Средневековая мысль: основные проблемы

В результате освоения учебного материала главы студент должен:

знать

• содержание основных направлений и проблем средневековой философии, иметь представление о своеобразии ее исторического наследия;

уметь

• • показывать связь истории средневековой мысли с общей перспективой развития европейской культуры и философии;
• • раскрывать значение главных учений и их роль в становлении базовых смыслов европейского философствования;

владеть

• основным понятийным аппаратом, выработанным в истории средневековой философии.

Своеобразие и основные принципы средневекового философствования

История средневекового философствования неразрывно связана с духовным наследием христианства, с непримиримыми богословскими спорами и с тонкими теологическими штудиями. Своеобразие средневековой мысли обусловлено становлением христианской религии в качестве господствующей формы общественного мировоззрения и утверждением Церкви в роли главного социального института Европы. В данном контексте мысль средневековой эпохи предстает в статусе «философствования в вере» .

Первый этап ее развития — апологетика — получил название от жанра особой религиозно-назидательной литературы (от греч. apologia - оправдание). Мыслители, жившие на рубеже II—III вв. н.э., разъясняли и оправдывали в своих сочинениях значение христианского вероучения, вокруг которого в Древнем Риме сложилось множество различных невероятных слухов. Апологеты — Иустин Философ, Климент Александрийский, Татиан, Тертуллиан, Ориген и др. — поставили важные проблемы интерпретации библейских текстов, понимания человеческой истории и порядка сотворенного мира, отношения к античной философской традиции. Их труды явились первым опытом христианской рефлексии.

Второй этап — патристика (от лат. pater — отец) — характеризуется утверждением системы догматов христианского вероучения. Это была эпоха Отцов Церкви. К ним относятся Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин (в Византийской империи), Иларий Пиктавийский, Иероним Стридонский, Амвросий Медиоланский, Аврелий Августин, Северин Боэций (на латинском западе). Этот период охватывает IV—VIII вв., когда разрешаются сложные богословские вопросы и оформляется официальная доктрина христианства.

Третий этап — схоластика (от греч. scholastike — школьный, ученый) относится к западноевропейской культуре и связан с развитием городских школ и университетов в XI—XIV вв. Ее главные представители — Петр Абеляр, Альберт Великий, Фома Аквинский, Сигер Брабантский, Дунс Скот, Уильям Оккам — стремились систематизировать христианское вероучение, опираясь на богословие Августина и философское наследие Аристотеля.

Средневековая культура — это эпоха торжества монотеизма (признания единого Бога-Творца), когда ветхозаветные истины библейского Откровения были представлены в постулатах религиозных доктрин иудаизма, христианства и ислама. Космическая гармония и вселенский миропорядок приобретают значение божественного творения, которое осуществляется «из ничто». Акт творения имеет сверхъестественный, чудесный характер. Универсум утрачивает самодостаточность перед лицом всемогущего БогаТворца, по произволению которого свершаются все судьбы мира. Таким образом, в рамках средневековой мысли мир и существование человека в нем задаются принципом теоцентризма, когда Бог выступает в качестве истока бытия всего сущего и воспринимается в качестве уникального основания всех метафизических сущностей и жизненных смыслов. Универсум существует лишь в силу действия божественного Вседержителя. В этом смысле Вселенная в ее средневековом понимании — это не гармония космоса и саморазвивающаяся природа, что было характерно для античной философской мысли, а сущее, сотворенное Богом.

Принцип теоцентризма определил в традиции Средневековья формирование особого отношения к сфере религиозной веры. Формальный характер римской религиозности, основанной на принципе «даю, чтобы дал ты», сменился торжеством личного понимания Бога. Политеизм римлян принципиальным образом отличается от уникального призвания, которым связаны приверженцы христианского учения. Вера христианской религии приобрела иное измерение. Она стала не просто актом культурной традиции, соединяющей с наследием предков, а утвердила особую действенность определенных жизненных смыслов. С одной стороны, с точки зрения теоцентризма пути мира изначально заповеданы божественным промыслом, поэтому человеку остается лишь уповать на милость Божью. С другой стороны, сам факт уникальности творения всего сущего «из ничто» вел к признанию абсолютности воли божественного творца. Только в рамках монотеистической религиозности Божественное начало не определяется горизонтами Судьбы, а вершит их в полной мере, поэтому человек может просить о милости. Бог приобретает статус внутреннего «Ты», сурового судьи, ведающего всеми внешними событиями и помыслами людей, но одновременно милосердного сподвижника, способного простить и понять. Поэтому средневековый человек всегда помнил и знал о незримом присутствии Бога, каялся и почитал его.

Стремление постичь скрытый смысл божественного провидения, изначальную волю и действие Бога-Творца в мире обусловливало широкое аллегорическое толкование библейских текстов, исторических событий и природных катаклизмов. Символизм — таков принцип, пронизывавший всю жизнь средневекового человека. Для людей средневековой эпохи универсум был наполнен религиозной назидательностью и обнаруживал высшую природу Творца, являя своеобразное Откровение божественного сущего. Символическое значение Вселенной задавалось проекцией зеркального отражения Творца в книге природы, которая предстает своего рода дополнением к книгам Священного Писания. При этом вся средневековая символика обладала особой действенной силой, способствовала либо восхождению к Богу, либо падению в чертоги ада. Позиция символического универсума подразумевала некий онтологический статус. Символ для Средневековья — не просто условность, имеющая характер договора, но нечто бытийное, обладающее уникальным значением. При таком понимании вещи воспринимались не в своем непосредственном обличии, а в ином, выходящем за рамки существующей действительности, и только таким образом обретали достойное место во всеобщем порядке Вселенной. Всякое сущее соотносилось со сверхъестественным духовным определением. Весь мир в средневековом понимании предстает в образе храма, церкви и соборы содержали многочисленные символы, отражавшие полноту универсума и воспроизводившие всю его величественную структуру. Храмы были наполнены самыми разными символами, отсылавшими верующих к событиям христианской истории, к деятельности святых, к их чудесам.

Принцип иерархизма является следующим важным основанием средневековой мысли и культуры. Вся система средневекового мира развертывается в перспективе иерархического порядка сотворенного сущего. Любая вещь существует исключительно на соответствующей ее рангу ступени вселенской лестницы. Она удерживается в силу причастности к своему уникальному месту в общем строении бытия. Иерархическое мировосприятие было присуще всем средневековым теологическим построениям. Данная позиция пронизывала все социальные уклады средневекового общества. Человек Средневековья не мыслил себя вне рамок определенной иерархии, вне строгих общественных требований и стандартов, его статус задавался принадлежностью к определенному объединению, группе. Он утрачивал свою социальную диспозицию, если выпадал из соответствующей сто роду и профессиональной деятельности страты.

В изначальных смыслах христианской религиозности было постулировано, что человек создан по «образу и подобию Божьему». Именно в этом горизонте христианского мировидения утверждалась концепция средневекового персонализма, следуя которой человек приобретал более фундаментальное значение, чем вся гармоничная структура космического мироустройства. В ней развертывалась проекция «внутреннего человека», эксплицировались его духовные смыслы. Человек есть центр Вселенной, в нем реализуется драма истории. Однако концентрация на личности человека, транслируемая в рамках средневековой культуры, с учетом всевозможных оговорок сопровождалась признанием господства греха в глубинах его природы. Индивид пес в себе начало зла, многочисленные диссонансы и противоречия, присущие его воле и разуму, обусловленные непослушанием первых людей, грехопадением Адама и Евы.

Персонализм, свойственный средневековой религиозности, характерным образом отразился в размышлениях Аврелия Августина (354−430), одного из главных христианских богословов латинского Запада периода патристики. В его известном сочинении «Исповедь» представлена драматичная история долгого и сложного пути мыслителя к вере. Он стремился постичь глубины личности, «бездну» человеческой души. При этом психологические переживания Августина были сопряжены с религиозными откровениями. Так развертывалась идея христианского персонализма. Согласно учению Августина, человек обладает особыми способностями: ожидания, внимания и памяти. Наше восприятие времени развертывается в единой перспективе длительности: о прошлом мы помним, настоящее переживаем, на будущее уповаем. Тем самым человек оказывается способен преодолеть парадокс времени. Дело в том, что спрашивая о некотором моменте сейчас, я сталкиваюсь с тем, что в ходе акта вопрошания этот миг ускользает в прошлое, но способность помнить, как и возможность предугадывать будущие события, позволяет мне схватывать время в его текучести. Подобная психологическая интерпретация времени у Августина переводит данную проблематику из плана космического мировосприятия в исторический горизонт, когда место совершенного и замкнутого в себе космоса занимает перспектива событий священной истории. При этом историчность в понимании Августина укоренена в вечности как исток времени и задается герменевтикой библейских событий.

Порядок Космоса, вселенская гармония отступают в миросозерцании Августина на второй план, они не исчерпывают исторической драмы человечества. Вся суть проекции божественного творения концентрируется вокруг судеб человека. Он занимает особое место в мироздании и как бы центрирует универсум. Человек связывает времена, его позиция во Вселенной обусловлена не только стремлением к спасительной вечности, но и пониманием временности, конечности всего сотворенного сущего. Данные интерпретации были развернуты Августином в незавершенном трактате «О Граде Божьем». Человеческое сообщество в своем становлении проходит шесть стадий, подобно шести дням творения. Их периодизация задается соответствующими этапами библейской истории. Первый период — это время от Адама до гибели человечества в водах всемирного потопа, второй длится до эпохи Авраама, заключившего «завет» с Богом, третий — до царства Давида, четвертый — до Вавилонского пленения, пятый — до рождества Христова, шестой продолжается до Страшного суда, а седьмой завершит земную историю. Таким образом, развитие человечества предопределено. Но это не означает, что история в концепции Августина лишена внутреннего динамизма. Напротив он считал, что ее осуществление предполагает борьбу двух Градов — земного и небесного.

В одном господствуют эгоисты, которые презрели Бога и его заповеди, в другом живут праведники, которые любят Бога до презрения к себе. Таким образом, два Града соприсутствуют в условиях этого века. Война и противоборство, подчинение одних и господство других стали основой земного «греховного» существования человечества.

Средневековая культура обнаруживает главное измерение человеческого существования в сфере экспликации духовных смыслов истории. Человек реализует себя в горизонте теологических определений, в свете божественной истины библейского Откровения. Тем самым, с одной стороны, формируется особое чувство сакральной детерминации общественных процессов, с другой стороны, появляется специфическое понимание всего происходящего в мире. Торжество античного циклического восприятия времени, развертывающегося в неизбывном круге повторения того же самого, сменяется перспективой утверждения божественной телеологии и связывается с осуществлением вселенского целеполагания «с точки зрения вечности» .

Принцип средневековой телеологии истории приобретает имманентно-трансцендентный характер. Ему присуща внутренняя богословская логика, совмещающая божественный Логос с земным историко-культурным процессом. Но это не естественная проекция человеческих идей и понятий, о чем будут рассуждать мыслители Просвещения. Всякое действие для средневекового человека соотносилось с неким высшим трансцендентным предназначением и только таким образом приобретало подлинный статус в исторической реальности. Все хроники и жизнеописания обязательно предполагают экстраполяцию вечных библейских истин, апелляцию к богословским символам. При этом Средневековье открывает линейное восприятие времени, вселенскую телеологию истории. Библейское Откровение задает перспективу трех измерений: прошлого как чудодейственного акта изначального творения всего сущего «из ничто», настоящего как переживания событий священной истории (пророчеств, прихода Мессии) и будущего как свершения всех исторических судеб посредством Страшного суда (последнего дня). Таким образом, у человеческой истории появляется всеобщий универсальный теологический смысл, заповеданная Богом цель, которая должна привести к окончательной победе добра над злом, к преодолению первородного греха прародителей человечества.

Кроме того, в основании духовной культуры Средневековья лежит еще один важный принцип, который может быть определен как традиция Слова, так как вся перспектива средневековых размышлений генетически укоренена в библейской истине Откровения, в текстах Священного Писания. При этом авторитет Божественного Слова воспринимался в качестве «согласования несогласного», т. е. с его помощью можно было преодолеть все противоречия и разногласия. Всякая мысль обретала каноническую правильность и догматическую корректность только в горизонте признанного Церковью и богословским сообществом авторитетного мнения. По сути, средневековая философия занималась перманентным комментированием и компиляцией всевозможных ученых мнений. В университетской науке Средневековья в рамках теологических дискуссий даже существовал специальный прием доказательств — «аргумент от Слова». Знание многочисленных авторитетов, запоминание огромного богословского и философского материала являлись важнейшими требованиями системы средневекового образования.