Договор в российском гражданском праве

Право на иск о признании договора незаключенным не зафиксировано среди основных способов защиты гражданских прав в ГК РФ. В то же время судебная практика признает такое право, а незаключенность договора предусмотрена как последствие в значительном количестве императивных норм Гражданского кодекса. В то же время в зарубежных развитых правопорядках, и прежде всего в правопорядках континентально-европейских, отсутствует «доктрина незаключенности» договоров, по крайней мере в том виде, в каком она принята в России. В научно-теоретическом смысле идея о незаключенных договорах за рубежом известна. Синонимами являются понятия незаконченных, несовершенных сделок. Вместе с тем эти идеи имеют серьезную влиятельную критику, при этом почерпнуть в представлениях зарубежных ученых-юристов доводы в пользу разграничения недействительной сделки (по нарушению императивных норм) и несовершенного договора (по отсутствию договоренности о существенных условиях) пока не представляется возможным. Система общего права к условиям действительности договоров предъявляет более широкий круг требований, чем система континентального права. Отсутствует стремление к поиску сведений о договоренности относительно существенных условий в дополнительных источниках, таких, как обычай, прежняя практика сторон и т. п. Доктрина встречного удовлетворения усложняет требования к договору, однако ограничивает формализм. При этом обязательственные положения системы общего права столь сильно отличаются от континентально-европейских подходов, что это осложняет релевантное сопоставление отдельно взятых институтов. Авторитетные группы ученых-специалистов, работающие над созданием модельных документов, таких, как Принципы УНИДРУА, Модельные правила европейского частного права, придерживаются позиций по сохранению юридической силы договора.

Для этой группы подходов характерен настрой на меры по исцелению договора при наличии минимальной возможности. Подход предполагает в том числе такие меры, как право суда менять договор частично, толкование в пользу действительности, толкование в пользу стороны, противоположной той, которая сформулировала неясные условия, применение иных источников существенных условий, нежели прямые договоренности сторон. Стоит подчеркнуть, что авторы указанных документов рассматривают отсутствие договоренности о существенных условиях договора, которые предусмотрены законом как нарушение императивной нормы закона. При этом отнюдь не абсолютизируется ничтожность сделки, нарушающей императивные нормы, напротив, предлагаются механизмы по ее исцелению. Для российской доктрины все еще является проблемным вопрос о том, входят ли видообразующие признаки договора в состав его существенных условий.

И если это так, остается неразрешенным и, возможно, неразрешимым вопрос о том, почему в одних случаях отсутствие существенных условий, являющихся видовыми признаками, влечет всего лишь изменение вида договора, а в других случаях отсутствие существенных условий приводит к признанию договора незаключенным. Одним из теоретических выходов в подобной ситуации могло бы быть установление порядка, при котором договор признается незаключенным только в тех случаях, когда об этом прямо указано в законе. В иных случаях было бы целесообразно применять положения о недействительности сделок, нарушающих императивные нормы. В то же время подобные вопросы в силу доктринальной важности и чувствительности их для оборота вряд ли могут быть решены простым внесением изменений в Общую часть ГК РФ или судебным нормотворчеством без серьезного изучения в академическом сообществе, для привлечения внимания которого к рассматриваемым проблемам служит настоящая статья.

3.2. Перспективы развития правового регулирования договора.

В завершении работы хочется отразить проблему электронных документов и договоров, подписанных с помощью электронной подписи. Как известно, в России сложилось подозрительное отношение отечественных государственных органов к электронным документам, которое бросает самую большую тень на развитие электронной коммерции. В значительной степени такой подход предопределяется распространенным убеждением в том, что электронные доказательства легче подделать, нежели классические бумажные документы и уж тем более вещественные доказательства. В целом недоверие судов к доказательствам, основанным на новых технологиях, является достаточно типичным явлением. Так или иначе вышеуказанные проблемы приводят к тому, что некоторые договоры, которые с материально-правовой точки зрения можно рассматривать как заключенные и действительные, воспринимаются правоприменительными органами в штыки и оставляются без исковой защиты. Однако, электронная коммерция развивается в том числе и в России, что свидетельствует об отсутствии неизбежной корреляции между процессуальными и материально-правовыми проблемами электронных договоров.

В ряде случаев стороны просто не пойдут в суд, но для эффективного взаимодействия им необходимо наличие уверенности в том, что они состоят в договорных отношениях. В отношениях, регулируемых гражданским правом, стороны могут широко использовать для защиты своих прав и средства негосударственного принуждения (технические средства защиты, внесение в «черный список», придание огласке недобросовестного поведения другой стороны, что может иметь гораздо более сильное дисциплинирующее воздействие, чем судебное преследование, особенно на рынках с небольшим количеством игроков). Поэтому нельзя согласиться с позицией многих ортодоксальных юристов, согласно которой невозможность использования электронного документа в качестве доказательства в российском суде влечет недействительность заключенных с использованием таких документов договоров. В конце концов, помимо российских судов, существуют зарубежные суды, чья юрисдикция касательно отношений, возникающих в сети Интернет, имеет тенденцию к расширению. Существует еще и коммерческий арбитраж, который весьма либерально подходит к вопросам допустимости доказательств. Тем не менее, поскольку некоторые договоры, заключаемые в электронной форме, все же придется отстаивать в российских судах, необходимо рассмотреть существующие процессуальные правила, регламентирующие вопросы допустимости доказательств, а также сложившуюся практику их применения. В соответствии с п. 3 ст. 75 АПК РФ документы, полученные посредством факсимильной, электронной или иной связи, в том числе с использованием информационно-телекоммуникационной сети Интернет, а также документы, подписанные электронной подписью или иным аналогом собственноручной подписи, допускаются в качестве письменных доказательств в случаях и в порядке, которые установлены настоящим Кодексом, другими федеральными законами, иными нормативными правовыми актами или договором либо определены в пределах своих полномочий ВАС РФ. Данная норма во многом повторяет материально-правовую норму ст.

160 ГК РФ об условиях допустимости электронно-цифровой подписи и других аналогов собственноручной подписи: «Использование при совершении сделок факсимильного воспроизведения подписи с помощью средств механического или иного копирования, электронной подписи либо иного аналога собственноручной подписи допускается в случаях и в порядке, предусмотренных законом, иными правовыми актами или соглашением сторон».Таким образом, допустимость использования в арбитражном процессе электронных документов формально зависит от указания закона (иного правового акта или разъяснения ВАС РФ) либо от наличия соответствующих положений в договоре. В большинстве случаев стороны заключают договор посредством сети Интернет, не имея каких-либо организационных бумажных договоров с контрагентом. Процессуальный статус электронных договоров, не скрепленных электронной цифровой подписью, в итоге является неопределенным с высокой степенью вероятности признания их недопустимыми доказательствами. В отсутствие иных письменных доказательств факта заключения договора и содержания его условий (актов сдачи-приемки, документов об оплате) доказать наличие договорных отношений между сторонами весьма проблематично. В этой связи можно привести в качестве примера следующее дело. Истец — организатор международного экономического форума отправил другой стороне — Минздравсоцразвития России (ответчик) по электронной почте приглашение принять в нем участие. Электронный адрес был взят с официального бланка Минздравсоцразвития России. Ответчик заполнил регистрационный лист с указанием двух своих сотрудников, а также направил просьбу забронировать отель для указанных сотрудников на период проведения мероприятия. В ответ истец отправил по электронной почте документы, подтверждающие бронирование. После получения гарантийного письма от ответчика, которым подтверждалась готовность оплатить услуги в соответствии с выставленными счетами, ему была выслана по электронной почте программа форума и пригласительные билеты.

Факт участия представителей ответчика на форуме подтверждался регистрационным листом и фотоотчетом. Суд отказал в иске о взыскании стоимости оказанных услуг, сославшись на то, что представленных доказательств недостаточно для вывода о наличии между сторонами договора возмездного оказания услуг. Электронная переписка не была признана допустимым доказательством со ссылкой на п. 3 ст. 75 АПК РФ. Копия гарантийного письма ответчика не была принята во внимание, так как не был представлен оригинал, а копия не содержит «необходимых реквизитов документа (даты, номера), предусмотренных Государственным стандартом ГОСТ Р 51 141−98».Оставляя в стороне сомнительные аргументы о недопустимости гарантийного письма в качестве доказательства, достаточно показательной является позиция о неприемлемости электронной переписки, которой в данном случае более чем достаточно для решения вопроса о наличии или отсутствии договорных отношений между сторонами. Существует устойчивая судебная практика, согласно которой распечатки электронных сообщений, не подписанных электронной цифровой подписью, рассматриваются в качестве допустимых доказательств лишь в случаях, когда соглашение сторон предусматривает возможность обмена сообщениями по электронной почте с указанием адресов, с которых такой обмен может производиться.

В качестве иллюстрации можно привести следующий пассаж: «Стороны ни в договоре, ни в приложении к нему не предусмотрели саму возможность обмена письмами посредством электронной почты (в т.ч. получение каких-либо документов посредством электронной почты), не определили адреса электронной почты для осуществления переписки или обмена документами, в связи с чем электронная переписка истца и ответчика не может считаться надлежащим доказательством по делу».Очевидно, что ограничения, предусмотренные в п. 3 ст. 75 АПК РФ в отношении случаев использования электронных документов, создают необоснованные препятствия для развития гражданского оборота, так как прежде чем заключать договор посредством обмена электронными сообщениями, не скрепленными ЭЦП, необходимо предусмотреть целый ряд положений в договоре на бумажном носителе. Не менее очевидна и благодатная почва для злоупотреблений со стороны недобросовестных контрагентов, которые охотно использовали высокие технологии на стадии заключения или исполнения договора, а потом «вдруг» вспомнили в нужный момент о недопустимости использования электронной переписки в качестве доказательства в отсутствие специальных договорных положений. Неудивительно, что в некоторых случаях суды начали расширительно толковать положения п. 3 ст. 75 АПК РФ, допуская электронные сообщения в качестве доказательств при наличии не только прямых указаний на то в письменном договоре, но и иных обстоятельств, которые могли бы быть интерпретированы в качестве соглашения сторон об использовании электронных сообщений в своих взаимоотношениях. В некоторых случаях суд находит признаки такого соглашения в том, что инициатива вести переговоры исходила от ответчика (т.е. лица, делающего заявление о недопустимости электронной переписки). В других случаях факт наличия соглашения сторон об использовании электронных сообщений, подписанных аналогом собственноручной подписи, суды усматривают в конклюдентных действиях, совершенных одной из сторон (например, в виде оплаты, произведенной на основании документов, полученных по электронной почте).Как видно, суды нередко признают неадекватность формального подхода к условиям допустимости электронных сообщений в качестве доказательств, особенно если другая сторона не приводит каких-либо конкретных доводов о недостоверности информации, содержащейся в них, а ссылается лишь на формальное нарушение требований п.

3 ст. 75 АПК РФ. Однако в отсутствие единообразия судебной практики и разъяснений ВАС РФ по данному вопросу целесообразно включать в договоры условие о придании юридической силы электронным письмам, полученным с определенных адресов электронной почты, даже если эти договоры сами заключаются в электронной форме. Ведь даже суды признают разумность использования электронной почты в договорном процессе: «…суд признал также, что обмен документами по электронной почте отвечает обычаям делового оборота, широко используется в сфере бизнеса и не противоречит нормам права, в том числе законодательству Российской Федерации».В АПК РФ отсутствуют требования относительно формы представления электронных документов в качестве доказательств. Однако на основании ст.

64, 75 АПК РФ можно предположить, что в связи с необходимостью приобщения доказательств к материалам дела следует представлять электронную переписку распечатанной на бумажном носителе. Данные документы должны быть надлежащим образом заверены. В большинстве случаев достаточно заверения их стороной по делу. Однако если есть основания полагать, что другая сторона будет опровергать содержание такой переписки или сам факт ее наличия, то имеет смысл представить их в нотариально-заверенной форме (т.е. в виде протокола осмотра нотариусом информации на мониторе компьютера).Рассмотренные выше положения и практика относились преимущественно к вопросу о формально-юридических условиях допустимости электронных сообщений в качестве доказательств. Однако это далеко не единственный вопрос, который может возникнуть при их использовании в процессе. Нередко другая сторона делает заявление о том, что не получала такого сообщения. В таких случаях возникает вопрос о доказывании принадлежности адреса электронной почты определенной стороне. Суды исходят из того, что бремя доказывания факта принадлежности электронного адреса стороне — получателю сообщения лежит на его отправителе. Наилучшим доказательством данного факта является ссылка на наличие такого электронного адреса в заключенном между сторонами контракте.

В качестве иного возможного доказательства данного факта может быть сделана ссылка на контактную информацию, размещенную на веб-сайте контрагента, которая обычно доступна по ссылке «Контакты». Так, суды признают ссылки на публично доступную информацию об электронном адресе, размещенную на официальных сайтах государственных органов, в качестве достаточного доказательства принадлежности такого адреса такому органу. В отсутствие специальных договорных положений с указанием «авторизованных» электронных адресов и общедоступной контактной информации на веб-сайте доказывание факта принадлежности электронного адреса определенному лицу становится весьма нелегким делом. Вряд ли российские суды возьмут на вооружение подход своих американских коллег, при котором доказывание принадлежности лицу определенного электронного адреса возможно с помощью свидетельских показаний. Нередко определенные намеки на принадлежность электронного адреса определенному лицу могут содержаться уже в самом наименовании такого адреса. Например, адрес alexandersavelyev@rambler.ru содержит в себе достаточно определенные сведения о возможном имени его владельца. Как известно, именно под своим именем обычно гражданин приобретает гражданские права и обязанности (ст. 19 ГК РФ). Другое дело, что при создании почтового ящика на общедоступных почтовых серверах вроде Yandex, Gmail, Yahoo и т. п. пользователь может указать любую контактную информацию, в том числе и недостоверную, поэтому идентификационная ценность данных, содержащихся в наименовании электронного адреса, зарегистрированного на общедоступных почтовых сервисах, а равно информации, указанной при его регистрации, является достаточно невысокой.

Однако в совокупности с иными доказательствами такие идентификационные данные могут приобрести доказательственную силу. К таким иным доказательствам можно отнести:

наличие на компьютере предполагаемого отправителя следов электронного сообщения, отправленного с определенного почтового ящика. Для установления данного факта может быть истребован такой компьютер и назначена компьютерно-техническая экспертиза;

— сопоставление спорного электронного сообщения с иными сообщениями, принадлежность которых ответчику не оспаривается. В таких случаях может быть назначена автороведческая экспертиза;

— при наличии у предполагаемого владельца почтового ящика зарегистрированного доменного имени сопоставление сведений, указанных при регистрации доменного имени (в том числе адреса электронной почты), с адресами электронной почты, имеющимися в материалах дела. Иной статус должны иметь идентификационные данные, содержащиеся в электронном письме, отправленном с корпоративной почты: во-первых, получить электронный адрес на сервере корпоративной почты может не любое лицо, а только сотрудники компании или — в порядке исключения — иные заранее определенные категории лиц; во-вторых, пользование такой почтой предполагает наличие строгих процедур идентификации, обеспечивающих «привязку» почтового ящика к конкретной личности, а также повышенных требований к паролям, порядку их регулярного изменения и обеспечения их конфиденциальности; в-третьих, наличие в электронном адресе указания на наименование организации в доменном имени почтового сервера также указывает на связь определенного физического лица с данной организацией. В случае с электронным адресом корпоративной почты можно говорить о том, что риск несанкционированного доступа к ней и несанкционированного отправления сообщения должен лежать по общему правилу на организации, которая владеет данным почтовым сервером. Поэтому бремя доказывания отправки сообщения с такого сервера лицом иным, нежели то, на которое зарегистрирован электронный адрес, должно в соответствии с общими правилами распределения бремени доказывания лежать на лице, которое делает соответствующее заявление. Иными словами, можно говорить о презумпции использования корпоративной почты сотрудником организации и в отсутствие достоверных знаний о факте ее взлома и утрате контроля над нею; третьи лица имеют право полагаться на сообщения, исходящие с корпоративной почты, как на сообщения, исходящие непосредственно от организации. Правда, в некоторых случаях, когда невозможно отрицать факт принадлежности электронного сообщения сотруднику компании, может быть сделано заявление о том, что такое лицо не является уполномоченным.

При рассмотрении споров, возникающих в сфере электронной коммерции, неизбежно встает вопрос о процессуальном статусе информации, содержащейся на веб-сайтах сети Интернет. Необходимость ее представления в суд может обусловливаться, к примеру, необходимостью анализа договорных условий или их части, изложенных на веб-сайте, или размещенной информации о товаре (услуге) на предмет ее достоверности и достаточности. К тому же следует помнить о возможности предъявления деликтных исков по фактам нарушения интеллектуальных прав, размещения сведений, порочащих деловую репутацию, или иных проявлений недобросовестной конкуренции. Как отмечается в литературе, просто распечатать на принтере страницу с веб-сайта либо сохранить ее на каком-нибудь носителе, а затем представить суду означает не представить ничего. Объясняется это опасениями судов по поводу того, что информация на распечатке веб-сайта может существенно отличаться от первоисточника. Тем не менее суды в некоторых случаях все же принимают в качестве доказательств обычные распечатки веб-сайтов.Как отмечается, суды общей юрисдикции также все более активно принимают распечатки с сайтов в качестве доказательств доставки почтового отправления (сайт Почты России), места нахождения организации (сайт Федеральной налоговой службы). К тому же ВС РФ ориентирует суды на принятие любых средств доказывания фактов, имевших место в сети Интернет. Так, в Постановлении Пленума ВС РФ от 15 июня 2010 г. N.

16 «О практике применения судами Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» подчеркивается, что «федеральными законами не предусмотрено каких-либо ограничений в способах доказывания факта распространения сведений через телекоммуникационные сети (в том числе через сайты в сети Интернет)… Суд… вправе принять любые средства доказывания, предусмотренные гражданским процессуальным законодательством&# 187;.Тем не менее рассчитывать на то, что российский суд благосклонно воспримет распечатку с обычного (негосударственного) веб-сайта, предоставленную частным лицом, а не государственным органом, в порядке производства из публично-правовых отношений, все же несколько самонадеянно — особенно если такая распечатка имеет своей целью доказывание обстоятельств, от которых в значительной степени зависит решение дела, либо если есть основания полагать, что другая сторона будет всячески оспаривать достоверность информации, содержащейся в ней. В связи с этим имеет смысл позаботиться о придании такой распечатке дополнительной убедительности. Это может быть реализовано путем судебного или нотариального обеспечения доказательств. Несмотря на то что институт обеспечения доказательств отражен и в гражданском, и в арбитражном процессе, только АПК РФ предусматривает возможность досудебного обеспечения доказательств, которое имеет особую ценность в интернет-спорах.

Так, в соответствии со ст. 72 АПК РФ лицо может обратиться в арбитражный суд с заявлением об обеспечении доказательств до предъявления иска по существу спора, если есть основания опасаться, что представление таких доказательств впоследствии будет невозможным и затруднительным. Поскольку информация в сети Интернет может быть легко удалена с веб-сайта либо вместе с таким веб-сайтом, можно говорить о том, что представление доказательств, содержащих информацию с веб-сайта, может быть невозможным или затруднительным в случае непринятия своевременных мер по ее закреплению. При условии, что заявитель приведет убедительные доводы для применения предварительного обеспечения доказательств, укажет обстоятельства, для подтверждения которых необходимы доказательства, а также причины, побудившие обратиться с заявлением об их обеспечении, арбитражный суд удовлетворяет ходатайство о предварительном обеспечении доказательств. На основании определения арбитражного суда об удовлетворении ходатайства о предварительном обеспечении доказательств судебный пристав с участием специалиста в порядке исполнительного производства производит осмотр веб-сайта в сети Интернет с целью выявления факта нарушения прав заявителя, фиксирует полученную информацию с составлением акта осмотра. Очевидно, что информация о содержимом веб-сайта, полученная с использованием такой процедуры, не вызовет у арбитражного суда сомнений относительно ее допустимости и относимости. В соответствии со ст. 103 Основ о нотариате осмотр доказательств производится в присутствии заявителя и заинтересованных сторон, к числу которых может быть отнесен и владелец сайта, осмотр которого осуществляется. В литературе указывалось на необходимость исключения из общего правила положения о том, что осмотр доказательства происходит в присутствии сторон и заинтересованных лиц: во-первых, в случае уведомления потенциального ответчика о подобном действии ему не составит особого труда изменить содержащуюся на сайте информацию, а во-вторых, если становится известно время и место выхода нотариуса в Интернет на конкретные сайты, технически возможно направить информацию четко определенного содержания на компьютер нотариуса, что может исказить действительное содержание доказательства. Пока соответствующие изменения не внесены, однако правоприменительная практика уже идет по пути следования этим рекомендациям. Так, в указанном ранее письме Федеральной нотариальной палаты отмечается, что «…поскольку обеспечение доказательств нотариусом осуществляется до возникновения судебного разбирательства, «сторон» в процессуальном понимании этого термина на момент совершения нотариального действия еще не существует.

При этом лица, которые предположительно могут выступать в будущем судебном разбирательстве в качестве ответчиков или третьих лиц, как правило, не заинтересованы в обеспечении нотариусом доказательства, подтверждающего нарушение прав заявителя". В связи с этим делается вывод о том, что «извещение нотариусом заинтересованных лиц о времени и месте проведения осмотра информационного ресурса в сети Интернет может привести к утрате доказательства, за обеспечением которого к нотариусу обратился заявитель, вследствие чего заявитель лишится возможности доказать в суде факт нарушения своего права». Арбитражная практика также исходит из допустимости протокола осмотра веб-сайта, совершенного в отсутствие лица, разместившего эту информацию. Следует особо подчеркнуть, что ч. 2 ст. 102 Основ о нотариате не допускает возможности обеспечения нотариусом доказательств по делам, находящимся в производстве суда. Данная норма является следствием соблюдения принципа непосредственности судебного разбирательства, закрепленного в ч. 1 ст. 10 АПК РФ, согласно которой арбитражный суд при разбирательстве дела обязан непосредственно исследовать все доказательства по делу, а также следствием наличия процедуры обеспечения доказательств непосредственно в ГПК РФ. Таким образом, с момента прихода Интернета в повседневную жизнь и коммерческий оборот прошло уже достаточно много времени для того, чтобы перестать воспринимать договоры, заключаемые посредством сети Интернет, с повышенной подозрительностью. Электронная цифровая подпись (усиленная квалифицированная подпись) объективно не может выступать в качестве основного легитимизирующего электронные договоры средства в условиях, когда простота и оперативность заключения договора с контрагентом в любой точке планеты являются одним из основных преимуществ электронной коммерции, обеспечивающим ее рост.

В то же время, как показывает анализ российского материального и процессуального права, доктрины и судебной практики, по-прежнему можно говорить о попытках установить завышенные требования к электронным договорам. Между тем суды, сталкиваясь в некоторых случаях с явной неадекватностью такого подхода, вынуждены искать обходные пути для вынесения справедливых решений. В этой связи можно обозначить следующие основные направления развития положений о форме электронного договора.

1. Российское право и доктрина должны начать проводить разграничение между наличием письменной формы и наличием подписи. Особенностью российского законодательства на данный момент является тот факт, что вопрос о наличии или отсутствии письменной формы договора связан с наличием или отсутствием подписи на документе, в котором выражено волеизъявление стороны на заключение договора. В то же время законодательство об электронной коммерции, а также новейшие акты европейского законодательства дифференцированно подходят к понятиям «письменная форма» и «подпись». Так, в Типовом законе ЮНСИТРАЛ об электронной торговле особо отмечено, что существующие требования о представлении данных в письменной форме зачастую сочетаются с такими не относящимися к «письменной форме» концепциями, как подпись и подлинник. В соответствии со ст. 6 указанного документа «требование законодательства представить информацию в письменной форме считается выполненным путем представления сообщения данных, если содержащаяся в нем информация доступна для последующего использования». Этот опыт заслуживает детального анализа и заимствования. Представляется, что простая письменная форма должна считаться соблюденной там, где информация изложена в виде, допускающем ее последующее использование и воспроизведение. В отличие от концепции письменной формы, обеспечивающей формализацию содержания договоренностей сторон, подпись выполняет несколько иные функции: идентификацию лица, обеспечение определенности того, что это лицо участвовало в акте подписания, и выражение его согласия с его содержимым.

Идентификационная и «согласительная» функции подписи могут компенсироваться поведением стороны, свидетельствующим о том, что именно она является стороной по договору и согласна выполнять его условия (конклюдентные действия). Вопросы, связанные с наличием волеизъявления конкретного лица и качеством такого волеизъявления, должны решаться в каждом конкретном случае с учетом всех обстоятельств заключения договора. Иными словами, эти вопросы должны быть не вопросами права, а вопросами факта. Только в таком случае можно обеспечить недискриминационный подход к бумажной и электронной формам договора. Также не следует забывать, что в современных условиях собственноручная подпись, проставленная на бумажном документе, уже утратила свое эталонно-надежное значение, поскольку сегодня разработаны и используются специальные аппаратно-программные комплексы компьютерной и периферийной техники для рисовки рукописного текста и рукописных подписей любой степени сложности с помощью пишущих приборов. Необходимо максимально широкое толкование понятия «соглашение» для целей применения п. 2 ст. 6 Федерального закона об ЭП (условия равнозначности электронного и бумажного договоров), которое позволило бы охватить широкий круг ситуаций, при которых обстоятельства и конклюдентные действия сторон свидетельствуют о наличии согласия использовать такую подпись.

В противном случае данный Федеральный закон не привнесет положительных изменений в правовой статус договоров, заключенных в электронной форме и не подписанных ЭЦП. Следует снять существующие в процессуальном законодательстве ограничения в отношении допустимости доказательств в виде электронных сообщений и сведений, полученных из сети Интернет, предоставив судье возможность их оценки в совокупности с иными обстоятельствами дела. Существующие технические возможности манипуляции содержимым электронных сообщений не должны быть единственным основанием для исключения таких доказательств как недопустимых. Такой подход будет находиться в русле существующих мировых тенденций либерализации требований к допустимости доказательств, выражающейся в предоставлении судье возможности принять его и впоследствии оценить его значимость, вместо того чтобы погружаться в технические и процессуальные «дебри» вопросов его допустимости. В этой связи как минимум целесообразно исключение п. 3 ст. 75 АПК РФ, принимая во внимание существующие тенденции судебной практики к расширительному толкованию данного положения, доходящему порой до его игнорирования, а также тот факт, что ГПК РФ вполне обходится и без аналогичной нормы. Наконец, важно не препятствовать использованию доказательственного потенциала инновационных проектов, дающих возможность представить информацию, размещенную на сайте в определенный момент времени. Остается выразить надежду, что имеющие место в отдельных российских судах тенденции по либерализации требований, предъявляемых к доказательствам, полученным из сети Интернет, будут иметь дальнейшее развитие и распространение, способствуя тем самым развитию электронной коммерции без использования таких «крупнокалиберных орудий», как электронная цифровая подпись.

Заключение

.

Итак, договор — это соглашение двух или нескольких лиц, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений. Он возникает всегда в результате выражения воли двумя или несколькими лицами. Волеизъявление указанных лиц должно быть взаимно согласованным. Договором является не любое соглашение лиц, а только такое, которое имеет целью вызвать юридические последствия, а именно, возникновение, регулирование, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. По итогам исследования сделаны следующие выводы. Для российской доктрины все еще является проблемным вопрос о том, входят ли видообразующие признаки договора в состав его существенных условий.

И если это так, остается неразрешенным и, возможно, неразрешимым вопрос о том, почему в одних случаях отсутствие существенных условий, являющихся видовыми признаками, влечет всего лишь изменение вида договора, а в других случаях отсутствие существенных условий приводит к признанию договора незаключенным. Одним из теоретических выходов в подобной ситуации могло бы быть установление порядка, при котором договор признается незаключенным только в тех случаях, когда об этом прямо указано в законе. В иных случаях было бы целесообразно применять положения о недействительности сделок, нарушающих императивные нормы. В то же время подобные вопросы в силу доктринальной важности и чувствительности их для оборота вряд ли могут быть решены простым внесением изменений в Общую часть ГК РФ или судебным нормотворчеством без серьезного изучения в академическом сообществе, для привлечения внимания которого к рассматриваемым проблемам служит настоящая статья. Правовая природа права на односторонний отказ от договора является двоякой и зависит от условий его применения.

Если данное право применяется с целью защиты субъективного права, то односторонний отказ от исполнения обязательства является мерой оперативного воздействия. Если же использование названного права не обусловлено нарушениями субъективного права, то односторонний отказ от договора является одним из способов расторжения договора. Таким образом, от одностороннего отказа от договора как меры оперативного воздействия следует отличать односторонний отказ от договора как способ расторжения договора в одностороннем порядке. Право на отказ от договора как способ расторжения договора в одностороннем порядке не является мерой оперативного воздействия. Практическое значение такого разграничения состоит в том, что применение отказа от договора как меры оперативного воздействия на неисправного контрагента влечет за собой также обязанность последнего возместить причиненные кредитору убытки, тогда как, воспользовавшись правом одностороннего отказа от договора, при отсутствии нарушения договора обязанным лицом, управомоченный субъект сам в ряде случаев обязан возместить другой стороне ущерб, причиненный своим отказом <7>. Как нам представляется, именно в последнем случае допустимо установить правило, которое содержится в абзаце 2 ст. 310 Проекта изменений ГК РФ и которое является абсурдным для одностороннего отказа от исполнения обязательства. Его редакция могла бы звучать следующим образом: предусмотренное право на односторонний отказ от договора, связанного с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности, или на одностороннее его изменение может быть обусловлено необходимостью выплаты определенной денежной суммы другой стороне договора. Очевидно, что наличие в ГК РФ законодательных моделей специальных договорных конструкций, а также свода правил, направленных на позитивное регулирование соответствующих правоотношений, требует их комплексного теоретического анализа. Специальные договорные конструкции, законодательные модели которых предусмотрены действующим ГК РФ, а также те, которые предполагается туда внести, объединяются в самостоятельную гражданско-правовую категорию тем обстоятельством, что всякий гражданско-правовой договор, подпадающий по набору известных признаков под законодательную модель той или иной специальной договорной конструкции (публичный договор, договор присоединения, предварительный договор, договор в пользу третьего лица, рамочный договор, опцион, абонентский договор), должен быть подчинен наряду с нормами, регулирующими данный конкретный договор (купля-продажа, перевозка, подряд и т. п.), особым правилам, предназначенным для регламентации отношений сторон в рамках специальной договорной конструкции. Очевидно, что специальные договорные конструкции: публичный договор, договор присоединения, предварительный договор, договор в пользу третьего лица, рамочный договор, опцион, абонентский договор — не относятся к числу рядовых видов (разновидностей) гражданско-правовых договоров и по этой причине не вписываются в традиционные классификации. Общий вывод состоит в том, что, когда речь идет о специальных договорных конструкциях, правовое значение имеет только то обстоятельство, что конкретный гражданско-правовой договор (любого типа и вида) обладает необходимым набором признаков, позволяющих его отнести к той или иной специальной договорной конструкции. А это, в свою очередь, позволяет решать вопрос о возможности применения к данному договору особых правил, характерных для соответствующей договорной конструкции. На основе изученного можно внести следующее предложение.

При заключении договоров, особенно долгосрочных, очень часто невозможно согласовать некоторые важные условия по ряду объективных причин. В таких случаях в международной и зарубежной договорной практике используется конструкция договора «с умышленно открытыми условиями», которые подлежат согласованию в ходе будущих переговоров или иным образом. Таким образом, российское право пока не предусматривает возможности заключения договоров с умышленно открытыми условиями. Это создает существенные препятствия в формировании устойчивых договорных связей, поскольку такая устойчивость может быть достигнута только на долгосрочной основе. Соответствующие договоры квалифицируются российскими судами как не заключенные по мотиву недостижения сторонами соглашения по какому-либо существенному условию.

Кроме того, данный законодательный просчет приводит к росту трансакционных издержек российских фирм, снижая их конкурентоспособность.Библиография.

Нормативные правовые акты:

Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Заключена в г. Риме 04.

11.1950 // Собрание законодательства РФ", 08.

01.2001, N 2, ст. 163. Международный пакт от 16.

12.1966 «Об экономических, социальных и культурных правах» // Бюллетень Верховного Суда РФ, N 12, 1994.

Конституция РФ (принята всенародным голосованием 12.

12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.

12.2008 N 6-ФКЗ, от 30.

12.2008 N 7-ФКЗ, от 05.

02.2014 N 2-ФКЗ).Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.

01.1996 N 14-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 29.

01.1996, N 5, ст. 410. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.

12.2001 N 195-ФЗ // Российская газета, N 256, 31.

12.2001.

Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14.

11.2002 N 138-ФЗ // Российская газета, N 220, 20.

11.2002.

Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации от 24.

07.2002 N 95-ФЗ // Российская газета, N 137, 27.

07.2002.

Основы законодательства Российской Федерации о нотариате // Российская газета, N 49, 13.

03.1993.

Федеральный закон от 08.

03.2015 N 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» // Российская газета, N 52, 13.

03.2015.

Федеральный закон от 07.

05.2013 N 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» // Российская газета, N 99, 13.

05.2013.

Научная и учебная литература:

Алексеев С. С. Гражданское право в вопросах и ответах. М., Проспект. 2014. — 352 с. Анисимов А. П. Рыженков А.

Я. Чаркин С. А. Гражданское право России. Общая часть. Учебник. М., Юрайт.

2014. — 512 с. Анисимов А. П. Рыженков А. Я. Чаркин С. А.

Гражданское право России. Особенная часть. Учебник. М., Юрайт.

2014. — 704 с. Балашов А. И. Предпринимательское право.

Правовое обеспечение предпринимательской деятельности. СПб: Питер, 2011. С. 112. Бессонов В. А. Гражданское право. Учебник. М., Инфра-М. 2014.

— 784 с. Борисов А. Комментарий к Гражданскому Кодексу Российской Федерации. Части 1, 2, 3,4 М: Книжный мир, 2014.

Брагинский М.И., Витрянский В. В. Договорное право. Общие положения. 3-е изд., стереотипное. М.: Статут, 2011.

Кн. 1. Гражданское право. В 3 томах. Том 1. Учебник / Под ред. В. П. Мозолина. М.: Проспект, 2014.

Гриднева О. В,. Кулешова Л. И., Мегрелидзе М. Р.

Гражданское право. М., Юриспруденция. 2012. — 160 с. Ивакин В. Н. Гражданское право.

Особенная часть. Краткий курс лекций. М., Юрайт. 2014.

— 240 с. Калемина В. В., Рябченко Е. А. Договорное право. Учебное пособие. М., Омега-Л. 2014. ;

256 с. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Части 1, 2. / Под ред. А. П. Сергеева.

М.: Проспект, 2014.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. В 2 т. Т. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (постатейный, учебно-практический). Части 1, 2, 3, 4.

/ Под ред. С. А. Степанова. М.: Проспект, 2012.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. В 2 томах. Том 1. Части 1, 2 ГК РФ. Под ред. / Т. Е.

Абовой, М. М. Богуславского, А. Г. Светланова.

М.: Юрайт, 2013.

Кораев К. Б. Изменения в ГК РФ: односторонний отказ от исполнения обязательства и договора // Юрист. 2014. N 8. С. 4 — 8.

1. Части I, II ГК РФ / под ред. Т. Е. Абовой, А. Ю.

Кабалкина; Ин-т государства и права РАН. — 6-е изд.- М.: Юрайт, 2011. — 926 с. Мардалиев Р. Т. Гражданское право: учебное пособие. Стандарт третьего поколения. СПб., Питер-Юг.

2014. — 256 с. Постатейный комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть 1. Под редакцией П. В.

Крашенинникова. М.: Статут, 2013.

Тихомиров М. Ю., Оглоблина О. М. Договоры в коммерческой деятельности М., изд.

Тихомирова М. Ю. 2012. — 320 с. Толстой Ю. К. Гражданское право. Т.2, 5-е изд. М., Проспект.

2014. — 928 с. Юкша Я. А.

Гражданское право. Учебное пособие. М., РИОР. 2014. — 364 с. Материалы судебной практики:

Постановление Пленума ВАС РФ от 06.

06.2014 N 35 «О последствиях расторжения договора"// Вестник ВАС РФ, N 8, август, 2014.

Постановление Пленума ВАС РФ от 14.

03.2014 N 16 «О свободе договора и ее пределах» // Вестник ВАС РФ, N 5, май, 2014.

Постановление ФАС Московского округа от 5 февраля 2013 г. по делу N А40−135 406/11−19−276 // СПС «Консультант.

Плюс"Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 15 марта 2012 г. N 09АП-4617/2012;ГК по делу N А40−62 542/11−87−479.Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 24 февраля 2012 г. по делу N А40−93 546/11−1-548; см. также: Постановление Третьего арбитражного апелляционного суда от 25 июля 2012 г. по делу N А33−543/2012 // СПС «Консультант.

Плюс".Постановление ФАС Московского округа от 28 декабря 2011 г. по делу N А41−15 927/08 // СПС «Консультант.

Плюс".Постановление ФАС Московского округа от 11 сентября 2012 г. по делу N А40−111 324/11−141−944.