Диаспорные общины Приморского края: формирование, развитие, этнокультурный облик: Вторая половина XIX-XX вв

Актуальность темы

исследования обусловлена парадоксальностью сложившейся ситуации, когда при росте интегративных тенденций, размывании этнических границ, унификации экономической, культурной жизни общества наблюдается устойчивый встречный процесс — активизация этнического самосознания, как формы сохранения самобытности, стремление к этнической самореализации в противовес интернационализации экономических и духовных отношений. В этих условиях наиболее оптимальную модель развития межэтнических отношений демонстрируют представители диаспор. Оказавшись по разным причинам в иной политической, экономической и культурной среде на правах этнического меньшинства, они накопили богатый опыт этнической консолидации и этнокультурного взаимодействия.

Рост общественного и научного интереса к самому явлению диаспора, проблемам диаспорного образа жизни в немалой степени вызван распадом СССР, в результате чего на постсоветском пространстве образовались многочисленные диаспоры. В то же время увеличение знаний об объекте, пространственное движение термина и его переход в другие отрасли знания и бытовую лексику позволил относить к данному явлению схожие сюжеты.

В этой ситуации, как перед научным сообществом, так и перед самими диаспорами возникла необходимость осмысления их роли и места в принимающем социуме, что возможно с помощью анализа национальной политики и регионального опыта жизнедеятельности диаспорных общин, выявления основных тенденций их формирования и развития, особенностей этнокультурного облика. Безусловный интерес в этом отношении представляют диаспорные общины евреев, немцев и корейцев Приморского края, которым посвящено настоящее исследование.

Степень изученности проблемы. Долгие годы анклавное существование этнических групп рассматривалось чаще всего в рамках^{этносоциологии.} Наибольшее внимание уделялось анализу этнических процессов и взаимовлиянию культур, а также профессиональным, демографическим, лингвистическим, психологическим, культурным аспектам жизнедеятельности этнодисперсных групп в крупных городах СССР1.

Интерес российских исследователей к изучению диаспор обострился в результате политических перемен в жизни общества, активизации этнического самосознания. Появляется большое число разноплановых работ, в которых предметом исследования становится феномен диаспоры, предпринимаются попытки определения термина, способного вместить всю многогранность явления2. Мнение авторов сводится к тому, что диаспора является целостным социальным организмом, направленным на адаптацию этнического меньшинства в принимающем социуме с сохранением им этноконсолидирующих и этнодифференцирующих характеристик. Большинство работ носит исторический или политологический характер, однако в них не анализируются особенности диаспорного образа жизни интересующих нас народов на территории дальневосточного региона.

Отчасти восполнить этот пробел помогают работы, посвященные истории и этнографии евреев, немцев и корейцев.

Евреи. В историографии истории и этнографии евреев в России можно выделить два взаимосвязанных и взаимодополняющих друг друга направления: «еврейскую историю в России» и «русскую историю еврейства». По мнению Д. Эльяшевича к работам первого направления относятся исследования внутренней истории и этнографии российского еврейства, история иудаизма и духовных течений, история еврейских политических движений, еврейской науки и культуры в России. Второе включает в себя, прежде всего, историю русского законодательства о евреях, историю взаимоотношений государства и еврейского населения, русского общества и евреев, историю антисемитизма3.

Основоположниками «еврейской истории в России» можно считать С. М. Дубнова и Ю.И. Гессена4. Помимо них к внутренней истории евреев обращалось немало дореволюционных исследователей, философов, политиков, писателей, публицистов. Большинство исследований носит узкий временной или тематический характер и рассматривает историю евреев в черте оседлости, что вполне естественно, поскольку именно там концентрировалась культурная, а затем общественно-политическая жизнь еврейской диаспоры. И хотя ко второй половине XIX в. на территории Сибири и Дальнего Востока сформировались немногочисленные еврейские общины, их этнография и история^не^ала^о^ектом^рьезных^шучньтх исследований. Лишь в 1911 г. в Санкт-Петербурге была опубликована брошюра Ю. Островского «Сибирские евреи», в которой затрагивается история образования еврейских общин в Сибири5. Автор показал, что по своему образу жизни, правовому, социальному и экономическому положению, культурно-психологическому типу сибирские евреи заметно отличалисьотев]зеев европейской части России и черты оседлости. Данное наблюдение можно отнести и к евреям — дальневосточникам. К началу XX в. они являлись важной частью населения региона, органично интегрировались в принимающее общество и имели равные с иноэтничным окружением экономические возможности. В целом можно констатировать, что в дореволюционный период исследователи обошли еврейское население Дальнего Востока стороной.

Не изменилась ситуация и после 1917 г. Долгие годы о существовании евреев на Дальнем Востоке вообще не упоминалось. Исключение составляют евреи в Биробиджане, однако анализ данной темы не входит в задачи автора.

Лишь в конце XX в. появился интерес к^евреям на Дальнем Востоке. Наиболее крупным исследованием является монография В.В. Романовой6. Автор, рассматривая историю формирования и правовой статус еврейской диаспоры на Дальнем Востоке во второй половине XIX — первой четверти XX вв., впервые ввела в научный оборот материалы зарубежных и отечественных архивов, освещающих правовое положение и отдельные аспекты жизнедеятельности евреев — дальневосточников. Исследовательница пришла к выводу, что несмотря на оторванность от сложившихся культурных и общественно-политических центров российского еврейства, евреи — дальневосточники сохраняли собственную этноконфессиональную самоидентификацию: они организовывали иудейские общины, строили молитвенные дома, учили детей Торе и традициям. В работе В. В. Романовой нашла отражение и этнополитическая активность еврейских общин Дальнего Востока в период 1917 — 1922 гг., показано их участие в реализации права на национально-культурную автономию, провозглашенное правительством Дальневосточной республики.

Помимо В. В. Романовой к истории евреев в Приморье в 1917 — 1922 гг. обратилась Е.Н. Чернолуцкая7. Используя архивные материалы, ей удалось воссоздать два ярких эпизода из жизни еврейской диаспоры: празднование о сионистами недели «Геуло» во Владивостоке в 1920 г. и историю закрытия синагоги во Владивостоке в начале 1930;х гг.9.

К отдельным аспектам истории и культуры евреев в Приморском крае обращались участники конференций «История еврейских общин Сибири и.

Дальнего Востока"10, а также авторы сборника статей, изданного по инициативе.

Еврейского религиозно-культурного общинного центра г. Владивостока11.

Сборник носит публицистический характер. В нем подчеркивается роль евреев во многих сферах жизни приморского общества, демонстрируется интерес к собственной региональной истории. Большинство публикаций этих изданий, посвящено дореволюционным сюжетам.

Русская история евреев представлена работами, анализирующими их правовое положение и статус. Большинство работ также посвящено правовому 1 положению евреев в черте оседлости. В начале XX в. объектом внимания стали евреи в Сибири. Г. А. Белковский проанализировал российское законодательство о евреях в Сибири, нормы, регулирующие их проживание на.

Дальнем Востоке, выявил их противоречивый характер. Наряду с этим автор коротко остановился на особенностях экономической деятельности евреев и их.

11 культурно-психологическом статусе. Проблема правового положения евреев в Сибири привлекла внимание Ю. Гессена14. Все эти работы, посвящены дореволюционному периоду еврейской истории. Что касается последующих десятилетий, то вплоть до начала 1990;х гг. данная тема не получила своего анализа. Лишь после изменения политических условий в стране юридический статус евреев в Российской империи вновь стал объектом исследования отечественных историков, как и прежде, исследователи чаще всего обращались к евреям черты оседлости.

История взаимоотношений евреев с властными структурами дальневосточного региона также нашла свое отражение в исследованиях В.В. Романовой15, которые можно сегодня считать единственными комплексными исследованиями, посвященными еврейской диаспоре на Дальнем Востоке России в период со второй половины XIX в. и до 20-х гг. XX в.

Следует отметить, что анализ жизнедеятельности евреев на Дальнем Востоке является наиболее сложным по причине ограниченности источниковой базы: не сохранились архивы дальневосточных общин, возможно по причине их полного отсутствия, ушло поколение носителей истории местного еврейства. Данная тенденция нашла свое отражение в отечественной историографии: историкам удалось в какой-то мере осветить отдельные аспекты жизни еврейской диаспоры в Приморье, а этнографы вообще обошли этот вопрос своим вниманием.

Существенную помощь автору при подготовке диссертационного исследования оказали работы по этнографии и истории евреев в других регионах России. Они содержат глубокий аналитический и фактический материал, выявляют ряд общих закономерностей в жизнедеятельности еврейской диаспоры в России16, описывают современные этнокультурные и этноконфессиональные проблемы российских евреев17.

Немцы. Вплоть до 1990;х гт. исследований, посвященных н<————-диаспоре на Дальнем Востоке, создано не было, тема освещг общероссийском контексте. Основным объектом внимания и в дореволюционный и в советский период отечественной историографии являлся иностранный, в т. ч. немецкий, капитал как важная составляющая экономики региона.

Среди последних по времени работ на эту тему следует отметить диссертацию Е.Г. Молчановой19. Автор сделала акцент на одной из составляющих немецкой диаспорной общины, немцах — предпринимателях, проанализировала региональные черты немецкого предпринимательства и его роль в экономике региона в дореволюционный период. В работе подчеркивается, что присутствие немцев в управленческих структурах Российской империи создавало возможности для лоббирования интересов немцев — предпринимателей.

Большую информативную ценность представляет и работа JI. Деега о деятельности немецкой торговой фирмы «Кунст и Альберс» на Дальнем 20.

Востоке России. Описывая экономическую историю известного торгового дома, автор затрагивает внутренний уклад жизни немецких служащих, указывает на их корпоративность и стремление сохранить основные этнодифференцирующие характеристики в сочетании с адаптивностью ее членов к инокультурной среде.

В поле зрения исследователей в последние годы попадает деятельность отдельных представителей немецкой диаспоры на Дальнем Востоке21, евангелическо-лютеранской церкви, консолидирующей значительную часть немецкой диаспоры в дореволюционный период22, жизнедеятельность немцев в годы первой мировой войны23.

Этнографических.работ о немцах — дальневосточниках за все эти годы не создано^Пр^ всего, в том что, они являлись немногочисленным преимущественно городским населением. К тому же, доктринальные установки национальной политики Советского государства исключали необходимость исследований этносоциальных компонентов некоренных народов России.

В связи с этим изучение этнокультурного облика немецких диаспорных общин в регионе было бы не возможным без привлечения научно-исследовательской литературы, освящающей аналогичные процессы в других регионах России. Наиболее существенную помощь автору оказали работы,.

24 рассматривающие становление немецкой диаспоры в России, ее жизнедеятельность25, а также анализирующие этнополитические и миграционные процессы среди российских немцев26. Учитывая, что в результате депортации и внутренних миграций в Западной Сибири образовалась наиболее крупная территориальная группа немцев автор в качестве сравнительного этнографического материала привлекала работы.

27 сибирских исследователей. Однако в отличие от сибирской группы, немцы — дальневосточники проживают дисперсно и являются преимущественно городским населением, в силу этого им было сложнее сохранить традиционные элементы материальной и духовной культуры, языковые диалекты, они более ассимилированы и практически полностью растворены в принимающем социуме. В то же время частичное сохранение немецко-русского двуязычия, распространение национально-смешанных браков, унификация культурно-бытовой среды, с одной стороны, и рост этнического самосознания, с другой, являются характерной чертой для всей немецкой диаспоры в России.

Корейцы. Доревошоцион^^ содержат значительный историко-этнографический материал по корейской диаспоре. Научная ценность этих работ чрезвычайно высока, поскольку они содержат статистический и фактический материал, анализ формирования корейского населения в России, описывают правовое положение корейцев. В целом написаны они правдиво и искренне непосредственными участниками или свидетелями описываемых событий и позволяют воспроизвести многие детали жизнедеятельности корейской диаспоры в тот период. Наибольшую ценность для автора представляют работы В. Д. Песоцкого, В. В. Граве, А. Меныцикова, В.П. Врадия31, М.И. Венюкова32, А. Рагозы33, П.Ф. Унтербергера34, Н.М. Пржевальского35, рассматривающие быт и особенности корейских поселений, проблемы адаптации корейцев в российское общество.

Не менее значительный, интерес к корейским переселенцам проявлялся и в первые годы советской власти. Продолжавшаяся миграция корейцев на Дальний Восток и связанные с этим социально-экономические и политические трудности сделали корейское население объектом внимания ряда исследователей. Анализировались особенности жизнедеятельности и сельскохозяйственная специализация корейцев, их участие в антияпонской борьбе за независимость Кореи и установление Советской власти в России, процесс ликвидации неграмотности36. Работы носили описательный характер и не рассматривали данные сюжеты в качестве составляющих диаспорного образа жизни.

После депортации корейского населения в 1937 г. данная тема перестала быть предметом исследований. Аналогичная ситуация прослеживается при анализе историографии многих российских народов.

В период хрущевской «оттепели» интерес к так называемым национальным группам в СССР заметно повышается. Сказались процессы демократизации общественной жизни, характерные для второй половины 1950;х — начала 1960;х гг., начавшийся процесс постепенной реабилитации репрессированных народов.

В 1965 г. была опубликована монография Ким Сын Хва по истории российских корейцев. В монографии рассматривается история формирования корейского населения, анализируется антияпонское движение корейцев в Приморье, их участие в борьбе за установление Советской власти на Дальнем Востоке, вклад корейского населения в строительство социализма. Несмотря на идеологический отпечаток советского времени, эта работа по праву может считаться первым специализированным исследованием по корейской диаспоре в России.

Анализ корейской иммиграции на Дальний Восток России был продолжен в исследованиях 1980;х — начала 1990;х гг. В. М. Кабузан, рассматривая становление демографической структуры населения дальневосточного региона в дореволюционный период, обобщил статистику не только русского, но и корейского населения региона, показал динамику и то особенности корейской миграции на различных этапах. Значительную роль выходцев из Кореи в колонизации Дальнего Востока отметил JI.JI. Рыбаковский. Высокий удельный вес корейцев в дореволюционной структуре населения региона, их значительный вклад в его колонизацию подчеркнут в «Истории Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма"40. Перечисленные работы позволяют воссоздать общую картину развития региона в дореволюционный период.

Новый всплеск интереса к российским корейцам наблюдается в последние годы: из печати выходят монографии41, сборники статей, отдельные публикации. Из этих работ особое внимание привлекают монографии А. И. Петрова, посвященные истории формирования корейской диаспоры на Дальнем Востоке России в дореволюционный период42. Их достоинством является анализ дореволюционной истории корейского населения в регионе через призму его диаспорных характеристик. Автор показал роль исторической и принимающей родин в становлении корейской диаспоры в России, подробно проанализировал процесс адаптации корейцев к новой социокультурной среде, показал их стремление сохранить свои этнокультурные черты, внести определенный вклад в борьбу корейского народа за освобождение своей исторической родины от японской оккупации.

Комплексную характеристику состава и жизнедеятельности иностранного населения дальневосточных городов во второй половине XIX — начале XX вв. дала в своем диссертационном исследовании Т.З. Позняк43. Она исследовала иммиграцию и адаптацию иностранцев — европейцев, американцев и выходцев из сопредельных стран Азиатско-Тихоокеанского региона, затрагивая только городское население региона.

Внимание современных исследователей сосредоточено в основном на традиционных проблемах формирования и жизнедеятельности корейской диаспоры во второй половине XIX в. — 1930;х гг., однако появились и новые аспекты. Рассматривается, например, миссионерская деятельность Русской Православной церкви среди корейских переселенцев в дореволюционный период, роль православия в адаптации корейских мигрантов44. Интересный аспект этой проблемы — экономическую заинтересованность перехода корейцев в православие — подметил А. В. Алепко: как только были введены ограничения на использование корейской рабочей силы, повлекшие за собой снижение мотивации к переходу в российское подданство, начался процесс обращения корейцев американскими миссионерами в пресвитерианство. Автор отметил и политическую направленность американской духовной миссии в среде корейских переселенцев во Владивостоке, целью которой была подготовка почвы для усиления влияния США на Корейском полуострове45. Деятельность методистких и пресвитерианских церквей среди корейцев также освещалась в работах И.К. Капран46, И.К. Толстяковой47, Чой Нам Сика48.

Подвергается новому осмыслению участие корейцев в сельскохозяйственной колонизации юга Дальнего Востока. И. К. Авилова проведя этнографический анализ этого явления, определила его как классический тип хозяйственной земледельческой колонизации, для которой было свойственно стремление прочно осесть на земле, образование компактных моноэтнических поселений, сохранение своей традиционной культуры, образа жизни и этнического самосознания49. Автор отметила высокую адаптивность корейцев к экологической нише региона, чему в немалой степени способствовало сходство природно-климатических условий Приморья и Кореи. Эту же черту отметил и А. И. Петров, указав на то, что основные проблемы адаптации корейских мигрантов касались социально-политической сферы и заключались в овладении ими языка принимающей страны, и выражении своей позиции к общегосударственной религии, православию, знании законов нового государства50.

Описанию сельскохозяйственного быта, технологиям обработки земли, социальным организациям у российских корейцев посвящена монография Г. Н. Ли. Хотя работа носит публицистический характер, на ее страницах содержится обширный этнографический материал, позволяющий воссоздать условия землеустройства корейских переселенцев на территории Приморья в различные исторические периоды. Автор подробно рассматривает общинную организацию труда, «гобонди», у российских корейцев, возникшую в годы депортации под влиянием традиции объединения для выполнения отдельных видов работ или проведения каких-либо мероприятий, касающихся отдельных людей или семьи. На конкретных примерах показана консолидирующая роль системы «гобонди» среди российских корейцев51.

Еще одним новым направлением в отечественной историографии истории корейцев в России стал анализ депортации корейского населения52.

Небольшой пласт составляют публикации, освещающие современное положение корейской диаспоры в России и на Дальнем Востоке53.

Помимо публикаций, рассматривающих отдельные аспекты истории еврейской, немецкой и корейской диаспор в России появился ряд комплексных работ. Так, в коллективной монографии «Этномиграционные процессы в Приморье в XX веке», представлен ретроспективный анализ этнических миграций через призму миграционной и социальной политики России и механизма ее реализации в регионе54. Большое внимание уделено корейской диаспоре, проблемам ее формирования и социально-экономической адаптации, рассмотрены аналогичные процессы у евреев и немцев. Авторы впервые затронули роль современных этнокультурных институтов в сохранении этнической идентичности, формирование этнической элиты и ее роль в консолидации этноса, взаимодействие представителей диаспор с органами власти.

Параллельно с перечисленными работами существует пласт публикаций, освещающих динамику этнических и этнокультурных процессов на территории России55, особенности национальной политики государства в различные периоды российской истории56. Данные работы позволяют выявить общие тенденции, на основе которых возможно проследить региональные особенности жизнедеятельности еврейских, немецких и корейских диаспорных групп, обусловленные социально-экономической и культурной спецификой региона.

Таким образом, отечественной историографией накоплен значительный материал, позволяющий проследить формирование еврейских, немецких и корейских диаспорных групп на территории Приморья. Вместе с тем, следует отметить, неравномерность изучения интересующих нас народов: более полно изучено корейское население на Дальнем Востоке, тогда как история приморских евреев и немцев освящена весьма фрагментарно. Кроме того, большинство работ посвящено дореволюционному периоду или отдельным сюжетам в первые годы Советской власти. Большинство существующих публикаций не рассматривает евреев, немцев и корейцев с точки зрения диаспорных характеристик. В частности, отсутствует анализ влияния национальной политики государства на формирование, развитие и этнокультурный облик интересующих нас диаспорных общин, не проанализированы процессы взаимодействия диаспорных групп с принимающим большинством, самоорганизация этносов с целью сохранения этнодифференцирующих качеств. Именно на этих аспектах проблемы и концентрируется внимание в диссертационном исследовании.

Целью настоящего исследования является комплексное изучение этнополитических, историко-культурных, этнографических особенностей формирования и развития диаспорных групп на территории Приморского края, определение их статуса, роли и места в структуре дальневосточного социума.

Поставленная цель предполагает решение ряда задач:

1. Проследить особенности формирования, правовое и политическое положение еврейской, немецкой, корейской общин на территории Приморского края в различные периоды российской истории;

2. Выявить влияние диаспор на социально-экономическое и культурное своеобразие региона;

3. Определить влияние национальной политики государства на этнокультурное развитие диаспорных групп в различные периоды российской истории;

4. Рассмотреть и проанализировать современные формы этнокультурного развития диаспорных общин, способствующие сохранению национально-культурной самобытности и внутреннего самоопределения диаспор.

Объектом исследования является этническая история и современное состояние еврейской, немецкой и корейской диаспор в одном из регионов российского Дальнего Востока. Выбор в качестве объекта исследования этих диаспорных групп не случаен. Во-первых, все три диаспоры можно отнести к категории классических. Они имеют свои исторические центры за пределами Российской Федерации, что в современных условиях делает их важной составляющей международной жизни, а в случае конфликтов — заложниками национально-дискриминационной политики принимающей стороны. Во-вторых, поддержка исторических центров сделала эти группы реальной политической силой, способной влиять на дальнейшее развитие территорий их проживания. В-третьих, формирование всех трех диаспорных групп в Приморье проходило практически одновременно. Начиная со второй половины XIX в. и до настоящего времени они находятся в структуре дальневосточного социума. В силу этого исторический опыт развития трех названных групп представляет особый интерес, поскольку наиболее ярко демонстрирует формы межэтнического взаимодействия, тенденции консолидации и ассимиляции внутри самого этноса.

Предметом исследования являются общие и отличительные черты жизнедеятельности трех диаспорных групп на территории Приморья.

Научная новизна исследования заключается в комплексном междисциплинарном подходе к рассматриваемой теме. На основе широкого круга источников проведен анализ этнической истории и современного положения трех различных по происхождению и культуре диаспор на протяжении ста пятидесяти лет российской истории в одном из регионов Дальнего Востока. Такой подход позволяет выявить независимые от этнополитических и этнокультурных особенностей общие черты, характерные для многих российских диаспорных групп.

В работе проанализировано влияние национальной политики принимающего государства на эволюцию диаспорных общин, как этносоциальных образований.

Показан современный процесс институционализации диаспорного образа жизни в следствие изменения государственной и региональной политики в отношении этнических меньшинств.

Рассмотрены современные формы этнокультурного развития еврейских, немецких и корейских общин, способствующие сохранению национально-культурной самобытности и внутреннему самоопределению диаспор.

Новизна исследования также определяется вводимым в научный оборот комплексом разноплановых источников, включающих материалы этносоциологического опроса, проводившегося совместно с Центром изучения социальной истории и политики ИИАЭ ДВО РАН в 2001 г., характеризующие половозрастной, семейный, образовательный, социальный состав современных корейских и немецких диаспорных общин.

Методология исследования основана на междисциплинарном подходе к осмыслению этнической истории еврейской, немецкой и корейской диаспор, что позволяет проследить динамику этносоциальных процессов в иноэтничной среде, закономерности и особенности формирования их этнокультурного облика, диаспорного образа жизни.

Ведущую роль в выполненной работе занимает принцип историзма, позволяющий рассмотреть этническую историю диаспорных общин в их конкретно-исторической обусловленности и развитии, а также сравнительно-исторический метод, посредством которого возможно выявить общее и особенное в развитии диаспорных общин, а также причины этих сходств и различий.

Работа строится на основе компонентного анализа еврейских, немецких, корейских диаспорных общин, что позволило выделить демографический, социальный, экономический, языковой, психологический компоненты изучаемого динамического явления, а также проанализировать отдельные составляющие их соционормативной культуры.

В работе широко использовались также проблемно-хронологический метод и методы полевой этнографии.

В течение 1999 — 2002 гг. автор вела включенное наблюдение за деятельностью немецких, корейских и еврейских национально-культурных организаций, расположенных на территории Приморского края. Для сбора первичной информации наряду с наблюдением и анализом текущих архивов этнокультурных объединений широко использовались методы интервью для углубленного изучения психологических и этнокультурных установок представителей диаспорных общин.

Совместно с Центром изучения социальной истории и политики ИИАЭ ДВО РАН в 2001 г. проводился этносоциологический опрос в форме анкетирования. Объектом изучения стали этнические общины интересующих нас народов в Приморском крае. Целью исследования являлось изучение современных этносоциальных и этнокультурных характеристик у членов немецких и корейских диаспорных общин. Представители еврейских общин от участия в опросе отказались.

Генеральная совокупность немцев на территории Приморья по данным переписи 1989 г. составляла 4194 человека, корейцев — 8454. Массовая иммиграция последних из республик Средней Азии и Казахстана увеличила число корейского населения. Причем в зависимости от источников эта цифра колеблется от 15 до 30 тыс. Объем выборочной совокупности определялся условиями и возможностями исследования и составил около 1% от генеральной. Отсутствие достоверной информации о демографической структуре населения не позволило применить квотную выборку, поэтому использовался метод случайного отбора по имеющимся в национально-культурных объединениях спискам. Полученные таким образом данные можно экстраполировать на генеральную совокупность с точностью ± от 2,6 до 9,4%.

Территориальные рамки исследования охватывают современные границы Приморского края с учетом исторических изменений административно-территориального деления региона. С 1856 по 1920 гг. территория Приморья находилась в составе Приморской области ВосточноСибирского, а затем Приамурского генерал-губернаторствав 1920 — 1926 гг. являлась частью Приморской губерниив 1926 — 1938 гг. — входила в состав Дальневосточного краякак самостоятельная административно-территориальная единица в современных географических рамках Приморский край существует с 1938 г. Поэтому в соответствующих разделах работы рассматриваются существовавшие в тот или иной период территориально-административные единицы.

Хронологические рамки работы охватывают исторический период в сто пятьдесят лет, с середины XIX в. и до настоящего времени.

Источниковую базу исследования составляет комплекс документов, которые по содержанию и происхождению можно разделить на несколько групп.

В первую группу вошли политико-правовые акты, касающиеся правового статуса этнических меньшинств в Российской империи, Конституции и Законы РСФСР, СССР, Российской Федерации, а также подзаконные акты, регулирующие реализацию механизма национальной политики в государстве.

Вторая группа источников представлена архивными материалами из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА ДВ), Государственного архива Приморского края (ГАПК), Государственного архива Хабаровского края (ГАХК).

Большой массив документов, регламентирующих права евреев в Приамурском генерал — губернаторстве (указы Сената, циркуляры Министерства внутренних дел, генерал — губернатора Восточной Сибири, Приамурского генерал — губернатора, постановления военного губернатора Приморской области, переписка различных чиновников о пребывании евреев на территориях края и др.) содержится в ф. 1 (Приморское областное правление Военного губернатора Приморской области, 1862 — 1917 гг.) и ф. 702 (Канцелярия Приамурского генерал — губернатора, 1861 — 1920 гг.) РГИА ДВ .

Отдельный пласт составляют прошения евреев о разрешении им со проживать в регионе, в том числе и временно. В общей сложности обнаружено и проанализировано более тысячи ходатайств. Наличие в этих документах общих сведений о человеке, его семейном и общественном положении, роде занятий, причинах и времени приезда в край позволяет воссоздать социально-демографическую структуру диаспорных общин.

Подобного рода документы, регламентирующие формирование корейской диаспоры на территории региона находятся в ф. 702 того же архива59.

В материалах ф. 1 РГИА ДВ содержатся также документы о численности и деятельности немцев в Приморской области в годы первой мировой войны60.

В фондах 1, 702, 244 (Владивостокское епархиальное управление Священного Синода и высшего церковного совета православной российской церкви) РГИА ДВ, а также в ф. 25 (Исполнительный комитет Приморского областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов), ф. 86 (Владивостокский Окружной исполнительный комитет советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов) ГАПК и ф. 1179 (Материалы о деятельности религиозных организаций) ГАХК находятся документы о деятельности религиозных конфессий на Дальнем Востоке России, как в дореволюционный период, так и в первые годы Советской власти61.

Для анализа политической и социально-культурной жизни диаспорных общин ценными оказались материалы ф. Р-2413 (Дальневосточный краевой исполнительный комитет советов депутатов трудящихся) РГИА ДВ и ф. П-2 (Дальневосточный краевой комитет ВКП (б)) ГАХК, свидетельствующие об особенностях национальной политики среди этнических меньшинств региона в период 1920 — 1930;х гг. Большинство этих документов посвящено корейцам, наиболее многочисленной группе среди меньшинств .

В целом архивные источники содержат ценную информацию правового, демографического, социально-экономического характера, рассматривающие условия формирования и жизнедеятельности диаспор в дореволюционный период, а также в первые годы советской власти.

Важным дополнением к этой группе источников являются опубликованные архивные материалы, позволяющие воссоздать политику русской администрации по урегулированию процесса корейской иммиграции, участие корейцев в национально-освободительной борьбе, правовые условия жизни российских немцев, особенности культурной политики советского государства среди национальных меньшинств в 1920 — 1930;е гг.64 Содержательным источником в этой группе является документальная антология, составленная на основе архивных документов и материалах периодической печати65. Представленная в ней информация дает возможность реконструировать национальную политику демократических правительств в годы гражданской войны, показывает опыт реализации проекта национально-культурной автономии в Дальневосточной республике и самоорганизации национальных меньшинств, проживающих в Сибири и на Дальнем Востоке в 1920;е гг.

Третью группу источников составляют материалы текущих архивов немецкой и корейской национально-культурных автономий, еврейских культурно-религиозных организаций, включающие в себя уставы и иные документы, регулирующие их деятельность, планы работы, отчеты, списки членов, а также переписку с различными государственными и региональными структурами.

К четвертой группе источников относятся полевые материалы автора, собранные в 1999 — 2002 гг. на территории Приморского края: интервью с лидерами, активистами и членами еврейских, немецких и корейских диаспорных общин, материалы этносоциологического опроса.

В целом комплекс использованных источников содержит обширный достоверный материал по различным сторонам жизнедеятельности и этнокультурному облику рассматриваемых общин, что позволяет раскрыть основные задачи диссертации.

Практическая значимость работы состоит в том, что содержащийся в ней материал может быть использован исследователями для дальнейшей разработки актуальных вопросов истории и этнографии некоренных народов России, для подготовки обобщающих региональных трудов по данной проблеме. Материалы диссертации могут быть применены в учебных курсах по истории Дальнего Востока, для разработки учебных пособий в гуманитарных ВУЗах. Важное практическое значение они могут иметь для органов государственной власти, работающих с этническими и конфессиональными группами, для самих диаспорных групп, заинтересованных в воссоздании собственной региональной истории.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации отражены в 17 публикациях.

Результаты исследований докладывались на научных конференциях: «Многонациональное Приморье: история и современность» (Владивосток, 1999) — IX сессия археологов и антропологов Дальнего Востока (Владивосток, 1999) — «Культура Дальнего Востока России и стран АТР: Восток-Запад», (Владивосток, 1999) — международной научной конференции «Запад-Восток: образование и наука на пороге XXI века» (Хабаровск, 2000) — Первом Приморском форуме «Межконфессиональное и межнациональное развитие: Опыт. Сотрудничество. Проблемы. Перспективы» (Владивосток, 2000) — научной конференции «Итоги и перспективы развития архивного дела в дальневосточном регионе на рубеже тысячелетий» (Владивосток, 2001) — VII Дальневосточной конференции молодых историков (Владивосток, 2002) — научно-практической конференции «Этнология и образование: проблемы интеграции академической науки и высшей школы» (Владивосток, 2002) — межрегиональном научно-практическом семинаре «Свобода совести в современном российском обществе: конституционные принципы, законодательное обеспечение, правовая защита» (Владивосток, 2003) — краевой научно-практической конференции «Роль национальных объединений в достижении межнационального мира и согласия в Приморском крае» (Владивосток, 2003) и др.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения, списка источников и литературы, приложения.

Заключение

.

История формирования и эволюции трех диаспорных общин Приморского края позволяет сделать следующие выводы.

Формирование еврейских, немецких и корейских общин на территории Приморского края явилось следствием колонизационного процесса и частью становления общедемографической структуры населения дальневосточного региона во второй половине XIX в. В их основе лежали добровольные и принудительные миграции. Евреи и часть немцев являлись подданными Российской империи, успешно прошедшими процесс социокультурной адаптации, они прибыли в Приморье из европейской части России в общем потоке переселенцев. В отличие от них корейцам и части немцев, преимущественно представителям немецкого торгового капитала, предстояло пройти процесс адаптации и аккультурации. Для немцев, как представителей европейской культуры он проходил менее болезненно. Немалую роль в этом сыграло наличие уже сложившейся в российском обществе влиятельной немецкой диаспоры. Имея высокую мотивацию к продуктивному взаимодействию с принимающим обществом, немцы — иностранцы стремились изучить язык принимающего большинства, его культуру, менталитет, активно участвовали в общественной жизни приморского общества, что позволяло им переходить в российское подданство, сохраняя германское. Перед корейцами проблемы социокультурной адаптации стояли более остро, поскольку они являлись носителями не только иных ценностей и традиций, но и другого антропологического типа. Трудности адаптации в известной степени сглаживало благожелательное отношение местной администрации к мигрантам, в лице которых, особенно на первых порах, власти видели крайне необходимую рабочую силу, а также отсутствие в крае бытовой этнорасовой дискриминации и конкурентной борьбы за ресурсы.

Для всех трех диаспорных общин с момента их формирования было характерно стремление сохранить свое этнокультурное своеобразие. Основной формой сохранения этнической целостности и культуры стал общинный образ жизни. Мощным консолидирующим фактором в еврейской и немецкой общинах была конфессиональная принадлежность — иудаизм и лютеранство. Между конфессиональной и диаспорной общиной практически не было разницы. Для корейцев важным стимулом сплочения была общность исторической судьбы, наличие компактных поселений в сельских районах края и корейских кварталов в городах Дальнего Востока.

Каждая из диаспорных общин сформировала в крае свою социально-экономическую нишу. Выбор таких ниш был исторически обусловлен. Евреии — немцывбольшинстве—своем—выступалив-роли—посреднического меньшинства, заняв лидирующие позиции в торговле и ремеслах. Социально-экономическая ниша корейской общины была обусловлена их традиционным хозяйственно-культурным типом и наличием свободных сельскохозяйственных земель. Сходство физико-географических условий исторической родины и Приморского края позволили корейским переселенцам применять на новом месте проверенные многовековым опытом способы обработки земли и ухода за посевами, что в свою очередь помогло им в короткий срок сформировать высокопродуктивное сельскохозяйственное производство, и тем самым органично интегрироваться в приморское общество, оказать существенное влияние на социально-экономическое и культурное своеобразие региона.

К концу XIX в. все три диаспорных общины представляли собой зрелые социальные организмы, каждый член которых, независимо от места и вида деятельности, имел в них свою жизненную нишу, обладал определенными правами и обязанностями. Особенно характерно это было для корейских переселенцев, для которых община была основной средой существования. Вместе с тем именно в этот период начинают ощущаться и первые признаки размывания диаспорного образа жизни. В общинах появляется прослойка лиц второго поколения, социокультурная дистанция которых с основной массой населения заметно сократилась. Как следствие, связи с общиной у ее членов начинают слабеть, а процесс интеграции в принимающее общество усиливается.

Трансформация государственного устройства в результате революций 1917 г. привела к разрушению социально-экономических устоев российского общества. Начинается новый этап и в жизнедеятельности диаспор. Часть представителей диаспорных общин иммигрировала из страны, часть включилась в политическую борьбу. Отмена дискриминационного в отношении евреев законодательства Российской империи способствовала этнополитической активизации жизни еврейской общины, появлению этнических лидеров, формирующих новые задачи и идеологию. Весьма популярными оказываются лозунги возрождения еврейского языка и культуры. Наиболее высокий уровень этнополитической активности был характерен для корейцев. Участвуя в борьбе за установление Советской власти в Приморье, они связывали с ней и надежды на освобождение своей исторической родины. Наряду с ростом этнополитической активности наблюдается и смена этноконсолидирующих институтов. Одной из форм единения корейцев стал институт культурно-национальной автономии, провозглашенный правительством Дальневосточной республики и функционировавший в Приморье очень небольшой период времени с 12 декабря 1920 г. по 26 мая 1921 г. Являясь представительным и исполнительным органом, имеющим публично-правовой статус, культурно-национальная автономия взяла на себя основные функции сохранения и развития культуры. Нестабильность политической ситуации в Приморье, короткий период политической свободы не позволил данному социальному институту стать формой этнической институционализации у представителей диаспор, тем более что в советский период сама идея национально-культурной автономии провозглашалась оппортунистической.

Не менее органично отреагировали диаспорные общины и на изменения во внутренней политике государства в первые годы Советской власти. Формирование этнически окрашенных национальнотерриториальных образований разного уровня, создание условий этнокультурной самореализации этносов через развитие образования на родном языке, печати, сохранение традиционного уклада и образа жизни, конфессий позволили еврейским, немецким и корейским общинам вновь приспособиться к новым жизненным обстоятельствам. Однако уже в конце 1920;х — 1930;е гг. происходят новые изменения в национальной политике Советского государства. Сокращаются этнические образовательные программы, ликвидируются конфессиональные общины, являвшиеся для евреев и немцев основным социальным институтом, обслуживающим специфические потребности этнических общин и обеспечивающие ее максимальную устойчивость к внешним воздействиям и влияниям. Ликвидация корейской диаспорной общины в Приморье произошла в результате депортации в 1937 г.

Начиная со второй половины 1930;х гг. в СССР вообще не существовало диаспор, поскольку ни одна из них не имела своих социальных и экономических институтов. Безинституциональный образ жизни народов, распространение марксистко-ленинской, классовой идеологии во всех сферах жизни советского общества, нивелировка социально-культурных условий привели к размыванию диаспорного менталитета, распространению ассимилятивных процессов. Растворению диаспорных общин в принимающем обществе также способствовали этнические депортации, политика скрытого антисемитизма и национализма.

Имея опыт социальной адаптации евреи, немцы и корейцы все чаще стремились к дисперсному проживанию в городах Приморья, поскольку это расширяло социальные возможности и контакты, формировало личность более информированную и социально мобильную к восприятию внешней среды. В результате полностью перестраивалось диаспорное сознание и, как следствие, утрачивалась потребность к внутренней сплоченности общин, они все более приобретали символическое существование, приобретая статус этнокультурной группы. В тоже время скрытая дискриминационная политика советского государства, особенно по отношению к евреям, служила питательной почвой для усиления иммиграционных настроений.

Изменение политической и экономической ситуации в России в конце 1980 — 1990;х гг. вновь вызвала этнополитический и этнокультурный ренессанс. Создание правовой базы, способствующей институционализации диаспорного образа жизни, привело к возникновению различных этнокультурных общественных организаций, национально-культурных автономий, главной целью которых стало сохранение, развитие и воспроизводство этнической культуры. Появились этническая элита и интеллектуальные лидеры, формирующие воспроизводство диаспорной идентичности. Возросла роль исторической родины в идеологическом комплексе диаспор, помощь с ее стороны создала материальную и культурную базу для возрождения диаспорных общин. В результате внутренних и внешнеполитических изменений в принимающем обществе, произошла стабилизация социальных институтов, выражающих интересы диаспорных общин на различных административных уровнях, что позволило еврейским, немецким и корейским диаспорным общинам проявить себя как часть этнически плюральной структуры принимающего общества, выступая в тоже время в качестве этнокультурного новообразования.

Таким образом, еврейские, немецкие и корейские диаспорные общины Приморского края за 150 лет истории своей жизнедеятельности на территории региона прошли стадии формирования, зрелости, упадка (растворения в принимающем обществе) и ренессанса, оставаясь при этом формой самоорганизации народов на основе осознанной этнической идентификации.