В переломные эпохи, когда меняются глубинные основы жизни, традиционные регуляторы человеческого существования: такие, как религия, наука, мораль, право, — жизнь человека, естественные и привычные её проявления, начинают казаться иллюзорными и мнимыми, скрывающими под собой более глубокую реальность, которая одна только и имеет подлинное значение. Актуальными становятся вечные вопросы человеческого существования о смысле жизни, о природе любви, о тайне рождения и смерти. Те человеческие проявления, которые ранее оставались за пределами внимания общества: сновидческие, медитативные, наркотические, гипнотические, — в такие эпохи приобретают особый интерес как свидетельства скрытой жизни человека, погружение в которую может открыть новые возможности в исследовании природы человека, приблизить к постижению тайны его существования. На смену холодному и рассудочному рацио приходит живая энергия иррационального психе. Повышенное внимание в это время уделяется прикладному, эзотерическому, оккультному знанию, резко возрастает роль философии, искусства, литературы.
Конец XIX-начало XX веков принадлежит как раз к таким кризисным, переломным эпохам, когда пересмотру подвергаются основные представления человека о любви, жизни и смерти.
Рубеж XIX—XX вв.еков в общеевропейском масштабе был ознаменован кризисом разума и традиционной веры. В России — приближающейся к гибели многонациональной империи, кризис сознания ощущался особенно остро. Трагическое входит в плоть и кровь человека переломной эпохи. Его господствующим мироощущением становятся катастрофизм, апокалипсичность, обострение чувства собственного одиночества. Обретает популярность не востребованная в течение десятилетий «философия пессимизма» Шопенгауэра, оказавшая наряду с философией Фр. Ницше влияние на европейскую, в том числе и на русскую литературу. Приковывает внимание «философия заката»: «её создатели как личности, как мыслители сложились именно на «роковом» рубеже XIX—XX вв.еков"1. Главным героем литературы этого.
1 Мескин В А. Кризис сознания и трагическое в русской прозе конца Х1Х-начапа XX веков. АДД.
СПб, 1997, с.10−11 периода выступает «Одинокий Человек, стоящий перед лицом Вечности, Смерти, Вселенной, Бога"2. Всё чаще авторов привлекает тема взаимонепонимания, описание психологических барьеров, разделяющих людей одного сословия, одной семьи. Всё скептичнее смотрят они на возможность душевных контактов. Выражая общее мнение собратьев по художественному творчеству, З. Гиппиус пишет, что каждое «я» теперь делается обособленным, одиноким, оторванным от другого «я"3.
Одновременно с ощущением потери человеком этических ориентиров, его отпадением от природной, космической жизни русские философы, писатели, поэты и художники рубежа веков стремятся дать определение человеку и миру в координатах новых ценностных категорий, сформулировать новые идеалы.
Укоренившийся в век позитивизма взгляд на человека как на «познающего субъекта», или «теоретического человека», по терминологии Фр. Ницше, к началу нового столетия окончательно исчерпал себя. С проблем познания мира центр тяжести смещается в сторону проблем познания жизни, что ставит на первый план рассмотрение уже не идеального отвлечённого понятия «человек», «познающий субъект», а действительного человека, живущего в конкретную историческую эпоху. При этом обнаруживается, что человеком зачастую движет вовсе не то, что поддаётся его осознанию и объяснению и может быть исчерпано рамками наукообразного описания. «Слишком много есть в каждом из нас Неизвестных, играющих сил», — писал А. Блок. Положительные науки пошатнули традиционные религиозные верования людей, не сумев заменить их. Люди устремились на поиски того существенного, духовного, чего им недоставало. Однако перейти от крайнего материализма к прежним бесхитростным верованиям, вытесненным им, не хватало решимости, и они устремились к мистической философии, эзотерике, оккультизму, перебрасывающим мост между как бы враждующими наукой и религией.
Процесс поиска выхода из кризиса сблизил единомышленников и антагонистов, приверженцев диаметрально противоположных концепций: «Соловьёва, соединившего идеи спекулятивной философии с христианством, и Ницше, строившего своё учение на.
2 Эткинд Е. Г. Там, внутри. О русской поэзии XX векз.-СПб, 1996, с. 14.
3 Мескин В. А. Цит.соч., с. 14 антихристианстве, влиятельного в России антропософа Штейнера, давшего новый вариант учения о бессмертной душе, и «меониста» Минского, «богостроителей», объявивших религией социал-демократическую доктрину, открывших «объективный смысл» жизни, и философа Шестова, доказывавшего, что бытие может иметь только «субъективный смысл», проповедника обновлённого «завета» Мережковского и создателя теории «имманентного субъективизма» Р. Иванова-Разумника", 4 «отца психоанализа» Зигмунда Фрейда и основателя «религии Диониса» Вяч.Иванова. При этом «линии противостояния проходили, в основном, по отношению к поразившему общество инд и в иду адизму и к разным вариантам соборности» 5.
Каждое культурное движение существует в контексте определённых, объективно заданных историей оппозиций, конкретных для того или иного времени, той или иной эпохи. «Русская культура на заре XX века билась над разрешением в принципе неразрешимой антиномии иерархизма, признания иерархического начала в кулыуре, — и стихийности, понимания культуры как жизни, стихии».6.
Очевидна близость данной антиномии к оппозиции аполлонийского и дионисийского начал в эллинской культуре, известной из диссертации Фр. Ницше «Рождение трагедии из духа музыки». Немецкий философ увидел и опознал в древнегреческих богах искусства — Аполлоне и Дионисе — живые образы представителей двух основных первоначал мира — аристократического совершенствования и растворения в стихии, в хаосе, — противоположных как в своём глубочайшем существе, так и в своих высших целях. Аполлон предстал перед умственным взором Фр. Ницше как «просветляющий гений principii individuationis», — начало, символизирующее полное чувство меры, самоограничение, свободу от диких порывов, мудрый покой бога-творца образов". Таинственной же сущностью дионисийского начала явилось «единство с внутренней первоосновой мира», в котором субъективность исчезает до полного самозабвения. «При мистическом ликующем зове.
4 Там же, с. 16.
5 Там же, с. 17.
6 Синеокая Ю. В. Рубеж веков: русская судьба Сверхчеловека Ницше. И ФрЙдрих Ницше и философия в России. — СПб., 1999, с. 68.
Диониса разбиваются оковы плена индивиду ации, и широко открывается дорога к Материям бытия, к сокровеннейшей сердцевине вещей".7.
Философия Фр. Ницше в определённом смысле стала ключом к культурному коду новой русской духовной парадигмы начала XX столетия — века модерна. Трудно назвать крупного русского мыслителя конца XIX — начала XX века, который бы оставил без внимания философию Фр.Ницше. При этом «русское ницшеанство» не носило характер единодушного принятия его идей. «В некоторых кругах имя немецкого мыслителя воспринималось как символ индивидуализма, в других означало духовный универсализм, а порой даже связывалось с патетикой коллективного творчества, потерей своего «я» в культовом единстве и принесением себя в жертву Богу. Для одних он был исключительно «нигилистом» и «человеком последнего бунта», ломавшим традиционные представления о нравственности, даже «разрушителем исторического христианства». Для других — учителем и творцом «высшей морали», «пророком новой верь">, более того — провозвестником идеи религиозного синтеза, новой религиозной культуры».8.
Размышления Фр. Ницше о «братском союзе двух божеств» — «дионисово-аполлонийском гении» оказали определяющее влияние на В я ч. Иванова — выдающегося отечественного литератора, основателя и теоретика религиозного символизма. Вяч. Иванов познакомился с идеями Фр. Ницше в самом начале 90-х годов, когда творчество немецкого философа ещё только начинало завоёвывать умы современников учениями о «сверхчеловеке» и «воле к могуществу». Но не эти темы сыграли решающую роль в обращении Вяч. Иванова к текстам Фр.Ницше.
Во многом именно благодаря Вяч. Иванову, ставшему русским популяризатором «Рождения трагедии из духа музыки» в периодических изданиях Москвы и Петербурга в начале XX века стало часто появляться имя Диониса. «В стихии ннцщеанско-дионнсийского гения, в боге хаотического смешения и «ночной стороны души», боге восторженного исступления, крушащего границы между человеком и внешним миром, русскид философ увидел возможность спасения от индивидуализма и рационализма.
7 НицшеФр. Рождение трагедии из духа музыки.//Соч.: в 2-х т. —М., 1990. Т. 1, с 117.
8 Синеокая Ю. В. Восприятие идей Ницше в России. II Цит.соч., с. 10 европейской цивилизации, тяготящей душу современного теоретического человека, мертвенностью отчуждённых от «живой жизни» культурных форм".9 Вновь явленный миру дионисизм мог бы, по Вяч. Иванову, стать способом преодоления культурного кризиса, способствуя «рождению» из личного опыта — опыта сверхличного.
Философ, «убивший Бога», помог Вяч. Иванову найти свой путь к Христу. Работа Фр. Ницше «Рождение трагедии» стала для Вяч. Иванова путём в христианство. В противоположность Фр. Ницше, для которого Дионис так и остался эстетическим феноменом, Вяч. Иванов понимает его как начало религиозное.10 «Дионисийство», как основу молитвенного экстаза, он сравнивал с Ветхим Заветом — временем ожидания Христа. В Дионисе Вяч. Иванов увидел древнего «союзника бога галилейских рыбарей», бога «страдающего и растерзываемого», а в дионисийском «как» — возможность человека во время прославления Бога «выходить» из своей оболочки в поисках Вселенской Души — цели. Так Вяч. Иванов открывает в дионисийстве путь к «соборности».
Восходящий к языку патристики термин «соборность», означающий слияние духовных и жизненных устремлений отдельных личностей воедино, Вяч. Иванов заимствует у славянофилов и Вл. Соловьёва, труды которых изучает параллельно с работами Фр.Ницше.
Пытаясь примирить русских религиозных философов и «этически прочувствованного» Фр. Ницше, Вяч. Иванов создаёт оригинальную концепцию дионисийства, в которой Дионис выступает символом преодоления индивидуализма и прообразом соборной общины.
Первой публикацией, где Вяч. Иванов изложил свои дионисийско-христианские воззрения, стала «Эллинская религия страдающего бога», изложенная на страницах возглавляемого Д. Мережковским литературно-религиозного журнала «Новый путь». Ей предшествовали лекции, прочитанные Вяч. Ивановым в Париже в 1903 году. В том же, 1903 году выходит в свет и первый поэтический сборник Вяч. Иванова «Кормчие.
9 Синеокая Ю. В. Цит.соч., с. 22.
10 Эгкинд А. Эрос невозможного: История психоанализа в России.-СПб., 1993, с. 59 звёзды", содержащий мнош дифирамбических стихотворений, которые воспринимаются как ритуальные призывы к богу Дионису.
В теоретическом и художественном творчестве Вяч. Иванова миф о воскресающем и умирающем боге древних эллинов становится центральным. Дионис образует «ядро» мифологической системы Вяч. Иванова, предстаёт своего рода универсальным знаком, символом бездонной глубины, олицетворяющим снятие всяческих граней и преодоления всевозможных противоречий: между природой и культурой, личностью и коллективом, жизнью и смертью. В статье «Ницше и Дионис» Вяч. Иванов пишет: «Дионисийское начало, антиномичное по своей природе, может быть многообразно описываемо и формально определяемо, но вполне раскрывается только в переживании, и напрасно было бы искать его постижения — исследуя, что образует его живой состав. Дионис приемлет и вместе отрицает всякий предикатв его понятии, а не-а, в его культе жертва и жрец объединяются как тождество"11.
Дионис для Вяч. Иванова — жизнетворческое начало, духовный принцип мира, он предтеча Христа, заключает в себе трансцендентное ядро богосыновства, он — средоточие духовного таинства, сакрального знания, самои богопознания, способ видения генетического ряда и сути религиозных, метафизических и мифопоэтических традиций. «Мир — страстной модус единого бытия и Дионис — имя этого модуса в абсолюте. Дионис равно жив в макрокосме и микрокосме, смерти нет для души, как и.
12 для Бога", — таков «дионисийский» догмат Вяч.Иванова.
Философско-христианское прозрение Вяч. Иванова совпало с реальным «выплеском» его собственной души — обретением души другой, любящей во Христе. Он встречает в Риме JIД. Зиновьеву-Аннибал, с которой «находит себя». В этом смысл излюбленной формулы Вяч. Иванова — «а realibus ad realiora» — «найти реальнейшего себя — обрести Бога». Л. ДЗиновьева-Аннибал становится музой Вяч. Иванова, его единомышленницей, вместе с ним «исповедует культ Диониса, идеи «живой жизни»,.
11 Иванов Вяч. Ницше и Дионис // Фридрих Ницше и русская религиозная философия: Переводы, исследования, эссе философов Серебряного века: в 2-х т. Т.1, с. 27.
12 Цит. по: Стояновский М. Ю. Символ у Вяч.Иванова. АКД. — М., 1996, с. 8 плодотворность для творчества экстатического состояния, позволяющего проникать в тайны Вселенной и восстанавливать разрушенные связи человека с миром".13.
Петербургская квартира Ивановых, знаменитая «Башня» на Таврической, в 1905;07 годах собиравшая весь цвет литературно-художественной элиты обеих российских столиц, превращается в строительную площадку для нового, дионисийского мифа. Сердцевиной дионисийского мифотворчества становится эрос, что глубоко символично: головокружительное преодоление граней между собой и другими, погружение в «целое и всеобщее» Вячеслав Иванов и J1 .Д. Зиновьева-Аннибал непосредственно пережили в опыте большой взаимной любви. Как пишет А. Шишкин, «ритуал и темы собраний на Башне будут разрабатываться и варьироваться, но высшая цель их мифологически обозначена уже в декабре 1905 года. «Всегда было желание у Вяч. Иванова превратить общение людей в Платоновский симпосион, всегда призывал он Эрос», скажет в 1915 году в своей подводящей итоги ивановским «средам» статье Н. А. Бердяев."14.
Ивановская «Башня» сыграла исключительную роль в распространении дионисийских идей. Деятельность Вяч. Иванова и Л.Д.Зиновьевой-Аннибал по «ловле душ» имела огромный успех. По словам Н. А. Бердяева, «дионисическое веяние прошло по России. Оргиазм был в моде. Эрос решительно преобладал над Логосом».15.
В истории Серебряного века трудно найти поэта или философа, который бы никак не откликнулся на популярную в те годы концепцию дионисийства. Днонисийский миф в трактовке Вяч. Иванова породил ответную реакцию двух наиболее видных поэтов из числа «младосимволистов» — Александра Блока и Андрея Белого. В течение 1905;1906 годов оба поэта были частыми гостями в доме Вяч. Иванова и Л.Д.Зиновьевой-Аннибал. Их восхищала дионисийская мистика и волшебная атмосфера собраний на «Башне», продолжавшихся всю ночь. Под влиянием дионисийского мифа «Прекрасная Дама» (София) Блока утрачивает своё прежнее небесное сияние и приобретает тёмный дионисийский лик. В «башенный» период из-под пера Блока появляются «Снежная Маска» и «Балаганчик». Оригинальный вариант освоения дионисийского мифа мы находим в творчестве А. Белого. Понимание любви Дарьяльским, главным героем романа.
13 Михайлова М. «Мы—две руки единого креста».// Наука и регжня.1995, No3, с.4 В.
14 Шишкин А. Симпосион на петербургской Байте в 1905;06 гг. ЯРусские пирыДАльманах «Канун»),-СПб., 1998, с. 301.
15 Бердяев Н А. Самопознание. // Бердяев Н. А. Собр.соч., т. 1.-Париж, 1969, с. 172.
Серебряный голубь", напоминает мистические идеи Вяч. Иванова о духовном и физическом союзе двух личностей, создающем предпосылки для «прорыва» к экстатическому сознанию более высокого порядка. Однако, Белому в большей степени, чем Вяч. Иванову, присуще осознание опасности дионисийского начала, заложенной в нём разрушительной мощи. Этим объясняется трагический для Дарьяльского исход «погружения в хаотическое».
Н.А.Бердяев, в течение трёх лет председательствовавший на собраниях ивановских «сред», объяснял причину исключительной популярности дионисийских идей Вяч. Иванова их созвучием с духовными запросами эпохи. В отвлечённых ивановских построениях он увидел отражение характерной черты русской интеллигенции — её «томление по всенародной, органической, коллективной, соборной культуре».16 Вместе с Вяч. Ивановым путь к соборности через эрос искали многие русские мыслители рубежа веков. Крупнейшие русские философы — В л. Соловьёв и Н. Фёдоров сосредоточили свои рассуждения на соотношении половой любви, борьбы со смертью, возрождении и соборности. Таким образом, дионисийство было одним из средств достижения общей цели преодоления индивидуализма и построения гармоничного человеческого сообщества, цели, сплотившей на рубеже XIX—XX вв.еков усилия многих русских философов и мистически настроенных поэтов и писателей.
Знаковой фигурой в контексте рассмотрения дионисийского мифа является Л. Д. Зиновьева-Аннибал.
В культуре Серебряного века, подарившего нам целую плеяду выдающихся жешцин-творцов, имя Лидии Дмитриевны Зиновьевой-Аннибал* (1866−1907) занимает особое место. Жена известного поэта-символиста, хозяйка легендарного петербургского литературного салона, Л.Д.Зиновьева-Аннибал была женщиной, о которой слагали легенды, вокруг которой «создавалось мифотворчество». От друзей она получила имя Диотимы — мудрой и прекрасной героини платоновского «Пира», обладательницы высшего и тайного знания о демоне Эроте. Н. А. Бердяев называл её «душой», «психеей».
16 Там же, с. 173.
Аннибал—литературный псевдоним писательницы О выборе псевдонима см. письмо Вяч Иванова В. Брюсову от декабря 1903: «Жена просит известить вас, что своим литературным de guerre (псевдонимом) избирает. кЛ.Д.Зиновьева-Аннибал». Ганнибалы—её предай с материнской стороны", ft Литературное наследство.-М., 1976, т.85,с.4Э5 ивановских «сред» и вспоминал: «Она не очень много говорила, не давала идейных решений, но создавала атмосферу даровитой женственности, в которой протекало всё наше общение, все наши разговоры. Л.Д.Зиновьева-Аннибал была совсем иной натурой, чем Вяч. Иванов, более дионисийской, бурной, порывистой, революционной по темпераменту, стихийной, вечно толкающей вперёд и ввысь. Такая женская стихия в соединении с утончённым академизмом Вяч. Иванова, слишком много принимающего и совмещающего в себе, с трудом уловимого в своей единственной и последней вере, образовывала талантливую, поэтически претворённую атмосферу общения, никого и ничего из себя не извергавшую и не отталкивающую».17 По словам современников,.
Л.Д.Зиновьева-Аннибал обладала «особым талантом общения с людьми», необычайным вниманием к человеку. С. Ауслендер впоследствии напишет: «Всего три года тому назад поселившись в Петербурге, Лидия Дмитриевна вместе с Вяч. Ивановым сумела стать в самом центре всей культурной жизни Петербурга. Их «среды» сделались литературным салоном, быть может, самым интересным и значительным за многие, многие годы. Здесь скрещивались все нити всех исканий и течений последних лет. Яркий огонь пылал на сторожевой башне, освещая пути и друзьям, и врагам. Из этого салона вышли.
С.Городецкий и М. Кузминмногие здесь получили первое крещение и все находили здесь каждый своё. И в центре рядом с высоким поэтом-философом она, ласковая не безразличным добродушием, а мудрой понятливостью всех и умением подойти близко к каждому, с неугасаемой бурностью сочетавшая благородную мягкость, быть может, след.
18 крови старого рода".
Мемуаристы оставили нам немало описаний внешности Л.Д.Зиновьевой-Аннибал. Замечательный словесный портрет, дающий представление не только о выразительном внешнем облике Л.Д.Зиновьевой-Аннибал, но и одновременно помогающий раскрыть сложный психологический мир её личности, принадлежит художнице Маргарите Сабашниковой: «Она напоминала сивилл Микеланджело, в посадке её головы было что-то львиноесильная, прямая шея, смелый взгляд, маленькие прижатые уши также усиливали сходство со львом. Но самым своеобразным в ней были её краски: волосы.
17 Бердяев Н. А,"Ивановские среды"//Лидия Иванова, воспоминания. Книга об отце.-Paris, 1990.С.320−321.
18 Ауслендер С. Из Петербурга it Золотое руно, 1907, № 10, с.76−77 белокурые, с розовым отливом, а кожа смуглая, что придавало особый блеск белкам её глаз. Она была потомком абиссинца Аннибал а, известного арапа Петра Великого, из рода которого происходил и Александр Пушкин. Лидия и в повседневной жизни носила тунику и драпировала свои большие красивые руки тогой".19 К гостям Л.Д.Зиновьева-Аннибал обыкновенно выходила в сандалиях и греческом пеплосе — наряде, специально придуманным для неё художником К.Сомовым. Именно ей принадлежит создание знаменитого стиля «башенных» собраний. «Этот стиль начинался с продуманных деталей быта и обстановки — зажжённых свечей, вставленных во что попало: канделябры, подсвечники и просто бутылки, оранжевых тёплых обоев гостиной и большого куста камелии, множества лежавших на полу разноцветных подушек её восточного «оранжевого кабинета».20.
Яркая личность, бурная, «дионисийская» натура, Л .Д.Зиновьева-Аннибал была не только музой выдающегося русского поэта, не только хозяйкой «Башни», скреплявшей узами дружбы самых разных людей — А. Блока, М. Кузмина, М. Волошина, С. Городецкого, — она была талантливой писательницей.
Творческий путь Л.Д.Зиновьевой-Аннибал был стремителен и ярок, но внезапная смерть писательницы в октябре 1907 года прервала его в самом расцвете. Рецензии на последнюю книгу Л. Д. Зиновьевой-Аннибал совпали с появлением её некрологов. «Кроме напечатанных «Кольца», «Тридцать три урода», «Трагический зверинец», «Певучий осёл», у неё остались неоконченными роман «Пламенники» и драма «Колокол».21 «Того, что она могла дать русской литературе, мы и предположить не можем: это было только начало—дикое, порывистое, тревожноес каким-то упорством первобытной души ломала она свой стиль, всё ещё непокорныйздесь всё было страстью и страданием.», — напишет о её творчестве А.Блок.22 «Только когда я читаю Зиновьеву.
18 Волошина-Сабашникова М. В. Зелёная змея. Мемуары художницы.-СПб., 1993, с. 150. М. В. Сабашнтовой был написан также живописный портрет Л.Д.Зиновьееой-Аннибал, который сопровождал Вяч. Иванова во всех его странствиях и скитаниях-См об этом: Шор-Дешарт O A Введение // Иванов В И Собрание сочинений в 4-х т.
Брюссель, 1971, т. 1.
20 Шишкин А. Цит.соч., с316.
21 Ауспендер С. Указ соч., с 76. Рукопись «Пламенников» хранится в Риме вместе с другими рукописями Л .Д. Зиновьевой-Аннибал.
22 Блок А. А. Литературные итоги 1907 года И Блок, А А. Собрание сочинений в 8-ми томах.-Т 5, с. 226.
Аннибал, я вновь живу, снова плачу, как живой, снова у меня здоровое отношение к.
23 жизни", — будет повторять Вяч.Иванов.
Трагическая смерть, прервавшая литературную деятельность писательницы в самом расцвете, когда она находилась на пороге новых художественных открытий, экспериментировала в поисках неповторимого индивидуального стиля, наиболее полно выражающего её мироощущение, густая тень, отбрасываемая на творчество Л. Д. Зиновьевой-Аннибал её мужем — крупнейшим теоретиком символизма и выдающимся поэтом-символистом, близость писательницы кругу поэтов и писателей, чьё творчество в советские годы попало под идеологический запрет (Вяч.Иванову, М. Кузмину), наконец, просто беспощадный водоворот времени стали причиной длительной невостребованности литературного наследия Л.Д. Зиновьевой-Аннибал.
Её оригинальное творчество долгое время было практически забыто. В конце 1997 года впервые с 1918 года было предпринято отдельное издание произведений Л.Д.Зиновьевой-Аннибал.24 Выход в свет этой книги стал началом возвращения имени забытой русской писательницы в наш литературный обиход и очередным открытием, расширяющим круг наших знаний о литературе начала XX века. Подлинным возвращением можно считать публикацию М. Михайловой в 1999 году в московском издательстве «Аграф» почти всех литературных и критических текстов Л.Д.Зиновьевой-Аннибал (включая даже никогда не публиковавшуюся полностью при жизни писательницы пьесу-пародию «Певучий осёл»).25.
Тексты Л.Д.Зиновьевой-Аннибал попали в сферу внимания исследователей совсем недавно. Первой монографической статьёй, посвященной литературному наследию писательницы, стала статья Т. Л. Никольской «Творческий путь Л. Д. Зиновьевой.
Аннибал", опубликованная в «Учёных записках Тарт.гос.ун-та» в 1988 году. Общие.
23 См.: Михайлова М. В. «Мы—две руки единого креста» ft Наука и религия, 1995, Na4, c.51.
24 Имеется в виду книга: Л. ДЗиновьева-Аннибал. «Трагический зверинец». -Томск. Изд.-во «Водолей», 1997; объединившая три её произведения: сборник рассказов «Трагический зверинец», повесть «Тридцать три урода» и рассказы, объединённые после смерти писательницы Вяч. Ивановым в цикл под общим названием «Нет!». До недавнего времени единственным переизданным произведением Л. ДЗиновьевой-Аннибал была повесть «Тридцать три урода» в книге: Л. ДЗиновьева-Аннибал. Тридцать три урода. Секс и Пир-М., 1994, куда также вошли «Крылья» М. Кузмина ."Вакханка" Л. Чарской и др. пр-ния.
25 Зиновьева-Аннибал Л .Д.Тридцать три урода. -М., 1999.
26 Никольская Т. Л. Творческий путь Л Д. Зиновьевой-Аннибал // Учёные записки ТГУВып 813 -Тарту, 1988 характеристики творчества писательницы даны в статьях М.Михайловой. Отдельные аспекты её творчества — в связи с общими проблемами символизма или творчеством других писателей и поэтов, затрагивались в работах А. В. Лаврова и Н. А. Богомолова.28 В 1999 году появляется первая диссертация, посвященная творчеству Л.Д.Зиновьевой-Аннибал: С.Алёшина. «Творческая эволюция Л.Д.Зиновьевой-Аннибал». 29 Однако вопрос о статусе литературного наследия Л. ДЗиновьевой-Аннибал по-прежнему остаётся открытым.
Малоизученность творческого наследия Л.Д.Зиновьевой-Аннибал, отсутствие обоснования позиции Л. Д. Зиновьевой-Аннибал в историко-литературной ситуации Серебряного века, отсутствие оценки её творчества с точки зрения художественного метода, необходимость углубления и расширения круга наших знаний о дконисийской культуре младосимволизма обусловливают актуальность обращения к исследованию её текстов.
Целями и задачами данной работы являются описание дионисийского символа как доминанты художественной картины мира Л.Д.Зиновьевой-Аннибал, выявление специфики художественного метода писательницы, определение места творческого наследия Л.Д.Зиновьевой-Аннибал в контексте литературы начала XX века.
В качестве материала для наблюдения над особенностями реализации дионисийского символа в творчестве Л.Д.Зиновьевой-Аннибал и анализа её художественного метода становятся все когда-либо публиковавшиеся тексты писательницы: драма «Кольца» (1904), повесть «Тридцать три урода» (1907), циклы рассказов «Нет» (1918) и «Трагический зверинец» (1907), пьеса-пародия «Певучий осёл» (1906), а также архивные материалы.
Научная новизна исследования определяется своеобразием подхода к анализу поэтической картины мира Л.Д.Зиновьевой-Аннибал и художественной стратегии её творчества. Рассматривая особенности художественного мышления Л.Д.Зиновьевой-Аннибал и основные черты поэтики её творчества как реализацию дионисийского.
27 Михайлова М. В. Преображающее «НетЬ Я Октябрь, 1993, № 2- Михайлова М. В «Мы—две руки единого креста» II Наука и религия, 1996, № 3−4 и др.
Лавров А. В. Блоковская «Незнакомка» в рассказе Л Д Зиновьевой-Аннибал II А. А. Блок. Исследования и материалы. — Л., 1991; Богомолов НА На грани быта и бытия К Театр, 1993, № 5.
29 Алёшина С. ЛДЗиновьвва-Аннибагт. Творческая эволюция. (АВД),-Липецк, 1999 символа, автор работы решает ключевую для определения статуса литературного наследия Л.Д.Зиновьевой-Аннибал в историко-литературной эволюции начала XX века проблему взаимодействия мировоззрения писательницы и поэтики её произведений.
Методология работы основана на сочетании теоретического, историко-литературного и структурно-функционального подходов. Методологической основой исследования являются: в области поэтики — работы Вяч. Иванова, А. Ф. Лосева, Е. Мелетинского, К.-Г.Юнга, С. С. Аверинцева, З. Г. Минц, М. М. Бахтина, Е. Г. Эткинда, Ю. Н. Тынянова, О. М. Фрейденбергв области философии — труды Вяч. Иванова, Фр. Ницше, Вл. Соловьёва, Н. А. Бердяева.
Практическая значимость работы. Материалы и результаты исследования могут быть использованы при чтении лекционных курсов и проведении практических занятий и спецсеминаров по русской литературе начала XX века, при чтении спецкурсов, посвященных младосимволизму и русской женской прозе XX века.
Апробация работы. Основные положения диссертации излагались автором в докладах на межвузовских научных конференциях в Санкт-Петербурге, на Герценовских чтениях в 2000 году, на аспирантских семинарах и заседаниях кафедры новейшей русской литературы РГПУ им. А. И. Герцена.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.
Заключение
.
Использованный в диссертации комплексный анализ позволил выявить основные доминанты создаваемой Л.Д.Зиновьевой-Аннибал поэтической картины мира, определить специфику художественного метода писательницы. В трёх главах диссертации:
Дионисийский символ описан как одна из ключевых философско-эстетических парадигм Серебряного века и доминанта художественного творчества Л .Д. Зиновьевой-Аннибал.
Исследованы концептуальные доминанты дионисийского символа в творчестве Л.Д.Зиновьевой-Аннибал: концепция эроса и связанная с ней концепция свободы.
Изучены особенности художественного метода Л.Д.Зиновьевой-Аннибал: произведён мотивы ый и лейтмотивный анализ, выводящий к уровневому, системному описанию образных опор текста, изучена природа символа в произведениях Л.Д.Зиновьевой-Аннибал, подвергнуты системному анализу приёмы структурирования текста, исследованы формы стилепорождения в поэтике Л.Д.Зиновьевой-Аннибал.
Выявлено, что дионисийскому символу как смысловой доминанте подчинены формальные поиски Л.Д. Зиновьевой-Аннбал, её экспансия в смежные и чуждые символизму художественные системы.
Реализацией дионисийского символа на уровне художественного метода является своеобразная поэтика Л.Д.Зиновьевой-Аннибал — поэтика «безграничного смыслопорождения»: мотивность, мифологизм, способы структурирования текста, повтор, семантика части и целого, многозначность и полигенетичность символов, ритмизация прозы, поливариантность стиля.
На основе проведённого исследования можно сделать выводы о специфике творческой индивидуальности писательницы Л.Д.Зиновьевой-Аннибал, определить её вклад в русскую литературу XX века.
Л.Д.Зиноеьева-Аннцбал теснейшим образом связана со всей русской культурой начала XX |§-&-а. «Дущ|», «психея» знаменитых ивановских сред, Л.Д.Зиновьева-Аннибал с Вят^вановым сумела стать в самом центре культурной жизни.
Петербурга IMS* 1907 родов. В мемуарах и воспоминаниях, так или иначе связанных с историей «Башни» на Таврической, мы непременно обнаружим имя писательницы. «Башня» обеспечила J1. Д. Зиновьевой-Аннибал уникальное положение в контексте Серебряного века, её близость разным поэтам, писателям, философам. Без упоминания её имени не обходятся исследователи творчества Вяч. Иванова, М. Кузмина, С. Городецкого, М.Волошина. Творчество Л.Д.Зиновьевой-Аннибал включено в широкий контекст русской литературы начала века.
В России последней четверти XIX — начала XX веков была чрезвычайна сильна связь отвлечённой мысли и художественной литературы. Метафизически ориентированные мыслители писали рассказы и стихи, произведения поэтов и писателей были проникнуты философскими рассуждениями. Характерный для младосимволизма взгляд на поэзию, художественное творчество как на ключ к пониманию бытия предопределил склонность ряда поэтов и писателей-символистов к исключительной смысловой нагруженности, философичности создаваемых произведений. Яркий пример тому — произведения Л.Д.Зиновьевой-Аннибал, наполненные аллюзиями к философским идеям и концепциям Платона, Фр. Ницше, Вл. Соловьёва, Н. А. Бердяева, Вяч.Иванова.
На страницах книг Л.Д.Зиновьева-Аннибал мы обнаруживаем переклички с ключевыми идеями философско-эстетической парадигмы русской культуры начала XX века, в частности, с идеей «Третьего Царства» Д. С. Мережковского, пониманием символизма как опыта примирения духа и плоти, античности и христианства, Олимпа и Голгофы. «Тридцать три урода» не оставляют сомнений, сколь важна была для писательницы идея одухотворения духа и плоти, провозглашённая и В. В. Розановым, и Д. С. Мережковским, и Н. А. Бердяевым.
Сложны и многообразны интертекстуальные связи её произведений. Большое влияние на Л.Д.Зиновьеву-Аннибал оказал А. А. Блок. В письмах писательницы мы находим свидетельства глубокого впечатления, оставленного поэтом в душе Л.Д.Зиновьевой-Аннибал, а в её произведениях обнаруживаем аллюзии к блоковским стихам. Непростые личные отношения, своеобразно преломившиеся в творчестве, связывали Л.Д.Зиновьеву-Аннибал с М.Кузминым. Многое сближает «Трагический зверинец» Л.Д.Зинцвьевой-Аннибал с «Небесными верблюжатами» Е.Гуро. Ещё ждут квалифицированного комментария точки соприкосновения Л.Д.Зиновьевой-Аннибал с З. Гиппиус и А-Белым.
Творчество Л.Д.Зиновьевой-Аннибал тесно связано со всей символистской эстетикой и философской теорией символизма, в частности, с концепцией искусства-жизнетворчества. При этом личность и творчество Л.Д.Зиновьевой-Аннибал связаны между собой на редкость тесно даже для эпохи, провозгласившей единство жизни и поэзии основным законом существования. Её жизненные эксперименты, глубоко личные переживания, мысли и чувства влияли на выбор тем и сюжетов её литературных произведений, находили отражение в образно-символической структуре, определяли особую атмосферу всего творчества. Большинство текстов Л.Д. Зиновьевой-Аннибал пронизано «домашней семантикой», при этом степень включения автобиографического материала в художественные произведения такова, что без знания многих фактов личной биографии писательницы невозможно понять, о чём идёт речь. На сегодняшний день такие её литературные произведения, как «Тридцать три урода» и «Певучий осёл», являются одним из основных источников наших знаний о чрезвычайно напряжённых ситуациях символистского жизнетворчества, в которые вылились усилия Вяч. Иванова и Л.Д.Зиновьевой-Аннибал по созданию «новой соборной общины».
Произведения писательницы интересны не только как историко-литературные документы, существенно дополняющие наши знания о жизнетворческих поисках супругов Ивановых. Как известно, литературные открытия — привилегия не только великих поэтов и писателей. Беллетристы и писатели второго ряда подчас оказываются даже более чутки к новым веяниям. Тексты Л.Д.Зиновьевой-Аннибал — подтверждение тому. Художественное творчество Л.Д.Зиновьевой-Аннибал было неразрывно связано с общесимволистским движением обновления поэтики и поиска новых форм. В рамках символистского требования «расширения художественной впечатлительности» можно рассматривать возникновение в творчестве Л.Д.Зиновьевой-Аннибал «запретной» темы («Тридцать три урода»). Новаторством являлось обращение писательницы в «Певучем осле» к пародии и символике маски. Такие конструктивные черты пьесы, как откровенная, ничем не завуалированная аллюзионность, опора на предшествующий «оригинал», непропорциональное смешение стиха и прозы, в количествах, немыслимых для классической драмы, причудливость сюжета, в котором переплетаются сразу несколько сюжетных линий, запланированные сценические эффекты, — всё это были черты нового, ещё только нарождающегося модернистского театра.
Основные принципы метонимической поэтики Л.Д.Зиновьевой-Аннибал, поэтики «безграничного с мыс лопорождения», в соответствии с которыми каждый элемент художественного текста несёт в себе образ целого, неразрывно связаны с неоплатонизмом, с концепцией всеединства, т. е. с идейной концепцией символизма. Вместе с тем, в своих произведениях писательница совершает экспансии в иные художественные системы, намечает пути к новому поэтическому мироощущению. Художественным открытием Л.Д.Зиновьевой-Аннибал становится создание особой стилистической манеры письма, сочетающей элементы экспрессионизма с ещё только осваиваемым мировой литературой психологизмом «потока сознания» («Тридцать три урода», «Нет!»).
Старинное положение, гласящее, что культурность общества может быть измеряема его отношением к своим писателям, ничем не подтверждается более разительно, чем судьбами писателей второстепенных, — писал критик начала века. — Перворазрядные таланты, пережив своё смутное время, приходят, наконец, в тихую пристань неувядающей славы и находят повсюду если не дельную и глубокую оценку, то хоть восторженное поклонение и патент на бессмертие. На известной ступени развития общество приучается относиться серьёзнее и к писателям, не отмеченным печатью гениальностионо помнит их. знает им цену, время от времени перечитывает их".1.
Л.Д.Зиновьева-Аннибал не принадлежала к числу «первых лиц» русской литературы XX века. Её вклад как писательницы в русскую литературу несопоставим с тем, что оставили нам в наследство А. Блок, А. Белый или Вяч.Иванов. Однако, как культурный феномен, как элемент культурного бытия, так уникальный эстетический эксперимент её творчество представляет собой большой интерес. К тому же, не преувеличивая значения сделанных Л.Д.Зиновьевой-Аннибал художественных открытий, следует отметить, что они были далеко не робкими и не незаметными. Ранняя смерть помешала в полной мере развиться таланту писательницы, прервав её творческий путь в самом начале.
1 Кущевский НА. О русских писателях.-М., 1908, с, А 7.
Начало XX века — яркая страница в истории русской литературы. Рубеж XIX—XX вв.еков был ознаменован обновлением всех видов и форм художественного творчества, стал периодом рождения новых жанров, утверждения нового эстетического миросозерцания. Литературе начала века было свойственно утверждать себя полемически по отношению к традициям литературы предшествующего периода, но одновременно она подводила итог эстетическим открытиям литературы XIX века. Сегодня мы вновь пересекаем рубеж веков и, даже более того, — рубеж тысячелетий. XX век закончился. Актуальным стал вопрос о целостном изучении русской литературы XX века. Большое количество «возвращённых» имен и произведений, расширяя границы наших представлений о литературе XX века, требуют включения в широкий контекст: не только времени их создания, но и времени их очередного открытия. Можно утверждать, что интерес исследователей к творчеству забытых писателей Серебряного века будет возрастать, так как в художественных поисках, методах и приёмах поэтов и писателей начала XX века намечаются перспективы развития постмодернистского искусства конца XX века — начала XXI века.
