иначе: история только начинается, если понимать под ней то, что после тысячелетий доисторической битвы с природой, сначала выживая в борьбе с ней, а затем покоряя ее, человеческий вид вышел на такой уровень знаний и социальной организации, который дает нам возможность жить в преимущественно общественном мире. Речь идет о начале иного бытия, о приходе нового, информационного века, отмеченного самостоятельностью культуры по отношению к материальной основе нашего существования. Но вряд ли это может послужить поводом для большой радости, ибо, оказавшись в нашем мире наедине с самими собой, мы должны будем посмотреть на свое отражение в зеркале исторической реальности. То, что мы увидим, вряд ли нам понравится .

Необходимо признать факт разрушения как Субъекта, так и идеи общественной рациональности. Мы обретаемся на развалинах марксизма-ленинизма, который стремился объединить общественные и национальные требования с рациональными законами исторического развития и основополагающими нормами буржуазного общества, но чьи высокие принципы вовсе не помешали триумфу насилия". Вселенная объективации и технических наук деградирует, в то время, как вселенная культурных самобытностей все больше замыкается в коммунальных рамках. Индивидуум, человек в себе, существующий в каждом из нас, страдает от разрыва, ощущаемого им в итоге распада как его жизненного опыта, так и институционального порядка, самого этого мира, наконец. Мы больше не знаем, кто мы есть. Наша основная проблема вызвана тем жутким гнетом, которому подвергли нас запреты и законмы страдаем от патологии, порожденной невозможностью формирования нашего Я вне зависимости от того, погрязло ли оно в массовой культуре или находится под влиянием авторитарных сообществ.

Мы более не живем в социуме, где наблюдение и контроль были вездесущими. Одно только упоминание таковых вызывает мысли о тоталитарном обществе, где мы чувствовали бы себя в опасности. Взамен этого социум становится все более неопределеннымон оставляет без норм и правил все более обширные сферы поведенияон гораздо чаще.

71 Мануель Кастельс. Становление общества сетевых структур., с. 505.

72 Ален Турен. Способны ли мы жить вместе? Разные и различные., с. 470. маргинализирует нас, чем вводит в какое-нибудь сообщество, постоянно меняется, лишая нас возможности легко определить свою самобытность, заменяет легко определяемые — положительные или отрицательные — убеждения на амбивалентность. Те же убеждения, которые призывают нас к осознанию самих себя, весьма далеки от веры в соответствие личности и социальных ролей.

К чему — к каким нормам, к какой справедливости и т. д. — можно апеллировать, осуждая те или иные элементы многообразия культур, поднимающиеся из-под обломков «современного проекта», если «недействителен» любой универсализм, если рухнули все критерии, общие для разных отдельных культур и, так сказать, «внешние» по отношению к каждой из них? Раньше такие критерии давал разум, полагавшийся универсальным. Что остается после его развенчания и осуждения? Если остается только множественность особенного (культур, моралей, обычаев) с полным правом каждого особенного утверждать себя — ведь уже нет универсального закона или нормы, способных ограничивать и регулировать такое право, — то как избежать фундаменталистских режимов, этнических войн, тираний и кровавой анархии?

Ориентация на культурную самобытность, противопоставляемая евроцентричному универсализму, порождила культ секса и смерти, не оставивший камня на камне от былых этических норм. Эротизм в стиле Батая разрушил общественный порядок так же, как идея возврата личности к поиску ее этнической и религиозной самобытности уничтожила на Западе стремление индивидуума отождествлять собственную историю и личные интересы с идеей универсальности.

Мы не можем более обращаться за помощью к образу Субъекта, понимаемого как исполнителя воли Бога, разума или истории, — до такой степени теперь, после века тоталитаризма и авторитаризма, мы не доверяем общественным религиям и политическим призывам. Образ борца в качестве современного крестоносца вызывает у нас скорее недоверие, чем восхищение.

Мы осознали, что единство и цельность утверждаемые модерном были всего-навсего проекцией на индивидуум цельности и авторитарности общественной системы. Владыка оказался на самом деле отцом семейства, напичканным моральными нормами. Всеобщая социализация привела к победе принципа, привившего беспорядку стремление к видимости законности и заменившего войну всех против всех миром, где правит Левиафан, или всеобщее волеизъявление. Именно эта общественная и гражданская религия исчезает сегодня вместе с ее основаниями в образовании и семье: нет больше авторитета учителя с его учебной программой, отца семейства с его властностью.

Критика разума и Просвещения, культивирующая «различия» без универсалистских ограничений и желающая «оставить все, как есть», вследствие разочарования «проектной политикой» Современности, упускают из вида необходимость разума, сколь бы он ни был несовершенен, в мире, в котором уже распалось его «онтологическое единство», т. е. в мире «посттрадиционном». Отказ от законодательствующего разума может вести и реально ведет никак не к гармонии и мирному сосуществованию многообразного, а только к кровавому хаосу и насилию, которые полномасштабно осуществляется в «мире без коммунизма». Широко распространенная на Западе концепция, в соответствии с которой лучше больше свободы, чем меньше сегодня ставится под сомнение. Она не учитывает одно важное наблюдение: движение от высокого уровня социального ограничения в направлении увеличения возможностей выбора в какой-то момент подрывает социальный порядок, на котором в конечном счете основываются эти свободы. Другими словами, после какого-то момента движение в направлении еще большей свободы уже не приносит обществу пользы. Сегодня настало время решения задачи укрепления коллективных ценностей и установления новых пределов для индивидуализма, и, следовательно, расширения индивидуальных свобод.

Жан-Франсуа Лиотар, один из самых убежденных «постмодернистских» служителей культа, свободы множественного особенного («лингвистических игр») и обличитель универсалистских «мета-повествований» (о разуме и как «герое познания», и как «герое эмансипации»), будучи подведен логикой дискуссии к необходимости серьезно задуматься о политике в свете его взглядов на плюрализм, сделал два неожиданных признания. Первое: «я должен сказать, что я не знаю», как идея множественности может «регулировать» политику в том смысле, чтобы она позволяла принимать решения о том, что справедливо, а что несправедливо. Вообще остается открытым вопрос, можем ли мы, отправляясь от этой идеи, «иметь вместе с ней моральный закон и политический закон». Второе признание: «множественность справедливостей» (многообразие представлений о «справедливом», существующих внутри каждой отдельной «игры», культуры, традиции и т. д.) должна быть дополнена «справедливостью множественности», если мы не хотим допустить «террора» внутри отдельных форм особенного и в отношениях между ними. Эта «справедливость множественности» «достаточно парадоксально обеспечивается предписанием универсальной ценности. Она предписывает соблюдение единой справедливости каждой игрой.» .

Если попытаться дать определение существующему положению вещей, то я бы назвал его состоянием после оргии. Оргия — это любой взрывной элемент современности, момент освобождения во всех областях. Политическое освобождение, сексуальное освобождение, освобождение производительных сил, освобождение разрушительных сил, освобождение женщины, ребенка, бессознательных импульсов, освобождение искусства. Вознесение всех моделей репрезентации и всех моделей антирепрезентаций. Это была всеобщая оргия — реального, рационального, сексуального, критики и антикритики, экономического роста и его кризиса. Мы прошли все пути виртуального производства и сверхпроизводства объектов, знаков, содержаний, идеологий, удовольствий. Сегодня все — свободно, ставки уже.

115 сделаны, и мы все вместе оказались перед роковым вопросом: ЧТО ДЕЛАТЬ ПОСЛЕ ОРГИИ?" (Жан Бодрийяр).