Две революции. 
Философия науки

1543 г. ознаменовался выходом двух книг, легших в основу нового знания, — «Об обращении небесных сфер» Н. Коперника и «О строении человеческого тела» А. Везалия.

Как и его средневековые предшественники, Николай Коперник (1473— 1543) считал главной целью всех «благородных» наук «отвлечение человека от пороков и направление его разума к лучшему» [9, с. 16|. При всем отличии от средневековых предшественников, Н. Коперник вписывается в схоластический метод доказательства, он также ссылается на авторитетных предшественников, иногда даже подчеркивая их значимость. Но это касается первой части его книги «Об обращении небесных сфер». Вторая часть насыщена математическими выкладками и таблицами, хотя и в ней встречаются отсылки к авторитету древних астрономов и писателей (Гиппарха, Птолемея). Можно сказать, что в книге Коперника приводится аргументация из разных областей знаний. Посвященная астрономии, она оперирует арифметикой, геометрией, хронологией, обращается к истории (как к истории науки, так и к общественно-политической истории), а во «Вступлении» Коперник вообще следует за средневековыми схоластами, пытаясь доказать великолепие небесного свода, сравнивая два понятия («небо» и «мир») через этимологию этих слов на латинском языке («последнее включает понятие чистоты и украшения, а первое — понятие чеканного»). Сам Коперник, по-видимому, не считал, что совершает революцию в астрономии. В конце «Вступления» он скромно отметил: «…многое я передаю иначе, чем предшествующие авторы, хотя и при их помощи, так как они первые открыли доступ к исследованию этих предметов» |9, с. 17|. Отчасти так и было — в чем-то предшественник Коперника, Николай Кузанский, пошел дальше его, а в чем-то сам Коперник словно бы остался в прошлой, птолемеевской, астрономии — у него сохранились понятия о небесных сферах, круговых равномерных движениях планет с эпициклами (в меньшем количестве, чем у Птолемея). От древних представлений осталась и идея о наличии па границе видимого мира сферы неподвижных звезд. Также Коперник не предусматривает возможности появления новых небесных тел.

Книга Коперника не была запрещена в Европе вплоть до 1616 г., поэтому коперниканская «гипотеза» обсуждалась долго и подробно. Однако не все астрономы согласились с ней. К несогласным принадлежал и датский астроном и астролог Тихо Браге (1546—1601), один из основателей европейской наблюдательной астрономии (он стал автором уникальной геогелиоцентрической системы мира, объединившей Вселенную Птолемея и Коперника). Наблюдения Браге поражают своей точностью (особенно если учесть, что все они проводились без использования телескопа), каталоги звезд, созданные им при участии его ученика И. Кеплера, заменили собой старые каталоги. Иоганн Кеплер (1571 — 1630) продолжил работы Т. Браге. Будучи убежденным пифагорейцем, он предложил свою систему мира, где планеты двигались по кругам, вписанным в многогранники (тетраэдры, кубы и пр.). В центре этой системы находилось Солнце. Впоследствии Кеплер отказался от этой системы мира, сделав свои главные открытия — три закона движения планет:

• 1) каждая планета Солнечной системы обращается по эллипсу, в одном из фокусов которого находится Солнце;
• 2) каждая планета движется в плоскости, проходящей через центр Солнца, причем за равные промежутки времени радиус-вектор, соединяющий Солнце и планету, описывает равные площади;
• 3) квадраты периодов обращения планет вокруг Солнца относятся, как кубы больших полуосей орбит планет.

Эти законы (по крайней мере, два первых) Кеплер вывел применительно к Марсу, наблюдениями за которым он занимался, еще будучи учеником Т. Браге. Однако в дальнейшем оказалось, что их можно распространить и на другие планеты Солнечной системы.

Особняком в этом ряду стоит Джордано Бруно (1548—1600). Его учение совместило в себе идеи Средневековья и позднего Возрождения. Бруно считал, что миров множество, что центра мира не существует (ив этом он вполне соглашался с Кузанским), однако он признавал, что существует центр, вокруг которого обращаются видимые нам планеты, и центр этот — Солнце. Доказательная база Бруно была в основном умозрительной (в его работах мы не встретим математических выкладок, близких, например, к выкладкам Н. Коперника) — он анализировал высказывания античных и средневековых книжников, пытаясь логически доказать их верность или ложность. Бруно не ставил эксперименты, его знание так и осталось книжным (достаточно сказать, что он считал Луну планетой, равнозначной всем остальным планетам, а не спутником Земли). Он смог соединить в своей картине мира и гелиоцентризм Н. Коперника, и идеи множественности миров Н. Кузанского, и даже теорию импетуса Ж. Буридана^[1]. Но так или иначе, Бруно прежде всего книжник и интеллектуал, нежели ученый в смысле Нового времени. А также религиозный реформатор, что и привело его на костер.

Врач Андреас Везалий (1514—1564), в отличие от Н. Коперника в астрономии, выступает критиком своих средневековых предшественников, превративших медицину в сугубо умозрительное занятие. Практика самого врача — вот основа основ знания. Везалий не только подробно и довольно точно описал человека, он выступил разрушителем нескольких медицинских мифов, одним из которых было представление о некоем сплетении сосудов в межжелудочковой перегородке сердца, а также наличии в ней отверстий. Со всей возможной почтительностью Везалий критикует Галена, стремясь доказать, что истинное искусство медицины, основанное на вскрытиях человеческого тела, когда-то было утрачено, и задача сегодняшних медиков — возродить его. Дальнейшее развитие медицины, тем не менее, пошло по иному пути и оказалось связано с развитием наук, казалось бы, далеких от врачевания. Например, развитие теории кровообращения Уильямом Гарвеем (1578—1657) было бы невозможно без проведения последним умножения объема крови в сердечном поджелудочке овцы на количество сердечных сокращений. Сама идея о том, что объем крови, равно как и ее движение, можно было посчитать, вполне революционна. Новые методы привели к новому знанию — теории кровообращения. Труд У. Гарвея «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных» (1628) знаменовал начало новой эры в европейской физиологии.

Безусловно, говоря об эпохе Возрождения, нельзя пройти мимо имени Леонардо да Винчи (1452—1519). Леонардо часто называют ученым и мыслителем. Однако «наука» Леонардо — это прежде всего живопись, понимаемая им не только как проявление таланта и духа, но и проявление точного знания: «Всегда практика должна быть воздвигнута на хорошей теории, коей вождь и врата — перспектива». Сам Леонардо был человеком малоученым. Обладая потрясающей интуицией, инженерным чутьем и богатейшим воображением, он, тем не менее, почти не опирался на имевшуюся тогда теоретическую базу науки — он не знал греческого языка, посредственно владел латынью (а возможно, и вовсе не знал ее). В силу этого мощный пласт научной литературы, написанной на этих языках, прошел мимо него. И самое главное — он не имел серьезного образования. Единственным местом, где обучался Леонардо, оказалась мастерская живописца и скульптора Вероккио. Его наука — знание, добытое многочасовыми наблюдениями, которое существовало независимо от ученого сообщества. Все рассуждения Леонардо о науке, хитроумные изобретения не оказали влияния на научно-техническое развитие в Европе — они так и не вышли за пределы записных книжек мастера. Впрочем, эти записки интересны как отношение думающего и много знающего человека к науке, которая его окружала. Так, Леонардо положительно относится к алхимии, но только в той части, которая предусматривает проведение эксперимента по получению веществ, нужных человеку. Золото из ртути, эликсир жизни Леонардо не принимает. Он отвергает большинство оккультных наук (хиромантию, некромантию), приводя вполне рациональные, хоть и наивные доводы. Впрочем, мелкие придирки современных авторов меркнут перед той широтой интересов, которой был наделен Леонардо.

• [1] Идея о силе, которую первоначальный двигатель (Перводвигатель по Аристотелю) придает телу и которая остается в нем в процессе движения. Теория импетуса (impetus —напор) была создана номиналистом Ж. Буриданом в XIV в.