Состав международного преступления

Преступление в международном праве, как уже было отмечено ранее, обладает признаками общественной опасности, противоправности, виновности и наказуемости, с присущими этой отрасли права определенными особенностями. В процессе применения норм международного уголовного права происходит оценка соответствия совершенного деяния как юридического факта тем признакам, которые использованы для описания этого деяния в норме международного права. Таким образом, речь идет о квалификации преступления. Именно правовая норма содержит научную абстракцию, которую в теории уголовного права называют corpus delicti, или " состав преступления" . В отечественной уголовно-правовой доктрине под составом преступления традиционно понимают совокупность (систему) объективных и субъективных признаков (элементов), которые характеризуют конкретное общественно опасное деяние (действие или бездействие) как преступление. При этом любой состав преступления образуют четыре элемента (группы признаков): объект — то, на что направлено деяние; объективная сторона — то, в чем проявляется деяние; субъект — лицо, совершившее деяние; субъективная сторона — психическое отношение лица к совершаемому деянию.

Составы преступлений в международном уголовном праве могут находиться в различных правовых источниках, причем одновременно в нескольких действующих актах (например, состав преступления геноцида определен как в соответствующей конвенции, так и в Римском статуте МУС). Структура состава преступления в международном уголовном праве, как и любого состава, также характеризуется наличием объективных и субъективных элементов (признаков), которые обладают определенной спецификой. В качестве этих элементов, если использовать термины, которыми оперирует отечественная уголовно-правовая доктрина, выступают: объект, объективная сторона, субъект и субъективная сторона преступления. Поэтому имеющиеся дефиниции состава преступления в международном уголовном праве отражают традиционные подходы к определению понятия «состав преступления» в российском уголовном праве.

А. Г. Кибальник определяет состав преступления по международному уголовному праву как «совокупность установленных источниками международного уголовного права объективных и субъективных признаков, характеризующих деяние как преступление по международному уголовному праву»^[1]. Р. А. Адельханян определяет состав военных преступлений как «совокупность установленных источниками международного уголовного права объективных и субъективных признаков, характеризующих деяние как военное преступление по международному уголовному праву»^[2].

Для характеристики объекта преступлений по международному уголовному праву мы обратимся к апробированной в российском уголовном праве четырехступенчатой классификации объектов.

В качестве общего объекта преступлений по международному уголовному праву, по нашему мнению, может рассматриваться совокупность всех жизненно важных интересов мирового сообщества, подпадающих под охрану международного права. Родовым объектом международных преступлений выступает мир и безопасность человечества. Определить родовой объект преступлений международного характера крайне затруднительно, поскольку характер этих преступлений чрезвычайно разнообразен, что и препятствует их объединению под эгидой одного «общего знаменателя». С учетом вышеприведенных классификаций конвенционных преступлений, представляется возможным выделить такие их видовые объекты, как, например, свободу человека, экономическую безопасность, здоровье населения и общественную нравственность, и др. Непосредственные же объекты, т. е. то, на что направлено конкретное преступление, столь многочисленны, что перечислить их невозможно.

Повышенная общественная опасность преступлений по международному праву определяется, в частности тем, что они, как правило, посягают на несколько непосредственных объектов^[3]. Так, например, объектами геноцида являются безопасные условия жизни национальных, этнических, расовых или религиозных групп (основной объект), а также жизнь, здоровье, права и свобода человека (дополнительный объект).

Среди криминообразующих признаков определенных составов преступлений можно выделить предмет. В качестве такового выступают, например, оружие массового поражения, наркотические средства, порнографические предметы.

В некоторых составах международных преступлений одним из признаков может быть потерпевший. Жертвой преступления геноцида индивид становится не в силу своих личных характеристик, а по причине его принадлежности к определенной группе лиц. Поэтому существенным фактором является определение и выделение признаков той или иной группы населения; к таким признакам относится принадлежность лица к той или иной национальной, этнической, расовой или религиозной группе. В составах военных преступлений одним из потерпевших может быть заложник.

Объективная сторона преступлений в международном праве есть внешнее проявление преступного поведения, которое характеризуется наличием нескольких признаков^[4]. Преступление — прежде всего поступок, деяние человека, отличающееся от других проявлений человеческого поведения наличием общественной опасности. В подавляющем большинстве случаев преступление в международном уголовном праве — это активное поведение, т. е. действие. Особенностью многих международных преступлений, на что обращается внимание в литературе, является их масштабный характер, зачастую представляющий «сложную и разветвленную деятельность многих лиц и организаций, осуществляемую подчас на протяжении нескольких лет и даже десятилетий»^[5]. Такими признаками, без сомнения, обладают «преступления против человечности», к которым в ст. 7 Римского статута МУС отнесены различные преступления (убийства, порабощение, пытки, изнасилование и др.), которые «совершаются в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц…»^[6].

Вместе с тем уголовная ответственность за бездействие также не исключается. Например, Конвенция Организации Объединенных Наций по морскому праву от 10 декабря 1982 г.^[7] фактически обязывает капитана любого судна, в той мере, в какой капитан может это сделать, не подвергая серьезной опасности судно, экипаж или пассажиров:

" а) оказывать помощь любому обнаруженному в море лицу, которому угрожает гибель;

b) следовать со всей возможной скоростью на помощь терпящим бедствие, если ему сообщено, что они нуждаются в помощи, поскольку на такое действие с его стороны можно разумно рассчитывать;

c) после столкновения оказать помощь другому судну, его экипажу и его пассажирам и, когда это возможно, сообщить этому другому судну наименование своего судна, порт его регистрации и ближайший порт, в который оно зайдет" (ст. 98).

Несоблюдение требований Конвенции представляет собой преступное бездействие.

Другим признаком объективной стороны являются вредные последствия. Если для наличия оконченного состава преступления требуется наступление определенных последствий, то такой состав относится к материальным. Например, Европейская конвенция о наказании за дорожнотранспортные преступления от 30 ноября 1964 г. называет среди таковых непредумышленное убийство или телесное повреждение в результате несчастного случая на дорогах. Разумеется, в таких случаях необходимым признаком преступлений будет и причинная связь между деянием и наступившими последствиями.

В большинстве же случаев состав международного преступления сконструирован как формальный, т. е. преступление будет считаться оконченным независимо от наступления (или ненаступления) определенных последствий. Например, согласно положениям Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 3314 (XXIX) от 14 декабря 1974 г. агрессия является преступлением против международного мира и влечет международную ответственность. Статья 3 указанного документа содержит подробный (но не исчерпывающий) перечень действий, которые должны быть квалифицированы в качестве акта агрессии.

К ним относятся:

" а) вторжение или нападение вооруженных сил государства на территорию другого государства или любая военная оккупация, какой бы временный характер она ни носила, являющаяся результатом такого вторжения или нападения, или любая аннексия с применением силы территории другого государства или части ее;

b) бомбардировка вооруженными силами государства территории другого государства или применение любого оружия государством против территории другого государства;

c) блокада портов или берегов государства вооруженными силами другого государства;

d) нападение вооруженными силами государства на сухопутные, морские или воздушные силы, или морские и воздушные флоты другого государства;

e) применение вооруженных сил одного государства, находящихся на территории другого государства по соглашению с принимающим государством, в нарушение условий, предусмотренных в соглашении, или любое продолжение их пребывания на такой территории по прекращении действия соглашения;

1) действие государства, позволяющего, чтобы его территория, которую оно предоставило в распоряжение другого государства, использовалась этим другим государством для совершения акта агрессии против третьего государства;

g) засылка государством или от имени государства вооруженных банд, групп и регулярных сил или наемников, которые осуществляют акты применения вооруженной силы против другого государства, носящие столь серьезный характер, что это равносильно перечисленным выше актам, или его значительное участие в них"^[8].

Очевидно, что все эти проявления агрессии сконструированы как составы формальные.

Иногда так называемым факультативным признакам (время, место, обстановка, способ, орудия и средства совершения преступления) объективной стороны может придаваться характер криминообразующих. Например, в Конвенции ООП по морскому праву от 10 декабря 1982 г. и в Конвенции об открытом море от 29 апреля 1958 г. подчеркивается, что пиратство совершается в открытом море или в месте, находящемся вне юрисдикции какого-либо государства.

Принцип индивидуальной уголовной ответственности является краеугольным камнем международного уголовного права. В ходе первого международного судебного процесса по рассмотрению дел о совершении международных преступлений (Нюрнберг, 1945−1946 гг.) была обозначена важная юридическая проблема: какого рода ответственность за нарушение норм международного права несут государство и индивид. Парируя доводы защиты, настаивавшей на том, что за нарушение норм международного права нс могут быть наказаны отдельные физические лица, Нюрнбергский трибунал указал, что «преступления против международного права совершаются людьми, а не абстрактными категориями, и только путем наказания отдельных лиц, совершающих такие преступления, могут быть соблюдены установления международного права»^[9]. Это наследие Нюрнберга было в целом воспринято и современным международным правом. Так, Римский статут МУС устанавливает, что Суд обладает юрисдикцией только в отношении физических лиц (ст. 25), уточняя, что его юрисдикция не распространяется на лиц, не достигших 18-летнего возраста на момент предполагаемого совершения преступления (ст. 26).

В международном уголовном праве действует презумпция вменяемости субъекта преступления, основанная на том, что любое лицо, достигшее возраста уголовной ответственности, считается вменяемым, пока не доказано иное^[10]. Согласно ст. 31 Римского статута МУС ответственность лица, совершившего деяние в состоянии невменяемости, исключается. Поскольку в нормах международного права не содержится никаких указаний на возможный минимальный возраст уголовной ответственности, то, по крайней мере, в отношении международных преступлений можно сделать следующий вывод: их субъектом является физическое вменяемое лицо, достигшее 18 лет.

Относительно конвенционных преступлений следует сказать, что их субъектом, или, по крайней мере, субъектом некоторых из них, может быть и юридическое лицо. Это вполне определенно указано, например, в ст. 18 Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию от 27 января 1999 г.

Наряду с общим международному праву известен и специальный субъект. В качестве таковых выступают, например, в военных преступлениях — военный командир, начальник, лицо, эффективно действующее в качестве военного командира; при неоказании помощи на море — капитан судна.

Субъективная сторона преступлений в международном праве характеризуется внутренним, психическим отношением виновного к совершенному общественно опасному деянию и наступившим последствиям, которое может быть как умышленным, так и неосторожным. Впрочем, в нормах международного права (в отличие от российского уголовного права) нет прямого указания на то, что преступления могут быть совершены с указанными формами вины. Природа большинства международных преступлений такова, что они могут быть совершены только умышленно. На это прямо указывается, например, в ст. 30 Римского статута МУС: «Если не предусмотрено иное, лицо подлежит уголовной ответственности и наказанию за преступление, подпадающее под юрисдикцию Суда, только в том случае, если по признакам, характеризующим объективную сторону, оно совершено намеренно и сознательно». О намеренности и сознательности говорится соответственно в ст. 2 Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него от 9 декабря 1948 г. и ст. 2 Конвенции о борьбе с торговлей людьми и эксплуатацией проституции третьими лицами от 2 декабря 1949 г. Преднамеренный характер преступлений подчеркивается в ст. 1 Конвенции о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации, от 23 сентября 1971 г. и ст. 3 Конвенции ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ от 20 декабря 1988 г.

Неосторожная форма возможна в составах некоторых преступлений международного характера. О ней упоминается, например, в ст. 2 Международной конвенции по охранению подводных телеграфных кабелей от 14 марта 1884 г., Приложении к Европейской конвенции о наказании за нарушения правил дорожного движения от 30 ноября 1964 г.

Мотивы и цели совершения преступлений в ряде случаев имеют значение для квалификации совершенных деяний. Тогда они становятся обязательными признаками субъективной стороны преступления. Например, «цель продажи», «цель производства», «цель незаконного культивирования, производства или изготовления» являются конструктивными признаками преступлений в сфере незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ, исходя из содержания ст. 3 Конвенции ООП о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ.

При оценке субъективной стороны преступления международное уголовное право закрепляет положения, требующие учитывать возможную ошибку лица в факте или ошибку в праве. Согласно ст. 32 Римского статута МУС ошибка в факте является основанием для освобождения от уголовной ответственности, если она исключает необходимую субъективную сторону данного преступления. Ошибка в праве, когда заблуждение связано с относимостью деяния к преступлению, подпадающему под юрисдикцию Суда, не является основанием для освобождения от уголовной ответственности. Но ошибка в праве может служить основанием для освобождения лица от уголовной ответственности, если она исключает необходимую субъективную сторону этого преступления, либо в порядке, предусмотренном в ст. 33 Статута (приказы начальника и предписания закона).

• [1] Наумов А. В., Кибальник А. Г., Орлов В. Н., Волосюк П. В. Международное уголовное право. С. 111.
• [2] Адельханян Р. А. Военные преступления в современном нраве. М., 2003. С. 101 — 103.
• [3] Это утверждение в большей степени относится к международным преступлениям.
• [4] Подробно об объективной стороне преступления см., например: Кудрявцев В. Н. Объективная сторона преступления. М.: Госюриздат, 1960; Тимейко Г. В. Общее учение об объективной стороне преступления. Ростов н/Д, 1977.
• [5] Международное уголовное право: учеб, пособие / Блищенко И. П. [и др.]; под общ. ред. В. Н. Кудрявцева. М.: Наука, 1999. С. 69.
• [6] СПС «КонсультантПлюс» .
• [7] Подписана от имени СССР в г. Монтего-Бее 10 декабря 1982 г. Ратифицирована (с заявлением) Федеральным законом от 26 февраля 1997 г. № 30-ФЗ. Вступила в силу для Российской Федерации 11 апреля 1997 г. — Прим. ред.
• [8] Международное публичное право: сб. документов: в 2 т. Т. 2. М.: БЕК, 1996. С. 3−5.
• [9] Нюрнбергский процесс: сб. материалов: в 2 т. Т. 2. / под ред. К. П. Горшенина, Р. А. Руденко, И. Т. Никитченко. М., 1954.С. 992.
• [10] Это следует, в частности, из содержания ст. 16 Международного пакта о гражданских и политических правах.