Дж. Бруно. 
Диалоги. О героическом энтузиазме. 
Изгнание торжествующего зверя. О сущности человека. О бытии и материи

БРУНО Джордано (1548−1600) — философ, космолог эпохи Возрождения, жертва римской инквизиции. Известен как натурфилософ, гелиоцентрист, выдвинувший значимые революционные теории. Философские и научные позиции Бруно сильно расходились с догматами церкви. Развивал неоплатонизм и пытался дать философскую интерпретацию учения Коперника в духе натурализма эпохи Возрождения. Целью философии Бруно считал познание не сверхприродного Бога, а природы, являющейся «Богом в вещах» .

Основные труды: «О причине, начале и едином», «О бесконечности, вселенной и мирах», «Диалоги», «О героическом энтузиазме», «Изгнание торжествующего зверя» и др.

Диалоги

" Воздух, через который пробегают тучи и ветры, есть часть земли, так как под словом земля, по его мнению… надо понимать всю эту машину и весь организм в целом, который состоит из частей"^[1].

" Если кто-либо находится на мачте… корабля, плывущего с любой быстротой, то он нисколько не ошибется в движении камня, гак как от прямой из точки на вершине мачты… до точки в основании мачты… ни камень, ни другой брошенный тяжелый предмет не отойдет"^[2].

" Когда я был мальчиком и судил без философского умозрения, то считал, что так думать (речь идет об учении Коперника) — безумие, и полагал, что это учение выдвинуто было кем-нибудь в качестве софистической и хитрой темы и использовалось праздными умами…" Потом, «когда был новичком в вопросах умозрения», считал теорию Коперника ложной, и лишь позднее, в последние годы пребывания в монастыре, он стал считать ее сначала «правдоподобной», потом «просто правильной» и, наконец, «самою правильною»^[3].

Движение, как вследствие внешней силы есть насильственное и случайное. Естественное — начало внутреннее, которое само по себе движет вещь куда следует^[4].

" Нет никакого основания, чтобы бесцельно и без крайней причины неисчислимые звезды, являющиеся многочисленными мирами, даже большими, чем наш, имели бы столь незначительную связь единственно с нашим миром"^[5].

" Главная способность мировой души — всеобщий ум, он же всеобщая физическая действующая причина; он наполняет все, освещает вселенную и побуждает природу производить как следует свои виды"^[6].

" Он является внешней причиной по отношению к отдельным вещам; по отношению к материи он внутренний художник, потому что формирует материю и фигуру изнутри"^[7].

" Сколь бы незначительной и малейшей ни была вещь, она имеет в себе части духовной субстанции, каковая, если находит подходящий субъект, стремится стать растением, стать животным и получать члены любого тела, каковое обычно называется одушевленным"^[8].

Вещи, если они в действительности не обладают одушевленностью и жизнью, все же они обладают ими сообразно началу и известному первому действию"^[9].

" Форма является не чем иным, как известными случайными расположениями материи"^[10].

" Между всеми видами философии тот наилучший, который наиболее удобным и высоким образом выражает совершенство человеческого интеллекта и наиболее соответствует истине природы и, насколько возможно, сотрудничает с ней, угадывая естественным порядком… или устанавливая законы…"^[11].

Духовная и телесная субстанции в конечном счете… сводятся к одному бытию и одному корню^[12].

" Материя не является каким-то почти ничем, т. е. чистой возможностью, голой, без действительности, без силы и совершенства"^[13], — писал он в диалоге «О причине, начале и едином» .

" Материя в самой себе содержит все формы, она является источником действительности, вещью, из которой происходят все естественные виды, она производит формы из своего лона. Следовательно она, развертывающая то, что содержит в себе свернутым, должна быть названа божественной вещью и наилучшей родительницей, породительницей и матерью естественных вещей, а также всей природы и субстанции"^[14].

" Мы не найдем постоянства природных форм, в идеальных отпечатках, отделенных от материи, ибо эти последние являются если не чудовищами, то хуже, чем чудовищами, — я хочу сказать — химерами и пустыми фантазиями"^[15].

Материя столь совершенна, что она, как это ясно при правильном созерцании, является божественным бытием в вещах^[16].

" Итак, вселенная едина, бесконечна, неподвижна. Едина, говорю я, абсолютная возможность, едина действительность, едина форма или душа, едина материя или тело, едина вещь, едино сущее, едино величайшее и наилучшее… Она нс рождается, ибо нет другого бытия, которого она могла бы желать и ожидать, так как она обладает всем бытием. Она не уничтожается, ибо нет другой вещи, в которую бы она могла превратиться, так как она является всякой вещью. Она не может уменьшиться или увеличиться, так как она бесконечна… Она не материя, ибо нс имеет фигуры и нс может ее иметь, она бесконечна и беспредельна. Она нс форма, ибо нс формирует и нс образует другого ввиду того, что она есть все, есть величайшее, есть единое, есть вселенная"^[17].

Единая вселенная не может иметь ничего противоположного или отличного в качестве причины своего изменения"^[18].

" Ничто не порождается в отношении субстанции и не уничтожается, если не подразумевать под этим изменения"^[19]. «Вселенная и любая часть ее едины в отношении субстанции, а потому все бесконечное многообразие качеств и свойств, форм и фигур, цветов и сочетаний есть внешний облик одной и той же субстанции, преходящее, подвижное, изменяющееся лицо неподвижного, устойчивого и вечного бытия»^[20].

" По ступеням познания, поднимаясь от самой низкой ступени природы до самой высшей, поднимаясь от физической всеобщности, которую познали философы, до высоты первообраза, в который верят богословы, если угодно, мы доходим наконец до первичной и всеобщей субстанции, тождественной со всем, которая называется сущим, основанием всех видов и различных форм"^[21].

В едином материя сливается с формой, действительность не отличается от возможности. «В одном, которое в одно и то же время есть бездна и мрак, ясность и свет, начала совпадают»^[22].

" И так как все формы находятся в нем, то, следовательно, к нему приложимы все определения, и благодаря этому противоречащие суждения оказываются истинными"^[23].

" Природа нисходит к произведению вещей, а интеллект восходит к их познанию, но одной и той же лестнице… Нисхождение происходит от единого сущего к бесконечным индивидуумам, подъем — от последних к первому"^[24].

" Когда интеллект хочет понять сущность какой-либо вещи, он прибегает к упрощению… удаляется от сложности и множественности, сводя преходящие акциденции, размеры, обозначения и фигуры к тому, что лежит в основе этих вещей… Интеллект ясно этим показывает, что субстанция вещей состоит в единстве, которое он ищет в истине и в уподоблении"^[25].

" Когда мы стремимся… к началу и субстанции вещей, мы продвигаемся по направлению к неделимости"^[26].

" Кто хочет познать наибольшие тайны природы, пусть рассматривает и наблюдает минимумы и максимумы противоречий и противоположностей. Глубокая мудрость заключается в умении вывести противоположности, предварительно найдя точку соединения"^[27].

" Бог движет все, он дает движение всему, что движется", «Бог есть субстанция, универсальная в своем бытии, субстанция, благодаря которой все существует; он есть сущность — источник всякой сущности, от которой все обретает бытие… Он — глубочайшая основа всякой природы»^[28].

" Это деятельное начало не может быть другим, чем оно есть… и необходимым образом не может делать иначе, чем оно делает… Он — в вещах". «Глупо и дерзко называть природой то, что нельзя обнаружить ни в акте, ни в потенции вещей, и называть порядок вещей божественным, как будто бы природа и бог суть два противоположных начала»^[29].

" От определенной и известной деятельности неизменным образом зависит определенное и известное действие"^[29].

" Утверждение, что вселенная находит свои пределы там, где прекращается действие наших чувств, противоречит всякому разуму, ибо чувственное восприятие является причиной того, что мы заключаем о присутствии тел; но его отсутствие, которое может быть следствием слабости наших чувств, а не отсутствия чувственного объекта, недостаточно для того, чтобы дать повод хотя бы для малейшего подозрения в том, что тела не существуют"^[31].

" Величайшие ослы мира (деятели Реформации), те, которые, будучи лишены всякой мысли и знаний, далекие от жизни и цивилизации, загнивают в вечном педантизме, по милости неба реформируют безрассудную и испорченную веру, лечат язвы прогнившей религии и, уничтожая злоупотребления предрассудков, снова штопают прорехи в ее одежде"^[32].

" Господь отверз уста ослицы, и она заговорила. Ее авторитетом, ее ртом, голосом и словами укрощена, побеждена и попрана надменная, гордая и дерзкая светская наука и ниспровергнуто всякое высокомерие, осмеливающееся поднять голову к нему; ибо бог избрал слабое, чтобы сокрушить силы мира, вознес к вершине уважения глупое, так как-то, что не могло быть оправдано знанием, защищается святой глупостью и невежеством и этим осуждается мудрость мудрых и отвергается разумение разумных"^[32].

" Святые христианские доктора и раввины — это они унижали человеческий разум и утверждали суетность науки и знания. Это они перестали двигаться, сложили или опустили руки, закрыли глаза, изгнали всякое собственное внимание и изучение, осудили всякую человеческую мысль, отреклись от всякого естественного чувства и, в конце концов, уподобились ослам. Они не могли сорвать, как Адам, запретный плод с древа познания или похитить подобно, Прометею небесный огонь у Юпитера и зажечь им свет разума"^[34].

" Духовное начало так же не может существовать без тела, как и тело, движимое и управляемое им, с ним единое, с его отсутствием распадающееся, не может быть без него" .

" Единая духовная субстанция соединяется либо с одним видом тела, либо с другим и на основании разнообразия и сочетания органов тела имеет различные степени совершенства ума и действий. Когда этот дух или душа находятся в пауке, имеется определенная деятельность… соединенная же с человеческим отпрыском, она приобретает другой ум, другие орудия, положения и действия"^[35]. Даже у самых одаренных животных не то телосложение, чтоб можно было иметь ум с такими способностями, как у человека^[36].

" Что было бы если бы человек имел ум вдвое больше теперешнего и, деятельный ум блистал бы у него ярче, чем теперь, но при всем этом руки его преобразились бы в две ноги, а все прочее осталось бы таким, как и теперь? Скажи мне, разве в таком случае не претерпели бы изменение нынешние формы общения людей?.. Как в таком случае были бы возможны открытия учений, изобретения наук, собрания граждан, сооружения зданий и многие другие дела, которые свидетельствуют о величии и превосходстве человечества и делают человека поистине непобедимым триумфатором над другими видами животных? Все это, если взглянешь внимательно, зависит в принципе нс столько от силы ума, сколько от руки, органа органов"^[37].

О героическом энтузиазме

" Может быть, я стою за запрещение священного установления природы? Не собираюсь ли я попытаться избавить себя или других от сладкого и любимого ига, возложенного нам на шею божественным провидением?.. Нет, нет, нс допустил господь, чтоб нечто подобное могло запасть мне в голову"^[38].

" Итак, хотя мудрый видит все вещи в изменении, задача познания — уловить и установить за внешней изменчивостью вещей постоянство природных законов"^[39]

" В процессе познания чувство поднимается к воображению, воображение — к рассудку, рассудок — к интеллекту, интеллект — к уму"^[40].

" По сущности своей душа есть в боге, который и есть ее жизнь и при помощи умственной деятельности… соотносится к его свету и блаженному объекту"^[41].

" Не все могут достигнуть того, чего могут достигнуть один-два человека, достаточно, чтобы стремились все; достаточно, чтобы всякий делал это в меру своих возможностей"^[42]. Процесс познания бесконечен. Хотя человеческий ум «конечен в себе», он «бесконечен в объекте», ибо предмет познания — бесконечная вселенная. Человечество не сможет достигнуть абсолютного знания. «Оно никогда не будет совершенным в той степени, чтобы величайший объект мог быть познан, но лишь постольку, поскольку наш интеллект способен к познаванию; для этого достаточно, чтобы божественная красота представилась ему в том и в ином состоянии, соответственно тому, как расширился горизонт его зрения»^[43].

" Умственная сила никогда нс успокоится, никогда не остановится на познанной истине, но все время будет идти вперед и дальше, к непознанной истине"^[44].

" За трудом пусть следует приобретение". «Нужно, чтобы на свете существовали ремесленники, механики, земледельцы, слуги, пехотинцы, простолюдины, бедняки, учителя и им подобные, иначе не могли бы быть философы, созерцатели, возделыватели душ, покровители, полководцы, люди благородные, знаменитые, богатые, мудрые и прочие подобные богам»^[5]. «Не следует брать во внимание такие желания, как желание подданных занять более высокое место и стремление простых сравняться с благородными» , — писал он, видя в этом «извращение и смешение порядка вещей, в результате которого в конце концов на смену пришло бы некое среднее и животное равенство, как это случается в некоторых заброшенных и некультурных государствах»^[46].

Изгнание торжествующего зверя

" Сама природа… есть не что иное, как бог в вещах"^[47].

" Я с детства стал врагом католической веры… видеть не мог образов святых, а почитал лишь изображение Христа, но потом отказался также и от него, решительно отвергал почитание «святых образов». Божество не только в ящерице и скорпионе, но и в луковице и чесноке присутствует действеннее, чем в какой-либо неодушевленной картине и статуе"^[48].

" Только бессмысленные и глупые идолопоклонники… ищут божества, не имея о нем никакого представления, в останках мертвых и бездыханных предметов"^[48].

" Молиться святым — вздор, потому что они не могут быть заступниками за нас"^[50]. «Сколь несравнимо хуже тот культ, и насколько позорнее грешат те люди, что без всякой пользы и нужды… обоготворяют зверей и даже куда хуже, чем зверей… Ибо в конце концов их обожание дошло до людей смерт ных, ничтожных, бесчестных, глупых, порочных, фанатичных, бесславных, несчастных, одержимых злыми духами, которые, и будучи живыми, ничего сами по себе не стоили да едва ли и мертвыми стали ценны»^[51].

" Религиозные фанатики смертную казнь определят тому, кто будет исповедовать религию разума"^[52].

" Всяк хвалит золотой век, когда люди были ослами, не умели обрабатывать землю, не знали господства одних над другими, когда один не понимал больше, чем другой, когда они ютились в подземельях и пещерах…"^[53]. Человек на заре своего существования еще только начал выделяться из животного царства, «люди благодаря праздности были не доблестней зверей нашего времени, а, может, даже глупее многих зверей», «люди все более и более удалялись от звериного естества и благодаря усердному и настойчивому занятию все более приближались к божественному естеству»^[54].

" Трудолюбие, промышленность, воинские упражнения и военное искусство, которыми поддерживаются мир и власть в отечестве, варвары побеждаются, укрощаются и приводятся к гражданской жизни и человечному общежитию, уничтожаются культы, религии, жертвоприношения и законы бесчеловечные, свинские, грубые и зверские"^[55].

" Предназначенный для пользы человеческого общежития, закон должен существовать, дабы беззащитные ограждены были от власть имущих, слабые не угнетались сильными, низлагались тираны, назначались и утверждались справедливые правители и цари, поощрялись республики, насилие не подавляло разума, невежество не презирало науку, богатые помогали бедным, добродетели и занятия, полезные и необходимые обществу, поощрялись, поддерживались и развивались"^[56].

В этом обществе, основанном на власти закона, не должно быть феодальных привилегий и преимуществ, «дабы бремя управления уравновешивалось достоинствами и способностями подданных, чтобы должности не распределялись сообразно степеням родства, благородству, титулам и богатству, но сообразно добродетелям, оплодотворенным подвигами»^[57].

" Труд изобрел твое и мое… разделил и сделал собственностью одного или другого не только землю (данную всем живущим на ней), но даже моря и — того гляди — скоро даже и воздух. Не он ли положил предел чужой радости и сделал так, что-то, чего было вдоволь для всех, стало в избытке у одних и в нехватке у других; отчего одни против своей воли стали жиреть, а другие умирать с голоду". «Злодеяний захватных и собственнических законов моего и твоего, по которым тот справедливее, кто более сильный собственник»^[3].

" Церковь совершает грех, запрещая женщин, ибо с ними можно иметь дело, не впадая в грех, так как при этом соблюдается повеление бога. Чего хотят эти невежественные попы? Нужно, чтобы, по крайней мере, у каждого была жена"^[59].

" В ожидании своей смерти, своего превращения, своего изменения, да не будет он (человек) праздным и нерадивым в мире!"^[60]

" Прочь от меня всякое безобразие, всякое безделье, неряшливость, ленивая праздность!"^[61]

" Боги одарили человека умом и руками, сотворив его по своему подобию и одарив способностями свыше всех животных и свободой выбора. Но, конечно, эта свобода, если будет расходоваться праздно, будет бесплодной и тщетной… Поэтому-то провидение и определило человеку действовать руками, а созерцать умом так, чтобы он не созерцал без действия и не действовал без размышления"^[62].

" Возьми Фортуну за волосы, ускоряй, если тебе это покажется нужным, бег ее колеса! Труд должен стать для человека высоким наслаждением"^[63].

Бруно о сущности человека^[64]

Себасто. Так что вы определенно думаете, что душа человека по своей субстанции тождественна душе животных и отличается от нее лишь фигурацией?

Онорио. Душа у человека в своем роде и в своем специфическом существе та же, что и у мухи, у морских устриц, у растений и любой одушевленной и имеющей душу вещи, так как нет тела, которое не имело бы в себе самом более или менее живой или совершенной связи с духом. Но этот дух роком или провидением, законом или фортуной соединяется либо с одним видом тела, либо с другим и, на основании разнообразия и сочетания органов тела, имеет различные степени совершенства ума и действий. Когда этот дух, или душа, находится в пауке, имеется определенная деятельность, определенные коготки и члены в таком-то числе, величине и форме; соединенная же с человеческим отпрыском, она приобретает другой ум, другие орудия, положения и действия. Допустим, если бы это было возможно (или если бы это фактически случилось), что у змеи голова превратилась бы в человеческую голову, откинулась назад и выросло бы туловище такой величины, каким оно могло стать за время жизни этого вида животных; допустим, что язык у нее удлинился, расширились плечи, ответвились руки и пальцы, а там, где кончается хвост, образовались ноги. В таком случае она понимала бы, проявляла бы себя, дышала бы, говорила, действовала и ходила бы не иначе, чем человек, потому что была бы не чем иным, как человеком.

Наоборот, и человек был бы не чем иным, как змеей, если бы втянул в себя, как внутрь ствола, руки и ноги, если бы все кости его ушли на образование позвоночника; так он превратился бы в змею, приняв все формы ее членов и свойства ее телосложения. Тогда высох бы его более или менее живой ум; вместо того чтобы говорить, он испускал бы шипенье; вместо того чтобы ходить, он ползал бы; вместо того чтобы строить дворцы, он рыл бы себе норы, и ему подходила бы не комната, а яма; и как раньше он имел одни, теперь он имел бы другие члены, органы, способности и действия. Ведь у одного и того же мастера, по-иному снабженного разными видами материала и разными инструментами, по-разному обнаруживаются устремления ума и действия.

Затем легко допустить, что многие животные могут иметь больше способностей и много больше света ума, чем человек (не в шутку говорил Моисей о змее, называя ее мудрейшим из всех земных животных); однако по недостатку органов они ниже человека, тогда как последний по богатству и разнообразию органов много выше их. А чтобы убедиться в том, что это истина, рассмотрим повнимательнее и исследуем самих себя; что было бы, если бы человек имел ум, вдвое больше теперешнего, и деятельный ум блистал бы у него ярче, чем теперь, но при всем этом руки его преобразились бы в две ноги, а все прочее осталось бы таким, как и теперь? Скажи мне, разве в таком случае не претерпели бы изменения нынешние формы общения людей? Как могли бы образоваться и существовать семьи и общества у существ, которые в той же мере или даже больше, чем лошади, олени, свиньи, рискуют быть пожранными многочисленными видами зверей и которые стали бы подвергаться большей и более верной гибели? И, следовательно, как в таком случае были бы возможны открытия учений, изобретения наук, собрания граждан, сооружения зданий и многие другие дела, которые свидетельствуют о величии и превосходстве человечества и делают человека поистине непобедимым триумфатором над другими видами животных? Все это, если взглянешь внимательно, зависит в принципе не столько от силы ума, сколько от руки, органа органов.

Себасто. А что ты скажешь об обезьянах и медведях, у которых, если не захочешь признать наличие рук, все же имеется орудие не хуже руки?

Онорио. У них не то телосложение, чтоб можно было иметь ум с такими способностями; потому что у многих других животных, вследствие грубости и низости их физического сложения, всеобщий разум не может запечатлеть такую силу чувства в подобных душах. Поэтому сделанное мною сравнение должно быть распространено на самые одаренные породы животных.

Себасто. А попугай разве не имеет органа, в высшей степени способного выражать какие угодно членораздельные слова? Почему же он тогда так тупо, с таким трудом и так мало может сказать, притом не понимая того, что говорит?

Онорио. Потому что он обладает не понятливостью и памятью, равноценной и сродной той, что имеется у людей, но лишь тем, что соответствует его породе; в силу этого он не нуждается, чтобы другие обучали его летать, отыскивать еду, отличать здоровую пищу от ядовитой, рождать, вить гнезда, менять жилище, чинить сто для защиты от плохой погоды и заботиться о нуждах жизни не хуже, а частью и лучше и легче, чем человек.

О бытии и материи^[65]

Теофил. Итак, Демокрит и эпикурейцы, которые все нетелесное принимают за ничто, считают в соответствии с этим, что одна только материя является субстанцией вещей, а также божественной природой, как говорит некий араб, по прозванию Авицеброн, что он показывает в книге иод названием Источник жизни. Эти же самые, вместе с киренаиками, киниками и стоиками, считают, что формы являются не чем иным, как известными случайными расположениями материи. И я долгое время примыкал к этому мнению единственно потому, что они имеют основания, более соответствующие природе, чем доводы Аристотеля. По, поразмыслив более зрелым образом, рассмотрев больше вещей, мы находим, что необходимо признать в природе два рода субстанций: один — форма и другой — материя; ибо необходимо должна быть субстанциальнейшая действительность, в которой заключается активная потенция всего, а также наивысшая потенция и субстрат, в которой содержится пассивная потенция всего: в первой имеется возможность делать, во второй — возможность быть сделанным…

Никто не может помешать вам пользоваться названием материи по вашему способу, как, равным образом, у многих школ она имела разнообразные значения…

Итак, подобно тому, как в искусстве, при бесконечном изменении (если бы это было возможно) форм, под ними всегда сохраняется одна и та же материя, — как, например, форма дерева — это форма ствола, затем — бревна, затем — доски, затем — сиденья, затем — скамеечки, затем — рамки, затем — гребенки и т. д., но дерево всегда остается тем же самым, — так же и в природе, при бесконечном изменении и следовании друг за другом различных форм, всегда имеется одна и та же материя.

Гервазий. Как можно подкрепить это уподобление?

Теофил. Разве вы не видите, что-то, что было семенем, становится стеблем, из того, что было стеблем, возникает колос, из того, что было колосом, возникает хлеб, из хлеба — желудочный сок, из него — кровь, из нее — семя, из него — зародыш, из него — человек, из него — труп, из него — земля, из нее — камень или другая вещь, и так можно прийти ко всем природным формам…

Ноланец утверждает следующее: имеется интеллект, дающий бытие всякой вещи, названный пифагорейцами и Тимеем подателем форм; душа — формальное начало, создающая в себе и формирующая всякую вещь, названная ими же источником форм; материя, из которой делается и формируется всякая вещь, названная всеми приемником форм.

Диксон. …Формы не имеют бытия без материи, в которой они порождаются и разрушаются, из лона которой они исходят и в которое возвращаются. Поэтому материя, которая всегда остается той же самой и плодоносной, должна иметь главное преимущество быть познаваемой как субстанциальное начало, в качестве того, что есть и вечно пребывает. Все же формы в совокупности следует рассматривать лишь как различные расположения материи, которые уходят и приходят. Материя… по их мнению, есть начало, необходимое, вечное и божественное, как полагает мавр Авицеброн, называющий ее богом, находящимися во всех вещах…

Теофил. …В самом теле природы следует отличать материю от души, и в последней отличать этот разум от его видов. Поэтому мы называем в этом теле три вещи: во-первых, всеобщий интеллект, выраженный в вещах; во-вторых, животворящую душу всего; в-третьих, предмет. Но на этом основании мы не будем отрицать, что философом является тот, кто в своей философии приемлет это оформленное тело, или, как я предпочел бы сказать, это разумное животное, и начинает с того, что берет за первые начала некоторым образом члены этого тела, каковы воздух, земля, огонь; далее — эфирная область и звезды; далее — дух и тело; или же — пустое и полное…

Диксон. Итак… Вы утверждаете, что, не совершая ошибки и не приходя к противоречию, можно дать различные определения материи.

Теофил. Верно, как об одном и том же предмете могут судить различные чувства и, одна и та же вещь может рассматриваться различным образом. Кроме того, как уже было отмечено, рассуждение о вещи может производиться различными головами. Много хорошего высказали эпикурейцы, хотя они и не поднялись выше материального качества. Много превосходного дал для познания Гераклит, хотя он и не вышел за пределы души. Анаксагор сделал успехи в познании природы, ибо он не только внутри ее, но, быть может, и вне, и над нею стремился познать тот самый ум, который Сократом, Платоном, Трисмегистом и нашими богословами назван богом.

…Имеется первое начало Вселенной, которое равным образом должно быть понято как такое, в котором уже не различаются больше материальное и формальное и о котором из уподобления ранее сказанному можно заключить, что оно есть абсолютная возможность и действительность. Отсюда не трудно и не тяжело прийти к тому выводу, что все, сообразно субстанции, едино, как это, быть может, понимал Парменид, недостойным образом рассматриваемый Аристотелем.

Диксон. Итак, вы утверждаете, что, хотя и спускаясь по этой лестнице природы, мы обнаруживаем двойную субстанцию — одну Духовную, другую телесную, но в последнем счете и та и другая сводятся к одному бытию и одному корню.

• [1] Бруно Дж. Диалоги. М.: Политиздат, 1949. С. 114.
• [2] Там же. С. 117.
• [3] Там же. С. 131.
• [4] Бруно Дж. Диалоги. С. 143.
• [5] Там же. С. 154.
• [6] Там же. С. 203.
• [7] Там же. С. 204.
• [8] Там же. С. 211.
• [9] Там же. С. 212.
• [10] Там же. С. 226.
• [11] Там же. С. 238−239.
• [12] Там же. С. 247.
• [13] Там же. С. 264.
• [14] Там же. С. 267.
• [15] Бруно Дж. Диалоги. С. 269.
• [16] Там же. С. 271.
• [17] Там же. С. 273−274.
• [18] Там же. С. 274.
• [19] Там же. С. 278.
• [20] Там же. С. 280.
• [21] Там же. С. 280−281.
• [22] Там же. С. 282−283.
• [23] Там же. С. 282.
• [24] Там же. С. 282−285.
• [25] Бруно Дж. Диалоги. С. 284.
• [26] Там же. С. 285.
• [27] Там же. С. 291.
• [28] Там же. С. 325.
• [29] Там же. С. 317.
• [30] Там же. С. 317.
• [31] Там же. С. 357.
• [32] Там же. С. 464.
• [33] Там же. С. 464.
• [34] Бруно Дж. Диалоги. С. 485.
• [35] Там же. С. 490.
• [36] Там же. С. 492.
• [37] Там же. С. 491−492.
• [38] Бруно Дж. О героическом энтузиазме. М.: ГИХЛ, 1953. С. 19.
• [39] Там же. С. 44.
• [40] Там же. С. 80.
• [41] Там же. С. 60.
• [42] Бруно Дж. О героическом энтузиазме. С. 62.
• [43] Там же. С. 62.
• [44] Там же. С. 140.
• [45] Там же. С. 154.
• [46] Там же. С. 155.
• [47] Бруно Дж. Изгнание торжествующего зверя. СПб.: Огни, 1914. С. 16.
• [48] Там же. С. 163.
• [49] Там же. С. 163.
• [50] Там же. С. 381.
• [51] Бруно Дж. Изгнание торжествующего зверя. С. 175−176.
• [52] Там же. С. 169.
• [53] Там же. С. 468.
• [54] Там же. С. 135.
• [55] Там же. С. 184.
• [56] Там же. С. 79.
• [57] Там же. С. 159.
• [58] Там же. С. 131.
• [59] Бруно Дж. Изгнание торжествующего зверя. С. 390.
• [60] Там же. С. 10.
• [61] Там же. С. 122.
• [62] Там же. С. 134−135.
• [63] Там же. С. 120−121.
• [64] Бруно Дж. Тайна Пегаса, с приложением килленского осла // Диалоги. С. 490−492.
• [65] Бруно Дж. Диалоги. С. 226−227, 229−230, 235−240, 247.