Проза А.П. Хейдока в контексте литературы дальневосточного зарубежья: виды и образы пространства

Актуальность исследования. В попытках восстановить целостную картину литературного процесса XX в. современное литературоведение продолжает вводить в научный оборот наследие литературной эмиграции.

Литература

дальневосточного зарубежья по сравнению с западной ветвью эмиграции изучена меньше, вот почему обращение исследователей к её представителям — поэтам и прозаикам Харбина — способствует формированию полного и целостного представления о литературе русского зарубежья как историко-культурном явлении. Если изучение литературного наследия европейской российской эмиграции началось ещё в 1960;е гг., то дальневосточное русское зарубежье стало предметом систематического исследования лишь в начале 1990;х гг. Авторами первых статей были Ю. Букреев, Е. В. Витковский, Ю. Иванов, A.B. Колесов, В. П. Крейд, Г. В. Мелихов, О. Н. Михайлов, К. Рехо, Е. П. Таскина, A.A. Хисамутдинов, Э. А. Штейн, В. А. Юдин, С.И.Якимова1. Тогда же в России вышли первые книги писателей-эмигрантов: Вс.Н. Иванова, А. И. Несмелова, А. П. Хейдока. В 1992 г. во Владивостоке A.B. Колесовым возобновлено издание харбинского журнала «Рубеж», выходившего в 1926;1945 гг.

В своей работе мы исходим, прежде всего, из того, что литература дальневосточного русского зарубежья (литература восточной ветви эмиграции) является неотъемлемой частью общекультурного процесса XX в.

Относительно позднее обращение исследователей к литературе дальневосточного русского зарубежья имеет объективные причины. Личные дела писателей и поэтов-эмигрантов, как и их художественные произведения, долгое время были малодоступны для изучения.

1 Первый вклад в изучение литературы дальневосточного русского зарубежья внесли писатели-эмигранты, участники литературного процесса: Л. Андерсен, М. Волин, Ю. Крузенштерн-Петерец, В. Перелешин, Н. Резникова, В. Слободчиков. Их воспоминания представляют многоплановый исторический документ, служат важной источниковедческой базой для научных исследований.

С середины 1990;х гг. литературоведение (В.П. Крейд, В.В. Агеносов) заговорило о дальневосточной литературе как о важной составляющей истории русской литературы XX в., отдельной ветви богатейшей словесности.

1 О зарубежья. В. В. Агеносов впервые в разделе своей книги" - «Литературный Харбин» привёл краткую историю дальневосточной ветви русской литературы и обзорно представил творчество поэтов русского Харбина: A.A. Ачаира, В. Ф. Перелешина, А. И. Несмелова.

Современные исследователи констатируют, что «некоторые самобытные авторы созрели и «вышли на поверхность» именно в дальневосточной эмиграции"3.

К изучению литературного наследия поэтов и прозаиков Харбина обращается всё больше исследователей, как в России, так и за её пределами. Среди них: О. М. Бакич, Н. И. Великая, Диао Шаохуа, Жао Лянглун, Б. Кодзис, Ли Мэн, В. Ф. Печерица. Первые кандидатские диссертации Цзяо Чень (1994), Сюй Гохун (1996), И. С. Трусовой (2000), Е. А. Неживой (2000), посвященные феномену литературной жизни Харбина, свидетельствуют о научном интересе молодых учёных к харбинистике. Новизна диссертационных работ, в частности китайских исследователей, заключается в том, что они первыми выдвинули и обосновали проблему изучения русского литературного Харбина 1920;1940;х гг.

В начале XXI в. освоение литературного наследия русского зарубежья вышло на качественно новый уровень. Наблюдается тенденция перехода от статей обзорного, описательного плана к исследованиям монографическим, к рассмотрению философских, культурных, историко-литературных и литературоведческих аспектов. В диссертационных исследованиях Лю Хао.

2001), Т. И. Царегородцевой (2002), H.H. Плостины (2002), О. Н. Романовой.

2002), Е. А. Тарлышевой (2004) рассматриваются вопросы проблематики и.

1 См.: Крейд В. Все звёзды повидав чужие II Русская поэзия Китая: Антология / сост. В. П. Крейд, О. М. Бакич.-М.: Время, 2001.-С. 5.

2 Агеносов, В.В.

Литература

русского зарубежья (1918;1996). — М.: Терра. Спорт, 1998.

3 Плостина H.H. Творчество H.A. Байкова: проблематика, художественное своеобразие: дис.. канд. филол. наук. — Владивосток. 2002. — С. 3. поэтики литературного наследия отдельных авторов: А. И. Несмелова, H.A. Байкова, А. Н. Вертинского. В 2001 г. состоялась защита докторской диссертации O.A. Бузуева «Литература русского зарубежья Дальнего Востока: проблематика и художественное своеобразие (1917;1945 гг.)». Это сравнительно-типологическое исследование истории русской литературы дальневосточного зарубежья, в котором прослеживается влияние на литературный процесс политических, философских, социально-экономических, религиозных и других тенденций времени. Автор определил основные направления и тенденции развития литературы дальневосточного русского зарубежья в рамках эмигрантской литературы «первой волны», обозначил её роль в общенациональном культурном процессе XX в., проследил развитие традиций русской литературы конца XIX — начала XX вв. в творчестве А. И. Несмелова и В. Ф. Перелешина и выделил основные темы, проблемы, идеи их произведений1. В 2002 г. С. И. Якимовой была защищена докторская диссертация: «Жизнь и творчество Вс.Н. Иванова в историко-литературном контексте XX века». Автор анализирует произведения Вс.Н. Иванова эмигрантского и послеэмигрантского периодов, прослеживает его личностную и творческую эволюцию, исследует «феномен Вс.Н. Иванова», определяет место и роль писателя в историко-литературном пространстве XX в." В 2007 г. была защищена докторская диссертация A.A. Забияко на тему: «Лирика „харбинской ноты“: культурное пространство, художественные концепты, версификационная поэтика». Автор рассматривает литературную деятельность трёх поколений русских поэтов-эмигрантов в соотнесённости с творчеством поэтов западного зарубежья и метрополии. Автор осуществляет образно-тематический и версификационный анализ лирики A.A. Ачаира, М. И. Колосовой, А. И. Несмелова, исследует ремифологические основания художественного.

1 Бузуев O.A.

Литература

русского зарубежья Дальнего Востока: проблематика и художественное своеобразие (1917; 1945 гг.): дис.. докт. филол. наук. M. 2001. Якимова С. И. Жизнь и творчество Вс.Н. Иванова в историко-литературном контексте XX века: монография. — Хабаровск: ХГПУ, 2001. сознания лириков восточного крыла русской эмиграции, пересматривает устоявшееся в критике русского зарубежья суждение о литературной «столице» и «провинции», утверждает, что лирика «харбинской ноты» характеризуется особой художественной спецификой, позволяющей говорить о феномене литературы «русского Китая».

За последние пять лет (2003;2008) история литературы дальневосточного русского зарубежья стала предметом изучения ряда новых отечественных исследователей Вышло три сборника научных работ — «Язык и литература русского восточного зарубежья» (2003)", «Русский Харбин, запёчатлённый в Л слове» (2006, 2008). Всё это свидетельствует об устойчивом росте интереса к восточной ветви русского зарубежья в научной среде.

Значительным событием для отечественных и китайских учёных в 2005 г. стал выход в свет десятитомной антологии — «Литература русских эмигрантов в Китае"4. Это издание может облегчить исследователям поиск текстов, находящихся за пределами России.

Одним из авторов, чьё творчество, оставаясь практически не изученным, отражает особенности развития литературы в эмиграции, а значит, представляет несомненный интерес для науки, является Альфред Петрович Хейдок (1892−1990).

Его имя стало известно российским читателям и исследователям литературы русского зарубежья в 1980;е гг. Впервые в России о нём написал в 1983 г. В. Бондаренко в статье «Истина слова», опубликованной в газете.

1 См.: Иващенко Е. Г. «Утраченные иллюзии» Бориса Юльского // Русский Харбин, запечатленный в слове: сб. ст. / под ред. A.A. Забияко, Е. А. Оглезневой. — Благовещенск: Амурск, гос. ун-т, 2006. — С. 102−124- Ястребов А. Л., Мурзак И. И. Картина мира в слове изгнанников: цитирование и создание нового философского пространства в произведенииях писателей-эмигрантов (А. Хейдок, Б. ЮльскиП, Я. Лович и др.) // Русский Харбин, запёчатлённый в слове: сб. ст. С. 123−137- Ястребов А. Л., Мурзак И. И. Русская эмиграция в Китае: композиция вживания в чужой мир // Русский Харбин, запёчатлённый в слове. Вып 2: Литературоведческая россика: сб. науч. ст. / под ред. A.A. Забияко, Г. В. Эфендиевой. — Благовещенск: Амурск, гос. ун-т, 2008. — С. 29−36- Эфендиева Г. В. Художественное своеобразие женской лирики восточной ветви русской эмиграции: дис.. канд. филол. наук. — М. 2006.

2 Язык и литература русского восточного зарубежья: материалы области, науч.-методич. семинара «Региональный компонент в преподавании русского языка и литературы» / под ред. Е. А. Оглезневой. -Благовещенск: Амурск, гос. ун-т, 2003. — 135 с.

3 Русский Харбин, запёчатлённый в слове: сб. ст. / под ред. A.A. Забияко, Е. А. Оглезневой. — Благовещенск-Амурский гос. ун-т, 2006; Русский Харбин, запёчатлённый в слове. Вып 2: Литературоведческая россика: сб. науч. ст. / под ред. A.A. Забияко, Г. В. Эфендиевой. — Благовещенск: Амурск, гос. ун-т, 2008. — 197 с.

4 Литература русских эмигрантов в Китае: В Ют. / сост. Ли Янлен. — Пекин: Китайская молодёжь, 2005.

Советская Россия". В июле 1989 г. «Литературная Россия» напечатала его вторую статью о Хейдоке. Материал назывался «Устремление к свету» и был посвящён жизненному и творческому пути писателя. Это периодическое издание первым в России опубликовало два рассказа А. Хейдока периода эмиграции — «Шествие мёртвых» и «Безумие жёлтых пустынь». Одновременно с этим в издании советского общества по культурным связям с соотечественниками за рубежом «Голос Родины» (июль, 1989) появляется новая публикация об А. Хейдоке: «Душа Востока"1. Её автор, Е. П. Таскина, знакомит с новым именем в литературе дальневосточного зарубежья, акцентируя внимание на проникновении в тексты писателя философии и реалий Востока2.

В 1989;1990 гг. латвийский журнал «Даугава» напечатал семь рассказов А. Хейдока из сборника «Звёзды Маньчжурии» и «Автобиографические о заметки», присланные писателем незадолго до смерти. Публикация предварялась предисловием Роальда Добровенского «Быль и тайна». В нём, кроме биографических сведений, перечислены некоторые черты поэтики рассказов писателя: «Проза Хейдока нравственно требовательна и не чужда назидательности, что не мешает ей оставаться увлекательной. В определённом смысле Хейдок реалист, и порой верности его глаза мог бы позавидовать самый дотошный бытописатель"4.

Даже разрозненные публикации позволяют прежде всего реконструировать биографию писателя-эмигранта, которая столь же необычна, как его творческий путь. А. Хейдок родился в 1892 г. в Латвии в семье дворянина. В шестнадцать лет с родителями переехал в Тверскую губернию. С детства мечтал стать писателем. Уже в начальной школе зачитывался русскими народными сказками, произведениями Н. В. Гоголя,.

1 Название статьи заимствовано у Хейдока: в литературном наследии писателя есть эссе «Душа Востока», опубликованное в 1930 г. в Харбине.

2 Подробнее об этом: Таскина Е. Душа Востока // Голос Родины. — 1989. — № 28. — С. 2.

3 Хейдок А. П. Три осечки, Маньчжурская принцесса, Призрак Алексея Вельского // Даугава. — 1989. — № 12. — С. 3−21- Хейдок А. П. Храм снов, Песнь Валгунты, Миами, Чёрная палатка // Даугава. — 1990. — № 1. -С. 24−31, 34−53- Хейдок А. П. Автобиографические заметки // Даугава. — 1990. -№ 1. — С. 53−56.

4 Добровенский Р. Быль и тайна // Даугава. -1989. — № 12. — С. 3−4.

A.C. Пушкина. Во время Первой мировой войны ушёл на фронт добровольцем. После заключения Брестского мира вернулся в Тверскую губернию, а затем уехал на Дальний Восток. С 1917 по 1921 гг. жил в Благовещенске. В 1921 г. эмигрировал в Китай. Осел в Харбине. Преподавал русский язык в Харбинском медицинском колледже и Гиринском университете, был свидетелем судеб людей, оторванных от родного дома, изучал и переводил труды восточных философов. Был активным участником литературной и культурной жизни дальневосточного русского зарубежья, литературно-художественного объединения «Чураевка"1. В 1929;1934 гг. сотрудничал с литературно-художественным журналом «Рубеж». В 1934 г. познакомился с Н. К. Рерихом и стал последователем его идей. В том же году при непосредственной поддержке Н. К. Рериха вышел сборник рассказов писателя «Звёзды Маньчжурии», который сделал прозу А. Хейдока известной и популярной в эмигрантских кругах. В середине 1930;х после оккупации Харбина Японией А. Хейдок переехал в Шанхай, где возглавил секцию русских писателей, занимавших просоветские патриотические позиции. В 1947 г. писатель возвратился в Россию. Первоначально жил в Североуральске Свердловской области. Преподавал английский язык, работал юрисконсультом. Продолжал переписываться с Н. К. Рерихом. В 1950 г. А. Хейдока обвинили в шпионаже и осудили на десять лет исправительно-трудовых лагерей. После освобождения в 1956 г. он поселился в Балхаше, а затем в Змеиногорске, на Алтае. Писал повести и рассказы, переводил труды Е. П. Блаватской, вёл философские записки «Моя концепция». Не стало А. Хейдока в июне 1990 г. Как мы видим, формирование сознания писателя происходит в России. Как писатель он сложился в рамках русской литературной традиции, под влиянием русской классической литературы. Свои произведения А. Хейдок писал только на русском языке.

1 Подробнее об этом: Слободчиков В. А. О судьбе изгнанников печальной. Харбин, Шанхай. — М.: ЗЛО Центрполиграф, 2005; Слободчиков В. А. Чураевка // Русский Харбин / сост., прсдисл. и коммент. Е. П. Таскиной. — М.: Изд-во МГУ, 1998. — С. 65−84.

Значительный вклад в популяризацию литературного наследия беллетриста внёс главный редактор альманаха «Рубеж» A.B. Колесов. В 1990 г. он подготовил к публикации в газете «Тихоокеанский комсомолец» рассказы писателя, написанные в Харбине: «Три осечки» и «Шествие мёртвых». Тексты A.B. Колесов сопроводил вступительной статьёй «Много нас рассеяно по свету."1. Спустя полгода в «Тихоокеанском комсомольце» он же напечатал очередную статью о писателе-эмигранте: «Лучшие цветы радости растут у трудных дорог» и эссе «Вера», написанное А. Хейдоком в 1980;е гг.2 В 2006 г. А. Колесов дал интервью «Литературной газете"3, в котором сказал, что в ближайших его планах — издание собраний сочинений самых значительных писателей Китая, в том числе и однотомника А. Хейдока. Названные статьи познакомили широкий круг читателей с фактами биографии писателя, его мировоззрением, кругом интересов. В 1990;1992 гг. в журнале «Дальний Восток» и тихоокеанском альманахе «Рубеж» A.B. Колесов опубликовал избранные рассказы писателя из сборника «Звёзды Маньчжурии"4 и повесть «Грешница"5, а затем — впервые в России издал сборник в харбинском варианте 1934 г. В 1994 г. одновременно два издательства выпустили книги А. Хейдока. В сборники.

7 8.

Огонь у порога", вышедший в Магнитогорске, и «Радуга чудес», опубликованный в Риге, вошли рассказы, эссе и повести писателя, как уже известные читателю, так и новые.

К исследованию творчества А. Хейдока в своих статьях обращались: A.B. Колесов9, Е.П. Таскина1, O.A. Москвина2, H.A. Лебедева3,.

1 Колесов A.B. Много нас рассеяно по свету. // Тихоокеанский комсомолец. —1990. — 27 янв. — С. 6−7. Колесов A.B. «Лучшие цветы радости растут у трудных дорог» // Тихоокеанский комсомолец. — 1990. — 10 нояб. — С. 6−7. Дальневосточная литература: мифы и реальность // Литературная газета. — 2006. — № 50. — С. 7.

4 Хейдок А. П. Звёзды Маньчжурии // Рубеж. — 1992. — № 1. — С. 106−133.

5 Хейдок А. П. Звёзды Маньчжурии («Миами», «Таёжная сказка») // Дальний Восток. — 1990. — № 9- Хейдок А. П. Грешница (О чём умолчало Евангелие от Иоанна) // Дальний Восток. — 1991. — № 2. — С. 71−99.

6 Хейдок А. П. Звёзды Маньчжурии: Рассказы. — Владивосток: Уссури, 1992.

7 Хейдок А. П. Огонь у порога. — Магнитогорск: Изд-во Амрита-Урал, 1994.

8 Хейдок А. П. Радуга чудес. — Рига: Виеда, 1994.

9 Колесов A.B. Быль и тайна Альфреда Хейдока // Хейдок А. П. Звёзды Маньчжурии: рассказы. -Владивосток: Уссури, 1992. — С. 129−136.

Л.И. Мартемьянова4, A.JI. Ястребов и И. И. Мурзак. Имеющееся в научном обороте небольшое количество статей о А. Хейдоке можно расположить в соответствии с разными принципами. Одним из оснований может быть литературно-краеведческий принцип — определение места А. Хейдока в журнальном процессевторым — культурологический — уточнение эстетического сознания на пересечении русской и восточной культур. Третье основание — проблемно-тематическое, четвёртое — с точки зрения поэтики жанра. Этих оснований можно выделить сколь угодно много. Однако, поскольку большинство статей носит эмпирический характер, не представляется возможным выстроить их оптимальную парадигму, хотя некоторая динамика в публикациях прослеживается: от статей литературно-краеведческого характера к осмыслению эстетических доминант сознания писателя.

A.B. Колесов и Е. П. Таскина, не ставя перед собой цели проанализировать произведения писателя, сходятся в одном: А. Хейдок — один из немногих, кто имел в Харбине «писательскую репутацию прозаика». Его рассказы «привлекали к себе внимание читателя тех лет необычными сюжетами, навеянными философией и реалиями Востока, судьбами людей, оторванных от родного дома. <.> Действие их почти всегда происходило где-то в «необъятном и непостижимом» Китае, во многих случаях — на грани фантастики и реальности"5. Ещё ранее А. И. Несмелов — современник А. Хейдока, подводя итоги своим размышлениям над сборником «Звёзды Маньчжурии», писал: «творчество А. Хейдока совершенно на высоте.

1 Таскина Е. П. Литературное наследие русского Харбина // Харбин. Ветка русского дерева. — Новосибирск: Новосибирск, кн. изд-во, 1991.

2 Москвина O.A. Творчество Альфреда Хейдока // Вс.Н. Иванов и культура России (к 105-летию со дня рождения Be. Н. Иванова): тезисы всерос. науч. конф. — Хабаровск: Изд-во ХГПИ, 1993. — С.52−53.

3 Лебедева H.A. Свет далёкой звезды (о рассказах Хейдока) // Россия и АТР. — 1994. — № 1 (5). — С. 166.

4 Мартемьянова Л. И. Тема потерянной Родины в рассказах А. П. Хейдока, писателя-харбинца // Россияне в азиатско-тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков: сб. материалов Первой междунар. науч.-практич. конф. — Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1999. — С. 275−281.

5 Таскина Е. П. Литературное наследие русского Харбина // Харбин. Ветка русского дерева. — Новосибирск: Новосибирск, кн. изд-во, 1991. — С. 33. запросов времени. <.> автор являет себя художником подлинно больших возможностей"1.

O.A. Москвина в статье «Творчество Альфреда Хейдока» (1993) рассматривает рассказы беллетриста в контексте литературы метрополии (М. Булгакова), литературы, так или иначе затрагивающей вопрос «о судьбе изгнанников печальной"2. Судьба белой гвардии — это не единственная тема рассказов сборника «Звёзды Маньчжурии». «Через трагедию своего поколения, трагедию собственной судьбы писатель осмысляет судьбу человечества. ."3.

H.A. Лебедева в публикации «Свет далёкой звезды. О творчестве А. Хейдока» (1994) обращается к поэтике сна как литературному приёму, предлагает свою типологию героев, выделяя два типа персонажей — «искатели приключений, становящиеся аскетами», и «пираты, с окровавленными руками, стремящиеся любить всё человечество"4. Исследователь акцентирует внимание на автобиографичности творчества писателя, его связи с русской классикой. Вопрос типологии героев рассказов А. Хейдока становится предметом освещения и в статье литературного критика харбинского журнала «Рубеж» Н. С. Резниковой. Герои А. Хейдока определяются ею как странники, бродяги, которые «любят и понимают природу, но не чужды им и зовы из мира потустороннего. <.> Все они, великодушны, храбры, мужественны"5.

Отмечают явление этнокультурного синтеза в рассказах А. Хейдока.

6 7.

A.B. Колесов, H.A. Лебедева, Н. И. Белозубова, Е. Г. Иващенко. «Одна из эстетических доминант творчества Хейдока — органическое слияние в его.

1 Несмелое A.A. Хейдок. «Звёзды Маньчжурии» (Харбин, 1934) // Врата (Шанхай). — 1935; Кн. 2.

2 Москвина O.A. Творчество Альфреда Хейдока. С. 52.

3 Там же.

4 Лебедева H.A. Свет далёкой звезды (о рассказах Хейдока). С. 166.

5 Н. Р. Альфред Хейдок. «Звёзды Маньчжурии» // Рубеж. — Харбин. — 1934. — № 39. — С. 19.

6 Белозубова Н. И. Человек на перекрёстке культур в прозе русской харбинской эмиграции (сборник рассказов А. П. Хейдока «Звёзды Маньчжурии») // Европейские исследования в Сибири: материалы всероссийск. науч. конф. «Мир и общество в ситуации фронтира: проблемы идентичности». Вып. 4. -Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2004. — С. 172−179.

7 Иващенко Е. Г. Пересечение культурных традиций в сборнике А. Хейдока «Звёзды Маньчжурии» // Русский Харбин, запёчатлённый в слове. Вып 2: Литературоведческая россика. — С. 104−108. произведениях даосского представления о таких категориях, как «красота», «естественность», «любовь», и буддийской идеи о перерождении, перевоплощении жизней и христианской заповеди о любви ко всему человечеству"1. А. И. Несмелов (писатель и критик русского Харбина), констатируя в сборнике Хейдока пересечение культурных традиций, одновременно с этим отказывает беллетристу в христианской вере в Бога2.

А. Л. Ястребов и И.И. Мурзак3 на материале рассказов А. Хейдока изучают интертекстуальные связи писателей эмигрантов с текстами русской культуры XIX века. Рассмотрев концепции времени, категории памяти и образ пространства, исследователи пришли к выводу, что «линия русской литературы предстаёт в творчестве Хейдока в виде цитаты и интерпретации. Китайский контекст в произведениях Хейдока нередко блокирует русскую литературу, лишает её абсолютности влияния на мышление писателя, в результате русская словесность, как искомый первоисточник, объект 4 цитирования, — делается не прямой, а вероятностной точкой отсчета» .

Некоторые положения названных статей достаточно спорны. В поле зрения исследователей попало ограниченное количество рассказов из сборника «Звёзды Маньчжурии», которые рассматривались изолированно, вне контекста всего творчествапри анализе не все исследователи учитывали и философские взгляды писателя. В оценке творчества А. Хейдока позиции критиков-современников писателя и авторов критических работ, написанных в 1990;е гг., не совпадают. Об этом свидетельствует многообразие противоречивых отзывов. Спорными являются вопросы типологии героев и этнокультурного взаимодействия. Причина этого в том, что, во-первых, существует временная и пространственная дистанция между критиками, а во-вторых, не найден ключ к поэтике А. Хейдока.

1 Лебедева Н. А. Указ. соч. С. 168.

2 Несмелов Л. А. Хейдок. «Звёзды Маньчжурии» (Харбин, 1934) // Врага (Шанхай). — 1935. — Кн. 2.

1 Ястребов А. Л., Мурзак И. И. Картина мира в слове изгнанников: цитирование и создание нового философского пространства в произведениях писателей-эмигрантов (А. Хейдок, Б. Юльский, Я. Лович и др.) // Русский Харбин, запёчатлённый в слове: сб. науч. ст. — Благовещенск, 2006.

4 Там же. — С. 135.

В диссертационном исследовании Цзяо Чень рассказы А. Хейдока прочитываются сквозь призму китайско-восточной тематики, которая «носит ярко выраженный • психологический характер, не без налёта восточной экзотики и философии"1. Интересны и попытки исследователя выявить аспекты поэтики: „Сюжеты рассказов, не лишённые детективной остроты (особенно „Три осечки“), построены так, что фантастика в них переплетается с реальностью. Включённый в повествование пейзаж, как правило, усиливает впечатление таинственности, взывает к категориям вечности, провидения, сочетающихся с мотивами смерти“». Однако выводы об опоре А. Хейдока «на восточный эзотеризм, китайские поверья и приметы» ничем не мотивированы.

Светлана Го Хун Сюй посвящает А. Хейдоку в своём диссертационном исследовании всего два абзаца, ограничиваясь биографической справкой, в которой допускает, к сожалению, ряд неточностей.

Среди наиболее серьёзных работ — монография O.A. Бузуева4, в которой А. Хейдок предстаёт как активный участник культурной и литературной жизни Харбина, один из постоянных авторов журнала «Рубеж».

С.И. Якимова в диссертационном исследовании, посвящённом жизни и творчеству Вс.Н. Иванова в историко-литературном контексте XX в., рассуждая о евразийстве на Дальнем Востоке, отмечает близость А. Хейдока к евразийству, уточняя, что «духовной опорой евразийцев на Дальнем Востоке был Н.К. Рерих"5. Мысль о близости А. Хейдока к евразийству — это смелое и небесспорное утверждение исследователя. В работе оно не обосновывается6. Анализируя литературный контекст Вс. Н. Иванова, автор

1 Цзяо Чень. Русский литературный Харбин 1920;1930;х годов: дис.. канд. филол. наук. — Иваново, 1994. -С. 190.

2 Цзяо Чень. Указ. соч. С. 192.

3 См.: Сюй Гохун (Светлана). Литературная жизнь русской эмиграции в Китае (1920;1940;е гг.): дис.. канд. филол. наук. — М., 1996.

4 Бузуев O.A. Очерки по истории литературы русского зарубежья Дальнего Востока (1917;1945): монография. — М.: Прометей, 2000.

5 Якимова С. И. Жизнь и творчество Вс.Н. Иванова в историко-литературном контексте XX века: дис.. докт. филол. наук. — Хабаровск. 2002. — С. 138. fi Об этом было написано несколько ранее. См.: Кочубей О. И., Печерица В. Ф. Исход и возвращение (Русская эмиграция в Китае в 20−40-е годы). — Владивосток, 1998. — С. 149. даёт и краткие сведения из биографии А. П. Хейдока, перечисляет названия текстов, опубликованных за 1929 г. в журнале «Рубеж». Обзор завершает обобщение, затрагивающее вопросы поэтики писателя: «Для своих рассказов.

A. Хейдок брал интригующие романтические сюжеты, используя при этом реалии узнаваемой жизни в Китае. Герой Хейдока часто оказывается в экстремальных, критических ситуациях, проявляя при этом своё изначальное тяготение к природной сущности человека с её здоровым началом"1.

В монографии «Тропа судьбы Алексея Ачаира» (2005)" A.A. Забияко, исследуя процессы этнокультурного взаимодействия в харбинской литературе, стремится доказать, что самобытность харбинской литературы складывается на стыке русской литературной классики и рецепции восточной культурной традиции. Имя А. Хейдока в работе стоит в одном ряду с Я. И. Аракиным, Н. Ф. Светловым, П. В. Шкуркиным, H.A. Байковым, Б. М. Юльским, Вс.Н. Ивановым. А. П. Хейдок видится исследователю одним из тех, кто тяготел к восточной культуре и философии, писателем, в творчестве которого Китай отозвался мифологическими сюжетами. Отмечено, что творчество писателя по-настоящему не исследовано.

Дальневосточное литературное зарубежье интересует не только литературоведов, но и историков3. Учёные ДВГУ О. И. Кочубей и.

B.Ф. Печерица в монографии «Исход и возвращение. (Русская эмиграция в Китае в 20−40-е годы)» (1998) рассуждают о развитии общественно-политической мысли эмиграцииим важно отношение писателей к тем или иным течениям, движениям, партиям. В их работе можно найти и информацию о А. Хейдоке. Писатель представлен как симпатизирующий евразийству4. Однако авторы ограничиваются только данным тезисом, аргументы, подтверждающие его, не приведены.

1 Якимова С. И. Указ. соч. Забияко A.A. Тропа судьбы Алексея Ачаира: науч. издание. — Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2005.

3 Хисамутдинов A.A. Российская эмиграция в Азиатско-тихоокеанском регионе' и Южной Америке: Библиографический словарь. — Владивосток, 2000; Кочубей О. И., Печерица В. Ф. Исход и возвращение (Русская эмиграция в Китае в 20−40-е годы). — Владивосток, 1998.

4 Кочубей О. И., Печерица В. Ф. Указ. соч. — С. 149.

В библиографическом словаре A.A. Хисамутдинова1 А. Хейдоку посвящена одна из статей. Она содержит краткую биографию писателя и неполный список его сочинений.

Неоценимую помощь в изучении и сборе разрозненных рассказов Хейдока оказал труд китайского учёного Диао Шаохуа «Литература русского зарубежья в Китае (в г. Харбине и Шанхае). Библиография» (2001). В периодических изданиях Харбина и Шанхая учёный обнаружил 41 текст, принадлежащий перу А. Хейдока. После работы в архивах и библиотеках России эта библиография нами была дополнена. Теперь она включает 50 источников2.

Авторы материалов, которые выходят в свет в 1990 — 2000;х гг., объектом исследования выбирают опубликованный в России в 1990;е гг. сборник «Звёзды Маньчжурии». Рассказы, рассыпанные в периодике Харбина и Шанхая, остаются вне поля зрения исследователей3. Художественный материал, взятый для анализа, явно не полон. Сборник «Звёзды Маньчжурии» — лишь часть литературного наследия А. Хейдока. Игнорирование в силу недоступности рассказов из журнала «Рубеж», раскрывающих эстетические и мировоззренческие позиции Хейдока, его эволюцию, оборачивается допущением в работах ряда неточностей.

До настоящего времени не предпринималось попыток изучения творческого наследия писателя в аспекте художественного пространства. В то же время анализ диссертационных исследований последних лет, посвящённых изучению европейского хронотопа, показал актуальность такого подхода для литературы русского зарубежья. Из ряда работ следует выделить диссертации Т. С. Криволуцкой «» Городской текст" русских.

1 Хисамутдинов A.A. Российская эмиграция в Азиатско-тихоокеанском регионе и Южной Америке. — С. 325.

2 В журнале «Рубеж» (Харбин, 1929;1934) нами обнаружено ещё 9 рассказов, принадлежащих А. Хейдоку, ¡-эанее не значившихся ни в одной библиографии. В качестве исключения можно привести статью: Ястребов А. Л., Мурзак.И. И. Картина мира в слове изгнанников: цитирование и создание нового философского пространства в произведенииях писателей-эмигрантов (А. Хейдок, Б. Юльский, Я. Лович и др.) // Русский Харбин, запёчатлённый в слове. -Благовещенск, 2006. — С. 123−137. романов В. Набокова 1920;1930;х годов" (М., 2008) и Н. Н. Никитиной «Поэзия русского Берлина 1920;х годов» (М., 2005), где выявляются компоненты «городского текста», отражающего уникальность европейского топоса, средоточия европейской цивилизации.

При определении художественной модели мира А. Хейдока и её семантики мы опираемся на работы Ю. М. Лотмана, М. М. Бахтина, Д. С. Лихачёва, В. Н. Топорова, Г. Д. Гачева. Анализ художественного пространства в них дается в различных аспектах.

Ю.М. Лотман исследовал пространство в семиологическом аспекте: «Пространство в художественном произведении моделирует разные связи картины мира: временные, социальные, этические и т. п. <.> Художественное пространство представляет собой модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений"1.

Учёный утверждает, что «язык пространственных отношений оказывается одним из средств осмысления действительности», становится «организующей основой для построения «картины мира» — целостной идеологической модели, присущей данному типу культуры"2.

Ю.М. Лотман выделяет четыре вида художественного пространства: точечное, линеарное, плоскостное и объёмное. Точечное пространство — это замкнутое пространство, которое может быть представлено в тексте образом дома, города и интерпретировано как «тёплое», «родное», «близкое», «своё». Линеарное и плоскостное пространство — это пространство открытое, горизонтальной и вертикальной направленности, locus разомкнутый интерпретируется как «чужой», «враждебный». Каждому из этих видов пространств соответствует определённый тип героя. Герои неподвижного «замкнутого» locusa: «герои своего места (своего круга), герои пространственной и этической неподвижности"3. Герои «открытого».

1 Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. О русской литературе. — СПб.: «Искусство-СПб», 1997, — С. 622.

2 Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. — СПб, 1998. — С. 212.

3 Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя. С. 625. пространства: герои «пути» («перемещаются по определённой пространственно-этической траектории в линеарном зра^иш'е"1) и герои «степи» (не имеют запрета на движение в любом направлении, их перемещение — реализация внутренних потенций личности). Значительную роль в пространстве играет граница (образ порога, окна, двери, забора). Она разделяет всё художественное пространство на подпространства: «представление о границе является существенным дифференциальным признаком элементов «пространственного языка», которые в значительной степени определяются наличием или отсутствием этого признака как в модели в целом, так и в тех или иных её структурных позициях"2. При этом, как замечает автор, «понятие границы свойственно не всем типам восприятия пространства, а только тем, которые выработали уже свой абстрактный язык и отделяют пространство как определённый континуум от конкретного его заполнения"3. 1.

В тексте художественное пространство задаёт бинарные оппозиции: «замкнутое — разомкнутое», «верх — низ», «направленное — ненаправленное», «внешнее — внутреннее», «своё — чужое», «центр — периферия», «далёкоеблизкое», «ограниченное — неограниченное», «волшебное — бытовое». «Понятия «высокий — низкий», «правый — левый», «близкий — далёкий», «открытый — закрытый», «отграниченный — неотграниченный», «дискретный — непрерывный» оказываются материалом для построения культурных моделей с совсем не пространственным содержанием и получают значение: «ценный — неценный», «хороший — плохой», «свой — чужой», «доступныйнедоступный», «смертный — бессмертный"4.

Ю.М. Лотман пишет: «Художественное пространство в литературном произведении — это континуум, в котором размещаются персонажи и совершается действие. <. .> Перечисление того, где те или иные эпизоды не.

1 Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя. С. 626.

2 Там же. С. 623.

3 Там же.

4 Лотман Ю. М. Структура художественного текста. С. 212. могут происходить, очертит границы мира моделируемого текста, а мест, в которые они могут быть перенесены, даст вариант некоторой инвариантной модели"1.

Согласно точке зрения учёного, «каждому пространству соответствует особый тип отношений функционирующих в нём персонажей"2, а «функция этих героев в том, чтобы переходить границы, непреодолимые для других, но не существующие в их пространстве"3, «<.> причём, переходя из одного в другое, человек деформируется по законам этого пространства"4.

Рассматривая проблему соотношения героя и окружающего его пространства, исследователь разграничивает понятия «дорога» и «путь». «» Дорога" — некоторый тип художественного пространства, «путь» — движение литературного персонажа в этом пространстве"5.

У Ю. М. Лотмана понятие сюжетности связано с пространством. Условием сюжетности он считает выход за пределы семантического поля: «Пребывание в каждой точке пространства (и эквивалентное ему моральное состояние) мыслится переход в другое, за ним последующее"6. Некоторые произведения в принципе построены на передвижении персонажа в пространстве.

До Ю. М. Лотмана связь художественного пространства с сюжетом констатировал М. М. Бахтин в своей теории хронотопа. Он писал: «В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно зримымпространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается временем». «В хронотопе развязываются и.

1 Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя. С. 627.

2 Там же. С. 634.

3 Там же. С. 626.

4 Там же. С. 645.

5 Там же. С. 657.

6 Там же. С. 626. завязываются сюжетные узлы. Им принадлежит основное сюжетообразующее значение" 1.

М.М. Бахтин акцентировал внимание на том, что хронотоп в литературе имеет существенное жанровое значение: «Жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом». Хронотопичен и образ человека в литературе. Значение хронотопов в том, что «сюжетные события в хронотопе конкретизируются, обрастают плотью, наполняются кровью». Характер взаимоотношений хронотопов (дороги, встречи, порога) диалогический. Они «могут включаться друг в друга, сосуществовать, переплетаться, сменяться, противопоставляться"2.

В.Н. Топоров выделяет универсальные модусы пространства: «мифопоэтическое, символическое, архетипическое» — и утверждает, что пространство образует рамку, где «эти модусы обнаруживают себя», <.> «задаёт условия их реализации"3: «В самом общем виде модель мира определяется как сокращённое и упрощённое отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции в их системном и операционном аспектах"4.

В.Н. Топоров расширяет объект исследования художественного пространства, соотнося единичный авторский текст или ряд текстов, объединённых структурной тождественностью, с универсальной структурой мифологического текста. «В архаичной модели мира пространство оживотворено, не является идеальным, абстрактным, пустым, не предшествует вещам, его заполняющим, а наоборот, конституируется ими"5.

Данный подход позволяет выявить целостные мифологемы — представления автора о пространстве как космосе, позволяющие вычленить устойчивые культурные топосы в его художественном мире, поскольку.

1 Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики // Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике. — М., 1975. — С. 10, 184.

2 Там же. С. 10,184,186.

3 Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтпческого: Избранное. — М. 1995. — С. 4.

4 Топоров В. Н. Модель мира// Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2-х т. — М., 1988. Т. 2. — С. 161−163.

5 Топоров В. Н. Пространство // Мифы народов мира. Т. 2. — С. 340−342. мифопоэтическая вселенная не просто широкое, развёртывающееся вовне, свободное пространство. Это пространство к тому же расчленено, состоит из частей и, следовательно, предполагает две противоположные по смыслу операции, удостоверяющие, однако, единое содержание — составность пространства". Это пространство заполняют «мифологизированные объекты», которые «выстраивают в пределах общего пространства некое семантическое поле определённой структуры"1. Формирование художественного пространства и наполнение его бытовыми предметами является авторским способом конструирования мира.

Д.С. Лихачёв называет в качестве одной из функций художественного пространства сюжетную (возможность «организовывать» действие произведения). Художественное пространство «создаёт среду для движения, и оно само меняется, движется"2. Д. С. Лихачёв оформил представление об образе пространства как среды, воплощающей состояние мира: «Любое действие в художественном пространстве может встречать большое или меньшее сопротивление среды. В связи с этим действия в произведении могут быть быстрыми или заторможенными, медленными. Они могут захватить большое или меньшее пространство. Сопротивление среды может быть равномерным и неравномерным. В связи с этим действие, наталкиваясь на неожиданные препятствия или не встречая препятствий, может быть то неровным, то ровным и спокойным (спокойно-быстрым или спокойно-медленным). В зависимости от сопротивления среды, действия могут быть весьма разнообразными по своему характеру. Такие явления, как «турбулентность», «кризис сопротивления», «текучесть», «кинематическая вязкость», «диффузия», «энтропия» и пр., могут составлять существенные особенности динамической структуры внутреннего мира словесного произведения, его художественного пространства, среды"3. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. С. 341. Лихачёв Д. С. Поэтика древнерусской литерату ры. — Л., 1979. — С. 335.

3 Там же. С. 336.

Не менее важно в прозе А. Хейдока определить предметное наполнение пространственной модели, поскольку оно косвенно характеризует авторское отношение к изображаемому миру.

В.Н. Топоров в исследованиях мифопоэтики указывает на актуальность, насущность и злободневность вещи. «Творение вещейхронологически последняя волна космогенеза и антропогенеза, актуально развёртывающийся этап творения. Человек не только видит и переживает его, но и, находясь внутри этого этапа, свидетельствует о нём тем, что выступает как демиург, как «делатель», как homo faber. В этом смысле «вещетворение «и «вещепользование «конкретно и наглядно определяют весьма важный аспект жизни и деятельности человека и через них самого человека, ибо вещь несёт на себе печать человека, которому она не только открыта, но и без которого она не может существовать. Явно или тайно, часто недвусмысленно и с большой доказательной силой она говорит и о потребностях человека, и о его целях, и о его умениях <.>"1. И далее: «Конкретный, данный человек — мера всех вещей. Но и обратно: конкретная, данная вещь — мера всех людей, и только в этом своём качестве вещь приближает нам мир, правда, при участии человека». «Более того, вещь хранит в себе и тайну Божию, свидетельствуя тем самым и о Боге и одновременно задавая человеку путь всё возрастающей любви и всё углубляющегося познания"2.

По мнению А. П. Чудакова, «окружение персонажа, его мебель, одежда, еда», а также «способы обращения персонажа с этими вещами, его поведение внутри этого мира, его внешний облик, жесты, движения» составляют художественную систему писателя3.

М. Фуко считает, что «система вещей раскрывает способы бытия порядка, может рассматриваться как наиболее основополагающая, т. е. как предшествующая словам, восприятиям и жестам, предназначенным в этом.

1 Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. С. 8.

2 Там же. С. 17,29−30.

3 Чудаков А. П. Поэтика Чехова. — М., 1971. — С. 138. случае для её выражения с большей или меньшей точностью или успехом <.>- как более прочная, более архаичная, менее сомнительная и всегда более «истинная», чем теории, пытающиеся дать им ясную форму, всестороннее применение или философскую мотивировку"1.

Категория пространства относится к доминантным характеристикам художественного мира А. Хейдока. Выявление типов художественного пространства (природно-географического, онирического, бытового), особенностей их предметного наполнения позволяет уточнить координаты картины мира писателя.

Предмет исследования — поэтика пространства в рассказах А. Хейдока в контексте литературы дальневосточной эмиграции.

Объектом исследования являются рассказы А. Хейдока, опубликованные в периодике Харбина.

Материалом исследования, наряду с опубликованными в России произведениями А. Хейдока, стали тексты из архива A.B. Колесова, публикации, хранящиеся в редких и прежде закрытых фондах.

В качестве сравнительного материала привлечены рассказы прозаиков дальневосточного зарубежья (Вс.Н. Иванова, Я. Л. Ловича, А. И. Несмелова и др.), хранящиеся в ГАХК (Государственном архиве Хабаровского края) и опубликованные в антологиях.

Цель работы — выявление особенностей художественного пространства эмигрантской прозы А. Хейдока в контексте литературы дальневосточного русского зарубежья.

Задачи исследования:

1. Обозначить тенденции развития малой прозы дальневосточного русского зарубежья (Н.П. Веселовский, Вс.Н. Иванов, А. И. Несмелов, Я.Л. Лович) как культурно-исторического контекста прозы А. П. Хейдока. Определить место прозы А. Хейдока в литературном процессе XX в.

1 Фуко М Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. — М., 1977. — С 38.

2. Описать виды художественного пространства в эмигрантской прозе, выявить их специфические черты.

3. Выявить устойчивые для эмигрантской прозы А. Хейдока образы художественного пространства в рассказах сборника «Звёзды Маньчжурии».

4. Рассмотреть образы России и Китая в художественном мире А. Хейдока.

5. Раскрыть принципы взаимодействия художественного пространства и сюжетно-композиционной организации рассказов А. Хейдока на примере образа-лейтмотива передвижения героев в пространстве.

Методологическая и теоретическая база исследования — труды М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, Д. С. Лихачёва, В. Н. Топорова по теории художественного пространстваЛ.Я. Гинзбург, Г. Д. Гачева, В. В. Кожинова, И. А. Виноградова, М. Н. Эпштейна — о художественном образеА.Н. Веселовского, О. М. Фрейденберг, В. И. Тюпы — о мотиве и сюжете.

Методологическую основу исследования составили биографический, структурно-семантический и сравнительно-исторический способы изучения художественных текстов.

Исследование особенностей литературного процесса в дальневосточном русском зарубежье опиралось на работы отечественных и зарубежных учёных: В. В. Агеносова, O.A. Бузуева, E.H. Витковского, O.P. Демидовой, A.A. Забияко, В. П. Крейда, A.A. Хисамутдинова, Д. Шаохуа, С. И. Якимовой. Историко-культурная ситуация дальневосточного зарубежья реконструировалась при помощи работ Г. В. Мелихова, Е. П. Таскиной, Н. П. Крадина и др. В работе использовались материалы критических статей и мемуары харбинских авторов: А. И. Несмелова, Н. С. Резниковой, Ю.В. Крузенштерн-Петерец, В. А. Слободчикова.

Научная новизна настоящей работы обусловлена необходимостью определения места наследия А. Хейдока в историко-литературном контексте русского Харбина. Системный анализ эмигрантской прозы А. Хейдока, впервые предпринятый в работе, даёт возможность проникнуть одновременно и в художественную систему автора, и особенности его мировидения. С позиции художественной целостности уточнены виды пространства, всесторонне проанализированы основные образы бытового, географического, природного, онирического пространства в рассказах А. Хейдока, опубликованных в периодике Харбина. В результате такого подхода литературное наследие А. Хейдока получило новое истолкование. Историко-литературные факты, художественные тексты, рассматриваемые в работе, опираются на впервые задействованные архивные материалы (публикации рассказов, статьи харбинских авторов), малоизвестные и неизвестные тексты, созданные в эмиграции и не переиздававшиеся в России.

Достоверность материалов диссертационной работы, полученных выводов и результатов основывается на использовании апробированных методов и средств, позволивших исследовать пространственную структуру рассказов А. Хейдока.

Теоретическая и практическая значимость диссертации заключается в том, что исследование художественного пространства в литературе дальневосточной эмиграции ставит вопрос о её самоценной художественной значимости и расширении подходов в её изучении. Основные положения и выводы работы могут быть использованы при дальнейшем уточнении вклада писателей русского зарубежья в развитие русской литературы XX в., при подготовке общих и специальных курсов по истории русского литературного зарубежья в вузовском и школьном преподавании.

Положения, выносимые на защиту:

1. Литературный процесс в дальневосточном русском зарубежье имел ряд особенностей, определивших своеобразие прозы Харбина. Они проявились, прежде всего, в поэтике художественного пространства. Проза дальневосточного зарубежья моделирует трагическое мироощущение: горизонтальное и вертикальное движение героев в пространстве означает попытку преодоления социального и экзистенциального хаоса. Поиски человеком «своего» пространства не разрешают внутренних противоречий, не помогают обрести чувство укоренённости в пространстве быта и бытия.

2. Художественное пространство сборника «Звёзды Маньчжурии» открывается как перекрёсток разных культур, прежде всего — русской и китайской. Как внесубъектный способ выражения авторского сознания в прозе А. Хейдока оно демонстрирует сложное взаимодействие двух ментальностей: русской (приобретённой в России) и восточной (воспринятой в эмиграции).

3. Значимыми образами художественного пространства харбинской прозы являются Россия, Дом, Китай, город (Москва), а в прозе А. ХейдокаРоссия, Китай, город (Харбин), пустыня, тайга, небо, вода. Главные топосы художественного мира писателя — Россия и Китай. Китай предстаёт в его творчестве в целостности прошлого и современности, оказываясь вместилищем личной и исторической памяти. Россия выступает как источник этических ценностей, духовный ориентир, поднимающий над суетой и обыденностьюпространство-посредник, объединяющий героев.

4. Образы художественного пространства в рассказах А. Хейдока характеризуются амбивалентностью: они одновременно жизнетворны и смертоносны, способны гармонизировать сознание человека и бессильны перед трагизмом жизни, угрозой смерти.

5. А. Хейдок представляет тип «героя пути», находящегося в поисках гармонии. Гармония как предмет человеческих устремлений недостижима в ситуации исторической катастрофы, но, по А. Хейдоку, семья, любовь, вера, национальная культура, мир природы способны стать гармонизирующими факторами человеческого существования.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были изложены в докладах на международных научных конференциях «Россия и Китай на дальневосточных рубежах» (Благовещенск, 2002;2003), межвузовскохЧ конференции «Проблема гедонизма в литературе XX века» (Томск, 2002), областном научнометодическом семинаре «Региональный компонент в преподавании русского языка и литературы» (Благовещенск, 2003), ежегодном межвузовском научном семинаре «Набоковские чтения» (Благовещенск, 2004;2006), Международной научной конференции «Миграционные процессы на Дальнем Востоке (с древнейших времён до начала XX в.)» (Благовещенск, 2004), Международной научной конференции «Россия — Азия: становление и развитие национального самосознания» (Улан-Удэ, 2005), научном семинаре по литературоведению «Русский Харбин: тенденции культурного и литературного процесса» (Благовещенск, 2007).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического указателя произведений А. Хейдока и списка литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Литература

дальневосточного зарубежья развивалась по своей траектории, отличной как от литературы метрополии, так и от литературы европейской эмиграции. Проза дальневосточного зарубежья воплощала трагическое сознание человека в эмиграции, его попытки преодоления социально-исторического хаоса. В творчестве А. Несмелова, Вс.Н. Иванова, Я. Ловича, А. Хейдока наряду с традиционными для литературы русского зарубежья темами России, тоски по родине нашли отражение такие ситуации, как Первая мировая война, быт русских в эмиграции, мир Востока. Проблематика прозы Харбина была связана с социальным опытом писателей-эмигрантов и особым геополитическим положением города, где представители литературного сообщества оказались на перекрёстке нескольких культур: русской классической, культуры метрополии, европейского зарубежья (Шмелёв, Куприн, Набоков) и восточной культуры (китайская мифология, буддизм, даосизм).

В поэтике прозы дальневосточного зарубежья художественное пространство обретает особую значимость, формируя внутреннее единство различных текстов. Типология пространства обнаруживает такие составляющие, как бытовое, виртуально-ностальгическое и представленное различными локусами пространство «рассказов о войне».

Бытовое пространство репрезентирует один из основных топосов — Харбин — как социальное и культурное пространство в его сюжетообразующей функции.

Виртуально-ностальгическое пространство представлено топосами дома, города (Москва), кадетского корпуса, хронотопами православных праздников. Идеализация прошлого сознанием героя оформляет миф о России.

Художественное осмысление опыта Первой мировой войны привело к появлению пространственных образов, связанных с войной как особым состоянием мира. Выделяются топосы землянки, мотив границы, рубежа, порога, которые метафоризируют внутреннее состояние человека на войне. Пространству войны соответствует определённый тип героя — скитальца, мученика. Ситуация социальной несвободы и унижения становится проявлением скрытых потенций человека, его готовности к самопожертвованию. Хотя война воскрешает языческие принципы (насилие, предательство, убийство), но обнаруживается сила органической нравственной связи человека с человеком.

Особое место в прозе дальневосточного зарубежья занимает фигура А. Хейдока, в эстетическом сознании которого взаимодействовали классическая традиция и философия Востока. Сборник рассказов «Звёзды Маньчжурии» — важная часть его литературного наследия.

Художественное пространство в его типологических характеристиках и семантическом многообразии является одной из структурообразующих, миромоделирующих поэтических доминант.

Типология пространства представлена природно-географическими (пустыня, тайга), онирическими, архаическими топосами.

Индикатором пространственной насыщенности рассказов является содержательное наполнение географических реалий. Географическая информация носит экстенсивный характерупоминаются названия, фиксирующие новую среду обитания героев: центры русской эмиграции в Китае — Харбин, Шанхай, Гонконгпровинция Цинь-ань-фу, китайский городок Чен-бо-шаньУрга, куда устремился один из вождей белого движения барон Унгерн фон Штернбергпровинция Гуйчжоуанонимный беженский хутор.

Природное пространство Китая создаётся такими атрибутами, как маньчжурские сопки, пади Хингана, горы, холмы. Урбанистический пейзаж Китая представлен дальневосточным базаром — эмблемой многоликости Китая. Китай не поддаётся скорому освоению инонациональным сознанием.

Познание другой культуры сопряжено с открытостью человека миру, с сохранением им способности постигать чужое культурное пространство.

Центральные образы художественного мира А. Хейдока — Россия и Китай. Китай у писателя выступает как органическое единство рукотворного и природного, реального и надмирного, торжественного и житейски обыденного. Китай предстаёт в целостности прошлого и современности, оказываясь вместилищем личной и исторической памяти. Для русских Китай стал жизненной практикой, во многом определив их повседневное и духовное существование.

Россия в прозе А. Хейдока выступает как источник этических ценностей, хранительница вековых традиций, она на уровне подсознания является для русских эмигрантов духовным ориентиром, возвышающим их над мирской суетой и обыденностью, пространством-посредником, объединяющим их.

В сборнике представлен тип «героя-пути», находящегося в поисках гармонии. Смысл понятия «гармония» у А. Хейдока формируется на стыке нескольких картин мира: античной, европейской, китайской, русской.

Под гармонией А. Хейдок понимает организованность Вселенной, противостоящую хаосу, а по отношению к «маленькому человеку» — вступление его во связи «семейные», «социальные" — согласованность между рассудком и чувственностьюмир (отсутствие войны), сытость (не голод), соразмерность между материальным и духовным. Достичь полной внутренней и внешней гармонии, согласно А. Хейдоку, невозможно. Мир, раздираемый внутренними противоречиями, междоусобными войнами, позволяет почувствовать внутреннюю соразмерность только как кратковременное состояние.

Вариантом существования в «чужом» пространстве является реализация одного из смыслов понятия гармония — «связь», объединение героев друг с другом в семье, в дружбе, в сотрудничестве.

Образы пространства, обусловленные культурными, региональными, национальными, геоландшафтными факторами, творческой судьбой писателя, становятся способами воплощения авторского сознания, взаимопересечением русских и восточных представлений о человеке и мире.